"Легкая нажива" - читать интересную книгу автора (Макдональд Джон Д.)

Глава 4

Тэмпл и Викки Шэннард из города Нассау, остров Нью-Провиденс, Багамы, прибыли в отель «Камерун» в пятницу пятнадцатого апреля в четыре часа дня. У службы регистрации в это время была запарка. Люди приезжали и уезжали. Рассыльные носились со своими багажными тележками на резиновом ходу. Некоторые уже прошли формальности, другие дожидались, чтобы их обслужили. У длинной стойки сгрудилась масса вновь прибывших.

Викки спокойно стояла с багажом в стороне от толкотни, рядом с низкой стенкой, которая одновременно была местом бурного произрастания чудовищно огромных растений с широкими листьями. Тесный вестибюль был футов на пять выше уровня казино, и, дожидаясь, пока Тэмпл придет за вещами, Викки смотрела через танцевальный зал на затемненное казино, уставленное рядами игровых автоматов. В той стороне стоял несмолкающий металлический грохот, издаваемый, как она поняла, действующими автоматами. Футах в сорока Викки заметила пожилую женщину, исполнявшую необычный ритуал. Она и одета была нелепо — ярко-красный свитер, голубая юбка, слишком короткая для нее, конусообразная китайская шляпа ядовито-зеленого цвета. Тонкие старческие ножки еле держали женщину, когда она, опустив монету в автомат, свирепо дергала за рычаг обеими руками. Потом она каждый раз поворачивалась к автомату спиной, напряженно ожидая выигрыша. Монеты она держала в бумажном стаканчике.

«Поразительно, — думала Викки. — Что за странное занятие для пожилой женщины! Интересно, здесь ли она остановилась? И что так настораживает в ней? Скорее всего, этот неистовый ритуал. Думаю, мне здесь не понравится».

Викки Шэннард шел тридцатый год. Роста в ней было пять футов с дюймом. Этот маленький очаровательный воробышек, эта бело-розовая аппетитная булочка умом была небогата, но весь он служил ее самосохранению, ее практическим целям, в достижении которых Викки была упорна, как танк.

Она стояла в сторонке важная и торжественная, как ребенок, выряженный на праздник. На ней были весьма легкомысленная шляпка, сдвинутая на замысловатое и дорогое сооружение из светлых кудрей в древнегреческом стиле, сшитый по заказу бежевый шерстяной костюмчик с Бэй-стрит, улица в Сан-Франциско, маленькое манто из тюленьего меха из Монреаля, туфельки крокодиловой кожи из Рима, в руках она держала сумочку из Парижа. На кругленьком симпатичном личике Викки без каких-либо следов жизненных бурь, с намеком на двойной подбородок и глазами, будто из голубого фарфора, было как бы написано: «Любите меня, пожалуйста». Сшитые на заказ костюмы не совсем шли ей, но Викки их обожала. При ее высокой груди трудно было сшить жакет, сделать отвороты, расположить пуговицы, а нижняя часть тела своими округлостями создавала портным немало проблем, чтобы посадить юбку.

Весьма немногие люди способны совершить столь длительное путешествие, как Виктория Перселл, дитя Йоркских трущоб на севере Англии, не знавшая отца дочь «полубезработной» проститутки, к которой, по детскому разумению, приходило непонятно много «дядей». К тринадцати годам Викки на собственном опыте знала о грязной изнанке жизни больше, чем основная масса женщин слышала о ней. Были и изнасилование, и срок в исправительном доме, и недоедание, и дикие побои. Своими глазами она видела убийство.

Но для Викки все это было ничем иным, как цепочкой досадных неприятностей и незначительных помех на пути к будущему богатству и положению. Она не представляла себе точно это будущее, зная, что оно не рядом и что если она будет все время в движении, то приблизится к нему. В пятнадцать она называла себя Викки Вейл и в лондонском подвале изображала раздевающуюся на публике Алису из Страны Чудес. Она выходила в сатиновом платьице с оборочками и бантиками, распустив длинные светлые волосы, и начинала выводить своим писклявым голоском неприличные песенки, потом в медленном темпе раздевалась догола. В перерыве между выступлениями она продавала сигареты и подбивала клиентов на угощение.

В семнадцать под именем Викки Морган она выступала в клубе «Танжер», но пела редко, как и подобает любовнице владельца, толстого и доброго человека, наполовину турка, наполовину египтянина который использовал ее также в качестве курьера в незаконной перевозке контрабандного золота. В двадцать это была Викки Ламбет, работающая в клубе на южноамериканском побережье в тридцати пяти милях от Монтевидео. Она провела там весь тот летний сезон, оказавшись на мели после того, как человек, с которым она приехала в эти места, умер во сне; это произошло в одном из лучших апартаментов отеля «Ногаро». В конце сезона Викки покинула Уругвай на океанской яхте богатого бразильца. Это стало началом ее растянувшегося на три года международного турне, во время которого она познакомилась с достопримечательностями Ривьеры, Акапулько, Калифорнии, Флориды, Багамских островов. Причиной перемены мест служили либо прихоть, либо окончание сезона. Она научилась быть настолько покладистой и обходительной, что меняла партнеров, минуя всплески ревности или гнева у кого бы то ни было.

Чуть более шести лет назад она была гостем на яхте из Галвестона, бросившей якорь в водах Бимини. На борту яхты проходил прием по случаю открытия теннисного турнира, и Викки была в некотором роде неофициальной хозяйкой на нем. Но тут из Нового Орлеана прилетела привлекательная подруга владельца яхты, и Викки была смещена со своего поста. Ситуация сложилась щекотливая. Викки уже начала было подумывать, не послать ли куда несколько тщательно составленных телеграмм, которые помогли бы ей получить нужные приглашения, как в ее жизнь вошел Тэмпл Шэннард. Его привел с собой на прием один из знакомых. Викки тогда было двадцать четыре, а ему — сорок четыре. Он пришел из Нассау в одиночестве на своем построенном на Абако двухмачтовике, легком и красивом суденышке. Викки узнала обо всем моментально — сказалась многолетняя практика.

