"Другое утро" - читать интересную книгу автора (Макарова Людмила)

Глава 5

Считается, что в жару Москва пустеет. Но то ли потому, что лето только-только началось и такой жары никто не ожидал, то ли потому, что старшеклассники еще сдавали выпускные, улицы были битком набиты машина ми, а метро – народом. Обидно, что удовольствие от мягкого весеннего тепла так быстро и незаметно сменяется ленивым отупением от жестокого летнего пекла!

Максим, новая редактор Екатерина Михайловна и секретарь Настенька разместились вокруг Ирининого стола кто где. Настенька сутулилась в углу за компьютером, Екатерина Михайловна, как примерная ученица, держала наготове ручку и смотрела начальнице прямо в глаза, а Максим взгромоздился на подоконник и раскачивал своими длиннющими ногами. Они верстали план на второе полугодие.

Ира смотрела на список с названиями книг, авторами и датами и ничего не понимала. Было одиннадцать утра, но ей казалось, что этот безразмерный день никогда не начинался и никогда не кончится. Ночью город отдавал накопленный за день жар и плавил в постели, не давая уснуть. А рано утром она отбывала вахту в оздоровительном центре – тренажеры, бассейн, массаж. Оздоровлять ей было нечего – все и так более-менее в порядке, но процедуры полагались для бодрости и красоты. Правда, сейчас Ира подозревала, что пара часов хорошего сна добавили бы ей куда больше бодрости, чем все оздоровительные центры Москвы, вместе взятые. Вместо того чтобы еще раз внимательно просмотреть список, Ира мечтала о кондиционере, но пока ей это не по карману. Это ж целая тысяча долларов! А может, все-таки поставить кондиционер? Почему она, в самом деле, вечно боится потратить лишнее? Завтра же нужно заказать кондиционер, а то не работа, а сплошное мучение. Какая-то тысяча долларов – и о жаре можно забыть. Но ведь одного кондиционера мало, не может же она себе установить, а в общую комнату нет. А это уже две тысячи долларов…

Все томились от жары, молчали и ждали, пока Ира выразит свое начальственное мнение по поводу лежащего перед ней проекта плана. Так и не решив, может ли она позволить себе кондиционер, Ира уже хотела подмахнуть бумагу и на том закончить никчемное совещание, результат которого заранее всем известен, но наткнулась на новую фамилию автора. Вернее, новой эта фамилия была только для их списка, а вообще-то этот автор отличался удивительной плодовитостью и популярностью, совершенно не следовавшей из его дурацких, якобы детских стишков.

– Откуда здесь Аркадий Степ? – вежливо спросила она у Екатерины Михайловны, которая пришла к ним работать три дня назад и к составлению этого плана никакого отношения не имела.

Пожилая редакторша, обманутая Ириным ласковым тоном, обрадовалась возможности высказать свое слово и затараторила:

– Ой, Ирина Сергеевна! Это такая удача, такая удача!

По-настоящему популярный автор. И по радио он. И по телевидению. Я вчера видела по первой программе его детскую передачу.

– Екатерина Михайловна, – еще вежливее и еще тише сказала Ирина, – quot; вас не спрашиваю, кто такой Степ, я спрашиваю, как он появился в нашем плане.

Редакторша растерялась, не понимая, чего от нее хотят, стала беспомощно крутить головой и в конце концов уронила свою ручку.

– Ирина Сергеевна, это я Степа вставил. Он стопроцентно даст хороший тираж. Наших еще раскручивать и раскручивать. А Степ – верняк, – наконец-то признался Максим, не прекращая качать ногой.

Но Ира его слова проигнорировала, укорив взглядом, полезла под стол за ручкой редакторши и в ответ на ее смущенное «спасибо» спросила:

– Екатерина Михайловна, у вас внуки есть?

– Девочка, – ответила та, мгновенно просветлившись. – Пять лет. В детский сад ходит.

– Вы ей Степа читаете? – мягко поинтересовалась Ира.

