"Омут" - читать интересную книгу автора (Макдональд Росс)Глава 1Если судить только по фигуре, ей не дашь и тридцати — гибкая, стройная, словно молодая девушка. И одежда подходящая: модный дорогой костюм из гладкой блестящей ткани; в туфлях на высоких каблуках изящество линий затянутых в нейлон ног должно произвести особо сильное впечатление. Лицо... вот лицо было не девичье. Беспокойство притаилось в глазах, складки пролегли с обеих сторон у рта. Глаза глубокого синего цвета, но взгляд... какое-то двойное зрение у нее. Ясно и отчетливо глаза смотрят на вас, а в то же время видят то, что находится за вашей спиной. Чувствуешь: позади годы, и за эти годы она видела куда больше, чем успела бы узнать неопытная девушка. "Тридцать пять, — подумал я, — и пользуется успехом". Она довольно долго простояла в дверях, не произнеся ни слова, — у меня была возможность понаблюдать. Пальцы обеих рук стиснули черную замшевую сумочку, свисавшую на ремешке с плеча, женщина нервно покусывала верхнюю губу. Я тоже не нарушал затянувшегося молчания. Какой бы она ни была — смелой иль нерешительной, — ожидать от меня руки, протянутой, чтоб помочь ей перейти порог, не приходилось. Поддержка такого рода ей вряд ли требовалась. Достаточно взрослый человек, она пришла сюда по собственной воле и собственным причинам. Но ей было неловко, и совершенно очевидно, только острая необходимость заставила ее обратиться ко мне. — Мистер Арчер? — спросила она наконец. — Да, входите, пожалуйста. — Спасибо... Простите, что я не сразу решилась... Наверное, я заставила вас почувствовать себя дантистом. — Все питают нелюбовь к дантистам и детективам. Я тоже их терпеть не могу. — Правда? Откровенно говоря, я никогда еще не бывала у дантиста. Она улыбнулась так, будто желала подтвердить справедливость своих слов; я протянул руку, и она дружелюбно пожала ее. Рука моей гостьи была сильной и загорелой. — И у детектива не бывала ни разу, — добавила она. Я усадил женщину на стул около окна. Она ничего не имела против того, чтобы свет падал на ее загорелое лицо, на волосы естественного каштанового цвета, без малейшего намека на седину. — Так какой же зуб вас беспокоит, миссис?.. — Простите... Меня зовут Мод Слокум. Я всегда забываю правила хорошего тона, когда расстроена. Странно было услышать подобные извинения от женщины, с такой фигурой и в таком костюме. — Да ничего, — сказал я, — у меня-то шкура носорога и сердце из железа. Целых десять лет я занимался разводами в Лос-Анджелесе. И если вы сможете рассказать мне что-нибудь эдакое, чего я еще не слышал, то жертвую свой недельный выигрыш в игорном доме в Санта-Аните на достойное благотворительное мероприятие. — А вы способны бросить свои средства на некий дикий проект? — Дикие проекты меня повергают в ужас, но чаще и сильнее ужасают люди. — Догадываюсь, почему вы так сказали. — Красивые белые зубы снова сверкнули в улыбке. — В молодости я думала, что люди могут жить в согласии... могут давать жить другим так, как хочется этим другим... вы понимаете? Сейчас я не уверена... — Насколько я понял, отнюдь не идея побеседовать на отвлеченные темы привела вас, миссис Слокум, сегодня утром ко мне. Или я ошибаюсь? Долгая пауза. Наконец я слышу ответ: — Да. Вчера у меня было... потрясение. — Она приcтально посмотрела мне прямо в глаза — и одновременно на ту часть стены, которую моя голова ей загораживала. Ее глаза были так же глубоки, как море за Каталиной. — Кто-то пытается меня уничтожить. — Убить? — Уничтожить... Уничтожить все то, о чем я забочусь, чем живу... Моего мужа, мою семью, мой дом. — Голос ее задрожал. — Очень трудно рассказывать про это... Какие-то закулисные игры ведутся со