"Код любви" - читать интересную книгу автора (Моррель Максимилиана)

11

Следующие три дня прошли на удивление тихо. Негритянка Аманда из парикмахерского салона и доктор Свенсон съездили в Холбрук и привезли множество пакетиков с донорской кровью. Теперь все хоть ненадолго будут сыты. Оба брата-«карапуза» даже пытаются заигрывать со мной. Забавно! Интересно, сколько же им лет на самом деле? Оказалось, одному восемнадцать, другому двадцать один. Вот теперь уже стало грустно. Все же мерзавец был этот Клайф! А сколько их еще, таких негодяев, по всему миру. И пусть Лига избранных пытается манипулировать ими, но все равно случается так, что то там, то здесь ситуация выходит из-под контроля. Чтение дневников миссис Балантен заставило посмотреть на многие вещи иначе. Ее наблюдения, размышления, а главное, собственный опыт – незаменимый учебник для вновь обращенных, да и для человека, которому волей-неволей приходится вращаться среди вампиров, необходимое пособие. Больше всего меня потрясла ее запись, сделанная в марте тысяча восемьсот сорок девятого года: «Тяжело, очень тяжело, невозможно. Раздражает все – звуки, запахи, которых раньше просто не существовало. В первый день не могла даже двигаться. Наш дом словно после варварского погрома: мебель поломана, посуда побита, штукатурка на стенах потрескалась и осыпалась в некоторых местах. Невероятных усилий требует простое, казалось бы, занятие: сделать очередную запись в тетради. Ощущения непередаваемые. Мне пятьдесят девять лет, я и в молодости не была особенно сильна, а за последние годы и вовсе сдала. А теперь энергия бьет ключом. Массивная хрустальная пепельница в руках рассыпалась в прах. Надо учиться воспринимать мир по-новому. Но, главное даже не в этом. Голод – вот самое тяжкое испытание. Постоянный, болезненный, безжалостный голод, от которого нет спасения. Габриэль еще мучительнее переносит его. Не думать, гнать от себя навязчивую мысль! Сэмми помогает как может, кажется, он раскаивается в том, что свершилось, но пути назад нет. Малышка Виктория втайне от Мастера подкармливает нас с мужем. Знаю, уверена, что справлюсь с этой мукой и помогу справиться Габриэлю. Он старается, очень старается, ради Сэмми, ради всех этих несчастных, что обитают в Янгфилле».

А сегодня утром я наткнулась на генеалогическое древо, скрупулезно составленное матерью Мориса. Теперь понятно, откуда присущие ему высокомерие и гордыня. Все от предков, ни больше ни меньше королевских кровей, хоть и не по прямой линии. Да еще кое-кто из династий сильных мира сего. Несколько кровесмешений на протяжении почти трехсот лет, затем ветви расходятся и вновь соединяются на Армелине и Габриэле, которые, по сути, оказались кузенами. Так вот почему целых десять лет их дети умирали один за другим! Теперь все встает на свои места. И Морис выжил только потому, что в нем зародился ген вампиризма. Страшная награда за человеческую недальновидность. Сама миссис Балантен с горечью пишет об этом: «Как знать, суждено ли было бы нам быть вместе, знай мы все заранее. В метаморфозе, случившейся с Сэмми, не виноват никто, кроме капризной и насмешливой судьбы. Лучше бы я не раскапывала всего этого!».

Чтение дневников так захватило меня, что я даже не заметила, как в бар пришел Тикси, немного позже Тори и Лу. Никто из них не беспокоил и не отвлекал меня. С сумерками подтянулись и остальные вампиры. Я оторвалась от дневников, лишь когда бармен поставил передо мной тарелку с неизменным бифштексом. Надо же, я начисто позабыла о еде! Потрясающее вино тоже пришлось как раз кстати. С удовольствием набиваю рот, улыбаюсь всем, старательно не заглядывая в глаза, а затем вновь углубляюсь в свои мысли.

Что-то неуловимое пронеслось в воздухе. Стакан с вином дрогнул в моей руке, я очнулась от размышлений и взглянула на присутствующих. Застывшие маски вместо лиц, в глазах растерянность, ужас, паника Что они слышат? Полицейская машина… Резко тормозит возле бара. Морис… Бледнее обычного, значит, не питался все эти дни, во взгляде черный дым, искаженное яростью лицо. Никто не двигается с места, напряженно следя за тем, как Мастер открывает дверцу машины. Из нее выходят двое: Ким и крепкий на вид парень лет тридцати. Вот они – беглецы. Едва уловимый шорох пронесся по залу, то ли вздох, то ли стон, и тихий шепот Тори:

– Он выжал их подчистую. Была схватка. Не видать мне снисхождения!

Даже не взглянув ни на кого, Морис пошел по улице в другой конец города. Двумя безвольными тенями провинившиеся двигаются перед ним.

– Да поможет нам Голконда[7]! – выдохнула Тори. Ей вторили десятки голосов, и подавленная предстоящим судом процессия пошла следом за Мастером.

Большая площадка посреди кладбища, в центре Балантен, властный, могущественный, непоколебимый. Совсем ничего человеческого не осталось в нем. Такого Мориса, каким он выглядел сейчас, я боялась каждой клеточкой своего тела и приблизиться к нему не смогла бы ни за что на свете. Он стоит и повелительным взглядом следит за тем, как вампиры выстраиваются вокруг. Перед Мастером на коленях подсудимые. Ким тихо поскуливает, покачиваясь из стороны в сторону, и даже в свете луны, единственном источнике света, видно, как дрожит Хью Ханпер. Тишина такая, что звенит в ушах, кровь бьется у меня в голове колокольным набатом. Меня потряхивает, и я даже не в состоянии мыслить здраво. Какое там! Колючая тяжесть сдавила голову, притупляя все мысли, все чувства, кроме одного, – гнетущей неизвестности. Магический, тихий и в то же время удушающе непреклонный голос среди этого беззвучья застал меня врасплох. Я невольно вздрогнула и поежилась. Да и не я одна.

