"Последний долг" - читать интересную книгу автора (Майоров Сергей)

6

Болтаясь по городу, я в каком-то подвальном магазине приобрел себе теплый пуховик и заглянул в какой-то зачуханный бар по соседству.

Я сидел у стойки, глотая коньяк, и пялился в закрепленный под потолком телевизор. Снова повторили сообщение про Гаймакова, потом диктор добавил, что милицией задержаны трое подозреваемых.

В конце программы попросили выступить «независимого эксперта». Им оказался мужчина в блестящем костюме, белой рубашке с удушающим воротником и с брезгливым выражением на оплывшем после вчерашней пьянки лицом. Сидя перед камерой в глубоком кожаном кресле, положив ногу на ногу и отхлебывая из стакана, он, морщась, процедил, что события последних дней спровоцированы милицией и прошли под ее контролем. Есть факты, неопровержимо это доказывающие. Как-то сама собой его беседа с репортером свелась к вопросу о соблюдении прав человека и каких-то гарантиях личности, ненавязчиво всплыла тема негосударственных охранных структур, а потом мелькнуло название «Оцепление». Так же ненавязчиво, как и все остальное в этой передаче.

Я заметил, что бармен перестал протирать стаканы и тоже смотрит телевизор, облокотившись на стойку и кивая головой все чаще и чаще, будто сказанное касалось его самого.

Поблагодарив «эксперта» за интересную беседу—я ожидал, что в традициях нынешних телепередач ему преподнесут какой-нибудь скромный подарок, хотя бы пистолет и пару гранат, — репортер произнес набор дежурных фраз, сопровождавшихся кадрами с мест происшествий.

Под занавес программы, буквально за несколько секунд до титров, на экране промелькнул особняк на Ореховом острове, развевающийся флаг и сам господин Кацман. Виновато улыбаясь, он запер дверь своей синей «омеги» и направился к крыльцу, прижимая под мышкой тонкий желтый портфель. Перед дверью он потоптался, стряхивая с ботинок снег, обернулся и еще раз посмотрел в камеру, все так же виновато и грустно улыбаясь.

Я допил коньяк.

Через полчаса ноги сами привели меня в гостиницу «Правобережная».

Дежурный администратор, худощавая, с усталым лицом женщина средних лет, была мне незнакома. Без лишних разговоров она оформила номер, и я отправился на второй этаж.

В холле на этаже я увидел ту саму проститутку, бывшую преподавательницу ПТУ. Она сидела на диване, пила шампанское и болтала с охранником, длинным и тощим парнем с детским выражением лица и в очках с толстыми стеклами. Такому я не доверил бы и охрану собственного почтового ящика.

Я прошел мимо, и, кажется, мое появление заинтересовало ее гораздо больше, чем юного стража порядка. Ключи мне выдала сонная горничная. Я прошел в номер и, сбросив пуховик, сразу же завалился на кровать.

Засыпая, я подумал, что наступил понедельник…

Проснулся я от настойчивого стука в дверь. Кто-то барабанил, не жалея кулаков. Я сел на кровати и зажег бра.

Милиция или бандиты давно бы нашли способ зайти в номер, не дожидаясь моего пробуждения. Я встал и открыл дверь.

— Привет!

Это была та самая проститутка. Основательно пьяная, с бутылкой шампанского и двумя фужерами в руке.

— Можно зайти?

— Я не пью по ночам.

— Фу, какой грубиян! А еще прилично одет… Она проскользнула мимо меня и по-хозяйски оглядела номер. Я закрыл дверь и стоял, скрестив руки на груди и наблюдая за ней. Она поставила выпивку на тумбочку, потом плюхнулась на кровать. Уперлась руками в матрас позади себя и вытянула ноги. Подумала и сбросила узкие красные «лодочки». Зевнула.

— И что дальше?

— Меня зовут Таня. На всякий случай, мало ли ты забыл.

— Я это всю жизнь помнил. Дальше-то что?

— А ничего, — она пожала плечами. — Я видела, как ты разговаривал с Фунтиком, и решила, что и нам есть о чем поговорить.

— Да? И о чем же?

— Я все знаю, — она пьяно улыбнулась. — И я почти все слышала.

— Что же ты слышала?

— Налей мне бокал…

— Перебьешься. Что ты слышала?

— А вот не скажу. — Она прищурилась и приподняла правую ногу. Если она так же вела себя в ПТУ, понятно, почему ей пришлось сменить профессию. — Ты можешь помочь мне, а я тебе.

— Ты мне можешь помочь только в одном. — Я присел к столу и закурил. — Но я в этом не нуждаюсь.

— Фу, какой грубиян. — Она приподняла и вторую ногу. — Дай мне сигарету.

— На лестнице покуришь. Выругавшись, она залезла в карман своего красного пиджачка, долго там рылась и в конце концов извлекла мятую пачку «сент-мориса».

Я подумал, что надо выкинуть ее из номера и лечь спать. Слишком много проституток оказывалось рядом со мной в последнее время. Но мне не хотелось лишнего шума и скандала. По ее лицу я видел: она пришла торговаться. И ей есть что предложить.

— Я тебя запомнила, когда ты еще в ментовке местной работал. Тебя за что уволили?

— А тебе какая разница?

— Никакой.

— Тебя еще не учили не задавать лишних вопросов?

— Меня… — Она криво усмехнулась. — Если бы ты знал, сколько раз это было. И как… Только вот никак не могу от дурной привычки отделаться!

— Ничего, найдутся люди, которые помогут.

