Глава десятая. Шальной бладжер

После катастрофы с эльфами профессор Локхарт больше не приносил в класс живых тварей. Вместо этого он читал им выдержки из своих книг, а некоторые наиболее драматические отрывки подчас изображал в лицах и помочь ему в этих инсценировках обычно вызывал Гарри; за это время Гарри пришлось сыграть простого трансильванского крестьянина, которого Локхарт вылечил от Пузырчатого Проклятья, простуженного снежного человека и вампира, который после того, как с ним разобрался Локхарт, не мог есть ничего, кроме салата латука.

На следующем уроке по защите от Темных Сил Локхарт опять выставил Гарри перед классом, на этот раз в качестве оборотня. Если бы Гарри не было очень нужно удерживать Локхарта в добром расположении духа, он бы отказался.

«Отличный громкий вой, Гарри… в точности такой… и тогда, если вы только поверите, я бросился… вот так… прижал его к полу… так что одной рукой я его удерживал… а другой рукой я приставил ему к горлу палочку… и я собрал остатки сил и сотворил чрезвычайно сложное заклинание очеловечивания, а он издал жалобный стон – давай, Гарри… выше… хорошо… – шерсть исчезла… клыки втянулись… и он снова обратился в человека. Просто, но эффективно… и таким образом ещё одна деревня всегда будет меня помнить как героя, навсегда освободившего её от ежемесячного страха перед нападением оборотня». Зазвенел звонок, и Локхарт поднялся на ноги.

«Домашнее задание: сочините стихотворение о том, как я одержал победу над оборотнем Огга-Огга! Автору лучшего я вручу подписанный мной экземпляр 'Чудесного меня'». Все начали расходиться. Гарри вернулся на задний ряд, где ждали Рон и Эрмиона.

«Готовы?» – спросил шёпотом Гарри.

«Погодите, пока все уйдут, – нервно сказала Эрмиона. – Всё, пора…» Она приблизилась к столу Локхарта, плотно сжимая в руке клочок бумаги; Гарри и Рон шли прямо позади.

«Э… профессор Локхарт? – запинаясь, начала Эрмиона. – Я бы хотела… хотела взять в библиотеке эту книгу. Чтобы почитать дополнительно, – она протянула бумажку; её рука слегка подрагивала. – Но всё дело в том, что она в Запретном Отделе, поэтому нужно, чтобы за неё расписался учитель… Я уверена, что она поможет мне лучше понять то, что вы говорите в „Заклинании зомби“ про медленно действующие яды».

«А, „Заклинание зомби“! – воскликнул Локхарт, беря у Эрмионы записку и широко улыбаясь. – Моя самая любимая книга. Она тебе понравилась?»

«О, да, – серьёзно ответила Эрмиона. – Вы его так ловко поймали с помощью чайного ситечка…»

«Ну, я уверен, никто не станет возражать, если я окажу лучшей ученице года небольшую дополнительную помощь, – тепло заметил Локхарт, извлекая огромное павлинье перо. – Как оно мило смотрится, не правда ли? – спросил он, неверно истолковав пронзительный взгляд Рона. – Обычно я его использую, чтобы подписывать книги». Он соорудил на бумажке неимоверную петлистую подпись и вернул её Эрмионе.

«Кстати, Гарри, – обратился к нему Локхарт, в то время как Эрмиона дрожащими пальцами сворачивала записку и опускала её в сумку. – Помнится, завтра первый в сезоне матч по квиддитчу? Гриффиндор против Слитерина, не так ли? Слышал, ты – игрок небесполезный. Я ведь тоже был ловцом. Меня приглашали в национальную сборную, но я предпочёл посвятить жизнь искоренению Темных Сил. Однако если ты почувствуешь потребность в небольшой частной тренировке, не постесняйся обратиться. Всегда рад поделиться опытом с менее искусными игроками…» Гарри промычал нечто нечленораздельное и поспешил за Роном и Эрмионой.

«Невероятно, – сказал он, когда они втроём изучали подпись на бумажке. – Он даже не посмотрел, какую книгу мы хотим».

«Потому что он чучело безмозглое, – заявил Рон. – Но кому какое дело, если у нас есть то, что нужно…»

«Он не безмозглое чучело», – резко сказала Эрмиона, в то время как они спешили в сторону библиотеки.

