"Последний долг" - читать интересную книгу автора (Майоров Сергей)

3

В оставшиеся до Нового года дни у меня оказалась масса свободного времени, и я посвятил их тому, чтобы окончательно разругаться с Натальей. То, что я с таким упорством строил в течение нескольких лет, разлетелось вдребезги за считанные часы и при этом не вызвало у меня никаких чувств. Хотя еще недавно я и в дурном сне представить не мог подобного финала.

29 декабря позвонил Красильников. Он нудно извинялся за инцидент с Эдиком, так что мне пришлось его успокаивать, а потом и самому извиняться за драку и испорченный вечер. Антон предложил на следующий день отправиться в сауну. В том же составе, в котором мы посетили ресторан. Я никогда не был любителем банных увеселений, но Антон настаивал, и я передал Наташке его предложение. Конечно, она отказалась наотрез. Иного от нее нельзя было и ждать. Я перезвонил Антону, он упрямо не хотел отказываться от идеи совместного купания и предложил сходить в баню вдвоем, а потом отметить приближающийся праздник у него дома. Я согласился и потом сообщил об этом Наталье. Она встала на дыбы, я проявил характер, и мы рассорились.

Когда я вечером вышел из дома, собираясь ехать на встречу с Антоном, выяснилось, что какая-то сволочь проколола все четыре колеса моей машины. Я позвонил Антону, и он подъехал на своем «мерседесе». Настроение мое было испорчено ссорой с Натальей и инцидентом с машиной. Еще в дороге я начал прикладываться к спиртному, а когда оказалось, что в сауне нас ждут Анжела с подругой, я обрадовался, будто всю жизнь об этом тайно мечтал.

Подруга назвалась Ликой. Она была года на два старше меня, а выглядела моложе. Невысокого роста, хрупкая блондинка с печальным взглядом. Было в ее лице что-то такое, что я всегда подсознательно ценил в женщинах, но раньше таких не встречал… Или это объяснялось количеством спиртного, которое я поглощал в тот вечер с целеустремленностью, достойной лучшего применения? В общем, случилось то, что и должно было случиться при таком раскладе. Тем более что Антон, уединившись с Анжелой в раздевалке и не потрудившись закрыть дверь, подал пример.

Поздно ночью Антон подвез меня домой. Я лежал на заднем сиденье в обнимку с Ликой. У нас началось бурное прощание, и я долго не обращал внимания, что около моего подъезда стоит девушка в поношенном легком пальто. Первой ее заметила Анжела, с любопытством оглядываясь в нашу сторону. Когда я понял, что это Наталья, положение было не спасти. Уход от ответа — иногда тоже ответ. Я хлопнул Антона по плечу, и «мерседес» рванулся как бешеный. В зеркале заднего вида мелькнула растерянная фигурка в легком, не по погоде, пальто.

— А за что тебя из милиции уволили?

Ни на одной из телевизионных программ не нашлось ничего интересного, и Лика выключила огромный «сони-тринитрон», выглядевший в ее малогабаритной квартирке как спойлер на старом «москвиче».

— За что? Было за что…

Я закурил и пристроил подушку так, чтобы в кровати можно было сидеть.

Уволили меня за утерю табельного ствола. За халатность. На мне уже до того «висел» выговор, который я получил за полгода до истории с пистолетом.

В тот день мне выдали премию — первую и единственную за всю службу — за то, что я по оперативной информации выявил и задержал двадцатичетырехлетнего худосочного паренька с золотыми руками. Он сколотил команду из несовершеннолетних, они искали и везли ему смертоносные железки времен последней войны. В старом папином гараже паренек оборудовал мастерскую и за четыре месяца плодотворной деятельности сумел восстановить и выгодно продать десятка три боеспособных стволов. При задержании мы изъяли у него обрез и ППШ с полным боекомплектом, еще дюжину железок сумели найти потом, проверяя его друзей и знакомых.

Получив премию, я устроил «обмывание» в кругу родного коллектива. Саша Зайцев, который в тот день работал во вторую смену и должен был принимать на себя все поступающие в этот вечер заявки о преступлениях, основательно перебрал, хотя всегда пил крайне мало и осторожно. И когда по местному телефону дежурный сообщил, что направил к нам мужика с заявлением о грабеже, я добровольно вызвался переговорить с ним.

Терпила мне сразу не понравился. Двухметрового роста мужик в кожаном пальто, с золотыми «гайками» размером в спасательный круг каждая и челюстью, напоминающей носовую часть ледокола. Попытаться ограбить его можно было разве что во сне. Да и то результат был предопределен заранее — поспешное пробуждение с криками и в мокрой пижаме.

А потому, когда он стыдливо поведал мне, что час назад двое неизвестных около ресторана «Славянский рынок» отобрали у него сумочку с деньгами и документами, я почему-то не поверил.

— Деньги — ерунда, всего-то было пятьсот баксов, — говорил мужик. — Главное для меня Документы. Как их теперь восстанавливать? А если кто-то воспользуется?

Я задал уточняющие вопросы. Оказалось, что в несчастном портмоне были собраны практически все бумажки, которые выдают различные инстанции человеку за тридцать лет активной деятельности. Отсутствовало разве что свидетельство о рождении.

Я набрал полную грудь воздуха, перестал ерзать на стуле и выдал пламенную речь. Гневно изобличил мужика во вранье, слегка пригрозил карами за этот неблаговидный поступок, популярно объяснил, как именно могут воспользоваться его документами, и основными вехами обозначил ближайший его маршрут. Отчетливое звяканье бутылок и нестройный хор голосов, распевавших в соседнем кабинете «Нас извлекут из-под обломков… », были красноречивым аккомпанементом моим словам.

Заявитель скромно потупился и попросил хотя бы выдать какую-нибудь справку о том, что документы у него действительно украли.

Не в силах переварить подобную наглость, я язвительно рассмеялся:

— Да откуда ж я знаю, что бумаги у тебя действительно сп… ли, а, приятель? Мало ли что ты мне говоришь? Сам где-нибудь прое… л по пьяни, наверное, а теперь протрезвел и с заявой к нам летишь!

Он ушел, вежливо попрощавшись, а я вернулся продолжить банкет.

Развязку истории я узнал на следующее утро, когда меня вызвали к руководству ГУВД.

Похожий на ледокол товарищ был не терпилой, а проверяющим из городского управления, специально уполномоченный посмотреть, как в разных районах города реагируют на заявления о подобных заявлениях. И хотя везде реагировали практически одинаково, даже одними и теми словами, мне досталось больше всех. Оказалось, что в кармане шикарного плаща инспектора лежал диктофон, на импортную пленку которого отчетливо легло приглушенное: «Машина пламенем объята, вот-вот рванет боекомплект… »

Я получил выговор, а потому, когда случилась история со стволом, путь мне был один: на гражданку. В народное хозяйство, как говорили в подобных случаях еще совсем недавно.

Я кратко пересказал Лике обе истории. Она, конечно, ничего не поняла, и я невольно, в который уже раз за последнее время, сравнил ее с Натальей. Та всегда очень остро переживала мои неприятности по службе.

Мой разрыв с Натальей оказался окончательным. Я пытался дозвониться по телефону, но Вера Ивановна, ее мама, холодно отвечала мне, что Наташи дома нет, и когда она будет, ей неизвестно. Я дважды пытался подкараулить ее возле дома, и безрезультатно. Новый год я встречал с Антоном, Анжелой и Ликой и за три дня праздников так и не добрался до своего дома.