— Ты стал злой. Раньше таким не был.

— Жизнь довела. Ты, знаешь ли, тоже не добреешь.

— Открыл бы ты бутылку… А?

— Тебе уже хватит.

— Злой…

Она содрала фольгу и откупорила бутылку, не дав пробке выстрелить. Несмотря на пьяную ухмылку и дымящуюся под носом сигарету, движения ее были четкими и уверенными. Разлив вино в оба фужера, она взяла свой и откинулась на локти, снова вытянув ноги и демонстрируя нижнее белье. Улыбнулась и сделала глоток.

— Ты сейчас в «Оцеплении»?

— Ну.

— Кем ты там?

— Тебя Фунтик послал?

— Меня? — Она рассмеялась. — Да если он узнает, что я у тебя была и о чем говорила…

— А ты еще ни о чем и не говорила. Признаться, это начинает надоедать. И сядь по-нормальному, здесь тебе клиентов нету.

— Какой ты у нас верный! — Она поправила юбку и приподнялась.

Я решил, что на вопрос о своем сутенере она ответила правду. Похоже, она действительно пришла сюда по своей инициативе и мнется, так и не решив, стоит ли говорить.

— Сколько вы можете заплатить за информацию?

— Какую?

— Важную. Которая вас напрямую касается.

Только не спрашивай, о чем.

— О чем?

— Не скажу. Пока насчет денег не договоримся, ничего не скажу. И пытать меня бесполезно!

— Один рубль. Железный.

— Мне нужны деньги. — Она посмотрела на меня неожиданно трезво. — Тонна баксов.

— Мне тоже.

— Я серьезно говорю. Мне надо уехать из этого е… ного города.

— Туда, где тебя никто не знает? Чтобы начать новую жизнь?

— Ты зря смеешься. Это действительно так…

— Слишком часто такое слышать приходилось. И что дальше?

— У меня есть информация, которая вам будет интересна. Она стоит денег.

— Ты думаешь, я тебе прямо сейчас из лопатника эту самую тонну и достану?

— Не знаю. — Она покачала головой. — Но деньги мне нужны.

— Зато я сомневаюсь, что мне нужна твоя информация. Вряд ли ты сможешь что-нибудь новое сообщить.

Фужер дрогнул в ее руке.

— Так ты уже знаешь?

— Конечно! А ты думаешь, я здесь случайно оказался? Негде мне больше прилечь, как только клопов ваших давить.

Она опустила голову и замерла. Я заметил, как у нее на глаза навернулись слезы.

— Я так и знала, — прошептала она, плеская шампанское себе на пиджак. — Мне всегда не везет…

Я ждал. Я уже не сомневался, что она может сказать что-то действительно важное. И кажется, я уже понял, с чем это связано…

Когда она подняла на меня свои мокрые покрасневшие глаза, я безразличным тоном подсказал ей:

— За кота в мешке никто тебе денег не заплатит. Хочешь — говори, и если у тебя окажется что-то важное, я тебе заплачу. Не хочешь — уходи.

— А ты не обманешь? Может быть, вы действительно не все знаете? — Она смотрела на меня с надеждой, и на какой-то миг мне стало неловко за свое вранье. — Ты ведь всегда хорошо ко мне относился! Ты всегда был другим, не таким, как остальные… Ты меня, честно, не обманешь?

Я налил себе шампанского и присел на подоконник, цедя холодный напиток.

— У Женьки, ну, у Фунта то есть, проблемы… Давно уже! Он на деньги попал, а там ребята крутые оказались, включили ему «счетчик». Сейчас столько накапало, что ему вовек не расплатиться. Даже если сам вместо нас пойдет работать.

Я понял, в чем дело, раньше, чем она это сказала.

— Сюда ведь каждый понедельник ваши приезжают. Трое, с чемоданом. Они возят деньги. Все об этом знают. А Фунт договорился завтра, то есть сегодня уже, на ваших напасть. Они в своем номере поселятся, в соседних его ребята ждать будут. Человек пять или шесть, какие-то отморозки, из пригорода. Они приезжали сюда к Женьке, так… Первый раз драку в ресторане устроили, половину столов разломали, официантам морды разбили… Они со стволами всегда, чуть что — сразу достают… Второй раз Людку с собой в номер забрали, всю ночь продержали вчетвером. Она уже месяц на работу не выходит: трипак подхватила и сигаретами всю истыкали, у них развлечение такое… Фунт их пригласил. Хочет их с вашими стравить, а кассу себе забрать. Сегодня это все будет…

— А ты откуда знаешь?

— Знаю. — Она невесело усмехнулась и показала мне язык. — Я же не дура, хоть и работаю здесь. Много чего слышать приходится, а он дважды по телефону, по трубке своей ср… ой, с ними трепался, думал, что я не слышу. Они должны утром часов в одиннадцать заехать. Они себя самыми крутыми считают, им все равно, на кого выступать…

— Так не бывает, чтоб все равно на кого.

— А вот и бывает, много ты знаешь! Я же говорю, отморозки полные.

— Чего ж они тогда Фунтику с долгами его не помогли управиться?

— Очень он им нужен, без денег-то! А здесь он, я так поняла, пообещал им, что у ваших при себе сотни три будет, вот они и подписались.

— А если не будет?

— Тогда с него шкуру спустят. Только ему денег больше брать неоткуда.

— Что ж он, совсем безбашенный, думает наши деньги забрать, а потом светить ими, с долгами расплачиваться?