«Только потому, что он назвал тебя лучшей ученицей года…» Войдя в приглушённый покой библиотеки, они понизили голос. Мадам Пинс, библиотекарша, была сухой, раздражительной женщиной, похожей на недокормленного стервятника.

«Самые сильнодействующие снадобья?» – подозрительно повторила она, пытаясь забрать у Эрмионы записку, но Эрмиона её не выпускала.

«А нельзя ли мне её оставить?» – с замиранием в голосе попросила она.

«Да ладно тебе, – Рон выхватил у неё из руки бумажку и протянул мадам Пинс. –

Получим мы для тебя ещё один автограф. Локхарт подпишет всё, что хотя бы немного полежит неподвижно». Мадам Пинс посмотрела записку на просвет, словно пытаясь установить – не подделка ли это, но проверка подтвердила подлинность. Тогда она двинулась к стеллажам и через несколько минут вынесла большую заплесневелую книгу. Эрмиона бережно положила её к себе в сумку, и они ушли, стараясь идти не слишком быстро и выглядеть не слишком виноватыми. Ещё через пять минут они вновь забаррикадировались в неисправном туалете Мрачной Миртл. Эрмиона пресекла возражения Рона тем соображением, что это последнее место, куда пойдет кто-либо в здравом уме, и поэтому им гарантировано уединение. Мрачная Миртл шумно рыдала в своей кабинке, но они не обращали внимания на неё, а она на них. Эрмиона аккуратно открыла

«Самые сильнодействующие снадобья», и все трое склонились над пятнистыми от сырости страницами. Уже с первого взгляда было понятно, почему книга спрятана в Запретном отделе. Некоторые из снадобий имели невыразимо ужасный эффект, что было наглядно показано на нескольких отталкивающих иллюстрациях, на одной из которых был изображён человек, по всей видимости, выгоревший изнутри, и ведьма с несколькими парами шевелящихся рук, растущих из головы, как у осьминога.

«Вот оно», – возбужденно воскликнула Эрмиона, найдя страницу, озаглавленную 'Многосущное зелье'. Она была украшена изображениями людей, наполовину превратившихся в других. Гарри от всей души надеялся, что художник сам додумал выражение сильной боли на их лицах.

«Это самое сложное зелье, какое я только видела, – определила Эрмиона после того, как они изучили рецепт. – Муха-златоглазка, пиявки, ложная болотная мята и спорыш, – бормотала она, водя пальцем по списку ингредиентов. – Ладно, их найти легко, они есть в студенческой кладовке, мы можем взять… О-о-о, истолчённый рог двурога – не знаю, как мы его добудем… кусочки кожи змеи бумсланга… Это тоже будет трудно… так, и ещё частичка того, в кого мы хотим превратиться».

«Пардон? – завёлся Рон. – О чём это ты говоришь? – Частичка того, в кого мы хотим превратиться? Я не стану пить ничего, в чём будут плавать ногти Крабба…»

Но Эрмиона продолжала, будто не слыша.

«Но нам пока не нужно беспокоиться об этом, потому что эти частицы мы добавим в последнюю очередь…» Рон молча обернулся к Гарри, которого волновало другое.

«Ты понимаешь, как много всего мы собираемся стащить, Эрмиона? Кусочки кожи бумсланга – это уж точно не из студенческого хранилища. Нам что же, взломать личную кладовую Снэйпа? Мне это не кажется хорошей идеей…» Эрмиона захлопнула книгу.

«Ну, если вы струсили, отлично, – на её щеках проступили ярко-розовые пятна, а глаза засияли ярче обычного. – Вы знаете, я не хочу нарушать правила. По-моему, угрожать магглорождённым намного хуже, чем сварить сложное зелье. Но если вы не желаете знать, Малфой ли это, я прямо сейчас отправляюсь к мадам Пинс и возвращаю книгу обратно…»

«Не думал, что когда-нибудь настанет день, когда ты станешь убеждать нас нарушить правила, – заметил Рон. – Хорошо, мы сделаем это. Но только не ногти, идёт?»

«Сколько времени нужно, чтобы сварить его?» – спросил Гарри, когда повеселевшая Эрмиона вновь открыла книгу.

«Ну, поскольку ложную мяту надо собирать при полной луне, а златоглазки должны томиться двадцать один день… я бы сказала, что будет готово примерно через месяц, если нам удастся раздобыть все ингредиенты».

