Салли Боумен Любовь красного цвета

Пролог

Молодой человек в черном плаще заметно волновался, хотя до сих пор проблем с пересечением границ у него не возникало. Он выехал из Амстердама в пять часов утра, когда еще только занимался холодный январский рассвет, и теперь ехал по шоссе за рулем одного из целой флотилии роскошных «Мерседесов» империи Казарес. На улице было морозно, но внутри автомобиля кондиционер стабильно поддерживал температуру шестнадцать градусов – не выше, поскольку водитель не хотел расслабляться. Опасаясь гололеда и любого – пусть самого незначительного – дорожного инцидента, который мог бы привести к столкновению с полицией, он вел машину осторожно и расчетливо, со скоростью даже на пять миль ниже, чем предусматривали дорожные правила Нидерландов.

Достигнув бельгийской границы, водитель немного занервничал. Однако к этому часу движение на дороге стало уже гораздо более интенсивным, и теперь сидевший за рулем «Мерседеса» человек ничем не выделялся среди сотен таких же, как он, молодых бизнесменов, мчавшихся в дорогих машинах в Антверпен, Брюссель или Париж. Существование Европейского союза превратило межгосударственные границы в условность, упразднив практически все пограничные формальности, и теперь, если только не случалось каких-нибудь чрезвычайных происшествий, можно было не опасаться, что на пропускном пункте тебя остановят.

Путешественник вихрем промчался по идеальным скоростным трассам Бельгии и в девять утра уже въезжал во Францию по дороге, что вела на юг. До основного пункта его назначения – Парижа – оставалось около двух часов осторожной езды.

Очутившись на французской территории, молодой человек немного расслабился, и, как он понял чуть позже, это стало его ошибкой. Испытывая радостный подъем, он включил автомобильный проигрыватель компакт-дисков и закурил долгожданную сигарету. Его миссия близилась к концу. Приподнятое настроение заставило его забыть о бдительности и увеличить скорость.

Мощный восьмицилиндровый двигатель «Мерседеса» откликался на малейшее прикосновение к педали акселератора. Вот и сейчас он заурчал чуть сильнее и плавным рывком бросил машину вперед. Обгоняя грузовик, водитель вдруг увидел полицейскую машину, ехавшую впереди медленного неповоротливого трейлера. У молодого человека бешено забилось сердце и мгновенно пересохло во рту, однако предпринимать что-либо было поздно. Заметно сбросив скорость, он продолжал движение, а затем включил сигнал поворота и перестроился в средний ряд.

Водитель пытался убедить себя в том, что полицейские не обратят внимания на это незначительное нарушение. Вот если бы он сидел за рулем более экзотической машины – «Порше», например, – и на нем была бы не столь безупречная одежда – плащ от Эрме и костюм за три тысячи фунтов, сделанный на заказ в одной из мастерских на Сэвил Роу, – тогда его наверняка бы остановили. Теперь же он являл собой образец благосостояния и респектабельности. Ему ничего не грозило.

Не успел он об этом подумать, как увидел, что полицейская машина уже висит у него на хвосте. В тот же момент заработали ее мигалки и взвыла сирена.

«Сохраняй спокойствие!» – приказал себе водитель. Они сделают ему внушение, в худшем случае оштрафуют – ничего страшного. Он сделал вежливый жест, показывая, что понял приказ остановиться, и съехал на плотно утрамбованную обочину дороги. До того момента, как полицейские выйдут из автомобиля и подойдут к его машине, оставалось не более пятнадцати секунд. Молодой человек бросил взгляд на черный атташе-кейс, лежавший на пассажирском сиденье рядом с ним. Такие чемоданчики выдавались всем руководящим сотрудникам, работавшим у Казарес. На этом было выгравировано его имя – Кристиан Бертран, а на ручке болталась маленькая бирка с монограммой «Ж.Л.». Она указывала на то, что Бертран входил в число шести главных помощников, работавших на самого Жана Лазара.

Несколько мгновений молодой человек неподвижно смотрел на чемоданчик. Его так и подмывало хоть как-то спрятать эту опасную вещь – сунуть под сиденье или хотя бы просто прикрыть газетой, однако один из полицейских уже приближался к его машине, а любое действие, которое могло привлечь его внимание к кейсу, было бы ошибкой.