— Откуда я знаю, чего он думает? Он мне не докладывает! Я так поняла, что он надумал, как всех нае… ать. Ни с кем делиться не станет, все себе — и с концами, пусть ищут.

Я задумался. Реальную защиту деньгам «золотого поезда» обеспечивали не трое головорезов, какими бы крутыми они ни были, а неотвратимость расплаты за покушение на них. Даже если бы Реваз с товарищами перевозили в своем чемодане всего один доллар, и тогда тайные и явные силы «Оцепления» обрушились бы на голову еретика, осмелившегося на это замахнуться. И местная гопота, и серьезные бандиты не стали бы даже думать об этом.

— Как он собирается на них нападать? И где?

— Он со мной не советовался. В номере, я думаю, где же еще? Не на лестнице же мочилово устраивать? Тем более ваши всегда в ресторан ужинать ходят.

Я попытался представить себя на месте Фунта. Он далеко не глупый человек… Кличка прилипла к нему, когда он был одним из самых удачливых в городе фарцовщиков. Потом, как я слышал, в одночасье все переменилось, он угодил за решетку, попавшись на незаконном ношении оружия. Говорили, что в лучшие свои времена он приобрел какой-то «навороченный» западногерманский ствол, хранил его в тайнике, а когда совсем приперло с деньгами, понес его продавать и влип. Освободившись, он снова сел. Теперь уже за хулиганство…

Я задумался и не заметил, как Таня, аккуратно поставив фужер на пол, уснула на кровати.

Я вспомнил письмо отца. Если добраться до Петербурга и найти некоего Сан Саныча, он поможет…

Я почувствовал возбуждение. Похоже, вот он, выход! Какие бы длинные руки у «Оцепления» ни были, достать меня там им будет сложновато. Тем более если удастся сорвать солидный куш. Правда, тогда и у них будет лишний повод не забывать обо мне.

Захватив их деньги, я рассчитаюсь за все свои неприятности, отомщу за смерть Лики.

Я проснулся, когда за окном начало светлеть. Таня спала на кровати, повернувшись на бок и положив руки под голову. Лицо ее было изможденным. Мне было ее искренне жалко, но я не мог позволить себе эту жалость.

Я встал с кресла и потянулся. Душевых кабин не было даже в самых дорогих номерах «Правобережной», и я умылся тонкой струей прохладной воды, вытекавшей из ободранного крана в углу комнаты.

Как ни странно, я чувствовал себя отдохнувшим и бодрым. Я опять сел в кресло, закурил и задумался, глядя на спящую проститутку.

Она почувствовала мой взгляд или по какой-то иной причине резко приподнялась на локтях, испуганно глядя вокруг мутными глазами. Я постарался улыбнуться как можно дружелюбнее, но Татьяна продолжала смотреть настороженно.

— Привет, — неуверенно сказала она и почесала колено. — А чего ты там?

— А где мне быть?

— Странно. — Она опустила ноги на пол, села, посмотрела на бутылку шампанского и, налив себе приличную дозу, махом выпила.

Немного посидев, упираясь руками в кровать и слегка покачиваясь, она поправила волосы и встала.

Ей очень хотелось выпить еще, но она сдерживалась. Обхватив себя за плечи, она, ежась, прошлась по комнате, и я заметил, что ее трясет. Она взяла из моей пачки сигарету и долго не могла прикурить. Потом села обратно на кровать, низко опустив голову. Дымящийся кончик сигареты в ее руках выписывал восьмерки.

— Я все помню, — неожиданно сказала она, вскидывая голову и отбрасывая волосы назад. — Все, о чем мы говорили. Все.

— Ну и прекрасно, — я пожал плечами.

— Ты обещал мне заплатить.

— За что? У нас ничего не было.

— За информацию.

— За какую информацию?

— Учти: если ты меня обманешь, мне есть к кому пойти. — При последних словах она опустила глаза, и я снова почувствовал жалость. Идти ей было некуда. Вообще некуда.

— А если я подойду к Фунтику? Как ты думаешь, что с тобой будет?

— Он меня не тронет. Я слишком много про него знаю. И… И я здесь пользуюсь самым богатым спросом!

Последние слова были сказаны таким тоном, каким беременная пэтэушница объявляет родителям о своих проблемах.

— Сомневаюсь! Насчет того, что ничего тебе не будет. Но, если хочешь, можем попробовать.

Татьяна молчала минуты две, а потом посмотрела мне прямо в лицо.

— Зачем ты так говоришь? Ты хочешь казаться хуже, чем ты есть? Уж в чем, в чем, а в мужиках-то я разбираюсь, поверь! Ты ведь все равно заплатишь, как и обещал.

— Может быть. После того, как проверю…

— Не пойдет, — она покачала головой. — Я не могу ждать вечера. Уже к обеду меня не должно быть в городе. Понимаешь, не должно!

— Куда же ты поедешь-то в таком состоянии?

— Это мои проблемы. Куда надо, туда и поеду. Но деньги мне нужный сейчас.

— А если у меня их нет?

— Они у тебя есть, — ответила она после короткой паузы. — Иначе бы ты не говорил «если». И потом, подумай: если Фунт еще не знает, что ты поселился в гостинице, то через час будет знать, а еще через час ему доложат, что ночь мы провели вместе.

Я отсчитал нужную сумму и вручил ей. Пересчитав банкноты, она убрала их под блузку и налила себе полный фужер шампанского. Задержав руку с бутылкой, посмотрела на меня и плеснула во второй бокал.

