"Ваниль и шоколад" - читать интересную книгу автора (Модиньяни Ева)

2

Пенелопа закончила четвертый класс начальной школы, и ее записали в среднюю, после чего, как обычно, уехала вместе с матерью на летние каникулы в Чезенатико. Отношения у нее с матерью окончательно испортились: Пенелопа беспричинно дерзила и не упускала случая затеять ссору, Ирене с трудом удавалось удерживать дочку в рамках.

Однажды июльским вечером, после ужина, Пенелопа вошла в спальню родителей, где Ирена, сидя перед зеркалом, красилась перед тем, как отправиться в отель «Мирамар», где у нее была назначена встреча с приятельницами.

– Мама, можно мне пойти посмотреть «Ромео и Джульетту»?

Простое белое платье облегало изящную и стройную фигуру Ирены, красиво оттеняя загорелую кожу на обнаженных плечах и руках. Она наносила грим, пристально вглядываясь в зеркало, при появлении дочери Ирена оглянулась через плечо.

– Что-то ты начала полнеть в последнее время, – озабоченно заметила она. – И волосы опять взлохмачены! Ты что, причесаться не можешь? – Положив карандаш на мраморную подставку, Ирена протянула руку и провела пальцами по спутанным волосам дочери, а потом сокрушенно покачала головой. – Колючие и вечно взъерошенные, как у отца. Тут уже ничего не поделаешь…

– Не всем же быть такими красавицами, как ты, – ответила девочка с вызовом. – Ну так что, – повторила она настойчиво, – можно мне пойти?

Ирена и вправду была ослепительно хороша. В свои двадцать восемь лет она выглядела по крайней мере на десять лет моложе. Каштановые волосы, гладкие и блестящие, как шелк, перехваченные белым перламутровым обручем, каскадом падали на плечи Ирены. Крупные жемчужные серьги в виде виноградных гроздьев словно бросали загадочный отблеск на позолоченную солнцем кожу. Пенелопа безуспешно пыталась обнаружить хоть какое-нибудь сходство между собой и матерью.

– Куда пойти? – спросила Ирена, вновь принимаясь красить веки.

– На площадь. Сегодня там дает спектакль труппа из Романьи. «Ромео и Джульетту», – пояснила девочка.

– Разве мы не договорились, что ты пойдешь со мной?

– Это ты договорилась, а не я, – запротестовала Пенелопа. – Мне скучно с твоими подругами, и мне не нравятся их дочери. Они вечно задирают нос. Терпеть их не могу!

– Что это значит «задирают нос»?

Одной из самых неприятных черт ее матери была привычка отвечать вопросом на вопрос.

– Сама знаешь, что это значит. Они говорят только о тряпках и о круизах, в которых побывали или хотят побывать, о танцевальных классах и верховых прогулках. А я рядом с ними – бедная дурочка, мне и сказать-то нечего.

Пенелопа ждала, что мама скажет: «Это они дурочки». Но Ирена не сказала.

– Ну ты же понимаешь, – сказала Ирена, – их отцы – люди состоятельные, преуспевающие. А твой отец, увы, из тех, кто довольствуется малым. Человек без честолюбия.

Вот он – главный камень преткновения. Пенелопу возмущало отношение матери к отцу. Сама она всегда брала его сторону. Однажды она написала в школьном сочинении: «Мой папа – настоящий папа: добрый, ласковый, красивый, и его кожа пахнет лимоном». В тот раз она получила высший балл.

За последний год она повзрослела и стала отдавать себе отчет в том, что между ее родителями нет взаимопонимания. А все из-за мамы, считала Пенелопа. Ирена не упускала случая покритиковать мужа, пусть даже без особой злости, как сейчас. Но девочка ей не верила. Где-то она вычитала выражение «себе на уме» и решила, что это точно сказано про ее мать. На вид она такая милая и кроткая, а на самом деле упрямая и злая.

До прошлого лета Пенелопе нравилось ходить с матерью в отель «Мирамар». Мама болтала со своими подругами, а сама она играла с их дочерьми в пинг-понг, в «города», в настольный футбол. Но теперь ей все это казалось нестерпимо скучным. И еще ее раздражало постоянное присутствие синьора Ромео Оджиони. Он уделял Ирене слишком много внимания, а она отвечала ему улыбками и томными взглядами. Пенелопа злилась, но вслух ничего не говорила, понимая, что ей не поздоровится, если она только откроет рот.

– Сандрина тоже идет на площадь посмотреть спектакль. Мы пойдем вместе, – упрашивала она мать.

– Слушать ничего не желаю. Я не позволю тебе торчать там в толпе.

Ирена закончила краситься, встала и опять погляделась в зеркало.

– Ты плохая, – сказала Пенелопа. – Папа бы мне разрешил.

– Ты уверена? Позвони ему. Если он разрешит, я слова не скажу. Но если с тобой что-нибудь случится, я тут ни при чем, – ответила Ирена.