– Вы, двое, готовы ли слушать и внимать? – молчание. – Властью, данной мне, я обвиняю вас в неповиновении Закону, в побеге после необоснованного несоблюдения одного из правил пребывания в изоляции, убийстве четырнадцати человек, из них шестерых детей в возрасте до пяти лет и двух беременных женщин, оказании сопротивления при задержании и нарушении субординации, что повлекло за собой угрозу спокойствию и существованию других кланов, в частности клана закрытого города Дак-Сити. Итого по восьми пунктам. Были ли эти двое ознакомлены с Законом, Уставом и правилами? – Вопрос обращен ко всем присутствующим, и те единым вздохом отвечают: «Да». – Признаете ли вы в моем лице право повелевать? – Выдох: «Да». – Я приговариваю тебя, Кимберли Донован, и тебя, Хьюго Ханпер, к смертной казни на основании вышеуказанных преступлений.

Судорога пробежала по телам вампиров. Ким громко завыла, падая в ноги Мастера, Хью истошно закричал и оглянулся в поисках поддержки. Но никто даже не шелохнулся, потупленные в ужасе глаза не мигали. Тикси и Свенсон молча вышли из круга и вскоре вернулись с огромными охапками дров и канистрой. А Морис, безжалостный вершитель правосудия, продолжал стоять, не обращая внимания на жалобные мольбы и угрозы приговоренных. Вдруг Ханпер вскочил и кинулся бежать, но круг из вампиров тесно сомкнулся, не давая ему ни малейшего шанса выскользнуть наружу.

Костер вспыхнул яркими искрами. Обоих осужденных стиснули под руки с двух сторон. Неужели их сожгут заживо? На деле все оказалось гораздо страшнее, но дальше я смотреть была уже не в силах. Атмосфера настолько накалилась, что мне показалось, что я упаду в обморок. Я развернулась и на негнущихся ногах поплелась долой с кладбища. Последнее, что я слышала, – это треск разрываемой плоти, хруст костей, тошнотворный хлюпающий звук и дикий крик, переходящий в предсмертный хрип. Один и уже в отдалении – другой. Меня вырвало. Собрав последние силы, я опрометью бросилась бежать к дому. Улица подавляла своей пустотой, дома, погруженные во мрак, вставали пугающими монстрами. Прыгнув в постель, я забралась под одеяло и укуталась с головой.

Мне казалось, что я прокрутилась всю ночь, не сомкнув глаз, кошмар пережитого застилал все кровавой пеленой, и среди всего этого Мастер с пульсирующими сердцами, вырванными из еще живых тел преступников. Но утром я обнаружила, что Морис спит рядом. А я ведь даже не заметила, как он вернулся.

Непреодолимое, патологическое любопытство гонит меня на кладбище. Здесь ничто не напоминает о разыгравшейся ночью трагедии. Место казни посыпано мелким желтым песком, но появились две свежие могилы. Я огляделась по сторонам. Да, здесь совсем не тянет даже просто побродить, и, хотя кладбище не производит впечатления ухоженного, ни одна могила травой не заросла. Деревья, низкорослые кустарники, нет четких дорожек между надгробьями. Каким скорым был суд, свершенный одним Мастером! Ни адвоката, ни присяжных. Морис – обвинитель и истина в последней инстанции. И он же жестокий палач. Гленда, ты опять забываешь, кто твой муж! У него особые права и особые же обязанности – судить и казнить. А умеет ли он прощать? Сейчас, конечно, особенный случай. Столько убитых, напуганная до смерти девушка, родители, родные – разъяренные, безутешные. Видимо, Морису придется навестить и их тоже. Уверена, он сумеет оказать психологическую помощь или своим даром остановить надвигающуюся истерию и охоту на вампиров. Пока же, явно не подходящий момент, Гленда, для того, чтобы признать существование вампиров, а тем более заступаться за них. Опять потребуется время, дабы улеглись страсти. И не все в Дак-Сити понимают, почему я здесь, кое-кто наверняка думает, что Мастер держит меня под боком как необходимую еду. То-то они удивятся, если я покажу им свои руки.

Могила Клайфа Гривза. Еще один настоящий мерзавец и негодяй. Сколько зла он причинил даже собственной семье! Как будут дальше существовать его братья? На века суждено им остаться маленькими мальчиками и ничего не узнать о жизни людей. Они обречены на бесконечность и смогут общаться лишь с вампирами. Никто всерьез не воспримет маленьких человечков, пусть даже они получат образование в этом городке.

Вот, – нашла! В прошлый раз я не знала всего о родителях Мориса. Три надгробия рядом. Габриэль и Армелина Мак-Каниган и Ганеша Балантен. Аккуратно стряхнула сухие листья с черных мраморных памятников. Под ними покоится прах тех, кому волей судьбы не суждено было дожить до нынешних дней и стать частью большой дружной семьи, положившей начало взаимопониманию людей и вампиров. Долго стою над могилой, а потом выхожу с кладбища на цветистую поляну, что тянется до самых гор. Синие мелкие цветочки, к ним сухие желтоватые метелки травы – букетик для Габриэля Мак-Канигана. Красные и белые – Армелине, а для Ганеши плету веночек из нежных разноцветных растений. Не дай Бог, чтобы повторилась страшная драма шестидесятилетней давности! Всех безумно жаль, и людей, и нелюдей.

