"Соперницы" - читать интересную книгу автора (Мэннинг Джессика)

Пролог

31 мая 1830 года

Год одна тысяча восемьсот тридцатый ознаменовался как золотой век Нового Орлеана. Город окончательно завоевал себе славу самого злачного и греховного места во всей Северной Америке. Креолы французских и испанских кровей, пираты, игроки всех мастей и пошибов, плантаторы и прочий сброд, включая свободных и рабов, составляли это разношерстное братство и вносили свой вклад в общий образ неотразимого обаяния, который город производил на людей.

Ярким примером этого служило место, известное под названием Пристань Магнолий, представлявшее собой конгломерат шести сахарных плантаций. Несмотря на географически отведенную роль задворок страсти и величия большого города, это преуспевающее сообщество внесло свою ощутимую лепту в легенду о Новом Орлеане как самом безнравственном городе на планете.

Плотный туман тяжелой пеленой висел над самой водой. Пароход, хотя и шел с заметным отставанием от графика, вынужден был тащиться еле-еле. Штурман осторожно вел судно, стараясь избегать топляков, плавучих бревен, отмелей и прочих напастей, которые таила в себе река.

Внезапный порыв ветра разорвал пелену тумана, и на восточном берегу Миссисипи проступили очертания строения, издали похожего на греческий храм. Хотя, конечно, откуда взяться в Новом Свете греческому храму. Это был всего лишь роскошный особняк одного из плантаторов. В здешних местах это никого не удивляло. В этих замках, теремах, особняках, во множестве разбросанных по реке, жила элита, именовавшая себя уж никак не ниже герцогов. Если бы кто-либо из них удосужился обзавестись собственным родовым гербом, то на нем непременно были бы запечатлены острые листья сахарного тростника. Ведь именно это растение позволяло им ощущать себя последними феодалами уходящей эпохи.

Ройал Бранниган стоял на верхней палубе «Прекрасной креолки» и отрешенно наблюдал, как ходовые лопасти парохода взбивают мутные воды Миссисипи в кофейного цвета пену. Изящным жестом достав карманные часы из жилетки, он открыл золотую крышку и улыбнулся своим воспоминаниям, глядя на весьма необычный циферблат. Вместо цифр на него смотрели короли, дамы и тузы. Было чуть больше полудня, и, если повезет, пароход должен подоспеть к Пристани Магнолий до захода солнца.

Ройал был бы не прочь наведаться туда и раньше, да беда в том, что никто не может вот так запросто объявиться в Пристани Магнолий. Нужно быть либо законным обитателем этих мест, либо приглашенным гостем. Эта закрытая для посторонних территория была предметом нескончаемых разговоров в Новом Орлеане – шикарные дома, тугие кошельки и экстравагантные обитатели не могли не привлекать к себе внимание. Но сегодня Ройал направлялся в Пристань Магнолий по собственной инициативе, хотя обстоятельства, кои привели его на борт этого парохода, были весьма необычными. Он отдавал себе отчет в том, что ему вряд ли будут рады, но, с другой стороны, им придется с этим смириться.

Ростом Ройал Бранниган был под метр девяносто, а если учесть атлетическую фигуру и какую-то неуловимую стремительность, он производил внушительное впечатление. Его пронзительные голубые глаза явно выдавали его ирландское происхождение. Уголки век собирались в морщинки, которые придавали его взгляду хищнические черты. Волосы были черны как смоль и блестели, точно ртуть. Его сплюснутый нос мог бы смазать общую картинку, если бы не тонкая переносица и широкие скулы. Четко прорисованный рот, казалось, никогда не находился в состоянии покоя, живя своей собственной жизнью.

Но пожалуй, больше всего удивляли его руки. Большие и сильные, они были словно высечены искусным скульптором, подчеркнувшим их длину и плавность линий. Время от времени он смотрел на свои тщательно ухоженные пальцы, загадочно улыбаясь.

Одежда его сама по себе не была чем-то из ряда вон выходящим, но производила впечатление не менее сильное, чем внешность Ройала. Изящный черный плащ длиной до колен был расстегнут, открывая белоснежную шелковую рубашку с широким свободным воротом, выглядывающую из-под шерстяного жилета с вышивкой ручной работы. В манжетах красовались огромные рубиновые запонки. Брюки были такими обтягивающими, что казались частью длинных мускулистых ног. Полированные черные ботинки блестели итальянской кожей, и можно было не сомневаться, что нижнее белье он заказывает во Франции.