— Давай выпьем. За удачу. По-моему, она тебе нужна не меньше, чем мне.

Я проводил Татьяну до вестибюля, через стеклянные двери увидел, как она дошла до проспекта и остановилась на краю тротуара, оскальзываясь на высоких каблуках и взмахивая рукой перед каждой появляющейся машиной. Утренние водители упорно не реагировали на нее, наконец кто-то остановился. Наклонившись в кабину, Татьяна договаривалась, переминаясь с ноги на ногу и резкими движениями откидывая волосы со лба. Сев в машину, помахала рукой и смотрела в мою сторону до тех пор, пока не скрылась из виду.

Я выписался из гостиницы. Фунту действительно могут донести, что я провел здесь ночь, и он может запаниковать и отменить свое мероприятие.

От гостиницы я пешком дошел до дома, расположенного рядом с моим бывшим отделением, и с грустью посмотрел на окна второго этажа. На «моем» окне вместо затертых до дыр зеленых занавесок появились жалюзи, а так все осталось без изменений: горящий над входом яркий фонарь, потрепанный службой «уазик», занесенные снегом «жигули» в углу двора. И вполне возможно, что сидящий за пультом дежурный именно сейчас, зевая и ругаясь, с удивлением читает ориентировку о моем розыске…

Нужная мне квартира располагалась на последнем этаже обшарпанной «хрущевки» и была оснащена солидной металлической дверью.

Звонить пришлось долго, пока хозяин, глянув в глазок, отпер с лязгом тяжелые замки.

— Привет, — сказал он таким тоном, словно давно ждал моего визита. — Заходи.

Квартира была обставлена более чем скромно, и железная дверь оберегала не хранящиеся за ней ценности, а самого хозяина, чей род занятий напрямую был связан со всевозможными опасностями. Когда-то я помог этому немолодому, невзрачной наружности худощавому мужчине, отсрочив наступление серьезных неприятностей. Он принадлежал к тому типу людей, которые не забывают о неотданных долгах, даже если роли переменились и вчерашний хозяин положения сегодня сам выступает в роли просителя. Я не сомневался: он не откажет мне в помощи.

Мы прошли на кухню. Он поставил на плиту чайник и включил тостер.

— Как дела? — спросил он, нарезая колбасу. — Чисто символический вопрос, и так вижу, что не блестяще. Верно?

— Да.

— Тогда не трать время на церемонии. В чем проблема?

— Мне нужен паспорт.

— Заграничный?

Я вспомнил про письмо отца.

— Оба.

— Хм… И срочно?

— Еще вчера.

— Хм… Трудный вопрос… Фотография с собой есть?

— Нет…

— Плохо. Нужно…

Зазвонил телефон, и он не договорил.

— Извини, я сейчас. Если задержусь, делай кофе.

Выйдя в коридор, он плотно затворил за собой дверь.

Когда он вернулся, я успел выпить половину чашки. Он посмотрел на меня так, будто звонивший говорил исключительно обо мне, и сел к столу.

— Значит, говоришь, паспорта… Хм, в принципе вопрос решаемый. Если все будет нормально, к обеду можно управиться. Устроит?

— Да.

— Тогда допивай кофе и иди в «Галактику», там открыли круглосуточное фотоателье. За час, даже меньше, все напечатают. Деньги-то есть? Я не про паспорта говорю, за них с тебя ничего не возьму, про фотографии. Есть?

— Найду.

— Тогда иди. Только кофе допей…

Я посетил фотоателье, отдал ему фотографии и отправился гулять по городу, дожидаясь назначенного срока и шлифуя план своих действий. Заметно потеплело, и было безветренно, такая погода, несмотря на всю нелюбовь к зиме, мне нравилась, и я с удовольствием вышагивал по улицам, стараясь не попадаться на глаза милиции.

Заметив телефонную будку, я набрал родной номер.

— Алло.

— Привет, Наташа. Это я, Федор.

— А-а… — Она растерялась. — А ты где?

— Послушай, я, конечно, понимаю, как ты сейчас ко мне относишься, и прошу прощения. За все. Я во всем виноват, я был полностью не прав.

— Ты можешь приехать? — перебила она меня.

— К тебе? — Я никак не ожидал подобного предложения. — Когда?

— Сейчас. Нам есть о чем поговорить. Ты можешь?

— Не знаю… Боюсь, что вряд ли… Понимаешь, Наташка, мне надо срочно уехать из города. Я поэтому и звоню.

— У нас будет ребенок, — сказала она глухим, отстраненным голосом. — Если тебя это хоть немного интересует, то приезжай. Нет — иди, развлекайся со своей крашеной шкурой!

— Послушай… — Я не мог найти слов. — А…

— Что, хочешь сказать, что не ты отец? — В ее голосе я услышал нотки презрения. — Ни при тебе, ни после у меня никого не было. Напомнить, когда это произошло?

Отстранив трубку, я прижался лбом к холодному стеклу. Лучше бы не звонил. Я ничем помочь ей не могу, а только навлеку неприятности… И объяснить этого не могу.

— Алло! Алло! — неслось из трубки. — Ты что, в обморок упал? Так ты приедешь или нет? Алло?

Я вспомнил ту ночь, когда это могло произойти.

— Алло, ты меня слышишь? Глубоко вздохнув, я повесил трубку.

Степанов Антон Владимирович.

Я усмехнулся зловещему совпадению.

Документы сделаны отменно. Никаких признаков замены фотокарточек и подделки печатей. Я убрал их в карман и крепко пожал моему знакомому руку.