Водитель взглянул на свое отражение в зеркале. Он выглядел чуть бледным, но вполне собранным. Затем открыл дверцу машины. К тому времени, когда полицейский подошел к «Мерседесу», у водителя уже были наготове все необходимые документы и оправдания. Он вел себя достойно и сдержанно.

Оправдания были традиционными: да, немного отвлекся, потому и превысил скорость. «Ни в коем случае не обмолвиться про Амстердам!» – внутренне приказал себе он, а затем продолжал объяснять вслух: задумался о деталях деловых переговоров в Брюсселе и о том, как будет отчитываться перед мсье Лазаром, когда приедет в штаб-квартиру Дома моды Казарес. Молодой человек выждал некоторое время, чтобы эти имена, обладавшие магическим воздействием на любого француза, проникли в сознание полицейского. Они сработали и на сей раз – это было видно по лицу стража порядка.

Внешне полицейский остался прежним, но манеры его явно смягчились. Обдумывание деловых переговоров, заметил он, не может служить оправданием того, что водитель едет со скоростью сто пятьдесят километров в час по шоссе, где скорость ограничена до ста тридцати. Бертран пробормотал очередное извинение и, протягивая полицейскому документы, добавил, что сейчас у всех, кто работает на Казарес, мозга набекрень. Офицер, конечно же, знает, что на следующей неделе состоится показ ее весенней коллекции?

Полицейский молча проглотил всю эту информацию и окинул Бертрана неторопливым оценивающим взглядом. Он, несомненно, оценил и плащ, и безупречный костюм, и безупречную рубашку с галстуком, и консервативную стрижку водителя в стиле Елисейских полей, и его затемненные очки в черепаховой оправе. Бертран молча молил Всевышнего, чтобы его благопристойный внешний вид усыпил любые подозрения, которые могли возникнуть в душе ищейки. Сорбонна, Оксфорд, степень, полученная в школе бизнеса Гарварда… Он мысленно перечислял все свои заслуги и достижения. Господи, только бы этот легавый оказался здравомыслящим человеком, а не безмозглым служакой, как многие его коллеги! Только бы понял, что имеет дело с образованным, занимающим высокое общественное положение бизнесменом, чья работа на Казарес имеет поистине международную значимость, приумножая славу и процветание Франции! Пусть он окажется патриотом, пусть увидит, с кем, черт побери, имеет дело! – отчаянно молил небеса молодой человек.

И в этот момент сердце его чуть не остановилось. Пока первый флик с невыносимой медлительностью изучал документы, второй неспешно обходил «Мерседес». Он нагнулся, чтобы как следует разглядеть номер, потрогал задний фонарь, затем зашел спереди и в течение нескольких томительных секунд пристально рассматривал щетки стеклоочистителя на ветровом стекле. В следующий миг он открыл пассажирскую дверь. Бертран исподтишка следил за его действиями. Засунув голову в машину, полицейский внимательно осмотрел приборную доску с многочисленными переключателями, пульт управления лазерным проигрывателем и кожаные сиденья ручной работы. Протянув руку, он открыл отделение для перчаток и снова захлопнул его. Водитель отвел взгляд в сторону и сунул руки в карманы плаща, чтобы никто не заметил, как они дрожат.

Теперь второй полицейский, должно быть, смотрит на атташе-кейс, подумал Бертран и, метнув быстрый взгляд вправо, убедился в правильности своей догадки. Служитель закона повернул чемоданчик к себе и внимательно изучал бирку с монограммой. Молодой человек почувствовал спазм в низу живота, тошноту и головокружение. «Я должен отвлечь их, – пронеслось в его мозгу, – я должен что-то говорить…»

А в следующий момент все кончилось. Второй полицейский захлопнул пассажирскую дверь, первый – протянул водителю его документы.

