"Обыкновенный человек" - читать интересную книгу автора (Нушич Бранислав)

Действие третье

В глубине сцены дом с небольшой террасой, к которой ведут широкие каменные ступени. Перед террасой небольшой стол и два-три стула.

Арса, Вичентие, Мария.

Арса и Вичентие выходят из дому, держа подмышками зонты от солнца, Мария их провожает.

Арса (выходя первым). Повозка готова? Боюсь, как бы не опоздать.

Вичентие. Послушай, Арса, я думаю, тебе не стоит ехать.

Арса. Но ведь мы уже договорились.

Вичентие. Да, договорились, но я должен ехать в город, у меня там дело. Знаешь, вчера я сноЕа получил письмо, и теперь мне необходимо поехать в город, чтобы закончить дело с этим безбожником.

Арса. Знаю, но ты задержишься надолго, а ведь женщина не может бегать с тобой по министерствам и ждать, пока ты закончишь дела.

Вичентие. Ладно, едем вместе.

Арса. Поспешим, поезд приходит через полчаса.

Мария. Слушай, Арса, ты жене Мицича ничего не говори дорогой; даже если она начнет выспрашивать, избегай прямого ответа.

Вичентие. Рассказывай, какой в этом году крупный виноград, какие плохие мостовые в Белграде, как дорого мясо и тому подобное.

Арса. Понимаю.

Мария. Повозка готова. Идите.

Вичентие. Пошли! (Уходят. Мария их провожает.)

Душан, Дамнянович.

Душан (входит с противоположной стороны с Далняновичем). Видел? Отец и дядя Вичентие уехали в юрод. Никак не пойму, почему Вичентие тоже уехал. Не было бы тут чего.

Дамнянович. Мне все равно.

Душан. Мне тоже нужно в город, как мы с тобой уговорились. Потерпи еще, я принесу тебе решающий ответ: или помилование, или Земун.

Мицич, те же.

Mицич (выходит из дому). Э, хорошо, что я наконец увидел вас одних. Что же это такое? Что вы со мной делаете? Так больше нельзя!

Дамнянович. А мне, думаете, легко?

Мицич. Какое мне до тебя дело! Я человек семейный, торговец, у меня фирма. Человек, так сказать, солидный, а приехал сюда играть комедию! Почему?

Душан. Из принципа.

Мицич. Но почему я из принципа лгу? Разве он мне сын, когда я его мать и в глаза не видал! Я больше не могу, слышите вы! Я все расскажу: так, мол, и так, я этому человеку не отец, не был отцом и не буду. Возьму свой чемодан и в дорогу, а вы ищите себе другого отца, если вам нужно.

Душан. Но я прошу вас, все должно кончиться еще сегодня. Столько терпели, потерпите еще сегодня. Мы примем всю вину на себя. Вечером, если захотите, можете уехать. И прежде, чем вы уедете, все объяснится; но тогда мой друг и товарищ Влайко будет спасен. И, что самое главное, вы до конца останетесь непоколебимым, как скала, в своих принципах.

Мицич. А все объяснится?

Дамнянович. Конечно.

Мицич. Понимаешь, я не хочу, чтобы эти люди считали меня каким-то проходимцем, но если сегодня все кончится, то можно и потерпеть.

Дамнянович. Пожалуйста, поверьте, мне тоже очень неприятно, что так получилось.

Мицич. Если сегодня все кончится, то… пусть будет так. У меня у самого дети, я понимаю. Только вы объясните все так, чтобы было видно, что я не по своей воле разыгрывал комедию.

Дамнянович. Боже сохрани! Мне не хотелось бы, чтобы на вас даже пылинка упала. Поверьте, век буду вам благодарен.

Душан (берет под руку Мицича, собираясь его увести). Вы, господин Мицич, даже прославитесь тем, что принесли такую жертву. Пожалуйста, если вы не возражаете, пройдемте вон туда, я вам все объясню. Я знаю, вы не будете сердиться, а наоборот, останетесь довольны, что помогли нам. (Уводит его.)

Мицич (смеясь). Что ж, может быть, и так. У нас в Сербии кто не по-людски поступает, тот обычно и прославляется.

Душан (уходя, оглядывается на Дамняновича). Жарко, я быстро на коне слетаю в город, через час буду здесь и или-или… (Уходят.)

Дамнянович один.

