Джон Д. Макдональд След тигра

Глава 1

Стоял жаркий апрельский вечер – первый по-настоящему жаркий день года. Я въехал в ворота и увидел, что Лоррейн уже вернулась домой. Ее спортивный “порше”, сверкающий бронзовой краской, стоял у гаража. Я поставил в гараж свою машину, потом загнал туда же ее дорогую игрушку.

Закрыл ворота и вошел в дом. То обстоятельство, что машина моей жены стояла у гаража, ничего не значило. Лоррейн могла пойти к соседям или просто сидеть в спальне, с бутылкой и стаканом, набирая свою норму. Звать ее не имело смысла. Если у Лоррейн было плохое настроение – что случалось нередко, – она просто не отзовется. А потом скажет, что не слышала.

Мужчина, закончив работу, обычно стремится домой. За последние несколько лет такое желание появлялось у меня все реже. Сегодня тепло домашнего очага было бы мне очень кстати. Да и немудрено после такого трудного дня.

Лоррейн и я женаты восемь лет. У нас не было детей. Все восемь лет я работал управляющим на фирме ее отца, Э. Дж. Малтона, президента строительной компании “Малтон Корпорейшн” – невысокого бледного мужчины с глазами и ртом, как у рыбы, и голосом, напоминающим звуки валторны. Он принадлежал к тем маленьким мужчинам, в характере которых поразительная глупость сочетается с высокомерной убежденностью в своей непогрешимости.

Откуда было мне знать, что сегодня в моей жизни снова появится Винс Бискэй, который вынырнет из давно забытого прошлого, подобно тигру из мрака джунглей, и принесет мне соблазн огромных денег. Если бы знал, к чему приведет сегодняшний вечер, то уж, наверно, не спешил бы домой. Скорее, не вернулся бы совсем.

Но я, подобно преданному мужу, вошел в этот лишенный радости дом № 118 на Тэйлер-драйв, который подарили нам ко дню свадьбы родители Лоррейн. Она сидела у себя в спальне перед зеркалом в желтом лифчике и прозрачных трусиках, занимаясь маникюром. На столике рядом стоял стакан виски, наполовину выпитый.

– Привет, – увидела меня в зеркале Лоррейн. Я сел на кровать.

– Чем занимаемся?

– Как это – чем занимаемся? Делаю маникюр. Дураку понятно.

– Куда пойдем?

– А куда идти? Ирена готовит ужин.

– Кухня пустая.

– Значит, она пошла в сортир. Она мне не докладывает.

– Хорошо, Лорри, мне все ясно. Ты делаешь маникюр. Ужинаем дома. Как прошел этот радостный день?

– Солнце пекло так, что Мэнди сказала садовнику залить бассейн. Вот только вода оказалась слишком холодной.

Теперь я успел оценить степень ее опьянения. Судя по всему, Лоррейн начала недавно и еще не успела зайти далеко. Стакан на столике был всего лишь третьим или четвертым. Прошло два года после свадьбы, и я заметил, что увлечение спиртным стало у нее превращаться из привычки в проблему. И она упорно отказывалась ее замечать. Проще всего объяснить это тем, что она несчастлива. А поскольку мы женаты, вина ложится на меня.

Четыре года назад, когда стало ясно, что детей у нас не будет, мы решили усыновить малыша. Получили разрешение и оформили массу всяких документов. Но за несколько дней до усыновления Лоррейн напилась до такой степени, что проехала перекресток на красный сигнал светофора и разбила машину. О катастрофе до сих пор напоминает крохотный шрам в уголке ее прелестного рта. Лоррейн лишили водительских прав на год, я заплатил огромный штраф, но самое главное – нас вычеркнули из списков семейных пар, желающих усыновить ребенка. Сказали, что обстановка в семье не благоприятствует воспитанию детей. С тех пор по взаимному молчаливому согласию этот вопрос не возникал.

Я смотрел на свою жену и в который раз поражался – как это ежедневное пьянство не отразилось на ее красоте. Лоррейн была прелестной девушкой и превратилась теперь в удивительно привлекательную женщину. Родители избаловали ее – в неменьшей степени, чем брата, – и она стала несчастным, жадным, ленивым, вспыльчивым и жестоким человеком. Говорить про ее моральные устои не приходилось – они просто отсутствовали. Иногда... в ней проглядывала такая прелесть... такая врожденная доброта... Но это бывало очень редко. Время от времени мне казалось, что мы сможем начать сначала и будем счастливы. Но это только казалось.