«Месяц? – ужаснулся Рон. – Да за это время Малфой сможет напасть на половину магглорождённых в школе! – но, поскольку глаза Эрмионы опять опасно сузились, он быстро добавил. – Но это лучший план, который мы имеем, так что полный вперед!» Однако пока Эрмиона проверяла, чисто ли на горизонте, чтобы они могли выйти из туалета, Рон прошептал Гарри:

«Всё станет значительно проще, если завтра ты просто собьёшь Малфоя с метлы». В воскресенье утром Гарри проснулся рано и некоторое время лежал, думая о надвигающемся матче. Нервничал он в основном от мысли, что скажет Вуд, если Гриффиндор проиграет, а также от того, что придётся выступать против команды, имеющей самые быстрые метлы, какие только можно купить. Ему никогда ещё так сильно не хотелось победить Слитерин. В этих мучениях он полчаса полежал, поднялся, оделся и спозаранку спустился к завтраку, где за длинным пустым столом застал остальную часть команды Гриффиндора. Все выглядели напряжёнными и молчали.

Когда стукнуло одиннадцать часов, вся школа начала стекаться к стадиону. День был тёплый и влажный, в воздухе чувствовалась приближающаяся гроза. Рон и Эрмиона подбежали к Гарри пожелать ему удачи, когда он входил в раздевалку. Команда надела ярко-красную форму и расселась послушать обычное напутствие Вуда перед матчем.

«У Слитерина мётлы лучше, чем у нас, – начал он. – Отрицать это бессмысленно. Но на наших мётлах сидят лучшие люди. Мы тренировались упорней, чем они, мы летали в любую погоду… („Да уж – совсем в любую, – пробормотал Джордж Висли. – Я с сентября просохнуть не могу“) …и мы ещё заставим их пожалеть о том дне, когда они позволили это мелкому слизняку Малфою купить себе место в их команде».

С выпятившейся от избытка чувств грудью Вуд обратился к Гарри.

«Тебе, Гарри, предстоит показать им, что ловец должен иметь что-то большее, чем богатого папашу. Добудь этот снитч раньше Малфоя или погибни, пытаясь сделать это, Гарри, потому что сегодня мы обязаны, обязаны выиграть».

«Никакого нажима, Гарри», – подмигнул ему Фред.

Когда они вышли на поле, их приветствовали громогласные крики; в основном это были приветствия, потому что Рэйвенкло и Хаффлпаффу тоже не терпелось увидеть Слитерин поверженным, но и сидевшие на трибунах слитеринцы достаточно громко свистели и улюлюкали. Мадам Хуч, тренер по квиддитчу, пригласила Флинта и Вуда пожать друг другу руки, что они и сделали, оделив друг друга угрожающими взглядами и пожимая руки намного крепче, чем было необходимо.

«По моему свистку, – крикнула мадам Хуч. – Три… два… один…» При подбадривающих криках трибун четырнадцать игроков взмыли в свинцовое небо. Гарри взлетел выше них и оглядывался, ища снитч.

«Как там у тебя, Шрамоголовый?» – прокричал Малфой, проносясь под ним для того, чтобы продемонстрировать скорость своей метлы. У Гарри не было времени ответить. В этот самый момент тяжёлый чёрный бладжер рванулся к нему; он с таким трудом избежал столкновения, что почувствовал, как бладжер, пролетев, взъерошил его волосы.

«Едва не попал, Гарри!» – крикнул Джордж, пролетевший мимо с битой в руке, готовый отбить бладжер обратно в сторону Слитерина. Гарри увидел, что Джордж как следует врезал по бладжеру, отправив его в сторону Адриана Пьюси, но бладжер в середине полета изменил направление и вновь помчался к Гарри. Гарри быстро снизился, чтобы увернуться, и Джордж ухитрился с силой отбить бладжер в сторону Малфоя. Но он снова отклонился от курса и бумерангом устремился в голову Гарри. Гарри набрал скорость и полетел к другому концу поля. Он слышал свист бладжера позади. Что происходит? Бладжеры ещё никогда так не приставали к одному игроку; их задачей было сбросить с мётел как можно больше людей…

У другого конца поля бладжер уже поджидал Фред Висли. Гарри увернулся, и Фред изо всех сил ударил по бладжеру; бладжер был сбит с курса.