За два года до этого в результате несчастного случая Тэмпл стал вдовцом. У него было двое детей, которые учились в колледже в Штатах. Тэмпл переселился на Багамы, располагая небо сколькими тысячами долларов плюс оптимизмом, помноженным на предприимчивость. И у него пошло. По стандартам улочки, где родилась Викки, он был богачом. Конечно, техасец — владелец яхты, на которой они встретились, — мог бы сорокакратно купить Тэмпла с его состоянием, не ощутив при этом значимости собственных расходов. Но Викки к этому времени понимала, что при перемещении все ценности приобретают относительный характер.

Тэмпл Шэннард был одиноким мужчиной, ей нравились его манеры и внешность. У него было загорелое, обветренное и несколько грубоватое лицо, которое очень оживляла часто появлявшаяся улыбка. Он был невысок, крепок и широкоплеч, двигался с юношеской легкостью и собранностью. Тэмпл относился к особому сорту людей, которым надо кого-то опекать и защищать. Он ощущал эмоциональную пустоту, если рядом не было человека, которого он любил бы.

Скоро они уже гуляли по узким дорогам ночного Бимини, держась за руки. Для Викки это был тот случай, которого она ждала, и ждала очень. Тэмпл ей действительно нравился, и она не чувствовала за собой вины из-за того, что стала демонстрировать Тэмплу наигранную любовь. У нее было свое чувство справедливости, она знала, что не пойдет на такую сделку, в результате которой он был бы обманут в своих надеждах и желаниях. Викки отдавала себе полный отчет в том, что является желанной гостьей в домах, на ранчо, виллах и яхтах богатых бодрячков лишь благодаря своей молодости, великими трудами достигаемой свежести и деланной восторженности и что все это пройдет с ужасающей быстротой. Карьера профессиональной гостьи — самая ненадежная из всех. Пора было выходить из игры с выигрышем.

Тэмпл Шэннард настолько благоговейно относился к ней, что она сочла необходимым форсировать события. Она охотно устроила перепалку со своей «сменщицей» из Нового Орлеана, так что на яхте ей делать было нечего. Налет безысходности, правдоподобный рассказ о себе — и Тэмпл был тут как тут, чтобы прийти ей на помощь и взять с собой вместе с десятью чемоданами дорогого багажа.

Естественно, он направился в Нассау, в свой большой дом у моря с верандой, тропической растительностью в саду и маленьким штатом прислуги, в дом, который был слишком велик для него одного. Бумаги Викки оказались в крайнем беспорядке, но у Тэмпла имелись друзья среди местной администрации, которые без промедлений выправили их, так что через три дня после прибытия Викки и Тэмпл смогли пожениться. Свадьба была на славу, к Викки все относились весьма дружелюбно и с той долей скептицизма, какой она и ожидала.

Май прошел в свадебном путешествии под парусом на его «Ветреной девушке». Викки научилась разбираться в такелаже, манипулировать фалами, читать море, ориентироваться по буям и вешкам. Она установила для себя, что наконец нашла то, что не без доли самонадеянности искала все время.

Она понимала слабые места своего положения. Знала, что никогда не будет принята как равная в лучших домах Нью-Провиденса. Будь она даже из высокого сословия, брак с американским иммигрантом создавал для этого непреодолимый барьер (Багамские острова — бывшая колония Великобритании).

Помимо написанного пером в брачном контракте, Тэмпл дал ей устные заверения в том, что у нее будет хороший дом, прислуга, круг добрых друзей, открытый счет в хороших магазинах, поездки по интересным местам и гарантия самых нежных чувств с его стороны. Если же эти факторы изменятся, то их контракт будет пересмотрен и приведен в соответствие с ее требованиями. Она же сможет жить тогда по собственному усмотрению во всех отношениях.

Викки считала, что это хорошо и для самого Шэннарда. Он приобрел в конце концов молодую, пышущую здоровьем жену. Вместе с ней он получил и выдуманную историю ее жизни. История была достоверной, интересной и не поддавалась проверке. Викки жила с этой историей достаточно долго, и было исключено, что она когда-нибудь вступит в противоречие сама с собой. До вступления в брак она сочла необходимым честно сказать Тэмплу, что не может иметь детей, но этот факт не имел для него значения.

Викки знала, что будет ему верна и преданна. Будет помогать ему в работе, насколько сможет, будет следить, чтобы он правильно питался, делал физические упражнения и не пил слишком много, ухаживать, если он заболеет, и всегда из уважения к нему будет контролировать свое настроение. Она узнает, что нравится мужу как интимному партнеру, и станет такой, как ему хочется. Викки понимала, что будет дорого ему обходиться, но не потребует больше того, что он сможет ей предоставить.

Викки было известно, что мир полон жен, дающих своим мужьям значительно меньше.

Будь Викки одарена большим воображением, большей чувствительностью, ее прошлое оставило бы в ее душе и на ее внешности настолько заметный след, что его невозможно было бы скрыть никаким притворством. Но она была до мозга костей реалисткой, причем редкой разновидности. В тайниках ее памяти скопилось много грязного мусора из черных дел, извращенных поступков и ужасных обязательств. Равнодушный окружающий мир делал с ней, что хотел. И когда дело подошло к замужеству, Викки прошлась по этим тайникам по-хозяйски споро, с веником, совком и чистящим порошком, собрала всю грязь в мусорный ящик, который выволокла на обочину дороги, чтобы рабочие увезли его. Потом сполоснула руки и с чувством выполненного долга вступила в брак.

Таким образом, Тэмпл Шэннард, навсегда отгороженный от правды, от которой у него подогнулись бы колени, обрел молодую, симпатичную, преданную жену, лишенную каких-либо отпечатков чужих пальцев. У Викки был поразительно ровный характер. Она обладала изобретательностью котенка, здоровьем доярки, старалась выглядеть и действовать так, чтобы муж получал от нее максимум удовольствия. Викки избавилась от печати, наложенной на нее средой, где она выросла, переняв манеры и внешность того высокого окружения, в котором ей довелось вращаться впоследствии.

За время медового месяца Викки сделала из Тэмпла нового человека. К нему вернулась молодость, которая, казалось, ушла было навсегда. Он снова стал тем давним юношей, который, сидя у руля, во весь рот улыбается своей юной подруге. Тот юноша в майские лунные ночи, поставив яхту на якорь в заливе тропического острова, засыпал в крошечной каюте в сладких объятиях молодой жены, и его седеющая голова покоилась на ее прекрасной груди...

