"Золотая кровь" - читать интересную книгу автора (Шепард Люциус)

ГЛАВА 9

Несколькими этажами ниже залы, в которой произошел бой с Миколасом, они обнаружили большую пустую комнату с белеными стенами, из углов лепного потолка которой глядели вниз гипсовые ангелы. Их серьезные, погруженные в созерцание лица, казалось, ручались за святую неприкосновенность пространства, за которым они надзирали. Обстановка состояла из двух мягких стульев, комода и кровати черного дерева, находившейся в самом плачевном состоянии: одна ножка была сломана, балдахин-шатер наполовину завалился. Большие размеры и какая-то болезненность конструкции — на фризе передней спинки было изображено сонмище перекошенных от боли лиц — придавали этому ложу сходство с погребальным кораблем. Они зажгли два фонаря, свисавшие с потолка, и комната осветилась бледным ровным пламенем. Комод сгодился как подпорка для покосившейся кровати, и теперь можно было расстелить матрац так, чтобы он не сползал. Бехайм сорвал с себя окровавленную рубашку, вытянулся и закрыл глаза. Александра же продолжала расхаживать по комнате, и, когда так прошло почти пять минут, Бехайм приподнялся, опершись на локоть, и спросил, что ее гложет.

— Ничего меня не гложет, — ответила она. — Просто мне немного не по себе. Мне всегда немного не по себе.

— Боитесь, вот-вот за нами придут де Чеги?

— Нет. — Она прислонилась к стене, спрятав за спину руки. — Они замыслят какие-нибудь козни, сплетут интригу, приготовят хитроумную ловушку, но в конце концов, когда дойдет до дела, а у них не будет полной уверенности в успехе, они потеряют голову и кинутся в стремительную атаку. Это в их духе. Они не способны действовать тонко.

— Вот поэтому-то их вполне можно подозревать.

— В убийстве Золотистой? — Она покачала головой. — Не думаю. На такое насилие они, конечно, способны. Но это конкретное преступление — не в их стиле. Тут, но крайней мере, требовалось что-то заранее спланировать. А они, как я уже сказала, обычно действуют экспромтом.

Бехайм рассматривал простыню, на которой лежал. Она была украшена изящным тисненым узором из шипов и роз — белое на белом.

— Я тут поразмыслил, — сказал он, — и пришел к выводу: так мне ничего не добиться. Я решил последовать вашему совету. Пробка от флакона — единственное имеющееся у меня косвенное свидетельство. Вы правы. У меня действительно нет выбора.

— Я знала — вы поймете, — глухо произнесла она.

— Вы сходите со мной в апартаменты Фелипе?

— Не могу, — сказала она. — Мне нельзя так рисковать. Если Фелипе застанет меня там, если обнаружит, что я вступила в игру против него, все погибло. Но вам, конечно, необходим спутник, который мог бы постоять у двери и предупредить об опасности. Да вы возьмите с собой служанку вашу. Жизель.

Ага, подумал он, вот оно — тут-то и нужно кое-что выяснить. Она вышла на главную тему, от которой будут зависеть все решения, связанные с Александрой.

— Что именно погибнет? — спросил он.

По ее лицу пробежала тень недовольства.

— Все, на что я рассчитываю.

— Власть?

Она поколебалась.

— Да, власть.

— Но ведь это не все.

Она кивнула.

— Мне не расскажете?

— Ничего особенного. Просто у меня есть кое-какие ожидания.

— И вы думаете, они сбудутся? Вы уверены, что я найду улики против Фелипе?

— Как я могу быть уверена? — Голос ее стал резким от раздражения, плечи напряглись, она сделала несколько шагов и встала у противоположной стены, спиной к ней.

На фоне беленой поверхности ярче стали рыжий оттенок ее волос, голубизна шелковой ночной рубашки, живой блеск глаз, словно откуда-то из белизны, из невыразительного белого неба явилась богиня.

— Значит, вы просто надеетесь на то, что Фелипе замешан? — спросил Бехайм.

Она снова кивнула.

Бехайм сел прямо, спиной к фризу из замученных лиц.

— А эти ваши ожидания... леди Долорес они случайно не касаются?

Ее щеки покрылись лихорадочным румянцем.

— Нет!

— Говорят, вы с ней очень сблизились.

— Сблизились! — злобно рассмеялась она. — Я бы не стала называть это так.

— А какое слово предпочли бы вы?

В ее горящих щеках прибавилось краски, он подумал: сейчас закричит; но она не открыла рта.

