"Порванный шелк" - читать интересную книгу автора (Майклз Барбара)

Глава 5

На следующее утро Карен сократила свою пробежку, но Черил пришла очень рано, так что Карен еще рылась в гардеробе, выбирая, что надеть, когда зазвонил звонок. Карен не имела понятия, какой наряд прилично надеть на провинциальный аукцион: предположим, жемчуг и норка не подойдут, но это не имело значения, так как у нее не было ни того, ни другого. Не считая, конечно, крохотных жемчужин в ожерелье Долли и норковой оторочки на платье Чиапарелли.

Сбежав вниз, Карен впустила Черил и извинилась за то, что еще не готова. Когда она объяснила свою заминку, Черил, судя по всему, удивилась:

— Самую легкую одежду. Уже сейчас под восемьдесят градусов[1]. И удобную обувь.

Ее кроссовки, почти такие же изношенные, как и у Карен, были надеты на босу ногу. Наряд завершали белая блузка без рукавов и широкая юбка в сборку, такие старые, что вполне могли сойти за антиквариат, и Карен, бросившаяся наверх, чтобы завершить туалет, подумала, как легко быть рядом с кем-то, кто одевается, думая об удобстве, а не о фасоне, и кто не будет высказывать язвительных замечаний по поводу того, как выглядят окружающие.

Спустившись вниз, она застала Черил сидящей на лестнице и разговаривающей с Александром, который склонил лохматую голову набок, будто слушая ее.

— Извини, я даже не предложила тебе чашечку кофе, — сказала Карен.

— Нет времени; нам лучше тронуться сейчас, если мы хотим успеть до начала аукциона. У тебя есть пара легких складных стульчиков? Там негде сидеть, а день предстоит долгий.

Со стульями в руках они отправились в расположенный в нескольких кварталах от дома гараж, в котором держал свой автомобиль Пат.

— Ух ты! — сказала восхищенная Черил. — Вот это машина! Это «порше», да?

— Да. У семейства МакДугалов слабость к роскошным машинам. Признаться, я ненавижу спортивные автомобили, я всегда в них чувствую себя так, словно сижу прямо на мостовой, а грузовики вокруг возвышаются словно горы. Ты сможешь протиснуться, или же мне выехать задом?

— Без проблем. Багажник-то небольшой, да? Надеюсь, сегодня мы не влюбимся ни во что крупнее хлебницы. Полагаю, ты подцепишь на станции какой-нибудь фургон?

— О Господи, вот еще одно, о чем я не подумала. — Карен осторожно вывела машину из гаража. — Не знаю, почему я решила, что смогу начать собственное дело, я такая несобранная...

— Несобранный человек не смог бы выполнять ту работу, которую ты делала для мужа, — читать все эти книги и составлять конспекты.

— Я не делала ничего такого, с чем бы не справилась полукомпетентная секретарша. И, если верить Джеку, у меня это не очень-то получалось. На М-стрит нам направо или налево?

Черил как-то странно взглянула на нее, но лишь сказала:

— Направо. Дальше все время прямо.

Движение в городе за последние десять лет стало гораздо интенсивнее, и Карен все время переживала по поводу дорогого автомобиля Пата. И только когда они свернули с вашингтонской кольцевой дороги и поехали на север по Двести семидесятой, она смогла расслабиться.

— Самое худшее позади, — подбодрила ее Черил. — Ты хорошо водишь.

— Тот парень в пикапе другого мнения. Что он там сказал?

— Лучше не спрашивай. К тому же он был пьян.

— Этот автомобиль для Пата все равно что ребенок, — объяснила Карен. — Если с ним что-нибудь случится, он меня убьет. А я в последнее время не очень-то много водила по городу. Джек всегда...

Она осеклась; она же решила, что не будет говорить ничего, что можно воспринять как жалобу или требование участия. Через некоторое время Черил сказала:

— У меня те же трудности.

— Правда?

— Ну конечно. Вся сложность брака состоит в том, что многие вещи перекладываются на другого. Ты делишься. А потом, когда остаешься одна... Полагаю, те же трудности и у мужчин. Они так же беспомощны в готовке и стирке, как и мы, когда требуется починить подтекающий кран или поменять в двигателе масло.

— Пощади! — воскликнула Карен. — Не напоминай мне о вещах, которые я не умею делать! По-моему, я ни разу не доливала в двигатель масло.

— Я тебе покажу, это просто. Единственное, что надо помнить, — торжественно произнесла Черил, — это что масло наливается не в то крошечное отверстие, в которое вставляется маслоизмерительный стержень.

— Маслоизмерительный стержень?

— Это я тебе тоже покажу, — Черил улыбнулась, но тотчас же снова стала серьезной. — Временами я думала, что меня подавила не главная трагедия, а постоянные мелкие неприятности, происходящие каждый день. Но, по крайней мере, выучиваешься полезным мелочам. Разбитое сердце и надломленный дух так легко не восстановишь... Следующий съезд с магистрали наш.

Хотя они приехали рано, за четверть часа до начала торгов, обе стороны дорожки, ведущей к усыпанной гравием площадке перед невысоким, широко раскинувшимся зданием, были уставлены машинами. Какой-то человек направил их в поле, и Карен, проведя машину по кочкам и рытвинам, поставила ее в конец вереницы других автомобилей. Стиснув зубы, она помолилась про себя за рессоры «порше»: поле было скошено, но не разровнено.

— Похоже, собирается большая толпа, — сказала Карен, когда они вышли из машины.

— Здесь люди двух типов, — объяснила Черил. — Специалисты, как и ты, — это в конце концов их дело — и люди, получающие удовольствие от посещения аукционов.

Карен ощутила приятный трепет от обыденности тона, которым Черил произнесла «специалисты, как и ты». Хотя, однако, частично это было проявление обычного волнения.

— Не знаю, правильно ли я поступаю, — тяжело вздохнула Карен.

— Ну что ты, ты ведь имеешь представление о том, сколько что стоит, — сказала Черил, — я хочу сказать, сколько ты сможешь за это запросить. Тебе нужно только решить, сколько ты можешь потратить, и не переступать через эту сумму при торгах.

— Не может же быть все это настолько просто.

— Да нет, все примерно так, — Черил удовлетворенно улыбнулась. — Это такое удовольствие! Я принадлежу ко второй группе. Если бы у меня не было других занятий, я постоянно торчала бы на аукционах, толкучках и распродажах.

Невинно радуясь возможности показать свои познания, Черил принялась объяснять что к чему. Невысокое здание, открытое с одной стороны, содержало лучшие предметы, предназначенные для распродажи. Возвышение, на котором должен был находиться распорядитель аукциона, было окружено длинными столами, заставленными небольшими предметами — стеклом и фарфором, часами и настольными лампами, одеждой и украшениями. Мебель располагалась вдоль стен, оставляя середину помещения для участников торгов. Пространство было уже наполовину заполнено складными стульями, частично занятыми, частично свободными.