Я посмотрел на часы и стал собираться. Антон просил меня подъехать в офис, чтобы уладить какие-то вопросы с моей должностью.

Моя «восьмерка» стояла недалеко от дома Лики, но садиться за руль мне не хотелось, и я поймал такси.

Все вопросы мы решили с Антоном быстро. Я расписался в каких-то бланках и ведомостях, а потом мы отправились пообедать. В последнее время я воспринимал Антона как единственного, пожалуй, своего друга. Больше общаться мне было не с кем. Разве что с Ликой. Хотя с ней наше общение ограничивалось постелью и беседами ни о чем.

Выходя из ресторана, мы встретились с Пашкой Датчанином, и он навязался к нам в попутчики. Я видел его в первый раз, позже Антон рассказал мне его историю.

Дед Пашки был белогвардейским офицером, который успел удрать на последнем пароходе из Одессы во Францию, выгодно женился на дочери русского купца, переметнувшегося в Париж еще в 1915 году, разбогател, но перед самой войной спустил все состояние на скачках и застрелился. Его младший сын, то есть Пашкин отец, в чем-то повторил судьбу старого попутчика, сложив свой жизненный путь из сплошных поворотов, падений и взлетов. Он был пять раз женат, кочуя по всей Европе. В послевоенные годы он сумел сколотить кое-какой капитал, но к финалу жизни пришел с тем же багажом, с каким его отец покидал родину. Он умер в Дании в восемьдесят втором, когда его младшему сыну Павлу исполнилось всего пятнадцать. От своего деда Пашка унаследовал страсть к авантюрам, игре и тоску по родине. С малых лет он вертелся в подростковых бандах, воровал и торговал наркотиками, попадал в полицию, а когда упал Железный занавес и начался Великий бардак, воплотил в жизнь отчаянную мечту своего деда. Он загрузил угнанный «порше» оружием и наркотой и вернулся в Россию, без труда миновав границы. В России он почувствовал себя как рыба в воде и осел в Новозаветинске, где стал заметной фигурой в криминальной среде. Раз его чуть не посадили — если раньше лицом без гражданства, подозреваемым в распространении героина, неминуемо заинтересовалось бы КГБ, сейчас во всем разбиралось замотанное повседневной текучкой отделение милиции, и Пашка без труда ушел из-под обвинения, при этом пожаловавшись, в лучших демократических традициях, во все инстанции, начиная от районного прокурора и заканчивая Госдумой. Когда на улицах Стокгольма или Гамбурга его ловила местная полиция, он никуда не жаловался.

Датчанин плюхнулся на заднее сиденье красильниковского «мерса», дымя тонкой сигарой, даже акцент свой старательно выпячивал. Мы с ним не успели обсудить кое-какие вещи, но говорить в присутствии постороннего он не хотел, и мы ехали молча, если не считать пошловатые комментарии, которые Пашка отпускал в адрес попадавших в поле зрения девушек.

«Это была группа БФ-6 с новой композицией „Все нормальные люди обожают группу БФ-6", — донесся из динамиков голос ди-джея. — У вас нет телевизора? Вам нечем занять свое свободное время? С нашими телевизорами вам жизнь покажется короче! Новые модели популярных монгольских телевизоров предлагает со склада в Петровске фирма „Русский медведь"! Спешите позвонить, пока еще действуют новогодние скидки… А мы, дорогие друзья, продолжаем наш концерт по заявкам „В трудный час". Скрипач и Робот просят поздравить своего друга Кокоса с наступающим двадцативосьмилетием и просят передать для него… Ха-ха-ха, нет, не передачу, а песню! Песню в исполнении молодого автора Амвросия Капитана „Эй, менты, не ловите вы пьяниц, а мочите-ка лучше братву!" С удовольствием присоединяюсь к этой просьбе и поздравлениям. Долгих тебе лет жизни, свободной жизни, и здоровья, дорогой Кокос! Итак, на волнах „Радио-Тупик" звучит композиция… »

Я не сразу увидел, что Датчанин катается по заднему сиденью, схватившись руками за живот и захлебываясь смехом, а лицо Антона приобрело пурпурный цвет и продолжает угрожающими темпами набирать яркость. Я криво улыбался и не мог ничего понять, пока Датчанин, отдышавшись, не хлопнул Антона по плечу:

— Молодцы пацаны, напомнили! А то ведь так бы и замылил! У тебя когда, десятого?

— Двенадцатого, — отозвался сквозь зубы Красильников, и выражение лица свидетельствовало о том, что ему очень хочется убить незваного пассажира.

— Да, точно, двенадцатого! Мы же тогда в «Кошке» нае… нились, как сейчас помню! И сколько тебе стукнет?

— Полтинник, — огрызнулся Антон, и его лицо, судя по цвету, достигло температуры, при которой можно плавить чугун.

— Не, в натуре, сколько?

— Двадцать восемь.

— Где отмечать будешь?

— В пышечной!

— Ну да, ты можешь. Ты и в прошлый раз продинамить хотел. А хороший они тебе подарок выбрали, правда?

Антон сплюнул в приоткрытое окно.

— Ему, бля, менты платят, вот он и поет под них. Он по сто семнадцатой-четвертой сидел, за малолетку, так его в камере… Вон он теперь и выслуживается!

— Да ладно, Тошенька, добрее к людям нужно быть! — Датчанин махнул рукой. — Может, у него мечта детская неисполненная осталась. По ночам себя дежурным вытрезвителя видит или участковым. А ты его так!

Антон длинно выругался, и Датчанин шлепнул кулаком по сиденью:

— Ого, силен мужик! Не забыл еще!

Мы высадили Датчанина около ювелирного магазина на Центральном проспекте. Он помахал нам рукой, улыбнулся и подошел к сияющей витрине. Мне почему-то вспомнился давний польский фильм «Ва-банк».

Антон подвез меня до дома Лики. Радио он выключил, опасаясь, видимо, новых разоблачений, а когда на прощание протянул руку, то смотрел в боковое окно.

Остаток дня тянулся медленно. Мы лежали на кровати и смотрели телевизор, прыгая с канала на канал. Раньше мне нравилась программа «Вечерний звонок», но в последнее время я смотрел ее редко: из сорока пяти минут эфирного времени теперь ровно сорок отдавалось рекламе, а в оставшиеся секунды едва успевали вместиться фрагменты двух видеоклипов и растерянная улыбка ведущей. Увидев знакомую заставку, я поспешил переключиться на городской канал. Там как раз начиналась «Криминальная сводка».

Сначала программа была неинтересной: репортаж из пожарной части, рассказ о буднях речной милиции в суровое зимнее время, интервью с начальником ГАИ. А потом дали сюжет, который заставил меня буквально вцепиться в экран. — Сегодня сотрудниками Городского управления уголовного розыска совместно с РУОП и оперативниками Московского и Правобережного РУВД была пресечена незаконная деятельность двух своднических контор «Аксинья» и «Жаннет», — победно вещал диктор, и на экране мелькали спецназовцы в масках, вспышки проблесковых маячков, визжащие перепуганные проститутки и распластанные на снегу темные фигуры с руками на затылках. — В поле зрения сотрудников угрозыска эти, с позволения сказать, фирмы попали давно, и сегодняшняя операция стала итогом кропотливой работы, позволившей связать в единое целое более двух десятков тяжких преступлений: квартирных краж и грабежей, угонов автотранспорта, разбоев. Как выяснилось, труженицы этих фирм не только оказывали своим клиентам сексуальные услуги на дому, но и собирали попутно информацию о их благосостоянии, привычках, распорядке дня… Руководил этими предприятиями человек, числившийся сотрудником частной охранной фирмы. При задержании у него изъят пистолет ПМ с боевыми патронами. — В кадре мелькнула въехавшая носом в высокий сугроб гороховская «девятка» с распахнутыми дверями, а потом появился и сам Витя с перекошенным лицом и вытаращенными глазами в сопровождении автоматчиков в масках. — Всего задержано более тридцати человек, в том числе шестеро, занимавшихся изготовлением порнографической литературы в подпольной типографии. — Камера пробежалась по лицам задержанных, и меня ждал очередной сюрприз: отставной майор ВДВ стоял, раздвинув ноги и заложив руки за голову, у стены в какой-то бомжатской квартире и, злобно кося подбитым глазом, смотрел на оператора. — Всех, кто имел несчастье столкнуться с этими людьми, просят позвонить…

Номера телефонов принадлежали Городскому управлению и мне были незнакомы.

