"Планета под следствием" - читать интересную книгу автора (Маккефри Энн, Скарборо Элизабет)

Глава 11

Яна, Диего и Банни отдыхали после чреватого опасностями возвращения к выходу из пещеры во Фьорде Гаррисона. Ардис рассказала им, что они пропустили возвращение Джонни Грина; они провели два дня в тревожном ожидании, пока наконец не появился его вертолет. Все трое выбежали навстречу, подныривая под еще вращающиеся винты. Джонни выглядел очень усталым, словно не спал несколько дней.

Когда шум винтов затих, Джонни заговорил:

— Я знаю, что опоздал, но мне нужно было кое-что сделать — pronto, shnell — быстро. Еще у меня есть новости...

Он вытащил из-под сиденья пилота вещевой мешок.

— Сперва дайте мне забраться в горячую ванну, а потом поспать часов восемь.

— А приличная еда в твои планы входит? — нахмурившись, поинтересовалась Ардис.

— Пока я сижу в ванне, Ардис, дорогуша, и не трудись, все, что у тебя есть готового, вполне сойдет, — с очаровательной улыбкой ответил Джонни.

— Вы уже вернулись или еще никуда не ходили? — спросил он у Яны, когда они вместе с Диего и Банни направились вниз к дому Соник; но тут же прибавил:

— Ox, — и замолчал, заметив, что глаза Банни внезапно наполнились слезами. Джонни обнял ее за плечи.

— Мой отец, — сдавленно проговорила девушка.

— Обвал, — прибавила Яна.

— Мои соболезнования, Баника, — проговорил Джонни.

— Я в общем-то и не знала его как отца... — Банни еле заметно пожала плечами.

— Шон пошел дальше: он надеется найти следы Эйфы, — сказала Яна.

Тут Джонни расплылся в хитрой улыбке:

— Мармион Алджемен повела своих ребят и пятерых ассистентов Мэттью, которых тот умудрился не взять с собой, в пещеру, где планета говорила с нами после извержения вулкана.

— Что?

Джонни снова усмехнулся, услышав этот вопрос, заданный всеми троими почти одновременно: они были явно ошеломлены новостью.

— Ага.

— Ну, так их не было тридцать часов... — сказал Джонни, потом помолчал, намеренно выдерживая паузу и оттягивая продолжение рассказа. — Шимус Рурк и Рик О'Ши сказали, что это было одно из самых лучших посещений в их жизни.

— Да, но что случилось с парнями Лузона? С Мармион? С Салли и...

— Мармион взяла с собой Милларда и Салли. Фабера не было — он куда-то отлучался по делам, — подсказал Джонни, заметив заминку Яны. — Шимус клянется, что во всех них произошли небольшие изменения. Я сам не мог их различить, но Шимус настроен в унисон планете гораздо больше, чем я. Он говорит, что их сердца изменились, даже если мысли остались неизменными и даже если сами они так не считают. Говорит, нам нужно только подождать и мы увидим, что произойдет.

Джонни окончательно расплылся в улыбке; его глаза сузились в щелочки.

— В этом мне приходится ему верить. На этот раз Сурс оказался слишком хитер даже для меня.

— Ничего такого, что можно было бы заметить? Они не видели Сон? — спросила Яна. “Сном” планета как бы рассказывала о своих чувствах и переживаниях, передавала людям историю своей, еще не такой долгой, жизни. Яна видела Сон вместе с Джонни, Шоном, Фиске и несколькими другими вскоре после того, как их спасли; Сон стал бы настоящим откровением для крепких парней Лузона. Яна была бы рада услышать, что они в полной мере пережили это и узнали, что чувствует планета и как она откликается на то, что с ней делают.

— Я бы не стал волноваться, Яна, — сказал Джонни; Банни, все еще в его объятиях, тоже мудро покивала головой:

— Надеюсь, ты прав. Потому что... Джонни потряс головой, отпустил плечи Банни и остановился.

— Дайте мне сначала вымыться, поесть и поспать. Мы поговорим, когда у меня в голове немного прояснится. Идет?

Яна, Диего и Банни согласились и попытались найти себе какое-нибудь занятие, пока Джонни отдыхал. Ардис клялась, что после того, как Джонни упал на постель, он даже ни разу не пошевелился во сне.

Нужно было позаботиться о лошадях — это заняло не менее полутора часов. Нанук в это время валялся на террасе и грелся на солнышке. Судя по всему, там собирались все кошки Фьорда Гаррисона. Пришла даже Тишь Спасшаяся, которую все время ласкали, гладили и вылизывали.