Пора идти в бар. Ведь эта история еще не закончилась. Следует действовать умно и осторожно. Спросить Мориса, что я еще могу сделать. Какая-то машина въехала в городок. Обычные люди, просто заехали перекусить. Ну что ж, Гленда, поработай немного барменом.

– Доброе утро, могу предложить яичницу с беконом и кофе…. Торопитесь?… Уже все готово…. С собой сэндвичи и бутылку воды? Сейчас упакую…. Счастливого пути!

Ого! Семьдесят центов на чай. Что ж, Мастер, твоя жена может быть неплохой официанткой. Мастер… При воспоминании о нем я невольно погрустнела. Пока весь город погружен в спячку, можно вновь почитать дневники миссис Балантен, то есть Армелины Мак-Каниган.

«… Начинаю привыкать к новым ощущениям, и они мне нравятся. Такое впечатление, что родилась заново. С тем, что физическая сила сродни геркулесовой, я уже свыклась, но мне-то как раз навряд ли такая необходима. А вот чувствовать себя помолодевшей лет на тридцать весьма и весьма приятно. Мне, старой в общем-то женщине, не пристало быть столь легкомысленной, но как же приятно пробежаться босиком по вечерней росе бескрайних лугов, раскинув руки навстречу ветру. Ничего не болит, исчезли головные боли, не мучает артрит, не ломит спину после долгого сидения, вернулось зрение, восстановился слух. О, сколько же разнообразных звуков окружает нас! И если сосредоточиться, то можно услышать, как в городке за рекой поет церковный хор. А как же радуют проявившиеся вдруг телепатические способности! Вчера с Габриэлем развлекались, словно дети, соревнуясь, кто первый сдвинет с места стакан. Совестно признаться, но меня это так забавляет! Сын уверяет, будто к этому быстро привыкаешь. Не согласна, мой мальчик, к тому же открываются такие возможности! А память! Я вспомнила даже то, о чем и думать забыла! Сегодня Морис сказал, – ну вот, я уже называю Сэмми Морисом, – что в воскресенье мы с отцом можем сходить в город. Первое общение с людьми после обращения! Габриэлю будет нелегко, он так и не научился прятать свои клычища. Он просто очень ленив, мой Габриэль, или, как его здесь называют, – мистер Балантен.

Мы так изменились, приобрели столько нового. Но ничто не дается даром. Приобретя – теряешь. Мне так не хватает солнца, горячих прикосновений его лучей, дневного света, человеческих эмоций, которые сразу вдруг притупились, приглушенных отныне чувств и мироощущений, обычных спасительных слез. Сколько я их пролила за свою жизнь! Обычных снов и то мы стали лишены…»

Тихий шорох отвлек меня от чтения. Лу проснулась, легкой тенью проскользнула в зал, поспешно поздоровалась, не поднимая глаз. Пожалуй, долго еще жители будут отходить после ночных событий. Не могу видеть ее подавленное выражение лица. И домой не хочу идти. Ну вот, не хочу, и все! Пойду лучше, поброжу по окрестностям. Погода сегодня какая тихая, безветренная. Пахнет опавшей листвой, сухими травами и терпкими осенними цветами. Там, вдалеке, виднеются крыши ферм, где-то за холмом пасутся стада, а с противоположной стороны поднимаются горы. Лучше пойду туда. Вот они, заброшенные рудники. Вагонетки оставлены ржаветь, из высокой травы торчат кирки и лопаты. Что это, свежие следы? Неужели еще кто-то ходит сюда?

Вампиры, чтобы пополнить свои богатства? Но ведь считается, что месторождение давно закрыто. А впрочем, мне-то зачем? Побродив еще, выхожу к реке. Где-то шумно нырнула ондатра, только всполохи пошли по воде. Сижу, притянув колени к груди, ни о чем не хочется думать сейчас, просто сидеть так и смотреть на воду.

Холодная рука легла на плечо. Я резко подскочила, едва не вскрикнув от неожиданности. Морис подошел так тихо, как умеют ходить только вампиры. Смотрит на меня долго, внимательно, наверное, пытается проникнуть в мысли. Бесполезно, мне нечего открыть тебе, кроме опустошенности.

– Тебе не следовало ходить туда ночью, – сочувственно говорит Морис, усаживаясь на траву и жестом приглашая меня сесть рядом.

– Мне так неуютно, Морис, я боюсь тебя. Тебя таким, каким ты был на кладбище: предопределяющим, бескомпромиссным, карающим.

– Разве с тобой, с Реймондом, с твоими родными и друзьями я такой? Я – блюститель порядка не только в человеческом смысле. Я – поборник Закона, без которого хаос воцарит на земле. Такая жестокость оправдана хотя бы тем, что является уроком для других, тех, кто не желает подчиняться и делает, что хочет.

– Показательная казнь?