Я задумался и не обратил внимания, что увиденное поразило Лику не меньше, чем меня.

Передача закончилась, и замелькало какое-то шоу с призами.

— Мне надо постирать. — Лика соскользнула с кровати и ушла в ванную.

Я подобрал с пола свою «трубку», выключил на телевизоре звук и позвонил в 15-е отделение милиции. Ответил Савельев. С ним мне хотелось говорить меньше всего. Гена отличался на редкость тяжелым характером, дурацкой прямотой и стремлением высказать каждому в глаза свое о нем мнение. Обо мне он не самым лестным образом отзывался еще во времена совместной службы, а когда я упустил ствол, и вовсе перестал со мной общаться. Правда сглаживает острые углы, и я все же решил обратиться к нему с просьбой, хотя мог подождать до завтра.

Он уныло матюгнулся и все-таки согласился.

— У тебя хорошие друзья, — сказал он, когда я перезвонил ему. — Запоминай… Значит, Красильников Антон Владимирович, шестьдесят восьмого года выпуска, уроженец Новозаветинска… Так… 1985 год — Московским РНС осужден по статье 144, часть 2 УК РСФСР к двум годам лишения свободы с отсрочкой исполнения приговора на два года… 1990 год — Правобережным РНС осужден по статье 218, часть 1 к одному году лишения свободы условно… Дальше… уголовное дело 59601 возбуждено 20. 10. 94 года следственным отделом Центрального РУВД по статье 148, часть 2 УК РФ. Арестован 22. 10. 94 года. 19. 11. 94 года освобожден под подписку о невыезде… переквалифицировано на статью 200. Прекращено 09. 12. 94 года по статье 9 УПК. Достаточно? Или еще?

— А что, есть что-то еще?

— А ты думаешь, люди с таким послужным списком останавливаются?

Я молчал.

— Ну, у тебя все? Если есть, давай быстрее, мне на заявку ехать надо…

— Все.

— Тогда — пока. Как у тебя — нормально?

— Отлично.

Я рад. Звони.

— А что это значит? — Лика ткнула пальчиком в мое плечо с незатейливой синей татуировкой: примитивные силуэты гор, два перекрещенных автомата, орел, больше похожий на механическую куклу, чем на животное, и подпись: «КЗакВО. 1988-1990».

— Память об армии. По дурости нарисовал, а вывести все никак не собраться. Два года я прослужил в учебной части войск химической защиты в поселке Вазиани, недалеко от Тбилиси. Сначала курсантом, потом получил лычки младшего сержанта и полгода командовал отделением, выпустил три курса новобранцев. Надеюсь, если кто-то из них и вспоминает иногда меня, то без особой ругани, я старался быть справедливым младшим командиром. Перед увольнением многие разрисовывались, как могли, изощряясь в символах кавказской романтики. Я поддался общему настроению.

— А, ты в десанте служил?

— Нет.

Мне хотелось остаться одному.

Лика наконец поняла мое состояние и пошла в кухню. Я поправил подушки и закурил, прихлебывая «джин-тоник».

Горохов, значит, был сутенером и грабителем, но это ничуть не интересовало мое руководство. Про то, что Бабко как-то подвязан с «травкой», они узнали, а здесь, получается, никакой информации не было! Если Горохов впутал в свои дела охранников, то какие-то сведения должны были дойти до Марголина. Или просто я дурак, и его задержание — тот же вариант, что и с Бабко?

Я вспомнил, как сидел с Бабко в баре и хлестал водку за его счет. Как он приставал ко мне с расспросами и как я выдал ему рекомендации на случай близкого знакомства с оперативниками.

Смутные подозрения стали выстраиваться в логичную версию, когда я вспомнил, как лазил по его квартире. Мне не хватало нескольких важных кусков из общей мозаики.

Так я думал тогда. Я дал себе слово, что найду их.

И, уже засыпая, отметил неприятное для себя обстоятельство: уголовник Кокос стал моим лучшим другом, а девушка без определенных занятий вытеснила ту, которую я считал невестой.

Так кто же я сам?

— Еще кофе будешь?

— Хватит.

Я вернулся после очередной встречи с Шубиным и сидел в штаб-квартире Марголина. Шеф обдумывал мое сообщение и каждые пять минут с завидным постоянством предлагал мне кофе. Наверное, купил где-нибудь по дешевке большую партию.

— Значит, Однорогое… — Марголин остановился перед сейфом, посмотрел на меня и выудил из бронированных недр дискету. Повертел ее в руках с таким видом, будто собирался откусить хороший кусок, сел за стол и включил компьютер. Сам я до сих пор не освоил простейший ПК и потому наблюдал за манипуляциями шефа с уважением.

— Однорогов Кирилл Львович… 40 лет, разведен. Официально — юрисконсульт «Квадрата», а реально — его подлинный хозяин или скорее управляющий. Один из приближенных Гаймакова. Пятнадцать лет проработал в прокуратуре, уволился по собственному желанию в девяносто третьем… Проживает… Любовницы…

На экране появилась фотография. Худощавый мрачный тип с массивной челюстью и высоким лбом.

— Значит, говоришь, именно он и встречается с ондатрой?

— Это не я говорил, это наш синий друг так говорит. Хотя мне кажется, для таких дел нужен бывший опер, а не прокурорский.

Марголин пожал плечами.

— Я узнаю конкретнее, кто он в прошлом. Извини, все это собиралось в дикой спешке, когда «Квадрат» в первый раз нарисовался. Могли что-то упустить. Но то, что он подвязан к Гаймакову, — это однозначно… Когда у вас следующая встреча?

— Послезавтра.

— Хорошо, тогда завтра вечером я сообщу тебе все новости об этом одноглазом. У тебя какие-то вопросы?

— Что с Гороховым получилось?

— Что? А-а, ты об этом! Давай тоже завтра. Там объяснять много надо, а у меня сейчас времени нет. Потерпишь?

Я сидел за рулем «ауди-80», которую передал накануне Марголин, и ждал, когда появится фиолетовый автомобиль Шубина. «Для солидности», — коротко пояснил шеф, отдавая мне ключи, и я согласился: агент должен быть уверен в надежности и прочности положения своих хозяев. Моя новая машина, пусть даже и отданная во временное пользование, доказывала, что мои дела, а соответственно и дела моей организации идут успешно.

Я вспоминал вчерашний разговор с Марголиным и чувствовал, что меня опять терзают смутные сомнения, как говорил герой одного старого фильма. Если уже не растерзали. Слишком уж невероятно, что Марголин понятия не имел об основной деятельности улыбчивого Вити. Якобы. Вся информация ограничивалась только тем, что Горохов путается со шлюхами и имеет связи в бл… дских конторах. Не очень мне в это верилось.