Они хорошо прожили шесть лет, и теперь, стоя в вестибюле «Камеруна», Викки почувствовала, как в ней зашевелился страх, как будто какое-то маленькое шершавое существо не может успокоиться в кармане рядом с сердцем. До замужества она никогда не ощущала такого рода страха. То были времена напряженного составления ближайших планов и тщательного взвешивания вариантов, но Викки никогда не сомневалась в том, что все будет как надо. Но за последние шесть месяцев она лишилась уверенности в себе, и ей не нравилось это состояние. Впервые это повлияло на те негласные обязательства, которые она приняла на себя перед замужеством. Нет, дело тут было не в сценах и ссорах. Слегка изменился общий спектр их брака. Как будто она каждый день писала яркую, радостную картину любви — и вдруг все краски поблекли, перестали быть чистыми и отчетливыми, запасы тоже истощились, и негде взять новые.

Последнее время Викки стало казаться, что они с Тэмплом говорят друг другу заученные слова роли в пустом театре...

Подошел служащий с тележкой, а с ним Тэмпл, в бледно-голубой куртке, белой рубашке и с неизменной серой шелковой бабочкой. Двигался он, как всегда, стремительно и энергично. Тэмпл улыбнулся ей, и на его загорелом мужественном лице моряка заиграли морщинки, особенно у глаз. Коротко стриженные волосы Тэмпла стали скорее белыми, а не серыми, как прежде, у левого глаза появился нервный тик, который обнаруживал себя в стрессовых ситуациях и сам по себе очень раздражал его.

— Все готово, дорогая, — сказал он, — пойдем. Еще раз, сынок: какой у нас номер?

— Восемьсот третий, сэр. Прошу вас за мной.

— А где Хью, дорогой?

— Его ищут, чтобы сказать, что мы приехали, Вик. Он же все-таки не в регистрации сидит.

— Да, конечно.

Поддерживая ее под локоть — это Викки нравилось, — он ввел ее в лифт. Они хорошо смотрелись: крепкий, загорелый, уверенный в себе джентльмен с видом прирожденного покровителя сопровождает свое маленькое дорогое украшение — жену, бросая на нее время от времени внимательный и восторженный взгляд, который выражает гордость, счастье и преданность.

Войдя в номер, Викки сразу же принялась за его осмотр. Ее всегда очень интересовало, в каких условиях она будет жить. Она оценила размеры апартаментов, обстановку, отделку, удобства, взглянула на широкие окна, из которых открывалась яркая панорама вытянувшегося лентой города, а дальше — низких молчаливых гор. Все в номере было новым и свежим — значит, недавно был ремонт. На полу стояли вазы со свежими цветами, на столе — большая чаша с фруктами и сладостями, бутылка в ведре со льдом, а рядом на подносе — три сверкающих бокала. На горлышке бутылки висела бумажка, на которой карандашом было написано: «Не трогать». Викки заглянула в ванную, которая сгодилась бы и султану, потрогала буклированные драпировки песочного цвета и произнесла:

— Здесь весьма симпатично, а?

Тэмпл дал чаевые и, когда дверь закрылась, подошел к Викки и нежно поцеловал ее в кончик носа.

— Красный ковер, мышка. С трубами, барабанами.

— Знаешь, очень уж большой. Зачем нам такой, мой дорогой?

— Что это на тебя приступ экономии нашел, Вик? — улыбнулся он ей. — Ты меня удивляешь, я столько лет знаю твои привычки.

— Я, конечно, не хочу чего-то дешевого и маленького, Тэмпл, но этот номер намного больше, чем нам нужно. Вот что я имела в виду.

— Предоставь это мне, пожалуйста. — Тэмпл еще улыбался, но в его тоне послышалась резкость. — Это продиктовано деловыми соображениями.

— Ну конечно, мой дорогой. Я тогда разберу вещи, да?

— Разбери.

Хотя они взяли с собой много багажа, но ящичков и шкафчиков здесь было столько, что Викки не смогла даже все их использовать. Разложила она все аккуратно — чувствовался опыт. Расставив свою косметику, Викки достала во что им переодеться после ванной. Временами она посматривала в гостиную, где Тэмпл читал газету.

Из приемника у изголовья кровати, включенного по приходе служащим, зазвучала «мыльная опера», и Викки переключила его на другую станцию, где была шумная латиноамериканская музыка, и сделала звук достаточно громким, чтобы он долетал до гостиной, но не настолько, чтобы он помешал услышать раздавшийся стук в дверь.

Хью поймал себя на том, что улыбается от предвкушения удовольствия. Он в это время широкими шагами мерил коридор, спеша к номеру, который припас для Шэннардов. Тэмпл, совладелец отеля в Губернаторской гавани на острове Эльютера, пришел на помощь Хью Даррену в самый критический момент его карьеры. Он не только отвел от Хью прямую угрозу, но сумел сделать так, что у Хью освободились руки на будущее. Они стали друзьями. Но Тэмпл и Викки никогда не пытались взять Хью под свою опеку. Он ходил с ними на яхте, иногда крепко выпивали вместе, он останавливался в их доме в Нассау.

Тэмпл открыл дверь, и Хью попал под громкие и продолжительные приветствия. Викки торопливо вышла из спальни и подставила щечку для поцелуя. Все начали говорить одновременно, потом все сразу остановились, потом снова заговорили втроем — и рассмеялись.

Викки сказала, что у Хью поразительно здоровый и счастливый вид. Тэмпл отметил, что у него на лице написано дурацкое самодовольство от успеха. Хью сказал им, что они оба выглядят превосходно, и постарался придать своему голосу максимальную убедительность. Ибо никто из них не выглядел, как раньше. Хью почувствовал напряженность между супругами. Их приветствия показались ему натянутыми, и, что его особенно обескуражило, он ощутил холодное, убивающее дыхание отчужденности.

— Это что еще за «не трогать»? — спросил Тэмпл.

— Ясное дело, об этих чудесных цветах он и слова не скажет, — заметила Викки. — Если жалобы, то только насчет вина, жадина несчастный.

— Не трогать — пока я не приду, — сказал Хью. — Но я здесь. — Он взял бутылку и показал им этикетку. — Разумеется, шампанское.