«Готов!» – крикнул довольный Фред, но он ошибся; бладжер снова погнался за Гарри, словно его притягивало магнитом, и Гарри пришлось удирать на полной скорости. Пошёл дождь; Гарри почувствовал, как падают на лицо и расплываются на очках тяжёлые капли. У него не было ни малейшего понятия о том, как идёт игра, до тех пор, пока не услышал, как Ли Джордан, комментировавший матч, объявил:

«Шестьдесят – ноль, Слитерин впереди…» Было ясно, что превосходные мётлы Слитерина делали своё дело, в то время как обезумевший бладжер старался сбить Гарри. Фред и Джордж теперь летели по обе стороны так близко к нему, что Гарри не мог видеть ничего, кроме их машущих рук, так что у него не было шанса даже увидеть снитч, не говоря уже о том, чтобы его поймать.

«Кто-то… потрудился… над… этим… бладжером…» – хмыкнул Фред, со всей силы махнув битой, когда тот предпринял очередную атаку на Гарри.

«Нам нужен тайм-аут», – заявил Джордж, пытаясь одновременно подать Вуду знак и помешать бладжеру сломать Гарри нос. Вуд, видимо, понял. Мадам Хуч дала свисток, и Гарри, Фред и Джордж спикировали к земле, всё ещё пытаясь увернуться от сумасшедшего бладжера.

«Что происходит? – спросил Вуд, когда гриффиндорцы сгрудились вместе, в то время как слитеринцы отпускали язвительные замечания. – Нас разносят. Фред, Джордж, вы где были, когда бладжер помешал Ангелине забить?»

«Мы были в двадцати футах над ней, Оливер, мешая другому бладжеру прикончить Гарри, – со злостью ответил Джордж. – Кто-то его настроил – он не отпускает Гарри. Всю игру он ни к кому другому и не подлетел. Наверное, слитеринцы что-то с ним сделали».

«Но бладжеры с нашей последней тренировки были у мадам Хуч под замком, и с ними тогда всё было в порядке…» – занервничал Вуд. К ним направлялась мадам Хуч. Гарри видел через её плечо, что слитеринцы кривляются и указывают в его сторону.

«Послушайте, – сказал Гарри, пока она приближалась, – если вы двое всё время будете летать вокруг меня, то я поймаю снитч, если только он сам залетит ко мне в рукав. Присоединяйтесь к остальной команде и дайте мне самому справиться с этим ненормальным».

«Не валяй дурака, – возразил Фред. – Он тебе башку снесёт». Вуд переводил взгляд с Гарри на Висли.

«Оливер, это безумие! – яростно воскликнула Алисия Спиннет. – Ты не можешь оставить Гарри один на один с ним. Давай потребуем расследования».

«Если мы сейчас остановимся, то проиграем матч! – сказал Гарри. – А мы не сдадимся Слитерину только из-за безумного бладжера! Ну же, Оливер, скажи им, чтобы оставили меня».

«Всё это твоих рук дело, – крикнул Вуду Джордж. – 'Добудь снитч или погибни', что за глупость…» Тут к ним подошла мадам Хуч.

«Готовы продолжить игру?» – спросила она у Вуда. Вуд глянул на решительное выражение лица Гарри.

«Хорошо, – сказал он. – Фред, Джордж, вы слышали Гарри – оставьте его в покое и предоставьте ему управляться с бладжером в одиночку». Дождь пошёл сильнее. По свистку мадам Хуч Гарри с силой оттолкнулся от земли и моментально услышал позади предательский свист бладжера. Гарри поднимался всё выше и выше; он петлял и пикировал, вертелся спиралью, нарезал зигзаги и делал бочки. Хотя у него слегка кружилась голова, он, тем не менее, держал глаза открытыми; дождь стучал по очкам и затекал в нос, когда он висел вниз головой, уворачиваясь от очередного отчаянного пике бладжера. С трибун слышался смех, он понимал, что, должно быть, выглядит очень потешно, но расшалившийся бладжер имел порядочный вес и не мог менять направление так же быстро, как Гарри. Гарри понёсся вокруг стадиона, как по американским горкам, поглядывая сквозь серебристую завесу дождя на ворота, где Адриан Пьюси пытался пройти Вуда. Свист возле уха подсказал Гарри, что бладжер опять пролетел мимо; он резко развернулся и понёсся в обратном направлении.