Моя новая машина произвела на Шубина должное впечатление. Он посмотрел на нее с грустью и уважением, как будто всю жизнь был обречен кататься в своем фиолетовом лимузине.

— Здравствуйте, — приветствовал меня Шубин, и я кивнул. По негласному взаимному соглашению мы не обменивались рукопожатиями. — У меня мало времени, через полчаса важная встреча, никак нельзя опаздывать. — Он ерзал, будто уселся не в кресло, а на газовую плиту. — Я узнал точно: это Однорогов поддерживает связь с вашим человеком. Сегодня в офис приезжал Мурадов — если знаете, это кто-то вроде главного телохранителя Гаймакова и один из его советников. Мне удалось услышать часть разговора, благодаря той аппаратуре, которую вы мне дали в прошлый раз… Я поставил ее сразу после очередной проверки, и надо успеть снять ее до девяти утра завтра…

За последнее время Шубин здорово сдал и теперь вызывал только жалость, похудевший и пожелтевший, с серыми кругами под глазами. Пальто висело на нем как на вешалке, а лакированные сапоги утратили блеск и стали походить на кирзовые ботинки грузчика. Я невольно поморщился, и он, прервав жалобный монолог, поспешно кивнул:

— Да-да, вы правы, мои проблемы. — Голос у него и тон были заискивающими. —… это мои проблемы. Мурадов привез Однорогову какую-то дискету или письмо, я не понял, а потом они начали что-то обсуждать. Они перебивали друг друга и говорили какими-то намеками. А уже перед самым уходом Мурадов неожиданно так спрашивает: «Что с оцеплением?» Я даже не сразу понял, о чем идет речь… А Однорогов спокойно так отвечает, что все идет нормально, завтра вечером у него состоится последняя встреча с его человеком, и тогда можно будет принимать решения.

— А почему последняя?

— Не знаю, это он так сказал. Я, конечно, могу у него уточнить, но боюсь, не очень удобно получится… Мурадов как будто понял его, сказал, что шеф на это очень рассчитывает, и уехал. У вас не будет сигареты?

Я достал пачку.

— Спасибо! А через два часа Однорогов позвонил Андрею, нашему специалисту по электронике, он занимается прослушками, компьютерами и прочим… Позвонил и сказал, чтобы завтра, к одиннадцати вечера, он приехал на Рыбацкую, что надо будет вас там проверить. Вы знаете, что там находится?

Марголин как-то вскользь упоминал этот адрес, и я неопределенно кивнул.

— Рыбацкая, 50а. Это особнячок, в котором будет располагаться наш новый офис. Пока не начался ремонт, там дежурит один охранник. Однорогов иногда использует его для встреч со своими людьми. Вот, я нарисовал план…

Дрожащей рукой Шубин извлек из кармана лист мятой ксероксной бумаги. Изображение на нем напоминало партизанскую карту в исполнении первоклассников.

— Я взял лист, — пояснил Шубин. — Второй этаж перекрыт наглухо. Основная дверь бронированная, и там есть телекамера. Здесь — комната охранника. Коридор. Сигнализации еще нет, поставят на той неделе. Там всего два дня как телефон провели. Эти комнаты заколочены… Туалет. А вот здесь единственное место, где Однорогов может с кем-то говорить. Отопление не работает, но там есть камин, настоящий, под уголь. Однорогову это очень нравится. Там планировали устроить зал для переговоров, но он хочет оттяпать это под свой кабинет. Здесь — дверь черного хода. Как раз напротив запасной калитки в ограде. Здесь — основные ворота, они всегда заперты. О приезде охранника заранее предупреждают по телефону. Я могу достать запасной ключ от этой калитки. Он вам нужен?

Я кивнул. Лишняя мелочь не помешает, даже если и не придется ее использовать. Отдам Марголину — пусть шагает караулить свою ондатру. А мне хватило и котенка в квартире Бабка.

— Хорошо, я отдам его завтра утром. У меня просьба.

— Да?

— Сожгите, пожалуйста, этот листок. Прямо сейчас. Вы уже запомнили, а мне так будет спокойнее.

Я еще раз взглянул на план и достал зажигалку. Память на всякого рода планы и схемы у меня действительно была хорошей.

— Спасибо.

— У Однорогова есть охрана?

— Нет, иногда он использует Ваню Колпина, это водитель-телохранитель. Когда ему приходится перевозить крупные деньги или требуется создать соответствующий вид. Однорогов говорит, что, если захотят убить, никакая охрана не поможет, а с дворовыми гопниками он и сам справится.

— Верно.

У Шубина дернулась щека, и он искоса посмотрел на меня.

— Наверное, я пойду? — промолвил он через минуту, опустив голову. — Когда и где мы встретимся завтра?

— Здесь в одиннадцать.

— Вы считаете, это безопасное место? Чтобы встречаться здесь два раза подряд?

— Вполне.

— Хорошо, я вам верю. До свидания.

— Счастливо.

Он вылез и, сгорбившись, зашагал к своей машине. Длинные полы его диковинного пальто развевались под порывами ветра, обнажая тонкие ноги в обтягивающих синих джинсах.

Небо было безоблачным, светло-голубым, с маленьким, клонящимся к горизонту красным солнцем. Заснеженные, без малейшего движения застывшие ровные ели и ароматный дым мангала.

Красиво. Хотя я и равнодушен к красотам природы, в тот вечер обстановка явно соответствовала настроению.

— Пошли прогуляемся?

Мы поднялись из-за столика придорожной шашлычной. Я закурил, с гордостью посматривая на сверкающую красную «ауди», окруженную неровным кольцом замызганных малолитражек, и еще сильнее обнял Лику. Она прижалась ко мне, положила голову на плечо, и мы медленно пошли по тропинке, спускаясь к берегу замерзшего озера.

Сколько минут мы простояли, обнявшись, не знаю. Наверное, долго, потому что, когда мы поднялись наверх, нижний край солнечного диска уже скрылся за горизонтом. Я выгреб из кармана пригоршню мелочи и, широко размахнувшись, швырнул в озеро сторублевую монету. Звука падения слышно не было, но я видел, как желтый кружок ударился о лед, отскочил в сторону и зарылся в сугроб.

— Не сбудется, — тихо сказала Лика.

— Почему? Скоро лед растает, она и утонет! Лика грустно улыбнулась и спросила:

— Тебе действительно хорошо со мной? Я помолчал, прислушиваясь к себе.

— Да.

— Не ври. — Она грустно улыбнулась и опустила голову, укрывая шею в меховой воротник куртки и загребая снег блестящими сапожками. — Ты ведь все время вспоминаешь… Да?

До самого подъема я молчал и разбрасывал ногами рыхлый снег.

А когда поднял голову, увидел картину, которая мне не понравилась.

Кособокая ржавая иномарка стояла справа от моей сверкающей красавицы, уперевшись мятым обвисшим бампером о переднее крыло, как раз туда, где отражались белый флигель кафе и дымящийся мангал с озабоченно отвернувшимся шашлычником. И за столиком посетителей заметно поубавилось…

Левые двери иномарки были распахнуты, открывая синее дерматиновое нутро. На заднем сиденье кто-то полулежал, в дверном проеме торчали огромные ботфорты и обтянутые черными ажурными колготками тонкие ноги, напоминавшие карандаши в стакане. А вокруг моей «ауди», уперев руки в бока и сплевывая, прохаживались двое в кепках и толстых кожаных куртках с когда-то белыми меховыми отворотами. С таким видом, будто я нарушил правила парковки. Я снова посмотрел на их машину. Обтянутый толстым мехом правосторонний руль и связка ключей и брелоков размером с охапку сена. Кроме счастливой обладательницы порванных под коленом колготок, больше там никого не было. И вокруг никого, кто бы по внешнему виду соответствовал этим двоим, бегавшим около моей машины. Хозяйка чудесных ног, судя по расслабленному их положению, пребывала в ином измерении.