– Не буду я беспокоить папу по пустякам. Он работает, ему нельзя мешать, – заявила Пенелопа, давая понять матери, что осуждает ее безделье – Ирена и вправду ничего не делала и ничем не интересовалась, кроме развлечений.

Ирена поняла намек и возмутилась.

– В таком случае ты останешься дома с бабушкой, – объявила она, выплывая из спальни и на ходу покачивая бедрами.

Пенелопа высунула язык ей вслед, потом с размаху плюхнулась на кровать, так что пружины жалобно заскрипели. Девочка вытянулась на кровати родителей «с папиной стороны» и грустно улыбнулась – она все-таки, пусть и отчасти, добилась своего, она не пойдет на площадь смотреть спектакль, но зато избежит унизительного для себя вечера в отеле «Мирамар».

Впервые Пенелопа внимательно оглядела спальню родителей, принадлежавшую когда-то прадедушке, капитану военно-морского флота Алкивиаду Гуалтьери. Над комодом висел писанный сепией огромный портрет прадеда и его жены, умершей родами бабушки Диомиры. Затянутая до самого подбородка в кружевное с оборочками платье прабабушка на портрете была молодой женщиной с невыразительным лицом и темными волосами. Она сидела в кресле, чинно сложив руки на коленях. Капитан в белом офицерском кителе и форменной бескозырке стоял рядом с ней, вытянувшись по стойке «смирно». Если бы не темные и пышные усы, это был бы вылитый портрет бабушки Диомиры. Впрочем, у бабушки тоже были бы усики, подумала Пенелопа, если бы ее косметичка не удаляла их воском.

На комоде стояла перламутровая рамка с фотографией ее родителей в день свадьбы. По бокам от молодоженов стояли двое детей, одетых пажами: Манфредо и Мария Роза Пеннизи, ее двоюродные брат и сестра.

Раньше Пенелопа часто спрашивала у матери:

– А почему меня нет на этой фотографии?

– В день свадьбы ты была еще на луне. Ты родилась девять месяцев спустя. Если бы мы с папой не поженились, ты бы не появилась на свет.

Теперь-то Пенелопа все понимала, но когда она была маленькой, это объяснение казалось ей невразумительным, и она чувствовала себя отсроченной от жизни родителей. На этой цветной фотографии выделялось смуглое лицо ее отца Доменико (в семье его звали Мими). Он был на несколько сантиметров ниже своей невесты, наряженной в роскошный туалет в стиле «ампир» с высокой талией, «скопированный с портрета Жозефины Бонапарт», как объясняла бабушка, всегда выбиравшая высокопарные сравнения. Ирена в этом пышном наряде казалась совсем девочкой – этакой испанской инфантой. В волосах, поднятых наверх, был прикреплен веночек из флердоранжа, из-под него спускалась газовая фата. Папа застенчиво улыбался и сжимал обеими руками руку мамы в перчатке. Пенелопа однажды видела фильм с Омаром Шарифом и решила, что отец похож на него: в лице у Мими было что-то арабское.

Доменико, уроженец Сицилии, был одним из отпрысков многочисленной семьи. Когда все Пеннизи собирались вместе, их оказывалось не меньше сотни. Когда-то семья владела землями в провинции Катания, но многочисленные разделы имущества свели это богатство к нулю. Папе достался в наследство небольшой земельный участок и полуразрушенная вилла у подножия Этны.

По окончании лицея отец был отправлен в Рим, где закончил экономический факультет университета и получил место в банке. Он хорошо проявил себя, и когда банк открыл филиал в Чезене, его назначили шефом отделения. На теннисном корте флотского клуба в Чезенатико Мими Пеннизи и познакомился с Иреной. Сицилиец без памяти влюбился в красавицу, и она тоже не осталась равнодушной к обаянию перспективного банковского служащего, отличавшегося галантностью манер и имевшего все шансы сделать успешную карьеру. Как раз в то время Доменико получил предложение переехать в Милан и возглавить отделение банка.

Бабушка Диомира изо всех сил способствовала этому браку по нескольким причинам. Во-первых, она уже начала ощущать нехватку денег, а во-вторых, в свои преклонные годы была уже не силах сдерживать чересчур темпераментную Ирену. Поэтому она устроила грандиозную свадьбу и была счастлива, когда дочь отбыла в Милан, где родители Мими купили молодым в подарок квартиру. Бабушка Диомира, со своей стороны, щедро отдала им большую часть семейного серебра.

Пенелопа не раз присутствовала при спорах между родителями, зачинщицей которых всегда бывала властная и деспотичная Ирена, упрекавшая мужа в том, что он не оправдал ее ожиданий. Она надеялась, что со временем Доменико займет место в руководстве банка, но муж ее разочаровал: отчасти по инерции, отчасти из-за полного отсутствия карьеристских устремлений, но главным образом потому, что был вполне доволен своей работой, позволявшей ему быть рядом с семьей.