— Кажется, мои вопросы расстраивают вас.

— Меня расстраивает то, что вы как будто подозреваете меня.

— А чего бы вы хотели? Сами вы ничего не говорите.

Казалось, этот вопрос задел ее больше, чем другие. Она долго молчала, потом вернулась к кровати, села на край и провела пальцами но простыне.

— Фелипе просил меня помочь ему выяснить, что Долорес нужно от него, — сказала она. — Он ее подозревал. С тех самых пор, когда они стали любовниками.

— Зачем ему обращаться за помощью к вам? Между вами ведь давно все кончено. Разве нет?

Она откинула со щеки локон и устремила взгляд вверх, на одного из гипсовых ангелов, словно за советом. Глазам Бехайма предстала ее изящная шея, украшавшая ее голубая жилка, едва просвечивавшая сквозь белую кожу и исчезавшая у основания шеи.

— Не знаю, смогу ли объяснить наши с ним отношения, — начала она. — Сколько раз он по-скотски обходился со мной, да и я не раз его просто использовала. Между мной и Фелипе идет постоянная борьба. Она никогда не прекращалась. Он жестокий, извращенный ублюдок. Я бы нисколько не опечалилась, если бы его подвергли Озаряющему Жертвоприношению, и все же временами я чувствую к нему что-то похожее на любовь. Нас что-то связывает. Наверное, кровь. Любые наши чувства друг к другу всегда были сильными.

— У меня сложилось нехорошее впечатление, что вы замыслили отнять у него власть. Стать во главе рода Валеа.

— Это всем известно. Мы с Фелипе во многом согласны, но он недостаточно напорист. Чересчур любит поразвлечься, и это мешает ему должным образом отстаивать наши интересы.

— В чем же, по-вашему, ему недостает напористости? — спросил Бехайм.

— Да во всем. Например, он позволил нашим разногласиям с де Чегами перейти запретную черту. Зачем было затевать междоусобицу? Он просто не дает себе труда сгладить иногда какие-то шероховатости. А в последнее время — все эти разговоры о переселении Семьи из Европы. Он якобы на стороне Агенора. Но он не поддерживает дело безоговорочно. Он все выжидает, хочет подстраховаться, и не потому, что сомневается, он просто не желает проникнуть в суть этого вопроса.

— А как вы смотрите на переезд?

— Пока не поддерживаю, — сказала она. — Но считаю, что нужно незамедлительно снарядить экспедицию и исследовать возможность переселения. И если препятствий действительно нет и если это так безопасно, как утверждает Агенор, было бы глупо не основать новую колонию. Или что-нибудь помасштабнее.

Она говорила твердо, уверенно и, кажется, вполне серьезно. Ни в ее голосе, ни в жестах Бехайм не почувствовал никакой фальши.

— Вас это удивляет? — спросила она.

— Учитывая вашу известную дружбу с Долорес, да. Но о ней вы мне так пока и не рассказали.

Ее плечи снова напряглись.

— Долорес распустила слух, что мы с ней подруги, но это не так.

Она вздохнула и прислонилась к столбу у изножья кровати.

— Я прикинулась, что подружилась с ней, после того как Фелипе попросил меня помочь. Возможно, она меня раскусила. А может быть, дружба для нее совсем не то, что для меня. Однажды вечером я пришла к ней в гости, и она соблазнила меня. Я и раньше спала с женщинами, но выбирала всегда сама. А тут Долорес воспользовалась своей силой, и я подчинилась. Я не могла ей противостоять. Она принудила меня, заставила делать то, чего я не хотела. От начала и до конца это было самое настоящее грубое насилие. И я ее возненавидела. До сих пор ненавижу. Словами не передать, до какой степени. Ради Фелипе я продолжаю строить из себя ее подругу — надеюсь выудить что-нибудь такое, что обернулось бы против нее, что заставило бы его убить ее.

— Ну и как, удалось что-нибудь выведать? Она потеребила складку голубого шелка, скрутила ее пальцами.

— Не знаю. И он, и она — скользкие, как черви. Кое-какие подозрения есть, но наверняка ничего не скажешь. Недавно я пришла к мысли, что, хотя Фелипе нужно, чтобы я шпионила за Долорес, у него еще кое-что на уме. Думаю, он задумал двойную игру, используя меня против Долорес, а ее — против меня. Ей он сказал, что подговорит меня следить за ней, как будто бы это и так не было правдой, якобы для того, чтобы она смогла сделать меня своей любовницей, о чем сама она давно мечтала. Но я ни в чем не уверена. Мне никак не отличить его истинные намерения от моих страхов по поводу его целей. А что касается побуждений Долорес... — Александра нервно рассмеялась. — Я знаю, что, куда ни кинься, везде тебя может поджидать коварство. Я уже боюсь за свою жизнь. Если Долорес хочет влиять на Фелипе, я могу быть для нее только помехой. А может быть, это все игры, шутки такие страшные? Не уверена, что и сами они в курсе того, что происходит сейчас.