Лика была спокойна, и это мне понравилось.

— Идем мимо, — шепнул я, снова обнимая ее за талию, и она чуть заметно кивнула.

Нет, этих двух гамадрилов интересовал я не как я, а именно как хозяин красной «ауди». Заметив нас, они вытаращились в нашу сторону, но мы вроде бы шли мимо, и через минуту они потеряли к нам интерес.

Как только один из парней рыскнул в полуметре от Лики, оставив аромат дешевого одеколона и пива, я мягко убрал руку с ее талии и двумя прыжками догнал его.

Он что-то почувствовал и начал оборачиваться, но я не стал проявлять благородство и ударил его по шее сзади. В кино таким ударом сшибают на пол, я не был ни каратистом, ни актером, и мне пришлось добавить: увесистый правый крюк в висок, локтем между лопаток и в завершение коленом между ног.

Кепка отлетела под машину, когда ее обладатель беззвучно завалился в снег. Впервые за последнее время из двух конфликтующих сторон первым упал не я. Мелочь, но приятно.

— Ты че, с-сука! — заорал я на второго, изумленно моргавшего. — Я тебе, падла, жопу разорву!

Сунув правую руку за пазуху, я левой оперся о багажник «ауди» и лихо перемахнул через него. Между нами оставалось метра три, и, поняв, он мог опомниться, а там бы уж неизвестно, как получилось: судя по комплекции, рахитом в детстве он не страдал, да и нос свой свернул не за чтением стихов. Я выхватил из кармана и швырнул ему в лицо авторучку, а он сделал самую большую глупость, которую только мог. Он ее поймал. Поймал и стал рассматривать, проявив недюжинную реакцию. А когда оторвал недоуменный взгляд, я уже был рядом и всадил в его жирную харю серию злых ударов, положив последним штрихом тот же удар коленом в болезненное место.

Он упал, и я успел врезать ему каблуком по затылку.

В наступившей тишине было отчетливо слышно, как хрустнула сдавленная толстыми пальцами моя авторучка.

Я обернулся. Первый продолжал лежать в той же позе. Дама в машине слегка раздвинула свои ножки-карандаши, открыв для обозрения еще одну дыру в колготках. Заглянув в салон, я плюнул, выдрал из рулевой колонки и зашвырнул подальше ключи.

— Счастливо!

Я все-таки посмотрел на нее. Не старше шестнадцати, с выбеленными, неумело уложенными волосами и ярко-красной помадой. Трясущиеся пальчики мнут сломанную сигарету. На мизинце сверкало тоненькое серебряное колечко…

Я с силой захлопнул дверь.

— Садись!

Лика быстро заняла свое место, и я выехал со стоянки, провожаемый испуганным взглядом шашлычника.

Только пролетев несколько километров и выкурив две сигареты, я успокоился. Лика молчала, безучастно глядя в боковое окно на проносящийся мимо лес. А потом неожиданно спросила:

— Федор, а почему ты никогда не интересовался, чем я занималась раньше?

— Захочешь — сама расскажешь. А не захочешь — все равно соврешь.

— Когда-то, лет десять назад, я начинала почти так же, как та девчонка, а потом работала в конторе по вызову. В девяносто первом нас разогнали, я так и не смогла ничего скопить. Полгода мыкалась, потом подруга раздобыла где-то объявление: в Германию требуются русские девушки для работы в барах. Мы и махнули туда. Отдали посреднику все деньги, еще и заняли немерено. А вместо Германии оказались в Турции, и не в кабаке, а… Сам понимаешь где. Почти полтора года там провела. Пыталась несколько раз бежать. Меня притаскивали обратно. Били всей толпой, а потом… двадцать человек… Не знала, что столько выдержать можно… Мне повезло — один австралиец помог, — а подруга так там и пропала. Потом полгода по Европе болталась по борделям…

— А что здесь?

— А то же самое! Было… Четыре года, как закончилось. Со всеми рассчиталась, ничего никому не должна. С Анжелкой встретилась — мы с ней в школе учились вместе. Она обещала меня пристроить. В вашу же контору. Кстати, зря ты к ней плохо относишься. Она девчонка хорошая. Ей тоже досталось. Один раз ее парень дагестанцам продал за свои долги. Она два месяца отрабатывала, потом год по больницам валялась.

Шоссе было свободно, и я гнал, не глядя на спидометр. Красное солнце уже скрылось за горизонтом.

Я сидел в машине во дворе дома Столяра и ждал его. Он запаздывал, но у меня было предчувствие, что именно сегодня все случится.

В одной квартире этажом ниже отмечали свадьбу. Форточки были приоткрыты, и до меня долетали грохот музыки, смех, звон посуды и крики «Горько!». Несколько раз во двор вываливалась толпа молодых мужчин и женщин в наброшенных на плечи пальто и шубках. Они курили, слонялись вокруг автомашин и, похоже, искали приключений. Раз им это удалось, вспыхнула ленивая драка. Лучшая половина человечества подняла визг. Драка прекратилась.

Столяр появился неожиданно.

Его белый «скорпио» выглядел еще более мятым, чем раньше. Но, судя по посадке, был загружен далеко не полностью.

Он опять проехал мимо своего подъезда и свернул к трансформаторной будке, царапнув бампером крыло стоявшего рядом микроавтобуса. Завыла сигнализация, и в двух окнах на третьем этаже загорелся свет.

Столяр выбрался из машины, и я сразу понял, что он здорово пьян.

Что ж, лучшей ситуации нельзя было и ждать.

Я поправил в кармане складную металлическую дубинку и тихо вылез из «ауди». Дверца мягко стала на место; запирать ее я не стал. Кто знает, как обернется дело и не придется ли мне быстро «делать ноги».

Столяр стоял у своего «форда» и, шатаясь, возился с ключами. Его длинное пальто было распахнуто, из кармана торчала массивная бутылка, а белый шарф одним концом доставал до колен. Он криво улыбался и, матюгаясь сквозь зубы, продолжал ковыряться в дверном замке.

Я проскользнул вдоль дома к его подъезду, поднялся по лесенке к двери и увидел, что Столяр еще возится возле машины.

Я зашел в подъезд и встал сразу за дверью, наблюдая за Столяром через маленькое обледеневшее окошко.

Он ковырялся долго, я не понял, что именно он делал. В конце концов все-таки направился к дому, сунув руки в карманы пальто.

Перед лестницей Столяр закурил, он так долго чиркал бензиновой зажигалкой, что я заподозрил неладное, потом сигарета вспыхнула, и он, пошатываясь и цепляясь за бетонное ограждение, пошел наверх. На последней ступеньке остановился, затянулся и швырнул окурок.

Я вздрогнул, когда за моей спиной щелкнул и загудел лифт.

Столяр аккуратно сбил снег с ботинок о стену дома.

Я ударил ногой по двери в тот момент, когда он потянулся к ручке, перепрыгнул через порог и наотмашь, от души саданул дубинкой по ключице.

Он явно не успел меня узнать. Его взгляд моментально потух, а тело обмякло, будто он враз лишился костей. Я сдержал занесенную для нового удара руку и ткнул его ногой в живот.