Я встал, подошел к ней, поцеловал в душистый затылок и положил ладони на обнаженные плечи. Лоррейн раздраженным жестом сбросила мои руки.

– Я подумал, Лорри, что можно бы...

– Боже мой, неужели тебе недостаточно этой выцветшей Лиз в конторе?

– Ты ведь знаешь, что это неправда. – Я снова сел на кровать. Мне хотелось рассказать жене о том, что случилось сегодня, что у меня отняли единственное, чем я еще мог гордиться.

– Сегодня твой отец нарушил данное мне слово, отстранил меня от руководства строительством на Парк-Террэс и решил сам заняться этим.

– Что в этом необычного?

– Господи, Лорри, постарайся хоть сейчас понять, о чем идет речь. Твой отец обещал, что не будет вмешиваться в строительство жилых домов в этом районе. Мы предполагали возвести на Парк-Террэс целый квартал отличных, удобных и красивых коттеджей. Я не жалел сил, работал, как вол, над этим проектом. Рынок изменился, Лорри. Он перенасыщен. Клиенты ищут не просто жилые дома, а дорогие и комфортабельные жилища. А он внезапно передумал и решил построить еще сотню таких же мрачных и непривлекательных домов, как те, что строились нами за последние годы. Компания потерпит фиаско. Убытки будут огромными. Твой отец – и мы вместе с ним – вылетит в трубу.

Лоррейн посмотрела на него презрительным взглядом.

– Один ты знаешь, что делать, Джерри. У отца никогда не было неудач. Одни успехи. И сейчас все будет в полном порядке.

– Чтобы успешно действовать на деловом поприще, не надо быть гением. Твоему отцу везло, да и конъюнктура была благоприятной. На этот раз одним везением не обойтись. Компания разорится. Если он решил руководить строительством сам, я ухожу.

Ее глаза были полны неподдельного изумления.

– Каким же это образом?

– Пока не знаю. Чтобы начать свое дело, понадобятся деньги, и немалые. Продам акции. Попытаемся сбыть этот мрачный дом – найдутся дураки, которым он нравится.

– Дом принадлежит нам обоим, и я не дам согласия на продажу. Да и вообще, перестань болтать. Если ты уйдешь от отца, где заработаешь на жизнь?

Но я зарабатывал, и неплохо, до знакомства с Лоррейн. Когда закончилась эта идиотская война и меня демобилизовали, я долго не мог найти себе места. Переезжал из одного города в другой, пока не оказался в каком-то дрянном мотеле на окраине Рено. Мы сидели за столом с приятелями и строили планы ограбления казино. Зрелище огромных пачек денег на столе кассира не давало нам покоя. Но я тут же понял, какое это безумие, и вернулся в Верной. Сначала было трудно, перебивался случайными заработками, затем на деньги, которые оставили мне отец с матерью, основал небольшую строительную фирму. “Джерри Джеймисон” называлась она, “строительство и ремонт жилых домов”. И я понял, что нашел свое призвание. Фирма приобрела популярность и стала процветающим предприятием.

Но однажды на пикнике для строителей-подрядчиков я встретил Лорри Малтон. Она пришла вместе со своим отцом, Э. Дж. Малтоном. Мне уже приходилось встречаться с ним, и мнение о нем было у меня не слишком лестным. Малтон был самовлюбленным, не очень умным, хотя и преуспевающим бизнесменом. Зато ни разу в жизни мне не приходилось встречать девушку прелестнее Лоррейн. Блестящие, иссиня-черные волосы и поразительно синие глаза. В тот вечер на ней были белые шорты, подчеркивающие загорелую бархатную кожу длинных стройных ног, и желтая шелковая блузка. Узкая талия, зрелые формы тела и грация движений свели с ума всех холостяков, которые тут же слетелись к ней, как пчелы на мед. Она весело улыбалась и ни разу даже не взглянула на меня.

Я влюбился и ухаживал за ней весьма энергично. Мои намерения были самыми серьезными. Не будь я так ослеплен ее красотой, то заметил бы, возможно, ее раздражительность, высокомерие, жадность и страсть к спиртному. Родители воспитали ее так, что Лоррейн с детства считала – вселенная вращается вокруг нее. Но я не видел этого: очарование, свойственное прелестным юным девушкам, скрывало недостатки.