– Пусть будет показательная, если тебе так удобнее думать. Но поверь, чрезвычайно трудно убить себе подобного, даже если он встал на путь неповиновения. Человека убить гораздо проще. Человек – отчужденный элемент, извини, что я так говорю. Ты же знаешь, я не убиваю людей. Не в моей власти вершить над ними суд. Это привилегия вас, смертных. Честно признаюсь, каждый вампир, без исключения, хотя бы раз был повинен в смерти человека. В первую очередь это свойственно вновь обращенным. Но этому есть объяснение и даже оправдание. Они просто не способны контролировать степень собственного насыщения. Так быстро такому не научишься. Главное, чтобы у них не вошло в привычку подчиняться силе собственного голода. Вот если не хочет или не в состоянии вовремя остановиться в процессе еды, тогда над ним устанавливается строжайший контроль. А если и такие меры предосторожности не помогают и вампир отказывается повиноваться, тогда Закон вступает в силу. Иначе мы сами себя давно бы истребили.

Как больно его слушать! Его слова остры, словно лезвия бритвы, режут по живому, так просто и обыденно говорит он о допустимости человеческих жертв, пусть даже непреднамеренной. Сейчас он мой Морис, тот, каким я его знаю, материальный, с глазами, сверкающими, словно ночная роса, а не та тусклая тень, что предстала перед моим взором нынешней ночью на кладбище. Возможно, он прав во всем, и в том, что люди – единственный источник питания для вампиров, без которого они не смогли бы существовать, и в том, насколько они не виноваты, что природа допустила такую несправедливость, и в том, что изменить что-либо пока не представляется никакой возможности, а каждый борется за выживание, как умеет, как может. И в том, конечно, что за преступления надо наказывать, но не так же жестоко, по-варварски. Да, вампира не так просто убить, обычные способы казни для него неприемлемы. Его не посадишь на электрический стул, не повесишь и не расстреляешь. Но…

– Но умеешь ли ты прощать, Морис?

Он засмеялся мягко, обворожительно. Для него все сказанное в порядке вещей.

– На Большом совете я всегда выступаю в роли защитника, потому что слишком милосерден для вампира и чрезвычайно добр для Мастера. Последний, кого мне удалось спасти от казни, был Орен Тикси.

Вот уж не знала, дорогой, что ты выступал в роли адвоката Тикси на суде. Тори мне этого не сказала. Да я вообще еще толком ничего не знаю.

– За что он был сослан?

Вызов мелькнул в глазах Мориса, холодный, иронический. Очень нехороший взгляд, многообещающий.

– За убийство ребенка.

Ушам своим не верю, не может быть! Как же так? И ты спас его? Ты? Этому должно быть какое-то объяснение.

– Тори и Тикси встретились в тысяча восемьсот шестьдесят четвертом году, я рассказывал тебе, и все эти годы были вместе. Самое редкое явление среди нам подобных. Однако они доказали, что ничего невозможного на свете нет. Так вот, наверное, рано или поздно таким союзам суждено прийти к подобному решению. Однажды они пришли к выводу, что им необходима полноценная семья, и взяли из приюта ребенка. Тори пришлось прибегнуть к небольшой хитрости и некоторой трансформации, для того чтобы выглядеть чуть старше, чем на самом деле. Ребенка они усыновили. Пока мальчик был маленьким, у них не было с ним трудностей. Но будущее предвидеть сложно, и никто не мог предполагать, что взрослеющий сын возненавидит приемных родителей за их сущность. Сосуществование с вампирами было для него неприемлемо от природы. У вас, людей, это называется расизмом. Мальчику исполнилось двенадцать, когда однажды на рассвете он попытался убить Тори заранее заготовленным осиновым колом. Почему, собственно, осиновым? Многовековые суеверия и заблуждения! Ребенок не рассчитал свои силы и не проткнул сердце. Она, конечно же, не умерла бы, но помощь все равно была необходима. И Тикси взял кровь мальчика, чтобы облегчить страдания своей подруги. Можно было, безусловно, стереть память, вернуть человеческого детеныша обратно в приют, но это выглядело бы как кощунство. Ко всему прочему мальчишка принялся кричать, звать на помощь, сбежались соседи, грозились вызвать полицию. Одним словом, ситуация выходила из-под контроля, и Тикси свернул ему шею. Человек человеку легко может сломать шейные позвонки, а уж для вампира это и вовсе не составляет никакого труда. Скандал с соседями замяли, Тори оправилась, и они с Тикси покинули те места навсегда.

Ничего себе история! Можно, наверное, понять взрослого человека, столкнувшегося с таким необъяснимым и враждебным явлением, как вампир, но ребенок, для которого они стали пусть необычными, но все же родителями, любящими и заботливыми, нисколько в этом не сомневаюсь, не должен был совершить того злодеяния, о котором только что рассказал Морис. Но ведь совершил же! Где-то я читала, что есть такое понятие – психологическая несовместимость. Может быть, в данном случае именно оно имело место? Точка зрения Мориса, определяющая данную ситуацию, мне нравится меньше. Тикси сделал то, что должен был сделать, – в первую очередь помочь Тори, пожертвовав тем, кто отплатил такой черной неблагодарностью за внимание и отзывчивость и не смог оценить самой невероятности факта. Да к чему вдаваться в столь глубокомысленные рассуждения! Одно только то, что у брошенного человечка появились дом, семья, неважно какие, но родители, уже весомый аргумент.

– Морис, я понимаю Тикси. Давно это случилось? И почему ты не добился для него оправдательного приговора? Нет, нет, все ясно – превышение мер самообороны, правильно?