Столяр скатился по ступенькам и замер, скрючившись и разметав по снегу полы своего длинного пальто. С секундным опозданием по тем же ступеням прогромыхало что-то тяжелое и металлическое.

Револьвер. Средних размеров, хромированный, с деревянными накладками на рукояти. Насколько я разбирался, это была полицейская модель «смит-вессона». Я спустился и положил ее в свой карман.

Столяр лежал неподвижно, вокруг головы на снегу расплывалось черное пятно. Я испугался, что переборщил. Убивать его я не хотел.

Когда я подходил к своей машине, из подъезда выскочил молодой парень с плейером и в красных горнолыжных перчатках. Я отступил в тень. С будничным видом парень перепрыгнул через распластанное у лестницы тело и зашагал прочь. Наверное, Столяра каждый вечер кто-то метелит. Я забрался в кабину «ауди» и почувствовал, что хочу спать. Прямо здесь, не раскладывая сиденье. Пересилив себя, я включил зажигание.

Дома в почтовом ящике среди листков с рекламой я нашел голубого цвета конверт непривычной продолговатой формы. Судя по штемпелям, отправлен он был из Германии, и относительно недавно. Значит, отец в очередной раз вспомнил обо мне. Письмо его оказалось коротким — отец звал к себе. Денег на дорогу в конверте не было, но предлагалось, если у меня есть желание и я выберу время, добраться до Петербурга и найти там некоего Сан Саныча, он устроит мой отъезд. Правда, добираться до Германии придется, скорее всего, на торговом судне, не платя за билеты.

Я прочел письмо и закурил. Может, действительно съездить, когда закончится вся эта суета с «ондатрой»? Тем более что сейчас у меня хватит денег добраться самому, не обращаясь за помощью неизвестно к кому… съездить, да там и остаться.

Я вспомнил про трофейный револьвер. Да, красивая штука. И в руке лежит удобно. Я откинул барабан. Он оказался заряжен тремя патронами. А на одной из деревянных накладок на рукояти я заметил две небольшие нарезки, явно сделанные совсем недавно. Наверное, Столяр, как истинный истребитель, вел подсчет побежденным противникам. И перед бабами выпендриваться можно, и ментам работу облегчить, если в очередной раз «спалишься» со стволом.

Я положил револьвер на тумбочку, поверх письма. Надо было бы от него избавиться, тем более что у Столяра хватит ума таскать в кармане «мокрый» ствол. Надо… Но я слишком устал, да и жалко было, честно говоря, выбрасывать красивую вещь — я всегда был неравнодушен к оружию. Обыск у меня никто сегодня, кажется, делать не собирался, а значит, игрушка спокойно может полежать до утра…

Я так и уснул — сидя в кресле, в уличной одежде, с включенным светом.

Последней мыслью было, что сегодня вечером я повесил на себя две статьи, а значит, минимум пара лет условно мне уже обеспечена — если, конечно, кто-нибудь меня поймает…

После встречи с Шубиным я приехал к Марголину. Выслушав мой отчет, он вытащил из сейфа толстый конверт. На этот раз там были не деньги, а десятка два фотографий дома на Рыбацкой, сделанные утром кем-то из его помощников, и ксерокопия строительного плана. Видимо, ее раздобыли в фирме, которая будет делать ремонт.

— Смотри…

Фотографии были удачные и в сочетании с планом давали хорошее представление о месте, но посмотреть своими глазами всегда лучше, и мы, попив кофе, сели в марголинскую машину.

Рыбацкая улица располагалась почти в центре города, была застроена двух— и трехэтажными особнячками, стоявшими на большом удалении друг от друга. Некоторые были заселены — где-то располагались представительства крупных фирм, в другие въехали хозяева из «новых русских» или иностранцев, — а большинство пустовало. Цены на недвижимость в этом районе были сумасшедшие.

Дом 50а стоял последним. С одной стороны от него начинался Центральный городской парк культуры и отдыха, с другой тянулись пустыри, а ближайший соседний дом отстоял метров на двести и имел явно нежилой вид.

Мы медленно проехали мимо.

Ограда была высотой метра два, с солидным бетонным основанием и металлическими воротами. Телекамера была укреплена именно здесь, а не на доме, и контролировала участок дороги и территорию возле ворот.

Мы выехали на параллельную улицу и остановились так, чтобы можно было разглядеть калитку черного хода, ключ от которой дал мне Шубин. Точнее, он дал мне два ключа — от этой калитки и двери в дом.

— Маленькая крепость, — пробормотал Марголин, включая скорость. — Все посмотрел?

— Все.

— Тогда поехали готовиться, шпион!

Мы пообедали в ресторанчике и вернулись в штаб-квартиру. Почти час я смотрел фотографии и планы, пока не убедился, что знаю территорию досконально. Марголин проверил меня и остался доволен. После этого он достал из сейфа еще один конверт и с извиняющимся, насколько он мог изобразить на своем каменном лице это чувство, видом положил его передо мной на стол.

— Я понимаю, что ты уже устал и все такое прочее, но родина ждет подвига. Здесь те, кто может оказаться «ондатрой». Я сократил круг подозреваемых до восьми человек. Постарайся их всех запомнить.

Он вывалил на стол новую пачку фотографий.

— Сиди, смотри. Кофе сделать?

— Не надо.

— Как хочешь. А я выпью…

Пока я рассматривал снимки, он выпил кофе, поболтал с кем-то по телефону, посетил загадочную комнату, где мерцал экран компьютера с ярко-красными лабиринтами и жабоподобными монстрами.

Из комнаты он вышел, неся в руке пистолет, держа его за спусковую скобу стволом назад и небрежно им помахивая. Положил пистолет на стол передо мной. ПМ новенький, как будто только что с завода.

— Это тебе.

— Именной?

— Хватит острить. Рабочий. Он числится за фирмой, и выдаю я его тебе официально, но в остальном — как я тебе говорил. Если ты, не дай Бог, попадешься, ситуация выглядит следующим образом: да, ты — сотрудник «Оцепления», работаешь в отделе по связи с прессой. В дом ты залез по своей инициативе. Как ты будешь это объяснять, мы уже обсудили. Фирма не имеет к этому ни малейшего отношения, ты действовал на свой страх и риск. Конечно, никто тебя не бросит и вытягивать тебя мы будем, но неофициально. Оружие ты получил сегодня утром, по разрешению начальника отдела, так как у тебя была назначена встреча с человеком, который позвонил тебе по телефону и, не называя себя, предложил сообщить важные сведения, касающиеся одного из наших клиентов. Ты должен был сообщить о звонке руководству, но решил прославиться и занялся самодеятельностью. Держи!

Марголин придвинул пистолет мне.

— Была б моя воля, я бы на такое дело вообще оружие не выдавал бы. И сам бы пошел без ствола. Левый тащить — еще хуже, если «спалишься»… Но генеральный распорядился выдать. Хотя, если ты из него кого завалишь или даже слегка поцарапаешь, — сам понимаешь, что будет… Незаконное проникновение на частную территорию, да еще это… Я тебе в сотый раз повторяю, ты его даже вынимать должен в самом пиковом случае, а уж про то, чтобы стрелять… Если их будет десять человек и все с автоматами. В общем, делай что хочешь, но должен вернуться оттуда с информацией и без шума. Я тебя озолочу после этого, только сделай все по-человечески.

— Как получится.

— Не как получится, а как надо!

Я подумал, не сказать ли ему про «смит-вессон», и решил, что не стоит. А возьму в дом именно его, а не этот.

— Не хочешь прилечь отдохнуть? — сказал Марголин.