— Спасибо!

— Пожалуйста.

Мы вышли из кухни в коридор, и он остановился.

— Я тебе этого не говорил, но… Тебя полгорода ищет. И настроены они решительно.

Я не стал уточнять, кто такие «они» и что ему известно.

— И второе… Не приходи больше.

— Никогда? — Я попытался усмехнуться.

— Может быть, и никогда. Сегодняшнего дня это не касается, но потом я буду вынужден сообщить, что ты у меня был. Извини, но на меня тоже и глаза, и уши найдутся.

— Я понимаю.

— Про сегодня никто не узнает. По крайней мере, от меня. О том, что ты делал документы и на какое имя, тоже никто не узнает. Даю слово. Если тебе это поможет, я рад. Но большего для тебя сделать никак не могу. Извини.

Я сжал ему плечо и пошел к двери. Взявшись за ручку, остановился и решил испытать судьбу.

— Послушай, ты ведь знаешь, что в городе творится? Я попал…

— Я знаю. — Он посмотрел на меня с жалостью. — Ты попал… Но больше того, что сказал, я сказать не могу. Извини.

— Все равно спасибо, — сказал я и вышел на лестницу.

Еще раз посетив «Галактику», я купил вязаную шапочку-маску с прорезями для глаз и рта, а в отделе игрушек приобрел пластмассовый пистолет, точную копию немецкого «вальтера». С таким пугачом можно было идти грабить банк. В наше время не много найдется людей, желающих на собственной шкуре испытать, в руке у бандита боевой ствол или подделка. Потом я отправился в парикмахерскую, где сильно укоротил и высветлил волосы. Я сам удивился, посмотрев после этого в зеркало. Никогда бы не подумал, что моя внешность изменится столь разительно. Надо было сделать это до фотографирования.

После этого я вернулся в «Правобережную» и снял номер. Администратор сама предложила мне третий этаж, и я увидел в этом хороший знак. Тем более мой номер располагался недалеко от того, в котором останавливались Реваз и компания.

Я растянулся на кровати и уснул.

Мне приснилась Наталья. Опустив голову и теребя букет из ромашек, она шла по перрону. На ней был свободного покроя балахон в яркий горошек, и, просыпаясь, я вспомнил наш дневной разговор.

Пять минут шестого. Получается, спал я чуть больше часа.

Я сел на кровати и закурил.

Меня знобило, сигаретный дым опротивел. После третьей затяжки я раздавил окурок в пепельнице, оделся и вышел.

В номере «золотого поезда» было тихо, а из соседнего слева доносились возбужденные мужские голоса и негромкая музыка. Мне показалось, что я услышал запах марихуаны. Я прошел мимо и остановился около пожарной лестницы. Двойные двери были закрыты, но навесной замок не заперт, хотя и висел на своем месте.

Дежурила по этажу женщина лет пятидесяти с флегматичным лицом и обилием золотых украшений. Она вряд ли могла быть сестрой охранника Паши.

Убедившись, что на стоянке позади гостиницы красного «блейзера» нет, я приготовился наблюдать.

А через пять минут красный, с синими полосами на боках джип стремительно вывернул из-за угла и помчался мимо меня. Водитель дважды, не снижая скорости, объехал вокруг гостиницы и только потом загнал машину в распахнутые ворота стоянки. Управлял он здорово: с ювелирной точностью проскочил между двумя «жигулями», прошел впритирку к микроавтобусу и резко замер около будки охранника.

Первым вылез Павлик. Выглядел он в точности так, как описала мне его Лика, и был одет в тот же блестящий черный костюм, только очки отсутствовали. Мягко спрыгнув из высокого проема задней двери, он постоял около машины, поворачивая голову из стороны в сторону и шевеля пальцами опущенных вдоль тела рук, а потом резво взбежал по лесенке и исчез в будке охранника. Дверь машины оставалась открытой, и я разглядел, что в салоне на передних креслах сидят двое мужчин. Потом пассажир перегнулся через спинку и захлопнул дверь. Я успел разглядеть аккуратно уложенные светлые волосы и невозмутимое лицо… Вадик. Н-да, он мог бы перевозить деньги и один в обычном городском троллейбусе.

Павлик отсутствовал дольше, чем требуется, чтобы договориться о краткосрочной стоянке. Снова появившись на лестнице, он постоял, держась за металлический поручень и глядя на гостиницу, а потом кивнул.

Я даже поморщился — все это смотрелось, как сцена из плохого гангстерского боевика.

Вылез Вадик. Он был одет в такой же черный костюм и ослепительную белую рубашку. Под пиджаком угадывался легкий бронежилет, две «беретты» заметно выпирали под мышками. Двигался он плавно, и в каждом его движении угадывалась огромная сила. Отойдя от машины, он стал в воротах, контролируя ту часть территории, которая оставалась вне поля зрения напарника.

Реваз оказался худым и подвижным молодым мужчиной. Внешность — типично кавказская, одет в короткую кожаную куртку с поднятым воротником и обтягивающие черные джинсы. Спустя мгновение из машины извлекли белый кейс, пискнула сигнализация и три зловещие фигуры направились к гостинице. Реваз и Вадик впереди, а Павлик двигался метрах в десяти за ними, постоянно оборачиваясь.