Они поставили свои стулья на свободное место, затем Черил повела Карен во двор. Там ровными рядами были разложены менее ценные предметы. Это было пестрое убогое собрание — стулья без сидений, столы без ножек, комоды, в которых не хватало половины ящиков, ржавый инструмент, детали каких-то механизмов и десятки десятков картонных коробок, заполненных всем чем угодно, начиная с книг и кончая пустыми банками из-под варенья.

— Это просто хлам! — воскликнула Карен.

— Для тебя — хлам, а для людей, желающих заняться починкой и восстановлением, — настоящий клад. Идем, скоро все начнется, возможно, именно с этих коробок. Я хочу, чтобы ты взглянула на одежду. Как знать...

Как скоро поняла Карен, эта фраза была девизом участников распродаж. Как знать, что мог проглядеть из-за занятости распорядитель аукциона или по незнанию продавец. Среди грошовых безделушек можно встретить соусницу севрского фарфора; под изъеденным молью тряпьем окажется тончайшая скатерть ручной работы. Глядя на Черил, которая присаживалась на корточки, пачкая юбку в пыли и копаясь в каждой коробке, Карен почувствовала, как ее начинает захватывать та же страсть.

Когда голос распорядителя, поднявшийся над гомоном толпы, объявил о начале распродажи, Черил поднялась и отряхнула руки.

— Нам нужно получить номера. Тебя здесь ничто не заинтересовало, да?

Карен с этим согласилась. Самым заманчивым, что отыскала Черил, был набор кухонных полотенец, расшитый шелками ярких зеленых и красных цветов.

Они встали в очередь на регистрацию. Показав водительское удостоверение и назвав номер своего телефона, Карен получила кусочек картона с нацарапанным на нем номером. Вся процедура поразила ее своей простотой, но когда она поделилась этим с Черил, та пожала плечами.

— Полагаю, в больших дорогих заведениях спрашивают рекомендации из банка и тому подобное, но на подобных мелких распродажах речь идет о небольших суммах. Если ты расплатишься необеспеченным чеком, об этом станет известно всем и тебя больше не допустят до торгов. Однако обычно чеки из других штатов не принимаются, так что это хорошо, что у тебя местное водительское удостоверение. В округе и Вирджинии ты будешь считаться «своей». Но в дальнейшем тебе надо будет оформиться дилером, тогда не придется платить налог штата на продажу.

Карен закатила глаза и вскинула руки при этом напоминании о еще одной неприятной формальности, ожидающей ее, и Черил смущенно улыбнулась:

— Ну вот опять. Почему ты просто не скажешь мне, чтобы я заткнулась, когда я лезу в твои дела?

Они вернулись в здание, которое уже согрелось во всех смыслах этого слова. Распорядителя со всех сторон окружала толпа; им пришлось остановиться поодаль.

Сперва Карен все происходящее казалось беспорядочным. Распорядитель аукциона, высокий скуластый мужчина в соломенной шляпе и с микрофоном в руке, медленно двигался вдоль выставленных вещей. Время от времени его помощник поднимал предмет, предлагаемый к торгам, но большую часть времени Карен не знала, что именно продавалось. Распродажа шла с ужасающей быстротой — по крайней мере, так ей казалось. Никогда прежде Карен не посещала аукционы. Это было любимым занятием жен некоторых сотрудников факультета Джека, но у нее никогда не было времени на подобные занятия. Постоянно находились какие-то бумаги, которые нужно было напечатать, или ссылки, требующие проверки; и кроме того, Джек ненавидел подержанные вещи. Он не любил даже антиквариат — только стандартную, сияющую новизной продукцию.

— Ребята, вот хороший лот, — растягивал слова распорядитель, и его помощник поднимал картонную коробку. — Простыни, полотенца — почти новые. Кто начнет торговлю с десятки? Тогда семь с полтиной. Пять...

Торговля началась с двух долларов и продолжалась увеличением ставок на пятьдесят центов.

— Удачная покупка, — сказала Черил, когда коробка наконец была продана за восемь долларов. — Но еще рано, толпа не завелась.

— Удачная покупка? Кому нужно постельное белье, которым уже кто-то пользовался?

— А на каких спят в гостиницах? — резонно заметила Черил. — Тебе известно, сколько стоит новое белье, даже на сезонной распродаже? Ну ты как — уже устала?

— Мне хочется почесать подбородок, — ответила занервничавшая Карен. — Но я боюсь пошевелиться. Мне кажется, некоторые люди повышают ставки поднятием брови и прикосновением к уху.

— Не волнуйся. Фред — хороший распорядитель; он сможет отличить покупателя с серьезными намерениями от человека с нервным тиком. Если захочешь повысить ставку, просто подними свою карточку. Но смотри, чтобы тебя не захватила аукционная лихорадка.

— Это что еще такое?

— Состязание за вещи, которые тебе совершенно не нужны.

— Кто же этим занимается?

— Это все равно что болезнь, — совершенно серьезно ответила Черил. — На меня это нападает время от времени; все происходит без предупреждения. Внезапно начинаешь лезть вверх и вверх, и нет сил остановиться. Если увидишь, что со мной это происходит, просто отними мою карточку и не отдавай ее, даже если я стану умолять.

Карен рассмеялась, решив, что ее подруга шутит. Ничего подобного с ней никогда не произойдет! Однако она подумала, что не станет признавать ошибку, если ее сделает, а возьмет ненужный предмет; многие присутствующие были знакомы распорядителю, который перемежал свою монотонно бубнящую речь шутками и дружелюбными выпадами: «Сэм, если тебе не нужно это барахло, прекрати махать шляпой, мне нет никакого дела до того, что тебя достали мухи. Леди, вы повышаете свою собственную ставку; мне-то все равно, но все-таки попробуйте вести счет, хорошо?»

Черил приобрела за шесть долларов комплект постельных принадлежностей, и Карен пожалела о своем высокомерном замечании. Это белье предназначалось не для роскошной городской квартиры Марка; оно было для дома, который, как надеялась Черил, должен был появиться у нее и ее малыша.

Солнце поднималось все выше, и лица покупателей краснели и начинали блестеть от пота. Некоторые уходили, исполнив свои сокровенные желания или же уступив более богатым покупателям, но толпа увеличивалась за счет вновь прибывающих. Распорядитель, передав микрофон своему напарнику, удалился в тень.

Карен уже собиралась предложить последовать его примеру, как вдруг ее захватила та лихорадка, о которой предупреждала Черил. Она налетела с внезапностью приступа несварения желудка, когда распорядитель уже приготовился снимать с торгов коробку всякой рухляди, стартовая цена на которую опустилась до двух долларов. Не успела Карен сообразить, что делает, как замахала над головой карточкой с номером.

— Два пятьдесят, — протянул распорядитель. — Кажется, мне послышалось три доллара?

Этого он не мог услышать по той простой причине, что в коробке не было ничего, кроме двух ржавых номерных знаков и красной гипсовой собачки с отколотым ухом. Помощник распорядителя поставил коробку к ногам Карен, и Черил хихикнула:

— Зачем ты купила это?

— Не знаю, — призналась Карен.