Я посмотрел на часы. В моем распоряжении оставалось часа три, хорошо бы позвонить Лике, да зачем? Вряд ли она сильно за меня переживает, вечером приду.

— Можно и отдохнуть.

— Располагайся, а я в той комнате буду. Я разбужу. Не думай об этом.

— Жалко. Я надеялся, что можно будет проспать.

Я сунул пистолет за брючный ремень и устроился на диване.

— Иваныч! — крикнул я.

— Чего тебе?

— А может, мы их повесткой вызовем, а, Иваныч? Чего попусту машину гонять, бензин тратить?

— Да пошел ты!

С учетом всей имеющейся у нас информации мы предположили, что встреча Однорогова с «ондатрой» — если он действительно будет встречаться с женой своего шефа — состоится в полночь. В самую зловещую, если верить кинофильмам, пору.

Мы выехали на машине Марголина. Вместе с нами поехал незнакомый мне молодой мужик с коротко остриженными светлыми волосами, усевшийся на заднем сиденье и вместо приветствия коротко кивнувший. Кроме оружия, Марголин выдал мне радиостанцию с крошечными наушником и микрофончиком. В операции должны были участвовать еще пять человек, призванных обеспечить мою безопасность и спокойный отход. Я отчетливо осознавал, что не очень-то подготовлен к прогулкам наподобие той, которая мне предстояла, но относился к этому спокойно и даже как-то весело. Во-первых, все когда-то бывает в первый раз. А во-вторых, я почему-то был уверен, что у меня все получится. Не так-то уж это и сложно — пробраться в чужой дом и посмотреть, всего-то навсего просто посмотреть, кто с кем встречается.

Мы остановились в двух кварталах от нужного дома, на другой улице, и стали ждать.

Сначала я хотел оставить ПМ в «ауди», которая осталась на стоянке около дома Марголина, потом передумал и взял его с собой, положив во внутренний карман пальто. А трофейный «смит-вессон» держал под рукой в боковом кармане. Если что случится и придется его доставать, потом можно вернуть его Столяру, мировая справедливость от этого не пострадает.

— Машина, — доложил кто-то из наблюдателей, расположившихся ближе к нужному нам дому, — сбавляет скорость… Синяя «семерка», номер не разглядеть. Один водила. Заехал в ворота!

— Это Андрей Колпаков, их электронщик, — пояснил Марголин, постукивая пальцем по корпусу радиостанции.

— Точно вовремя. А где же господин Одно-рогов?

Господин Однорогов, видимо, находился где-то неподалеку и слушал наши разговоры, потому что появился на сцене, как только Марголин закончил фразу.

— Еще машина, — доложил тот же наблюдатель. — Похоже, туда же. Черный «мерседес-300», с зеркальными стеклами, с номером… Черт, плохо видно. В номере есть два нуля… кажется, К400УВ…

— Однорогов, — удовлетворенно кивнул Марголин, и я подумал, что он нервничает не меньше моего. Заехал во двор.

Я посмотрел на часы: 23. 07. Как только Колпаков уедет, настанет моя очередь действовать. Совершать подвиг на благо «Оцепления». Хотя мне этого совершенно не хочется. Я выкурил сигарету, опустил пониже «молнию» на пальто и снова посмотрел на часы: 23. 34. Странно, всегда в таких ситуациях время тянется медленно-медленно…

— Открылись ворота! — снова ожил динамик радиостанции. — Охранник вышел на улицу… Смотрит по сторонам. Ушел. Так, машина уезжает! Синяя «семера», в кабине один человек. Тот же, который на ней приезжал. Дунул в сторону Гренадерского…

— Миша, присмотри за ним, — распорядился Марголин. — Не больше пяти минут, только направление определи. Если будет проверяться — сразу уходи.

— Понял, — отозвался незнакомый мне Миша.

— Готов? — Марголин повернулся ко мне.

— Почти. — Я взял очередную сигарету. — Пошли?

— С Богом, — тихо сказал Марголин и бросил на меня короткий внимательный взгляд.

Я и молчаливый блондин вылезли из машины.

— Холодно, — сказал он первую за все время фразу и передернул плечами.

Мы шли долго. Целую жизнь. Шагали по хрустящему снегу, стараясь обходить пятна света от фонарей, и молчали.

Блондин вывел меня прямо к задней калитке дома. Над ней был закреплен фонарь, но лампочку еще утром предусмотрительно разбили.

— Проверь связь.

Я поправил приколотый к воротнику микрофон, кашлянул и сказал:

— База, я первый. Проверка связи.

— Нормально, — мгновенно отозвался Марголин. — Дошли?

— Да.

Блондин вытащил маленький, размером с авторучку фонарик и осветил скважину замка. Капнул в отверстие «антилед» и провернул замок. Замок сработал бесшумно, и я, не останавливаясь, потянул тяжелую металлическую дверь на себя.

Скрипнули петли, и я замер.

— Они не услышат, — севшим голосом шепнул блондин. — Посмотри, какой ветер.

Медленно, сантиметр за сантиметром, я приоткрыл калитку и заглянул во двор. Мышцы живота напряглись, будто это могло от чего-то защитить.

Двор был пуст и основательно занесен снегом. Если охраннику взбредет в голову заглянуть сюда, он сразу поймет, что в дом забрался посторонний. В двадцати метрах передо мной чернела задняя стена дома с темными квадратами окон и широкой металлической дверью.

— Удачи, — шепнул блондин, и я пошел. Снега во дворе оказалось по колено, будто кто-то специально сваливал его сюда. Я шел, стараясь ступать как можно шире, словно количество оставленных мною следов могло на что-то повлиять. Ощущение было такое, как если бы я брел по минному полю. Уже у дома я зацепился за какую-то вмерзшую железяку, взмахнул руками и, чтобы не свалиться, присел на корточки.

Переведя дыхание, я поднялся, высвободил ногу и дошел до двери. Прислушался. Кроме воя ветра и гудения проводов, мое ухо ничего не уловило. Я достал ключ и «антилед». Все доводы, что ни Однорогову, ни охраннику нечего делать в этой части дома, вдруг потеряли свою убедительность, и я зримо представил, как кто-нибудь из них стоит за стеной, лаская холодную рукоятку пистолета.

В глубине дома что-то звякнуло, и я замер, готовый преодолеть двадцатиметровку до калитки и посрамить всех.

Трясущейся рукой я вставил ключ в скважину и дважды повернул направо.

— Внимание, машина, — донеслось из рации. — Со стороны Казацкого переулка, притормаживает… красный сорок первый «москвич», с зеркальными стеклами. Номера забиты грязью, ни хрена не видать. Подъезжает к воротам.

— Понял, — спокойно отозвался Марголин, и я подумал, что с удовольствием поменялся бы с ним сейчас местами. Несмотря на весь груз моральной ответственности, который давит на его плечи.

— Заезжает во двор.

Самое время. Охранник у ворот, Однорогов тоже где-то неподалеку. Если в доме действительно никого больше нет, то я проскочу и можно считать, что наполовину я задание выполнил.

Дверь открылась бесшумно, как будто кто-то специально для моего визита смазал петли маслом.

Я проскользнул, скорее даже протек в темный коридор и прислушался. Где-то далеко, очевидно у главного входа, разговаривали двое мужчин. Понятно. Однорогов и его гость. «Ондатра». Что ж, пора прищемить ей хвост.

Я проскользнул через коридор, ощупью трогая дерево влажными пальцами, нашел нужную дверь и оказался в большой темной комнате.