Вскоре после того, как они скрылись в дверях, от соседнего дома отъехала серая «восьмерка» с двумя пассажирами. Неспешно добравшись до перекрестка, она скрылась, и я забыл о ее существовании, пока она снова не попалась мне на глаза. Теперь в кабине оставался один водитель. Он проехал мимо гостиницы, завернул на огороженную толстыми цепями парковочную площадку перед главным подъездом и остановился, развернувшись носом к проезжей части. Из такого положения было удобно наблюдать за «Правобережной» в зеркала заднего вида.

Выждав с полчаса, я вернулся в гостиницу.

Фунт стоял в дальнем углу вестибюля и, крутя четки, разговаривал с парнем, на морде которого было крупными буквами написано: «отморозок». Я, старательно отворачиваясь в сторону прилавков с сувенирами, проскользнул в лифт.

Я ощущал себя не участником, а отстраненным зрителем предстоящей драмы и был уверен, что ничего со мной не случится. Я получу белый кейс с его содержимым и смогу скрыться.

Вот только Наташа… Лучше бы я ей не звонил!

В коридоре третьего этажа я чуть не столкнулся с Ревазом и Павликом, которые направлялись к лифту. Сохранив безразличное выражение лица, я посторонился, и они прошли мимо, обдав меня запахом дорогой парфюмерии. Как недавно Фунт, они не проявили ко мне ни малейшего интереса. Наверное, я стал человеком-невидимкой.

Белого чемоданчика при них не было. Все правильно. Они поужинают и вернутся в номер, после чего в ресторан отправится Вадик. Значит, все события развернутся в ближайшие четверть часа.

Я знал, что у меня все получится.

Оставив дверной замок висеть в одной петле, я вышел на черную лестницу и встал у стены. Она освещалась только лампочкой на первом этаже, и я напрягал слух, пытаясь определить, если ли на лестнице кто-то кроме меня.

Никого.

Я напялил шапочную маску, поправил отверстия для глаз и положил руку на игрушечный «вальтер». После всех перестрелок и мордобоев я очутился на темной лестнице, в двадцати метрах от места очередной бойни с пластмассовым пугачом. Смешно.

Я закрыл глаза и мысленно представил номер, в котором находится Вадик.

Он сидит вполоборота к двери и смотрит телевизор с приглушенным звуком. «Беретта» с досланным в ствол патроном лежит под рукой. Рядом радиостанция, чтобы в любой момент связаться с напарниками. Он пьет сок и жует свою резинку, периодически поглядывая на дверь и прислушиваясь к доносящимся из коридора звукам. Пока ничто не привлекает его внимания, но выработанное годами опасной работы чутье не позволяет расслабиться, как раньше. Белый кейс стоит в стенном шкафу. Нет, определенно ему что-то не нравится. Он поднимает рацию, раздумывая, не вызвать ли коллег из ресторана. Но ничего конкретного он им сказать не сможет. Никак не определить, что это. Но у него уже были такие случаи. Шесть лет назад в Колумбии, когда он, бросив все, удрал из гостиницы за десять минут до полиции. Или двумя годами позже в Аргентине, когда он, подчинясь своим ощущениям, достал ствол за секунду до того, как началась стрельба.

Вадик вздыхает и откладывает рацию. Нет, он не будет поднимать тревогу. Не стоит давать лишний повод к разговорам о том, что его нервы стали ни к черту и что пора ему переходить на менее ответственную работу. Подождем. Скоро они вернутся.

Он наливает себе остатки апельсинового сока из пакета и пьет, глядя на экран. Там очередная телевикторина. Круглый игровой стол, по которому разбросаны пачки денег и какие-то бумаги, в креслах с высокими спинками мужчины в смокингах. Их лица пышут самодовольством; они вальяжно делают ставки; утомленный взгляд направлен в центр стола, а правая рука, с зажатой в пальцах охапкой денег, небрежно откинулась назад, где ждет угодливый халдей. Они очень ценят и любят себя. Вадик отставляет опустевший стакан и пытается настроиться на телепередачу, но чувствует, что ничего не понимает…

Игра прерывается рекламным блоком. Расхваливаются женские гигиенические средства, и он отворачивается от экрана, чтобы взглянуть на дверь и на стенной шкаф. Снова поднимает рацию… После нажатия на кнопку «передача» вспыхивает сигнальная лампочка. Все в порядке, в любой момент он может связаться со своими. Действительно, нервы у него немного расшатались…

Раздается стук в дверь. Три коротких удара, и после паузы слышится женский голос:

— Это Смирнова, дежурный администратор! Вы не могли бы открыть?

Он поворачивается к двери, готовый в любой момент упасть на пол и открыть огонь.

Дежурный администратор. Никогда раньше такого не бывало. Что ей нужно?

— Минуту! — кричит он и берет рацию. — Павел, ты меня слышишь?

— Да, — доносится из динамика хрипловатый голос. — Что у тебя?

— Подойдите ко мне. Кто-то стучится в дверь, говорит, что дежурный администратор.

— Спроси фамилию.

— Смирнова.

— Да, она сегодня работает. Реваз в сортире, я не хочу его оставлять. Она баба нормальная, поговори с ней. А мы через пару минут будем. Вот, он уже идет! Сейчас поднимемся!

Вадик откладывает рацию на прежнее место, смотря на нее с подозрением. Что-то ему не нравится…

Снова стучат в дверь. Настойчивее и требовательнее.

— Откройте! Слышите меня?

Он встает с кресла и убирает оружие в правый брючный карман, прикрывая массивную, под сдвоенный магазин, рукоять полой пиджака. Он медленно идет к двери, и каждый шаг дается ему с трудом, он чувствует, что-то не так… Все разумные доводы о невозможности каких-либо инцидентов оказываются бессильными перед ощущением опасности. Перед предчувствием беды.

