"Такова любовь" - читать интересную книгу автора (Макбейн Эд)Глава 1На женщине, стоящей на карнизе, была ночная рубашка. В разгар дня, в половине четвертого, она одета для сна; порывистый весенний ветер прижимает к телу легкую нейлоновую ткань и делает ее похожей на прекрасную греческую статую, изваянную в камне, неподвижно стоящую на постаменте, установленном на расстоянии двенадцати этажей над городской улицей. Полиции и пожарной команде все это уже было знакомо – нечто похожее они тысячи раз видели в кино и по телевидению, но теперь у них на глазах разыгрывалась настоящая человеческая драма, а не развлекательная программа, и государственные служащие испытывали досаду. Пожарные растянули свои сети внизу, на улице, настроили мегафоны; полицейские оцепили весь квартал и послали двух детективов наверх, к окну, у которого, прижавшись к кирпичной стене, стояла девушка. Она была красива и молода, ей было лет двадцать, длинные золотистые волосы развевались на апрельском ветру и хлестали ее по лицу и голове. И Энди Паркер, один из двух полицейских, посланных с 87-го участка, большой любитель поговорить, мечтал, чтобы девушка сошла с карниза, – тогда можно будет получше рассмотреть ее полную грудь под прозрачной тканью рубашки. Стив Карелла, второй детектив, просто полагал, что в такой прекрасный весенний день никто не должен умирать. Девушка, казалось, не замечала полицейских. Она отошла от окна, через которое выбралась на карниз, осторожно, шаг за шагом добралась до угла здания и стояла там, заведя руки за спину и вцепившись в грубую кирпичную стену дома. Карниз был не более фута шириной, он опоясывал весь двенадцатый этаж и заканчивался на углу нелепой горгульей, которая украшала многие старые постройки города. Она не замечала ни ухмыляющейся каменной головы, ни полицейских, высунувшихся из окна в шести футах от нее. Она смотрела прямо перед собой, длинные светлые волосы развевались над головой, как яркий золотой ореол, на фоне красной кирпичной стены. Иногда она бросала взгляд вниз, на улицу. Ее лицо ничего не выражало: ни уверенности, ни решимости, ни страха. Взгляд был пустым: красивое лицо казалось маской, вычищенной ветром, чувственное тело, обласканное им, распласталось на стене, сливаясь с ней. – Мисс? – позвал Карелла. Она даже не повернула головы, устремив взгляд прямо перед собой. – Мисс? И опять она никак не прореагировала на его присутствие. Вместо этого посмотрела вниз, на улицу, и вдруг, вспомнив, что хороша собой, что сотни глаз устремлены на ее полуголое тело, как бы засмущалась, прикрыла одной рукой грудь и чуть не потеряла равновесие. Она закачалась на мгновение, и рука быстро соскользнула с груди, опять вцепившись в кирпичную стену. Карелла, наблюдавший за ней, внезапно понял, что она не думала о смерти. – Вы меня слышите, мисс? – спросил он. – Слышу, – отозвалась она, не оборачиваясь. – Уходите, – голос ее был бесстрастен. – Хотел бы, да не могу. – Он ждал ответа, но не дождался. – Я должен стоять здесь до тех пор, пока вы не уйдете с карниза. Девушка коротко кивнула и, не оборачиваясь, сказала: – Идите домой. Зря теряете время. – Что бы там ни было, я не могу идти домой, – ответил Карелла, – смена кончается в пять сорок пять. – Он помолчал. – Как вы думаете, сколько сейчас времени? – У меня нет часов, – отозвалась девушка. – Ну, а как вы думаете, сколько? – Не знаю, да и знать не хочу. Послушайте, я понимаю, что вы хотите сделать: вы пытаетесь втянуть меня в разговор, отвлечь меня. Но я не хочу с вами разговаривать. Уходите! – И вы послушайте, мне ведь тоже не очень-то хочется с вами разговаривать. Но лейтенант приказал: пойди и поговори с той полоумной на карнизе. Вот я и здесь... – Я не полоумная, – сказала девушка страстно, впервые обернувшись к Карелле. – Послушайте, я этого не говорил. Это слова лейтенанта. – Возвращайтесь к своему лейтенанту и пусть он убирается ко всем чертям. – Почему бы вам самой не пойти со мной и не сказать ему это? Девушка ничего не ответила, опять