"Наследники Виннету" - читать интересную книгу автора (Май Карл)Глава восьмая. ПОБЕДАЧтение шло каждый день. Уверен, наши встречи совершили настоящий переворот: Янг Шурхэнд и Янг Апаначка всегда являлись первыми. Они едва могли дождаться продолжения, но мы сделали вид, что не обратили на это никакого внимания. Они же, несмотря на большой интерес к нашим занятиям, отнюдь не оставили своей затеи. Памятник рос буквально на глазах, все отдельные его части были уже готовы и обтесаны, оставалось их только соединить. Атмосфера была пронизана духом необъявленного состязания. Чей образ будет в нем победителем? Их, каменный, или наш, духовный, с каждым днем обретающий силу и красоту? На третий день после визита братьев Энтерс меня снова навестил Гарриман. Он выбрал сумерки, чтобы не привлекать к себе внимания. Накануне в Нижнем городе появились новые лица. Судя по волнению, вызванному их появлением, это были важные персоны, но кто они, мы пока не знали. Энтерс и задумал представить их нам. Я принял его в присутствии жены. — Мистер Шеттерхэнд, вы знаете, кто прибыл сюда сегодня вечером? — взволнованно начал он. — Нет, — ответил я. — Ваши смертельные враги: четыре вождя! — Они одни? — В сопровождении тридцати воинов, не больше. — А младшие вожди? — Их пока нет. — Неосторожно с их стороны — невооруженным глазом видны их намерения! Младшие вожди, безусловно, были с ними. Их отсутствие тревожит меня. Наверняка они среди тех четырех тысяч всадников, которым приказали прибыть в Долину Пещеры. — Именно так. Но самое главное: вас завтра требуют на поединок! — Уфф! Очень интересно! Тут, естественно, не обошлось без Душеньки: — Совершенно неинтересно! Да еще и опасно! Кто же намеревается убить моего мужа? — Их четверо: Тангуа, Киктахан Шонка, Тусага Сарич и То-Кей-Хун. — И что же? Они разом хотят нанести удар моему единственному бедному мужу, — хотят заколоть или застрелить его? — Только застрелить, больше ничего. — Больше ничего? Вчетвером, сразу! — Нет, по очереди. — Прошу не говорить со мной так! Как это мило — один за другим! Так у нас, в Германии, стреляют по дискам или по дичи: если не попадет один, то попадет другой. Да ни один человек не сможет остаться живым в такой ситуации! — Они тоже так думают. Конечно же, если такое случится, Олд Шеттерхэнд погиб. Тогда не только они насытятся местью, но будет спасен и каменный Виннету. Ведь они считают, что Шеттерхэнд — единственный действительно опасный противник. Если он умрет, то с помощью четырех тысяч воинов они добьются своего… — Ого! — в нешуточном гневе перебила его моя жена. — Да прежде чем его застрелят, я разнесу эти тысячи краснокожих в пух и прах, одного за другим, и… Итак, четверо непримиримых вождей решили вызвать меня на настоящую индейскую схватку — не на жизнь, а на смерть. То, что они выставят условия, не дающие мне практически никакого шанса остаться в живых, ясно само собой. Сегодня вечером, — уже нельзя ничего решить, нельзя ничего сделать и изменить. Оставалось познакомиться с условиями. И я решил, что эти условия передаст мне Пида, сын Тангуа. Он, как известно, был настроен ко мне дружелюбно. Когда я посвятил в свои планы Душеньку, она уже успокоилась и изложила мне следующие соображения: — Дело ни коим образом не опасно! Ты просто пристыдишь этих четверых негодяев. — Что ты имеешь в виду? — Очень просто: ты же противник дуэлей. — Разумеется. — Если мерзавцы вызовут тебя на дуэль, ты сообщишь им это. Тогда им станет стыдно и они уползут прочь. — Хм! — улыбнулся я. — И после этого меня будут считать мужчиной? — А разве не по-мужски открыто и честно признаться в том, что ты противник дуэлей? — Хорошо, я готов «поступить по-мужски», и даже вдвойне! Я «по-мужски» признаюсь этому Пиде, что я противник дуэлей. И так же «по-мужски» добавлю, что, несмотря на это, готов стреляться с этой лихой четверкой. Разве это не вдвойне «по-мужски»? — Надеюсь, ты шутишь! — Честно говоря, я воспринимаю этот вызов просто как глупость и действовать буду соответственно. Пусть придет Пида, тогда ты услышишь, что я ему отвечу. — Значит, по-твоему, дело не опасное? — Не опасное. — Вожди все предусмотрели, — вмешался Гарриман. — Они знают о вашей хитрости и находчивости, поэтому сделают все, чтобы убить вас в поединке. Если же вам удастся ускользнуть от смерти, они поручат мне и моему брату отвести вас в сторону… вас и вашу жену… — И меня? — быстро среагировала Душенька. — И вы согласились? — Разумеется. — Только на словах, надеюсь? — Естественно, — кивнул он. — Нам и в голову не придет нападать на вас. Мы верны вам и будем защищать вас! — Я вам верю, — сказала моя жена. — Это правда? — спросил он, и его лицо посветлело. — Да, — ответила она. — А вы, мистер Шеттерхэнд? Я кивнул. — Отлично! Могу даже доказать вам, что мы честны. Я приведу неопровержимое доказательство. У меня есть один экземпляр нашего договора. Его подписали четыре вождя, мистер Ивнинг и мистер Пэпер как свидетели. Вот он. — Он подал мне бумагу. Это был не договор, а сомнительное обязательство платежа, которое вожди вовсе не собирались выполнять. Они и в мыслях не держали, что бумага может попасть в руки противников, и вскоре собирались забрать ее. Прочитав листок, я хотел вернуть его Гарриману Энтерсу, но тот сказал: — Сохраните документ у себя, можете использовать его в своих целях. Считайте его вашей собственностью. — Благодарю вас. Этим вы определенно доказываете честность ваших помыслов. А почему вы не взяли с собой брата? — Потому что никто ничего не должен знать. Если знают двое — знают все. Как только еще что-нибудь прояснится, вы тотчас узнаете. А теперь я покидаю вас. — Он в самом деле искренен, — утвердительно кивнула Душенька, когда Энтерс удалился. — А его брат? — Не думаю, что он сделает что-нибудь плохое против меня. — Против тебя — нет. А против меня? Я чувствую себя в безопасности только потому, что я под твоей защитой. Пида пришел ко мне утром в сопровождении большого числа воинов, но принят был только он один, поскольку другие не имели ранга вождей. Он попытался скрыть свое удивление, когда увидел рядом со мной Душеньку, Ашту и Кольму Пуши, но так и не смог это сделать. Я шагнул ему навстречу и произнес: — Пида, вождь кайова, давно завоевал мое сердце. Он владеет им еще и сегодня. Но я не знаю, можно ли мне говорить с ним языком сердца. Пусть он скажет: прибыл ли он как гость, приветствующий меня, или как посланец своего отца, отказывающийся даже подать мне руку? В далекие времена я знал его юношей, теперь же ему было лет пятьдесят. Лицо его стало суровее, но все же сохранило прежние привлекательные черты, а глаза дружески светились. — Олд Шеттерхэнд знает, любит ли его Пида или ненавидит, — ответил гость. — Он знает, что я посланец моего отца и его союзников. — Тогда пусть Пида сначала сядет, а потом говорит. Вернувшись на место, я подал ему знак рукой сесть передо мной. Но он отказался и продолжал: — Пида должен стоять. Садиться и спокойно говорить можно только в согласии. Олд Шеттерхэнд, я передаю послание четырех знаменитейших воинов. Я назову их имена: Тангуа, вождь кайова, То-Кей-Хун, вождь ракурро-команчей, Тусага Сарич, вождь капоте-юта, и Киктахан Шонка, старейший вождь сиу. Давно, много лет и зим назад, эти вожди поклялись стереть Олд Шеттерхэнда с лица земли. Но он ускользнул от них, и он еще жив, хотя так и не искупил свою вину. Он думал, что они о нем забудут. Он рискнул прийти в их землю и ступить на запретную тропу. Итак, он выдал себя им. И теперь он — их собственность. Он должен умереть! Но времена столба пыток миновали, и вожди решили поступить благородно. Они хотят дать ему возможность попытаться уйти от заслуженной смерти еще раз. Они будут бороться с ним! Я пришел вызвать его на эту схватку. Что он ответит мне? Я поднялся и сказал: — Прошли не только времена столба пыток, но и времена долгих речей. То, что я должен сказать, будет кратким. Я не был врагом ни одного красного человека. Я не заслужил ни ненависти, ни смерти. Я и сегодня не брожу по запретным дорогам и чувствую себя отнюдь не во власти вождей. Минули и времена убийств, поединков и дуэлей. Я стар и стал рассудителен. Я проклинаю любое кровопролитие! Я противник любых дуэлей… Душенька незаметно для всех ткнула меня в бок и прошептала: — Хорошо, хорошо! — Но именно потому, что я знаю славу вождей и учитываю их поседевшие виски, я не хочу оскорблять их отказом. А значит, я готов бороться с ними! — Ты с ума сошел! — зашептала Душенька. Слово снова взял Пида: — Олд Шеттерхэнд стар. Он никогда не знал страха. Но пусть он будет осторожен! Условия, выставленные вождями, строги и безжалостны. Пусть он выставит свои, но не стоит ожидать, что… — Я не ставлю никаких условий, — резко перебил его я, — а согласен на все, что потребуют от меня вожди. Он взглянул на меня с сомнением и спросил: — Олд Шеттерхэнд шутит или говорит всерьез? — Всерьез! — Тогда пусть он повторит то, что я слышал сейчас, еще раз. Но прежде он услышит, чего требуют вожди. Поединок по очереди с каждым. Последовательность определит жребий. По одному выстрелу из ружья с каждой стороны. Противники будут сидеть друг против друга, в шести шагах. Первым всегда стреляет старший. Второй выстрел должен прозвучать ровно через минуту. Исход поединка — смерть одного из участников. Если все четыре вождя промахнутся, а Олд Шеттерхэнд еще не умрет, все начнется сначала. Таковы условия. Пусть Олд Шеттерхэнд обдумает их. Говоривший делал паузу после каждой фразы, глядя на меня испытующе и одновременно озабоченно. — Я уже их обдумал, — ответил я. — Кто дает сигнал стрелять? — Первый председатель комитета. — А сколько ждать второго выстрела, если первый не прозвучит? — Я не понял вопроса. Все вожди старше Олд Шеттерхэнда, которому нет еще семидесяти. Никто из них не будет медлить. Они будут стрелять, как только раздастся команда. — Кто может это подтвердить? Не раз я оказывался свидетелем, казалось бы, невозможного. Итак, я повторяю вопрос: если первый выстрел не прозвучит, когда я смогу выстрелить? — Ровно через минуту после того, как должен был он прозвучать! — Хорошо. Куда целиться? — Точно в сердце. — И никуда больше? — Нет. — Где состоятся поединки? — На границе Верхнего и Нижнего города. — Когда начнем? — За час до того, как солнце исчезнет за горой Виннету. — Кто будет следить за соблюдением условий? — По двое с каждой стороны. Вожди выбрали для этого агента Уильяма Ивнинга и банкира Антония Пэпера. Пусть Олд Шеттерхэнд тоже выберет двух! — Тогда я называю моих друзей: Шако-Матто, вождь оседжей, и Вагаре-Тей, вождь шошонов. Они станут рядом со мной и застрелят любого вождя, который нарушит слово, но не в сердце. Согласен ли с этим Пида, посланец моих врагов? — Да, — ответил он. — А Олд Шеттерхэнд? — Я буду сражаться на условиях, которые мы только что обсудили. — Боже мой! — громко воскликнула Душенька. — Я не согласна! Ты погиб! Счастье, что она говорила по-немецки, так что никто ее не понял. — Олд Шеттерхэнд должен мне сообщить еще что-нибудь? — осведомился Пида. — Только то, что мое ружье до сих пор бьет без промаха. Пида, вождь кайова, выполнил свою миссию. Он может идти. Сделав прощальный жест рукой, он повернулся, чтобы удалиться, но передумал, быстро подошел ко мне, схватил за руки и произнес с волнением: — Пида уважает Олд Шеттерхэнда. Он не хочет, чтобы Олд Шеттерхэнд умер. Он хочет, чтобы он жил и был счастлив! Неужели Олд Шеттерхэнд не может ничего изменить? Ведь поединки закончатся его смертью! — Мог бы, но не хочу, Пида — мой брат, а я — его. Эта схватка не закончится моей смертью. Олд Шеттерхэнд всегда знает, что говорит. Пусть Пида доверяет мне, как прежде! Ни один команч, ни один кайова, юта или сиу не убьет меня. Еще немного — и все вы станете нашими друзьями. Я прошу тебя поверить в это! — Я верю и хочу этого, — кивнул он. — Олд Шеттерхэнд говорит загадками, но видит и слышит то, чего не видно и что не слышно другому. Поэтому он знает то, чего не знают другие. Я все сказал! Пожав мне руку, он зашагал с высоко поднятой головой. Разумеется, меня тотчас забросали вопросами. Но я не мог быть вполне откровенным — ведь на карту была поставлена моя жизнь. Только от Душеньки я не смог ничего скрыть и обязан был ее успокоить. И тогда я сказал ей, что у меня есть четыре не пробиваемых пулями панциря. Эти панцири — «лекарства», которые мы привезли из Долины Смерти. Ни одному индейцу не придет в голову испортить свой собственный талисман. Он лучше примет смерть, чем сделает это. «Лекарство» старого Киктахан Шонки состояло из вышитого пояса и собачьих лапок. Я не знал, что представляли