"Жестокий эксперимент" - читать интересную книгу автора (Дилов Любен)

8

Что ей снилось, он так и не узнал. А спрашивать было неудобно. К тому же боялся, что возможные сравнения будут не в его пользу. А это в свою очередь толкало его на единоборство с любовником из ее сна, и он, не зная удержу, силился побить все рекорды молодости. Они занимались любовью где придется – на узком клинке носа яхты, который потом убаюкивал их в своей колыбели, под тенью паруса, на краю кормы – там они лежали прямо над волнами, а стелющийся позади кильватер, казалось, исходил от них самих.

Ветер снова замер, вместе с замершим для них временем, однако профессор не стал опускать якорь. Теперь уже не имело значения, какое течение и куда их уносит. Они танцевали танго и блюзы, по ночам пересчитывали звезды, отражавшиеся в их глазах, однако зубы ни разу не засветились так, как они светились в ту первую ночь, хотя луна была такой же, как и прежде, а он перепробовал все способы. Наконец профессор по квантовой механике сдался.

– Легко поэтам, придумают любовный символ, и готово! А тут всю ночь не спишь.

– А разве это не символ?

– Сейчас я люблю тебя еще больше, – обронил он невольно, таким образом положив начало разговору, которого хотел избежать.

И Альфа рассказала, что в ее жизни был такой период, когда она утратила веру в него, своего профессора (поэтому и вела себя недавно как ненормальная). А с того памятного дня, когда он выгнал ее из своего кабинета, жила только любовью к нему, и эта любовь была для нее и мукой, и опорой. Без нее она наверняка пропала бы.

Он же в свою очередь недоумевал, как это раньше не заметил эту роскошную женщину. И не обманывал ни ее, ни себя, когда говорил, что любит ее. Ведь что, кроме любви, могло так тянуть к ней.

Привыкший из всего выводить формулы, он извлек из своих непродолжительных любовных связей принцип: каждый человек приходит на встречу с другим человеком с грузом своих забот и проблем. Однако этот груз не следует перекладывать на чьи-то одни плечи, потому что любви, обременяемой двойным грузом проблем и забот, не получится. Такой принцип противоречил его собственным проповедям против модного нынче отчуждения, но и помогал для поддержания дистанции там, где намечалась западня повторного брака. Теперь же он сам сокращал дистанцию, побуждая Альфу рассказывать о себе.

Альфа поистине удивила его (он полагал, что женщины не способны столь здраво анализировать свою судьбу). Может, поэтому и груз ее проблем показался ему довольно тяжелым. И все же они не испугались его – очень уж по-деловому Альфа сформулировала их. Так же по-деловому он спросил, кто же был первый. Ему показалось, что именно отсюда брала начало ее личная драма.

– Один из операторов, – иронично ответила она. – Один красавец, который считал себя ни больше ни меньше обольстителем, внушил мне, что надо избавиться от своей девственности, если хочу и дальше сниматься в кино. А испортило меня, конечно же, совсем другое. И как женщину испортило. В кино я играла саму себя, милую очаровательную дурочку, которая любит впервые в жизни. Режиссер просто-напросто эксплуатировал мою молодость, характер, воспитание и как бы отнял у меня все-все. Потом я пыталась стать обыкновенной девчонкой, какой была раньше, вернуться в собственный, несрежиссированный кем-то другим мир, но увы. Мною до сих пор как бы продолжает управлять режиссер, который постоянно подсказывает мне: вот это делай так, а то – вот так.

– В каждом из нас полно разных режиссеров, – попытался он утешить ее.

– Нет, ты представляешь – сыграть первую свою любовь, которой не было?! Сыграть даже в постели! И остаться девушкой! Ты представь, какой хаос возникает в сознании такой девчонки? Что-то наподобие этого было со мной, когда ты сказал, что мне все приснилось.

Представить себе что-либо он не пожелал, так как снова был обеспокоен упоминанием о сне.

