"Леди, леди, это я!" - читать интересную книгу автора (Макбейн Эд)

Глава 4

Он прекрасно помнил день, когда они впервые встретились...

Он нажал тогда кнопку входного звонка у двери квартиры № 47 и терпеливо ждал, когда ему откроют. Дверь распахнулась совершенно неожиданно. Он не слышал приближающихся шагов, и то, что дверь как-то сразу открылась, удивило его. Невольно он посмотрел сначала на ноги стоявшей в проеме девушки. Она была босая.

– Меня зовут Берт Клинг, – сказал он. – Я полицейский.

– Вы говорите это, как диктор телевидения, который представляет новую программу, – улыбнулась девушка.

Она спокойно разглядывала Клинга. Это была высокая девушка. Даже без обуви она приходилась Клингу по плечо. А стоило ей надеть туфли на высоком каблуке, и средний американец наверняка испытал бы рядом с ней некоторую неловкость. Волосы у нее были черные. Не просто темные или там темно-каштановые, а именно черные, как бывает черна безлунная и беззвездная ночь. Глаза у нее тоже были черные под высокими дугами черных бровей. Нос у нее был прямой, а скулы чуть приподняты. На лице ее не было ни малейшего следа косметики, как, впрочем, и помады на губах. На ней была белая блузка и эластичные брюки, оставлявшие открытыми щиколотки и икры ног. Ногти на ногах были окрашены ярко-красным лаком.

Она продолжала спокойно рассматривать его. Наконец она заговорила.

– А по какому вопросу вас сюда прислали?

– Говорят, что вы были знакомы с Дженни Пейдж.

Это и было началом Клер Таунсенд или, по крайней мере, началом эпохи Клер Таунсенд в его жизни. Тогда он еще был простым патрульным и в тот день пошел по указанному адресу в гражданском, чтобы расспросить без лишних формальностей о погибшей девушке по имени Дженни Пейдж, приходившейся родственницей одному из его друзей. Клер спокойно и толково ответила на все его вопросы, и в конце концов, когда все вопросы были исчерпаны, он с неохотой поднялся с предложенного ему ранее кресла.

– Пожалуй, мне пора уже идти, – сказал он. – Судя по запаху, я помешал вам готовить обед?

– Отец скоро вернется с работы, – просто ответила Клер. – Мать у меня умерла, поэтому, когда я пораньше возвращаюсь с занятий, стараюсь приготовить что-нибудь домашнее.

– И так бывает каждый вечер? – спросил Клинг.

– Простите, что вы сказали?..

Он не знал, стоит ли продолжать в том же духе. Она не расслышала его слов, и все еще можно было спустить на тормозах. Но он решил не отступать.

– Я спросил: “И так у вас каждый вечер”?

– Что “каждый вечер”?

Нет, она явно не стремилась облегчить ему задачу.

– Я спрашиваю, каждый ли вечер вы заняты приготовлением обеда? Или, может, у вас все-таки бывают свободные вечера?

– О, свободные вечера у меня выпадают довольно часто, – отозвалась Клер.

– А может быть, в какой-нибудь из таких вечеров вы согласились бы где-нибудь пообедать?

– Вместе с вами, так вас следует понимать?

– Разумеется. Именно это я и имел в виду.

Клер Таунсенд окинула его долгим и внимательным взглядом.

– Нет. Я не думаю, – отозвалась она наконец. – Простите. Большое спасибо, но, ей-богу, не стоит.

– Ну что ж... – Клинг внезапно почувствовал себя последним идиотом. – Я... я так полагаю, что мне пора идти. Большое спасибо за коньяк. Очень рад был познакомиться.

– Да, – сказала она безразличным тоном, и он тут же припомнил, как в разговоре она вскользь заметила, что можно быть с кем-то рядом и в то же время находиться очень далеко. И сейчас ему вдруг стало ясно, что именно она имела в виду, потому что в этот момент она была где-то страшно далеко. И ему очень хотелось бы знать, где именно. Ему вдруг страшно захотелось это знать, это было просто необходимо, потому что, как ни странно, он захотел там быть вместе с нею.