«Для балета тренируешься, Поттер? – крикнул Малфой, когда Гарри был вынужден сделать в воздухе дурацкий пируэт, чтобы уйти от бладжера. Гарри полетел дальше, а бладжер повис в нескольких футах у него на хвосте; и в этот самый момент, со злостью оглянувшись на Малфоя, он увидел то, что искал – Золотой снитч. Снитч висел в нескольких дюймах от левого уха Малфоя, но тот, занятый высмеиванием Гарри, его не заметил. Какую-то крохотную долю секунды Гарри помедлил, не решаясь ринуться на Малфоя, так как тот мог глянуть вверх и увидеть снитч. БАМ! Он задержался на месте на одно мгновение дольше, чем следовало. Бладжер в конце концов догнал его и ударил по локтю, и Гарри почувствовал, что рука сломана. Как в тумане, ослеплённый жгучей болью в руке, он скользнул в сторону по мокрому от дождя помелу, цепляясь за него одним коленом. Его правая рука бесполезно повисла – бладжер ринулся в следующую атаку, на этот раз прямо в лицо – Гарри отвернул в сторону; в его затуманенном мозгу отложилась только одна мысль – добраться до Малфоя. Сквозь пелену дождя и боли он спикировал на белеющее под ним ухмыляющееся лицо и увидел, как расширились от страха глаза Малфоя: тот думал, что Гарри его атакует.

«Какого…» – выдохнул он, откачнувшись в сторону. Гарри убрал здоровую руку с помела и совершил дикий бросок; он почувствовал, что его пальцы сомкнулись на холодном снитче, но теперь он висел на метле на одних только ногах. С трибун донеслись крики, когда он стал пикировать прямо на землю, изо всех сил стараясь не потерять сознание. С громким плеском он плюхнулся в грязь и скатился с метлы. Одна его рука висела под странным углом, издалека он сквозь боль слышал свист и крики. Он сконцентрировался на зажатом в здоровой руке снитче.

«А-а, – невнятно произнес он. – Мы выиграли». И потерял сознание.

Когда он пришёл в себя, в лицо ему лил дождь, он всё ещё лежал на поле, а над ним кто-то склонился. Он увидел блеск зубов.

«О нет, только не это», – простонал он.

«Он не понимает, что говорит, – громко объявил Локхарт собравшейся вокруг них толпе взволнованных гриффиндорцев. – Не стоит беспокоится, Гарри. Я вправлю тебе руку».

«Нет! – крикнул Гарри. – Пусть будет, как есть, спасибо…» Он попытался сесть, но боль была ужасной. Рядом раздался знакомый щелчок.

«Колин, такая фотография мне не нужна», – громко сказал он.

«Ложись, Гарри, – настаивал Локхарт. – Это простое заклинание, я использовал его сотни раз…»

«Почему бы мне просто не пойти в лазарет?» – сжав зубы, спросил Гарри.

«И впрямь стоило бы, профессор, – заметил вымазанный в грязи Вуд, с трудом сдерживая улыбку, хотя его ловец и получил травму. – Отлично поймал, Гарри, это смотрелось! Твой лучший бросок, я бы сказал…» Сквозь скопление ног Гарри заметил Фреда и Джорджа Висли, загонявших разбушевавшийся бладжер в ящик. Тот всё ещё оказывал ожесточённое сопротивление.

«Расступитесь», – потребовал Локхарт, закатывая нефритово-зелёные рукава.

«Нет, не надо…» – слабо проговорил Гарри, но Локхарт покрутил своей палочкой и секунду спустя направил её прямо на руку Гарри.

Странное и неприятное ощущение возникло у Гарри в плече и распространилось до кончиков пальцев. Он чувствовал себя так, будто его руку расплющили. Он не решался посмотреть на то, что получилось. Он закрыл глаза и отвернулся в сторону от руки, но его худшие подозрения подтвердились тем, что все вокруг ахнули, а Колин Криви неистово защёлкал камерой. Рука больше не болела, но он и не чувствовал её как свою руку.

«Ах, – бросил Локхарт. – Да, иногда такое бывает. Но суть в том, что кости больше не сломаны. Это и надо принять во внимание. Так что, Гарри, идите потихоньку в лазарет – а вы, мистер Висли, мисс Грангер, вы разве не проводите его?… И тогда мадам Помфрей сможет… гм… немножко подправить руку». Когда Гарри поднялся на ноги, он почувствовал, что его странно перекосило. Глубоко вздохнув, он посмотрел на свою правую сторону. То, что он увидел, едва не заставило его снова потерять сознание. Из рукава выглядывало нечто, выглядящее как толстая, телесного цвета, резиновая перчатка. Он попробовал пошевелить пальцами. Ничего не получилось. Локхарт не срастил кости Гарри. Он их удалил. Мадам Помфрей это совершенно не понравилось.