мной... вокруг меня. Утро абстрактных исповедей, где детектив Арчер выступает священником, не имея духовного сана, но обязав себя выслушивать всякие экивоки и неопределенности. — Мне следовало бы получить профессию дантиста и заняться делом более легким и менее болезненным, чем мое нынешнее удаление зубов, — дело, по крайней мере, ясное... Если вам действительно нужна моя помощь, миссис Слокум, сообщите мне, в чем именно она должна состоять... Кто и что вас сюда привело? — Мне вас порекомендовали. Я знаю человека, который... работает в полиции. Он утверждал, что вы честны и умеете молчать. — Довольно странно, что о тебе отзывается подобным образом полицейский. Не будете ли вы столь любезны сообщить мне его имя? — Нет, я не стану этого делать. — Мое предложение, казалось, вызвало у женщины тревогу. Пальцы стиснули черную замшевую сумочку. — Он ничего не знает о моем деле, этот полицейский. — И я тоже. И даже не надеюсь когда-либо узнать. — Я позволил себе улыбнуться. Предложил сигарету. Щелкнул зажигалкой. Миссис Слокум затянулась. Без всякого наслаждения, но куренье, кажется, успокоило ее. — Бог с ним, с полицейским. — Она поперхнулась сигаретным дымком. — Я всю ночь пыталась сосредоточиться, пыталась собраться с мыслями и до сих пор не могу связно изложить... Никто ничего не знает, понимаете? И очень трудно рассказывать постороннему... Единственное, чего я сумела достичь, — это выработать привычку к молчанию... шестнадцать лет молчания. — Шестнадцать лет? Я думал, это произошло вчера. Она покраснела. — О да, это произошло вчера... Я имела в виду годы, долгие годы своего замужества. Это связано с моим замужеством. — Я так и думал. Я неплохо умею отгадывать загадки. — Простите меня. Я не хотела вас оскорбить или обидеть. — Ее извинения опять-таки выглядели необычно для особы такого полета. Для женщины, разодетой на сотню долларов. — Я не думаю, что вы будете распространяться об этом где-либо или попытаетесь меня шантажировать... — А кто-нибудь пытается вас шантажировать? Вопрос настолько испугал ее, что она непроизвольно подскочила на стуле. Потом села поудобнее, закинула ногу на ногу, подалась грудью вперед. — Я не знаю. Понятия не имею. — Как бы приходя в себя, заявила она. — Тогда мы в равном положении. Из верхнего ящика стола я вынул конверт, раскрыл его, вынул листок полученного вчера извещения и принялся читать напечатанный на машинке текст. Ну да, призыв застраховаться... Извещение информировало, что, даже если я не попаду в больницу в течение текущего года, я не могу позволить себе на следующий не выбрать такого средства защиты, как страхование своего здоровья, а "тот, кто колеблется, проигрывает". — Тот, кто колеблется, проигрывает, — процитировал я вслух. — Вы смеетесь надо мной, мистер Арчер? Но вы же должны понять меня. Есть ли возможность помочь мне в моем деле? А вдруг нет, а я уже расскажу вам обо всем. Смогу ли я рассчитывать, что тогда вы все забудете? Я дал своему раздражению волю — голос мой был сух и на сей раз я не постарался улыбнуться. — Давайте оба забудем об этом. Вы отнимаете у меня время, миссис Слокум. — Знаю. — В голосе гостьи мне послышалось ее отвращение к себе. — Это был настоящий выстрел, понимаете? Выстрел мне в спину! — Она заговорила с внезапной решимостью, раскрывая сумочку резким движением: — Да, я должна дать вам взглянуть на это. Я не могу теперь пойти домой. Не могу сидеть и ждать еще одного такого же... Я взял письмо, которое она протянула. Письмо было коротким, без заглавия и без подписи: Послание было отпечатано на листе дешевой белой бумаги, сложенном по размеру маленького конверта. — Есть ли конверт от этого письма? — Да. Она порылась