Внешний вид молодого человека ни для кого на этом корабле не оставлял сомнений в роде его занятий. Исключением были разве что две дамы в возрасте, которые степенно восседали в креслах прогулочной палубы. Они разглядывали Ройала с нескрываемым любопытством, не переставая болтать по-французски. Дамы, несомненно, обитательницы одного из особняков Пристани Магнолий, были приблизительно одного возраста и, безусловно, из одной среды. Собственно, на этом сходство между ними исчерпывалось. Та, что выглядела чуть помоложе, доминировала в разговоре, едва позволяя подруге вставить слово-другое. Марго Мартино была болтливой старой девой сорока восьми лет, помешанной на моде, родословных и сплетнях. Когда-то она была очень красива, да и сейчас могла бы выглядеть весьма привлекательно, если бы не ее желание казаться моложе. Она носила молодежную одежду, сильно красилась и скрывала седину, окрашивая волосы выжимкой кофейных зерен. Эти ухищрения старили ее куда сильнее, нежели годы. Марго обмахивалась веером из перьев фламинго, который сочетался с ее прогулочным костюмом из розового шелка. Она так рьяно вращала веер, что временами он напоминал птицу, бьющуюся в сети птицелова.

– Как думаешь, кто он такой? – спросила она приглушенным голосом. – Капитан сказал, что он едет до Пристани. Любопытно, кого он там решил навестить? Я даже подозреваю, что он не в гости собрался. Но что это, интересно, за дело? Такой мужчина у нас в Пристани?

Анриетта Вильнев-Дювалон была, пожалуй, полной противоположностью своей подруги. Ее весьма скромная внешность, не испорченная косметикой и почти не тронутая временем, выдавала в ней благородные черты французской аристократии. Когда-то в молодости она была, видимо, привлекательна, хотя и сейчас ее сухая подтянутая фигура и гладкое спокойное лицо притягивали к себе внимание. Теплый взгляд из-под вскинутых бровей выдавал в ней человека добродушного и нерешительного. Из всех украшений на Анриетте было лишь огромное золотое распятие, украшенное россыпью драгоценных камней. Она никогда не расставалась с ним, будь на ней вечерний наряд или домашнее платье. Сейчас она подала голос, зажав распятие в кулаке:

– Уверена, что никогда его не встречала прежде, Марго. Я бы запомнила, у меня хорошая память на лица.

– Быть может, он сын плантатора из Вест-Индии или вовсе европеец, спасающийся от революции.[1] Я никогда еще не встречала такой интересной одежды.

– Может быть, он американец?[2] – рискнула предположить Анриетта.

– Глупости! – отмахнулась Марго. – Я ни за что не поверю, что он американец. Он похож на цивилизованного человека! Взгляни на него повнимательнее! Его осанка, движения, его взгляд – он не похож на этих язычников.

– Вообще-то, Марго, я встречала американцев, которые вели себя достаточно мило.

В обычной обстановке комментарий Анриетты вызвал бы бурю эмоций и негодования, но сейчас Марго задумалась о чем-то своем и пропустила замечание подруги мимо ушей. Ей очень хотелось заговорить с молодым человеком, но она, естественно, не могла подойти к нему. Ей очень хотелось узнать, к кому в Пристани он собирается наведаться. Более того, она даже готова была снизойти до того, чтобы заговорить с ним на варварском английском языке, если все же выяснится, что он американец. В конце концов после стольких лет, проведенных в Америке, обе они более-менее сносно освоили чужой язык.

Что же до Ройала, то, несмотря на полное незнание французского, он был уверен, что дамы говорят о нем. Он посмотрел в их сторону и автоматически улыбнулся. Анриетта высокомерно вскинула брови и отвела взгляд, Марго, напротив, воспользовавшись возможностью, как бы случайно обронила на палубу веер. Ройалу не оставалось ничего другого, как поднять его и представиться.

Женщины обменялись красноречивыми взглядами. Все-таки он оказался американцем. Марго не преминула воспользоваться своим английским. Она представилась сама и представила Анриетту, которая предпочитала не вмешиваться в разговор до поры до времени.

– Так, значит, вы американец, месье Бранниган?

– Да, – ответил тот, нисколько не смутившись, – американец во втором поколении, хотя предки мои были из Ирландии. Родился и вырос в Пенсильвании.

– Тяжело, наверное, вдали от дома, – сочувственно сказала Марго, но Ройал пропустил ее фразу мимо ушей. Мадам Мартино с удвоенной силой замахала веером. – Так, значит, вы направляетесь в Пристань Магнолий?

Ройал кивнул. Марго угнетало нежелание молодого человека общаться, но она упрямо продолжала разговор, бросив в сторону Анриетты просительный взгляд.

– Мы тоже из Пристани, – провозгласила Анриетта театрально. – Мы там всех знаем.