– До свидания, – сказал он.

В ответ она только улыбнулась и закрыла за ним дверь... Да, он помнил все это поразительно точно. Сейчас он сидел в меблированной комнате, которая считалась его домом. Окна были распахнуты. За окнами был октябрь, заполненный шумом ночного города. Он сидел на жестком стуле и невидящими глазами смотрел сквозь раздвинутые занавески, которые чуть колыхались под дуновением ветерка, необыкновенно теплого для этого времени года. Он смотрел сквозь занавески, сквозь окно, сквозь весь этот город, не видя ни светящихся вдалеке окон, ни отблесков неоновых реклам в темном небе, ни огней городских улиц, ни мигания красно-зеленых огоньков на борту пролетающего где-то в черном небе самолета, ни жизни за окном...

Неожиданно взгляд его зафиксировал слово “СПРАЙ” на световой рекламе, расхваливающей... новую сковороду, что ли? Господи, опять этот “СПРАЙ”.

Первое их свидание завершалось явно неудачно. Они вместе провели весь вечер и теперь сидели в ресторане, расположенном на крыше одного из лучших отелей города, глядя на протекавшую внизу реку, вдали за рекой вспыхивала реклама.

Сначала появлялось одно слово “СПРАЙ”.

Потом появлялась фраза: “СПРАЙ ДЛЯ ЖАРКИ”.

На смену приходила другая фраза: “СПРАЙ ДЛЯ ВЫПЕЧКИ”.

А после этого вновь загоралось “СПРАЙ”.

– Ты что будешь пить? – спросил Клинг.

– Виски с лимонным соком, – сказала Клер.

– Коньяку не хочешь?

– Может, потом.

К их столику подошел официант.

– Для начала что-нибудь выпьете, сэр? – спросил он.

– Виски с лимонным соком и мартини.

– Лимонад подать?

– Лучше маслины, – сказал Клинг.

– Благодарю вас, сэр. Не желаете ли ознакомиться с меню?

– Мы посмотрим его после того, как выпьем. Правда, Клер?

– Да, конечно, – сказала она. Они какое-то время просидели молча. Клинг задумчиво глядел вдаль.

“СПРАЙ ДЛЯ ЖАРКИ” загорелось в ночном небе.

– Клер?

– Да?

“СПРАЙ ДЛЯ ВЫПЕЧКИ”.

– Ничего у нас не получилось, правда?

– Не нужно об этом, Берт.

– Дождь... а потом еще и этот дурацкий фильм. Мне хотелось бы, чтобы все было совсем не так. Я хотел...

– А я знала, что все именно так и получится, Берт. Я даже пыталась сказать тебе об этом, предупредить тебя, разве не так? Разве я не говорила тебе, что я – самая скучная девушка в мире? И зачем тебе только понадобилось настаивать на своем? А теперь я чувствую себя как-как...

– А я не хочу, чтобы ты чувствовала себя так, – горячо проговорил он. – Я просто хотел предложить тебе сейчас, чтобы мы... чтобы мы просто начали все сначала. Вот прямо с этого момента. Постараемся забыть, как было до этого... начнем так, будто мы только сейчас встретились?

– Ох, да к чему все это?

– Клер, – сказал он вдруг спокойным тоном, – скажи, пожалуйста, что это, черт побери, творится с тобой?

– Ничего не творится.

– А куда это ты все время пропадаешь?

– Что?

– Где ты сейчас на самом...

– Прости, пожалуйста. Я не думала, что это так заметно.

– Очень даже заметно, – заверил ее Клинг. – Кто он?

Клер вдруг пристально посмотрела на него.

– А знаешь, ты гораздо проницательнее, чем я думала.

– Для этого не нужно особой проницательности, – сказал он. Голос его звучал очень огорченно. Казалось, что это косвенное подтверждение его подозрений лишило его желания продолжать борьбу. – Я ничего не имею против того, что ты не предала пока огню прошлых увлечений. Очень многие девушки...