в сумочке. Вот он, мятый белый конверт, адресованный Джеймсу Слокуму, эсквайру, Трэйд-роуд, Нопэл-Велли, Калифорния. На почтовой марке ясно значилось: Куинто, Калифорния, 18 июля. — Сегодня среда, письмо отправлено в понедельник. Вы знаете жителей Куинто? — спросил я. — Всех? — Ей даже удалось улыбнуться через силу. — Куинто в нескольких милях от Нопэл-Велли, где мы живем. Но у меня нет даже смутного представления, кто бы мог послать это. — А почему? О том есть представление? Хоть какое-нибудь. — У меня есть враги, полагаю, есть. Ведь у большинства людей они есть. — Насколько я понимаю, ваш муж этого не видел. Джеймс Слокум ваш муж? — Да. Он не видел этого. У него были дела в Куинто, когда пришло письмо. Обычно я проезжаю на велосипеде мимо почтового ящика. — У него служебные дела в Куинто? — Нет, не служебные. Участие в спектаклях "Актеров Куинто" — это полупрофессиональная театральная группа. Они на этой неделе каждый день репетируют... Я перебил ее: — Обычно вы читаете почту мужа? — Да. Мы читаем почту друг друга... Но я не ожидала перекрестного допроса, мистер Арчер. — Еще один вопрос. Это сообщение — правда? Кровь бросилась ей в лицо, глаза сверкнули. — Я бы не хотела отвечать... — Хорошо. Но вы вряд ли сидели бы здесь, если это не было бы правдой. — Я пришла бы в любом случае. — И вы хотите, чтобы я выяснил, кто послал это письмо, и отдал бы этого человека под суд за клевету? — О нет, — воскликнула она (право, миссис Слокум не слишком умна, если приняла мой последний вопрос за чистую монету). — Надо прекратить это. Я не могу стоять на часах у почтового ящика, проверять почту мужа, но не могу и оставаться в неизвестности, ждать очередного подвоха... — А, кроме того, следующее послание может быть вручено мужу лично. Насколько серьезное значение для вас, миссис Слокум, будет иметь то, что муж прочтет подобное письмо? — Это будет ужасно. — Почему? Он ревнив до безумия? — Вовсе нет, он очень спокойный человек. — А вы его любите? — Он мой муж, — ответила она. — Я никогда не сожалела об этом. — Если у вас счастливая супружеская жизнь, то стоит ли огорчаться из-за одного-двух ядовитых, но лживых писем. Я бросил письмо на стол, стоящий меж нами, и заглянул гостье в лицо. Мучительно напряженное лицо. — Это было бы... последней каплей... У меня дочь, мистер Арчер, она еще учится в школе. Я просто не могу допустить, чтобы это случилось. — Что именно? — Крушение... крушение всего, развод, — произнесла она с отчаянием в голосе. — Вы думаете, что произойдет именно это, если ваш муж получит что-либо подобное? — Я указал сигаретой на клочок белой бумаги. — Да, да, мистер Арчер! Может, я справилась бы с Джеймсом, но ведь он передаст это своей матери, а та наймет следователей... — А какие, собственно, основания для развода? Есть ли свидетельства против вас? — Должны быть, — с горечью сказала она. — Кое-кто знает. — Легкое движение качнуло ее тело. Она походила на червя, насаженного на крючок. В данную минуту она чувствовала неприязнь к своему полу. — Это причиняет мне слишком сильную боль. — Я знаю, — сказал я. — Моя жена развелась со мной в прошлом году. С психической стороны, это крайне жестоко. — Я думаю, вы способны на такое. — В ее голосе послышалось злорадство. Затем ее настроение снова переменилось: — Пожалуйста, не воображайте, что я приму развод так легко. Это самое последнее, чего бы я желала. — Из-за вашей дочери, как вы сказали? Она имела это в виду. — В конечном счете, да. Я была разделена надвое, и это дитя моих разъединенных частей. Это заставляет меня страдать. Также есть и другая причина. Моя свекровь слишком сильно ее любит. — Что она за человек, ваша свекровь? Могла ли