– И даже не будь оператора, был бы кто-нибудь другой. Я сама бы нашла! – продолжала она исповедоваться равнодушному, наслушавшемуся всяких исповедей небу. – Какой бы ни был, кто бы ни был. И, разумеется, потом разочарование было бы вдвое тяжелее. Если бы мне дали новые роли, может, и переболела бы, а так осталась без всякой роли даже в своей жизни. Нормальной жены из меня и то не получилось. Долгое время я не могла подпустить к себе ни одного мужчину… А замуж вышла после того, как и ты отказал мне хоть в какой-то роли. Через силу и из-за боязни остаться такой дикаркой на всю жизнь. И, слава богу, вышла за мужчину, у которого есть дела куда поважнее моих комплексов. Хотя… – неожиданно произнесла она нараспев, и он так и не понял, истинным был ее испуг или же ею снова руководил режиссер. – Хотя… дай-то бог, чтобы ты не был недоволен мною!… Мне нравится роль юнги.

– Глупости, – пробормотал он, так как был раздражен ее шуткой, прозвучавшей как обвинение.

– И в любви тоже встречаемся с самими собой. Никто не может дать нам того, что мы должны дать себе сами. – Он почувствовал, как отдаляется от нее, как будто между ними пробежал холодок. Попытки же искупить нежностью свои недавние дикарские покушения на ее тело оказались очень вялыми, потому что именно в эту минуту он как бы нашел подтверждение своим подозрениям, из-за чего же она все-таки сбежала от мужа – по той же причине, по которой женщины покидали его самого.

Соединившая их постель была достаточно широкой, чтобы спать вдвоем, однако он не мог уснуть ни с одной женщиной, кроме бывшей супруги. Профессор прислушивался к тихому дыханию рядом и спрашивал себя с насмешкой: «Неужели ты действительно влюблен, старый дурак? И что она тебе такого предложила, чего у тебя не было с другими женщинами?» Им снова неизвестно почему завладело чувство испуга и беспокойства. Хотелось встать, обойти все закоулки на яхте, но он боялся разбудить Альфу. (Даже во сне эта женщина убегала от простора постели, даже во сне она искала пристанища в его объятиях.) «Так что, будучи дисциплинированным человеком, ты, капитан, сдержишь данное слово!» – сказал он себе.

Вот ведь как – назвал себя капитаном, а казалось, услышал это слово из ее сладких мягких губ. До сих пор никто не называл его так. Он оставался для всех «профессором», несмотря на то, что уже много лет был капитаном, собственником большой яхты, и даже по документам имел право на это звание. Эх, профессор-профессор, пожалуй, любовь тоже выбирает пищу, нужную только ей. Сказали тебе покорно «капитан», ты и растаял…

Женщина, которую он по легкомысленности, флиртуя, объявил альфой чего-то там, наконец убрала голову с его плеча. Холод, внезапно пронзивший грудь, был приятен, так как под одеялом установилась тропическая жара. Он приподнял его ногой, чтобы впустить вовнутрь немного прохлады, поскольку не решался пока встать, как вдруг что-то тихонько засвистело. Он не сразу понял, что это такое, пока не услышал свист в третий раз. Альфа посапывала носом, как сверчок в летнюю ночь. «Слизистая пересохла», – отметил он, невольно ища женщине оправдание, однако отделаться от неприятного чувства не удалось. Профессор просунул руку под обжигающе-горячую спину женщины, легко приподнял ее. Покорная ему и во сне, Альфа отвернулась к стене. Сверчок умолк. Он выждал, пока ее сон снова станет глубоким, и осторожно поднялся.

В каюте стояла темень, поскольку иллюминаторы были закрыты. (Этой ночью луна с прежней неослабевающей яростью проливала над морем свой неоновый свет.) Долго он искал на ощупь термос, нашел и стал пить прямо из него, стараясь глотать негромко. Потом долго не мог отыскать углубление, в котором стоял термос, чтобы не сваливался во время штормов.

Походная койка приняла его в свои объятия с

таким блаженством, что он забыл о своем намерении проследить за движением яхты. А когда уже засыпал, ему показалось, что судно как бы все задрожало, словно под ним промчалась какая-то необычайно длинная волна, а вообще-то яхта плыла без парусов, отдавшись воле течения. «Прямо как цунами», – сказал он себе, хоть и знал, что в море, где находился сейчас он, цунами никогда не бывало. Он только по книгам знал что эти чудовищные волны, способные разрушить целые побережья, проносились незамеченными даже под самыми маленькими суденышками. Однако, рассуждая о цунами, он имел в виду и настигшую его любовь. И еще он сказал себе, отчаливая в море сна: «Нет-нет, жена, которая вот так посвистывает носом?!.»