Он оглядывается на шкаф. Там, в небольшом кейсе из кожи белого цвета, лежат сто шестьдесят тысяч долларов. Ему случалось охранять суммы на несколько порядков выше…

Секунды растягиваются в года, и он все идет и идет… Когда до двери остаются последние шаги, он с оглушающей прямотой понимает, что это — все…

Дверь распахивается ему навстречу, и двое мужчин с порога начинают стрелять. Привычного грохота выстрелов не слышно. Взгляд успевает зафиксировать вздрагивающие в руках ТТ, удлиненные навинченными на стволы глушителями. Пули пробивают легкий бронежилет. Вадик падает, дважды, не целясь, стреляет и откатывается в сторону, пытаясь закрыться креслом. Мягкая, обтянутая вельветом спинка не защитит от пуль, но помешает нападающим верно прицелиться, а ему всего-то и надо продержаться несколько секунд, пока не подоспеют ребята…

Он стреляет еще раз, и один из противников вылетает обратно в коридор, ударяется спиной о стенку и оседает сломанной куклой, оставляя на бежевой краске жуткие бурые потеки.

Издалека доносятся женские вопли, где-то звенит разбитое стекло. Второй противник молчит, и Вадик радуется этому обстоятельству. Ему кажется, что в шею его ужалила пчела. Все звуки разом отдаляются, и он ощущает боль, растекающуюся вниз по позвоночнику. Он уже не может поднять руку и выстрелить. Он пытается повернуть голову и слышит гул бегущей по венам крови. В поле зрения оказывается лакированный, черный с красными проплешинами остроносый ботинок. Он замирает возле лица Вадика, спустя мгновение носок ботинка чуть разворачивается. И все исчезает.

Убитого налетчика оставляют лежать в коридоре. Кто-то подбирает бесшумные ТТ и врывается в номер. Ломается мебель, бьется посуда, трещит под ногами расколотое пулей зеркало.

Фунт распахивает дверцы стенного шкафа и видит белый кейс. Его толстые потные пальцы сжимаются на кожаной ручке, и он выбегает в коридор. До дверей черного хода не больше двадцати метров. Сжимая добычу под мышкой, он летит туда.

Остальные остаются в разгромленном номере. Тот же любитель оружия прихватывает и «беретту», жаль оставлять такую игрушку. Если милиция появится раньше ожидаемого срока, их успеют предупредить, а сбросить ствол недолго.

У них своя задача. Фунт надолго никуда не денется и не посмеет утаить даже доллар.

Фунт добегает до заветных дверей, срывает замок и, переводя дыхание, вываливается на темную лестницу…

От удара ногой распахнулись тонкие створки, и в метре от себя я увидел долгожданную толстую фигуру.

Его глаза не успели адаптироваться к темноте, и, сделав шаг, он оказался прямо передо мной.

Я не дал ему времени удивиться. Я ударил его прямым в челюсть, схватил за шкирку и впечатал головой в стену, после чего добавил коленом. Подхватив кейс, я выпустил обмякшее тело и бросился вниз, вынимая из кармана пугач.

Когда я преодолевал последние ступени, из тамбура, отделявшего площадку первого этажа от выхода на улицу, появился подтянутый мужчина в отглаженном костюме и светлом пальто нараспашку. Руки он держал в карманах и никак не ожидал моего появления. Когда мы встретились глазами, он замер, перестав жевать, а у меня екнуло сердце.

Агент ФБР «клубника». Тот самый, который допрашивал меня в загородной резиденции Гай-макова.

Я швырнул кейс ему в голову. Он хотел уклониться, но в последний момент, выдернув руки из карманов и взметнув полы пальто, поймал его. В ту же секунду я, оттолкнувшись от ступеней, прыгнул, целясь ему ногой под ребра.

Он уклонился, рубанув меня ребром чемодана по голени. Мне показалось, что он сломал мне кость. Не сдержав крика, я упал и проскользил по кафелю до дверей. Пугач вылетел у меня из руки и, вращаясь, закатился в угол.

Держа кейс в левой руке, «клубника» резко дернулся вправо, пытаясь инерцией отбросить полы пальто и пиджака и достать револьвер, подвешенный в кобуре на боку. Его пальцы уже сомкнулись на рукоятке и щелкнула, расстегиваясь, кнопка, когда я перекатился и схватил пугач.

— Стой, сука, убью!!! — заорал я таким голосом, что меня слышали на последнем этаже.

Он замер, не выпуская оружия из пальцев, но и не пытаясь его достать.

— Поставь чемодан. И руку, правую руку вниз опусти. Ну, живо!

«Клубника» вздрогнул, сильнее сжимая ручку кейса. Правая рука, повинуясь команде, отпустила револьвер. На его лице мелькнуло смешанное выражение удивления и облегчения.

— Браун? — проговорил он секунду спустя. —… твою мать, как ты здесь оказался?

— Брось сумку. Мне терять нечего, сам знаешь.

— Не дури, — возразил он, следя за моим пистолетом. — Ты не понимаешь, во что влез. Все, что было раньше, по сравнению с этим — такая х… ня! Сматывайся, пока не поздно.

Я взвел курок. Щелчок прозвучал вполне правдоподобно. «Клубника» напрягся, и лицо его побледнело.

— Не дури, — снова повторил он, его тон превратился из угрожающего в просительный. — Давай разойдемся мирно.