— Ну, мальчики, у вас и привычки! — воскликнула Викки. — Шампанское — в такое время дня!

— Какой город — такие и привычки, — ответил Хью, скрутивший уже проволоку и принявшийся за пробку. Она ударила о потолок и упала в низкое кресло у окна. Чокнулись.

— За старых друзей, за старые времена, за старые места, — сказал Тэмпл.

Они выпили, улыбнулись друг другу и прошли к стоявшим в стороне низким светлым креслам. Тэмпл рассказал Хью новости с Багам, накопившиеся после его отъезда, о строительстве новых отелей и других сооружений для туристов, продолжающемся неимоверном росте цен на землю.

Когда шампанское было выпито, Викки встала:

— Самолет совершенно умотал меня, друзья. Я последние дни выгляжу как старый чемодан, так что мне хочется в тазик с горячей водой и соснуть под шампанское. Не будет ли кто из джентльменов столь любезен поднять меня с постели, когда дело дойдет до праздника?

— Это у них так на родине выражаются, — с нежностью произнес Тэмпл. — О да, как же, мы непременно разбудим тебя.

Она с наигранным высокомерием посмотрела на их улыбающиеся лица:

— Вы оба вечно Бог знает что говорите о женщинах, дорогие. — И, подмигнув им, Викки удалилась в спальню, закрыв за собой дверь.

— Замечательная девочка, — сказал Тэмпл.

— Лучше не найдешь.

— У тебя есть время поболтать или надо идти по делам, Хью?

— Это заведение работает практически круглые сутки. Я и живу здесь, Тэмпл. Они знают, где я сейчас, и кто-нибудь докричится до меня в случае необходимости. Так что я и в данный момент на работе. Только вот разговаривать при пустом стакане не могу. Бурбон?

— Превосходная мысль.

Хью заказал по телефону бутылку и все что положено и вернулся в кресло.

— Тут у тебя до чертиков работы, — сказал Тэмпл.

— Персонала четыреста шестнадцать человек, не считая персонала казино, ну и артистов, конечно. Здесь был такой развал, Тэмпл, столько времени у меня ушло, прежде чем я почувствовал, что ситуация меняется. Работать приходится как лошади, но и платят очень даже хорошо — так хорошо, что я приеду к тебе за этим займом на строительство быстрее, чем думал.

— Отлично, Хью. Просто здорово! — воскликнул Тэмпл с какой-то непонятной наигранностью.

Хью стал проникаться беспокойством, которого у него раньше не было.

— Что-то не так, Тэмпл. В чем дело?

— Ничего. Абсолютно ничего. Просто черт знает как хорошо, что эти деньги не нужны тебе прямо сейчас.

В дверь постучал официант. Хью открыл ему. Тэмпл Шэннард сделал неловкую попытку взять счет себе. Эта неловкость как-то не вязалась с ним. Раньше во время застолья было почти невозможно заплатить за что-нибудь, если при том присутствовал Тэмпл. Новое наблюдение увеличило беспокойство Хью. Колдуя над виски, он сказал:

— Я смогу постучать в твою дверь года через два, Тэмпл. Это судя по тому, как идут мои дела. Тогда у тебя будут деньги, как думаешь?

— Конечно, мой друг! Ну конечно!

— Ты помнишь, как мы это тогда разложили вместе с Алеком Уитни? Я ставлю Перцовый риф плюс шестьдесят тысяч. Вы с Алеком каждый вносите по девяносто тысяч — шестьдесят как заем и тридцать как партнеры, из пятнадцати процентов годовых. — Хью подал Тэмплу стакан.

— Насчет этого не беспокойся, Хью, у меня снова отрастут большие крылья к тому времени, когда ты придешь за деньгами.

— Что произошло, Тэмпл? У тебя неприятности?

Тэмпл попытался бодро улыбнулся, но улыбка вышла неуверенной, как бы извиняющейся.

— Ничего такого, из чего я не выберусь, Хью.

— И в чем неприятности?

Тэмпл Шэннард откинулся на спинку кресла, держа свой стакан в обеих руках и хмуро его разглядывая.

— Сразу несколько неприятностей. Вообще-то закон средних чисел должен был бы оградить меня от стечения обстоятельств. Я играл как тигр и в нападении, и в защите. Я читал все комбинации и перехватывал пасы, видел игру наперед, приносил одно очко за другим. Но случилось так, будто я где-то потерял скорость. На мне начали виснуть, смешивать меня с грязью в моей зоне и перебрасывать мяч над моей головой. Будь я какой-нибудь параноик, то подумал бы, что весь мир ополчился против меня.

— Тогда это серьезно, Тэмпл.

— Вначале мне так не казалось. Может быть, я был слишком самоуверен. Я торопился, Хью, потому что хотел расшириться, нервный человек на моем месте приобрел бы хроническую язву. Во время бума на Багамах я орудовал, полагаясь исключительно на собственное чутье, и Бог знает, как это ничего тогда не случилось — если не считать маленькую неудачу несколько лет назад. Когда появились небольшие тучи, я не придал этому особого значения. Путаница с документами на собственность испортила одно дело. В другом — страховая компания увернулась от ответственности, используя чисто технический предлог, и все это ударило по мне.

Тэмпл допил свой стакан, встал и налил себе еще, побольше, и стал ходить по комнате, продолжая рассказывать:

— Вот такие дела, Хью. Непредсказуемые, проклятие какое-то. Как будто удача сменилась полосой невезения. Если б еще я играл все время только на своем месте, оно бы и ничего, но удары сыпались на меня, когда я делал дальние рейды. А ты знаешь, как быстро разносятся плохие известия. И вот люди, которые с удовольствием пошли бы со мной на расширение дела, начали сторониться меня.

— Что же ты можешь предпринять?