отвернулась от него и посмотрела вниз. Казалось, она вот-вот прыгнет. Карелла быстро спросил: – Как вас зовут? – Никак. – У каждого человека есть имя. – Екатерина Великая. – Ну а все-таки? – Ну тогда Мария Антуанетта. Или Клеопатра. Я – сумасшедшая, разве не так? Вы сами сказали. Ну и пусть. Сумасшедшая. Чем не имя? – Какое? – Да любое, которое вам нравится. Или все. Уходите! Слышите? – Держу пари, вас зовут Бланш, – не унимался Карелла. – Кто это вам сказал? – Ваша квартирная хозяйка. – А что еще она вам рассказала? – Что зовут вас Бланш Мэтфилд, что вы родом из Канзас-Сити и что живете здесь уже шесть месяцев. Разве не так? – Пойдите и спросите ее, эту проныру. – Ну так как же? Вас действительно зовут Бланш? – Да. Господи, к чему все это? Я вижу вас насквозь, будто вы стеклянный. Пожалуйста, уходите. Оставьте меня в покое! – Зачем? Чтобы, вы прыгнули вниз, на улицу? – Да. Совершенно верно. Хочу прыгнуть вниз. – Почему? Девушка не откликнулась. – Вам там не холодно? – поинтересовался Карелла. – Нет. – Ветер сильный. – Я его не чувствую. – Вам принести свитер? – Нет. – Почему бы вам не сойти с карниза и не пройти в комнату, Бланш? Идите сюда. Вы ведь простудитесь там, на ветру. Девушка неожиданно пугающе рассмеялась. Карелла, считая, что не сказал ничего смешного, удивился ее внезапному смеху. – Я собираюсь убить себя, – сказала она. – А вы беспокоитесь о какой-то простуде. – Я бы сказал, у вас гораздо больше шансов простудиться, чем убиться, – тихо произнес Карелла. – Вы так думаете? – Да. Мне так кажется. – Хм. Да! – Разве не так? – Ну тогда вы здорово будете удивлены. – Неужели? – Гарантирую. – Вам так хочется убить себя, да, Бланш? – Господи! Почему я это выслушиваю? Ну, пожалуйста, пожалуйста, уйдите. – Нет. Не думаю, что вам действительно хочется умереть. Я боюсь, что вы упадете с карниза, изувечив себя и еще кого-нибудь внизу. – Я хочу умереть, – произнесла девушка тихо. – Почему? – Вы это действительно хотите знать? – Да, хотел бы. Она ответила четко, с расстановкой: – Потому что я одинока, не любима и никому не нужна. Она кивнула и отвернулась, потому что глаза ее внезапно наполнились слезами и ей не хотелось показывать их Карелле. – Такая красивая девушка. Какая ерунда?! Одинока, не любима и не нужна? Сколько тебе лет, Бланш? – Двадцать два. – И ты не хочешь дожить до двадцати трех? – Не хочу, – она повторила безучастно. – Не хочу быть ни на минуту старше, ни на секунду. Я хочу умереть. Ну, пожалуйста, дайте мне спокойно умереть! – Перестань! Ну перестань же! – увещевал Карелла. – Не хочу и слышать такое. Умереть, умереть! Тебе всего лишь двадцать два года! Впереди вся жизнь! – Впереди – пустота, – отозвалась она. – Все впереди! – Нет ничего! Он ушел! Ничего не осталось! Он ушел! – Кто он? – Никто. Или все. Ox! – Она внезапно одной рукой закрыла лицо и начала рыдать. Другой, покачиваясь, держалась за стену дома. Карелла дальше высунулся из окна, но она внезапно обернулась к нему и закричала: – Не приближайтесь ко мне! – Я и не собирался... – Не выходите! Оставайтесь на своем месте! – Ну послушай же! Не волнуйся. Я бы и за миллион долларов не вышел на этот карниз. – Хорошо. Оставайтесь там. Если вы ко мне приблизитесь, я спрыгну. – Да? Ну и кому до этого дело, Бланш? – Что вы сказали? – Да если ты прыгнешь, если умрешь. Думаешь, кто-нибудь тебя пожалеет? – Нет, я знаю. Никто не пожалеет. Я... Меня это не волнует. – На четвертой странице о тебе появится сообщение в две строчки... и все. Все быстро забывается. – Мне на это наплевать. Ну, пожалуйста, пожалуйста, оставьте меня в покое. Неужели вы не понимаете? – Нет, никак не могу понять. Мне бы очень хотелось, чтобы ты мне все объяснила. Девушка перевела дыхание, кивнула, обернулась к нему, медленно и терпеливо сказала: – Он ушел. Понимаете? – Кто ушел? – Какое это имеет значение? Он. Мужчина. Ушел. «Прощай, Бланш. Было хорошо. Но все кончено». Было хорошо... А я... – Глаза ее внезапно вспыхнули. – Будьте вы все прокляты! Я не