Они осмотрели гипсовую собачку.

— Редкий образчик народной старины, — сказала Черил.

Обменявшись взглядами, обе расхохотались.

— Я тебя предупреждала, — наконец выдохнула Черил, вытирая слезы. — Отдай карточку.

— Нет-нет. Все в порядке, — заверила ее Карен, не выпуская волшебный кусок картона. — Обещаю, больше такого не повторится.

Распорядитель направился к последнему ряду ветхой мебели. Черил взглянула на часы.

— Пойдем чего-нибудь перекусим, заодно посмотрим, что там на улице. Ему потребуется полчаса, чтобы расправиться с этим хламом.

— Обожди минутку, — рассеянно произнесла Карен. — Я хочу узнать, сколько он попросит за эту старую ржавую печку.

— Ты не голодна?

— Нет. Но эту печку я смогла бы...

— Карен!

— Да-да, все в порядке, — пробормотала Карен, позволяя увести себя.

Она была рада тому, что с ней есть кто-то сведущий: она ни за что не догадалась бы привезти стулья, а теперь, когда приступ аукционной лихорадки прошел, она почувствовала, что ноги дрожат от усталости. Они отыскали свои стулья, и Карен со вздохом облегчения свалилась на один из них.

— Мне надо было бы предупредить тебя, чтобы ты захватила головной убор, — сказала Черил, озабоченно глядя на горящее лицо Карен.

— Со мной все в порядке. Позволь мне просто посидеть немного.

— Подожди здесь, я принесу чего-нибудь попить.

Она вернулась с прохладительными напитками, бутербродами и двумя пирожными. Карен решила на время забыть о диете: пирожные домашнего приготовления были очень вкусными. Отдохнув и подкрепившись, она уверенно направилась к стоящим под навесом столам, и довольная Черил последовала за ней.

Карен захотелось задержаться возле посуды. Некоторые предметы, особенно расписанные вручную баварские и австрийские вазы, показались ей очаровательными. Однако она видела, как Джули продала одну чашку за триста долларов, а другую, внешне точно такую же, — за двадцать пять, и поэтому решила не заниматься фарфором и хрусталем. Просто в этом она не разбирается, и нет нужды становиться знатоком во всех областях антиквариата.

Один стол был завален бельем и пледами. Лучшие образцы висели на деревянных стендах, и Карен алчно протянула руку к расшитому покрывалу, каждый квадрат которого был украшен своим рисунком.

— Это покрывало-альбом, — сказала Черил. — Каждый квадрат расшивала новая подруга...

— Я знаю, у Джули есть такой. Она продает их по пятьсот и шестьсот долларов. Если бы я купила его за двести...

— Не купите, — сказала какая-то женщина, скрупулезно изучающая это покрывало.

Карен внимательно оглядела ее. Женщина была приблизительно ее возраста, обладала приятной внешностью, темные волосы были схвачены на затылке в хвост, а вокруг рта лежали веселые морщинки, но Карен подумала о другом. Все присутствующие на торгах превратились теперь для нее в вероятных противников, и она приготовилась ненавидеть всех и каждого.

— Вы тоже собираетесь участвовать? — подозрительно спросила она.

— Возможно. Но мне тоже не достанется. Видите вон ту девицу? — движение большого пальца указало на высокую светловолосую женщину, безвкусно одетую в вязаное платье, рейтузы и туфли на высоком каблуке. — Это Лиз Нафцигер. У нее денег больше, чем у самого Господа, и она собирает подобные вещи. Она превысит любую мою ставку, так как мне необходимо помнить о собственной выгоде.

— Вы торгуете антикварной одеждой?

— У меня магазин в Харпер-Ферри. Пледы, покрывала, старинные кружева, одежда.

— Моя подруга тоже специалист в этом деле, — гордо заявила Черил. — Она занимается антиквариатом.

— О? — Улыбка женщины поблекла; они с Карен озабоченно оглядели друг друга. — Где находится ваш магазин?

— У меня его еще нет, — произнесла Карен. — Я только начинаю. Если по-честному, я не знаю, что делать.

— Родственные души. — Женщина протянула смуглую запыленную руку: — Хелен Джонсон.

Карен представила себя и Черил.

— Я не хочу делать ставки против вас... — начала Карен.

— Да, вам еще многому предстоит учиться, — резко сказала Хелен. — Торговаться надо со всеми и каждым, и пусть слабейший проваливает к дьяволу. Однако не пытайтесь угнаться за Лиз, если у вас нет желания просто повысить цену, назло ей. Кстати, о том, чтобы делать назло, — видите вон ту толстую коротышку с розовыми щеками и милой улыбкой? У нее магазин в Балтиморе. У вас за спиной она может поменять коробки.

— Не понимаю.

Хелен пнула стоящую под столом картонную коробку обутой в сандалию ногой.

— Предположим, вы порылись в этих коробках и нашли что-то такое, что вам понравилось. Вы покупаете целый лот, но только один предмет представляет для вас ценность. Итак, коробка выставляется на продажу, вы делаете ставку, покупаете все задешево и думаете: гип-гип ура — до тех пор, пока не посмотрите поближе и не обнаружите, что того предмета, который вам нужен, нет. По странной случайности он оказывается в коробке, которую только что приобрела Марджи.

— Очень любезно с вашей стороны предупреждать меня о таких вещах, — застенчиво сказала Карен.

— Вы поймете, что гораздо лучше поддерживать хорошие отношения с товарищами по несчастью, — сказала Хелен. — Мы можем время от времени помогать друг другу, потому что мы не соперничаем в обычном смысле этого слова; наш товар уникален. Если покупатель спросит фасон или размер, которого у меня нет, я пошлю его к вам, и вы сделаете то же самое. Если вам попадется неплатежеспособный чек, вы предупредите меня, и наоборот. Если заработаешь репутацию честного торговца, то и с тобой будут обращаться честнее. Однако на особые любезности не рассчитывайте, — с улыбкой добавила она. — Даже от меня.

— Но разве торговцам не имеет смысла договориться заранее и не мешать друг другу: покупать по очереди вещи, которые им всем понравились?

Хелен постаралась изобразить возмущение:

— Что вы, Карен, это же неэтично и даже просто аморально! — Веселье, которое она пыталась скрыть, выступило двумя ямочками на щеках; усмехнувшись, она добавила: — Уверена, у вас и в мыслях нет ничего подобного — как и у меня. По крайней мере, это не следует обсуждать вслух.

С деланным безразличием она обратилась к куче белья, которую дотошные покупатели оставили в безнадежном беспорядке. Проворные загорелые руки Хелен быстро пробежали по нему.

— Здесь ничего нет, — заявила она. — В действительности, я редко покупаю на распродажах. Товар обычно в ужасном состоянии.

— А где вы достаете товар? — простодушно спросила Карен.

Не ответив ей, Хелен перешла к другой куче одежды. Карен собралась было повторить вопрос, но тут ее толкнула Черил.

— А ты выдала бы другим торговцам свои источники? — прошептала она.