Дамнянович. Это уже кое-что. Удивляюсь себе, как это я могу играть сразу две роли. Да не только две, а три, четыре, пять ролей! И самая тяжелая из них – роль обыкновенного человека. И хуже всего то, что я испытываю страшную ревность к Дамняновичу, которого так любит этот ангел. Мне остается или попытаться совершить новый побег, раз первый у меня сорвался, или сознаться ей… да, сознаться, что я Дамнянович. Я это сделаю, а она будет хранить тайну. Попрошу, и она будет хранить. Сохранит! У нее искренняя, благородная душа… душа поэта. (Садится и размышляет.) Нет… Нет смысла ей сознаваться… Может быть, я ее этим разочарую, может быть, из-за этого потеряю и то, чего добился. Чтобы укрепить ее любовь к Дамняновичу, которого она не знает, я должен завоевать ее любовь к себе, обыкновенному человеку, которого она знает. (Сидит, задумавшись.)

Зорка, Дамнянович.

Зорка (выходит из дому). Вам, наверное, снится сон?

Дамнянович (вздрагивает). Да, сударыня, я действительно вижу сон. Хотите, я расскажу вам его?

Зорка. Если вы желаете, чтобы я его объяснила, то говорю заранее, я не умею.

Дамнянович. Нет, я этого не хочу.

Зорка. Тогда скажите, что же вы видели во сне?

Дамнянович. Видел я необычный сон. Во сне мне явился прекрасный ангел, похожий на вас, с горячими устами, такими, как ваши, с детской улыбкой, такой, что всегда играет на ваших губах, и говорит мне звонким, как серебро, голосом, голосом, которым вы читаете эти стихи…

Зорка. Что говорит?

Дамнянович. Говорит: «Ты не Влайко Мицич, ты Жарко, Дамнянович».

Зорка. Хороший сон!

Дамнянович. Скажите, а что если бы это было правдой?

Зорка. А как это может быть правдой?

Дамнянович. Например, если бы мне нужно было по ряду важных причин называться здесь не своим именем, а взять имя Влайко Мицича.

Зорка. А ваш отец?

Дамнянович (про себя). Ух, этот проклятый отец! (Громко.) Но все же, если бы, несмотря на это, я действительно был Дамняновичем?

Зорка. Этого я представить не могу.

Дамнянович. А вы попробуйте.

Зорка. Хорошо, представила.

Дамнянович. И если бы сейчас я, уже как Дамнянович, повторил вам то, что говорил вчера?

Зорка. Я не знаю… (Смущена.)

Дамнянович. Пожалуйста, ответьте мне откровенно, любили бы вы меня тогда?

Зорка. Я… Да, я любила бы вас.

Дамнянович. А как же вы меня любили бы, если я обыкновенный человек?

Зорка. Не знаю.

Дамнянович. Вот видите, не знаете. Вы все еще отделяете поэта от обыкновенного человека, а вы должны поставить между ними знак равенства.

Зорка. Может быть, когда-нибудь, а сейчас не могу.

Дамнянович. А вы попытайтесь. Пусть я не Дамнянович, а кто-либо другой, только поверьте, он тоже обыкновенный человек. И он ест и пьет как и я, так же ходит, так же спит, так же одевается, так же говорит, у него такой же голос и, если хотите знать, такая же шляпа. Вот такого, такого обыкновенного человека вы найдете и в Дамняновиче – и тогда вы разочаруетесь. Если не хотите разочароваться, вы должны примириться с этим обыкновенным человеком, должны любить этого обыкновенного человека.

Зорка. Может быть, это и так… Скажу вам откровенно, вчера, когда вы мне признались, я пыталась примириться с этим и…

Дамнянович (восхищенно). Пытались!.. Благодарю вас! Эта попытка для меня очень ценна. Теперь я поведу вас дальше по пути, который выведет вас из заблуждения. Поверьте, и самому Дамняновичу была бы дороже любовь, которую вы питали б к нему, как к обыкновенному человеку, а не как к Дамняновичу-поэту.

Зорка. Была бы дороже? А почему?

Дамнянович. Да потому, что в любви, в браке основой является этот обыкновенный человек. Это он живет со своей подругой жизни, а не поэт, это он ухаживает за ней, если она заболеет, это он смотрит за домом, растит детей. Любя обыкновенного человека, вы любите и его странности, вам не противны его недостатки, и он никогда в жизни вас не разочарует. У поэта свой мир, который не всегда является вашим миром; он может вас и разочаровать, если позже вы узнаете, что в жизни он обыкновенный человек.

Зорка (думает). Да, это правда.

Дамнянович. Вас вводит в заблуждение то, что вы отделяете поэта от обыкновенного человека, а в жизни это всегда одно и то же.