Тэмпл с усилием улыбнулся:

— Мне надо найти способ дать отпор всем этим мерзавцам. Позволь им заставить себя пойти на свертывание дел, я не только потеряю потенциальные миллионы, которые скрываются в новых проектах, но и окажусь с дырявым кошельком. Мне трудно будет вернуться на прежние позиции, которые я завоевал в старые добрые времена. Придется опять начинать с малого, но на это у меня просто не хватит терпения. Там я не смогу достать денег, потому что они только и думают, как подешевле купить мои владения. И у меня родился один план, Хью. Такие перспективы открываются, что у тебя глаза от изумления на лоб полезут. Я продал свои акции в отелях, потому что были хорошие цены, заложил дом, страховку и прочее. Мне удалось таким образом расплатиться с нужными людьми, с остальными я расстался, и у меня получилось двести тысяч наличных, которые я поместил в «Морган гэранти траст компани». Это мои деньги, никакому умнику до них нет дела. Идем дальше. В большой бизнес никого не втравишь, если не покажешь, что сам готов вложить в него всего себя. Иначе твоя инициатива будет поставлена под сомнение. Я объединил под одной крышей свои земельные владения, все участки на Андросе, Эльютере, Абако, Испанских Ключах и Сан-Сальвадоре. Есть карты, описания, закладные документы и развернутый анализ перспектив развития островов, базирующийся на самых последних цифрах роста. У меня уже готовы все бумаги на новую компанию, и она может начать свою деятельность.

— А кто с тобой?

Шэннард будто не слышал вопроса.

— Я кладу в общий котел земельные участки и двести тысяч, получая взамен тридцать тысяч акций по десять фунтов — считай, по двадцать долларов акция, на остальные сто сорок тысяч продается акций на миллион четыреста тысяч долларов, и они идут в дело. Благодаря этому я восстановлю контроль над земельными владениями и у меня останется более шестисот тысяч для освоения участка на Эльютере. Есть инженерный проект и перспективный план работ. Вот так. Я не промахнусь, Хью. Подлить тебе еще?

— Пока погожу, спасибо.

Тэмпл принес себе еще бурбона и опустился в кресло уже тяжеловато.

— Такова картина. Имея столь прочные подпорки, я смогу заложить акции новой компании и получить кредиты, смогу оживить запущенные участки своей деятельности, спасти те дела, которыми занимаюсь с другими людьми. Выкарабкиваться придется зверски, но я вылезу из всего этого, благоухая как роза, поверь мне. Я и в эти времена продолжал жить широко и красиво, никто в городе не выглядел таким уверенным в себе, как я. Надо держать голову выше, Хью, даже когда больно.

— Как, например, заказывать такие апартаменты.

— Ты понимаешь, для чего это.

— Не совсем, Тэмпл. На кого ты рассчитываешь произвести здесь впечатление?

— Еще не знаю.

— Что ты хочешь этим сказать?

— Я был в Нью-Йорке, пытался там протолкнуть это дело, Хью. Установил хорошие контакты. Я вел торг с двумя группами, обеим идея пришлась по вкусу, и мне можно было выбирать любую. Но у меня оказался редкостный шанс выторговать себе оптимальные условия сделки — дать им побороться между собой. И вдруг в один прекрасный день обе группы внезапно охладели ко мне. Я не мог понять, в чем дело, пока один из тех людей, с кем я вел переговоры, не проявил любезность и не посоветовал мне прочесть колонку слухов в одной из газет за предыдущий день. Могу эту пакость процитировать наизусть: «Тэмпл Шэннард, предприниматель-златоуст, оперирующий на Багамах, сладкие сны которого в последнее время превращаются в кошмары, находится в нашем городе со своей очаровательной женой и пытается выискать солидные деньги, которые могут — или не могут — помочь его шатающейся туристской империи устоять на ногах». Так-то вот, старик. Это был тот еще удар. Я не смог докопаться, кто это сделал, и не буду судиться, если даже это и выгорит, в чем я сомневаюсь. Вот такая у меня теперь фортуна.

— А сейчас что ты делаешь?

Тэмпл улыбнулся с каким-то виноватым видом.

— Снимаю вот такие апартаменты и отдаю себя на милость своему доброму другу Хью Даррену.

— Если я тебя правильно понимаю, то мне это, боюсь, не нравится.

— В этих местах есть деньги Хью. Индустрия отдыха. Люди, которые заправляют здесь делами, знают, как разобраться в деле вроде моего. И согласно моим... э-э-э... изысканиям, здесь много неприкаянных, неучтенных наличных денег, которые могут найти законный приют далеко отсюда.

— Думаю, мне надо еще выпить, Тэмпл.

— Дай я за тобой поухаживаю. Я знаю, о чем ты думаешь и... о чем ты вспоминаешь.

— Да, я вспоминаю тот вечер в твоем доме и длинный разговор, Тэмпл.

— Я знал, что тебе это запомнится. Я был тогда полон благородства и склонен к идеализму, да?

— Пожалуй, похоже на это.

Шэннард повернулся к Хью и произнес будто с трибуны:

— Мы, люди, которым дороги эти острова, придерживаемся неписаного закона — держать ключевые земельные владения в этих местах подальше от всяком сброда... — Он подал Хью стакан и мягким, упавшим голосом сказал: — Тогда, парень, я не был в таких тисках и мог позволить себе высокие идеалы. А сейчас речь идет о выживании. Мне нужны деньги. И я не могу позволить раздавить себя, потому что верил в то, что когда-то говорил. Но я постараюсь сделать так, чтобы иметь долгосрочный контракт на управление совместным делом.

— У них будет семьдесят процентов против твоих тридцати, сколько же ты продержишься?

— Столько, сколько я буду управлять так, как они хотят.

— Вот именно.

— Хью, я люблю тебя, как младшего братишку. — Голос у Тэмпла несколько сел, и это удивило Хью, потому что раньше выпитое оказывало на него менее заметное влияние. — Я очень тебя люблю, но, ей-богу, можно устать от твоей праведности и критического настроя.

— Тут я действительно не могу с тобой согласиться, Тэмпл. Черт, ведь эти острова — мое будущее. В свое время Кастро выгнал членов синдиката с Кубы — пусть по другим причинам, но разогнал этих ребят, — и я не хотел бы, чтобы моя будущая жизнь протекала в условиях экспортного варианта Гаваны при Батисте.

— Нет, сэр! Ваши приличия странного свойства. Ты приехал в этот город и работаешь на них, и у тебя не взыграла гордость из-за того, что ты получаешь от них деньги. Это называется «двойной стандарт», разве не так? Этот город — большая доильная установка, здесь выдаивают деньги из простачков, и ты — часть ее, тебе отведена своя роль.