Ройал засунул руки за ремень, и Марго испугалась, что он сейчас развернется и уйдет, но все же Бранниган продолжил разговор:

– А я, признаться, никогда раньше не бывал в Пристани Магнолий.

– В таком случае вы ничего не знаете про историю этого славного места, месье Бранниган, – ухватилась за возможность продолжить беседу Марго. Что ж, если она будет последовательно рассказывать обо всех плантациях Пристани, то обязательно выяснит, куда именно направляется молодой человек.

– Ну же, Марго, не тяни, рассказывай, у тебя лучше получается.

Мадам Мартино засияла и с удовольствием принялась за рассказ:

– Пристань, как мы называем наше поселение, – это очень закрытое общество…

– И мы выращиваем сахарный тростник, – вставила Анриетта.

– Да-да, сахарный тростник. Наш ежегодный урожай составляет одну восемнадцатую продаж сахара в Новом Орлеане.

– И заметьте, наш товар только высшего качества, – с энтузиазмом добавила Анриетта.

– Изначально всей землей в этих местах владел один человек, а именно Джулиус Таффарел, но он жил не по доходам, и поэтому его дочь Джулия Таффарел вынуждена была продать большую часть земли разным хозяевам. Так появились еще пять землевладельцев. Всего шесть плантаций, если считать земли Таффарелов.

– А считать их в общем-то и не стоит, поскольку она почти не следит за землей, – снова вставила Анриетта.

– Это уж точно. Прямо бельмо на глазу эта Джулия Таффарел. Но, боюсь, ничего не поделаешь. Придется ждать, пока она отойдет к праотцам и ее земли выкупит какой-нибудь солидный человек.

– Видите ли, – не унималась мадам Дювалон, – Джулия не совсем здорова. Вы, надеюсь, понимаете, что я имею в виду. Ее мать посадила аллею Магнолий длиной в три мили, поэтому наше поселение и называется Пристань Магнолий.

– В общем, какая мамаша, такая и дочь. Видимо, странности в их семье передаются по наследству. У нее никогда не бывает гостей, так что вряд ли вы едете к ней?

Марго выжидательно посмотрела на Ройала.

– А где живете вы, леди? – спросил тот.

– Я живу в поместье Белыпас, – ответила Марго, – с моим племянником и его женой, Леоном и Мишель Мартино. Леон тоже на пароходе, хотя я без понятия, где он пропадает. Его жена происходит из очень влиятельного испанского рода Картэсов. Хотя, если честно, эта молодежь… – Марго оборвала себя на полуслове, скорчив недовольную гримасу. – Анриетта и ее муж, герцог Александр Дювалон, живут в поместье Саль-д'Ор. Им также принадлежит поместье Вильнев.

– Это поместье принадлежало моим родителям, – вставила Анриетта.

– Остаются три. Виктуар, обладателем которого является почтеннейший Теофил Бошемэн. – Она на секунду замолчала, ожидая реакции Ройала, и, поскольку таковой не последовало, продолжила: – Эритаж, которое принадлежит Журденам, – снова пауза и снова молчание со стороны Браннигана, – ну и, конечно, поместье Джулии Таффарел.

Ройал Бранниган по-прежнему хранил молчание.

– Скажите же нам, месье Бранниган, – не выдержала Анриетта, – в каком из поместий вы собираетесь гостить?

– Я не собираюсь гостить ни в одном из поместий. Более того, меня никто не приглашал в Пристань Магнолий.

– Тогда вы, должно быть, бизнесмен! – воскликнула Марго.

– Нет, мадам. Я игрок и направляюсь в Пристань, чтобы забрать долг. А сейчас, если вы позволите, я бы хотел откланяться. – С этими словами он развернулся и, прежде чем Марго смогла остановить его очередным вопросом, ретировался.

– Американец, как я и говорила, – сказала гневно Марго своей подруге, вновь переходя на французский, – да еще и игрок!

– Ах, Марго, прошу тебя, не говори об этом Александру, боюсь, он не одобрит такое общество, – с мольбой в голосе проговорила Анриетта, сжимая в ладони распятие.

– А ведь мы так и не выяснили, к кому он направляется, Анриетта, – задумчиво сказала мадам Мартино.

Туман мало-помалу рассеивался, и пароход смог продолжить плавание с нормальной скоростью. «Прекрасная креолка» величественно проплывала мимо тихих заводей, прибрежных болот, залитых вечерним солнцем островков и скрытых в мангровых зарослях буев, отмечающих пройденный путь. Цапли и белоснежные аисты временами взлетали с насиженных мест, недовольно кружа над пароходом. Аллигаторы, сторожа и корифеи здешних мест, лениво провожали судно тяжелыми взглядами.