– Что ж, в таком случае…

Блюститель порядка оставил фразу неоконченной, но все было ясно и без того. У Бертрана вновь закружилась голова, но на сей раз – от облегчения. Они отпускали его. Даже без положенного в подобных случаях штрафа! Пронесло… Тот полицейский, что рыскал до этого вокруг «Мерседеса», уже возвращался к своей машине, первый же, сделав несколько шагов том же направлении, вдруг остановился и повернулся к Бертрану.

– Казарес… – проговорил он. Бертран снова напрягся.

– Давно вы у нее работаете?

– Четыре года.

Повисло молчание. Бертран неуверенно смотрел на стража порядка, пытаясь угадать по выражению его лица, о чем он думает. Сейчас оно выглядело менее официальным, и на нем читалось большее уважение.

– В таком случае, вы, должно быть, встречались с ней самой? С Казарес…

Да, теперь блюститель закона явно проникся уважением, даже почтением, с облегчением подумал Бертран. Он больше не чувствовал себя рыбиной на крючке, поскольку подобные вопросы ему задавали не раз: в ресторанах, на вечеринках и во время деловых встреч в Париже, Лондоне, Риме и Нью-Йорке… Да, что ни говори, а работа на мировую знаменитость имеет свои неоспоримые преимущества: исходящее от нее сияние касается своим краешком и тех, кто находится рядом – будь ты высокопоставленный помощник или простая швея.

Бертран улыбнулся. Конечно же, он видел Казарес – на тех торжественных мероприятиях, проводимых дважды в году, когда великая Казарес спускается со своего Олимпа и появляется на публике, чтобы принять очередной шквал оваций по поводу завершения показов мод. Выдав полицейскому эту порцию лжи, Бертран понизил голос и доверительным тоном добавил: мало того, примерно два года назад он был представлен лично ей самим Жаном Лазаром на банкете в честь этой выдающейся женщины.

– Вы хотите сказать, что имели возможность поговорить с ней?

– Накоротке, хотя и недолго. Как вы, должно быть, знаете, мадемуазель Казарес весьма застенчива и очень эмоциональна. Она ушла с этого банкета почти сразу же после того, как меня ей представили, так что мне удивительно повезло. Женщина, которая стесняется собственной славы, да еще – художник… Это просто восхитительно. Мне никогда не забыть этой встречи.

Молодой человек врал легко и непринужденно, однако удивляться этому не приходилось – вся эта ложь являлась политикой компании, была тщательно отрепетирована и озвучивалась – в тех или иных вариациях – уже много раз до этого. Весь мир должен был знать, что загадочная, окруженная тайной Казарес, тем не менее, продолжает творить. Каждый из ее высокопоставленных сотрудников врал на свой лад. Кто-то делал упор на ее внешность, кто-то – на обаяние или одухотворенность, а вот Бертран, который, кстати сказать, ни разу в жизни не встречался с Казарес, решил сделать ставку на утонченную артистичность своей недосягаемой хозяйки. Это, как ему казалось, срабатывало лучше всего остального.

– Необычайная женщина, – проговорил полисмен, покрутив головой.

Бертран торжественно кивнул, показывая, что не может оспаривать столь очевидный факт, но дальше предпочел не распространяться. Дело в том, что о других, еще более необычных качествах, присущих личности Марии Казарес (о которых, впрочем, Бертран мог догадываться лишь благодаря слухам и собственной интуиции), он не посмел бы поведать никому, даже собственной жене.

Инцидент был исчерпан. Полицейская машина уехала. Бертран, все еще дрожа, сел за руль своего «Мерседеса», закурил очередную сигарету, пытаясь успокоить нервы, и решил, что по возможности постарается не упоминать об этом незначительном происшествии мсье Лазару. Затем он продолжил свой путь по направлению к Парижу, но уже с гораздо более умеренной скоростью.

Его нервы, однако, вновь разыгрались, когда он въехал во внутренний дворик изумительного особняка семнадцатого века, купленного Лазаром примерно пятнадцать лет назад специально для штаб-квартиры империи Казарес. Лазар не выносил, когда его заставляли ждать, и это было общеизвестно, а уж если во время вынужденного ожидания ему не на ком было сорвать гнев, он вообще превращался в тигра. Поэтому Бертран приготовился к неизбежной экзекуции. В том, что она состоится, молодой человек не сомневался ни на секунду. Миновав привратника, он знаком остановил кинувшегося было к лифту лифтера и пошел вверх по лестнице. Поднявшись на два пролета и убедившись в том, что его никто не видит, молодой человек перешел с шага на рысь.