– Когда делаешь карьеру, теряешь все, что тебе дорого в жизни. Официальные обеды и ужины, совещания, советы директоров, командировки по стране и за рубеж… Я сицилиец, закоренелый домосед, я предпочитаю спокойную жизнь, – оправдывался Мими, когда жена его критиковала.

– Ты упускаешь из виду одну маленькую деталь: деньги. Почему ты довольствуешься мизерной зарплатой, когда мог бы зарабатывать в десять раз больше? – возражала Ирена.

– Потому что большие деньги до добра не доводят. Ты посмотри на своих подруг: они тратят деньги без счета, и все им мало. У нас есть все необходимое, мы можем себе позволить даже какой-нибудь каприз. Вот вроде этого, – говорил Мими, протягивая жене подарок – золотые дамские часики «Ролекс».

Ирена, которую подобные знаки внимания никогда не оставляли равнодушной, объявляла перемирие, но при первой же возможности вновь открывала военные действия.

Пенелопа, молчаливая свидетельница семейных сцен, вскоре поняла, как функционирует механизм взаимоотношений между родителями, и в глубине души решительно встала на сторону отца.

Услыхав, что бабушка зовет ее с первого этажа, она поднялась со скрипучей родительской кровати и спустилась в гостиную. Телевизор был включен. Бабушка смотрела «Игры без границ».

– Почему ты не пошла с мамой? – спросила она, затянувшись сигаретой.

– Я хотела пойти на площадь. Сегодня вечером там будет спектакль. Скоро за мной зайдет Сандрина, а я не могу идти, потому что мне мама не разрешила, – хмуро пожаловалась внучка.

– Не смею ни обсуждать, ни осуждать решения твоей матери, а посему тебе поневоле придется ее слушаться, – многозначительно изрекла Диомира.

– Да, тут уж ничего не поделаешь, – вздохнула Пенелопа.

– А знаешь, мы поступим вот как: я поведу тебя посмотреть спектакль, хотя мне не к лицу толкаться sans facon[5] среди купальщиков, – вдруг объявила бабушка.

Она выключила телевизор и потушила сигарету, надела шляпку из синей соломки, захватила ридикюль и направилась впереди Пенелопы к выходу. У дверей их встретила Сандрина Дзоффоли. Она тоже сгорала от нетерпения увидеть спектакль. Они вместе направились к площади, встретившей их ослепительными огнями импровизированной сцены, сбитой из досок.

Бабушка нашла свободный стул, а Пенелопа с подружкой пробрались сквозь толпу, чтобы очутиться поближе к сцене.

Пенелопа не замечала ни провинциальной декламации, ни убожества сценического оформления. Она не столько слушала, сколько вбирала в себя диалоги.

Молодые актеры были прекрасны или, по крайней мере, представлялись таковыми восторженному взгляду Пенелопы, которая уже чувствовала себя Джульеттой и покраснела.

Все эти рассуждения об очах, губах, поцелуях привели ее в восторг, хотя половины слов она не понимала. Сандрина толкнула ее локтем в бок, увидев, что Пенелопа плачет над трагическим концом двух влюбленных.

– Ты что, рехнулась? Это же всего лишь пьеса!

– Это трагедия. Это ты рехнулась, раз не понимаешь этого.

Только теперь она осознала, насколько глупыми и пустыми были ее собственные стихи. Ее сердце переполнилось чувствами, названия которым она не знала, и ее больно задело, что несчастные любовники «воскресли», чтобы выйти на поклоны. Два часа, прожитые за один миг, погрузили девочку в фантастический мир, заставивший ее улыбаться, страдать и плакать. Восторженное состояние не покинуло ее и по возвращении домой. Ирены дома не было.

– Живо отправляйся спать, – сказала бабушка. – А главное, не рассказывай маме, что мы с тобой толкались в толпе.

– Спасибо тебе за все, бабуля, – благодарно прошептала девочка, прижавшись губами к ее щеке.

Но вместо того, чтобы идти спать, Пенелопа поднялась по винтовой лестнице в башенку и остановилась у окна, выходившего в сад. Пенелопа взглянула на усеянное звездами небо. Щемящая грусть пронзила ее. Она провела рукой по волосам, воображая, что они такие же светлые и длинные, как у Джульетты. Потом она опустила взгляд в сад и в один миг перенеслась из бабушкиного дома в палаццо Капулетти в Вероне. Тихим взволнованным голосом Пенелопа стала повторять запомнившиеся строчки из только что увиденной трагедии.

Ее бы не удивило, если бы Ромео ответил на ее призыв. Июльская луна, высоко стоявшая в небе, освещала переулок, к которому примыкал сад.

И вдруг она увидела в переулке две сплетенные в объятиях фигуры – мужскую и женскую.

На женщине было белое платье. Свет луны падал на жемчужные грозди в ушах женщины.

– Мама, – прошептала Пенелопа, чувствуя, как сердце замирает у нее в груди. – И Ромео Оджиони, – добавила она с презрением, всей душой ощущая пропасть между молодым Монтекки и мерзким Оджиони, пожиравшим в жадном поцелуе губы ее матери.