— Лучше я скажу тебе напрямую, Тэмпл, не хочу держать на тебя обиды. Я ведаю операциями отеля — еда, номера, напитки. К операциям казино я не имею никакого отношения. А в отеле проблемы те же, что и в Нью-Йорке, Майами, Монреале. Я стою тех денег, что мне платят. Я получил хорошее предложение — и принял его. Так что, пожалуйста, будь любезен, не путай то, что я делаю, с тем, как ты об этом думаешь.

— Ты немного наивен, тебе не кажется?

— Не думаю.

— Хью, ты напомнил мне старый анекдот о невинной девушке, которая нанялась уборщицей в бордель. Подруга пыталась отговорить ее, убеждала, что, даже если она будет заниматься там честным трудом, окружающая грязь повлияет и на нее. Несколько месяцев спустя они встретились на улице, и подруга спросила, как идет работа. Та ответила, что хорошо и подруга ошибалась, думая, что обстановка повлияет на нее. Подруга спросила, ограничиваются ли ее обязанности тем, что она по-прежнему метет и скребет. «Да, — ответила девушка, — истинно так. — Потом остановилась, зарделась и добавила: — Но иногда, например по субботам, когда у них очень много работы, я прихожу и немножко помогаю».

— Да, очень остроумно, — отреагировал Хью без тени улыбки.

Они посмотрели друг другу в глаза, Шэннард мягко произнес:

— Мне почти пятьдесят один, Хью. У меня уже тонка кишка начинать карабкаться с самого низу. Ты же чуть моложе Викки. Однако я не думаю, что мы должны ссориться.

— И я не думаю.

— Я хочу посмотреть, нельзя ли здесь установить кое-какие связишки, Хью.

— А что смотреть — я устрою тебе встречу с Элом Марта.

— А он... У него есть связи?

— Тэмпл, этот народ не публикует списки директоров и сотрудников, их имен ты не встретишь на бирже, ты не сможешь подержать в руках их финансовые отчеты. Этот Марта живет в отеле. Ему принадлежит тридцать процентов акций отеля, через него проходит масса деловых операций — местных, в Аризоне. Думаю, что он один из тех в городе, с кем ты мог бы поговорить и кто мог бы провентилировать это дело с... большими людьми, которых ты имеешь в виду. О'кей?

— Тогда давай не будем больше возвращаться к этой теме сегодня вечером.

— Так, сейчас мне надо пойти дать кое-какие поручения. — Хью посмотрел на часы. — Встретимся около восьми за ужином в Малом зале, а потом посмотрим выступления в баре «Африк».

— Мне это нравится.

Хью направился к лифтам. Он чувствовал себя подавленно от новых впечатлений. Тэмпл и Викки всегда казались такими неуязвимыми, так твердо обосновавшимися в своем радостном и доходном мирке, такими привыкшими к успеху. Этот успех требовал, конечно, от Тэмпла коротких периодов крайнего напряжения, но зато потом они продолжительное время могли жить в радости и веселье. Ощутив дыхание кризиса, Хью почувствовал и себя более беззащитным, менее уверенным в своих силах, планах, намерениях.

Встретившись с Шэннардами в восемь часов в Малом зале, Хью сказал им, что пригласил на ужин артистку Бетти Доусон, которая работает в «Камеруне». Он надеялся представить это таким образом, чтобы не давать им особой пищи для размышлений, но в глазах Викки вспыхнул живой интерес.

— Только не рассказывай мне, пожалуйста, миленький, сказки.

— Симпатичная девушка, мой хороший друг, — сказал Хью, ощутив легкое раздражение.

— Выпьем за всех симпатичных девушек, — произнес Тэмпл тяжеловато. Оба посмотрели на него, стараясь оценить, испортит он вечер или нет. Он был еще не то чтобы очень пьян, но Хью не видел его таким раньше.

— Хью еще ничего не пил, а я уже приняла достаточно, дорогой, так что давай за этот чудесный тост пустим чашу по кругу, идет? — вкрадчиво произнесла Викки и забрала у Тэмпла его двойной бурбон со льдом.

Тэмпл сдался неохотно и с подозрением. Викки отпила немного и передала стакан Хью. Когда стакан вернулся к Тэмплу, он недовольно посмотрел на оставшееся, залпом выпил и проворчал:

— Вот, Господи, попал в компанию, обопьют.

Заказывая по новому кругу, Хью сделал официанту незаметный знак. С этого момента Тэмплу будут приносить виски, по крепости напоминающее легкое вино. Ему будут наливать из особой бутылки, в которой виски разведено до такой степени, что там почти нет алкоголя. А выпитое раньше не позволит ему распознать обмана. Это гораздо более цивилизованный прием, чем отказывать в обслуживании перебравшему клиенту. И значительно более милосердный, чем хлоралгидрат, на вечер начисто отбивающий аппетит к рюмке.

Это был локальный способ решения немаловажной проблемы. Слишком пьяный человек не сможет играть в казино. Человек, которого вышибут из заведения, тоже не сможет играть. Тот же, кому отказали в дальнейшем обслуживании, пойдет в другое место. Но клиент, которому подают в медицинских дозах, может продержаться на пределе самоконтроля до того самого времени, когда сделает соответствующий вклад в доходы казино.

Тэмпл Шэннард был еще не в том состоянии, когда решение в отношении него мог принять официант или бармен, но использование Дарреном упомянутого приема позволяло сделать вечер более приятным.

Предстоящая встреча с друзьями Хью заставляла Бетти Доусон нервничать сверх всякой меры. Она долго и придирчиво выбирала платье и макияж. Бетти остановилась на открытом облегающем лифе темно-кораллового цвета без лямок и длинной свободной юбке с красиво сочетающимися черными и коралловыми полосами. Осмотрев себя в полный рост перед зеркалом, Бетти решила, что выглядит неплохо.

— Надо, девочка, надо, — сказала она себе. — А впрочем, что я хочу, в конце концов, доказать?

По пути к столику, во время взаимных представлений и нескольких первых минут обычных в таких случаях разговоров, Бетти была так поглощена собственными стараниями произвести как можно более сильное впечатление, что у нее не было времени для наблюдений. Но когда с ее вхождением в компанию было покончено, Бетти получила возможность обратить внимание на друзей Хью и почувствовала себя разочарованной. Они вовсе не соответствовали восторженным описаниям Хью. У блондинки было хорошенькое, но пустое лицо с холодными расчетливыми глазами, а в ее носике и губках проскальзывало нечто поросячье. Мужчина же довольно много выпил, чтобы о нем можно было что-то сказать.