собой «лекарства» других вождей, заключенные в кожаные мешочки. Я связал их вместе, отрегулировав длину ремешков таким образом, чтобы «лекарства» прикрывали мне сердце, когда я повешу их через плечо. На этом моя подготовка к схватке закончилась. Увидев это, Душенька тотчас успокоилась. Она начала даже радоваться предстоящей «дуэли». Место схватки было размечено заранее; не забыли и о зрителях. В обоих городах царило оживление. Повсюду шли речи о предстоящих смертельных поединках. Утверждали, что Олд Шеттерхэнд не в своем уме, поскольку согласился на такие жесткие условия. Но говорили и совершенно противоположное: Олд Шеттерхэнд часто думал и поступал не так, как все, а потому не нужно делать слишком поспешных выводов, а следует дождаться исхода схватки. Разумеется, Тателла-Сата тоже узнал обо всем, хотя я и не сообщал ему. После обеда он разыскал меня, испытующе посмотрел в лицо и спросил: — Ты будешь стреляться с ними? — Нет, — ответил я. По его лицу пробежала улыбка радости. — Я так и думал! Олд Шеттерхэнд не самоубийца. Но ты явишься туда? — Да. — Тогда я не буду спрашивать, что ты задумал. Ты сам себе господин и знаешь, как тебе поступать. Я обязательно приду! — Один? Или с твоими «Виннету»? — Как ты захочешь. — Тогда приходи один. Пусть они знают, что мы побеждаем не числом, а умением. — Сегодня вечером у тебя чтение? — Да, как обычно. Дуэль, просто дурачество, шутка, хотя и по очень серьезному поводу. — Пусть эта шутка не принесет тебе неожиданностей. Некоторое время спустя мы увидели его внизу, в лагере. Шаман внимательно осмотрел место поединков и, похоже, отдал какие-то распоряжения. Дружественные нам вожди последовали за ним. Мы с женой немного прогулялись. У Таинственного водопада кипела работа. На высокие столбы натянули электрический кабель, кругом лежали груды бумажных фонарей, лампочек, шаров и тому подобных осветительных приборов. Больше всех суетился инженер-индеец. Ему поручили разместить на скалах большой проекционный аппарат. Это крайне заинтересовало Душеньку — ведь она так любит фотографировать и всегда готова почерпнуть что-нибудь новое в этой области. Поэтому, оставив меня, она широким шагом направилась к инженеру. Несколько дней назад мне сообщили, что устроители памятника хотят буквально залить светом каменного Виннету, чтобы привлечь ошеломленных зрителей на свою сторону. Я сказал в ответ, что скорее памятник провалится сквозь землю, чем я увижу унижение моего Виннету. Неужели то, что я наблюдаю, и есть подготовка к помпезной иллюминации? Ведь фигура еще не достроена, она выросла лишь до плеч. Мой взгляд блуждал вверх-вниз по скульптуре, и мне вдруг показалось, что она чуть-чуть отклонилась от вертикали. Осмотрев ее с разных сторон, я укрепился в своем предположении. Особенно отчетливо это было видно с дороги. Я ужаснулся, вспомнив о щелях и трещинах на потолке пещеры, о крошении и осыпании каменной породы. Неужели причиной был чрезмерный вес скульптуры? Настоящая катастрофа! Вернулась Душенька. Она узнала у инженера, что речь пока идет о пробном включении иллюминации завтра вечером. На это представление приглашены все. — А что это за гигантский проекционный аппарат? — С его помощью портреты Янг Шурхэнда и Янг Апаначки будут воспроизводиться на зеркальной поверхности водопада с двух сторон от памятника. Авторы фигуры Виннету рядом с их творением! — Этого я не потерплю! — не сдержался я. — Что ты можешь сделать? — Запретить, и все! — Да, конечно! Даже если они не посчитаются с твоим мнением, ты своего добьешься. Но подумай: ведь это всего лишь первый опыт! Не целесообразнее ли не мешать этому опыту, а подождать немного, пока все решится само собой? — Да, может быть, ты права. Я полагаю, что им радоваться не придется. Все решит сила, которая нам не по плечу. — Какая сила? — Скажи, прямо или криво стоит фигура? Душенька провела свои визуальные наблюдения и заключила: — Прямо. Не поставят же ее криво! — Специально, конечно, нет. Но все-таки она стоит криво. Ты не замечаешь этого, поскольку твой глаз не так тренирован, как мой, а отклонение фигуры от вертикали еще не так значительно. Сравни линию памятника с направлением падения воды и скажи мне… — Она действительно стоит криво… Да, она стоит криво! — перебила она меня. — Господи, что же это?! Думаешь, она проваливается? — Уверенно сказать пока нельзя. Нужно подождать и понаблюдать. Завтра я спущусь в пещеру, чтобы осмотреть потолок. — Это не опасно? — Нет. — Памятник может рухнуть? — Не просто может, а даже очень вероятно. Но ни сегодня, ни завтра этого не случится. Только прошу тебя держать все в тайне. — От всех? — Да. — И от Тателла-Саты? — И от него. Я хотел бы один владеть ситуацией. — Ты отдаешь себе отчет, что берешь на себя? — Да. Ответственность, конечно, немалая. А теперь идем, Душенька. Нам пора домой. Я не должен опаздывать. — К сожалению, ты снова озаботил меня! — вздохнула она. — Это лишнее, совершенно лишнее. У тебя гораздо больше поводов улыбаться, чем бояться. На подходе к замку мы встретили посланца Тателла-Саты, который передал, что шаман встретит нас. От вождей тоже пришел гонец, он сообщил, что индейцы собираются сопровождать меня. Но я попросил их не делать этого, не тратить время на пустяки. Теперь я должен был надеть костюм вождя и зарядить мой старый штуцер «Генри», хотя и считал, что он, скорее всего, не выстрелит ни разу. Я не мог нести в руках четыре талисмана вождей, поэтому Душенька уложила их в свой баул. Когда пришло время, мы спустились во двор, где Инчу-Инта держал наших лошадей. Там мы увидели Молодого Орла и нашего старого Паппермана: они должны были сопровождать меня к месту поединка. Вскоре появился Тателла-Сата верхом на белом муле, он был один. И вот мы отправились в путь. Хранитель Большого Лекарства, Душенька и я — впереди, Молодой Орел и Папперман — сзади. Сверху нам хорошо было видно, что население Верхнего и Нижнего городов плотным кольцом окружило арену. Там находились все, кто только мог ходить. Четверо моих противников уже сидели наготове. Когда мы ступили в круг, они встали. Только Тангуа остался сидеть — он не мог подняться. Тателла-Сата заранее приготовил себе место прямо за мной. Он занял его и отныне не спускал глаз с четырех вождей. Мне было объявлено, что первым будет держать речь председатель комитета, — так оно и произошло. Потом говорили каждый из четырех вождей. Последнее слово было за мной. Я вышел вперед и так громко, чтобы каждый мог меня услышать, произнес: — Олд Шеттерхэнд пришел, чтобы не говорить, а сражаться. При приближении опасности только трусость распахивает рот, мужественный воин действует молча. Никто из ораторов почему-то не упомянул о разговоре между Пидой и мной… Тут «первый председатель комитета» пренебрежительно отмахнулся: — Комитет решил, кому о чем говорить! А что решено на комитете… — Молчи! — перебил его я. — Решено было между Пидой и мной. Ваш комитет для меня не существует. Я могу его признавать или не признавать. Я позволил, чтобы ты давал команду стрелять, а больше тебе ничего не позволено! — Но я стою здесь не для того, чтобы… — Не хочешь стоять — садись! — снова прервал его я и, подойдя к нему, пригнул к земле, куда он, опешив, и уселся. Потом я громко обратился к присутствующим: — Вместе с Пидой я выбрал моих знаменитых братьев Шако-Матто и Вагаре-Тея, чтобы они следили за соблюдением всех условий поединков. Пусть теперь они перечислят их все! Вожди поднялись и сделали то, о чем я просил, после чего бросили жребий. Моим противникам выпало стрелять в меня в следующей последовательности: Тусага Сарич, То-Кей-Хун, Киктахан Шонка и Тангуа. И вот они, один за другим, образовали передо мной полукруг. Каждый держал в руках двустволку и излучал всем своим видом предвкушение победы. Прежде чем занять свое место, я подошел к Ават-Ниа, стодвадцатилетнему вождю шошонов. Склонившись перед ним, я поцеловал старцу руку и сказал: — Ты самый старший из нас, дышащих этим воздухом. На тебе лежит печать благословения и любви Великого Духа, который привел тебя сюда не для того, чтобы увидеть пролитую кровь тех, которые дороги тебе и которым дорог ты. Ты будешь первым, кто увидит, что любая борьба между людьми — это глупость, над которой можно было бы только посмеяться, если бы не последствия… Глаза старика блеснули: — Олд Шеттерхэнд покажет нам эту глупость, чтобы наши потомки не повторяли ошибок их предков. Победа будет твоей! Я вернулся на указанное мне место. Душенька опустилась рядом. В тот же миг Киктахан Шонка гневно воскликнул: — Что делает скво среди воинов? Прочь отсюда! Прогоните ее! — Ты боишься скво? — усмехнулся я. — Тогда уходи ты! Она ничего не боится, а потому останется. — Разве Олд Шеттерхэнд стал женщиной и не чувствует оскорбления, которое ощущаю я, воин? — нахмурил брови вождь. — Ты спрашиваешь, что нужно моей скво среди воинов? Ты в самом деле думаешь, что вы воины? Вы слабые старухи! Потому я и пошел на все ваши условия, не вдаваясь в обсуждения. Олд Шеттерхэнду и в голову не придет сражаться с вами, потому что он мужчина. Он привел сюда свою скво, потому что достаточно одного ее жеста, чтобы обезоружить любого из вас. Бойтесь ее! — Пусть остается! — зло выкрикнул Киктахан Шонка. — Но моя первая пуля достанется тебе, а вторая — ей! — Ладно, пусть остается, — согласились другие вожди. — Пора начинать! Мы находились в центре размеченного участка, рядом с помощниками. Первый большой круг вокруг нас образовывали знаменитости, среди них и двенадцать вождей апачей. За ними — младшие вожди и заслуженные воины, обладавшие определенными привилегиями. А дальше, куда ни кинь взгляд, простые люди, среди которых бросались в глаза рабочие, занятые в каменоломнях и на постройке памятника. Они прекратили работу, чтобы насладиться представлением, и вели себя весьма разнузданно. Вместе с заслуженными воинами сидела Кольма Пуши, а около обеих Ашт — жена Пиды и ее сестра. Присутствие их лишний раз подтверждало, что четыре тысячи всадников уже в Долине Пещеры. Конечно же, глаза всех присутствующих неотрывно следили за нами. Господин председатель комитета, которого я недавно усадил на землю, вдруг вспомнил о своих обязанностях. Он поднялся и готов был давать сигнал стрелять. Шако-Матто и Вагаре-Тей вытащили свои револьверы, взвели курки и предупредили, что мгновенно застрелят любого из моих противников, если только они совершат что-нибудь недозволенное. — Начинать каждый из поединков только по взмаху моей руки! — объявил председатель комитета. — Итак, первый — Тусага Сарич, вождь капоте-юта. Он готов? Названный вождь взвел курок и ответил: — Готов. Только пусть теперь Олд Шеттерхэнд докажет, что одного-единственного жеста руки его скво достаточно, чтобы погубить любого из нас. Пусть она сделает это! Я кивнул Душеньке. Та мгновенно вытащила «лекарство» моего первого противника из баула и ловко повесила его мне на шею, позаботившись о том, чтобы тщательно прикрыть сердце. Я повернулся к Хранителю Большого Лекарства и показал ему талисман. — Я готов, — обратился я к своему врагу, не обращавшему никакого внимания на наши приготовления. — Можно начинать. Пусть стреляет Тусага-Сарич! Через минуту — я! Вокруг воцарилась тишина. Каждый смотрел на меня, но никто пока не понял, в чем же дело. — Время пришло — начинайте! — поторопил Тателла-Сата. Тотчас раздалась команда председателя комитета. Но Тусага Сарич опустил ружье. Он первым понял, что произошло. Широко раскрытыми глазами, в которых застыл ужас, он неотрывно смотрел на мою грудь. — Мое «лекарство»! Мое «лекарство»! — Стреляй! — приказал я ему. — В мое «лекарство»?! — завопил он. — Откуда оно у тебя? Кто его дал тебе? — Не спрашивай, стреляй! — приказал я ему во второй раз. Тут по толпе прошел громкий гул. Люди еще не поняли, в чем дело, но догадались, что я отнюдь не так беззащитен, как они полагали. Лица моих друзей посветлели. А голос Тателла-Саты зазвучал радостно: — Почему Тусага Сарич не стреляет? И почему не подается команда для Олд Шеттерхэнда? Он должен ждать только минуту, не дольше! Итак, пусть Олд Шеттерхэнд возьмет ружье! Я сделал это. Во второй раз прозвучала команда моему противнику, но он закричал: — Я не могу стрелять! Не имею права! Кто прострелит свое «лекарство», тот погубит собственную вечную жизнь! — Минута прошла! — констатировал Тателла-Сата. Прозвучала команда для меня. — Тусага Сарич отправится в Страну Вечной Охоты! — сказал я, направив ствол моего штуцера ему в грудь. — Уфф! — проревел индеец, отпрыгнул в сторону и помчался прочь. — Боже мой! — прошептала Душенька. — Теперь у меня отлегло от сердца Я