хочу жить. Не хочу жить... без него! – Есть и другие мужчины. – Нет, – она отрицательно покачала головой. – Нет. Я любила его. И люблю. Мне не нужен другой. Я хочу... – Послушай, иди сюда. Мы выпьем чашечку кофе и постараемся... – Нет. – Ну успокойся. Иди же сюда. Ты ведь не собираешься прыгать с этого проклятого карниза. Только зря отрываешь всех от дел. Ну, иди же сюда. – Я сейчас прыгну. – Ну хорошо. Только не сейчас. А? В другой раз. Может быть, на следующей неделе или в будущем году. Мы сегодня все очень заняты. Дети балуются, открывают пожарные краны по всему городу. Весна наступила, Бланш. Пожалуйста, сделай мне одолжение, прыгай в другой раз. Хорошо? – Убирайтесь к черту, – отозвалась она и снова взглянула вниз. – Бланш? Ответа не последовало. – Бланш? – Карелла вздохнул и, повернувшись к Паркеру, что-то шепнул ему на ухо. Паркер кивнул и отошел от окна. – Ты мне чем-то напоминаешь мою жену, – пояснил Карелла девушке. – В самом деле, мою жену зовут Тедди. Она глухонемая. Она... – Глухонемая? – Да, с рождения. – Карелла улыбнулся. – Ты говоришь о своих трудностях? А что если бы ты была глухонемой да еще и замужем за полицейским впридачу? – Она что, действительно... глухонемая? – Конечно. – Жаль. – А что ее жалеть. Ей и в голову не придет бросаться с карниза. – Я и не собиралась, – пояснила девушка. – Я хотела принять снотворное. Поэтому и одела ночную рубашку. Но... у меня было мало таблеток, всего лишь половина пузырька. Я не была уверена, что этого хватит. А вы как думаете? – Вполне достаточно, чтобы заболеть, – отозвался Карелла. – Иди сюда, Бланш. Я тебе расскажу, как однажды я вскрыл себе вены и чуть не умер. – Неужели? – Клянусь, так оно и было. Видишь ли, всем нам когда-то бывает плохо. В чем дело? Что на тебя сегодня нашло? У тебя что, менструация? – Что? А... вы откуда знаете? – Да так, догадался. Ну иди же, Бланш! – Нет. – Ну, Бланш, иди же сюда! – Нет. Отстаньте от меня. Внезапно где-то в квартире раздался пронзительный телефонный звонок. Девушка его услышала, вздрогнула, минуту, обернувшись, прислушивалась, а затем безучастно отвернулась. Карелла притворился удивленным. Это он сам послал Паркера вниз позвонить девушке по телефону, а теперь делал вид, что не ожидал звонка. Он спокойно объявил: – Телефон звонит. – Меня нет дома. – А вдруг что-нибудь важное? – Не имеет значения. – А что если это... он? – Он в Калифорнии. Да это не он. Мне все равно, кто это. – Она помолчала и опять повторила: – Он в Калифорнии. – В Калифорнии ведь тоже есть телефоны, – не уступал Карелла. – Это... Это не он. – Почему бы тебе самой не подойти к телефону и не выяснить? – Я знаю, это не он! Оставьте меня в покое! – Может, взять трубку? – послышался чей-то крик из квартиры. – Она сама подойдет, – отозвался Карелла. Он протянул девушке руку. За его спиной надрывался телефон. – Держись за мою руку, Бланш, – предложил он. – Нет. Я прыгаю. – Ты не прыгнешь. Ты вернешься в комнату и ответишь на телефонный звонок. – Нет! Я сказала – нет! – Ну так валяй, прыгай, ты мне надоела! Ты просто глупая девчонка. Хочешь размозжить себе голову о тротуар? Он ведь цементный, Бланш! Это ведь не на матрац прыгать! – Его голос срывался до крика. – Мне все равно. Я прыгаю. – Ну, так ради бога, прыгай! – разозлился Карелла. Он разговаривал с ней как отец, терпению которого пришел конец. – Если тебе так хочется, прыгай. Только скорее. Тогда мы все сможем пойти домой. Валяй! – Я иду, – отозвалась она. – Давай, давай. Либо прыгай, либо держись за мою руку. Не тяни время. За его спиной телефон непрестанно звонил. Кроме этого звона и дуновения ветра, не было слышно ни звука: ни в квартире, ни на улице. – Я иду, – прошептала девушка. – Вот, – встрепенулся Карелла. – Вот моя рука. Держись! Какое-то страшное мгновение он еще не вполне понимал, что происходит. Широко открыв глаза, он, оцепенев, стоял у окна с протянутой рукой, так и застывшей в воздухе, а девушка, внезапно оттолкнувшись от стены, прыгнула вниз. Он слышал ее