Причудливый лабиринт кабинетов, составлявших царство Лазара, располагался на верхнем этаже здания. Его святилище охранялось целой армией секретарей и помощников, наполнявших длинную анфиладу смежных комнат. Поскольку Бертрана ждали, остановить его никто не пытался. Лишь в самой последней из комнат при его появлении главная секретарша Лазара обратила взгляд к элегантному циферблату настенных часов и сделала предупреждающий жест.

– Сосредоточьтесь, – сказала она.

Бертран поправил узел галстука, покрепче вцепился в ручку атташе-кейса и открыл дверь, которая вела в знаменитый «предбанник». Это была вытянутая, полная зеркал комната с высокими стрельчатыми окнами, откуда открывался вид на улицу Сент-Оноре – самый дорогой вид в мире, как с гордостью говорил Бертран своей жене.

Дверь в святилище Лазара была обита звуконепроницаемым покрытием толщиной в десять сантиметров, а сверху – дорогой черной кожей. Бертран помедлил, прочистил горло и только затем благоговейно приоткрыл дверь. Он знал, что о его приезде шефу уже доложили. Как всегда, входя сюда, он на несколько секунд задержался на пороге, чтобы глаза привыкли к полумраку, в котором предпочитал работать хозяин этого кабинета.

Пройдя по паркету, Бертран остановился перед письменным столом и стулом, составлявшим всю обстановку комнаты, и согнулся в почтительном полупоклоне, ожидая расправы, которую неминуемо должно было повлечь за собой его опоздание.

Однако громы и молнии не торопились обрушиться на повинную голову несчастной жертвы. В кабинете царила тишина. Расправы так и не последовало. Лазар медленно поднял голову. Он словно не замечал своего помощника. Взгляд его был прикован к одному только атташе-кейсу в руке последнего. Затем, протянув руку с необычно длинными пальцами, он передвинул лежавшие перед ним документы на край стола.

– Никаких сложностей? – спросил он.

– Нет, сэр, никаких. Я приношу извинения за то, что опоздал, но на шоссе было очень интенсивное движение.

– Новый продукт – у вас?

– Да, сэр, как и было оговорено.

– У нас достаточно времени?

– Да, сэр. Изготовители советуют в течение первых четырех дней произвести мониторинг, выяснить уровень восприимчивости организма. Принимать лишь по одной таблетке в день – утром, вместе с пищей…

Бертран запнулся.

– Продолжайте, – велел Лазар.

– Пища рекомендуется, сэр, жидкая. До и после приема таблетки. Они особо подчеркнули это.

– Побочные эффекты?

Бертран снова замешкался. Лазар подался вперед, и свет от настольной лампы упал на его лицо.

– Вы слышали мой вопрос. Побочные эффекты: да или нет?

– Да, сэр, разумеется. Препарат пока еще не испытан в достаточной степени, но меня заверили, что он не должен вызвать каких-либо антагонистических реакций со стороны организма. В ряде случаев было зафиксировано учащение пульса, однако оно продолжалось всего несколько часов. Возможна бессонница, однако она наблюдается лишь при увеличении дозировки или когда препарат принимается непосредственно перед сном…

Лазар прервал говорившего коротким взмахом руки и таким же скупым жестом велел ему положить чемоданчик на стол перед ним. Кейс моментально оказался на указанном месте, и некоторое время хозяин кабинета молча созерцал его. Лазар умел молчать. Раньше Бертран полагал, что эти знаменитые паузы его хозяина предназначены для устрашения, однако со временем перестал воспринимать их как некий театральный эффект. Он понял, что молчание Лазара означало высшую степень концентрации, которой за долгие годы научился этот человек. Вот и сейчас, глядя на Лазара, он понимал, что для того перестало существовать все на свете, кроме лежавшего перед ним чемоданчика.