«Тебе нужно было идти прямо ко мне! – рассердилась она, поднимая печальный искалеченный остаток того, что ещё полчаса назад было работоспособной рукой. – Я могу срастить кости за секунду… но срастить именно кости…»

«Но вы ведь сможете, правда?» – в отчаянии спросил Гарри.

«Смогу, конечно, но будет больно, – мрачно отрезала мадам Помфрей, бросая Гарри пижаму. – Тебе придётся провести здесь ночь…» Эрмиона ожидала за занавеской, пока Рон помогал Гарри влезть в пижаму.

Потребовалось некоторое время, чтобы засунуть резиновую бескостную руку в рукав.

«И как ты можешь защищать Локхарта, а, Эрмиона? – спросил Рон сквозь занавеску, проталкивая мягкие пальцы через манжет. – Если бы Гарри захотел остаться без костей, то попросил бы».

«Ошибку может сделать кто угодно, – сказала Эрмиона. – А рука уже больше не болит, ведь правда, Гарри?»

«Да, – ответил Гарри, забираясь в постель, – Она вообще уже больше ничего не делает». Он откинулся на постели, и его рука бесполезно шлёпнулась рядом. Эрмиона и мадам Помфрей зашли за занавеску. Мадам Помфрей держала большую бутыль с жидкостью и этикеткой 'Скелерост'.

«Тебе предстоит прескверная ночка, – объявила она, наливая стакан дымящейся жидкости и протягивая ему. – Отращивание костей – пренеприятное занятие».

Таким же занятием оказался и прием «Скелероста». Он обжёг Гарри рот и глотку, заставив его задохнуться и закашляться. Продолжая выражать своё возмущение по поводу опасных игр и бездарных учителей, мадам Помфрей удалилась, оставив Рона и Эрмиону помогать Гарри проглотить немного воды.

«И всё-таки мы выиграли, – ухмыльнулся Рон. – Всё благодаря твоему броску. Лицо Малфоя… казалось, он сейчас убьёт…»

«А мне бы хотелось знать, как он перестроил тот бладжер», – мрачно произнесла Эрмиона.

«Можно добавить это к списку вопросов, которые мы зададим ему, когда примем многосущное зелье, – предложил Гарри, снова откидываясь на подушки. – Надеюсь, на вкус оно лучше, чем эта пакость…»

«Это при том, что в нем плавают куски слитеринцев? Ты, верно, шутишь», – сказал Рон. В этот момент дверь в лазарет распахнулась, и грязная, насквозь промокшая, ввалилась гриффиндорская команда – смотреть на Гарри.

«Невероятный вираж, Гарри, – сказал Джордж. – Я только что видел, как Маркус Флинт орёт на Малфоя. Что-то вроде того, что снитч висел у него над носом, а он не заметил. Малфой не выглядел чересчур счастливым». Они принесли пирожные, сладости и бутылки с тыквенным соком; все собрались вокруг кровати Гарри и только начали было обещавшую стать очень весёлой вечеринку, как на них обрушился шторм в лице мадам Помфрей, кричащей:

«Этому мальчику надо отдохнуть, ему предстоит отрастить тридцать три кости! Вон! Вон!» И Гарри был оставлен в одиночестве, теперь уже нечему было отвлечь его от пронизывающей боли в искалеченной руке.

Много часов спустя Гарри внезапно проснулся в кромешной тьме и взвыл от боли: ему показалось, что рука наполнилась большими осколками. С секунду он думал, что это и разбудило его, но затем со страхом понял, что кто-то в темноте протирает ему подбородок.

«Убирайся! – громко крикнул он, и затем: – Добби!» Из темноты на Гарри глядели выпученные глаза домашнего эльфа, каждый величиной с теннисный мяч. По его острому носу сползала одинокая слезинка.

«Гарри Поттер вернулся в школу, – с несчастным видом прошептал тот. – Добби предупреждал и предупреждал Гарри Поттера. Ах, сэр, почему же вы не послушали Добби? Почему Гарри Поттер не вернулся домой, когда не попал на поезд?» Гарри приподнялся на подушках и оттолкнул губку Добби.