— Ой, — шепотом ответила ей Карен.

В куче, которую изучала Карен, было несколько старых платьев и элементы отделки. Одно платье привлекло внимание Карен, и, после того как Хелен отошла, она взяла его.

Платье было сшито из шелка цвета слоновой кости, с неотделанным лифом и благопристойным воротом, украшенным кружевами. Его низ тоже был расшит пышными кружевами, талия и ворот отделаны рядом жемчужин, которых частично не хватало. Полуистлевший шелковый цветок уродливо цеплялся за левое бедро, словно большой бурый паук.

— Какая прелесть! — воскликнула романтичная Черил, которая видела платье таким, каким оно было когда-то, а не таким, каким оно выглядело сейчас. — Карен, какое это время?

Карен взглянула на Хелен.

— Конец двадцатых — начало тридцатых, полагаю, — робко сказала она.

Хелен кивнула.

— Оно в ужасном состоянии. Кружева безнадежно истлели, и большинство бусин отсутствует.

— Но ткань сохранилась неплохо, — сказала Черил.

Она была права; не было даже пятен пота, которые, как уже выяснила Карен, делали шелковую одежду непригодной для продажи. Выделения пота разрушали ткань, оставляя пятна, которые ничем не выводились.

— Это подвенечное платье, — сказала Карен.

Черил рассмеялась:

— Должно быть, она венчалась в январе, в неотапливаемой церкви. Или же она была самой хладнокровной невестой из всех, предания о которых дошли до нас.

— Но кто станет продавать свое подвенечное платье или платье своей матери? — спросила Карен. — Я недавно приобрела вуаль; честно говоря, это заставляет относиться к браку цинично.

— Платье было моим, — произнес голос позади них.

Протянувшаяся рука схватила платье. Она принадлежала пожилой женщине, одетой в хлопчатобумажное домашнее платье и выцветшие тапочки. Ее морщинистое, сильно загоревшее лицо было совершенно лишено косметики, а волосы зачесаны назад в уродливый тугой пучок. Глаза, глубоко сидящие под густыми бровями, были необъяснимо пристально прикованы к платью.

— Моим, — нараспев повторила женщина. — Оно было на мне в 1931 году. Мне было семнадцать. Генри было тридцать восемь. Завидным женихом он был. Юрист, из старинной знатной семьи. Я отравила его в шестьдесят пятом.

Она произнесла это, не меняя ни голоса, ни выражения лица, и, бросив платье на стол, пошла прочь.

— Что она сказала? — выдохнула Карен.

Хелен хмыкнула:

— Миссис Гроссмюллер немного... — Она покрутила пальцем у виска.

— Но в действительности она ведь не травила его, да? — зачарованно спросила Черил.

— Кто знает? Он был судьей, по слухам — одним из самых жестоких скотов в штате. Во всяком случае, миссис Г. не привлекалась к ответственности.

Небрежно махнув рукой, Хелен удалилась. Пространство под навесом заполнялось народом, появился распорядитель, готовый начать торги.

Как Карен и ожидала, Хелен приняла участие в торгах за подвенечное платье. Как и миссис Гроссмюллер. Та вступила в торг на двух «зеленых» и нудно повторяла ту же сумму, полностью игнорируемая распорядителем. С третьим ударом молотка платье досталось Карен за двадцать пять долларов. Она знала, что кружева сможет восстановить, используя запасы миссис Феррис. Восстановленное платье можно будет продать долларов за двести, а то и дороже. Старинные подвенечные платья пользуются спросом у невест, склонных к ностальгии.

Карен приобрела также еще кое-какую одежду и с большим усилием удержалась, чтобы не торговаться за баварский сервиз для шоколада, очень понравившийся ей. Сервиз ушел за сумму, превышающую то, что попросила бы за него Джули. Насчет покрывала-альбома Хелен оказалась права: та коллекционерша, на которую она указала, приобрела его за шестьсот семьдесят пять долларов.

Было уже далеко за полдень, когда они выходили из здания. Хелен Джонсон подняла руку, подзывая их, и они к ней подошли.

— Вот моя карточка, — сказала она Карен. — Когда-нибудь заходите или позвоните.

— Вы очень любезны, — сказала Карен.

Хелен пожала плечами:

— Я же говорила, случается, мы можем протянуть друг другу руку помощи.

— У меня еще нет визитных карточек, — Карен порылась в сумочке и достала карандаш и бумагу. — Вот мой адрес и телефон... Большое спасибо, Хелен.

— Не благодарите меня до тех пор, пока я что-нибудь для вас не сделаю. Ох-хо, вот идет миссис Гроссмюллер; простите, если мое исчезновение покажется слишком поспешным. Ее рассказ об отравлении дорого Генри я слышала уже очень много раз.

Она изящно выскользнула из опасной зоны, но Карен, пытавшаяся подобрать стулья и вещи, которые она положила на землю, когда записывала свой адрес для Хелен, оказалась застигнутой врасплох.

— Я передумала, — объявила миссис Гроссмюллер. — Я не хочу продавать свое платье. Предлагаю вам за него два «зеленых».

— Но я же заплатила двадцать пять долларов, — возразила Карен.

Она ждала, что за этим последует сцена, и с опаской глядела на пожилую женщину, обладавшую, несмотря на возраст, крепким телосложением и силой. К ее удивлению и облегчению, миссис Гроссмюллер снова передумала:

— А, ну ладно, тогда все в порядке. В ваших руках ему будет не хуже, чем в чьих-либо других. Как, вы сказали, вас зовут?

Довольно неохотно Карен ответила ей.

— Как поживаете? — внезапно стала учтивой миссис Гроссмюллер. — Я миссис Генри Гроссмюллер. Вдова судьи Гроссмюллера. Знаете, я отравила его в 1965 году.

Любезно болтая, миссис Гроссмюллер проводила их до машины. Если не считать периодических упоминаний об убийстве мужа, ее речь была совершенно рассудительной до того момента, как Карен и Черил сели в машину и Карен завела двигатель. Тут миссис Гроссмюллер просунула голову в открытое окно и злобно усмехнулась:

— Двадцать пять долларов, а? Спасибо, дорогуша, признаюсь, эти деньги совсем не лишние. Но, знаешь, ты глупа; платье не стоит и пары «зеленых».

Они увидели, как она побрела к стоянке.

— Как ты полагаешь, она водит машину? — воскликнула Черил.

— Как еще она могла бы добраться сюда? — Карен осторожно двинулась по неровному полю. — То, что у нее есть небольшой «пунктик», еще не означает, что нельзя управлять машиной.

— Это только твое мнение, — скептически заметила Черил. — Но одно в этом деле несомненно, Карен: встречаешь таких очаровательных людей!

Избегая внезапного грозового ливня, превратившего дорогу в бурлящий поток, они остановились в придорожной гостинице и поужинали. Карен было очень неловко заходить в ресторан в пропотевшей помятой одежде, но, когда Черил объяснила, что они провели на аукционе весь день, хозяйка понимающе кивнула.