Яна, расчесывавшая свалявшуюся шерсть на брюхе своего конька, на минуту выпрямилась и, заметив знаки внимания, которыми одаряли Тишь, поинтересовалась у Банни:

— Они так поступают со всеми новоприбывшими? За последнюю неделю, живя во Фьорде, Тишь явно прибавила в весе; прежде она была страшно худой — кожа да кости, оранжевый мех и трагические глаза.

Банни взглянула на террасу и улыбнулась:

— Нет, они ее обучают. Нанук сказал, что это нужно сделать: некому было научить бедную кошку передавать сообщения. Ее мать убили раньше. Теперь ей придется пройти ускоренный курс обучения среди кошек Клодах. И... — тут Банни нахмурилась: кошек было много больше, чем раньше. — Похоже, у нас будут новости.

Она отложила скребницу, которой чистила кудряша, и направилась к Нануку.

— Что такое? — поинтересовалась девушка, присаживаясь рядом с ним; многочисленным оранжевым кошкам пришлось потесниться, чтобы дать ей место.

— Лайэм Малони недоволен тем, что случилось с Диной, — сказал ей Нанук. Он сидел совершенно неподвижно, глядя прямо в глаза Банни своими горящими золотыми глазами, и сообщение перетекало в ее мозг, как это бывало со всеми более сложными сообщениями. “Сказать” кошки могли только несколько человеческих слов, довольно коротких и не превышающих возможностей их речевого аппарата. Более длинные разговоры требовали несколько большей концентрации — в особенности от таких новичков, как Банни и Яна Мэддок. С Шоном Шонгили все было совершенно по-другому. Банни вздохнула:

— Я знала, что Лайэм будет огорчен, но ведь он знает, что она выздоравливает и что за ней хорошо ухаживают.

Нанук лизнул переднюю лапу, выразив этим подтверждение слов Банни.

— Он передает, что в Мертвом Коне те же проблемы, что и в Проходе Мак-Ги. Он говорит, что в Веллингтоне и Савойе тоже ждет беда.

Банни задумалась. Эти четыре поселка находились дальше всего от Килкула; именно в них, как докладывали кошки, люди были за рытье шахт. Банни невольно захотелось спросить, не сменились ли и в них шаначи. Она содрогнулась. Если Саток был не единственным, проблема была гораздо серьезнее, чем ей казалось. И если во всех четырех поселениях пещеры были покрыты петрасилом...

Банни снова передернуло.

— Что еще? — спросила она, поняв, что Нанук ждет, пока она переварит информацию.

— Саток побывал в этих поселениях. Во всех них у Сатока есть друзья. Кстати, все сведения были от котов и диких кошек. Таких, как Тишь, в этих поселениях больше нет.

— Черт побери!..

— Что случилось, Банни? — спросила Яна, удивленная яростным восклицанием Банни.

— Но что мы можем сделать? — быстро спросила Банни, махнув Яне рукой, чтобы та продолжала свою работу.

Нанук задумчиво лизнул кончик своего хвоста.

— Клодах уже обо всем знает. И не только это. Когда пилот полетит на юг, нам нужно отправиться с ним.

— Но с Шоном все в порядке?.. Нанук моргнул.

— Мы тоже отправляемся на юг. — Он потянулся всем телом и улегся у нагретой солнцем скальной стены. Банни поняла, что разговор окончен.

Она вернулась к Дарби и снова принялась скрести и чистить его.

— В чем дело? — спросила Яна, прислонившись к крупу Дарби.

— Нанук говорит, что нам лучше отправиться на юг с Джонни, — ответила Банни и добавила поспешно:

— Нет, он не думает, что с Шоном случилась беда. Он просто думает, что мы должны отправиться на юг.

***

Так же думал и Джонни Грин.

— Мне пришлось бы вернуться, даже если бы я не чувствовал себя обязанным проверить, как там девочка, — говорил он. — Вит хочет, чтобы я присматривал за Лузоном. Собственно, я должен был забрать его из Сьерра-Падре пару дней назад. — Джонни ухмыльнулся без малейшего раскаяния. — Но у меня были проблемы с двигателем.

Банни взглянула на него, вопросительно подняв бровь.

— О, доктору Лузону я представлю доказательства, — заметив ее скептицизм, сказал Джонни. — Но у меня было странное предчувствие, а поскольку такое сильное предчувствие у меня появлялось нечасто, я решил к нему прислушаться. Попросил кое-кого и уладил проблему. Вот так.

Он снова широко ухмыльнулся, как мальчишка, который только что сыграл скверную шутку со своим врагом и который даже и не думает признавать за собой вину.