она послать письмо? Миссис Слокум снова задумалась. — Нет. Нет, это не она. Она действует в открытую. Это очень энергичная женщина... Признаться, я просто не представляю себе, кто бы мог послать это. — Тогда кто-нибудь из Куинто. Там около двадцати пяти тысяч жителей, не так ли? Или кто-нибудь из проезжавших через Куинто в понедельник. Веселенькая ситуация. — Но вы попытаетесь помочь мне? — Она не была настолько аристократкой, чтобы принять на дешевом стуле эффектную позу леди, нуждающейся в защите, и разыграть сцену мольбы. А может быть, она вовсе не была леди. — Это дело потребует времени, и я не могу гарантировать каких-либо обязательных и выгодных вам результатов. Кстати, у вас достаточно средств, миссис Слокум? — Вы же не занимаетесь делами исключительно ради богатства? — Она оглядела мою просто обставленную маленькую комнату. — Я не бросаю денег на ветер, и моя цена — пятьдесят долларов в день плюс издержки. Это будет стоить вам четыреста или пятьсот долларов в неделю. Учитывая, чем я располагаю, сколько тут неопределенностей, на дело может уйти все лето. Она сумела все же скрыть свой страх. — Честно говоря, у меня не так много средств, мистер Арчер. В семье деньги есть, но ни я, ни Джеймс ими не распоряжаемся. Все наше — это годовой доход со ста тысяч долларов. — Триста пятьдесят. — Меньше. Деньги контролирует мать Джеймса. Понимаете, мы живем все вместе. У меня есть немного собственных денег, я отложила их. Правда, на дальнейшее образование Кэти... Я могу заплатить вам пятьсот долларов. — В таком случае я могу гарантировать что-либо через неделю или через месяц. — Я должна что-то делать. — Могу сказать почему. Тот, кто написал это письмо наверняка знает что-нибудь более определенное, и вы опасаетесь второго письма. Она не ответила. — Я смогу помочь вам, если буду знать все, что мне нужно. Она взглянула мне в глаза, прямо и холодно: — Я не вижу необходимости исповедоваться в супружеской измене, и вам не стоит принимать на себя роль исповедника. — Да поймите же: коль я буду работать в вакууме, я только даром потрачу время. — Вам заплатят и за это. — Тогда вы просто выбросите свои деньги впустую. — Мне все равно. — Миссис Слокум опять открыла свою сумочку, отсчитала десять двадцатидолларовых бумажек, положила их на стол. — Вот, пожалуйста... Я хочу, чтоб вы сделали все, что в ваших силах, мистер Арчер... Вы знаете Нопэл-Велли? — Я бывал там проездом и отчасти знаю Куинто... Так что делает ваш муж в группе "Актеры Куинто"? — Он один из актеров, по крайней мере, он сам так считает... Вам не следует пытаться говорить с ним. — Предоставьте мне самому решать, что мне следует делать, иначе я лучше посижу у себя в кабинете и почитаю... Как я смогу с вами связаться? — Вы можете позвонить мне домой. Нопэл-Велли есть в телефонной книге округа Куинто. Смотрите на "миссис Оливия Слокум". Она поднялась. Я проводил ее до дверей. Вот когда я заметил, что со спины ее красивый костюм подвыцвел, а по краю юбки шла светлая полоса. Я почувствовал к этой женщине жалость и симпатию. — Я приеду к вам уже сегодня, — сказал я. — Получше следите за почтовым ящиком. Когда миссис Слокум ушла, я сел за стол, уставился на его неполированную поверхность, на письмо и доллары, рядышком друг с другом. Секс и деньги. Как обычно: раздвоенный корень зла. Недокуренная сигарета миссис Слокум с ободком губной помады тлела в пепельнице. "Словно бледный след крови, — подумал я, — и какой едкий запах!" Сигарету я выбросил. Письмо отправилось в карман моего пиджака, двадцатидолларовки — в бумажник. Когда я вышел на улицу, жара подбиралась к девяноста градусам по Фаренгейту. Солнце на небе подходило к полудню. |
|
|