Прогуливаясь по палубе, Ройал заметил капитана корабля, направляющегося к нему. Капитан Бартоломи Калабозо был весьма необычным человеком. Его низенькая, но очень крепкая фигура была облачена в яркую униформу бирюзового цвета с огромным количеством всевозможных золотых аксельбантов и прочих декоративных изысков. Будучи скорее талантливым организатором, нежели капитаном речного парохода, Калабозо относился к своим обязанностям очень серьезно, следя за тем, чтобы у его пассажиров – по крайней мере у тех, в чьих кошельках водились звонкие монеты, – было все необходимое. Несомненно, он был свидетелем разговора Ройала с мадам Мартино и герцогиней Дювалон.

– Обитатели Пристани Магнолий не жалуют американцев, – полувопросительно сказал он, подходя к Браннигану.

– Я привык к подобным предрассудкам, – спокойно ответил Ройал.

– Я полагаю, ими двигало любопытство, и, учитывая ваш визит в их обитель, я не могу винить их в этом!

Ройал широко улыбнулся опешившему капитану. Конечно, откуда Бартоломи мог знать, что игроком двигало то же чувство любопытства. Ему очень пригодится информация, которую он получил от дам. Но поскольку он не собирался обсуждать свои планы с капитаном, Ройал решил сменить тему:

– Хороший корабль.

– Хороший?! – обиженно воскликнул Калабозо, сразу становясь выше. – «Прекрасная креолка» – великолепный корабль! Лучший к северу от Нового Орлеана! – Он нежно дотронулся до блестящих поручней, словно лаская женщину. – Я сам назвал ее. Она мой дом и мой хлеб. Она, может, и не так велика, как океанские суда, но прекрасна и очень требовательна. Я отдаюсь ей шесть дней в неделю, и лишь по воскресеньям, когда мы швартуемся в Новом Орлеане… – он заговорщически подмигнул Ройалу, – я ей изменяю.

– Кто же вторая счастливица? – спросил Бранниган.

– Признаться, я предпочитаю Одалиску.

Ройал уважительно вскинул брови. Калабозо упомянул самое дорогое место в Новом Орлеане, где можно было найти лучших женщин, лучшее вино и зеленое сукно игорных столов. Именно там два дня назад произошли события, которые привели его на эту палубу.

– Туман почти рассеялся, – сказал Калабозо. – Мы будем в Пристани Магнолий до заката. – С этими словами капитан внимательно посмотрел на Ройала, словно ожидая от него чего-то.

– Не волнуйтесь, – тихо сказал Бранниган, – я останусь на судне до тех пор, пока не сойдут все пассажиры, затем ваши люди могут выгрузить мой… груз.

Капитан заметно расслабился. Он с благодарностью протянул Ройалу руку.

– Вы благородный человек, мистер Бранниган. Я вам весьма признателен. – Сказав это, Калабозо удалился.

– Надо же, – пробормотал Ройал, когда капитан отошел на приличное расстояние, – никогда бы не подумал, что я благородный человек.

Он спустился на главную палубу. Под лестницей стояли двое молодых людей. Сначала Ройал принял их за родственников, но, подойдя ближе, понял, что они просто одеваются у одного портного. Обоим было чуть за двадцать, оба были симпатичны и богаты, что выдавало их принадлежность к высшему свету, а соответственно они почти наверняка плыли туда же, куда и Ройал.

Впрочем, несмотря на их оживленный разговор, они не производили впечатления друзей. Скорее общались друг с другом в силу обстоятельств. Ройал предположил, что один из них, видимо, и есть племянник Марго Мартино.

Молодые люди, несмотря на снедаемое любопытство, удостоили Браннигана лишь коротким взглядом – сказывалось их воспитание.

На главной палубе, куда попал Ройал, лежал уголь, закрепленный в специальных контейнерах, здесь же находились машинное и багажное отделения и каюты второго класса. Шум от работающих двигателей и жара, исходившая от них, делала пребывание в этой зоне почти невыносимым. Пассажиры второго класса, преимущественно рабочие с плантаций и посыльные рабы, жались к деревянным поручням, пытаясь игнорировать шум и жару.

Ройал прошел в багажное отделение. Капелька пота скатилась на бровь Браннигана, но он нетерпеливо смахнул ее тыльной стороной ладони и закрыл за собой дверь.