– Тут все иначе, – прервала она его.

– Так поступают многие девушки, – он все же решил договорить. – Парень просто смоется от них, а то бывает, что просто как-то все не заладится.

– Так ведь без особых причин кончаются многие...

– Здесь все иначе! – резко сказала она и, взглянув на нее через стол, он вдруг обнаружил, что глаза у нее полны слез.

– Послушай, я совсем не хотел...

– Берт, прекрати, я тоже не хочу, чтобы...

– Но ты ведь сама сказала, что дело... дело тут в парне. Ты же не станешь отрицать...

– Ну что ж, хорошо, – сказала она. – Все так, Берт. – Она прикусила губу. – Все равно, парень был. И я была влюблена в него. Мне было семнадцать – я была такого же возраста, как и эта несчастная Дженни Пейдж, о которой ты меня расспрашивал. А ему было девятнадцать. У нас все это произошло как-то сразу... ты, наверное, знаешь, что такое случается, правда, Берт? Вот именно так произошло и у нас. Мы с ним строили массу планов, таких чудесных планов. Мы были молоды, полны энергии, а кроме того, мы были влюблены друг в друга.

– Я пока что... ничего не понимаю... – сказал он.

– Он был убит в Корее.

За рекой в черном небе вспыхнула надпись: “СПРАЙ ДЛЯ ЖАРКИ”.

И слезы. Это были горькие слезы, которые сначала текли очень медленно, с трудом пробиваясь сквозь плотно сжатые веки и прокладывая дорожки по щекам. Плечи ее как-то опустились, она сидела неподвижно, положив руки на колени, как будто окаменев. Потом слезы потекли быстрее, свободнее, а плечи совсем поникли. Никогда раньше он не видел такого откровенного горя. Он отвернулся в сторону. Ему неудобно было наблюдать за ней. Она тихо всхлипывала какое-то время, потом слезы прекратились так же внезапно, как и появились, и лицо ее стало таким же чистым и ясным, как улица, омытая теплым летним ливнем.

– Извини, я очень сожалею, – сказала она.

– Ну что ты.

– Мне давно следовало выплакаться.

– Может быть.

Официант принес заказанные ими напитки. Клинг поднял бокал и сказал:

– За начало новой жизни.

Клер изучающим взглядом поглядела на него. Прошло время, прежде чем она взяла свой бокал и, коснувшись им бокала Клинга, повторила:

– За начало новой жизни.

Выпив все виски сразу, она опять посмотрела на него, но так, будто увидела его впервые. Слезы придали ее глазам какой-то особенный блеск.

– На это может понадобиться много времени, Берт, – сказала она. Голос ее доносился откуда-то издалека.

– Да у меня этого времени в запасе сколько угодно, – сказал он. И тут же, как бы опасаясь, что она его высмеет, пояснил: – Ведь до того, как ты появилась, я только тем и занимался, что старался убить время.

Ему показалось, что она снова готова расплакаться, и он замолчал, а потом, наклонившись к ней через стол, положил ладонь на ее руку.

– Ты... ты очень хороший человек, Берт, – сказала она, неожиданно высоким голосом, как будто с трудом сдерживала рыдания.

– Ты хороший, ты добрый, а кроме того, знаешь, ты ведь еще и красив. Да, да, я в самом деле считаю тебя очень красивым...

– Погоди, вот сделаю прическу, так просто глаз от меня не отведешь, – проговорил он, пытаясь шуткой прикрыть смущение.

– А я совсем не шучу, – сказала она. – Вот ты все время думаешь, что у меня только шутки в голове, а это совсем не так. Ведь на самом деле я... я очень серьезный человек.

– А я это знаю.

– Берт, – сказала она. – Берт.

Она положила руку поверх его руки. Их руки образовали маленькую пирамидку на столе. Лицо ее вдруг стало очень серьезным:

– Спасибо тебе, Берт. Я, знаешь, очень, очень благодарна тебе.