Зорка. Вы спустили меня с небес на землю; я теперь такая же, как и все люди.

Дамнянович. Да, да! Чтобы найти свою дорогу в жизни, нужно спуститься на землю. Здесь, среди людей, лежат жизненные пути, здесь их нужно искать.

Зорка. Так, значит, все мои сны и вся моя любовь к поэзии были заблуждением?

Дамнянович. Нет, нет. Никакого заблуждения! Обыкновенный человек тоже не должен быть таким уж обыкновенным, каким вы его себе представляете: будто он только ест, пьет да спит. Обыкновенный человек тоже должен быть возвышенным. Разве я, которого вы считаете обыкновенным человеком, не так же понимаю стихи Дамняновича, как и вы, разве я не умею мечтать, разве нет у меня горячих чувств…

Зорка. Да, да.

Дамнянович. Вы говорите – да? А когда я признался вам в своих чувствах, сказал, что люблю вас, вы обошлись со мной так безжалостно.

Зорка (убежденно). Может быть, я и ошиблась.

Дамнянович. Ошиблись, конечно, ошиблись… Хотите исправить эту ошибку? (Берет ее руку.)

Зорка (смущенно). Как?

Дамнянович. Признайтесь, что любите меня, если вы примирились с тем, что можете полюбить и обыкновенного человека.

Зорка. Не знаю еще, примирилась ли я с этим…

Дамнянович. Да, конечно… вас выдает и взгляд, который вы прячете, и жар, опаливший ваши щеки, и…

Зорка (слабо защищаясь). Что вы, я не…

Дамнянович. Да, Зорица, да… послушай меня!.. (Обнимает ее.) Послушай эти стихи из нашей книги! (Прижимает ее к груди, она поддается.)

Зорка (отстраняется). Только… одно условие!

Дамнянович. Говорите, говорите, я исполню все, что вы желаете. Счастье не эгоистично.

Зорка. Что вы не будете ревновать… так как… я все еще не могу забыть, что Дамняновича я тоже люблю.

Дамнянович. Нет, я не буду ревнивым. Любите его; я был бы несчастен, если б вы его не любили. Будем любить его вместе…

Никола, Софья, те же.

Никола (входит). Вас там какая-то госпожа ищет, сударь.

Дамнянович. Меня?

Софья (входит сразу же за Николой). Сынок!.. (Обнимает его.)

Дамнянович. Мама?… Вы?… Вы приехали?

Софья. А почему бы мне не приехать?… Еле дождалась.

Дамнянович. Извините. Моя мать.

Зорка (целует ей руку). Я так рада, такая неожиданность!

Дамнянович. Мама, это сестра… я, мама, самый счастливый человек на свете оттого, что могу представить тебе сестру моего друга Душана.

Софья. Очень рада.

Зорка. Извините, я сейчас же скажу маме. Она вас еще не видела. Да и господин Йованче не знает, что вы приехали. (Убегает.)

Дамнянович, Софья.

Дамнянович. Не надо… нет, нет… ух… убежала! А теперь выслушай, пожалуйста, я коротко… в двух-трех словах… чтобы не было недоразумений. Меня здесь зовут Влайко Мицич… Это нужно было для моего спасения… Здесь есть один человек из Ягодины, он… мой отец…

Софья. Боже, Жарко!

Дамнянович. В действительности он не мой отец, но… Так было нужно… Ты и сама знаешь, что он мне не отец.

Софья. Что ты! Я уже двенадцать лет вдова.

Дамнянович. У нас нет времени поговорить об этом, а…

Мицич, те же.

Мицич (вбегает). Моя жена! (Удивлен.) Здесь моя жена?

Дамнянович. Прошу вас, поймите. Видите ли, это моя мать.

Мицич. Да? Очень рад!

Дамнянович. А это, мама, мой отец…

Софья. Боже, сынок!

Мицич. Но, сударыня, как вам известно, в действительности я не его отец. Это у него вообще такая привычка – брать кого-нибудь в отцы или матери… Может быть, и вас он взял себе в матери… А вы тут ни при чем…

Дамнянович. Вот в чем дело: я случайно присвоил себе имя сына этого господина, чтобы скрываться здесь, а его случайно пригласили в гости. И вот, чтобы спасти меня, он был настолько добр и великодушен, что согласился играть роль моего отца.

Софья. Благодарю вас, сударь.

Мицич. Не за что!

Дамнянович. А сейчас, мама, ты будешь играть роль жены этого господина. Прошу тебя!