Всюду лежали закрепленные веревками чемоданы, коробки, ящики. Ройал внимательно вглядывался в полутьму помещения, стараясь разглядеть свой собственный груз. Он с наслаждением вдохнул тягучий воздух, проходя мимо бочек с испанским бренди. Дерево не могло удержать пьянящего аромата алкоголя. Он нагнул голову, чтобы не удариться о ритуальные индийские колокола, с полдюжины которых были закреплены на потолочной балке. Большая картина, обернутая в плотную бумагу с французскими таможенными печатями, была закреплена у стены.

Он повернул налево к стеллажам с керамикой и мешками с провиантом. Пакеты с кофе и бобами, по центнеру в каждом, лежали друг на друге аккуратной стопкой, точно подушки на перине. Связки бананов с Карибского моря свисали с бамбуковых шестов, напоминая уродливые руки с необычайно толстыми пальцами.

Ройал прошел через двери, явно украденные из какого-то китайского храма, и вступил в темный проход, по стенам которого были развешаны клетки с тропическими птицами. Птицы загомонили, недовольные вторжением. Бранниган вошел в большое помещение, с потолка которого свисала массивная хрустальная люстра. Свет, проникая через единственный иллюминатор, преломлялся в многочисленных кристаллах и призрачными тенями метался по стенам. На бронзе крепления люстры виднелись четкие буквы, безошибочно узнаваемые даже в полутьме. «СТЕКОЛЬНЫЙ ЗАВОД БРАННИГАНА» – надпись, словно немой, укоризненный взгляд отца, чье произведение украшало потолок каюты, вызвала у Ройала горькую усмешку. Молодой человек осмотрел багажную каюту и увидел наконец свой груз. Огромный черный ящик был накрыт сверху парусиной, чтобы не мозолить глаза случайным посетителям.

Гроб из палисандра с серебряными ручками и позолоченной оторочкой мог служить последним пристанищем лучшему другу или члену семьи. Но этот гроб не скрывал никого, хоть сколько-нибудь близкого или дорогого Ройалу. Здесь лежало тело молодого человека, которого Бранниган знал лишь несколько часов, но его смерть резко изменила курс жизни Ройала.

Невидящим взглядом Бранниган смотрел на гроб, словно не желая верить, что это действительно произошло. И вдруг воспоминания о недавнем прошлом душной волной накатили на Ройала. Краска прилила к лицу, и кровь застучала в висках, тело пронзила дрожь. Очертания гроба распльшись, как будто в глаза Ройала попала пыль. Он сжал веки в надежде, что видение исчезнет, но, когда открыл глаза, гроб по-прежнему стоял перед ним.

Медленно, словно во сне, Ройал придвинулся ближе к полированному дереву. Он достал носовой платок из кармана и протер и без того сверкающую серебряную ручку гроба. В этот момент корабль дал небольшой крен, и Бранниган схватился за сияющее серебро, чтобы удержаться на ногах. Парусина съехала с крышки, и блики преломленного люстрой света заплясали на полированном палисандре, словно тени восставших с того света людей. В отдалении раздался приглушенный звон индийских колоколов.

Лицо Браннигана покрыла мокрая испарина. Корабль уже давно продолжал плавное движение по водам Миссисипи, но Ройал все еще держался мертвой хваткой за серебряную ручку гроба, прислушиваясь к биению своего сердца. Пальцы его рук побелели от напряжения, а ноздри расширились, улавливая сладковатый запах, появившийся вдруг в воздухе. Аромат увядших цветов, словно яростный океанский ветер, ворвался в его мозг. Гробовщик объяснял ему, что это необходимо, чтобы приглушить запах мертвого тела, поскольку путешествие из Нового Орлеана до Пристани Магнолий было все-таки неблизкое.

Но путешествие получилось еще дольше, чем планировалось, и поэтому к дурманящему запаху увядших цветов примешивался тошнотворный запах разлагающейся плоти. Ройал отдернул руку от ручки гроба, как будто та стала вдруг раскаленной. Он прижал носовой платок к лицу, и по его телу пробежала дрожь. Бранниган уронил платок и застонал. Воспоминания набросились на него, точно стая голодных шакалов, и он не в силах был остановить их. Он зажал уши руками, надеясь вновь обрести рассудок, но тщетно. Голоса звучали в его голове, перед глазами плыли лица в свете огней ночного заведения. Звон бокалов, чей-то смех… затем грохот выстрела – и пуля, разорвавшая в клочья красивое молодое лицо… и кровь, повсюду кровь.

Кто-то дотронулся до плеча Ройала, и он обернулся, безумно глядя на капитана Калабозо.

– Простите, если напугал вас, мистер, – спокойно сказал тот, глядя на гроб. – Как умер ваш друг?

– Что ж, – горько произнес Ройал, – извольте… я убил его.