И атмосфера за столом не вязалась со встречей старых друзей. Чувствовалось напряжение, которого не должно было быть, Хью, ей показалось, ведет себя так, будто извиняется за что-то. Она знала — такие вещи случаются. Может быть, эта пара хорошо смотрелась на Багамах, а здесь ей что-то не подходит. А потом, они не виделись восемь месяцев, и бывает, что за такой срок люди вырастают из рамок прежних отношений. Из напряженных, взглядов, которые Хью бросал в ее сторону через круглый стол, Бетти поняла, что Хью извиняется за них. Если бы за нее, она его не простила бы.

Викки, сидевшая слева от нее, улучила момент, когда мужчины начали говорить о политической жизни на Багамах, и спросила:

— С какими номерами вы выступаете, Бетти?

— Злые языки говорят, что я фокусница: не имея голоса — пою, не умея играть на фортепьяно — аккомпанирую себе.

— Но вы так великолепно выглядите. Это должно помогать вам. Я очень надеюсь, что мы вас сегодня увидим.

— Можете, если выдержите до того часа. Я начинаю в двенадцать.

— Хью говорил нам, что вы здесь уже несколько лет.

«А это, — подумала Бетти, — острозаточенный ножичек, который ты носишь с собой, блондиночка».

— Если я продержусь здесь десять лет, то мне выдадут золотые часы и устроят в мою честь банкет.

— Думаю, ваш импресарио хотел бы, чтобы вы выступали и в других местах.

Бетти посмотрела на нее с удивлением:

— Я не знала, что вы были когда-то связаны с шоу-бизнесом: Ваше замечание говорит об этом, не правда ли?

— Это было давным-давно.

— И что вы делали?

Викки дернула своими пухленькими, аккуратными плечиками:

— Немножко пения, немножко танца. Так, не очень хорошо. У меня небольшой голос.

— А в каких местах, Викки?

Блондинка вкрадчиво улыбнулась:

— Вам они незнакомы, дорогая, я никогда не работала в этой стране. — Викки отпила немного. — А забросила я это, когда мне было двадцать, больше чем за три года до встречи с Тэмплом. Я, знаете ли, вечно ругалась со своим опекуном. Думаю, так оно и было.

— Конечно, наша профессия не слишком престижна в обществе.

— Я не это имела в виду, дорогая! Не сердитесь на меня. В этой стране все иначе, видите ли. Здесь у людей большой выбор — занимайся, чем хочешь. Никто слова плохого не скажет. Это должно давать вам удивительное ощущение свободы.

— О да! Свободна как дух, это точно. Самовыражение. Восхищение. Свободна в выборе меню — меня кормят бесплатно.

В этот момент к их столику подошел сотрудник службы регистрации. Хью извинился и быстро встал. Они тихо поговорили, и Хью сказал, что вернется через несколько минут и они продолжат. Им начали подавать ужин. Когда Хью ушел, Тэмпл счел необходимым разъяснить Бетти, как можно купить двухмачтовую яхту, построенную на Абако, игнорируя попытки Викки переключить беседу на более интересную тему. Несмотря на свое полное безразличие к проблеме приобретения яхты с Абако, Бетти поняла, что этот мужчина ей нравится. Он был чем-то глубоко обеспокоен, но пытался на свой манер поддерживать атмосферу праздника.

Хью вернулся расстроенный.

— Что там случилось? — спросила Бетти.

— Идиотская история на автостоянке. Надо было найти способ уладить конфликт. Женатый мужчина из Сан-Диего приехал в город с подругой. Кто-то стукнул жене. Она выследила их и попыталась наехать автомобилем, когда они вышли из отеля и направились к машине. Муж увернулся, а его подруге эта женщина сломала ногу да еще разбила три машины на стоянке.

— Надо же, какая ревнивая! — сказала Викки.

— В этом городе хорошая полиция, другой здесь быть не должно. — Хью язвительно улыбнулся. — Ничто не должно омрачать настроение тех, кто приехал сюда радоваться, привносить реалистические нотки в эту страну фантазий. Мои люди умеют улаживать подобные скандалы в минимальные сроки. Мне надо было решить, как выйти из сложившейся ситуации с этими тремя милыми людьми. Кому понравится попытка намеренного наезда на автомобиле с целью убийства? Просто леди потеряла контроль над автомобилем, вот и все дела.

— И такие истории часто у тебя? — поинтересовалась Викки.

Хью терпеливо разъяснил:

— Викки, дорогая, когда даешь людям максимум возможностей делать любые глупости — секс, деньги, алкоголь, — да еще в таких шикарных условиях, по сравнению с которыми лучшая кинодекорация покажется сараем, то всякие истории случаются часто. У нас здесь неприятности, замешенные на богатстве, а в основной части города — все остальные разновидности. Там полицию развлекают алкаши, наркоманы, бездельники, бродяги, мошенники, жулики, которые кочуют с места на место в поисках радостей. Между прочим, эту публику все время подпитывает поток разводящихся, душевные травмы делают их безрассудными.

Краем глаза глядя на Бетти, Викки промолвила:

— Бедный мальчик, тебе тут дают очень широкое образование.

Бетти развернулась к Викки Шэннард:

— По крайней мере, дорогая, он здесь учится с сорока шагов различать туфту, а это поможет ему в жизни.

— Но я думаю, Хью всегда хорошо разбирался в людях, — возразила Викки.

— В таком случае мы обе должны гордиться тем, что принадлежим к числу его друзей, дорогая, — сказала Бетти, с удовольствием заметив, что изящные ушки Викки порозовели.

После ужина все четверо перешли за столик в бар «Африк», а в начале двенадцатого Бетти, извинившись, ушла переодеваться и готовиться к выступлению.

— Что ты о ней думаешь? — спросил Хью Викки и тут же отругал себя за эту явную демонстрацию своих симпатий и несдержанность.