— У Фреда Бэма? Слышала, у него собралась приличная толпа. Надеюсь, вам сопутствовала удача.

В освещенной свечами гостиной с низким потолком они распили полграфина вина, и Карен поймала себя на том, что стала говорить о вещах, о которых до этого не обмолвилась даже Рут. Черил же для того, чтобы развязать язык, вина не требовалось; она болтала со всеми, включая официантку, так, что повергла бы Джека в ужас и отвращение. Но разговор принес полезные плоды: официантка знала про одно место в Вудсборо, бывшую мастерскую, которая сдавалась в аренду.

Она также знала миссис Гроссмюллер.

— Бедная старушка, она со странностями. Не сумасшедшая — ничего подобного, о себе она может позаботиться. Просто... ну со странностями. Говорят, у нее припрятаны миллионы, но по ее виду решишь, что она совершенно нищая. Вам кофе сейчас или попозже?

— Мне нравятся такие места, — заявила Черил. — Здесь люди такие дружелюбные. Не то что в Вашингтоне.

Она призналась, что ей не хватает друзей, оставшихся дома. Некоторые люди, с которыми она познакомилась через Марка, очень приятные, но их не интересует то, что привлекает ее. Карен посочувствовала ей; но когда она намекнула, что Марку не следовало бы принуждать сестру выполнять несвойственную ей роль, Черил поспешно принялась его защищать:

— Он не заставляет меня делать ничего такого, что мне не хочется. Я никогда не хожу вместе с ним на официальные приемы; я просто не знаю, как себя вести, и не хочу его стеснять. Но я ему стольким обязана, что хочу сделать все, что в моих силах, чтобы помочь ему.

— Удивляюсь, что сегодня вечером ты не спешишь домой, чтобы приготовить ему ужин, — сказала Карен. Она тотчас же пожалела о язвительном тоне, но Черил, по-видимому, не заметила его.

— Знаешь, поверь, я не тороплюсь домой. Сегодня там заседание «клуба убийств», и эти ребята...

— Чего?

Черил хихикнула:

— Это я так называю происходящее. На самом деле это просто Марк и его приятель сидят, пьют пиво и спорят. Они спорят обо всем на свете, естественно, но Тони — фараон-следователь — и его интересуют преступления.

— Я думаю, — согласилась Карен. — Но какая ему охота говорить о работе дома? Полагаю, ему хватает преступлений на службе.

— Да, тебе хватило бы, не так ли? Но они обсуждают давние дела — классические нераскрытые преступления, как их называет Тони. Однажды, помню, они провели целую ночь в спорах о каком-то английском короле, убившем двух своих малолетних племянников. Только Марк утверждал, что он не делал этого.

— Это Ричард Ш?

— Кажется, да. Да, ты хорошо знаешь историю, — Черил с уважением посмотрела на нее. — Для меня это все китайская грамота. Но знаешь, некоторые дела очень любопытные. Я очень чувствительна: никогда не ходила на охоту вместе с Джо, хотя чертовски хорошо стреляю, — но в этих старых делах что-то есть, они произошли так давно, что кажутся ненастоящими. Как в книге.

— Значит, Марк считает, что Ричард III невиновен? — с любопытством спросила Карен.

— Ой, ты же знаешь Марка, он будет спорить по любому поводу. Он всегда занимает противоположную точку зрения, просто чтобы вывести Тони из себя. Однажды у них разгорелся большой спор по поводу того, что произошло аж в 1850 году, — кажется, дело о ведьме из Белла...

— Ведьме? Но это же не преступление, это одни предрассудки.

— Ну конечно, тебе это известно, и мне известно, и Марку тоже. Но ему нравится подначивать Тони. Тони говорит, что все имеет рациональное объяснение, а когда Марк начинает говорить о полтергейсте и домах с привидениями, он буквально взрывается.

— Кажется, я полюблю Тони.

— Тебе надо познакомиться с ним. Он очень хороший парень.

— Но только не во время заседаний «клуба убийств». Не представляю, как кто-либо может находить увлекательным подобное занятие.

— Правда? Я не могла не заметить книгу на твоем ночном столике.

Сначала Карен не поняла, что Черил имела в виду.

— А, книга о легендах Джорджтауна, — вспомнила она. — Мне ее вручила Джули; или она надеялась, что у меня начнутся кошмары, или же ожидала, что рассказ о миссис МакДугал выведет меня из себя.

— Чудненькая подруга, — сказала Черил. — Только не говори, что у миссис МакДугал есть привидения. Хотя, думаю, если подобные вещи действительно существовали, они бы происходили именно в ее доме.

— Дело вовсе не в привидении, а в старом скандале, — с отвращением сказала Карен. — Скандале пятидесятилетней давности. Согласно книге, какой-то недоумок застрелился в бильярдной миссис Мак — покончил с собой из-за любви к ней.

Черил усмехнулась было, но тотчас же приняла серьезное выражение:

— Прости! Но когда ты выразила все такими словами, это прозвучало так глупо.

— Это звучит глупо, какими бы словами ни выражать, — согласилась Карен. — Но ты права насчет убивающего действия времени; невозможно проникнуться глубоким чувством к тому, что произошло так давно.

— Ты бы так не говорила, послушав спор Тони и Марка о короле Ричарде, — мрачно заметила Черил.

Когда они вышли из ресторана, ливень уже прекратился. Движение на тихой сельской дороге было неоживленным, и они некоторое время ехали в дружном молчании под светом распускающихся на темнеющем западе звезд. Затем Черил, поглаживая нежный шелк подвенечного платья, мечтательно произнесла:

— Наверное, тебя уже тошнит от этой фразы, но я действительно восхищаюсь тобой, Карен.

— Когда мне надоест это слышать, я буду старше миссис Мак. Но если ты говоришь о моих деловых планах, таких, какие они есть, я не сделала ничего заслуживающего восхищения; лишь чистая удача и доброжелательность друзей позволили мне начать.

— Но это такое очаровательное дело! Старинные платья и нижнее белье — извини, фасонное белье — все это будто живое. Оно, как и люди, обладает своей историей.

— Для меня это прежде всего просто товар, — сказала Карен, прикасаясь к тормозам при виде двух ярких огоньков, вспыхнувших в свете фар. Заяц благоразумно отступил в придорожный кустарник.

— Осторожно, смотри, а ты увидела его. Ты говорила неискренне, у тебя же богатое воображение. Возьмем это подвенечное платье. Разве ты не представила себе эту несчастную девушку, которой едва исполнилось семнадцать, стоящую перед священником, — холодную как лед, потому что она венчается с мужчиной, которого боится и ненавидит...

— Какая же ты романтичная, — ласково ответила Карен. — Лишь потому, что эта дама имела счастье не потеть...

— Она ненавидела его, — настойчиво повторила Черил. — Я знаю это.

Карен молчала. Черил стала подзадоривать ее:

— Ты о чем-то думаешь. Я буквально слышу ход твоих мыслей. О чем они?