верила в тебя, но все-таки боялась… Смешно было видеть старого вождя улепетывающим с резвостью мальчишки, но никто не смеялся. По старому, до сих пор действующему закону прерий он теперь потерял честь, ибо при любых обстоятельствах должен был позволить мне выстрелить. Моим следующим противником согласно жребию стал То-Кей-Хун. Выражение его лица просто невозможно описать. Я не стал тянуть время и долго держать его в неведении и попросил Душеньку повесить на место прежнего новое «лекарство», после чего произнес: — Стреляет То-Кей-Хун, вождь ракурро-команчей! Я готов! Но что я вижу? У него сперло дыхание от страха? Мои слова чуть не подбросили его вверх. Глаза команча яростно слезились. — То-Кей-Хун готов? — спросил Тателла-Сата. — Нет! Я не готов! — воскликнул тот, вскочил и, так же, как Тусага Сарич, быстро помчался прочь. Становилось уже просто смешно. — Очередь Киктахан Шонки, вождя сиу! — напомнил я. Но тот крикнул: — Олд Шеттерхэнд — шелудивый пес, подлец и мерзавец! Он крадет «лекарства»! Мое тоже у него? — Да, — ответил я, а жена повесила поверх предыдущих новый талисман, но только пока один пояс. Увидев это, старый индеец язвительно ухмыльнулся. — Неужели Олд Шеттерхэнд думает, что я тоже убегу? Моя пуля не промажет, потому что половина «лекарства» недействительна! А другой половины нет! — Вторая тоже у меня. Пусть Киктахан Шонка убедится в этом! — Я взял у жены лапки собаки и поднял их так, чтобы краснокожий смог их разглядеть, а потом повесил их туда, где им надлежало висеть. Вождь просто оцепенел от ужаса. Он буквально зашипел на меня: — Неужели шелудивые псы всемогущи? Кто дал тебе то, что я потерял? — Никто. Я нашел этот талисман. — Где? — На ступенях Утеса Дьявола, где совещались вожди сиу и юта. Они ждали там Олд Шеттерхэнда и хотели схватить его. Пока они разговаривали друг с другом, раздался голос Великого Духа. Они испугались и пустились в бегство, и ты потерял парик и половину «лекарства». Парик тебе потом принесли. А половину лекарства я спрятал у себя, чтобы добавить ее к другой половине. — Так ты подслушал нас? Там, на Утесе Дьявола? — Да. — Уфф, уфф! Старик весь съежился, и казалось, что он хотел умереть. — Я готов к схватке, — обратился я к Хранителю Большого Лекарства. — Киктахан Шонка тоже готов? — спросил тот. Вождь команчей поднял голову и подал своим людям знак. Двое из них подняли его, помогли сесть на лошадь и пошли рядом. Остался Тангуа, отец Пиды, — самый яростный и непримиримый мой противник. Он сидел, словно парализованный, на земле, закрыв глаза и сжав двустволку. Я сказал: — Тангуа, старейший вождь кайова, приказал Пиде написать мне следующее: «Если у тебя есть мужество, приходи сюда, к горе Виннету! Одна-единственная пуля, которая у меня осталась, истосковалась по тебе!» Так вот, я пришел! Я здесь! А где твоя пуля? Пока я говорил, Душенька повесила мне на грудь последнее «лекарство». Он открыл глаза, взглянул на него и сказал: — Я так и думал. И мое у тебя. Я не стреляю в «лекарство». Я отказываюсь от своего выстрела. Но прошу тебя об одном: через положенную минуту пусти мне в сердце пулю! А когда я умру, положи мое «лекарство» в могилу. — Нет! — ответил я. — Тогда я в тебе ошибся. Я ненавижу тебя, как никого другого! Я хочу твоей смерти! Я сделал бы все, чтобы добиться ее! Но я всегда считал тебя честным противником! — Ты ошибаешься. Я честен, но я не твой враг и не буду стрелять в тебя. Я не хочу твоей смерти, а потому ничего не должен класть в твою могилу, тем более твое «лекарство». — Что ты собираешься с ним делать? Уничтожить? — Нет. Ваши «лекарства» не принадлежат мне. Я не оставлю их себе. Но кому я их отдам, этого пока еще не могу сказать. Это вы должны решить сами. — Как «сами»? Мы вчетвером? — Да. Я испытаю вас. Если вы достойны, получите ваши «лекарства» обратно. Если нет, то я передам их Тателла-Сате. Он — Хранитель Большого Лекарства, а потому добавит их к своему собранию, чтобы дети ваших внуков узнали, что их прадеды были ничтожными людьми. Итак, я дарю тебе жизнь, но не дарю тебе «лекарство». Заслужи его! Я сказал. Хуг! — С этими словами я поднялся. Душенька тоже. Встал и Тателла-Сата, громко возвестив: — Поединки окончены. Олд Шеттерхэнд победил. Победа без крови — это десятикратная победа! Мы вернулись к лошадям. Я подъехал к Тангуа и сказал: — Я друг Тангуа, вождя кайова. Все равно — ненавидит он меня или нет. Но ради тебя самого я желаю, чтобы ты стал относиться ко мне лучше, чем прежде. Не скажет ли Тангуа мне что-нибудь? — Я ненавижу тебя и буду ненавидеть всегда! — прошипел он. — Я буду преследовать тебя до самого твоего конца! — Или до твоего. — Мне все равно! — Тогда я прошу, опять же только ради тебя самого: избавься хотя бы от комитета и ничего не предпринимай против тех, кто борется с ним. — Нет! Я поступлю наоборот. — Поверь, это погубит тебя и твое племя. В этот миг он вскинул ружье и крикнул угрожающим тоном: — Молчи! Если ты не уйдешь, я всажу тебе в лоб две пули! — Рискни — и ты труп! — произнес я, указав на Паппермана, который незаметно подкрался к Тангуа, а теперь приставил дуло револьвера к его голове. — Сначала вы все вместе собирались выступать против памятника, а теперь присоединились к комитету, чтобы сражаться с его противниками. Достойно ли это вождя? Ты хочешь моей гибели, но я, несмотря на это, предупреждаю тебя со всей искренностью: берегись Долины Пещеры, и прежде всего — самого грота! Тут он изогнулся как кошка, окинул меня подозрительным взглядом и спросил: — Что с пещерой и долиной? — Спроси у самого себя. Однажды ты уже выступил против меня и тебе пришлось поплатиться! Твоя жизнь стала жизнью калеки, а не вождя по твоей собственной вине! Теперь, на склоне лет, ты снова выступаешь против меня. Подумай о последствиях. То, что случится лично с тобой, — твое дело, ты сам себе хозяин. Но если пострадают твой сын, семья и племя, Маниту будет судить тебя, когда ты появишься в той жизни, которую вы называете Страной Вечной Охоты. Он спросит тебя о твоем «лекарстве». Что сможешь ты ответить? Я все сказал. Хуг! Я пришпорил коня и ускакал в том же сопровождении, в котором прибыл. Друзья со всех сторон радостно приветствовали меня. Враги вели себя тихо. Только когда мы проходили мимо толпы рабочих, я услышал угрозы в свой адрес, которые резанули мой слух. Меня это, честно говоря, удивило. Какие причины у них так ненавидеть неизвестного им человека? Когда я спросил об этом у Тателла-Саты и Молодого Орла, вездесущий Папперман тут же постарался разъяснить: — Да, рабочие ненавидят вас, мистер Шеттерхэнд. Они рассержены на вас, все до одного! И они этого не скрывают. Они знают, что вы категорически против постройки памятника. Они утверждают, что вы хотите лишить их средств к существованию. Несколько дней назад они провели тайное собрание, где обсуждали вопрос, как им освободиться от Олд Шеттерхэнда и Тателла-Саты. Кстати, на этом собрании присутствовали господа из комитета. — Ах вот как! Важная новость! Откуда вы это знаете? — От Зебулона Энтерса! — Не от Гарримана? — От Зебулона. Я знаю, что вы доверяете ему гораздо меньше, чем его брату, но с тех пор, как он понял, что ему суждено быть обманутым, он стал совсем другим! Сегодня вечером братья тайком придут ко мне. Я посоветуюсь с ними… — Не спросив меня? — Не волнуйтесь! — ответил он. — Как только я услышу что-нибудь важное, я тотчас явлюсь к вам. Больше всего о вас говорят в кантине 41. — В какой кантине? — В бараке возле каменоломен, где обедают рабочие. — Вы знаете эти места, мистер Папперман? — Да. — А я нет. Я должен скакать туда прямо сейчас, до наступления сумерек. — В костюме вождя? — засмеялась Душенька. — Да. Я же не могу переодеться, пока не попаду в замок. Украшение из перьев я, конечно, сниму, а ты возьмешь его домой. Штуцер тоже. — А я думала, что поеду с вами… — На этот раз нет, дитя мое. Речь идет о быстрой рекогносцировке, которая тебя сильно утомит. — Это опасно? — Да что ты! — Тогда я разрешу тебе ехать. Она сказала так строго, что я едва не воспринял это «разрешение» всерьез. Я передал ей свой головной убор из перьев, а Молодому Орлу — ружье. Потом попрощался с Тателла-Сатой и вместе с Папперманом свернул с дороги, чтобы проехать мимо Таинственного водопада окольным путем. Каменоломни напоминали незаживающие раны. Неподалеку от них стояли грязные ангары и целые ряды тяжелых гужевых повозок. Где-то непрерывно трещала лесопильня. Низкие бараки были расставлены без всякого порядка. Папперман указал мне на один из них: — Это кантина. Хозяин ее — настоящий великан. Все называют его Черномазым. — Для индейца это оскорбление! — заметил я. — Он привык и не обижается, хотя этот малый очень груб и упрям. Он не чистокровный индеец. Говорят, что его мать была негритянкой. Братья Энтерс часто захаживают к нему. — Зачем? — Чтобы кое-что выведать. Он ведь у рабочих предводитель. Говорят, что даже некоторые вожди доверяют ему. Естественно, любимчик комитета. А еще говорят, что мистер Уильям Ивнинг и мистер Антоний Пэпер целые ночи напролет проводят у него за картами и выпивкой. Хотите на него взглянуть? — Если это возможно. — Почему же нет?! Только подождем еще пару минут, а когда стемнеет, я проведу вас в одну каморку, куда вхожи только его доверенные люди. До наступления сумерек мы скрывались в кустарнике, а как только стало темно, быстро спешились, стреножили лошадей и приказали им лечь. Пробравшись к бараку, мы увидели ящики и бочки, выставленные вдоль задней стены постройки. При необходимости мы могли за ними спрятаться. Но, к счастью, этого не потребовалось. Внутри горел свет, и мы без труда определили, что барак разгорожен на несколько помещений: одно большое, другие поменьше. Папперман подвел меня к окну одного из них. Под открытым окном стоял крепкий ящик, на который можно было спокойно влезть, не опасаясь скрипа. — Это комната Черномазого, — тихо заметил Папперман. — Энтерсы мне ее точно описали. Слышите — там разговаривают! — Да. Встану-ка я на ящик и посмотрю. — А я покараулю. Забравшись наверх, я осмотрел комнату. Там стояли два грубо сколоченных стола с такими же скамьями. Разговаривали оба Энтерса, Тусага Сарич и То-Кей-Хун. Представьте себе мое удивление по поводу присутствия двух последних! Пятый, похоже, был хозяин — чернокожий великан с индейскими чертами лица, но курносым негритянским носом. Весьма неприятный тип, с отталкивающей внешностью. Он говорил: — Думаю, наверху до сих пор не знают, что оба шамана сбежали. Будь проклят этот Олд Шеттерхэнд! Ведь у него карта пещеры! Но, к счастью, нам она не нужна. Шаманы точно знают дорогу. Этот Шеттерхэнд, несмотря ни на что, просто тупица. Явившись на место схватки и хвалясь украденными «лекарствами», он и не догадывался, что его пленники уже на свободе, а наш план на завтра уже готов. У него в запасе всего один день. А завтра вечером он умрет вместе со своей бабой! Вы сдержите слово? Вопрос был обращен к братьям. — Сделаем, что обещали, — сухо ответил Гарриман. А Зебулон добавил: — У нас свои счеты с этим человеком и его женой. — Был бы прок от вас! — пробормотал Черномазый. — Итак, завтра будет двое мертвецов. Либо супруги-немцы, либо Энтерсы. Можете не сомневаться! Как бы там ни было, я не доверяю вам. Речь идет о нашей работе, о нашем существовании, о многих тысячах долларов, которые мы хотим и можем тут заработать. Поэтому я дал на подмогу вождям рабочих и настаиваю на том, чтобы все шло точно так, как я говорю. Кто не сдержит слово — умрет! Сейчас не до шуток. — Хорошо, так и решим! — сказал То-Кей-Хун, вождь ракурро-команчей. — Все мы приглашены на праздник. Мы рассредоточимся в тех местах, которые нам указали. А наши четыре тысячи воинов пройдут через пещеру. Они не поскачут верхом, а именно пройдут. Лошади будут ждать их в долине, пока мы не узнаем, преодолим ли верхом последний участок подземных путей. — А я тем временем здесь подниму рабочих, — снова заговорил Черномазый. — Оба Энтерса примутся за Олд Шеттерхэнда и его жену. Когда ваши воины достигнут под землей водопада и будут готовы выйти на поверхность, дайте нам знать выстрелом. Как только раздастся этот выстрел, Олд Шеттерхэнд и его жена будут убиты, а я вместе с остальными рабочими брошусь на оставшуюся банду, чтобы расчистить путь воинам. — Все верно, — вставил Тусага Сарич. — Так и будет. Если что-нибудь изменится, мы дадим тебе знать или вышлем гонца. Мы уходим. Хозяин вышел их проводить, и Энтерсы остались одни. — Дело может закончиться плачевно, — проговорил Зебулон. — Почему? — удивился Гарриман. — Теперь мы знаем все, что хотели узнать. Завтра утром поедем к