— В общем и целом, — принялась рассуждать Викки, — я думаю, она довольно хороша, Хью. Тебя, должно быть, вполне... удовлетворяет тесная дружба с ней. Но мне кажется, она значительно более привлекательна... в этой конкретной ситуации, чем могла бы быть, скажем, на островах. Она кажется такой... подходящей именно к этого рода заведению.

— Брррр, — раздался голос Тэмпла.

— Тихо, милый, — твердым голосом осадила его Викки. — Хью спросил, и я чувствую себя обязанной высказать ему свое мнение, свое откровенное мнение. Если бы я хоть на миг подумала, что у него нечто большее, чем... временный интерес к этой... особе из шоу-бизнеса, я бы уж точно была менее разборчивой в своих оценках.

— Что ты имеешь в виду? — требовательно спросил Хью.

Она улыбнулась и погладила его по щеке:

— Ты удивительно верен своим друзьям, мой дорогой. Это очень благородно и достойно. Но давай не будем об этом, ладно? Она, я уже сказала, довольно хороша. Но тебе еще долго надо искать девушку, по-настоящему подходящую тебе. Помнишь, сколько я искала?

— Она и сейчас ищет, — вмешался Тэмпл. — Она себе такую рекламу сделала в Нассау!

Во время первого сорокаминутного выступления Бетти Хью заметил, что ей недостает привычной уверенности. На сей раз ей не удалось добиться полной тишины в зале, и временами ее было плохо слышно из-за шума. И компоновка выступления Бетти тоже несколько не удалась.

После того как Бетти вернулась к столику, Хью нашел случай извиниться и пожелать всем спокойной ночи. Он уже двадцать часов был на ногах, нелегких часов, к тому же в конце недели от него всегда требовалось больше и энергии, и внимания.

Хью с великим трудом проснулся в полседьмого. Через приоткрытые глаза он увидел свет настольной лампы, а потом различил улыбающееся лицо Бетти. Она сидела рядом с ним на краешке постели в длинном, облегающем парчой платье, отделанном золотой нитью, на лице у нее был сценический макияж. Бетти наклонилась и поцеловала его.

— Я понимаю, что грубо вторглась в частную жизнь и нарушила неприкосновенность жилища, мой дорогой, — прошептала она, — но я так долго была одна, я за весь вечер словечком не перекинулась с тобой.

Хью взял ее руку, повернул и поцеловал ладонь.

— Буду представлять вас к ордену за каждое такое вторжение, леди.

— Вот теперь, я вижу, ты проснулся! Дорогой, извини, что я так скверно показала себя в первом выступлении. Думаю, эта девица все-таки достала меня. Меня просто не хватило на нее.

— Не могу понять, почему она все время подкалывала тебя.

— Не можешь? Этой бабе все нужно, все рядом с ней должно быть ее. Когда я вернулась для следующего выступления, то очутилась там в самый раз. Я не подошла к ним, не было возможности. Я остановилась по дороге у стойки, поприветствовала старых знакомых, и когда взглянула в их сторону, у них была такая ужасная ссора, что я так и осталась у стойки. Она вышла, а Тэмпл подошел и очень любезно попрощался со мной. Ты знаешь, он мне нравится, Хью. Но что-то его гложет.

Хью приподнялся на локте:

— Все равно неудобно... Ты не подашь мне сигареты? Вон они, на столе.

— Я не хочу тебя тормошить, ты очень устал.

— Мне хочется поговорить с тобой о них.

Бетти принесла сигареты и пепельницу, зажгла для него сигарету, захлопнула крышку зажигалки — энергичнее, чем следовало — и сказала:

— Хью, это все моя дурная привычка рубить сплеча свое мнение... Они, может быть, твои лучшие друзья на свете. Но эта Викки, я думаю, злая и противная маленькая свинья.

— Она была Тэмплу хорошей женой, Бетти.

— И пока была такой хорошей, все время неплохо жила?

— Это верно. Но я никогда и не был особенно близок к ней, я люблю Тэмпла.

— Это я могу понять.

— И сейчас они не такие, как были.

Бетти слушала, и Хью рассказал ей всю историю, погасил окурок и лег на подушку.

— И вот он приехал сюда за моей помощью.

— И ты сведешь его с Элом Марта?

— Что я могу еще сделать?

— Любая сделка, если и состоится, будет для Тэмпла вовсе не такой хорошей, как он рассчитывает.

— Он сейчас в таком положении, что ему не до жиру. Время работает против него. Ему некогда искать денег с доброй репутацией, так у него дело растянется на год. Деньги ему нужны сейчас, вот и приходится связываться с таким сортом людей, у которых такие деньги есть.

— Хью, только ты не втягивайся в эти дела.

— С какого боку?

— Не знаю, но будь осторожен. — Бетти с теплотой взглянула на него, и на ее лице зажглось любопытство. — Я думаю, Викки не упустила возможности съязвить мне вслед?

— Так, чуть-чуть.

— И каково же было общее направление?

— А-а, что ты нигде так хорошо не устроишься, как здесь.

— Если бы у меня была гарантия, что присяжными будут одни женщины, я удушила бы эту ведьмочку. Женщины меня не осудили бы. А что ты думаешь на этот счет?

— Ты будешь на месте везде, моя старушка.

Она встала:

— На этой оптимистической ноте я покидая вас и возвращаюсь к своей одинокой подушке, чтобы выплакать ей мои слезы.

Хью рванулся и, поймав ее за руку, потянул к себе.

— Есть получше способы вселения оптимизма, девочка.

— Нет, Хью, правда нет! Я пришла не...

Когда он поцелуем подавил ее сопротивление, Бетти отдалила от него лицо и по-совиному посмотрела на него сверху вниз. И прошептала:

— У меня совсем нет характера.

— Когда кто-то старается бросить тень на нашу прекрасную дружбу, — произнес Хью, — то, я считаю, это накладывает на нас своего рода дополнительное обязательство укрепить ее как можно быстрее, ты согласна?

— Ваш тезис неоспорим, сэр.

Она ушла в ванную, смыла своей театральный макияж и вернулась в комнату. Сквозь чуть приоткрытые створки жалюзи пробивался розово-серый свет зари. Бетти сбросила свое золотое платье, две полоски нейлона, прозрачные чулки и золотые высокие сандалии, потом распустила черные волосы, они растеклись по плечам, и пришла к нему, даря ему всю свою безмерную любовь и гордясь ею.