Он не знал, что сказать. Он чувствовал себя смущенно, глупо, но в то же время он был безмерно счастлив. Казалось, что он мог бы сейчас запросто спрыгнуть с этого небоскреба и ничего бы с ним не случилось.

Неожиданно она наклонилась к нему через стол и быстро его поцеловала. Губы ее только на мгновение коснулись его губ, и тут же она отшатнулась от него и сидела теперь очень прямо. Выглядела она при этом как-то неуверенно, подобно маленькой девочке, нежданно-негаданно оказавшейся на своем первом балу.

– Ты... тебе придется проявить терпение, – сказала она.

– Я буду терпеть сколько угодно, – пообещал он совершенно искренне.

Перед ним внезапно возник официант. Он улыбнулся, затем деликатно кашлянул.

– Я тут подумал, – мягко предложил он, – а не поставить ли вам на стол свечи, сэр? Ваша леди будет выглядеть еще прекрасней при свете свечей.

– Прекрасней, чем сейчас, выглядеть просто невозможно, – сказал Клинг.

Официант был явно разочарован.

– Но я... – начал было он.

– А свечи зажгите обязательно, – перебил его Клинг. – Как же можно обойтись без свечей в такой вечер?

Официант расплылся в улыбке:

– Разумеется, сэр. Вы совершенно правы, сэр. А потом вы закажете обед, сэр, я вас правильно понял, сэр? Когда подоспеет время, сэр, я позволю себе кое-что вам порекомендовать, сэр. – Он снова расплылся в улыбке. – Прекрасный сегодня вечер, сэр, не так ли?

– Вечер просто великолепен, – это сказала Клер Таунсенд...

А сейчас он сидел в полном одиночестве в своей меблированной комнате, где по стенам и потолку таинственно метались блики ночного города, и пытался убедить себя в том, что она не умерла. Он разговаривал с ней только сегодня днем. Она шутила про свой новый бюстгальтер. Она просто не может быть мертвой. Она жива и полна жизни. Она по-прежнему остается все той же Клер Таунсенд.

Она мертва.

Он смотрел и смотрел в окно.

Холод и немота сковали его тело. Руки ничего не чувствовали. Он знал, что если попробует пошевелить пальцами, то они не послушаются. Дул теплый октябрьский ветер, но ему было холодно. Неподвижно сидел он в комнате и смотрел на мириады городских огней, на легкое колебание занавески и не ощущал ровным счетом ничего, кроме холодной пустоты, лежащей тяжелым ледяным камнем где-то внутри. У него не было сил двигаться, плакать и вообще чувствовать.

Она мертва.

Нет, сказал он себе и даже чуть-чуть улыбнулся. Нет, не говори таких глупостей. Клер мертва? Чепуха какая-то. Я ведь разговаривал с ней только сегодня. Она позвонила мне в дежурку, как обычно. Мейер еще отпускал шуточки на эту тему. И Карелла тоже был там, он может подтвердить. Он наверняка помнит. Она позвонила мне, и они оба были рядом, поэтому мне это не приснилось. А если человек звонит тебе по телефону, то значит, этот человек жив, разве не так? Все очень логично. Она позвонила мне, значит, она жива. Там был Карелла. Можете сами спросить его. Он подтвердит. Он тоже скажет, что Клер жива.

Он вспомнил, что как-то недавно он разговаривал за обедом с Кареллой. Окно в тот день, помнится, было сплошь в потоках дождя. Может быть, именно из-за дождя в помещении создалась атмосфера уюта и доверия. Они говорили сначала о деле, над которым они тогда вместе работали, а потом, когда в руках у них уже дымились чашки с кофе, Карелла, то ли под воздействием монотонного и умиротворяющего шума дождя, то ли из-за той неожиданно домашней и уютной атмосферы, и задал свой вопрос.

– Так когда же ты собираешься наконец жениться на своей девушке? – спросил он.

– Она хочет обязательно защитить диплом до нашей свадьбы, – ответил Клинг.