«Что ты тут делаешь? – спросил он. – И откуда ты знаешь, что я не попал на поезд?» Губы Добби задрожали, и Гарри охватило внезапное подозрение.

«Так это ты! – медленно произнес он. – Ты помешал барьеру нас пропустить!»

«Так оно и было, сэр, – неистово закивал Добби, хлопая ушами. – Добби прятался и наблюдал за Гарри Поттером, и запер проход. Добби пришлось потом прижечь свои руки утюгом, – и он продемонстрировал Гарри десять длинных перевязанных пальцев. – Но Добби больше не волновался, сэр, так как он думал, что Гарри Поттер в безопасности. Добби даже и предположить не мог, что Гарри Поттер попадет в школу другим способом!» Он покачался вперед-назад, тряся своей уродливой головой.

«Добби был так шокирован, когда услышал, что Гарри Поттер вернулся в Хогвартс, что пережарил обед хозяина! Такой порки Добби ещё не получал, сэр!» Гарри снова откинулся на подушки.

«Из-за тебя меня с Роном чуть не исключили, – с негодованием сказал он. – Лучше тебе убраться отсюда, пока мои кости не отросли, Добби, или я тебя придушу». Добби слабо улыбнулся.

«Добби привык к смертельным угрозам, сэр. Добби получает их по пяти раз на дню». Он высморкался в угол своей грязной наволочки, выглядя до того жалко, что Гарри почувствовал, что, помимо его воли, гнев его схлынул.

«Добби, почему ты носишь эту штуку?» – поинтересовался он.

«Эту, сэр? – Добби дёрнул за свою наволочку. – Это знак рабства домашнего эльфа, сэр. Добби сможет освободиться, если его хозяева подарят ему новую одежду, сэр. А семья никогда не даст Добби даже носок, сэр, потому что тогда он будет свободен и покинет их дом навсегда». Добби промокнул свои выпученные глаза и внезапно выдал:

«Гарри Поттер должен отправиться домой! Добби думал, что его бладжера хватит, чтобы…»

«Твоего бладжера? – крикнул Гарри, снова чувствуя, как в нём поднимается гнев. – Что ты имеешь в виду? Ты заставил тот бладжер попытаться меня убить?»

«Не убить, сэр, ни в коем случае не убить! – воскликнул шокированный Добби. – Добби хочет только спасти жизнь Гарри Поттеру! Лучше быть отправленным домой с серьёзной травмой, чем оставаться здесь, сэр! Добби только хотел, чтобы Гарри Поттер получил достаточно серьёзную травму, чтобы его отправили домой!»

«А, так только и всего? – со злостью откликнулся Гарри. – Не думаю, что ты мне скажешь, почему тебе хотелось, чтобы меня отправили домой по частям?»

«Ах, если бы Гарри Поттер только знал! – простонал Добби, роняя ещё несколько слезинок на свою дырявую наволочку. – Если бы он только знал, что он значит для нас, униженных и порабощённых, отбросов магического мира! Добби помнит, что было, когда Тот-Кого-Нельзя-Называть-По-Имени был на вершине власти, сэр! С нами, домашними эльфами, обращались как с насекомыми, сэр! Конечно, с Добби и сейчас так обращаются, сэр», – признал он, утирая лицо наволочкой.

«Но в основном, сэр, жизнь для нашего брата стала лучше с тех пор, как вы одержали победу над Тем-Кого-Нельзя-Называть-По-Имени. Гарри Поттер выжил, сила Темного Властелина пошатнулась, и наступил новый рассвет, сэр, и Гарри Поттер засиял, как маяк надежды для тех, кто думал, что чёрные дни никогда не закончатся, сэр… А теперь в Хогвартсе должны произойти ужасные вещи, возможно, они уже творятся, и Добби не может допустить, чтобы Гарри Поттер оставался здесь теперь, когда история должна повториться, когда Потайная Комната открылась ещё раз…» Добби застыл, поражённый ужасом, затем схватил со столика у кровати кувшин с водой и стукнул им себя по голове, после чего опрокинулся и скрылся из виду. Через секунду он вскарабкался обратно на кровать со сведёнными в точку глазами, бормоча:

«Плохой Добби, очень плохой Добби…»

«Так Потайная Комната существует? – прошептал Гарри. – И ты сказал, что она открывалась раньше? Рассказывай, Добби!» Он ухватил эльфа за костлявую ручонку, когда тот снова потянулся к кувшину:

«Но я же не магглорождённый – чем мне может угрожать Комната?»