— Что вы сделали, капитан Грин? — спросила Яна командирским тоном.

— Ничего, майор, мэм, о чем вам стоило бы беспокоиться. — Он потрогал пальцем нос и подмигнул Яне. Но, несмотря на то, что его глаза смеялись, по выражению его лица Яна поняла, что больше ничего из Джонни ей вытянуть не удастся.

Она кивнула.

— Это что-то, что в ближайшие дни доставит мне удовольствие?

— Я искренне надеюсь на это, учитывая то, сколько усилий я к этому приложил. А теперь, поскольку я вымылся, поел, выспался и поел снова, давайте грузиться. Нанук хочет, чтобы вы отправились на юг — значит, вы туда отправитесь. О, ведь и ты тоже летишь с нами, верно, Нанук?

Черно-белый кот-охотник подошел к вертолету и теперь заглядывал внутрь.

— Он, знаете ли, не очень любит летать, — прибавил Джонни. — От того, что ты будешь туда глядеть, ничего не изменится, приятель.

Нанук забрался под второй ряд пассажирских кресел, вытянул хвост и положил голову на лапы. Весь его облик свидетельствовал о терпеливой покорности судьбе.

— Ну что, он упакован. Теперь ваша очередь. Добро пожаловать на борт. — Джонни жестом предложил Банни и Диего сесть на сиденья, под которыми устроился Нанук; Яна уселась впереди. Джонни раздал всем наушники, чтобы в полете они могли разговаривать.

***

Они поняли, что что-то случилось, как только Лонси открыла им дверь.

— Лузон? — без обиняков спросил Джонни и получил в ответ длинную, красочную и весьма специфическую тираду, смысл которой сводился к тому, что этот скабрезный тарантул украл Побрекиту. В ходе поисков в окрестностях Сьерра-Падре, организованных всем кланом Онделаси-Гхомпас, выяснилось, что тошнотные ублюдки ископаемой рептилии, питающейся дерьмом и способной съесть свою собственную мать, без стыда и зазрения совести взяли единственный снегоход в Сьерра-Падре, Лхасе и прочих поселениях по эту сторону от Боготы, а это очень далеко, как прекрасно знает Хуанито, особенно в такое неустойчивое время года.

— Когда это все случилось? — быстро спросил Джонни.

— На следующий день после того, как ты улетел, Хуанито. А я-то думала, что она будет в безопасности, пока играет с моими собственными сыном. Я была дурой! Дурой!..

Джонни был слишком зол, чтобы еще что-то говорить. По большей части он злился на себя самого. Он должен был догадаться, что Лузон ни перед чем не остановится. Что ж, по крайней мере, этот тип не причинил вреда ни Лонси, ни кому-либо из ее семьи, он только похитил девочку, а им навряд ли удастся доказать, что это было именно похищение... Джонни даже немного жалел о тех двух днях, которые он потратил, чтобы уладить личные дела. Одно было ясно: им придется действовать, и действовать быстро. Нужно забрать девочку. На этот раз он не оставит ее рядом с Лузоном.

— Она не кричала? Ничего такого? — спросила Банни, выглядывая из-за спины Джонни.

— Как рассказывают мои дети, она пошла с ним по доброй воле, — ответила Лонси. — Она боялась этого типа, это было заметно, но она пошла за ним, потому что именно к таким, как он, она привыкла; потому что именно таких ее учили любить. Ну, может, не любить; но он ведет себя так, как она привыкла, и обращается с ней так, как она привыкла. Она ничего другого не может себе представить, а потому разрешила ему вернуть ее назад.

— Но она же не приняла этого, верно? — спросила Банни не столько у Джонни, сколько у всех взрослых и Диего. — Она же сбежала, верно? Мы должны помочь ей!

Яна успокаивающе обняла девушку за плечи:

— Именно это мы и должны сделать здесь, Рурк. Леди рассказала нам, что бедной девочке настолько промыли мозги, что она отвергла счастье: счастье было для нее чем-то совершенно новым и неизвестным, а потому она испугалась.

— О! — Лонсиана яростно закивала. — Вы это очень верно сказали. Но входите, входите. Ужин готов, и вам надо поесть. Вы не сможете найти то тайное место, откуда она пришла, в темноте. А еще вы должны рассказать нам всем, зачем такой дерьмовый кровосос, оскверняющий землю, как этот Лузон, прилетел к нам; потом мы должны спеть вместе.

— Отлично, ребята, — проговорила Яна, пытаясь бравадой хотя бы немного развеять уныние. — Думаю, мы можем спеть друг другу пару песен. Кто-нибудь из этого поселения был в Бремпорте?