Он молча стоял и глядел на Лазара, тонкие руки которого покоились на крышке атташе-кейса. Бертран работал с ним с девяносто первого года, но и сейчас понимал своего шефа не лучше, чем в день своего прихода сюда. За все эти четыре года Лазар ни разу не сделал ни одной попытки сблизиться, не сообщил ни единого факта о своей личной жизни. Бертран знал лишь то, что Лазару около пятидесяти, что по происхождению он, вероятно, не француз, что он свободно говорит на пяти языках, много работает, мало спит и, по слухам, живет один. Если верить сплетням, Лазару также принадлежала собственность в Париже, его окрестностях и за границей.

Что было известно Бертрану наверняка и по собственному опыту, так это невероятная трудоспособность и самоотдача Лазара. Его преданность деловой империи Казарес была вне всяких сомнений. Вот только верить ли слухам о том, что причиной этой фантастической преданности являлось особое отношение Лазара к самой Марии Казарес?

В кабинете по-прежнему висела тишина. Глядя на этого аскетичного, пугающего человека – своего работодателя, – Бертран, не любивший Лазара, но уважавший его, испытывал смесь страха, восхищения и жалости. Гордость Лазара ни за что не позволила бы ему признать собственную слабость, и тем не менее, свидетельство этой слабости лежало сейчас на его письменном столе.

Если он считал, что без этого допинга не сможет дотянуть до показа новой коллекции, значит, его переутомление было гораздо сильнее, нежели полагал ранее Бертран. Разглядывая Лазара сейчас, он видел явные признаки этого переутомления и удивлялся, как мог не заметить их раньше. Шеф выглядел усталым и поникшим. Когда он поднял глаза на Бертрана, тот был потрясен болью, поселившейся в них, видимо, очень давно.

– Откройте кейс, – велел Лазар.

Бертран немедленно выполнил приказание. Внутри чемоданчика находилось несколько маленьких свертков, каждый из которых накануне вечером был скрупулезно – согласно полученным инструкциям – упакован Бертраном в номере его амстердамского отеля. В каждом из них было по небольшой – два на два дюйма – белой коробочке, а там, в свою очередь, – по одной таблетке, завернутой в плотный золотой шелк. Коробочки были обтянуты белым шелком – фирменной тканью Лазара – и перевязаны серебряной шелковой тесьмой. Они мягко переливались в свете настольной лампы, притягивали взгляд, завораживали. Казалось, что в них находятся какие-нибудь редкостные сокровища или драгоценные миниатюрные фиалы. Это была идея Лазара – упаковать товар таким образом, чтобы он походил на дорогие подарки.

Всего в кейсе находилось шесть коробочек. Лазар разложил их так, что четыре оказались возле его левой руки, а две – возле правой. Он снова поднял глаза на своего молодого помощника. В свете лампы черты Лазара заострились еще больше, взгляд темных глаз казался всевидящим.

– Итак, четыре дня мониторинга. После этого до показа коллекции у меня останется один день. Что потом?

Помощник сглотнул ком в горле.

– В день показа коллекции можно принять сразу две таблетки, сэр.

– То есть удвоить дозу?

– Да, сэр. К тому времени организм выработает восприимчивость к препарату.

– Результаты?

– Ощущение благополучия, оптимизм. Внутренний подъем, уверенность в себе.

– Приятно знать, что даже такие вещи можно купить за деньги.

– Все это сопровождается заметным улучшением общего самочувствия, сэр. Этот эффект – временный, но весьма заметный. Наблюдается также омоложение кожи и…

– Что произойдет с глазами?

– Всего лишь небольшое сужение зрачков, сэр. Заметить это можно будет только с очень близкого расстояния.

– Речь? Движения?

– Никаких изменений, сэр.

– Вы опробовали препарат на себе?

– Да, сэр, как вы и велели. – Бертран смотрел прямо в глаза шефу. Он всегда так поступал, когда лгал ему. – Я принял одну таблетку вчера утром…

– Целую таблетку?

– Да, мсье Лазар, – ответил помощник. На самом деле он принял лишь половину. – Я принял таблетку после завтрака, в десять часов утра, в своем гостиничном номере. Эффект был мгновенным и, должен вам сказать, просто потрясающим.