– Что вы! – удивилась Екатерина Михайловна. – Я ей Пушкина читаю, Ершова, Андерсена, если хороший перевод… Сейчас самый ответственный возраст, когда формируется лексикон на всю жизнь.

– А подпись ваша под этим планом стоит, – по-учительски покачала головой Ирина, и Екатерина Михайловна по-ученически покраснела. – Значит, по-вашему, те дети, у которых нет бабушек с филологическим образованием, могут обойтись и степовским лексиконом?

– Я думала… Максим Павлович сказал… – начала было редакторша, но Ира ее остановила:

– Все, о чем мы говорили, когда вы устраивались к нам на работу, остается в силе. Я доверяю вашему опыту, вкусу и избирательности. Будьте добры, руководствуйтесь только этим, а не какими-то другими мотивами, даже если Максим Павлович будет очень настаивать. У него другая работа.

Редакторша заулыбалась, закивала головой, а Максим соскочил с подоконника и забегал по кабинету:

– Ну вообще! Стараешься, землю носом роешь, и все не так. Мы тут что, лексиконом занимаемся или бизнесом?

– И тем и другим, – вставила осмелевшая Екатерина Михайловна.

Ирина послала ей улыбку сообщницы и попыталась остудить Максима:

– Максим Павлович, Екатерина Михайловна права.

Мы занимаемся и тем и другим. Ее обязанность, как редактора, выбирать авторов, а ваша – как коммерческого директора – заниматься финансами и сбытом. До сих пор наши тиражи не возвращались, не вижу причин, чтобы так не было и дальше. Потихоньку раскрутим и своих авторов.

– Потихоньку!

Это простое слово почему-то особенно возмутило Максима. Он застыл как вкопанный посреди кабинета и презрительно протянул прямо в лицо развернувшейся к нему редакторше:

– Екатерина Михална, вам чего, деньги не нужны?

Екатерина Михайловна поджала губы, еще больше выпрямила спину, хотя и так всегда держалась словно балерина у станка, и не удостоила Максима ответом.

– Сядь! – вспылила Ира, забыв о конспирации их отношений на работе, на которой сама же и настаивала. Нет, конспирация – это, конечно, слишком сильно сказано, скорее разграничение. Вполне естественное в такой ситуации четкое разграничение стиля отношений. Дома – любовники.

На работе – только коллеги. – Максим, сядьте и успокойтесь. Екатерине Михайловне деньги нужны, как и всем нормальным людям, но издательскую политику определяет не она, так что все претензии ко мне.

Максим рухнул на свободное место возле начальницы, подсунул свои слишком длинные ноги под ее стол и усмехнулся:

– А вас, Ирина Сергеевна, значит, деньги не интересуют?

– Интересуют. Мы же, Максим Павлович, как вы изволили справедливо заметить, здесь бизнесом, а не лексиконом занимаемся. Мы зарабатываем деньги на издании детских книг. И наш бизнес, как и любой другой, имеет свою специфику.

– Неужели? И что же это за специфика? – окончательно развеселился Максим, сбросил под столом туфли и плотно сжал своими ногами ее икры. Ира попыталась освободиться, но Максим сжимал ноги еще сильнее и лыбился во весь рот. Под угрозой, что их возню под столом заметит Екатерина Михайловна, Ире пришлось смириться, но веселости Максима она не поддалась.

– Большая специфика. – Ира еще раз попробовала вытащить свои ноги из плена. Не получилось. Ну и ладно. – Понимаете, Максим, книги – не совсем обычный товар…

– Это я уже слышал. Знаю, – отмахнулся Максим.