пронзительный крик, летящий все двенадцать этажей до земли и заглушающий жуткий перезвон телефона, удар тела о тротуар; оглушенный, отвернулся от окна и сказал, ни к кому не обращаясь: – Господи, она все-таки это сделала! Торговцу оставалось жить всего лишь пять минут. В каких-нибудь двадцати кварталах от того места, где Бланш прыгнула навстречу своей смерти, он вышел на улицу, держа тяжелый ящик с товаром в одной руке и радуясь весне, олицетворяя ее. Для него Весна была женщиной, которая в бешеном танце переправилась через реку Харб, проскользнула мимо бродяг, непременных участников старинных водевилей, сверкнула голыми ляжками проходящим мимо гудящим буксирам, похотливо подмигнула плавающим презервативам, поддразнила полными бедрами Силвермайн-роуд и парк, весело вспорхнула над крышами многоквартирных домов и грациозно опустилась на середину улицы. Люди высыпали наружу, приветствуя ее. Они улыбались. Улыбки были на лицах женщин в домашних цветастых платьях, мужчин в спортивных рубашках с открытыми воротниками и в тапочках или в теннисках и шортах. Радуясь, они заключили Весну в свои объятия, прижимали к груди, целовали, приговаривая – где ты пропадала все это время, малышка? Конечно же, он не знал, что так скоро умрет. Если бы знал, он, вероятно, провел бы свои последние минуты на земле как-то иначе: уж во всяком случае не на улице, с тяжелым ящиком расчесок, в объятиях Весны. Если бы он только знал, что сейчас умрет, он, может быть, устроил салют или сделал бы еще что-нибудь подобное. Или, по крайней мере, выбросил бы ящик к черту и пошел бы к Бора Бора. С тех пор как прочитал в «Гаваи» об этом заведении, он часто посещал его. Иногда, когда торговля расческами шла особенно плохо, он бывал там десять, а то и двенадцать раз в день. Как только он попадал туда, он занимался любовью с темнокожими пятнадцатилетними девицами. Сегодня темнокожие пятнадцатилетние девицы тоже были на улице, но их было мало. К тому же он не знал, что умрет. Он устало, тяжело ступая, шел по улице, чувствуя себя крепким и сильным, если бы не ящик. Он размышлял о том, удастся ли ему продать сегодня хоть несколько расчесок. До конца рабочего дня нужно было, по крайней мере, продать еще три. Кому, дьявол его побери, нужны расчески, если Весна водит хоровод на улице? Вздохнув, он поднялся на ступеньки ближайшего многоквартирного дома, мимо прыщавой шестнадцатилетней блондинки в рабочих брюках из хлопчатобумажной саржи и белой блузе, и еще подумал, умеет ли она танцевать хулу? Он вошел в плохо освещенный, зловонный вестибюль, миновал почтовые ящики со сломанными замками и болтающимися дверцами, прошел через открытую дверь с чудом уцелевшим матовым стеклом. На первом этаже, у лестничной клетки, были беспорядочно навалены контейнеры для мусора, они, даже пустые, воняли на весь коридор. Он с отвращением засопел и начал взбираться по лестнице на второй этаж туда, где дневной свет проникал через вентиляционное окно. Ему оставалось жить всего лишь три минуты. Когда взбираешься по лестнице, ящик становится все тяжелее. И чем выше поднимаешься, тем больше он весит. Он это уже давно подметил. Он был дошлый, умный и наблюдательный и знал это. За многие годы он на собственном горбу прочувствовал связь между физическим состоянием и возрастанием веса ящика при подъеме. Поэтому был рад, когда добрался, наконец, до площадки второго этажа. Он поставил ящик на пол, достал носовой платок, вытер взмокший лоб. Ему оставалось жить еще полторы минуты. Он аккуратно сложил платок и положил его обратно в карман. Взглянул вверх на металлические цифры на двери перед собой. Квартира 1quot;Аquot;. Буква quot;Аquot; висела немного вкось. Времени совсем не оставалось. Он нашел кнопку звонка на косяке двери. Протянул руку... Три секунды. Нажал кнопку... Внезапный оглушительный взрыв снес дверь и стену квартиры, разорвал продавца пополам, поднял вверх и разметал по лестнице каскад расчесок и обожженной человеческой плоти. Весна действительно наступила. |
|
|