– А почему?

– А я почем знаю? Может, хочет чувствовать себя увереннее. А может, просто помешалась на этом дипломе. Почем мне знать?

– А что она собирается делать после диплома? Будет защищать диссертацию?

– Может, и будет, – Клинг пожал плечами. – Послушай, ты можешь себе представить, я ведь предлагаю ей выйти за меня при каждой нашей встрече. Но она каждый раз заявляет – только после диплома. И что ты прикажешь мне делать. Я ведь люблю ее. Ну скажи, могу я взять и послать ее к чертовой матери вместе с этим дурацким дипломом?

– Нет, я полагаю, что не можешь.

– Вот, видишь, не могу. – Клинг помолчал немного, а потом добавил: – Знаешь, что я хочу тебе сказать, Стив?

– Что?

– Ты знаешь, я думаю: если бы я мог хоть какое-то время... если бы я мог не дотрагиваться до нее. Понимаешь, я хотел бы, чтобы нам не нужно было... ну, сам понимаешь... а то моя хозяйка каждый раз косится на меня, когда я привожу к себе Клер. Потом мне приходится, как вору, срочно доставлять ее домой, потому что отец ее очень строгих нравов и не потерпел бы ничего подобного. Я просто понять не могу, как это он еще соглашается отпускать ее на уик-энд. Но я хотел не об этом... Нет, ты скажи, ну на кой черт ей понадобился этот диплом, а, Стив? Да, так вот, я хотел бы, чтобы у меня хватило сил не трогать ее, пока мы не поженимся, но я просто не в состоянии это сделать. Понимаешь, меня тянет к ней: каждый раз, когда я ее вижу, у меня даже во рту пересыхает. Ну скажи хоть ты, это что, у всех?.. Нет, не нужно. Я не хочу лезть в чужую жизнь.

– У всех так, – сказал тогда Карелла.

Она жива, она, конечно, жива, – убеждал себя Клинг. Она просто готовится к своему диплому. Она уже давно проходит практику в социальной службе. Да что там, ведь сегодня она сама сказала мне по телефону, что немного задержится, потому что ей срочно понадобились дополнительные материалы...

“Искусство брать интервью. Принципы и методология”, – вспомнил он.

“Культура и стереотипы”.

“Здоровое общество”.

“Она мертва”, – подумал он.

– НЕТ!

Он выкрикнул это слово вслух в мрачную тишину своей комнаты. Крик этот как бы сорвал его со стула, словно взрывная волна подняла его вверх.

– Нет, – повторил он, но уже тихо и подошел к окну. Зарывшись лицом в прохладные занавески, он постоял так какое-то время, а потом поглядел вниз на улицу, как бы ожидая увидеть там Клер. К этому времени она уже должна была бы добраться сюда. Ведь сейчас уже почти кстати, а который сейчас час? Который час? Он прекрасно знал ее походку. Он бы и в тысячной толпе узнал ее фигуру. Он заметит ее, как только она выйдет из-за угла: белая блузка, как она сказала, да и еще черная юбка – он сразу же узнает ее. Внезапно он вспомнил про ее новый бюстгальтер и улыбнулся своим мыслям. Занавеска мягко трогала его щеку, огни рекламы на ресторане напротив освещали его лицо то красным, то зеленым цветом.

– Интересно, что это могло ее так задержать, – подумал он.

– Так ведь она умерла, и ты прекрасно знаешь это, – пронзило его снова.

Он отвернулся от окна. Потом подошел к постели и долго смотрел на нее, ничего не видя. Подошел к туалетному столику, взял с него щетку для волос, увидел запутавшийся в ее щетинках черный волос Клер и быстро положил щетку на место. Потом он глянул на часы, но так и не понял, какое время они показывают.

Время приближалось к полуночи.

Он снова подошел к окну и посмотрел на улицу, все еще ожидая ее появления.

К шести часам утра он уже точно знал, что она не придет.

Он также точно знал, что больше он никогда ее не увидит.