– Значит, не все знаешь! – Ира улучила момент и со всей силы вонзила тонкий каблук новенькой босоножки ему в ногу возле большого пальца. Он дернулся и, еле сдержав крик, убрал ноги, а Ира наконец смогла говорить спокойно и серьезно. Она чуть-чуть переждала, пока он сможет слушать, и объяснила:

– Все гораздо серьезней, чем ты думаешь. Дело в том, что слово, особенно написанное и растиражированное, имеет свойство влиять на будущее. Пока все лотки завалены книжками, в которых льются реки крови, значит, эти реки и будут литься. То, что написано, так или иначе сбывается, иногда даже буквально. Это известно любому человеку, имеющему хоть малейшее отношение к литературе.

– Естественно! – ничуть не удивившись, подтвердила Екатерина Михайловна. – Вот и Пушкин в «Онегине» накликал себе судьбу. Сказано же – вначале было слово.

– Вот видишь! – обрадовалась поддержке Ира. – А мы с вами детские книжки издаем, так что выводы насчет так называемого степовского юмора напрашиваются сами собой.

Настя отвлеклась от экрана и слушала, приоткрыв рот. Светлые кудряшки прилипли к влажной от пота щеке.

В кабинете повисла пауза. Первым опомнился Максим.

Он медленно обвел присутствующих изумленным взглядом и высказался просто, но от души:

– Ну вы даете!

Полагающееся в таких случаях обязательное «блин» он опустил, что Ира по достоинству оценила. Она повторила маневр Максима под столом, но по-своему – вытащила ногу из босоножки и голой ступней забралась ему под брючину. Потом, не взглянув на его реакцию, повернулась к секретарше и попросила:

– Настя, будьте добры, уберите Степа из плана и мне на подпись. Мне кажется, что у нас подобрались хорошие книжки, есть над чем поработать.

– Ирина Сергеевна, я могу идти? – спросила редакторша и, только дождавшись Ириного, «Конечно, Екатерина Михайловна», царственно поднялась со своего стула.

Все-таки она очень похожа на отставную балерину.

– Я же обещал… – Несмотря на маневры под столом, до Максима все же дошло, что вопрос со Степом решен окончательно.

– Ничего, обещания – не договор, юридической силы не имеют, извинитесь и сошлитесь на злющую несговорчивую начальницу.

– Ну, Ир, не дури. Это ж верные деньги, сам Эдик устроил. – Максим совсем забыл о конспирации и обнял ее за плечи. Наверное, думал, что так убедительнее. Хоть бы дождался, пока уйдет Екатерина Михайловна!

На минуту в кабинете воцарилась напряженная тишина.

Под очками редакторши застыло возмущение, и это Ире понравилось, а в круглых голубых глазах Настеньки – живейшее любопытство, и это Ире не понравилось. Что ж, сама виновата, надо в конце концов решать с Максимом – или туда, или сюда. Стараясь не повышать голос, она сказала, четко выговаривая каждый звук:

– Максим, здесь решает не Эдик, а я. Запомни это, пожалуйста.

Она верно рассчитала. Назови она Максима на «вы», дернись из-под его руки, это выглядело бы нарочито, и всем сразу бы стало ясно, насколько искусственна дистанция, которую она старается выдержать. А так получилось, что даже если между ней и Максимом есть какие-то личные отношения и даже если это всем известно, то суть дела не меняется. Всему свое время и место.

Екатерина Михайловна, чеканя шаг, словно ей предстояла решительная атака, вышла из кабинета. Настенька чуть слышно вздохнула, положила перед Ириной заново отпечатанный план, на секунду замялась и тоже ушла.

Ира отъехала на своем кресле к другому краю стола и строго напомнила:

– Максим, мы же договаривались, что на работе все по-прежнему. Ты слишком много себе позволяешь.

Он откинулся на спинку стула, потом рывком встал и нервно забегал по диагонали кабинета, бросая в воздух отрывистые фразы:

– Я дурак, по-твоему, да? Идиот! Мальчишка на побегушках, да? Максим туда, Максим сюда, а чуть высунешься – по носу. Знай свое место и не рыпайся!