Внезапно в глазах Лонси блеснули слезы. В этот момент Яна поняла в полной мере, что значит “скорбящая”. Подбородок женщины задрожал, губы скривились в гримасе горя. Яна хотела было коснуться ее руки, однако Пабло опередил ее: несмотря на свой невысокий рост, сейчас он был более чем надежной опорой жене.

— Наш второй сын, Алехандро.

По подсчетам Яны, это был последний человек с Сурса, погибший в этой катастрофе. Она вздохнула с облегчением и позволила проводить себя в дом.

— О, гитара! — сорвалось с губ Диего. Он тут же покраснел и смутился, понимая, что его восхищение было неуместным сейчас, после упоминания о погибших в Бремпорте.

— Тебе нравится гитара? — просветлев, спросила Лонсиана.

— Нравится? Я пытался сделать гитару сам. — Диего полез в заплечный мешок и извлек оттуда гриф, который он так терпеливо вырезал.

— Que hombre! — Лонсиана обняла его так, словно он был ее потерянным и вновь обретенным другом. Диего, утонувший в ее объятиях, улыбнулся — больше потому, что разделял ее энтузиазм, а не от смущения.

Конечно, сперва они поели, а потом юные Онделаси-Гхомпесы разбежались по всему поселению, оповещая всех, что сегодня будут особые песни. Конечно, настоящего праздника не получится, но кое-что устроить будет можно: и “варево” найдется, и кое-что перекусить.

— Я думала, “варево” — фирменный напиток Клодах, — заметила Яна.

— Не все хорошее, что есть на рынке, идет с севера, — усмехнулся Джонни. — Если бы ты вышла из низов, а не училась в офицерской академии, где так мало кадетов с Сурса, ты бы кое-что знала о “вареве” и о совместных празднествах. Каждый раз, возвращаясь из увольнительной, Лонси кое-что с собой привозила; ее рецепт мы назвали “Старый Броненосец”, поскольку он давал нам настоящую броню против ударов судьбы. Ее напиток бодрит больше, чем то подобие сидра, которое вы пьете на севере.

Банни, наблюдавшая за тем, как Пабло демонстрирует совершенно очарованному Диего приемы игры на гитаре, а потом звучание волынки, заметила:

— Здесь есть много вещей, которых нет у нас на севере.

Лонсиана сделала с бобами что-то невероятное:

Яна отдала бы большой палец правой ноги за то, чтобы выяснить рецепт. Блюдо было потрясающе вкусным; хотя они сильно проголодались, вскоре они уже почувствовали себя сытыми.

Сразу после ужина стол разобрали и вынесли из комнаты, а по стенам расставили стулья, кресла, скамьи и сундуки. Гитару снова сняли со стены, а еще откуда-то извлекли круглый инструмент с закрепленными на нем звенящими кусочками металла, в котором Яна опознала тамбурин.

Лонсиана со старшими дочерьми отправилась на кухню готовить “варево”, а Пабло, Джонни и старшие сыновья Онделаси принимали начавших собираться гостей.

Яна снова поразилась тому, как маленький сурский дом может вместить такое количество людей. Вскоре только в центре комнаты осталось свободное место, где стоял стул для певцов, одним из которых, и, возможно, первым, должна была стать сама Яна. Банни и Джонни следили за тем, чтобы ее кружка не была пустой, как и кружка Диего, который объявил, что у него тоже есть песня.

Яне страшно недоставало Шона, но Джонни подвел ее к стулу, усадил и забрал уже пустую кружку из ее рук.

— Это майор Яна Мэддок, которая была в Бремпорте, а теперь стала одной из нас, — просто сказал он. — У нее есть для вас песня.

Тишина бывает разной, и Яна хорошо знала это: от абсолютной тишины, которую она не слышала во время пребывания в космосе, до тишины ожидания, наполненной надеждой или радостью, или злой тишины, словно бы говорящей: “Ну, показывай, чего ты там можешь!”. Эта тишина была тишиной ожидания, тишиной почти священной. Яна была так потрясена этим, что начала петь, чтобы оборвать это молчание.

После того, как она одолела первые две строки, сам процесс пения начал доставлять ей удовольствие — хотя получить подлинное удовольствие от этой песни она навряд ли смогла бы. Может быть, когда-нибудь наступит тот день, о котором говорил Шон, — день, когда она будет слагать песни с радостью...

Меня послали сюда умирать — сюда, где живут снега,Где воды живут, где звери живут, где трава и деревья живут,Где живете вы. И теперь живу я.