Олд Шеттерхэнду, предупредим его об опасности. Что тут может произойти плохого? — Да не с тобой и не со мной — мы-то прорвемся! Но вот кровопролитие, которое задумано… С такой армадой воинов не справится ни один Шеттерхэнд! Вообще, я больше беспокоюсь не за него, а за его жену. Пусть даже всем суждено умереть, но только не ей! Теперь я знал достаточно и мог покинуть свой пост. — Что-нибудь важное? — сразу кинулся ко мне Папперман. — Весьма и весьма! — задумчиво ответил я. — Оба шамана, которых мы взяли в плен у входа в пещеру, сбежали. — Неужели! — Да, это так. — Когда? — Сегодня утром, вероятно. Они тотчас отыскали других вождей и обсудили с ними план, о котором я только что узнал. Идемте скорее! По пути я рассказал старому, верному товарищу обо всем, что услышал. Охранять пленников было поручено очень надежному индейцу, жившему на нижнем этаже дома Тателла-Саты — именно там держали пленников. Однако в жилище краснокожего мы никого не обнаружили, и никто толком не мог ничего о нем сообщить. Потом мы отыскали подвал, где содержались пленники. Дверь оказалась запертой засовом снаружи. Едва мы принялись ее открывать, как изнутри послышался голос, и через минуту наружу вышел… охранник! Оказалось, что сегодня утром, когда он принес пленным еду и воду, они напали на него и сильно избили. Когда страдалец пришел в себя, он увидел, что заперт в темном подвале, а пленные исчезли. Он кричал, стучал, но все было напрасно. Боясь наказания, он попросил похлопотать за него перед Тателла-Сатой. Я пообещал ему. Душеньки дома не было. В записке она сообщила, что ушла к Тателла-Сате и взяла с собой манускрипты, что Вакон будет продолжать чтение, но я все равно должен поторопиться. Я так и сделал. В часовне, когда я приблизился к ней, стояла глубокая тишина. Я тихонько приоткрыл дверь, и в этот момент прозвучал голос Олд Шурхэнда: — Да, действительно, он значил больше, гораздо больше, чем все мы, вместе взятые! — Но мы этого не заметили! — вздохнул Апаначка. — Как дела с памятником? — услышал я вопрос Атапаски. — Он мал, слишком мал для него, а строить еще так долго! — возвысила голос Кольма Пуши. Ашта-мать добавила: — Мы не хотим Виннету из камня! Нам нужен он сам. Мы хотим ощутить его в наших сердцах. Все его драгоценные слова, которые он написал для нас, всегда должны звучать в наших душах. Только теперь заметили меня. — Ты как раз вовремя! — обратился ко мне Тателла-Сата. — У нас перерыв, и мы никак не можем продолжить чтение — слишком глубоко впечатление от прочитанного. Мы сейчас прослушали описание твоей победы над ним, а потом его победы над всеми вождями апачей. Мы узнали о том, как он повернулся от войны к миру, от ненависти к любви, от мести к прощению. И это разбудило всех нас. Это подняло темную завесу. Теперь мы видим, что лежит за ней! Услышанное встряхнуло даже Олд Шурхэнда, Апаначку и их сыновей! — Не встряхнуло, — поправил Янг Апаначка. — Но кое-что мы поняли. Говорят, что наше искусство показное, без души и мысли. Такой же и образ Виннету… Мы еще раз приглашаем вас завтра вечером к водопаду. Там мы попытаемся оживить камень светом. Если удастся, то будет здорово! Если нет… — Удастся! — перебил его Янг Шурхэнд уверенно. Я быстро вставил: — Он прав! Подождем. — Хорошо, подождем, — согласился со мной Атапаска. — Но даже если это удастся, мы увидим какого-то бандита, с револьвером в руке. А здесь у нас настоящий Виннету. Мы, его раса, должны стремиться постичь его высокую душу. — Сказав это, Атапаска указал на украшенный цветами портрет Виннету, который мы отдали Тателла-Сате. Поскольку люди никак не могли успокоиться, Олд Шурхэнд предложил закончить занятия, тем более что ему предстояло приготовиться к грядущему дню. Все согласились. Когда индейцы удалились, у Тателла-Саты остались только я и Душенька. — Сегодня одержана победа, великая победа! — воскликнул шаман. — Завтра у водопада они попытаются спасти свою идею, но уже сегодня они чувствуют, что их усилия будут напрасны. Ты ездил с Папперманом в каменоломни и возвратился поздно. Значит, вы потратили время не зря. — Конечно, — ответил я. — Первое, что мы, к примеру, узнали: сбежали шаманы кайова и команчей! — Уфф! — с тревогой в голосе воскликнул Тателла-Сата. — Это еще не самое худшее. Когда я закончил свой рассказ об увиденном и услышанном, Тателла-Сата спросил: — Почему ты не рассказал об этом, когда наши вожди были здесь? — А разве им надо это знать? Я считаю, что пока не нужно никому ничего рассказывать. — Думаешь, справишься один? — Да. — С четырьмя тысячами? — Да. Он смерил меня скептическим взглядом. — Теперь я понимаю то, чего не мог понять тогда, когда был жив Виннету. Я имею в виду его полнейшее доверие к тебе. Сегодня я и сам его чувствую. Что же ты собираешься предпринять против наших врагов? — Дело довольно простое. Я запру их в Долине Пещеры, и они останутся там, пока не запросят пощады. Я возьму в заложники их вождей. Сколько вооруженных «Виннету» в твоем распоряжении? — Сегодня три сотни, завтра вечером, возможно, будет уже пятьсот. — Этого более чем достаточно. На сегодня мне нужно человек двадцать и наш верный Инчу-Инта. Сейчас я пойду к себе переоденусь, потом спущусь с твоими людьми по скрытой лестнице в пещеру. Мы расставим сталактиты так, чтобы шаманы, когда они придут со своей шайкой, не смогли найти выход. — А если они уберут камни, как это сделал ты? — Это может произойти только в широком проходе, у которого есть выход за Таинственным водопадом, но я так заложу его, что они никогда не смогут его найти. Я уже приготовился и потрачу на это завтра целый день. А чтобы запереть врагов в долине, у нас найдется время послезавтра. Мы собрались уже покинуть шамана, как вдруг Душенька попросила у Хранителя Большого Лекарства о разрешении сфотографировать его завтра. Я остолбенел. На такое дерзкое предложение не решился бы даже я. Но шаман лишь рассмеялся и спросил: — Могу я узнать, для кого или для чего нужна эта картина? — Тайна, — многозначительно произнесла она. — Но ради хорошего дела. Скоро она порадует всех нас. — В таком случае я не смогу отказать скво моего брата Шеттерхэнда. Пусть она приходит когда хочет, я всегда к ее услугам. Когда мы ушли к себе, я спросил, зачем ей это понадобилось. — Скажи, а кто здесь, на горе Виннету, самая авторитетная личность: ты или Тателла-Сата? — ответила она вопросом на вопрос. — Естественно он! — Отлично! Он был удовлетворен тем, что я ему сказала. Ты же требуешь от меня большего, чем он? — Да. — По какому праву? — Скажи, кто в нашей семье больший авторитет для тебя: я или Тателла-Сата? — Конечно он! — засмеялась она. — Значит, мне пора подавать на развод. Я побежден! — Ну ладно, хватит! Я пойду с вами в пещеру? — Нет. — Но почему? — Во-первых, там, внизу, твое присутствие вовсе не обязательно, а во-вторых, ты же сама сказала, что я в твоих глазах не являюсь авторитетом. Мне ничего не остается, как только пожелать тебе спокойной ночи. — Да, тяжела моя доля. Знаешь, я лучше сообщу тебе мою тайну. Но тогда смогу ли я сопровождать тебя? Ты же знаешь, я не усну, пока ты не вернешься. — Ну хорошо, согласен! Итак, что за тайна? — Портрет нашего знаменитого друга мне нужен для проекционного аппарата. — Зачем? — Сегодня вечером образы обоих юных художников должны появиться по обе стороны от памятника, прямо на зеркале воды. Я же хочу сделать то же самое с нашим Виннету и с образами Тателла-Саты и Мары Дуриме. Что скажешь? — Идея хорошая, очень хорошая. Но тебе понадобятся несколько аппаратов, разные линзы… — Все есть, здесь все есть! — Где? — У инженера, с которым я уже разговаривала. — Думаешь, он это сделает? — С удовольствием! — И никому ничего не скажет раньше времени? — Конечно нет! Я гарантирую. — Тогда я согласен. — Так ты возьмешь меня в пещеру? Я посмотрел ей в глаза. — Да. Я же обещал. Через полчаса Инчу-Инта уже был наготове со своими двадцатью помощниками. Они запаслись факелами и необходимым рабочим материалом. Мы убрали камень, прикрывавший вход в пещеру, и спустились вниз. Оказавшись на месте, мы прежде всего отыскали развилку широкого и узкого коридоров, пробрались вперед и расставили сталактиты и обломки так, что определить место прохода стало практически невозможно. Все выглядело так естественно, что мысль о том, что подобное могли сделать люди, просто не возникала. Пока шла эта работа, я внимательно осмотрел место, которое и раньше мне казалось подозрительным. Теперь в своде пещеры образовалось множество щелей, а под ними — кучки камешков и пыли. Временами слышался едва заметный звук, как будто кто-то тер друг о друга два камня. Когда же этот звук превратился в треск, ощущение, могу признаться, стало не из приятных. Казалось, что скалы расщепляются, а с потолка вот-вот обрушатся камни. Мне даже пришлось заставить себя остаться стоять на месте. Я с облегчением вздохнул, когда работа наконец была закончена и мы смогли уйти. То же самое, похоже, испытали все. — Слава Богу, что все позади! — сказала Душенька. — В последние минуты мне стало жутко. Показалось, будто вот-вот все рухнет! — Значит, и у тебя возникло такое ощущение? — С того момента, как мы пришли. Я ничего не говорила, чтобы не тревожить тебя. А что здесь, наверху? — Скорее всего, фигура Виннету. Хотя точно не могу утверждать. — Послушай, ведь она в конце концов рухнет! — Тихо! Пусть никто пока об этом не знает! — Значит, поэтому она накренилась? — И будет крениться все дальше! — Ты считаешь, что она развалится? — Неизбежно! — И когда это случится? — Трудно сказать. Нужно осмотреть фундамент. Надеюсь, что по крайней мере не сегодня. Если бы я в тот момент знал, как скоро свершится мое предсказание, я бы не удержался и предупредил тех индейцев, которые, по всей видимости, находились поблизости. Мы шли назад, пока не достигли того места, где крутой коридор ответвляется к Утесу Дьявола. Мы и здесь замаскировали и забаррикадировали проход так, что никто не пробрался. Столь же тщательно мы перегородили коридор, по которому спускались в пещеру из часовни. Когда мы вышли из пещеры, уже светало. Мы надежно заперли потайной ход с лестницей и расстались с нашими индейскими спутниками. Утром Инчу-Инта сообщил о том, что Энтерсы здесь и жаждут поговорить с нами. Они казались очень смущенными и долго не могли приступить к делу. Тогда я взял инициативу в свои руки: — Вы пришли, чтобы сообщить нам о том, что сегодня вечером нас должны убить? Они не на шутку перепугались, но я на этом не остановился. — Шаманы ускользнули. Они хотят сегодня вечером провести через пещеру четыре тысячи воинов и напасть на нас. Рабочими руководит некто Черномазый, и они готовы объединиться с краснокожими. Индейцы дадут знак выстрелом, как только они появятся за водопадом. В этот момент братья Энтерс должны убить меня и мою жену, а рабочие бросятся на всех наших друзей! Так? Они взирали на меня, не в силах произнести ни слова. Так продолжалось несколько минут. — Ну? — подхватила нетерпеливая Душенька. — Все так? Или будете спорить? Тут наконец Зебулон ответил: — Спорить? Нет! Мы затем и пришли, чтобы предупредить вас. Мы просто сбиты с толку. Ведь все это должно было держаться в строжайшем секрете! — Ерунда, — заметил я. — Мы всегда все знали, часто больше вас. В этом вы, пожалуй, уже убедились. Мы знаем даже, что, когда вчера вечером Тусага Сарич и То-Кей-Хун вышли из кантины, вы решили нам все рассказать. — Откуда вы знаете? Не могли же вы прятаться под столами! — Нет, конечно. Там не слишком удобно. Но не будем об этом. Хорошо, что вы оказались честными людьми. Не будь так, вас первых изрешетили бы наши пули. — О, нам уже все равно. Счастье и удача отвернулись от нас. Это проклятие отцов! — Не проклятие, а благословение, — возразил я. Зебулон непонимающе уставился на меня. — Благословение на то, чтобы вмешаться в происходящее и спасти отца, — пояснил я. — И вы в это верите, мистер Шеттерхэнд? — Да. — Слава Богу! Значит, для нас есть хоть какая-то цель в этой жизни. Теперь, стало быть, само провидение поручает нам быть с вами рядом сегодня вечером. — Я не возражаю. — Без недоверия? — Мы убеждены, что у вас честные намерения. — Храни вас Бог за эти слова! Есть ли у вас для нас какие-нибудь распоряжения? — Сейчас пока нет. Но, вероятно, сегодня вечером что-нибудь придется сделать. Думаю, до схватки дело не дойдет. Нападение в любом случае будет предотвращено. — Пусть так, но не спускайте глаз с Черномазого! Он страшно ненавидит вас. Он считает, что во всем виноваты только вы. Если бы ему пришлось выбирать, пустить в вас пулю, или нет, он непременно выпустил бы две. Теперь нам