– Убийство есть убийство, девочка моя. Мы не жестокие кровопийцы, какими нас считают безумные фанатики. У Тикси, по меньшей мере, было три варианта, но он использовал самый последний, наименее приемлемый. И теперь несет наказание. Не думай, я не боюсь, что Реймонд может поступить так же, он другой, он более примиримый. Когда-нибудь я расскажу ему о себе и знаю, что не пожалею потом. Я люблю вас обоих и никогда не обижу. Верь мне. Вампиры не умеют лгать. Ты убедишься, что все мы разные и в большинстве своем совсем не похожи на киношных полишинелей. Многие из нас верят в божество и вампирский рай, читают Библию вампиров. Наверное, всем мыслящим существам необходимо во что-то верить. Те из обращенных, кто пожелал стать вампиром по собственной воле, стараются сохранять то человеческое, что в них есть, и, продолжая общение со смертными, приобретать и накапливать все новые и новые качества. Таким значительно проще возвращаться к нежизни, у них изначально есть возможность подумать, рассчитать свои силы и возможности, подготовиться. Они знают, что их ожидает. А вот те, кто был обращен против воли, еще долго не могут привыкнуть и осознать свое новое состояние. Стресс, которому подвергается их деформированная сущность, может сыграть с ними злую шутку. Счастье, если рядом оказался кто-то, кто в состоянии понять и помочь. Только чаще всего случается иначе. Одиночество, голод, беспомощность способны даже самого сильного человека превратить в психологически неустойчивого архитипа. Вроде Клайфа, Ким или Хью Ханпера. С человеческой точки зрения, уничтожение вампира не преступление, он, по сути, и так мертв. Однако неживые смотрят на это иначе. Ты читаешь дневники моей матери, а она посвятила проблеме обращения не одно десятилетие, причем делала выводы, исходя из двух аспектов. С разных, так сказать, полюсов. Потому что вампир – не просто трансформированный человек, это в первую очередь сильнейший энергетический элемент. Что-то сродни шаровой молнии. А неуправляемый сгусток энергии – потенциальная опасность для всего и всех.

– Я видела, на что ты способен! Я имею в виду, что ты сделал с Майклом. Теперь понятно, как вы воздействуете на людей, когда нуждаетесь в пропитании.

– Ничего я с ним не делал, просто немного подкорректировал его сознание так, как мне это нужно. – Морис таинственно усмехнулся. – Ну еще, если быть откровенным до конца, слегка подпитался его энергетикой. А с людьми… Хочешь, я покажу, как это делается?

Не успеваю даже сказать «нет», как попадаю в полную зависимость от воли Мастера. «Встань», – слышу приказ. Мое «Я» сопротивляется, а тело делает то, что ему велят. «Подойди к берегу», – иду, не хочу, но ноги несут меня сами. «Теперь зачерпни воды и умой лицо». Все чувствую, все осознаю, но делаю. «Возвращайся ко мне и целуй!» Выполняю. Наваждение развеялось, когда прижалась губами к губам Мориса. Его глаза насмешливо искрятся, мои руки обнимают его за шею.

– Негодяй! – я инстинктивно оттолкнулась от него. – Я же просила: никаких твоих штучек.

Морис рассмеялся:

– Ты не просила, ты только подумала. А это разные вещи. Теперь, звезда моя, попытайся прочесть мои мысли и понять, о чем я больше всего мечтаю в данный момент.

Задумалась, театрально сверля его взглядом. Какое там! Пришлось прибегнуть к хитрости:

– Ты будешь выполнять то, что желаю я, – и начала стягивать с него форменную рубашку. Морис захохотал:

– Наши желания, звезда моя, самым чудесным образом совпадают, – и его руки скользнули мне под блузку.

Мы лежим в траве на берегу реки, моя голова удобно устроилась на груди Мориса, его пальцы закопались в моих волосах и трепетно расправляют локоны. Он опять совсем другой, мой Мастер: нежный, ласковый, теплый, словно согретый моей любовью. Я уставилась в небо, затянутое перистыми облаками, и слушаю, как лениво перекликаются птицы. Даже следа не осталось от прежних страхов, сомнений.

– Да, Гленда, с тобой я другой, – голос Мо риса щекочет мне ухо, как теплый ветерок. – Я столько беру от тебя как из неиссякаемого источника, но ты очень сильная, и остается даже больше, чем я забираю.

Я перевернулась на живот и засмеялась, глядя на мужа. Волосы растрепаны, рот приоткрыт, и немного торчат ослепительно белые клыки. Он нежится, как его кот у горящего камина.

– Давай не будем считать, кто сколько дает. С тобой я наполнена счастьем, словно воздушный шарик, – вот-вот взлечу. Только Рея не хватает. Пойдем позвоним ему. Я разговариваю с родителями каждый день. Они очень волнуются, и мама все силы прилагает, чтобы удержать твоего сына, который рвется к тебе на помощь. Что это у тебя за пятно на животе?

– Хьюго Ханпер решил продемонстрировать навыки морского десантника.

Я даже привстала:

– Он хотел справиться с тобой физически? Глупец!

– Терпеть не могу махать руками и ногами! Никогда не опущусь до кулачного боя.

На лице Мориса мелькнуло презрение. Конечно, вашей светлости больше подойдет шпага! Банальная драка – удел плебеев.

– Ты права, в моих жилах все еще течет дворянская кровь, и я об этом никогда не забываю. Одевайся, мы ведь хотели позвонить Реймонду, надо сказать ему, что совсем скоро мы снова будем вместе. Сегодня мне еще необходимо съездить к Осмонду. Научи-ка меня врать, Гленда!