Она пропела последние слова, прежде чем поняла, что только что добавила их к песне.

Лонсиана и Пабло подошли к ней, взяли ее за руки и поднесли ее руки к своим мокрым от слез щекам. И дети Онделаси со смущенными улыбками подходили к ней, чтобы тоже коснуться ее рук.

Раздались голоса, хвалившие ее песню; только тогда Яна смогла подняться со своего места без посторонней помощи.

Банни подвел к стулу Диего. Сейчас молодой человек смотрел по-новому — упорно и твердо; такого в нем раньше не было. Он постепенно становился мужчиной, а то, что произошло в Проходе Мак-Ги, закалило его.

— Это Диего Метаксос, который был вместе со мной в Проходе Мак-Ги и рисковал своей жизнью, чтобы спасти меня, — сказала Банни, пожимая руку Диего. — У него есть песня, которую должны слышать все.

Диего запрокинул голову, прикрыл глаза и положил руки на бедра, ногами зацепившись за нижнюю перекладину стула.

Глубоко Место Единения,Где теплы и туман, и камень, и ледТеплотою того, что больше, чем дружба,Больше любви материнскойИ отцовской любви,Теплотой восприятия и понимания.Наше сокровище — Место Единения.Это наше место, наш дом, наш дом...

Его баритон поднялся до самых высоких своих нот и стал громче и сильнее, когда он повторял последнюю фразу. Потом тон Диего изменился: теперь он говорил, как рассказчик, который вынужден говорить правду, тревожащую и ранящую его:

Есть другие, не верящие, что это местоНаше и нашим было с тех пор,Как мужчины и женщины пришли сюда.Когда-то они были с нами и знали Единение.Но они ушли и познали многоеО зле и своекорыстии, жадности, небрежении, безразличии,О том, как искать себя, помогать себе — и жить для себя.Для себя.Со знанием тех вещей, что сковывают, ранят и скрывают,Они возвратились, чтоб во зло обратить то, что было добром.

И снова его голос изменился: теперь в нем звучала горечь, от которой Яну охватил озноб, горечь, которая передавалась его слушателям.

Зачем красть то, что наше, чтобы оно принадлежалоТолько одному?Зачем во времена тревог лишать многих Единения,Надежды и мира?Зачем хоронить правду?Зачем хоронить планету заживо?

Эти слова вызвали у слушателей судорожный вздох ужаса, но Диего продолжал:

Ибо ее заживо погребли, не слушая крика ее,В проходе Мак-Ги.Камни сдавлены,Корни скованы,Земля задушена белой смертью, похожейНа снежный покров, -Дар того, кто сын и не сын ей.Ибо кто из сынов желает смерти отцу?Ибо кто из сынов требует почестей,Которых он недостоин?Женщин силой берут; и селения в страхе,Лишенные мест Единения,И туманов ласковых — тех, что лечат,Что приносят покой,И духа, что питает нас. Всех нас!

Песня Диего вызвала негодование у всех, кто слышал ее в эту ночь. Банни так гордилась его песней и тем, как он пел, что дрожала от возбуждения. После того, как он отдохнул, они вместе с Банни рассказали о том, что произошло в Проходе Мак-Ги, и о предательстве Сатока.

Яна, выпившая довольно много “варева”, слушала разговоры, затянувшиеся далеко за полночь, под аккомпанемент гитары, свирели, флейты, тамбурина, маракасов и кастаньет. Однако она, Лонси и Джонни, а, возможно, в какой-то момент и Банни, решили, что самое важное, что они могут сделать сейчас, — это спасти Побрекиту из рук Пастыря Вопиющего.

По описанию Лонсианы выходило, что этот человек был даже хуже Сатока, если он хотел жениться на несовершеннолетней девочке, когда у него уже было четыре или пять жен. Яна была научена терпимо относиться к любым законам и обычаям туземцев, но она сама была цивилизованной женщиной, для которой брак по принуждению был отвратителен. В эту ночь они припомнили и сложили вместе все, что говорила Побрекита, и примерно выяснили, где находится Долина Слез, исходя из того, где нашли девочку, сколько, по ее словам, она была в пути и откуда шла. По оценке Джонни, это место должно было находиться в горах Сьерра-Падре, где-то неподалеку от истока реки Лакримас. Если погода будет хорошей, не должно быть проблем с тем, чтобы долететь прямо до места. А если они встретят Лузона, по крайней мере, двое из них смогут поехать на небольшом снегоходе, который Джонни предусмотрительно погрузил в вертолет.