пора. Никто не должен знать, что мы были здесь. Они быстро удалились. — Жаль мне их, очень жаль! — вздохнула Душенька. — Теперь они совсем другие, чем прежде. Я хочу, чтобы их жизнь стала счастливой. Когда сидели за кофе, явились еще две посетительницы: скво вождя Пиды и Темный Волос, ее сестра. Естественно, мы приняли их самым сердечным образом. Душенька позаботилась, чтобы они приняли участие в нашем завтраке. От них мы узнали, что вчера вечером пришли скво команчей и кайова; они быстро объединились с женщинами сиу под руководством их предводительницы Ашты. Сегодня утром все они посетили постройку, где оба юных художника выставили свой эскиз и модель фигуры Виннету. Женщины были полностью разочарованы. То, что им показали, не имело ничего общего с великолепным Виннету, которого любят и чтят везде, где только звучат индейские наречия. Того Виннету, которого они увидели, скво напрочь отвергли. Они считали, что он должен быть другим, о чем и заявили мне, как только пришли. Помимо этого, они сочли своим долгом сообщить еще одну новость, что оказалось для них делом гораздо более затруднительным. Они ведь знали, хотя и без подробностей, о готовящемся нападении. Но как им было предупредить меня, не оказавшись при этом предателями?! Я сделал им шаг навстречу, сообщив, что уже все знаю. Мой расчет оказался правильным. Женщины рассказали, что Пида ускакал сегодня на рассвете в Долину Пещеры, поскольку именно ему предстояло возглавить подземный марш. Им было страшно: ведь если победит Пида, то должен погибнуть я; если же одержу верх я, та же участь ожидает его! Охваченные тревогой, они все-таки сочли правильным довериться мне. А я пообещал им молчать и обнадежил, что ни со мной, ни с Пидой не произойдет ничего дурного. Душенька тем временем успела сходить к Тателла-Сате, сфотографировать его и вернуться вместе с ним. Когда снимок был готов, она оставила нас и понеслась к инженеру-фотографу. Мы же отправились к Молодому Орлу. Войдя в башню, мы по многочисленным ступеням поднялись на плоскую крышу. Там на четырех опорах стояла большая, напоминающая птицу конструкция, состоящая из двух соединенных друг с другом корпусов, двух длинных, крепких крыльев и двух хвостов. Оба корпуса переходили впереди в общую «шею» и увенчивались искусно вырезанной орлиной головой. Все части летательного аппарата были сплетены из легкого, но очень крепкого тростника, обладающего большой прочностью и грузоподъемностью. Между корпусами было устроено удобное сиденье, рассчитанное на двух человек. Кроме Молодого Орла у машины стояли Папперман и младшая Ашта. Мне не позволено давать описание летательной машины, но могу уверить, что, когда Молодой Орел разъяснил нам принцип ее действия, у Тателла-Саты и у меня тотчас возникло желание подняться на ней в воздух, — Она летает, она летает! — уверял Папперман. — Я видел это собственными глазами. — Когда? — Сегодня утром, едва только рассвело. Я пришел на башню по его просьбе, чтобы помочь парню. Когда он сел в аппарат и потянул за какую-то проволоку, в обоих корпусах тотчас что-то ожило. Волшебная птица начала дышать! Потом с помощью другой проволоки распустились хвосты, задвигались крылья. Два-три удара — и она взмыла вверх. Машина поднималась все выше и выше, потом, описав дугу, вернулась назад и аккуратно приземлилась на крышу. — Это правда? — обратился я к Молодому Орлу. Тот с улыбкой кивнул мне. Это была улыбка счастливого человека. Тателла-Сата, смотревший куда-то вдаль, прервал наш разговор коротким призывом: — Идемте! Он направился к лестнице, и мы с Молодым Орлом пошли следом. Шаман повел нас в лес. Пока мы шли, никто не проронил ни слова. Он вел нас на другую сторону горы, к тому месту, откуда мы могли видеть Таинственный водопад. На противоположной стороне озера высилась напоминающая купол главная вершина горы Виннету, а за ней маячили соседние гиганты, в том числе остроконечная скала с почти отвесными стенами. Природа явно сотворила ее в насмешку над человеком, неспособным подняться на нее. Указав на скалу, шаман пояснил: — Это Гора Королевских Могил. До того, как раса индейцев превратилась в крошечное племя, ею управляли могущественные императоры и короли, которых хоронили высоко над облаками, на вершине этой горы. Могилы огорожены стенами. Вместе они образуют целое кладбище, целый город мертвых, с улицами и площадями. Кроме трупов умерших властителей в каждой могиле в золотых ящиках лежат книги — летописи правления тех, кто нашел здесь последнее земное пристанище. Тут похоронены не только все великие властители красной расы, но и вся их история, все документы и бумаги глубокого прошлого. Но достать их нельзя, потому что нельзя подняться наверх. Когда был похоронен последний король, дорогу в скалах, ведущую наверх, уничтожили, так что ни одному смертному невозможно больше добраться до вершины. Должна существовать обходная тропа, но ее до сих пор никто не нашел. В одной из моих древних книг написано, что есть ключ к разгадке местонахождения тайной тропы, но он спрятан наверху, на Горе Лекарства, точнее у подножия самого высокого ее шпиля, под камнем, имеющим форму полусферы. Молодой Орел, которого ждут все красные люди вот уже несколько веков, должен три раза облететь вокруг горы, остановиться у этого камня, поднять его и достать то, что под ним лежит. Если это удастся, на Гору Королевских Могил можно будет подняться и документы прошлого заговорят, сняв покров забвения с нашей истории. Он взглянул наверх, на тот скальный пик, у подножия которого должен был лежать ключ к разгадке тайны. Потом долго смотрел на вершину другой горы, где покоились красные императоры и короли. — Это все, что я знаю, — снова заговорил шаман. — Я чувствую тоску нашей расы. Когда-то к моим ногам с высот спустился отважный мальчишка, который заставил сильнейшую из птиц перенести его на твердую, спасительную землю. С тех пор его прозвали Молодым Орлом. Был ли он предвестником? Думаю, что да. Я взял его к себе и воспитал его. Он был родственником моего Виннету, и я вложил ему в сердце жажду летать. Когда я услышал, что там, в Калифорнии, уже предпринимались первые попытки полетов, я решил послать его к бледнолицым, чтобы он обучился у них этому делу. Он ушел — и оправдал мои надежды. И вот он вернулся. Он утверждает, что стал настоящим летчиком. Он говорит, что изобрел своего собственного «орла», на крыльях которого он сможет летать. Я верю ему, потому что он мой первый и самый главный «Виннету», потому что он всегда был хозяином своего слова. Но я спрашиваю его в этот важный момент: решится ли он подняться вверх и узнать, есть ли там камень, под которым спрятан ключ к древней тайне? Молодой Орел без колебаний ответил: — Я решусь не только на это! — И когда ты сможешь полететь? — Как только ты пожелаешь. Сейчас или потом, это не имеет значения. — Только не сейчас. Сегодняшний день занят другой проблемой. Но я благодарю тебя за твою уверенность. Она закрепляет мою веру в будущее. Мы откроем могилы императоров и королей. Мы найдем книги и душу нашей расы, которая дремлет в них, разбудим ее от тысячелетнего сна. Она вырастет и станет большой, как души других рас, и никто больше не сможет препятствовать нам достичь высот, которые указаны нам Великим Маниту. Возле Таинственного водопада мы увидели Душеньку с инженером и несколькими индейцами, которые несли фотоаппараты и проекторы. Итак, моя жена развернула бурную деятельность, и, похоже, сделала инженера своим союзником. Но нам надо было возвращаться. Меня поджидали Олд Шурхэнд и Апаначка. — Не удивляйтесь, что мы здесь, — обратился ко мне первый. — Очень важная причина привела нас к вам. Вы знаете так называемого Черномазого, который держит кантину? — Видел его как-то, — уклончиво ответил я. — И говорили с ним? — Нет. — Стало быть, никак не могли оскорбить или обидеть его? — Нет, — Он почему-то страшно ненавидит вас. Тем не менее он на нашей стороне, и мы не вправе на него сердиться. Но человек он крайне вспыльчивый, опрометчивый и склонный к насилию и, как мне кажется, в своей ненависти к вам может зайти далеко. Он был недавно у нас и сказал, что сегодня ваш последний день и что именно сегодня будет ясно, кто хозяин на горе Виннету. Он, кажется, был пьян. Мы до сих пор считали его верным нам человеком, но такие речи заставили нас задуматься. Поэтому мы и пришли, чтобы вас предупредить. Кажется, что-то замышляется, но, к сожалению, мы не смогли узнать — что. — Благодарю! — ответил я. — Меня уже предупредили. — Правда? Тогда мы спокойны! Вы опытнее всех нас и знаете больше. Скажите, наше предположение верно? Против вас действительно что-то задумали? — Не только против меня, но и против вас. — Что? — Они хотят убрать меня, вас — в общем, всех, кто им мешает. Я не хотел бы вести об этом разговор сейчас, поскольку вы предупредили меня, вашего противника, — доверюсь вам. Я рассказал им почти все, что знал. (Их реакцию можно представить!) Они тотчас предложили двинуть все имеющиеся силы в Долину Пещеры, чтобы неожиданно напасть на врагов и всех перебить. Мне стоило больших трудов успокоить их и отговорить от необдуманных действий, пришлось даже взять с них слово. Но одно я не смог предотвратить, поскольку они напрочь отказались подчиниться моим здравым рассуждениям. Они решили сию минуту ехать в кантину, чтобы схватить Черномазого и заставить его заговорить. Такой поворот дела мог легко перечеркнуть все мои расчеты, и я волей-неволей вынужден был поехать с ними, чтобы предостеречь по меньшей мере от того, от чего предостеречь было просто необходимо. Возле Таинственного водопада царило оживление. Я бросил взгляд на конструкцию, и мне показалось, что фигура стоит сегодня чуть более наклонно, чем вчера, и леса тоже. Но я снова промолчал. Прибыв к кантине, мы обнаружили неподалеку Душеньку с инженером: они колдовали над проекторами. Оба Энтерса находились тут же. В тот момент, когда мы спешились, из дома вышел Черномазый. Олд Шурхэнд и Апаначка без долгих объяснений объявили: — Мы пришли тебя арестовать! — Арестовать? Меня? — удивился Черномазый. — Хотел бы я знать, за что? — За представление, которое должно здесь разыграться вечером. В первый момент Черномазый испугался, однако быстро взял себя в руки и, громко рассмеявшись, воскликнул: — За мою службу и за то, что я хочу придушить вашего противника? И это благодарность? — Надеешься провести нас? — произнес Апаначка тоном, не располагающим к шуткам. — Мы точно знаем, что речь идет не только о нашем противнике, но и о нас самих. Не только им, но и нам уготована бойня. Мы знаем это! — От кого? — глаза Черномазого блеснули. — Разве вчера вечером То-Кей-Хун и Тусага Сарич не были с тобой? Разве вы не обговорили все, что должно произойти? Разве оба Энтерса не сидели рядом? Последняя фраза была непростительной ошибкой. Последствия сказались тут же. Черномазый сунул руку за пазуху. Выпрямившись во весь свой гигантский рост, он окинул нас презрительным взглядом и сквозь зубы процедил: — Значит, предали? Но это вам ничего не даст. Все будет так, как мы решили! Душенька поспешила ко мне. Ей показалось, что я в опасности. Оба Энтерса тоже приблизились к нам. Теперь они находились почти рядом с Черномазым. Тот с ненавистью взглянул на них. — Я знаю, кто выдал! Вы оба! Вожди никогда бы ничего не рассказали. Собственно, я должен пристрелить вас на месте, но я это успею. Вон там стоит чужак, этот немецкий пес, со своей скво, которую я и продырявлю первой… В один миг он вынул револьвер, но в ту же секунду его схватили оба Энтерса, не давая выстрелить. Олд Шурхэнд и Апаначка тоже вытащили револьверы. Не успел я и рта раскрыть, как Душенька шагнула вперед, чтобы прикрыть меня, но я отодвинул ее в сторону с криком: — Никаких глупостей! Черномазый был силен, и Энтерсам пришлось туго. — Тебе не выстрелить в Олд Шеттерхэнда! Стреляй в меня! — кричал в ярости Гарриман Энтерс. — Только не в эту женщину! — вторил ему брат, изо всех сил пытающийся удержать бандита. Но тому все-таки удалось освободить правую руку. — Ну ладно, — пробормотал он, — сначала вы вдвоем! А потом уж эти… Грохнули выстрелы. В этот же момент прогремели еще два — и две пули поразили гиганта в голову. Он рухнул вместе с обоими Энтерсами, у которых на одежде выступили кровавые пятна. Душенька склонилась над Зебулоном, я — над Гарриманом. Раны обоих оказались смертельными. Гарриман все же еще раз открыл глаза. — Я был вашим «Виннету»… с того вечера на Наггит-циль, — прошептал он, обращаясь к Душеньке. — Вы меня простили? — Да, да! — воскликнула она, заливаясь слезами. — А моего отца? — Тоже! — Тогда… тогда