Еще издалека заметила машину шерифа возле нашего дома. Морис насмешливо фыркнул, но не прибавил шагу даже тогда, когда Осмонд, подбоченясь, вышел навстречу из придорожных зарослей. Вместе с ним двое полицейских, и один из них… Неужели вампир? Ну, так оно и есть, почтительно склоняет голову перед Мастером. Вежливо здоровается со мной. А шериф-то, кажется, взбешен, и опять ни здрасьте тебе, ни до свидания.

– Что, вернулся, Балантен? Чем порадуешь? Упустил? Так я и думал! Ведь говорил же, собери команду! А ты все: с-а-а-м! И что прикажешь говорить теперь родственникам этих девочек, что в полиции служат растяпы, извините, мол, облажались? – Морис отсутствующим взглядом смотрит куда угодно, только не на шефа и, конечно, не слушает его. А шериф, брызгая слюной, продолжает: – Вот сам и будешь объясняться, и перед главой департамента тоже. Благодаря твоей чертовой самоуверенности, я в полном дерьме! Вот вы у меня где сидите! – Осмонд резанул себя ребром ладони по горлу, собирался прибавить к этому пару крепких словечек, но, взглянув на меня, смолчал. – А как объяснять другие четырнадцать убийств? Я же не кретин, чтобы разглагольствовать о каких-то вампирах и оборотнях. Гори они огнем! С меня за такой рапорт башку снесут! Ты меня слышишь, Балантен?

Морис явно пропустил мимо ушей весь монолог и, лишь пожав плечами, серьезно ответил:

– Я искренне сочувствую и пострадавшим, и их родственникам. Я сделал все, что обязан был сделать. А этими двумя пусть занимаются теперь другие ведомства.

Черти в аду, – промелькнуло у меня в голове, а полицейский-вампир понимающе усмехнулся, но тут же понурил голову под взглядом Мастера.

– И это все, что ты можешь сказать? – шериф смачно сплюнул. – Так ты нашел их или нет, я так и не понял? – Морис только кивнул. – Чтобы завтра утром твой отчет лежал у меня на столе.

Развернувшись, он гаркнул на свой эскорт, забрался в машину, и та, рванув с места, скрылась за поворотом.

– Дорогой, – я погладила мужа по руке, – хочешь, я напишу отчет за тебя?

Он только потерся носом о мою щеку:

– Ложь на бумаге – это не ложь вовсе.

Мы пошли в бар. Кусок мяса с жареным картофелем был сейчас как нельзя кстати. Пока я поглощала свой обед, Морис позвонил Рею, долго разговаривал с ним, а я наблюдала за тем, как меняется его лицо. Разгладилась глубокая складка на лбу, засияла мягкая улыбка, глаза подобрели. Наспех доев, вырвала у мужа трубку, чтобы послушать нежное щебетание своего малыша.

Скорее бы все это закончилось, и мы все вместе поехали бы в Нью-Йорк. Написание моего нового романа, несмотря ни на что, близится к концу. Урывками все же удается писать по нескольку страниц кряду. Долли будет рыдать и весь читающий мир вместе с нею.

Ночь прошла спокойно, и следующие сутки не предвещали никаких неожиданностей. Но на то они и неожиданности, чтобы обрушиться внезапно. А я как на зло проспала свое дежурство.

Первый выстрел раздался сразу после рассвета. Я подпрыгнула, а Морис резко сел в постели, зверски оскалившись, и устрашающе зашипел. Одевшись в считанные секунды, он выхватил из стенного шкафа ружье и скрылся за дверью. На ходу натягивая джемпер, я выбежала следом. Яростная перестрелка уже слышна повсюду. За деревьями поднимался дым, уже что-то горело. Закрывая голову руками, выглянула из-за живой изгороди. Четыре грузовика стоят посреди дороги, это значит, приехало человек пятьдесят, не меньше. В зелени мелькали чьи-то фигуры. Истошные, душераздирающие крики раздались через дорогу напротив. Это же дом Аманды?

Низко пригибаясь к земле, я перебегаю на другую сторону и, прячась за деревьями, подбираюсь к крыльцу. По ступенькам, безумно хохоча и грязно ругаясь, спускаются трое незнакомцев с ружьями, кольями и крестами. Меня затрясло. Поспешно, на четвереньках заползла под настил и, сжавшись в комок, затаила дыхание. На этот раз пронесло! Когда смех и голоса стихли за углом, я выбралась из своего укрытия, огляделась и влетела в дом. Аманда, распластавшись на полу, лежит в луже собственной крови с колом в груди. Ей уже ничем не поможешь. «Помоги мне, Господи», – шепчу я зачем-то, осеняя себя крестным знамением, и не сразу замечаю, как из потайной двери, ведущей, скорее всего, в подвал, появляется один из братьев Гривз. Младший. Конрад. Противоестественно, бледный даже для вампира, с трясущимися губами, открывающими маленькие окровавленные клычки.

– Пойдем скорее, – проклацал он, вынул из-за пазухи пистолет и сунул его мне, уверенно сжимая второй в своей измазанной кровью ручонке. – Осторожно, он снят с предохранителя. А уж я-то стрелять умею, не промахнусь. Они и Джерри тоже убили, прямо в постели.

По узким подземным переходам мы идем куда-то в кромешной тьме, Конрад тянет меня за рукав, быстро семеня своими детскими ножками. Пахнет плесенью, сыростью и влажной землей.

– Над нами ваш дом, – он шумно потянул носом. – Что-то горит.