Осторожно, заранее настроившись молчать, если налечу на тяжелый предмет, я пошел через нее. Если мы не перепутали дом и я правильно запомнил план, в противоположной стене должна оказаться еще одна дверь, стеклянная, и она имеет выход на лестничную площадку. Направо — лестница на второй этаж, налево — коридор, прямо — дверь в «каминный зал», где человек с доброй фамилией Однорогов принимает своих друзей из животного мира. Я встану за этой стеклянной дверью, они неминуемо пройдут мимо меня, когда закончат свою встречу. Я думал, что Марголин был прав, когда говорил, что не хочет рисковать, ограничившись наружным наблюдением за машиной «ондатры». У него может оказаться водитель, специалист по слежке, который моментально заметит и «скинет хвост» или, может, даже должен быть готов к подобным вещам, но вряд ли предполагает, что в подготовленный для конфиденциальной встречи дом проберется наблюдатель.

Я поймал себя на мысли, что не верю в реальность происходящего. Как будто смотрю фильм и все события происходят не со мной, а с экранным героем, с которым заведомо ничего не случится.

Вот только одно мне не нравилось.

Стена, к которой я шел, была абсолютно темной. Никаких признаков стеклянной двери и освещенного коридора.

Через несколько мгновений я коснулся пальцами шершавого бетона. У меня вдруг пересохло во рту. Растопырив руки, я прошел метра два влево, ощупывая каждый миллиметр.

Свет.

В этот момент зажегся свет.

Вспыхнула укрепленная на мятом шнуре лампочка, а спустя мгновение, когда я еще не успел оправиться от неожиданности, в уши мне ударил яростный вопль:

— Стоять, падла, убью!

Обращение явно адресовалось мне.

Допрыгался, Джеймс Бонд хренов.

Я все-таки обернулся.

Дверь, через которую я вошел в комнату, была распахнута, а около стены, расставив ноги и сжимая в вытянутых руках пистолет, замер высокий мужчина с не самым добрым лицом. Несмотря на расстояние, я рассмотрел, что у него расстегнута верхняя пуговица рубашки и галстук завязан неровно, он плохо выбрит и, видимо, плохо спал. Не Однорогов и уж, конечно, не «ондатра». Охранник?

Наверное, я бы поднял руки и не стал проявлять героизм, но за меня решили другие.

Второй мужчина, такой же высокий и мятый, влетел из коридора в комнату, поскользнувшись на повороте. В руке у него был пистолет, и настроен он был куда более решительно.

— Убью, сука! — рявкнул он, вскидывая руку с ТТ.

Я не думал, что он выстрелит, но разорвавший тишину грохот заставил меня изменить мнение. Пуля ударила в стенку в метре от меня, выбив кусок штукатурки и обсыпав бетонной крошкой. Спустя мгновение выстрелил ПМ второго.

Я понял, что меня действительно убивают.

Первый раз в жизни.

Не знаю, как «смит-вессон» оказался в моей руке раньше, чем я успел подумать об этом. Я присел на колено и выстрелил, не целясь, в сторону обеих фигур с расстояния метров в двадцать. Я был уверен, что промазал, но один мужик — тот, кто вбежал позже и начал стрельбу — крутанулся волчком и рухнул, выронив ТТ.

Другой выскочил в коридор.

Никто никогда не учил меня, как надо вести перестрелку в доме против нескольких неизвестных противников, как выбирать позицию и расходовать боеприпасы.

Я выстрелил еще раз, в пустой дверной проем, и побежал через комнату. На бегу я обернулся, и мой мечущийся взгляд успел зафиксировать, что никакой стеклянной двери позади меня нет. А равно как деревянной или любой другой. Ровная голая стена.

Коридор был пуст, и я устремился к двери черного хода.

Я ударил в нее плечом с разбега и вывалился на улицу.

Там было спокойно.

Я побежал к калитке, проваливаясь в снег и размахивая руками. Я вспомнил про замерзшую железяку и в тот же момент снова зацепился за нее ногой и полетел в сугроб. Я подвернул руку, зато вспомнил про рацию и зашипел в микрофон:

— База, база, я — первый! Огневой контакт, нахожусь во дворе, прошу помощи!

Тишина.

— Иваныч, е… твою мать, ты где? В наушнике что-то тихо пискнуло.

— Иваныч, бля…

Сзади подряд грохнули три выстрела, и пули вспороли замерзший снег рядом с моим локтем.

Я перевернулся на спину, засек движение темной фигуры на фоне дверного проема и выпустил последний патрон.

— А-а-а…

Противник схватился за бок, согнулся, выронил пистолет и, закачавшись, осел в сугроб.

Я ошарашенно посмотрел на свой пистолет. Знай я, что бедняга Столяр таскает с собой такую штучку, действовал бы по-другому.

Добежав до калитки, я все-таки отбросил бесполезный теперь револьвер. Три выстрела — и два попадания. Более чем прилично для такой ситуации. Вот только чем она для меня обернется?

Можно ли признать мои действия самообороной, если я был изначально не прав, вторгнувшись в чужие владения?

— Иваныч, е… твою мать!

Я бежал той же дорогой, которой недавно шел с блондином. Погони вроде бы не было. При моем появлении женщина с болонкой шарахнулась в подъезд, я был почти у цели.

Так, последний двор. Мимо сгнившего «запорожца», мимо контейнера для стеклотары, мимо такси с включенным движком и уснувшим водителем. Вот он, последний угол…

Я выскочил за угол, замедляя бег и восстанавливая дыхание.

Остановился, озираясь по сторонам, и почувствовал, как сердце проваливается в пустоту.

Серого БМВ Марголина нигде не было видно.

— Иваныч! — орал я в микрофон, стоя посреди пустой улицы. — Иваныч, чтоб ты сдох!

Он должен был услышать меня и без рации, но не слышал, вернее не отзывался.

Я не знал, что мне делать. Но рация молчала. Не могли же их всех перебить? Если уж мне в одиночку удалось вырваться из дома…

Их не перебили и не захватили. Они просто уехали.

Дверь. В той стене не было двери. Ни стеклянной, ни какой другой. Из комнаты был всего один выход.

Ловушка. Меня подставили.

Бред! Кому я нужен?

— Иваныч, сука драная!

В наушнике что-то пискнуло, и я замер, напрягая слух до судороги в ногах. Бесполезно. Никто не хотел мне отвечать. Или уже не мог? Последнее было бы предпочтительней…

Что же произошло?

На оживленной улице я, сунувшись в толпу, сбавил шаг. На остановке стоял троллейбус. Я прыгнул в салон перед самым закрытием дверей. Протолкался на заднюю площадку и встал поближе к окну.

Никто не бежал вслед за троллейбусом и не метался в толпе, как это бывает с упустившими объект филерами в кино. Я всмотрелся в лица пассажиров. Никого подозрительного. Обычные люди, порядком уставшие за трудовой день и занятые своими обычными проблемами. Наверное, никто из них за всю жизнь ни разу не попадал в перестрелку и не искал в темной комнате стеклянную дверь. Когда-то и я был таким…

Я доехал до кольца и пересел на другой маршрут. Через несколько остановок вышел и в первом попавшемся подъезде стал у окна.

Спокойно. Хотя, если кто-то установил за мной серьезное наблюдение, хитрости не помогут.

Очевидно, я вляпался в такое дерьмо, из которого можно и не выплыть.

Судя по тому, как падали те двое, я их не просто поцарапал.

Но как же я должен был поступить, если они первыми открыли стрельбу?

Прокурору это скажешь, снайпер долбаный.

И почему там не было двери?