я умру… с радостью… — Последние слова он только прошептал. Зебулон лежал тихо, но его закрытые веки подрагивали. Вдруг он открыл глаза, приподнялся на локте, взглянул на рыдающую Душеньку и спросил, как мне показалось, совершенно спокойно: — Вы плачете, миссис Бартон? Я счастлив! — Он улыбнулся и из последних сил прижал ее руку к губам. — Прочтите потом имя под моей звездой Виннету! — попросил он, застонав от боли. Она кивнула в знак согласия. После короткой паузы он продолжал, но уже тише: — Вы думаете, что… мой отец… он спасен? — Думаю, что да, — ответила она. — Тогда… слава Богу… все это не зря… не зря… Силы покинули его… — Неужели все это должно было произойти? — всхлипнула Душенька, взглянув на меня. — Нет! — ответил я почти гневно. — Этого не должно было быть, — подтвердил Олд Шурхэнд с горестным вздохом. — Мы могли избежать такого исхода! Но оказались слишком безрассудными. Это наша вина. — Как и в прежние времена, — не смог воздержаться я от упрека. — Что же теперь? Вы полагаете, с заговором рабочих покончено вместе со смертью их вожака? А не заставит ли его смерть выступить их еще раньше? — Хм, — смущенно пробормотал Олд Шурхэнд, глядя на Апаначку. — Все может случиться. Что делать? Они переглянулись, но не нашли ответа на вопрос. — Сколько времени нужно, чтобы дюжина ваших найини-команчей была здесь? — осведомился я. — Если их поведу я, то самое большее — четверть часа, — ответил Апаначка. — Пока еще никто не знает, что здесь произошло. Рабочих нет, они в каменоломнях и у водопада. Приведите верных людей, которые уберут Черномазого и на некоторое время спрячут. Потом распустите слух, что он застрелил во время ссоры братьев Энтерс и в страхе перед наказанием сбежал. Рабочие растеряются и успокоятся. — Это мысль! — согласился Олд Шурхэнд. — Скорее приведи людей! Команда относилась к Апаначке, который тотчас погнал своего жеребца и уже через десять минут привел команчей. Они привязали тело Черномазого к лошади и увезли его, а двое остались охранять трупы братьев. Душенька находилась в глубоком потрясении, и я поторопился вернуться с ней в замок. Лишь во второй половине дня, немного успокоившись, она смогла возобновить свою работу с услужливым инженером. После ужина мы спустились к месту празднества вместе с Хранителем Большого Лекарства и Молодым Орлом. Тателла-Сата обсудил со мной все, что было необходимо, и дал указания своим людям. Рабочие должны были оставаться у памятника. Зрителям выделялась площадь перед фигурой, которая могла вместить несколько тысяч человек. Она простиралась до двух Утесов Дьявола, занятых старшими и младшими вождями. Между рабочими и зрителями выставили тройной ряд вооруженных револьверами Виннету, готовых в любую минуту отразить нападение рабочих, если тем вдруг вздумается действовать по плану Черномазого и его союзников вождей. В течение дня к горе Виннету прибыло несколько караванов, которые доставили провиант и паломников, предвкушавших счастье узреть освещенную фигуру любимого ими Виннету. «Зрительный зал», был, так сказать, забит до отказа. Вожди, как я уже говорил, расположились на Утесах Дьявола. Напомню, что слева от проезжей дороги располагались два Утеса, справа — тоже два. Если их пронумеровать, то получится, что слева были Утесы Дьявола первый и второй, а справа — третий и четвертый. Первый Утес сообщался с третьим, второй Утес — с четвертым. Тот, кто находился на первом, слышал, что происходило на третьем, кто — на втором, все, что говорили на четвертом. И наоборот: звук с первого шел на третий, а со второго — на четвертый. Естественно, я хотел услышать, что скажут четыре враждебных нам вождя и их союзники, поэтому приказал разместить их на третьем Утесе, в то время как мы занимали первый. Они, конечно, тоже могли услышать нас, но мы прекрасно это знали и разговаривали очень тихо. Второй Утес оставался не занятым никем. Когда мы появились, место празднества было освещено весьма скромно. Нам освободили проход на первый Утес. Именно здесь, у его подножия, находился тайный вход в пещеру. Все дружественные вожди были тут, даже стодвадцатилетний Ават-Ниа. Я попросил их, чтобы они не поднимались пока на Утес, а расположились у его подножия. Индейцы сделали как я сказал, хотя и не понимали, в чем истинная причина моей просьбы. Я поспешил посвятить их в тайну Утесов. Говорили вполголоса, прикрывая рот ладонью. Я сообщил им, что отправляюсь на переговоры и что теперь они услышат все, о чем я буду говорить с враждебными вождями. Третий Утес был полностью окружен вооруженными «Виннету». Я распорядился, чтобы они никого не выпускали без моего разрешения. Потом поднялся наверх. — Олд Шеттерхэнд! — воскликнул старый Тангуа, первый увидевший меня. — Ты не ошибся, — ответил я. — Я иду сообщить вам кое-что важное, чтобы вы не ждали напрасно. Знаете ли вы, что Черномазый, ваш союзник, бежал? — Знаем, — ответил То-Кей-Хун. — Но он не наш союзник. — Это неправда! — повысил я голос. — Вчера я стоял у открытого окна кантины, когда вы с ним и двумя Энтерсами обсуждали план действия на сегодняшний вечер! — Уфф! Я не дал ему опомниться: — Теперь Энтерсы мертвы и он тоже. Олд Шурхэнд и Апаначка застрелили его. — Уфф! Уфф! — загудело все вокруг. — А Пида, который ускакал в Долину Пещеры, чтобы провести через грот к водопаду четыре тысячи сиу, юта, кайова и команчей, не придет. Они не смогут пройти под землей и все станут нашими пленниками. — Уфф! Уфф! — Ваш комитет распущен. Братья Энтерс принесли мне бумагу, которая была подписана вами. Вся ваша ложь и ваши посягательства на мою жизнь стали известны, и наказание уже близко. Здесь вы в капкане, потому что район окружен нашими «Виннету». Тот, кто рискнет сбежать, тотчас будет застрелен! Теперь никто не кричал «уфф!». Они до смерти перепугались. Четверо господ из комитета подавленно молчали. И вдруг мне показалось, будто под ногами дрогнула земля. Действительно, что-то похожее на тихий скрежет и хруст послышалось снизу. — Вы слышите? — спросил я. — Это голос пещеры, в которой оказались ваши несчастные воины. Они погибли. После этих слов я спустился с площадки и поспешил вернуться на наш Утес. Тут раздался громкий голос Олд Шурхэнда. Он приказал включить иллюминацию. На скульптуру упал свет, почти такой же силы, как дневной, а по обеим ее сторонам на зеркале падающей воды, появились огромные портреты Янг Шурхэнда и Янг Апаначки. Возможно, Олд Шурхэнд ожидал аплодисментов. Но их не было. Безголовая каменная фигура не произвела ни малейшего впечатления, а портреты обоих юных художников всех оставили равнодушными. — Вы все слышали? — тихо обратился я к своим друзьям. Те кивнули. — А дрожание земли? — Тоже, — ответила Душенька шепотом. — Катастрофа, похоже, вот-вот произойдет! Словно в подтверждение, что-то вдали загрохотало. В тот же момент инженер, подчиняясь команде Олд Шурхэнда, выключил аппарат. Картинки тотчас исчезли, и отовсюду хлынули потоки яркого света маленьких лампочек и гигантских фонарей, развешанных на высоких опорах. Но и это не возымело действия — свет казался холодным, каменный образ — тоже. Каким он был днем — таким видели его и теперь. Я заметил, что статуя накренилась еще сильнее, да так, что Душенька в ужасе стиснула мою руку и прошептала: — Боже мой! Она падает, она сейчас рухнет! Едва это было сказано, как прямо под нами прокатился рокот. Фигура на наших глазах накренилась влево, пошатнулась, потом резко завалилась вправо. И в этот миг рокот перешел в настоящий гром, — казалось, сейчас разверзнется земля… — Падает, падает! Спасайтесь! — закричали рабочие, бросившись врассыпную от памятника. Едва они это проделали, как гигантская фигура вместе с постаментом повернулась вокруг своей оси и рухнула в образовавшуюся под ней пропасть с таким грохотом, что у нас едва не лопнули перепонки. Провалился не только памятник, но и все, что его окружало: строительные леса, столбы, опоры с иллюминацией… Землю окутала тьма. Тысячи людских голосов слились в один возглас ужаса. В наступившей после этого тишине послышался отчаянный крик старого Тангуа: — Пида, Пида! Мой сын! Он погиб! Зрители и рабочие, слившись в одну обезумевшую толпу, напирая друг на друга, спешили в долину. Наши вожди тоже быстро спустились с Утеса, и наверху остались только Тателла-Сата, Душенька и я. Шаман сказал: — Мы втроем будем слушать, что творится на другом Утесе. — Не мы втроем, а вы вдвоем, — поправил его я. — У меня нет времени подслушивать. Нужно спасать хотя бы то, что еще можно спасти. Я послал Инчу-Инту и Паппермана за факелами и бросился разыскивать Олд Шурхэнда и инженера, чтобы спросить, возможно ли быстро возобновить подачу электричества. Они пообещали — проводки и ламп было достаточно. Потом я поручил шестерым вождям скакать вместе со своими людьми в Долину Пещеры и узнать, что там происходит. Едва я это сделал, как обнаружилась новая грозная опасность. Рухнувшие массы земли и камней почти -перекрыли сток, в результате чего вода в образовавшейся гигантской дыре стала подниматься все выше. Совсем немного — и она затопит долину, а тогда спасти заваленных в пещере будет невозможно! К счастью, все обошлось. Вода вышла победителем в схватке с землей, — бушуя и бурля, она размолотила все, что ей мешало, и проложила себе новый путь. Тем временем из «замка» вернулись Инчу-Инта и Папперман, — они принесли так необходимые нам факелы. Вместе с несколькими «Виннету» мы спустились в проход, который находился прямо под Утесом. Чем дальше мы углублялись, тем больше встречалось обрушившихся в результате катастрофы породы и сталактитов. Там, где наш коридор соединялся с другим, ведущим в часовню, дело обстояло совсем плохо. Нам понадобился целый час, чтобы проложить дорогу дальше. Наконец мы добрались до места, где я заметил первую трещину на потолке пещеры. Здесь мы наткнулись на двух человек, сидевших рядом друг с другом и полузасыпанных землей. Они не пошевелились, даже когда мы к ним приблизились. Рядом валялся погасший факел. Так вот кто командовал нашим противником во время марша по пещере — два сбежавших шамана! Они, похоже, едва ли узнавали нас. Ужас, смертельный страх помутили их разум. Из их отрывочных фраз мы все же составили картину происшедшего. …Оставив лошадей в долине, индейцы вошли в пещеру. Времени у них было достаточно, поэтому они неторопливо двигались вперед. В момент катастрофы они находились в конце широкого коридора, то есть на периферии зоны разрушения. Ударная воздушная волна загасила факелы. Дрожали стены, трещал потолок. Многие были ранены обрушившимися камнями. Поднялась жуткая паника. Индейцы обратились в бегство. Но куда? Одни бросились вперед, другие назад. Люди просто топтали друг друга. А потом мощный водный поток хлынул в пещеру, сметая все на своем пути. Волна перекрыла проход внизу и создала непреодолимый барьер, делающий бегство из пещеры в долину невозможным. В итоге уцелевшим индейцам остался только один вариант спасения — путь, ведущий наверх. Но и там коридор оказался заваленным. Оставалась лишь узкая щель, которую необходимо было обследовать на предмет того, куда она вела. Сделать это взялись два шамана, которым с огромным трудом удалось зажечь промокший факел. Брешь оказалась проходимой, но едва они это обнаружили и хотели вернуться, как раздался очередной громовой удар. Оба в страхе кинулись друг к другу — и так и сидели в прострации, засыпанные землей и камнями, пока мы не обнаружили их. Теперь мне стало ясно, что спастись можно только через верхний выход. Нужно было срочно привести рабочих с кирками и лопатами. Не без усилий мы подняли шаманов и вывели их с собой к Утесу Дьявола. Тем временем инженеру и его людям удалось смонтировать на скорую руку освещение. Я отвел шаманов на Утес Дьявола, где сидел и пленный Тангуа и его сторонники. — Вы спаслись? — удивленно воскликнул старый калека кайова. — Спаслись! Если вы остались в живых, значит, и мой сын Пида — тоже! Я не ответил и ушел, чтобы переговорить с Олд Шурхэндом о спасательных работах. Рабочие и не помышляли больше ни о каком бунте. Мы потащили электрические провода в коридор, так что коптящие факелы оказались лишними. Работа закипела, и сразу стало ясно, что она будет очень тяжелой и длительной. Тателла-Сата тоже спускался в пещеру, чтобы осмотреть ее собственными глазами. В конце концов ему стало ясно все, о чем он до сего момента не предполагал, а кроме того, он смог еще составить впечатление о воздействии, которое оказала катастрофа на каждого из вождей. Теперь он хорошо знал, как вести себя дальше. Душенька вместе с Аштой, Кольмой Пуши и другими скво готовилась к приему