Дверь, рычаг в стене, взбегает, притопывая, по высоким ступеням, на ходу делает несколько выстрелов. Спотыкаясь, поднимаюсь следом. На полу здоровенный мужик, рядом с ним наволочка, набитая всякой всячиной. Мерзкий мародер! С брезгливым ужасом, осторожно, чтобы случайно не зацепиться за раскинутые руки и ноги, обхожу расстрелянное в упор тело. А Конрад, вскарабкавшись на столешницу, срывает полыхающую штору, другую, спрыгивает и затаптывает маленькими ступнями пламя, уже перекинувшееся на ковер. Помогаю ему, чувствуя, как плавятся подошвы кроссовок.

– Где Морис?

– Где-то возле дома Дугласа Шторна.

И я уже на улице, пули нещадно свистят мимо ушей. Кто-то стреляет в меня.

– Беги, я прикрою! – слышу детский голосок из-за соседнего дерева.

Несусь во весь опор к аккуратному домику с витражными окнами, большая часть из которых безжалостно разбита. На пороге натыкаюсь на седовласого, худого и длинного Шторна. Грудь пульсирует кровоточащей раной. Прижимаю к ране платок и чувствую сильные, резкие толчки. В это невозможно поверить, но на моих глазах искореженная пуля выплевывается прямо мне в ладонь, а отверстие быстро затягивается, не оставляя следа.

– Я в порядке, – заявляет он и, молниеносно развернувшись на сто восемьдесят градусов, растворяется в густо разросшихся кустах. В отдалении полыхает еще чей-то дом. С башенкой. Норы Беллани, продавщицы из магазина. Продираясь сквозь колючие заросли, натыкаюсь на гору железобетонных мускулов. Наглая бородатая бандитская физиономия, схватив меня за горло, давит на лоб деревянным распятием. Я захрипела, задыхаясь, и выронила пистолет, которым даже не смогла воспользоваться. Выстрел раздался совсем рядом. Разом обмякшее тело охотника на вампиров грузно стало оседать на землю, а чья-то сильная рука, схватив меня за шиворот, отбрасывает между колонн полуразрушенной беседки. С трудом переворачиваюсь, судорожно хватая ртом воздух. Морис! Он сильно хромает. Ранен?

– Сиди здесь и не высовывайся!

– Морис!

Но его уже нет, а из высокой травы доносятся чьи-то тихие, приглушенные стоны. Сползаю вниз. Привалившись к основанию колонны, полулежит Лаэрт Бишоп, молодой сероглазый вампир, плотно прижимая руки к животу. Между пальцев сочится тонкими струйками жидкая кровь.

– Найди доктора, – шепчет он сквозь плотно сжатые зубы. – Они стреляют серебряными пулями.

Как из-под земли вырастает Свенсон и оттаскивает Бишопа в самую гущу низкорослых пихт.

Резкий крик боли, скрежет зубов. Забираюсь к ним. Пуля извлечена, а раненый вампир уже жадно пьет кровь из пластиковой бутылки из-под колы. Побыть с ним? Конечно. С состраданием смотрю на Бишопа, на губах которого застыла капелька крови. Он совсем молод и по человеческим меркам, и по вампирским, этот добрый скромный мальчик, по собственной воле пожелавший жить вечно!

– Ты не умрешь, серебряная пуля не убивает.

Кого я больше успокаиваю: его или себя?

– Я знаю, – через силу пытается улыбнуться мне. – Очень больно.

И откинувшись назад, закрывает глаза. Потерял сознание? Марлевая салфетка насквозь промокла от крови. Ничего, ничего, заживет, я точно знаю! Слезы текут у меня по лицу, и я размазываю их грязными ладонями по щекам. Спину нещадно печет огонь полыхающего дома, надеюсь, хозяйка успела убежать. Силы небесные, что же происходит! Неужели еще одна трагедия в истории вампиров? Я не хочу умирать! Что будет с Реем? С чудовищным грохотом обрушилась крыша догорающего дома. Я зажмурилась, вдавившись в землю. Ну, вспомнить бы хоть одну молитву, но в голове крутится только одна фраза, прочитанная мною в старых записях миссис Мак-Каниган: «Ом мани надме хум». Если бы еще знать, что это означает! Кажется, призыв о помощи. Помогите же нам кто-нибудь!!! Поглощенная своими стенаниями, не поняла даже, когда стрельба стихла. Подняла голову и увидела перед собой «карапуза».

– А мы тебя ищем, куколка! Все закончилось. Мастер, она здесь! Плачет!

Сквозь дым появляется Морис. Стеклышко солнцезащитных очков лопнуло, сам весь в крови с головы до ног. Своей или чужой? Подхватил меня, крепко прижав к себе.

– Ты не пострадала, любовь моя? Не ранена? Благословенна будь Тьма, защитившая тебя!

Я только всхлипываю в ответ. Взяв на руки, бережно несет подальше от пожарища, приволакивая ногу. Значит, все-таки ранен. Следом Конрад тащит еще не пришедшего в себя Лаэрта Бишопа. Странно смотреть на него.

К бару стаскивают тела бандитов. Ни одно из них не покалечено ни когтями, ни зубами. Вампиры стреляли и защищались только подручными средствами, чтобы все выглядело естественно. Все понятно: от этого зависит их дальнейшая судьба. Те, кого местные жители пощадили по тем или иным причинам, молча, словно пришибленные, сидят на обочине. Даже не связанные. Двое вампиров, среди них Шторн, охраняют пленных. На шерстяном пледе рядышком лежат Джерри Гривз, Аманда и пожилая вампирша, которую все называли просто Ди-Ди, у всех огромные зияющие дыры в том месте, где должно быть сердце.