Она положила руку Бехайму на колено.

— Поэтому я и решила втянуть вас в это дело. Мне было страшно. Я подумала, что вас можно использовать в борьбе против них. — Ее голос дрогнул. — Но теперь мне хотелось бы, чтобы...

— Чтобы не я, а кто-нибудь другой взвалил на себя эту тяжкую обязанность. За те несколько часов, что мы провели вместе, стало ясно, между нами есть какое-то внутреннее родство, нас что-то связывает, и вы это цените и не хотели бы ставить под угрозу. Но все-таки это поручение дали мне, и вы должны позволить мне действовать дальше, надеясь, что оказанная вами помощь не только послужит достижению ваших целей, но и позволит мне быстро и успешно справиться с задачей, и тогда мы сможем дать полную волю нашему взаимному расположению и сбудутся все наши заветные желания.

Он произнес это ровным, почтительным голосом, а в последних словах прозвучал неприкрытый сарказм, как будто он резюмировал очевидное и довольно сомнительное положение дел. Лицо его оставалось непроницаемым, он ждал, чем ответит она. Пожалуй, труднее всего было бы объяснить гнев, подумал он. Гнев или, скорее, вызов и впрямь мелькнул в ее глазах, но тут же в ее взгляде проступило замешательство и смятение, и, когда он договорил, она, потупив взор, отвернулась и сказала:

— Зачем вы стараетесь посмеяться над теми самыми чувствами, признания в которых добивались от меня всего полчаса назад?

В ее голосе прозвучала непритворная обида, но он не стал отвечать, решив собрать побольше доказательств, прежде чем можно будет прийти хоть к какому-то заключению.

Александра взглянула на него из-за плеча, лицо ее было печально, прелестно своей взволнованностью, как у ангелов, стерегших спальню по углам.

— Я не могу рассеять ваших подозрений. От них нельзя избавиться полностью. Ими тут пропитано все, и особенно сейчас, тем более принимая во внимание стоящую перед вами задачу. — Она опустила глаза и сказала: — Но я сделаю то, что в моих силах.

Она встала, прошла к одному из подвесных фонарей и притушила его пламя, так что осталось лишь крошечное тлеющее белое острие, как у копья.

— Что это вы делаете? — спросил Бехайм.

— Я же сказала: то, что в моих силах.

Она пригасила свет другого фонаря, и в комнате воцарился приятный полумрак. Затем она сбросила с плеча бретельку ночной рубашки. Обнаженная часть ее стана белела в полутьме.

— Не очень изобретательный ход, — сказал он, воспламеняясь и вместе с тем тревожась. — Я не идиот. Вы рассчитываете что-то этим доказать?

— Я не доказательства тебе приготовила. — Она подошла к самой кровати и остановилась, держа правую руку на второй бретельке. — Итак, Мишель. Что я сейчас должна сделать?

Его язык набух, во рту пересохло.

— Неужели ты скажешь, что не хочешь меня?

— Нет, — ответил он, — не скажу.

— Мишель, забудь на время про убийство. Забудь о том, кто мы. И где находимся. Может быть, мы не добьемся успеха. Бывает, часто думаешь: вот я чувствую то-то и то-то, а в конечном счете оказывается — не то. Но если нам суждено проиграть, давай сделаем это как мужчина и женщина, не дадим подозрению затуманить наш взор.

Она легла на кровать рядом с ним.

— Я хочу любви, Мишель. Любви, не просто физической близости — этого добра всегда хватает. Голый секс меня не интересует. Там всегда чего-то не хватает. Но любовь — это другое. Уж не знаю, сколько лет у меня этого не было. Даже не помню, на что это похоже. А с тобой... — Она взяла его за руку, провела большим пальцем по костяшкам его пальцев. — С тобой, я чувствую, все будет хорошо. Как ты считаешь? Возможно ли это между нами?

Он хотел было что-то сказать, промычал что-то — не столько отвечая, сколько просто соглашаясь, но она приложила палец к его губам и не дала ему открыть рот.

— Знаю. — Она перешла на шепот. — Я все знаю.