Мицич. Вот тебе и на! Да будет с нами бог! Еще большая комедия разыгрывается! Как же госпожа может быть моей женой?

Дамнянович. Прошу вас… временно…

Мицич. Боже сохрани! Мало того, что у меня до сих пор был временный сын, теперь я еще и временную жену заимел. Слушай, братец, кончай ты это дело скорее. Так дальше продолжаться не может.

Дамнянович. Правильно. Мама, какие новости?

Софья. Ты будешь помилован. За тебя хлопотал мой большой друг.

Дамнянович (Мицичу). Вот видите!.. Все кончится. А пока, пожалуйста, прошу вас… Тебя тоже прошу, мама.

Мария, Зорка, те же.

Мария (Мицичу). Ваша супруга, не правда ли?

Mицич. Прошу прощения, которая?

Дамнянович. Да, моя мать… Жена моего отца…

Мария (протягивает руку, здоровается). Очень рада, очень рада.

Mицич (хочет поздороваться за руку с Софьей). Очень рад…

Мария. Вы имеете право на меня сердиться. Но, думаю, мы станем такими хорошими подругами, что вы меня в конце концов простите.

Софья. Что вы…

Мария. Вы так молодо выглядите… Сколько уже лет вы замужем?

Софья. Я? (Смотрит на Дамняновича.)

Дамнянович. Ты, мама, уже двадцать шесть лет замужем.

Mицич. А я вот уже двадцать семь лет, как женат. Вы как раз выходили замуж, когда у меня родился первый ребенок.

Мария. Как!..

Дамнянович. Это вы, папа, неправильно считаете. Тринадцать и тринадцать, будет двадцать шесть, а не двадцать семь, так же как двенадцать плюс четырнадцать равняются двадцати шести, так же как семнадцать и девять, девятнадцать и семь равняются двадцати шести… Эти цифры всегда вводят в заблуждение.

Мария. Вы так хорошо выглядите, будто и не родили стольких детей.

Софья. Только одного ребенка, сударыня.

Mицич. А у меня шестеро.

Дамнянович. Право, не знаю, что случилось с отцом и с матерью. Все перепутали. И как это ты, мама, не поблагодарила госпожу Марию за гостеприимство, оказанное мне.

Софья. Действительно, сударыня…

Мария. Что вы…

Софья. Ведь не только мой сын, но и муж мой у вас в гостях…

Mицич. Как, и ваш муж здесь? Я его не видел.

Дамнянович. Ха, ха, ха… Отец у меня такой шутник. Очень любит подшутить над матерью… Он иногда как скажет что-нибудь, мы все просто пропадаем от смеха.

Зорка. Я уже это заметила.

Mицич. Это кто шутник?

Дамнянович. Нет, нет, что вы… Это мы так, вообще говорим.

Мария (Мицичу). Я представляю себе, какой неожиданностью для вас было увидеть здесь жену.

Mицич. Да.

Мария (Софье). Жаль, вас никто не встретил. Мой муж поехал на станцию, но…

Софья. Я не была на станции.

Мария. Вы приехали утренним поездом?

Дамнянович. Да, мама, раз ты приехала из Ягодины утром, значит, ты должна была прибыть утренним поездом.

Mицич. Смотри ты! Разве и вы из Ягодины?

Дамнянович. В действительности моя мать не из Ягодины, но с тех пор, как вышла за вас замуж, живет в Ягодине.

Мицич. То есть как…

Мария. Простите меня, сударыня. Мы вас даже не пригласили войти в дом, а встретили здесь и держим… Прошу вас… прошу.

Софья. Спасибо. Я не устала.

Зорка И все же, прошу вас. Пожалуйста, господин Йованче. Вы пойдете с нами, господин Влайко?

Дамнянович (Зорке). С вами? Всегда готов. Идем, мама, отдохнем немного.

Мария (уходя). Прошу!.. (Уходит, за ней Софья и Мицич.)

Дамнянович, Зорка.

Зорка (прежде чем войти в дом, останавливается). Я должна на вас рассердиться.

Дамнянович. Вы сердитесь?

Зорка За все время вы не обмолвились со мной ни словом.

Дамнянович. С вами? Простите меня, я совсем было потерял голову.

Зорка. Прощаю только потому, что вы обыкновенный человек, и еще потому, что приучаюсь любить ваши странности. (Входит в дом.)

Дамнянович (восхищен). Благодарю вас. (Уходит за ней.)

Вичентие, Никола.