«Ах, сэр, не спрашивайте больше, не спрашивайте больше у бедного Добби, – пролепетал эльф, и его глаза в темноте расширились ещё больше. – Тёмные дела вершатся в этом месте, но Гарри Поттер не должен быть здесь, когда они свершатся – отправляйся домой, Гарри Поттер, отправляйся домой. Гарри Поттер не должен быть в этом замешан, сэр – это слишком опасно…»

«Кто это, Добби? – спросил Гарри, крепко держа Добби за руку, чтобы не дать тому снова стукнуться кувшином. – Кто её открыл? Кто открыл её в прошлый раз?»

«Добби не может, сэр, Добби не может, Добби не должен говорить! – завизжал эльф. – Отправляйся домой, Гарри Поттер, отправляйся домой!»

«Никуда я не отправлюсь! – яростно крикнул Гарри. – Моя лучшая подруга – магглорожденная – она будет первой, если Комната действительно открыта…»

«Гарри Поттер рискует собственной жизнью ради друзей! – простонал Добби в печальном экстазе. – Такой благородный! Такой храбрый! Но он должен спасти себя, он должен, Гарри Поттер не должен…» Добби внезапно замер и зашевелил ушами. Гарри тоже услышал. В коридоре снаружи послышались шаги.

«Добби должен идти!» – в ужасе выдохнул эльф. Раздался громкий треск, и в руке у Гарри остался только воздух. Откинувшись на кровати, он уставился на тёмную дверь лазарета – а шаги всё приближались.

В следующий момент в спальню вошёл Дамблдор, одетый в длинный шерстяной халат и ночной колпак. Он держал за верхнюю часть что-то похожее на статую. Через секунду появилась профессор Мак-Гонагалл, держа статую за ноги. Вместе они взвалили это на кровать.

«Позовите мадам Помфрей», – прошептал Дамблдор, и профессор Мак-Гонагалл быстро прошла куда-то за кровать Гарри. Гарри замер, притворяясь спящим. Он услышал напряжённые голоса, затем в поле зрения снова появилась профессор Мак-Гонагалл, за ней вплотную шла мадам Помфрей, накидывая платок поверх ночной рубашки. Он услышал резкий вздох.

«Что случилось?» – шепнула Дамблдору мадам Помфрей, нагибаясь над статуей, лежавшей на кровати.

«Ещё одно нападение, – ответил Дамблдор. – Минерва нашла его на лестнице».

«Рядом с ним была кисть винограда, – сказала профессор Мак-Гонагалл. – Мы думаем, он пытался пробраться сюда, чтобы навестить Поттера». Желудок Гарри пронзил ужасный спазм. Медленно и осторожно он приподнялся на несколько дюймов, чтобы взглянуть на статую на кровати. Луч лунного света пересекал неподвижное лицо. Это был Колин Криви. Глаза его были широко раскрыты, руки сжимали камеру.

«Окаменел?» – прошептала мадам Помфрей.

«Да, – подтвердила профессор Мак-Гонагалл. – Но я содрогаюсь при одной мысли… Если бы Албус не спустился по лестнице за горячим шоколадом – кто знает, что бы могло…»

Все трое уставились на Колина. Затем Дамблдор нагнулся и вытащил из застывшей руки Колина фотоаппарат.

«Вы думаете, он мог сфотографировать нападавшего?» – поинтересовалась профессор Мак-Гонагалл. Дамблдор не ответил. Он открывал крышку аппарата.

«Ой!» – вскрикнула мадам Помфрей. Из камеры со свистом вырвалась струя пара. До Гарри, лежавшего тремя кроватями дальше, донёсся резкий запах горелого пластика.

«Расплавилась, – с удивлением констатировала мадам Помфрей. – Вся расплавилась…»

«Что это означает, Албус?» – настойчиво спросила профессор Мак-Гонагалл.

«Это означает, – ответил Дамблдор, – что Потайная Комната и в самом деле снова открылась». Мадам Помфрей прижала руку ко рту. Профессор Мак-Гонагалл не сводила глаз с Дамблдора.

«Но, Албус… кто же…?»

«Вопрос не в том, кто, – сказал Дамблдор, глядя на Колина. – Вопрос в том, как…» По той части лица профессора Мак-Гонагалл, которая выступала из тени, Гарри заключил, что она поняла в этом не больше чем он.