спасенных. Многие из них оказались серьезно раненными. Постепенно все женщины, что были на горе Виннету, включились в эту работу. Надо было позаботиться о размещении и питании спасенных и по возможности сделать врагов друзьями. В момент передышки я подошел к Олд Шурхэнду и Апаначке, стоявшим рядом со своими сыновьями. Мой приход, казалось, немного смутил их, но Олд Шурхэнд, преодолев смущение, сказал: — Мистер Шеттерхэнд, хорошо, что вы пришли именно сейчас, когда у нас есть свободная минута. Мы как раз вели речь о том, должны ли мы открыто повиниться перед вами. Я считаю, мы виновны и должны признать это перед вами и старым Тателла-Сатой, которому принесли столько горя и неприятностей. Мы очень сожалеем. Прошу, скажите ему об этом! — Да, я тоже прошу! — присоединился к нему Апаначка. — Сам Бог распорядился этим гигантским памятником, да мы и сами понимаем, что мысль о его строительстве вряд ли была разумной. Ваши чтения подействовали на нас очень сильно. А если что-то и оставалось в наших душах от этой глупости, то все исчезло, когда мы увидели, как наше так называемое произведение искусства вдруг исчезает в недрах. Для нас это было крепкой оплеухой. И мы ее заслужили. Конечно, сыгранная с нами шутка обошлась нам не очень дешево. Для наших сыновей это стало вопросом чести, а что касается нас, отцов, то мы вложили в предприятие немалые суммы, которые, к сожалению, теперь потеряли… — Потеряли? — удивился я. — Отнюдь! — И все же… — Нет! Даже раненое чувство достоинства не будет мучить ваших ребят. Если бы они оба еще тогда, когда этот план у них только зарождался, больше доверились мне, их искреннему другу, то вы теперь считали бы не потери, которые, собственно, и не потери вовсе, потому что для вас это самая настоящая духовная победа. Забудьте памятник, ведь жива другая часть вашего проекта! Могу даже сказать, что в денежном плане она прибыльнее. — Это какая же? — Основание города Виннету. — А вам не кажется, что о городе не может быть и речи после того, как мы в полном смысле слова с треском провалились с этой гигантской фигурой? — Вовсе нет! Я буду первым, кто возьмется за его закладку. — Если бы так! — вырвалось у Шурхэнда. — Так и будет! — уверил я. — Если мы хотим, чтобы душа красной расы проснулась на самом деле, недостаточно заботиться только о ее будущем. Мы должны приготовить ей и что-то материальное, откуда она сможет черпать необходимые ей земные силы. Город Виннету, который вы планировали, послужит этому. Представьте, сколько улиц, домов и других сооружений потребуются нам, клану Виннету! Представьте на секунду, что Гора Королевских Могил однажды отдаст вам несметные сокровища, которые помогут вам в совершении благих дел. Пока это единственное, что я могу сказать вам сегодня. Вы требуете большего? — Нет, нет! — ответил Олд Шурхэнд. — Вы открываете нам перспективы, о которых мы и не думали. И вы нам в самом деле поможете? — Да. — Мы благодарим вас! Благодарим! — воскликнул он восхищенно. — Это больше того, на что мы могли надеяться! — В проектах, о которых я говорил только что, ваши сыновья смогут проявить себя по-иному. Но сейчас нет времени, поговорим об этом позже. Они были восхищены тем, что услышали, а я с радостью смог убедиться, что мы снова становимся единомышленниками. Уже под утро, когда я разговаривал с Молодым Орлом, явился гонец от вождей апачей, которых мы послали к Долине Пещеры, и сообщил нам, что они удачно до нее добрались, захватив врасплох нескольких индейцев, стороживших лошадей. В прежние, военные времена никто, пожалуй, не рискнул бы сообщить такую половинчатую весть. Хотя я и не считал необходимым упрекать гонца, Молодой Орел все же почувствовал мое неудовлетворение. Когда мы снова оказались одни, он предложил: — Я с удовольствием принесу лучшие новости. Могу я это сделать? — Не надо, — покачал головой я. — Пусть ездят те, у кого нет других дел. — Ездить? Да нет же! Я полечу! — В самом деле? — Да. Мне нужно всего полчаса, чтобы быть там. — Это, конечно, меняет дело. Но позволить это — значит подвергнуть тебя риску. — Тогда я спрошу так: мне запрещается летать? — Конечно нет. Ты сам себе хозяин. — Благодарю. И еще одно, поскольку речь идет о «Летающем орле», — в Доме Смерти ты обещал отдать мне все четыре «лекарства», как только я попрошу… — Хорошо. Ты хочешь сказать, что они тебе нужны? — А тебе? — Сейчас нет. Для меня они сыграли свою роль. — А для меня еще нет. Мне суждено быть человеком, который вернет те «лекарства», что ты взял. — Хорошо, они твои. И прямо сейчас. Идем ко мне. Дома я нашел «лекарства» и отдал ему. Молодой Орел повесил их на шею. — Спасибо тебе, — произнес он. — Могу я отдать их вождям, если захочу? — Как пожелаешь. — А просто показать их им? — Пожалуйста. Твои вопросы говорят о том, что ты понимаешь мои намерения. — Тогда скажу еще об одном желании. Ты должен убедиться в том, насколько легок, надежен и безопасен будет мой полет на великолепной летающей машине. Пожалуйста, сопроводи меня на башню! Мы пошли к сторожевой башне. Я сел на скамью у ее подножия, а он поднялся на платформу. Небо на востоке тем временем начало светлеть. Всего через несколько минут окружающий ландшафт стал вырисовываться из угасающей тьмы. В ту же секунду я услышал над собой легкий гул. — Я здесь! — прозвучал сверху голос моего молодого друга. Я поднял голову. Снизу мне казалось, что с площадки взлетела большая птица — она смело прыгнула с башни вниз, в воздушное море. Несколько раз хлопнули крылья. Потом она начала планировать, парить и кружить по желанию Молодого Орла. А он сидел между двух корпусов и управлял своей машиной как надежным и послушным конем. Несколько раз он описал широкую дугу, потом сделал петлю. До меня донесся его крик: — Иду на юг, к Долине Пещеры! Будь здоров! Он развернулся, набрал высоту и быстро исчез из поля зрения. Увиденное сильно взволновало меня, Я спустился к Таинственному водопаду, когда уже совсем рассвело и все разрушения были видны как на ладони. Вокруг образовавшейся пропасти было безлюдно и не находилось никого, кто рискнул бы подойти к ее краю и заглянуть вниз. Всех занимал вопрос, когда же появятся первые спасенные. К сожалению, определенно ответить на него все еще было невозможно. Проход, где приходилось работать, оказался очень узким, а потому спасательная операция шла так медленно, что на нее мог уйти целый день. Время от времени тишину нарушали стенания вождей команчей, юта и сиу и яростный вой старого Тангуа: — Пида, мой сын! Мой сын! Но вот вдруг раздался крик: — Птица! Гигантская птица! Прошло около двух часов с тех пор, как улетел Молодой Орел, и вот теперь он возвращался. Он знал, где меня найти. Описав широкую дугу, летающая машина медленно снизилась по спирали, после чего уверенно приземлилась на дорогу, между Утесами Дьявола. — Молодой Орел! Это Молодой Орел! — слышалось вокруг. Каждый рвался вперед, чтобы быть поближе к нему. Но тут раздался громкий голос Атапаски: — Назад! Он — тот обещанный нам спаситель, который облетит три раза вокруг Горы Лекарства и вернет нам потерянные талисманы! Толпа перестала напирать, люди остановились. Тателла-Сата спустился со своей площадки к мужественному пилоту. Я встал рядом с ним. — Ты уже летал, не спросив у меня разрешения? — упрекнул шаман молодого человека. Но его лицо выражало большую радость и гордость. — Я летал не для тебя и не для себя, — ответил юноша, — я сделал это для Олд Шеттерхэнда. — И куда ты летал? — В Долину Пещеры. — Что там? — Те, кто охраняли лошадей, в плену. Вход в пещеру так забит снесенными вниз камнями, что пока ни один человек не сможет пробраться к засыпанным. Их можно спасти только отсюда, сверху. Тателла-Сата, когда ты прикажешь, чтобы я три раза облетел гору и разыскал ключ к Королевским Могилам? — Сегодня, — прозвучало в ответ. — Благодарю тебя! Тогда это свершится ровно в полдень, когда солнце будет стоять прямо над нами. Но я не могу лететь один. Кто-то еще должен быть со мной, иначе «орел» улетит от меня, пока я буду искать ключ к разгадке тайны. С этими словами он огляделся, отыскал глазами Вакона и других вождей и обратился к нему со словами: — Взлететь туда со мной — риск, которого я не имею права требовать ни от кого, кто не решится сам. Ашта, твоя дочь, просила меня взять ее с собой. Ты позволишь? Вакон испытующе посмотрел ему в лицо и серьезно сказал: — Ты очень смел. Но знаешь ли ты, чего требуешь от меня? — Да, — ответил Молодой Орел так же серьезно. — Думаешь ли ты о последствиях, к которым приведет ваш совместный полет? — Они мне известны. Ашта должна будет стать моей скво! — А знаешь ли ты, что дар, который ты требуешь от меня, бесценен? Молодой Орел слегка нахмурился и ответил: — Разве я посмел бы пожелать такой подарок, если бы не знал его цены? И разве я не достоин ее? Тут по лицу Вакона скользнула улыбка, и он громким голосом, чтобы слышали все, возвестил: — Ты первый «Виннету», тебе суждено учить наш народ летать! Ты уже знаменитый вождь. Думаю, моя дочь сопроводит тебя в полете. Вокруг раздались возгласы одобрения. Юноша забрался обратно в седло, взялся за рычаг, его «орел» забил крыльями и поднялся в воздух. — Мы благодарим тебя оба, она и я — крикнул Молодой Орел. — Я совершу полет вместе с ней. Но прежде я должен сказать слово вождям, нашим противникам. Он трижды облетел Утесы Дьявола, после чего приземлился туда, где находились Киктахан Шонка и его союзники. Молодой Орел держал перед собой «лекарства» вождей. То-Кей-Хун крикнул: — Наши «лекарства»! Отдай их, иначе станешь вором! — Вы правы, это ваши «лекарства»! — ответил Молодой Орел невозмутимо. — Но мы не украли их, а лишь сохранили. Над вами состоится суд, после которого будет видно, что делать с вами и с ними. Это Олд Шеттерхэнд взял «лекарства» у вас. А теперь он разрешил мне показать их вам. Для нас вы лжецы, грабители и убийцы, поэтому я оставляю их у себя. — Уфф, уфф, уфф! — послышалось в ответ. Но молодой индеец не обратил на это внимания. Его аппарат снова поднялся в воздух, трижды облетел вокруг утесов и исчез за Горой Лекарства. Ровно в полдень Молодой Орел появился у горы Виннету с Аштой, своей невестой. Она сидела рядом с ним. Тысячи людей с замиранием сердца взирали на прекрасную пару. Машина сделала три широких круга вокруг скалы. Потом стала набирать высоту, приближаясь к пику, чтобы приземлиться на одной из площадок. Нам было видно, что Молодой Орел остался внутри, чтобы удерживать машину в своей власти, а Ашта вышла и исчезла за выступом. Через некоторое время девушка вернулась и гигантская «птица» оторвалась от скалы и приземлилась на дорогу, где она уже стояла раньше. Я и Тателла-Сата, в сильном волнении, поспешили к молодым. — Нашли? — был первый вопрос шамана. — Да — ответил ликующий Молодой Орел. — Камень, а под ним вот эти две тарелки. — Он передал их нашему старому другу. Это действительно были две маленькие глиняные тарелки, крепко склеенные друг с другом. Нам пришлось разбить их, чтобы добраться до содержимого. То был кусок сероватой блестящей материи. Развернув его, мы увидели, что он оказался картой, нарисованной нестирающейся краской. Едва Тателла-Сата бросил на нее взгляд, как тут же удовлетворенно воскликнул: — Это ключ к разгадке! Точный путь от Горы Лекарства до вершины Горы Королевских Могил. Это великая и важная победа над тенями, с которыми до сих приходилось бороться красной расе! Теперь нам станет светлее. Завтра или послезавтра мы устроим экспедицию к Могилам Королей. Да будет всеобщая радость! Мы с Тателла-Сатой поспешили в «замок», чтобы в библиотеке сравнить найденную карту с другими рисунками. Вечером Душенька сказала мне, что теперь все в порядке. — Что в порядке? — не понял я. — Наш Виннету, — ответила она, — не рухнувший и не каменный. Он появится на зеркале водопада, а рядом с ним — портреты Мары Дуриме и Тателла-Саты. Но я покажу их образы позже, когда мы будем спокойны за судьбу краснокожих, оставшихся в пещере. Нашему великолепному Виннету суждено олицетворять не страх, а спасение и счастье! Тебе это по душе? — Все, что ты делаешь, ты делаешь с любовью, а значит, по душе мне. Давай пообедаем, а потом спустимся вниз. Я должен заглянуть в пещеру. Там до сих пор никого не откопали?! Позже, оказавшись в пещере, я убедился, что люди трудились с необычайным усердием, но камней и земли оказалось столько, что работе не видно было ни конца ни края. Все силы были брошены на спасение засыпанных. Наконец сообщили, что скоро до них доберутся — слышен их стук. Мы подсчитали, что понадобится по меньшей мере еще час самоотверженного труда, поэтому я созвал всех