— Давай. Поставь чемодан и отвернись.

— Нет.

— Сам знаешь, что будет.

На третьем этаже хлопнула фанерная дверь черного хода и раздался громкий мат.

Это подхлестнуло нас обоих. Я понял, что еще немного — и все, мне конец. «Клубника» решил не рисковать. Личность моя известна, а подмога близка. Даже если я ускользну, никуда не денусь. Или он ждал вовсе не подмогу, и встреча с соратниками Фунта не сулила ему ничего хорошего.

Он поставил кейс на пол и повернулся ко мне спиной, чтобы у меня не возникло сомнений в миролюбивости его намерений.

Я подобрал валявшийся под лестницей металлический совок и долбанул его по затылку так, что погнулась ручка. «Клубника» кулем осел к моим ногам. Я наклонился, нашаривая на его поясе кобуру с револьвером.

По лестнице загрохотали шаги.

Я подхватил кейс, продолжая искать оружие. Ухватив гнутую деревянную рукоятку, я рванул ее на себя.

Кто-то, матерясь, спускался уже на площадку второго этажа.

Револьвер был в моей руке, и я вывалился в тамбур. Дверь на улицу была приоткрыта, и я увидел у крыльца машину. Пустую. Ударом ноги я распахнул дверь настежь. На заднем дворе гостиницы никого.

Я шагнул обратно на лестничную площадку и выстрелил в стену. Звук получился, как от разрыва снаряда. Пуля рикошетом разбила стекло.

Теперь преследователь, каким бы крутым он ни был, умерит свой пыл.

Я выскочил на улицу и побежал.

Я успел достигнуть сквера раньше, чем появилась погоня.

Двое мужчин замерли на крыльце, растерянно оглядываясь. Потом один из них заметил меня, толкнул второго локтем в бок, и они рванули следом. Особой прыти они, правда, не проявляли, и мне удалось увеличить расстояние.

Через минуту я проходными дворами выскочил на параллельную улицу, оставив их далеко позади.

Осмотревшись, понял, что оторвался.

Я пересек сквер, перемаханул через ограду детского садика. На проспекте остановил такси и попросил отвезти меня в центр.

Потратив остатки личных денег в дорогом валютном магазине, я купил новую одежду и солидный чемодан. Смена одежды изменила мою внешность не меньше, чем утреннее посещение парикмахерской.

Я спустился в туалет, заперся в кабине и занялся белым кейсом. Подобрать шифр кодовых замков мне, конечно, не удалось, и я вспорол боковину ножом. Сигнализации, мины или иных сюрпризов внутри не оказалось; на пол посыпались почтовые конверты с зелеными банкнотами внутри. Все купюры были по сто долларов, и среди них ни одной измятой или затертой. Я убрал несколько в новенький бумажник, остальные бросил на дно чемодана. Туда же, поверх рубашек, брюк и бритвенных принадлежностей, лег и распотрошенный белый кейс. Через несколько минут в глухом грязном дворе я засунул его под крышку мусорного бака.

Я отправился к городскому автовокзалу. На площади, кроме автобусов, стояло с десяток разномастных легковушек. Я договорился с водителем за сто долларов, погрузился в салон старой «волги», и мы поехали.

Я хотел добраться до соседнего крупного города. Вокзалы и городской аэропорт уже наверняка взяты под наблюдение. Если Лика ничего не перепутала и у «Оцепления» была официальная «легенда» для перевозки денег, меня, возможно, ищет и милиция. А может, и нет. Я совсем запутался. Действовал Фунт сам по себе или был как-то связан с «гаймаковскими»? И не они ли — те самые, ничего не боящиеся отморозки?

Если повезет, я доберусь до Старославянска, а оттуда прыгну в Петербург. Если и дальше удача не отвернется от меня, я свяжусь с Сан Санычем, и он переправит меня в Германию.

Появившийся справа дорожный указатель чем-то привлек мое внимание. Оглянувшись, я перечитал название и не сразу сообразил, что Трубцовск — это родина Лики.

Водитель сбавил скорость, и мы потащились по пустым, темным улочкам городка. Лишь на центральной площади было светло и многолюдно: горели покосившиеся фонари и вывеска бара, возле киоска со спиртным стояло человек пять, да еще какая-то группа расположилась около автомашины неподалеку. Трое курили, облокотившись на раскрытые дверцы, а один делал что-то непонятное, сидя на корточках на тротуаре. Когда мы подъехали ближе, я заметил на снегу перед ним какое-то пятно, похожее на лист фанеры, а его руки совершали над этим пятном круговые движения.

Машина и люди около нее показались мне знакомыми. Мы миновали площадь, когда я вспомнил загородную шашлычную, куда возил Лику. Еще одно совпадение?

Мы выбрались на шоссе и влились в общий поток. Движение было плотным, все три полосы были заполнены машинами.

Мы проехали мимо стационарного поста ГАИ, и мне показалось, что рядом с будкой стоит знакомый мне темно-серый БМВ. В машине никого не было, а чуть в стороне разговаривали мужчины. Свет из окон пикета не достигал их, и разглядеть лица было невозможно, я видел только темные силуэты плотных фигур в длинных пальто и вспыхивающие огоньки сигарет. Мне показалось, я узнал Марголина.

Наверное, это уже разыгралось мое воображение.

Один из мужчин, этот самый, глубоко затянувшись, бросил окурок и направился к БМВ, проводив нашу машину взглядом…

Впереди меня ждал Санкт-Петербург.