Пятнадцатого августа мы сыграли свадьбу и после страстного медового месяца, который провели на Бермудских островах, поселились вот в этом доме, свадебном подарке ее родителей, недалеко от их дома. Скоро маленькая процветающая фирма Джерри Джеймисона слилась со строительной компанией Э. Дж. Малтона. Меня назначили управляющим с окладом в тридцать тысяч долларов. Кроме того, я получил двести акций новой корпорации. Мои рабочие, которыми руководил отличный мастер Ред Олин, тоже стали работать у Малтона. Лоррейн и ее брат – ленивый и тупой парень девятнадцати лет с прыщавым лицом – стали акционерами.

Мне казалось, что передо мной открылись ворота в рай. Энергия била во мне ключом, и я готов был перевернуть горы. Еще бы, у меня красивая, чувственная молодая жена, большой дом, под моим руководством строительная корпорация, до этого момента едва сводившая концы с концами, начала преуспевать и приносить немалую прибыль. Я надеялся, что мы начнем строить современные удобные дома.

Прошло всего лишь восемь лет, и стало ясно, что радужные надежды не сбудутся. У нас был дом, страховка и тысяча сто долларов на общем с Лоррейн банковском счете – если только, разумеется, она не прошлась сегодня по магазинам. За последние годы дивиденды, которые выплачивала компания, были слишком щедрыми. Малтон не мог отказать себе в удовольствии, и на Рождество все акционеры получали щедрые дивиденды. А Лоррейн, как и ее мать, считала, что деньги для того и существуют, чтобы их тратить.

– И все-таки я ухожу, – повторил я, словно втолковывая прописные истины непонятливому ребенку.

Лоррейн отвернулась, подула на ногти, взяла щетку и принялась расчесывать волосы.

– Ты надоел мне, Джерри, честное слово. Никуда ты не уйдешь. Пойди займись чем-нибудь – холодный душ прими, что ли.

И в этот момент, когда у меня появилось страстное желание схватить ее за плечо, встряхнуть, а то и ударить по лицу, раздался звонок.

– Кто это? – недовольно спросил я.

– Открой дверь и посмотри.

Я спустился по лестнице и открыл дверь. На крыльце стоял высокий мужчина и как-то очень знакомо улыбался.

– Винс! – воскликнул я. – Сукин ты сын! Заходи, Винс!

Он вошел в прихожую, поставил чемодан, и мы пожали руки.

– Рад видеть тебя, лейтенант, – сказал он.

Последний раз я видел Винса через иллюминатор самолета на аэродроме в Юго-Восточной Азии, много лет назад. Самолет начал разгон, я смотрел на Винса, стоящего рядом с джипом, положив руки на плечи двум знакомым девушкам, с которыми мы провели последние недели.

Я сразу заметил, что Винс прожил эти годы лучше меня. Его лицо было коричневым от загара, а рукопожатие – твердым и решительным. Несмотря на высокий рост и мощное телосложение, его движения были легкими и непринужденными, как у кошки, и, подобно киноактеру Митчему, он производил впечатление человека, смелого до дерзости и пренебрегающего опасностью. У Винса был широкий волевой подбородок с ямочкой посередине и высокие скулы. Портили его лишь какие-то странно плоские, подернутые пленкой глаза. Судя по покрою его костюма, прическе, золотому перстню с красным камнем на мизинце левой руки, он приехал из-за границы.

– Сейчас принесу выпить, – сказал я, – а потом провожу тебя в комнату для гостей.

– Спасибо, лейтенант, – кивнул он и последовал за мной на кухню. Там он оперся о буфет и внимательно следил за мной, не упуская из вида ни одного моего движения.

Мы стали близкими друзьями во время этой странной войны в Азии. Винсент Бискэй и я служили в подразделении “зеленых беретов” и действовали за линией фронта, в тылу у врага. Для службы такого рода требовалась дерзкая бесшабашность, и мы с Винсом оказались именно такими парнями. В этих операциях обычно принимали участие только мы и местные жители. Наша работа становилась иногда очень нервной. Ты лежишь, распластавшись на мокрой траве, а шаги вражеского патруля раздаются всего в нескольких футах от тебя. Затаив дыхание, уткнувшись лицом в землю, осмеливаешься поднять голову лишь после того, как шаги стихнут вдали. Тогда можно выплюнуть изо рта переполнявшую его рвоту страха. Старшим в нашей группе был капитан Бискэй. Нам неизменно везло, и мы всегда возвращались обратно с важными сведениями, которые тут же передавались в штаб. За время войны я узнал много такого, чему нас не учили в Форт-Беннинге.