Вичентие (входит, доставая из кошелька деньги). На, дай эти три динара извозчику. (Дает Николе денгъи, тот берет и уходит.) Итак, закончил. Правда, это стоило мне большого труда, но теперь все кончено! Этот безбожник помилован. Я не нашел ее дома, но оставил записку, пусть знает, что я это сделал для нее. Теперь уж ничто не помешает моей женитьбе. Я даже чувствую, что и ревматизм меня больше не мучит так, как раньше. (Смотрит на часы.) Ого! А я очень быстро доехал.

Мария, Вичентие.

Мария (выходит из дому). Мне Никола сказал, что ты приехал, друг Вичентие.

Вичентие. Да, я уже здесь.

Мария. А знаешь, кто к нам еще приехал?

Вичентие. Кто?

Мария. Жена господина Йованче из Ягодины.

Вичентие. Приехала? А Арса?

Мария. Он еще в городе, и ее не встретил. Не знаю, куда он девался.

Вичентие. Гм?

Мария. Она красивая и, видно, умная женщина. Я ей еще ничего не говорила, это уж ты и Арса…

Вичентие. Какой Арса? Это сделаю я; я должен довести дело до конца, если взялся.

Мария. Ты уладил свое дело, помоги и нам.

Вичентие. А что это я для себя сделал?

Мария. А! Ты думаешь, если ты мне не сказал, я ничего не знаю?

Вичентие. А что ты знаешь?

Мария. Что ты хочешь жениться.

Вичентие. Ну и знай, я этого не скрываю. Ей-богу, хочу, не могу я так больше.

Мария. Женись, друг, будь счастлив! Но скажи мне, пожалуйста, кто тебя сосватал, кто надоумил?

Вичентие. Сам. Все сделал сам. Сам понял, что должен жениться, сам нашел хорошую и честную женщину. Ты ее увидишь, она умная и красивая.

Мицич, Софья, Дамнянович, Зорка, те же.

Мицич (выходит из дома под руку с Софьей). А, Вичентие, иди сюда, я тебя познакомлю: вот моя жена.

Софья (увидев Вичентие, приходит в ужас). Ох!..

Вичентие (в ужасе роняет зонт). Что!.. Как!.. Чья? Кто? Йованче?

Мицич. Я говорю, моя жена.

Вичентие. Йованче, брат родной! Что ты говоришь!.. Госпожа… госпожа Софья?… Что же это?

Софья. Но, прошу вас, тут получилась одна вещь…

Вичентие. Вещь?… Какая вещь?… Никакой вещи не может быть.

Mицич. Чего не может быть?

Вичентие. Это не твоя жена. Вы… вы, сударыня… вдова.

Дамнянович. Что вы говорите, господин Вичентие? Моя мать не может быть при живом муже вдовой.

Вичентие. Пожалуйста, никаких объяснений! Не хочу слышать никаких объяснений! Эта дама – вдова, а если нет, то должна быть вдовой. Я хочу твердо знать… Йованче, скажи откровенно: ты уверен, что это твоя жена?

Mицич. Это… Что касается уверенности, то я не уверен, но… видишь ли…

Софья (к Вичентие). Если бы вы немного потерпели…

Вичентие. Мне терпеть?… Больше я терпеть не могу… Не хочу терпеть…

Дамнянович. А каким тоном вы, сударь, говорите с моей матерью?

Вичентие. Здесь речь не о тоне, об этом мы можем поговорить в другой раз. Здесь стоит вопрос… главный вопрос… Я, правда, не знаю, в чем заключается этот главный вопрос, но знаю, что Йованче и вы, сударыня… Другими словами, мной здесь играют, мной просто играют, а я этого не хочу… и я никогда этого не допущу!

Софья. Успокойтесь, пожалуйста, вами не играют.

Вичентие. Мной играют. Одна и та же женщина не может быть и женой и вдовой. Если она жена, то у нее должен быть живой муж, а если она вдова, то у нее не должно быть живого мужа. Поэтому я хочу, сударыня, чтобы вы мне твердо сказали, жив ваш муж или не жив?

Mицич. Если речь идет обо мне, то я точно знаю, что я жив.

Вичентие. Если ты жив, то как же твоя жена может быть вдовой?

Мария. Я совершенно ничего не понимаю.

Мицич. И я его не понимаю, знаю только одно: ты, брат Вичентие, берешь грех на душу, желая доказать, что меня нет в живых.

Арса, Перса, те же.

Арса (входит сначала один, показывая знаками Персе, чтобы она спряталась за его спиной; он готовит сюрприз). Йованче, тебе сюрприз!.. Говори: «Дорогая!»