— Я вспомнила кое о чем, случившемся на прошлой неделе, — призналась Карен. — К нам пришла девушка, захотевшая померить воздушное платье, висевшее в витрине. Бледно-розовый шифон с блестками и хрустальным бисером. Оно ей очень подошло: девушка была одним из тех худеньких созданий, совсем лишенных аппетита, — но едва она надела платье на себя, как сразу же начала срывать его. Я была готова убить ее; с подобной одеждой нельзя вести себя так грубо, она слишком истонченная и нежная. Я сказала что-то грубое, ну, вообще-то не то чтобы грубое, но холодное и язвительное. А девушка выпучила на меня бледно-голубые глаза, как у дохлой рыбы: «Разве вы не чувствуете флюиды? Что-то ужасное произошло с женщиной, которая его носила. Я не возьму его, даже если вы отдадите бесплатно».

— Вот те на! — протянула пораженная Черил.

— Я решила, что она чересчур впечатлительная. И, — уверенно добавила Карен, — я и сейчас думаю так же.

— Ну хорошо. Я не пыталась предположить, что в этом деле что-то нечисто. Как говорит Тони, все имеет рациональное объяснение. Просто мои мысли об этом платье вызваны встречей с миссис Гроссмюллер и ее рассказом о своем муже. Но ведь и сама одежда может навести на какие-то мысли о тех людях, что ее носили, ведь правда? Предположим, швы были распороты и расставлены; можно сделать вывод, что женщина или была слишком бедна, чтобы купить новое платье после того, как пополнела, или же слишком тщеславна, чтобы признать, что ей нужен больший размер.

— Одежда — это историческое свидетельство, все равно что посуда и инструменты, — согласилась Карен. — Полагаю, она обладает дополнительной мистикой, потому что носившие ее люди прикасались к ней, оставили какой-то след. Историк может узнать многое о культуре эпохи по ее нарядам — не только голые факты моды, но и социальные и политические мировоззрения того времени. Одежда, которую носили женщины в конце XIX века, полностью отражала их положение: тугие корсеты, тяжелые громоздкие ткани и пышные юбки не давали тому, кто был в них одет, ни малейшей возможности заниматься какой бы то ни было полезной деятельностью.

— Ты знаешь столько мудреных слов, — сказала Черил.

В ее голосе прозвучала уклончивость, и Карен в темноте не смогла разглядеть ее лицо.

— Я не хотела... — начала она.

— Да нет, что ты, мне это нравится. — Через некоторое время Черил добавила: — Ты не говоришь со мной как с недоразвитой. Я это ценю.

На эту ночь Карен решила оставить машину на улице, а не тащить покупки от самого гаража. Ей пришлось несколько раз объехать квартал, прежде чем она нашла место, где была разрешена стоянка. Не считая отдаленных багряных зарниц у самого горизонта на западе, небо было темным; фонари дрожащими пятнами освещали мокрые мостовые.

Карен не ожидала, что они так припозднятся, поэтому не оставила зажженный свет. Когда они пробирались впотьмах по дорожке от ворот ко входной двери, коробка, которую несла Черил, выскользнула из ее рук и содержимое рассыпалось по земле.

— Черт! — воскликнула Черил. — Ну да ладно, их все равно надо будет стирать. Не вздумай помогать мне, Карен, у тебя полны руки. Как насчет освещения, чтобы я видела, что делаю?

Карен взбежала по ступеням, стараясь найти ключи, не выпуская из рук стулья и кипу белья. Черил все еще ползала вдоль деревянного бордюра, окаймляющего дорожку, когда Карен открыла дверь и шагнула в темную прихожую.

Прежде чем она успела протянуть руку к выключателю, что-то схватило ее. Нападение было настолько неожиданным, что одно потрясение от внезапности на мгновение сковало Карен — этого хватило на то, чтобы шарящие таинственные руки нащупали ее горло и сомкнулись вокруг него. Дверь захлопнулась с грохотом винтовочного выстрела, и откуда-то из глубины дома донесся неистовый приглушенный лай. Эти звуки, а также низкий хриплый шепот — это было все, что услышала Карен перед тем, как шум крови в ее ушах затопил вообще все звуки.

Когда она заставила себя открыть глаза, ее ослепил свет. Она лежала на спине, уставившись на люстру в прихожей. Рядом не было никого, кроме Александра. Он сидел в нескольких футах от нее, и, хотя его глаз, как обычно, видно не было, по его напряженной позе Карен поняла, что он пристально на нее смотрит. Когда она повернула голову, он пронзительно тявкнул и засеменил прочь.

Бегущие шаги предвестили появление Черил, бледной и запыхавшейся. Она опустилась на колени рядом с Карен.

— Черт возьми, он сбежал! С тобой все в порядке? Ты просто лежи спокойно. Я вызвала полицию; она будет с минуты на минуту.

— Не верь этому, — Карен откашлялась. — Со мной все в порядке. Помоги мне подняться.

С помощью Черил она доковыляла до гостиной и упала на диван. Черил озабоченно взглянула на нее:

— Как насчет чашки чаю?

— Как насчет чего-нибудь покрепче? — предложила Карен.

— Хорошо.

Черил отправилась на поиски горячительного, а Карен постаралась привести в порядок юбку и спутавшиеся мысли. Физическое состояние было удовлетворительным. Шишка на затылке и ссадина на горле были, похоже, максимумом причиненных ей увечий. Но по какой-то причине Карен не могла унять дрожь. Вид беспечно слонявшегося Александра ее взбесил.

Черил вернулась, держа в руках по стакану.

— Мне тоже не помешает, — заявила она, — но в отношении тебя я не так уверена. Сколько я показываю пальцев?

— Ни одного. Всеми десятью ты держишь стаканы. Я не контужена, Черил, я просто ударилась головой при падении. Со мной все в порядке, если не считать...

— Шока, — мягко сказала Черил, беря Карен за дрожащую руку. — Вот. Выпей не торопясь.

Она принесла бренди — обычное средство для обморочных дамочек. Карен ненавидела бренди, но не стала говорить об этом. Напиток подтвердил свою репутацию: после нескольких маленьких глотков у нее перестали трястись руки.

Позволив Черил забрать стакан, она откинулась на подушки. У Черил на лицо вернулась краска; до этого она походила на отбеленную нижнюю юбку. Потягивая бренди, она сказала:

— Мы произведем великолепное впечатление на полицейских — от нас обеих будет разить спиртным.

— Не думаю, что они появятся в ближайшее время. У любителей попировать в выходные как раз завершаются попойки, и мелкое ограбление не произведет впечатления на ребят в синем.

Однако не прошло и минуты, как раздался настойчивый стук в дверь, и удивленная Карен сказала:

— Столько энтузиазма! Черил, ты не...

Черил медленно поднялась.

— Я думаю... — начала она.

— Ой, подожди. Где Александр?

— Кажется, на кухне. Карен, наверное, мне следовало сказать тебе...

— Тебе лучше впустить их до того, как они вышибут дверь. Не ожидала такого рвения.

