"Аня из Шумящих Тополей" - читать интересную книгу автора (Монтгомери Люси Мод)

Объявлено о помолвке Эсми Тейлор и доктора Ленокса Картера. Насколько я могу понять из доходящих до меня обрывков местных слухов, в тот роковой пятничный вечер он решил, что должен защитить бедняжку и спасти ее от ее отца и домашних… а возможно, и от друзей! Сознание всей тяжести ее положения, очевидно, пробудило в его душе рыцарские чувства. Трикси уверяет, что такое развитие событий — моя заслуга, и возможно, я действительно приложила к этому руку, но не думаю, чтобы мне когда-нибудь захотелось повторить подобный эксперимент. Слишком уж он напоминает попытку поймать молнию за хвост.

Право, Гилберт, даже не знаю, что нашло на меня в тот вечер. Должно быть, это были остатки моего прежнего отвращения ко всему, что отдает «принглевщиной». Теперь это отвращение кажется делом прошлого. Я почти забыла о нем. Но другие все еще строят догадки о причинах произошедшей перемены. Я слышала, что, по словам мисс Валентины Кортлоу, она совсем не удивлена тем, что я покорила сердца Принглей, так как у меня «столько обаяния», а жена священника полагает, что просто подействовали ее молитвы. Кто скажет, что это не так?

Вчера мы с Джен Прингль прошли вместе часть дороги, возвращаясь домой из школы, и беседовали о «ложках, лодках, сургуче, капусте, королях»[Цитата из сказочной повести «Алиса в Зазеркалье» английского писателя Льюиса Кэрролла (1832 — 1898).

] — почти обо всем на свете, кроме геометрии. Этой темы мы избегаем. Джен понимает, что я не слишком много знаю о геометрии, но это вполне компенсируется той крупицей сведений о капитане Майроме, которой я обладаю. Я дала Джен почитать «Книгу мучеников» Фокса[Джон Фокс (1516 — 1587) — английский богослов, составитель жизнеописаний христианских мучеников. «Книга мучеников» впервые была издана в 1563 г. ]. Терпеть не могу одалживать кому-нибудь книжку, которую люблю. Она всегда кажется мне уже не той же самой, когда я получаю ее обратно. Но «Мучеников» Фокса я люблю только потому, что мне вручила ее дорогая миссис Аллан в награду за успехи в воскресной школе. Мне не нравится читать про мучеников, так как потом я обычно чувствую себя отвратительно малодушной и терзаюсь стыдом — мне стыдно признаться, что я ужасно не люблю вылезать из постели морозным утром и стараюсь, если можно, уклониться от посещения зубного врача!

Ну что же, я рада, что Эсми и Трикси счастливы. С тех пор как цветет мой собственный роман, я очень интересуюсь сердечными делали других людей. Это хороший интерес — не любопытство, не злопыхательство, а просто радость оттого, что так много счастья вокруг.

Все еще стоит февраль, и «снег на крышах монастырских сверкает под луной»… только здесь это не монастырь, а всего лишь скотный двор мистера Гамильтона. Но я начинаю думать: "Остается лишь несколько недель до весны… и еще несколько до лета… и тогда — каникулы… Зеленые Мезонины… золотистое сияние солнца на авонлейских лугах… залив, который будет серебристым на рассвете, сапфировым в полдень и малиновым на закате… и ты".

У нас с маленькой Элизабет столько замечательных планов на эту весну. Мы такие добрые друзья. Каждый вечер я приношу ей молоко, а иногда ей позволяют пойти со мной на прогулку. Мы обнаружили, что наши дни рождения приходятся на один и тот же день, и это открытие заставило Элизабет вспыхнуть от восторга «божественным румянцем красной розы». Она так хороша, когда краснеет. Обычно лицо у нее слишком бледное, и даже то, что она пьет каждый день парное молоко, не дает ей румянца. Лишь когда мы с ней возвращаемся в сумерки с наших свиданий с вечерними ветрами, ее щечки бывают прелестного розового цвета. Однажды она очень серьезно спросила меня: «Мисс Ширли, будет ли у меня, когда я вырасту, такая же чудесная кремовая кожа, как у вас, если я стану каждый вечер намазывать лицо пахтой?» Похоже, пахта — излюбленное косметическое средство в переулке Призрака. Я открыла, что им пользуется и Ребекка Дью. Она взяла с меня обещание держать это в секрете от вдов, так как они сочли бы, что в ее возрасте такое поведение — непростительная фривольность. Количество тайн, доверенных мне в Шумящих Тополях, старит меня раньше времени! Интересно, исчезли бы с моего носа еще остающиеся на нем семь веснушек, если бы я намазывала его пахтой? Между прочим, сэр, вы когда-нибудь замечали, что у меня «чудесная кремовая кожа»? Если да, то вы никогда мне об этом не говорили. И вполне ли вы сознаете, что я «сравнительно красива»? Сама я только что сделала это открытие.