Мицич. А это ты, Арса? Вот хорошо! Сначала я представлю: моя жена.

Арса. Твоя же…

Перса (неожиданно врывается). Йованче! Проклятый! Ой! Ой! (Собирается упасть в обморок; Мария и Зорка удерживают ее.)

Мицич (после небольшой паузы, во время которой испуганно и глупо озирается). Дорогая!

Софья. Боже мой, сынок, что здесь происходит?

Вичентие. Все очень просто: у человека две жены, одна для лета, другая для зимы.

Перса. Йованче, гром тебя порази!

Арса. Ради бога, Йованче, скажи, что здесь про исходит? Что ты делаешь?

Мицич. Кто делает? Я делаю? Послушайте, люди! Я честный человек… Я больше так не хочу. Вы разыгрываете надо мной комедию. Ничей я не отец, и жены у меня нет.

Перса (пускается в плач). До чего, несчастный, дошел? Неужели ты отказываешься от жены и детей?

Мицич. Подожди… Кто отказывается!.. Подожди…

Вичентие. Ага! Значит, не отказываешься! Это при живой-то жене ты еще и вдову прихватываешь, за которую я посватался?

Мария и Арса (вместе). Что?! Так ты за нее посватался?

Вичентие. Да, за нее, если хотите знать.

Дамнянович. Мама?

Софья. Потерпи, сынок, я тебе все объясню.

Мицич. Если ты собираешься на ней жениться, как же получилось, что она моя жена, и ты мне в глаза говоришь, будто меня нет в живых?

Перса. Как получилось?… Ты еще спрашиваешь, как получилось!.. А кто сказал, что это твоя жена? Ты… ты… турок! Ты…

Дамнянович. Я больше этого не вынесу. Сейчас я все объясню. Во всей этой путанице виноват я. Я не могу допустить, чтобы недоразумение продолжалось. Дело в том, что я написал стихи…

Зорка. Вы написали стихи?

Дамнянович. Да! Я написал стихи. Меня зовут (посматривая на Зорку, нарочно подчеркивает слова) не Влайко Мицич, и я не сын этого господина.

Mицич. Не мой он сын. Хватит с меня этих мучений!.. А как его зовут, понятия не имею.

Дамнянович (смотрит на Зорку). Меня зовут Жарко Дамнянович.

Зорка (подбегает к нему, с восторгом). Вы? Вы действительно Дамнянович?

Дамнянович. Да, я… я обыкновенный человек Дамнянович.

Вичентие. Так это я из-за тебя бегал как сумасшедший все утро, чтобы тебя помиловали?

Дамнянович. Вы?!

Вичентие. Я, а кто же еще?

Душан, те же.

Душан (вбегает). Друг мой!.. (Обнимает Дамняновича.) Удача! Ты помилован!..

Софья (подбегает и обнимает сына). Сынок!

Дамнянович. Ты пришел в добрый час!

Вичентие. Помилован? Конечно, помилован, раз я хлопотал.

Зорка (к Вичентие). Спасибо вам!

Арса. А теперь объясните мне, пожалуйста: кто здесь кому муж, кто кому жена, кто кому сын и кто кому отец?

Мария. Это известно, Арса: я твоя жена.

Арса. С нами все ясно. И все же я не могу разобрать: кто кому муж:, а кто кому жена.

Софья. Я… я жена господина Вичентие (протягивает ему руку) или по крайней мере буду ею.

Мицич. А ты, Перса? Сейчас тебе, может быть, ясно, что ты действительно моя жена?

Перса. А другой у тебя нет?

Мицич. Не дай бог!

Вичентие. О боже! Кажется, всех с трудом соединил.

Арса. А мою Зорку ты пристроил?

Вичентие. А как же?… Конечно… Вот я ее сватаю за моего сына, за этого безбожника.

Дамнянович (подходит и целует руку Вичентие.). Благодарю вас! Против такого отца я ничего не имею.

Арса. Ну, если ты, Вичентие, просишь отдать ее за своего сына, я тоже против этого ничего не имею.

Мария. Только хотят ли дети?

Дамнянович и Зорка. Дети хотят. (Подходят к Марии и Софье.)

Душан. Как видно, дети уже все уладили.

Мицич. Выходит, все это я вынес на своих плечах. Только теперь твердо, раз и навсегда знайте: кто кому сын и кто кому жена.

Дамнянович. И пусть все знают, что обыкновенный человек тоже достоин любви!