Ей следовало бы понять по настойчивости стука и колебаниям Черил, что это не полиция. Естественно, она позвонила не только в полицию, но и Марку, подумала Карен. Ведь он, в конце концов, ее брат.

Вместе с ним был еще один человек, крепкий молодой мужчина, чья испанская наследственность проступала в оливковом цвете кожи и непроницаемых черных глазах. Он был настолько красив, что в это с трудом верилось: Карен показалось, что она вот-вот увидит гримера и услышит крик режиссера: «Готовится дубль-2». Густые усы лишь частично скрывали нежные, тонко очерченные губы. Как и Марк, он был одет в джинсы и рубашку с коротким рукавом и расстегнутым воротом. В сравнении с Марком он выглядел настолько безукоризненно, что напоминал манекен. У Марка отросла однодневная щетина, а рубашка была в пятнах. Пятнах от пива, подумала Карен, вспоминая привычку Марка использовать банку с пивом как жезл, размахивая ею в воздухе, дирижируя своими аргументами, и стуча ею по столу, делая ударение. Он всегда долго извинялся, когда пиво проливалось на мебель и одежду его собеседников...

Несколько мгновений все молчали. Затем, бросив недовольный взгляд на своего молчащего приятеля, смуглый мужчина смущенно улыбнулся:

— Я Тони Кардоса...

Карен еще не полностью пришла в себя.

— Быть этого не может. Тони-фараон? Тони-рационалист? Тони, проводящий время в спорах о давних убийствах?

Улыбка Кардосы съежилась, а Марк наконец обрел голос:

— В чем дело, Карен? Он перевел взгляд на два стакана, стоящие рядом на столе, и поднял брови: — Мне следовало бы понять. Уселась тут, напилась — ты ведь всегда плохо переносила спиртное, — а ты, Черил, черт тебя побери, разве не знаешь, что нельзя давать алкоголь раненым? Возможно, она контужена, или... или...

Крик Карен оборвал его:

— Берегись! Черил, хватай его!..

Но было слишком поздно. Александр замешкался лишь на мгновение, потому что не мог решить, кого кусать первым. Его прыжок был великолепен. Вцепившись Марку в ляжку, он повис, рыча и пуская слюни, в то время как Кардоса молча таращился на это, Марк ругался, а с Черил случился приступ истерического хохота.

Вскоре прибыла полиция. Черил с позором унесла Александра. Кардоса, представившись патрульным, последовал за ней на кухню. Хмурый Марк сидел неподвижно, в то время как офицер записывал показания Карен. Величественную позу Марка лишь слегка портили обросшие щетиной щеки и подбородок да болтающийся кусок джинсовой ткани, оголяющий волосатую ногу.

Показания не заняли много времени. Карен мало что смогла добавить к голым фактам:

— Я вошла в дверь, и кто-то схватил меня за горло.

Марк проводил полицейских к выходу. После первоначальной вспышки он не заговаривал с Карен.

Оставшись одна, она задремала и очнулась, только когда услышала тихий голос Черил:

— Бедная малышка, совсем измоталась. Ее надо уложить в кровать. Марк, ты не смог бы...

Карен поспешно распахнула глаза:

— Меня не нужно нести. Марк, не смей... я слишком тяжелая...

— Ничего, я как-нибудь справлюсь.

Его улыбка вызвала в памяти одну их давнюю, почти забытую шутку. Стройное телосложение и недостающие дюймы роста заставляли многих, в том числе и Карен, в начале знакомства недооценивать железные мышцы Марка. Помимо воли стиснутые губы Карен изогнулись в ответной улыбке. Но она снова напряглась, когда Марк поднял ее на руки и прижал к себе. Его улыбка исчезла.

— Успокойся, хорошо? Я не собираюсь бесчестно пользоваться твоей беспомощностью, тем более когда меня чуть не держит за локти один сыщик...

— Я... ну... — сказал Кардоса. — Полагаю, мне пора идти.

— Пожалуйста, не надо, — пробормотала Карен. — Я хотела сказать, мне хотелось бы поговорить с вами о том, что произошло.

Марк направился вверх по лестнице, двигаясь так легко, словно нес лишь одно платье. Карен чувствовала напрягшиеся мышцы под его тонкой рубашкой, но, судя по проявленным им чувствам, он вполне мог действительно нести одно платье. «Почему я так поступила? — подавленно подумала Карен, а затем в приступе ярости: — А почему он такой сверхчувствительный?»

— Я же здесь как неофициальное лицо, — возразил Кардоса.

Он все еще стоял у лестницы, когда Марк внес Карен в ее комнату. Ее пронзительный крик заставил его броситься наверх.

— Черт возьми, в чем дело?..

— Посмотрите — только посмотрите! — воскликнула Карен. — Посмотрите, что он сделал! Все мои вещи... все кончено... столько часов я стирала и гладила...

— Пожалуйста... прекрати... лягаться, — проговорил, задыхаясь, Марк. — Я не хочу уронить тебя на...

— Поставь меня!

— Куда?

Это был резонный вопрос. Матрац был стащен с кровати, простыни и покрывала — вслед за ним. Все ящики комода и шкафа были выдвинуты, а их содержимое — или словно взбито огромной шумовкой, или беспорядочной грудой вывалено на пол.

Тяжело дыша, Кардоса прислонился к дверному косяку.

— Не пугайте меня так! — гневно сказал он. — Я знаю, что комната в беспорядке, я уже видел. И другие спальни тоже...

У Карен из глаз брызнули слезы, она уткнулась лицом Марку в плечо.

— Плакать из-за кипы белья, — покачал головой Кардоса. — Я никогда не смогу понять женщин. Только я подумал, насколько вы хладнокровны, подтруниваете надо мной, мило улыбаетесь...

— Это речь шовиниста — вот что я скажу, — оборвала его Черил. — У нее просто замедленный шок, вот так. Хотела бы я посмотреть, как вели бы себя вы, мужчины, после того, как кто-то придушил бы вас до полусмерти, напугав до потери рассудка. И более всего на вас, Тони Кардоса...

— Ну ладно, ладно, — Кардоса ласково улыбнулся ей, так, словно она была маленьким ребенком. — Кажется, мне действительно следовало ее предупредить. Да и ты, Черил, я думаю, сейчас тоже завопишь.

— Если бы ты знал, сколько времени и трудов потребовалось на то, чтобы придать этим вещам такой нарядный и красивый вид, ты проявил бы больше сочувствия. Нет, положи это; с твоей стороны очень мило предложить свою помощь, но ты делаешь только хуже.

Карен легла в постель, приведенную в надлежащий вид. Огорченно причитая, Черил принялась расправлять и разглаживать мятые вещи. Марк с суровым лицом раскинулся в удобном мягком кресле, вытянув ноги. Кардоса занял стул у письменного стола; со сплетенными руками, положив одну ногу на другую, он выглядел совсем как дома. И действительно, во всем этом был какой-то безумный уют; все пили чай, являющийся, по мнению Черил, универсальной панацеей, кроме Кардоса, держащего банку пива.

— Я не за рулем, — вполне серьезно объяснил он, — а вот Марку нельзя ни капли.