Ира, подперев подбородок, полюбовалась на его спортивную осанку и пружинистую походку, на его ставшее особенно выразительным от гнева лицо, потом засмеялась, вышла из-за стола и встала у него на пути, так, что он об нее споткнулся. Прижалась крепко-крепко, левой рукой скользнула под воротник, правую положила на ширинку. Он продержался недолго – с силой обхватил ее за талию, языком раскрыл рот. Почувствовав шевеление под правой рукой, она отодвинулась, опустилась в кресло и вздохнула:

– Жарко…

Не говоря ни слова, он мягко щелкнул замком, достал из холодильника моментально «заплакавшую» бутылку минералки и стал медленно расстегивать пуговицы на ее платье. Малюсеньких пуговиц на легком полульняном платье в мережках было много-много, пальцы Максима, прохладные от бутылки, касались ее нежными, но верными движениями. Когда он расстегнул платье, налил минералки в ароматный носовой платок и провел холодной влагой по ее разгоряченному духотой телу, Ира закрыла глаза и подумала некстати, что все это – страсти в неподходящем месте, приемчик с минералкой, длинное, сильное и ароматное тело Максима – вполне тянет на сцену в американской мелодраме. Хоть камеру заноси и снимай. Разве что кондиционера не хватает.

Хотя, если б у нее был кондиционер, минералка бы не понадобилась…

Когда она очнулась – прямо на покрытом жестким ковролином полу, обдуваемая сквозняком из-под дверной щели, – Максим лежал рядом, облокотившись на локоть, и внимательно разглядывал ее лицо.

– Ты чего? – спросила она, без всякого стеснения вспомнив о трех морщинках, пока не поддававшихся косметичке, – двух на лбу и одной на шее. Вспомнив, впрочем, без всякой горечи и стеснения, так, между прочим.

– Почему ты постоянно тычешь меня носом в то, что я младше? – спросил он, словно услышав ее мысли.

– Разве? – игриво спросила она и погладила его по голове.

– Еще как! – отодвинулся он. Он хотел говорить, выяснять отношения.

Последнее время они и только этим и занимаются.

Каждое утро он начинает с вопроса: «Когда мы наконец поженимся?» Словно они вместе лет десять и все тянут со свадьбой. Если вечером нужно куда-нибудь пойти, он делает обиженную мину и бурчит: «В каком качестве я должен тебя сопровождать?» «В качестве внебрачного племянника», – отшучивается Ира. Ей и самой непонятно, почему она не может решиться. Ведь так хочется маленького! Заглядывает в каждую коляску, попадающуюся по пути. Прикидывает, на кого был бы похож их малыш.

Скорее всего на Максима – он чернявый, у таких порода сильная. Чем-то смахивает на Андрея, а Катюшка была маленькой копией папы, а значит… Неужели ей так страшно от того, что он младше на десять лет и так по-голливудски хорош?

Да нет, дело совсем не в возрасте. Если честно, она уже не чувствует себя старше Максима. Наоборот, сейчас, как никогда, понимает, что женская привлекательность – дело сугубо индивидуальное. Если она есть, то с возрастом прибавляется. А если нет, так и суда нет. Ей привлекательности на жизнь хватает. Не так чтобы с лихвой, но вполне достаточно. Она спокойно смотрит в зеркало на потихоньку прорезающиеся носогубные складки, «смешинки» вокруг глаз и отчетливо видит – она не просто привлекательна, мила или симпатична, она красивая женщина. Гораздо красивее, чем была в юности. И куда раскованнее, чем была в юности.

Тут проблема в другом. Может быть, в том, что не верит в его искренность, подозревает, что он, по большому счету еще не состоявшийся мальчишка, желает въехать в рай на ее горбу, прибрав к рукам ее дело. Сама себе она боится признаться, как ревнует его к своему делу, словно он хочет жениться на любимой дочке и увезти ее за тридевять земель. Заставляет отчитываться о каждом шаге, не позволяет принимать решения.

Ленке она все объяснила проще. quot;Зачем, мол, я ему, когда вокруг столько симпатичных молоденьких девчонок?