– Меня не интересуют детали. Скажите только: желаемый результат был достигнут?

– Да, сэр, в полной мере. Я сразу же почувствовал, как спало напряжение, отступили тревоги. Пришло ощущение покоя и уверенности в себе, улучшилась ориентация в пространстве. Цвета и звуки приобрели необычайную яркость и сочность. И еще…

– Как вам спалось?

– Спалось? О, прекрасно, сэр. Я лег в постель около полуночи и…

– Хорошо ли вы спали? Без сновидений?

– Мне снились только приятные сны, сэр. – Бертран позволил себе улыбнуться. – Я с удовольствием видел бы такие сны каждую ночь.

– Я вас не понимаю.

– Все пять чувств словно бы обострились, мсье Лазар. Сны были эротическими. Я сразу же заметил, как повысилась моя мужская потенция. Если бы в тот момент я был не один…

– Вы свободны, – холодно и кратко бросил Лазар. Бертран, думавший, что его последние наблюдения могут заинтересовать даже такого человека, как шеф, мгновенно понял, что ошибся. Лицо Лазара являло собой непроницаемую маску отчужденности. Он опустил голову и снова стал рассматривать коробочки. Помощник бросил последний взгляд на черные волосы хозяина, тускло отсвечивающие в лучах лампы, и стал медленно пятиться по направлению к двери. Лазар не терпел даже малейших признаков фамильярности. Если повезет, думал Бертран, ему удастся добраться до двери раньше, чем шеф даст волю своему гневу. Ему уже удалось избежать взбучки за опоздание, не может же повезти дважды за столь короткое время. Пятясь к двери, Бертран ожидал, что в любую секунду шеф изольет на него присущий ему холодный сарказм. Помимо всего прочего, Лазар был знаменит тем, что умел стереть человека в порошок, даже не повышая голоса.

– Погодите, – проговорил Лазар. Бертран побледнел и повернулся к хозяину.

– Скажите… – Тот все еще изучал коробочки. Он взял одну из них в руку и вертел ее так и эдак. – Эти маленькие волшебные таблетки уже как-нибудь окрестили? У них есть название?

У Бертрана словно гора с плеч свалилась. Да, подтвердил он, эти маленькие кусочки чуда уже обрели имя. Их создатель, молодой голландский химик, хотел присвоить своему изобретению какое-то резкое, агрессивное название, благодаря которому препарат мог бы поскорее завоевать себе место на улицах, однако патлатый партнер-американец сумел переубедить его. Им нужно другое, доказывал он. Имя препарата должно обещать то, что дарит он сам: поначалу – взрыв энергии, а затем – глубокий, мягкий покой.

«Когда препарат окажется на улицах, – говорил американец, – подростки все равно окрестят его по-своему, так всегда бывает. Ведь как он действует? Сначала – заставляет тебя летать, потом обволакивает и укладывает в мягкое уютное гнездышко, затем…»

– Как он называется? – повторил свой вопрос Лазар. Бертран, уже успевший прийти в себя, перешел к делу, сообщив Лазару, что чудодейственные таблетки – маленькие, белого цвета и сладкие – окрестили «белыми голубками».

Это название, похоже, затронуло какую-то струну в душе Лазара, поскольку он завороженно повторил это название, как будто для самого себя. Затем снова поднял взгляд на Бертрана. Последний его вопрос был остр, словно бритва:

– Они – безопасны?

Бертран, мечтавший поскорее сбежать отсюда, понял, что сейчас – не самый подходящий момент, чтобы вдаваться в детали. Он решил не упоминать о некоторых многозначительных замечаниях голландского химика, о недвусмысленном предостережении, сделанном его партнером-американцем. Тем более, Бертран не испытывал ни малейшего желания признаваться в том, что он, женатый мужчина и человек поистине пуританских взглядов, после всего лишь половины таблетки полностью утратил контроль над собой. Пусть это станет сюрпризом и для Лазара, не без некоторой мстительности подумалось ему.

– Эффект их действия необычайно силен, но они абсолютно безопасны. Да, сэр, абсолютно безопасны.