Карен чувствовала себя средневековым монархом, устроившим прием, как было принято у этих благородных господ, в собственной спальне, но еще больше — больным ребенком, которого навещают взрослые. Черил завернула ее в наименее мятую белую ночную рубашку с длинными рукавами, с рюшками на манжетах и застегнула ворот до рюшек на шее.

— Итак, он проник через окно, — сказал Марк.

— Это должно было произойти именно так. Задняя дверь была распахнута, но мы можем предположить, что он отпер ее после того, как проник в дом, — подготавливал быструю, удобную дорогу к отступлению. Замок не тронут, а вот одно из окон первого этажа было открыто.

— Глупо, — сказал Марк, глядя на Карен.

Кардоса пришел ей на помощь:

— Эти старые запоры на окнах легко открываются. Слишком плохо, что здешние жители чересчур помешаны на старине; деревянные рамы так рассохлись, что в щель между ставнями можно просунуть лом.

— Отпечатки пальцев, — сказал Марк. — Следы ног.

— Марк, мы уже двадцать раз возвращались к этому, — терпеливо произнес Кардоса. — Задний двор — сплошная трава, гравий и милая аккуратная мульча. Нигде ни пяди удобной грязи. Этот тип забрался на крышу сарая и перепрыгнул через стену. Что касается отпечатков пальцев — разумеется, их проверят, но в наши дни большинство жуликов достаточно образованы для того, чтобы носить перчатки.

— В разгар лета? Твой любимый обкурившийся подонок, который, скорее всего, даже не соображает, куда смотрит его голова?

— Что ты хочешь сказать? Что у миссис Невитт есть тайный враг, собирающийся ее задушить? — потребовал Кардоса.

Карен широко раскрыла глаза:

— Эй, подождите...

— Нет, конечно же нет, — пробормотал Марк.

— Он был один, — сказал Кардоса. — Черил видела одного человека — точнее, только тень. Если бы их было двое или больше, они могли бы... ну, возможно, они и не убежали бы. Так что это не банда. Бандам нужны телевизоры, аппаратура — подобные вещи. А этот тип перерыл все спальни, а не первый этаж. Он искал деньги или драгоценности — что-то небольшое, что легко унести и сбыть с рук. Это очевидное и разумное заключение, и, черт возьми, я не понимаю, почему ты пытаешься раздуть это во что-то большее.

— Я не пытаюсь. Я просто не понимаю почему...

Зазвонил телефон, и Марк вместо Карен снял трубку:

— Алло. Да, она здесь, но она в данный момент не может ответить. Могу я... Что? Моя фамилия Бринкли. Марк Бринкли. С кем я говорю?

В последовавшей тишине они услышали невнятное бормотание далекого голоса. Волна багрового румянца медленно захлестнула лицо Марка, начиная от шеи и до самых волос.

Карен уселась в кровати. Она уже видела подобное. Это не было признаком стыда или смущения: Марк никогда не смущался. Это была пламенная ярость.

— Дай мне трубку, — сказала она, забирая ее из его руки. — Привет, Джек.

— Я пытался дозвониться до тебя весь день. Где ты была?

— Меня не было дома.

— Ясное дело. Почему ты не отвечаешь на письма моего адвоката?

Холодный пронзительный голос, повелительный тон, как всегда, подействовали на нее. Вместо того чтобы ответить достойно, Карен униженно забормотала:

— Меня не было... я немного не в себе...

— Насколько я понял, не настолько, чтобы не иметь возможности утешиться. Со стороны Бринкли было очень неосторожно ответить на звонок в такой поздний час. В нашем штате супружеская измена по-прежнему является основанием для развода, и некоторые судьи принимают весьма суровые решения относительно алиментов.

— Но я не...

— И дело не в том, что у меня есть какие-то возражения. Будучи человеком прямым, я почувствовал себя обязанным указать на юридические трудности, которые ты можешь на себя навлечь. Лично я испытываю облегчение от того, что ты нашла защитника. Ты совершенно не способна устроить собственную жизнь самостоятельно. Со стороны Бринкли очень порядочно принять тебя назад. Некоторые мужчины могли бы отнестись более разборчиво к подержанному товару. Но он никогда не отличался привередливостью.

Его голос стал пронзительнее и громче.

— Положи трубку, — внезапно сказал Марк.

— Что? — Карен была словно заворожена. Джек продолжал говорить; его визгливый голос зазвучал истерично.

— Положи трубку.

— А...

Подчинившись, Карен вытерла руку о покрывало.

Кардоса сказал, ни к кому не обращаясь:

— Вы можете официально требовать, чтобы вас оградили от него.

Телефон зазвонил снова. Марк снял трубку. Он приготовился было бросить ее на рычажки, не отвечая, но Кардоса небрежно предложил:

— Не возражаешь, если я...

Краска гнева схлынула с лица Марка. Мрачно усмехнувшись, он передал Тони аппарат. Карен ничего не сказала. Она чувствовала себя избитой и сгорающей со стыда. Она хорошо представляла себе, что Джек сказал Марку.

— Говорит следователь Кардоса из полиции федерального округа, — объявил Кардоса. — Кто это?

Ответ прозвучал неслышно. Кардоса усмехнулся и подмигнул Карен.

— Сегодня ночью дом миссис Невитт был ограблен, а на нее совершено нападение. Откуда, вы сказали, вы звоните? Понятно. Полагаю, у вас есть свидетели, которые смогут это подтвердить?

Снова последовало невнятное бормотание. Улыбка Кардоса стала шире, показались ровные белые зубы.

— Да, уверен, что вы очень опечалены. Я передам это ей. Спокойной ночи, мистер Невитт. — Он положил трубку. — Это на него подействовало.

— Мистер Кардоса, — истово произнесла Карен, — мне кажется, я вас люблю.

— В таком случае пора начать звать меня Тони.

— Если вы закончили обмен любезностями, — сказал Марк сквозь зубы, — предлагаю вернуться к нашему делу.

— Нет никакого дела, — сказал Тони, и стало ясно, что его терпение на исходе. — По крайней мере, нет ничего, за что можно ухватиться. Если бы у нас было описание внешности...

— Я даже не видела его, — сказала Карен. — Он схватил меня сзади, а в прихожей было хоть глаза выколи.

— Вы уверены, что это был мужчина?

— Ну конечно... Нет. Нет, я не уверена ни в чем, кроме того, что у него или нее было две руки.

— Никаких отчетливых запахов? Лосьон после бритья, немытое тело... — Он взглянул на Марка. — Марихуана, алкоголь?

— Не помню.

— Вы почувствовали что-либо помимо рук? Одежду, волосы, усы, мех? Руки большие или маленькие? В мозолях?

Карен продолжала качать головой.

— Я его не видела, не чувствовала, не ощущала, не... Ой!

Тони быстро выпрямился:

— Что?

— Я его слышала, — медленно проговорила Карен. — Он шептал. Прямо мне в ухо, одни и те же слова, словно пластинка: «Где это, где это, где это?»