И вот теперь, много лет спустя, Винс сидел у меня на кухне. Мы подняли стаканы с шотландским виски, залпом осушили их, и я спросил, как он жил после того, как вернулся домой.

– Сначала нужно было вернуться, Джерри. Эти узкоглазые едва не прикончили нас. Через две недели после тебя я едва унес ноги.

– У тебя был мой адрес. Мог бы написать.

– Зачем?

– А как ты оказался здесь, в Верноне?

Винс плеснул виски себе в стакан, поднял его и посмотрел на свет через янтарную жидкость.

– Решил навестить старого друга.

– У тебя вид преуспевающего человека. Чем ты занимался все эти годы? Ведь мы не виделись больше десяти лет!

– Разными вещами, Джерри, самыми разными.

– Женат?

– Пробовал. Не получилось.

Ответы Винса были намеренно уклончивыми. Кроме того, у меня создалось впечатление, что он внимательно изучает меня. Он сидел, спокойно глядя по сторонам, но я чувствовал в нем какую-то огромную напряженность, полную концентрацию. И тут я вспомнил, что таким расслабленным и добродушным, с небрежной улыбкой на лице он всегда был перед началом ответственной, исключительно рискованной операции.

В кухню вошла Лоррейн со стаканом в руке. На ней были бордовые замшевые брюки, плотно облегающие бедра, и белая орлоновая блузка.

– Мне показалось, что ты с кем-то разговариваешь... – начала она и тут же заметила Винса. – Здравствуйте!

– Познакомься, милая, это тот самый знаменитый Винс Бискэй, о котором я тебе рассказывал. А это Лорри, моя жена.

И тут же ее манеры преобразились. Многие женщины с самого начала увлекались Винсом. На щеках Лоррейн появился румянец, глаза заблестели, и лицо озарила кокетливая улыбка. Я почувствовал укол ревности.

Стараясь продемонстрировать Винсу, какая у нас счастливая семейная жизнь, я обнял Лоррейн за плечи, посадил рядом, налил ей виски с содовой, шутил и смеялся. Но меня не покидало ощущение, что все это театр, что обстановка остается натянутой и неестественной. Если супруги любят друг друга, между ними протянуты невидимые нити теплоты и интимности. Когда же муж и жена чужие, ласковые жесты, шутки и притворное внимание друг к другу не заменят атмосферу семейного счастья. Я не сомневался, что Винс, обладающий обостренной, почти женской интуицией, сразу заметит равнодушие и скуку, которые царили в нашем доме.

Я сказал Лоррейн, что Винс приехал с вещами и переночует у нас. Она проявила неожиданный энтузиазм, оказалась гостеприимной хозяйкой, провела Винса в лучшую комнату и показала, где ему расположиться. Обычно Лоррейн не любит, когда у нас останавливаются гости, и ее гостеприимство удивило меня.

Я предупредил Ирену, что у нас гость и стол нужно накрыть на троих. Ирена – серенькая и преждевременно увядшая женщина – была увлечена своей церковью и религией настолько, что у нее не оставалось времени на остальное. Впрочем, это не мешало ей быть отличной кухаркой и прислугой.

На лестнице послышались шаги. Винс и Лоррейн спускались в гостиную. Я услышал смех Лорри – так она всегда смеялась при посторонних, особенно когда ей хотелось казаться веселой и очаровательной. Но сейчас в звуках ее смеха я почувствовал какие-то новые нотки, хриплую чувственность.

За ужином она была оживленной и шутила с Винсом, однако после нескольких коктейлей начала терять контроль над собой. Ее глаза потускнели, дикция пропала, и она не принимала участия в нашей беседе. В десять вечера Лоррейн пробормотала что-то вроде “спокойной ночи”, глядя на нас остекленевшими глазами, и, сжав в руке бокал с бренди, с трудом начала подниматься в спальню, цепляясь одной рукой за перила.

– А теперь, – повернулся я к Винсу, – рассказывай, зачем приехал.