Если б не хотел к бизнесу примазаться, и головы в мою сторону не повернул. Только это ему и нужноquot;. Ленка хмыкнула: «От нас с тобой теперь любому чего-нибудь нужно. Тех, кому мы сами были нужны, мы сами же и профукали. Скажи еще спасибо, что есть причины, по которым можешь быть кому-нибудь нужна. Тебе с ним хорошо? Вот и радуйся, а не занимайся самоедством».

Ленка, как всегда, права. Хотя в конце концов придется что-то решать.

– Надо решать, – словно эхо отозвался Максим, и Ира вздрогнула от столь внезапного перехода от собственных мыслей к чужим словам.

– Ага! – весело согласилась она, чтобы не сбиваться на серьезный разговор, легко подскочила с пола, стала застегивать бесчисленные пуговки на платье.

Но Максим провожал ее порхание по кабинету тяжелым взглядом и, судя по всему, не собирался сдаваться.

Выручил телефон.

– Да? – подхватила трубку Ира.

– Ирина Сергеевна-а… – Настенька умудрялась растягивать quot;аquot; даже в конце слов. – Звонили от Калинченко. Она заболела и на презентацию ехать не может.

Пауза свидетельствовала о том, что Настенька ждет ценных указаний. Девочка принимает близко к сердцу все, что связано с делами издательства. А то, что она не соединила звонок от Калинченко с кабинетом, ясно показывало – она прекрасно понимала, чем они тут занимались, и выжидала время. Интересно, сколько она отвела им времени? Десять минут? Полчаса? Час? Ира даже взглянула на часы, но поняла, что это бесполезно. Все равно она не засекла время, когда закончилось совещание. А вдруг Настя там за дверью все слышит? Это заключение Ире решительно не понравилось. Тем более что поначалу ей казалось, что Настенька к Максиму неравнодушна, и ни капли, ну ни капельки злорадства по этому поводу Ира не испытывала. Как на духу. Она, словно заглаживая свою вину, успокоила помощницу:

– Не волнуйтесь, Настя, я разберусь.

– Что случилось? – встрепенулся Максим, уже натянувший рубашку и джинсы.

– Ничего! – разозлилась Ира. – Эта звезда телеэкрана изволила заболеть и на презентацию ехать не может. Знаю я, как они болеют.

Ира действительно, еще по работе в журнале, знала, как «они» болеют. Настоящие звезды, а не свечки-однодневки – это такая пахота и обязаловка, что людям, имеющим обыкновение болеть, среди них просто нечего делать. Вот уже много лет ведущая самых популярных детских программ Алевтина Калинченко была настоящей телезвездой, и если уж слегла, значит, прихватило серьезно. Но нужно же на ком-то сорвать досаду. Эту презентацию в закрытом дачном поселке, где живут вперемежку наследники старой номенклатуры и новые русские, политики да банкиры, было не так-то легко организовать. Тем более без помощи Эдика, к которому Ира старалась больше не обращаться – и так на ней опять болтается кредит. И пожалуйста – вот тебе, бабушка, и Юрьев день.

– Надо Эдику позвонить, может быть, он выручит, с кем-нибудь другим договорится. Там такая публика капризная… – начал Максим.

– Ничего не надо! – оборвала его Ира. – Позвони Калинченко и пожелай выздоровления. Только искренне, без ерничества! А на презентацию я сама поеду. Я, в конце концов, тоже немножко популярный автор. Даже если кто-нибудь этого до сих пор не знает.

– Я с тобой. Мало ли что там, – быстренько сориентировался Максим.

– У тебя что, дел других нет? – несправедливо придралась к нему Ира, но сразу же исправилась, чмокнула его в щечку и шепнула:

– Я тебя обожаю.

– Как апельсины? – еще больше надулся Максим.

Надо же, учуял разницу между глаголами обожать и любить. Недаром в издательстве работает.

– Нет! – засмеялась Ира. – Больше, чем апельсины. Ты вкуснее.