дружественных вождей, чтобы под председательством Тателла-Саты принять решение о дальнейшей судьбе пленников. Совет состоялся на нашей площадке, потому что она наверняка прослушивалась теми, чью судьбу мы решали. Я распорядился вести себя как можно серьезнее. В итоге мы решили: Саймон Белл и Эдвард Саммер будут уволены из комитета; Уильям Ивнинг и Антоний Пэпер — с позором изгнаны из города; Киктахан Шонка, Тусага Сарич, Тангуа и То-Кей-Хун станут к столбам пыток, а их «лекарства» предадут огню; младших вождей расстреляют, а оставшиеся в живых воины сдадут оружие и «лекарства» и смогут уйти куда хотят! Приговор прозвучал жестоко, хотя никто из нас не желал никому зла. Все названные находились на Утесе Дьявола и вели себя совершенно тихо, хотя и слышали каждое наше слово. До нас не донеслось ни единого звука. Но после объявления приговора мы услышали, что наше решение было воспринято ими со всей серьезностью. Только Тангуа не разделял общей тревоги. Он был самым почтенным воином среди тех, кому мы только что вынесли приговор, и, похоже, думал лишь о сыне. Впрочем, мы сделали вид, будто и не знаем о тех страстях, что разыгрались на соседней площадке. Из пещеры пришла весть: пленники обнаружены, а их предводитель Пида хочет поговорить с Олд Шеттерхэндом. Я разрешил привести его ко мне, но только одного. Он пришел, без оружия. Протянув ему руку, я сказал: — Пида — мой пленник, но он мой друг. Он не убежит от нас? — Нет! — ответил индеец гордо. — Тогда он пойдет к своему отцу, чтобы поговорить с ним. А потом вернется ко мне. Чем быстрее он это сделает, тем быстрее будут освобождены из пещеры его несчастные воины! Я дал ему провожатого. Когда он добрался до соседней вершины, мы все обратились в слух, ловя каждое слово, произносимое там. Когда он вернулся, я и виду не подал, что мы все слышали, а спросил его: — Что должен сообщить мне Пида? — Вожди желают вести с вами переговоры. — О чем? — О их судьбе. — Им она известна? — Да. — От кого? Кто им сообщил? — Никто. Они слышали каждое слово. Вы совещались, а они все слышали. Здесь, на горе Виннету, творятся настоящие чудеса. — Да, действительно чудеса, — согласился я. — А самое великое из них — то, что мы задумали пощадить вас. Но это касается только ваших воинов! Мы оставим им их «лекарства». Но оружие они должны будут сложить в пещере. Пусть выходят по одному. Голодные будут накормлены, а раненых перевяжут. Если Пида поклянется, что все воины поведут себя мирно, то, может быть, мы поступим снисходительно и в отношении вождей. — Даю слово. Но теперь я должен вернуться в пещеру, чтобы сообщить нашим людям, как они должны себя вести. — Иди и скорее возвращайся! — Тангуа, мой отец, слышал от меня, что ты даже теперь все еще называешь себя моим другом. Он поручил мне сказать тебе за это спасибо. Он любит меня, и его страх за мою жизнь был огромен! — После этих слов он удалился. Тем временем вернулась Душенька, которая вместе с другими женщинами готовилась принять спасенных людей и оказать им помощь. Она хотела узнать, когда же они наконец появятся. — Он уже был тут, — ответил я. — Я говорю о Пиде. Он вернулся из пещеры, а сейчас снова пошел туда. Скоро они начнут выходить, один за другим. — Давно пора! Мне надо поспешить к инженеру. Раз спасенные уже близко, пора появиться и нашему Виннету! Когда Пида вернулся, инженер включил свои аппараты — и тотчас на грандиозном водопаде появился наш Виннету. Вода низвергалась с огромной скоростью, и создавалось впечатление, будто фигура стремится вверх. — Это Виннету! Мой Виннету! Наш Виннету! — вскричал Тателла-Сата, и его голос застыл над тихой, едва дышащей людской толпой. Тут же все услышали голос Вакона: — Да, это Виннету! Это его душа! Общее ошеломление сменилось удивлением, и тысячи радостных голосов выразили свое восхищение, пока все их не перекрыл громовой бас гиганта Инчу-Инты: — Тателла-Сата! Наш Тателла-Сата! Речь шла об изображении, появившемся слева от Виннету. — Тателла-Сата! Наш Тателла-Сата! — ликовала толпа. — А вон там — Мариме, королева из саги, друг наших предков! — Мариме! Королева! Друг! — повторялось из уст в уста. Шумящий водопад, словно волшебное чудо, в очередной раз поразил наше воображение. Никто и не вспоминал о провалившейся вчера скульптуре, о зияющей пропасти, поглотившей надежды наших противников. Чувства и мысли всех были связаны с Виннету, — он казался живым, от него нельзя было оторвать глаз. Тем временем показались первые спасенные. Они сразу остановились, завороженные видом, который вдруг открылся им в сгущающихся сумерках. Но на них напирали другие, которые в немом восторге останавливались, но тоже вынуждены были продвигаться вперед. Спасенных счастливцев отвели в заранее отведенную часть долины, где их ждали приют и забота. Шествие продолжалось несколько часов и закончилось, лишь когда забрезжил рассвет. Между тем Пида не сидел сложа руки. Он сновал между мной и Тангуа, пытаясь всеми силами смягчить вынесенный приговор. Мы видели это, но вели себя так, будто ничего не замечали. Потом я огласил решение относительно обычных воинов. Отныне они были свободны, могли оставить себе «лекарства» и лошадей и имели право уехать, как только захотят. Несколько часов назад они и предположить такое не могли. Выяснилось, что, несмотря на катастрофу, не погиб ни один человек! Ранения и ушибы, были, конечно, болезненны, но не опасны. Женщины перевязали пострадавших, пациенты чувствовали себя в таком заботливом окружении совсем неплохо. Теперь они готовы были даже считать друзьями тех, кого еще вчера хотели убить. Они увидели звезды, которые носили их доброжелатели и доброжелательницы, спрашивали о смысле и значении этих знаков. Им спокойно объясняли. Показали поближе великолепное лицо нашего Виннету. Выступил и Молодой Орел. Он был первым «Виннету», а потому имел право на проповедь. Слышались голоса и других «Виннету» — они тоже шли к людям, чтобы принести им свет. Когда Пида увидел все это, он искренне обрадовался и сказал: — Чудное семя посеял Олд Шеттерхэнд в сердце своего брата Виннету. И оно принесло ценные плоды. А зернышки прорастают дальше! Близится час, когда все ваши враги захотят вступить в клан Виннету. Выполнимо ли их желание? — Конечно! — уверил я. — А их тоже можно принять? — Пида указал жестом на Утес Дьявола, где находились наши бывшие противники. Я с улыбкой ответил: — Мой брат Пида — очень умный посредник. Если я скажу, что в клан можно принять и пленных вождей, я должен буду освободить их и все им простить! — Если ты это сделаешь, то ты настоящий «Виннету»! Позволь мне пойти к отцу. — Иди, — сказал я после некоторой паузы, — но возвращайся скорее. Утро уже в пути. Он ушел и вскоре вернулся к своим, а мы снова услышали все, что он говорил там, на другой стороне. Зародившийся в пещере жуткий страх, неожиданно любезный прием, портрет Виннету — все это помогло Пиде достичь цели. Вернувшись ко мне, он сообщил: — Тангуа, мой отец, пришел бы к тебе, но он не может идти. Он хотел бы помириться с тобой! — Так и я хочу того же! — ответил я радостно. — Я сам приду к нему. Веди меня! Прежде чем мы ушли, я попросил вождей остаться здесь и слушать наш разговор, а если я оттуда попрошу, ответить мне. У подножия нашего Утеса Дьявола появился Молодой Орел. Он хотел задать мне несколько вопросов. Я не дал ему открыть рта, а сказал: — Вожди сейчас же должны получить «лекарства»! Сколько тебе потребуется времени, чтобы принести их? — На «орле»? — Если можно, то да. — Полчаса. — Отлично. Самое время сделать это сейчас. Когда мы с Пидой поднялись на Утес, он сразу подсел к вождям, а я остался стоять. Первым взял слово Тангуа. Он сказал, что хотел бы встать, чтобы говорить со мной, но, к сожалению, не может. Я не дал ему договорить, сказав, что раз здесь будут вести речь о прощении, то не индеец, а бледнолицый первым должен сказать слово. Я рассказал, как белый человек пересек море, чтобы похитить у «красного брата» его «лекарства». Потом совершил экскурс в историю, ничего не преувеличивая и не скрывая. Я рассказал правду, голую и без прикрас, какой она была в действительности. Я говорил об ошибках красной расы, о ее добродетелях, о ее горе и прежде всего — о том, что у нее сейчас нет будущего. И все это из-за бледнолицего! Но все дело в том, что бледнолицый накопил гораздо больше знаний. Очень хотелось бы, чтобы и его красные братья остались жить, став настоящим народом, как им было предначертано с самого начала. Этот бледнолицый готов сегодня отвечать за все свои ошибки и исправить их! Его будет мучить совесть, если он не попросит красного брата о прощении. Сказав это, я подошел к индейцам и протянул руки с просьбой о примирении. Несколько мгновений стояла гробовая тишина, а потом мне навстречу потянулись другие руки и многочисленные голоса уверили меня, что и они, красные люди, тоже должны просить прощения. — Простим друг друга! Вы — нас, мы — вас! — воскликнул старый Тангуа. — И поможем друг другу! Я ненавидел тебя, но теперь я буду тебя любить! Когда я умру, над моей могилой всегда должен быть мир. Но пока мы — ваши пленники? — Нет! — прозвучал голос Тателла-Саты. — Уфф! — вскричал Киктахан Шонка. — Кто говорит здесь? — Хранитель Большого Лекарства. — Где? — На другой стороне, на Утесе Дьявола. — Но мы ведь здесь тоже на Утесе Дьявола?! — Да. Я подслушал вас на северном Утесе, который называется Ча Маниту, Ухо Бога. Там добрый человек слышит, что говорят злые люди, и потому может спастись от их деяний. Сегодня мы слышим, как вы говорите тут, на южном Утесе, который называют Ча Кетике. Тут злые люди слышат, что говорят добрые, и тоже спасаются. Вождь Тангуа спрашивал, пленник ли он. Пусть он спросит еще раз! Тангуа не заставил себя долго ждать: — Мы идем к столбам пыток? — Нет, — ответил Тателла-Сата. — Мы не должны умереть? — Нет. — Нам оставят оружие и лошадей? — Да. — И мы даже сможем остаться здесь и стать «Виннету»? — Да. — И все ваши вожди согласны? — Все! — прозвучало в ответ ровно столько голосов, сколько вождей находилось возле Тателла-Саты. — А что будет с нашими «лекарствами»? — Посмотри на небо! Кого ты там видишь? Высоко в небе парил «орел», опускаясь все ниже. Сделав три круга, он приземлился точно перед Утесом Дьявола, где находились вожди и я. Покинув машину и поднявшись к нам наверх, он произнес: — Олд Шеттерхэнд возвращает вам через меня ваши «лекарства». Вы свободны! Они поторопились тут же повесить амулеты на себя. Но Тателла-Сата еще не закончил своей речи. — Вы наши друзья! — возвестил он. — Завтра будет образован новый комитет, которому предстоит обсудить вопрос о клане Виннету. А послезавтра все верховные и младшие вожди поскачут к Горе Королевских Могил, чтобы начать поиски истоков нашего прошлого. Хуг! Молодой Орел тем временем улетел обратно на свою башню. Я же решил вместе с Душенькой обойти долину. Мы поднялись наверх, к кантине, вблизи которой все еще лежали тела Энтерсов, накрытые покрывалами и охраняемые двумя команчами. Прежде не было времени заниматься ими, но теперь следовало предать их земле. Мы исполнили последнюю волю умерших и прочитали имена на их звездах Виннету. Гарриман написал мое, а Зебулон — имя моей жены. Случилось так, что именно те, кто посягали на наши жизни, превратились в наших защитников и пошли на смерть ради нас… Вот и конец четвертого тома. Сейчас, когда я завершаю его сегодня, в Пасху 1910 года, ко мне подходит Душенька и кладет рядом газету от 23 марта, в которой под заголовком «Памятник индейцам» можно прочесть следующее: «Из Нью-Йорка сообщают: грандиозную статую Колумбии, что возвышается у входа в нью-йоркскую гавань, очень скоро, по-видимому, потеснит конкурент. В порту американской столицы будет возведен большой памятник, который станет напоминанием нынешнему поколению о красной расе, которая, возможно, скоро полностью исчезнет. Проект этого памятника, разработанный мистером Родменом Ванэмейкером, тотчас нашел живой отклик во всей стране. Президент Тафт 42 также одобрил эту идею. Планируемая к строительству в порту гигантская скульптура, изображающая индейца, будет свидетельствовать о том, что народ Америки, несмотря на все причиненные красной расе несправедливости, преклоняется перед благородством аборигенов. Памятник станет символом покаяния всей страны перед вымирающей расой «первых американцев» и напомнит будущим поколениям о прекрасных ее чертах. Планируется представить индейца с раскинутыми руками — именно так он приветствовал первых белых людей, ступивших на побережье Америки». А теперь хотелось бы спросить у вас: достойно ли внимания это событие? |
||
|