— А каково это — быть красивой, мисс Ширли? — спросила меня на днях Ребекка Дью, когда на мне было мое новое платье из светло-коричневой вуали.

— Я тоже часто задаюсь таким вопросом, — ответила я.

— Но вы же красивы, — сказала Ребекка Дью.

— Вот уж не предполагала, что вы можете быть язвительной, Ребекка. — Я с упреком взглянула на нее.

— Я и не думала язвить, мисс Ширли. Вы красивы… сравнительно.

— О! Сравнительно!

— Ну да, посмотрите в зеркало. — И Ребекка Дью указала пальцем на зеркало в створке буфета. — По сравнению со мной вы красивы.

Что ж, это действительно так!

Но я не кончила об Элизабет… Однажды вечером, в штормовую погоду, когда в переулке Призрака отчаянно завывал ветер, мы не могли пойти на прогулку. Тогда мы поднялись в мою башню и начертили карту сказочной страны. Я положила на стул мою голубую, похожую на пончик, подушку, чтобы Элизабет могла сесть повыше, и, склоняясь над картой, она выглядела как серьезный и важный гном.

Наша карта еще не закончена; каждый день мы придумывали что-нибудь новое, что можно на ней обозначить. Вчера вечером мы нанесли на нее домик Снежной Чародейки, а за ним изобразили три холма, сплошь покрытые цветущими дикими вишнями. (Кстати, Гилберт, я очень хочу, чтобы возле нашего дома мечты тоже росли дикие вишни.) Разумеется, на нашей карте есть Завтра — оно лежит к востоку от Сегодня и к западу от Вчера, — и еще у нас бесконечное число всяких «времен» в этой сказочной стране: «летнее время», «долгое время», «короткое время», «время новолуния», «время спокойной и ночи», «будущее время» (но никакого «прежнего времени», так как это слишком печальное время для сказочной страны), «старое время», «молодое время» (так как, если есть «старое», то должно быть и «молодое»), «горное время» (так как это столь чарующе звучит), «ночное время» и «дневное время» (но никакого «времени ложиться спать» или «времени идти в школу»), «время каникул» (но никакого «одного времени», так как это тоже слишком печально), «потерянное время» (ведь его так приятно найти), «некоторое время», «прекрасное время», «скорое время», «медленное время», «время поцелуя», «время возвращаться домой» и «время оно» (так как это одно из самых красивых выражений на свете)… И везде маленькие, аккуратные красные стрелки, указывающие путь к каждому «времени». Я знаю, Ребекка Дью считает меня весьма ребячливой. Но, Гилберт, дорогой, давай никогда не вырастать слишком большими и умными… нет, слишком большими и глупыми для страны сказок.

Ребекка Дью — я это ясно чувствую — не совсем уверена в благотворности моего влияния на Элизабет и считает, что я поощряю фантазии девочки. Однажды вечером, когда меня не было дома, Ребекка Дью сама понесла молоко к двери в стене сада и нашла там Элизабет, которая так напряженно всматривалась в небо, что даже не слышала (отнюдь не волшебно легких) шагов Ребекки.

— Я вслушивалась, Ребекка, — объяснила она.

— Ты слишком много вслушиваешься, — неодобрительно заметила Ребекка.

Элизабет улыбнулась так, словно мыслями была где-то далеко. (Ребекка Дью не употребила этого сравнения, но я хорошо знаю, как улыбается Элизабет.)

— Вы удивились бы, Ребекка, если бы узнали что я иногда слышу, — сказала она таким тоном, что у Ребекки мурашки по всему телу забегали, — так, во всяком случае, она утверждает.

Но Элизабет всегда под властью волшебных чар, и что с этим поделаешь?

Твоя

Аня из Ань.

Р. S. 1. Никогда, никогда, никогда мне не забыть, какое лицо было у Сайреса Тейлора, когда жена «обвинила» его в том, что он вышивает тамбуром. Но я всегда буду питать к нему теплые чувства из-за тех котят, которых он искал. И Эсми мне тоже нравится, потому что вступилась за отца даже тогда, когда думала, что все ее надежды пошли прахом.

Р. S. 2. Я вставила в ручку новое перо… И я люблю тебя, потому что ты не чванливый, как доктор Картер… и я люблю тебя, потому что у тебя не оттопыренные уши, как у Джонни. И — самая главная из всех причин — я люблю тебя просто потому, что ты Гилберт!