Кто-то вынес из бара стул, и Морис осторожно усадил меня. Грязные, закопченные лица вампиров, одни слизывают кровь с рук, другие еще пытаются подкормиться с трупов, но Мастер рычит на них, и они отступают. Вдали завывают сирены. Значит, полицию все же вызвали. Запах крови повсюду, откуда-то еще слышен треск горящего дерева, куда ни глянь – битое стекло. Бар разгромлен. Слезы опять бегут по щекам, и сквозь мутную пелену вижу Тори, зажимающую рваную рану на своем плече. Она смотрит на меня с нескрываемой завистью. Она не может плакать.

Несколько полицейских машин врываются в город. Выскакивает перепуганный Осмонд, вместе с ним врач в белом халате, человек десять полицейских в бронежилетах.

Как же я устала! Что там говорит Морис? Не ранен, только зацепило? Это хорошо! А Тори? Конечно, Свенсон оказал ей помощь. Почему же так шумит в голове? Тикси подносит мне стакан с водой. До чего же он грязный! И вдруг я начинаю рыдать, неистово, захлебываясь, захожусь в истерике и… проваливаюсь в черную пустоту глаз своего мужа.

Нет, я не отключилась. Я вижу, как убирают трупы, закидывая их в грузовики, как надевают наручники на задержанных, сажая их в специальную машину, как шериф ругается на Мориса, беспорядочно размахивая руками, а заезжий полицейский-вампир, глядя на обильно пропитанную кровью землю, жадно облизывается, сглатывая слюну. А потом услышала голос мужа, глухой, резкий, несвойственно громкий:

– Что вы называете борьбой с вампирами? Изуродованное тело этого ребенка или этих женщин? А может, этот арсенал уничтожения нечистой силы зарвавшихся психопатов? Да вот этим обструганным куском древесины можно запросто убить даже такого жирного кабана, как ты. Хочешь попробуем? Вы в своем уме? Что вы несете? Почему я весь в крови? Вот именно, вот этими самыми руками я разрывал глотки мерзавцам, покусившимся на жалкие пожитки жителей маленького, затерянного в глуши городка. Почему нет ни одного изнасилования? Вы – безмозглый болван, шериф Осмонд, гнусный ублюдок, еще более кровожадный, чем все вампиры вместе взятые! Тупая кровожадная скотина!

И это говорит Мастер Балантен? Я случайно не брежу наяву?

Осмонд подался вперед и занес руку, чтобы врезать своему помощнику по лицу, но его кулак завис в воздухе, не достигнув цели. Резким, молниеносным ударом Морис заехал шефу полиции в челюсть; тот тихо охнул и рухнул навзничь. Все полицейские дружно зааплодировали, одобрительно улыбаясь Морису. И пусть сейчас кто-нибудь скажет, что мой муж поступил не по-человечески! Ну, кто хочет, чтобы я выцарапала ему глаза? Наверное, мой внутренний голос был услышан всеми неживыми, потому что они разом посмотрели на меня и одновременно отступили на шаг назад. Даже те, кто стоял от меня на значительном расстоянии. Тори тихо засмеялась, прощебетав мне в самое ухо:

– Молодец, смертная жена бессмертного мужа! Иди, вмажь этому жирному ублюдку!

Нет, это был не приказ, это был совет хорошей подруги. Моего оцепенения как не бывало. Я вмиг подскочила к Осмонду, который, кряхтя и тряся головой, пытался встать на ноги, и съездила ему по физиономии, пусть не так мощно, но зато от души. Дружный смех прокатился по рядам и людей, и нелюдей. Шериф снова рухнул, но уже не шевелился. Так-то! Врач-человек и один из полицейских отнесли его в машину и усадили на заднее сиденье. Морис подошел ко мне и обнял за плечи.

– Моя воинственная амазонка! Теперь я вижу, что тебе полегчало.

Страстный поцелуй вызвал очередной восторг присутствующих.

Чуть позже мы с Морисом отмывали друг друга в ванной. Рана на его ноге быстро заживала, и он не обращал на нее никакого внимания. Мы безумствовали, словно дорвавшиеся до запретного подростки.

После полуночи хоронили погибших. Не было ни слез, ни стенаний, ни траурных речей. Молча, тихо, но от этого не менее угнетающе. Так закончился еще один день моего пребывания в Дак-Сити.

Спокойно прошло еще несколько дней. Сегодня утро среды, уже по привычке иду в бар. При мысли о большой чашке кофе с горячим круассаном у меня текут слюнки. Вчера уехали Патрик и Брэд, полицейские, выделенные в помощь Морису защищать Дак-Сити от возможных бандитов и грабителей. Они жили у нас в доме, и мы немного подружились. Сначала, правда, удивлялись, не скучно ли жить здесь, но потом настолько увлеклись нашими разговорами и спорами с мужем, что сидели с открытыми ртами, пока Морис не напомнил им, что пора бы пройтись по городу. И уезжали они с явным сожалением. Брэд даже сказал, будто он прослушал целый курс университета. Приглашал нас в гости.

Город, как обычно, спит в эти часы. Я услышала шум мотоциклов и прибавила шагу. Опять кто-то едет позавтракать, да еще целой компанией. Когда же увидела человек двенадцать крепких, не очень опрятных с виду парней, остановилась. А они развязно оглядывают меня с ног до головы, слезают с мотоциклов и направляются ко мне. Кожаные куртки, вытертые джинсы, сальные длинные волосы. Кое у кого в руках бейсбольные биты.

– Эй, детка, где тут живут вампиры? Я хочу сделать себе бусы из их клыков!

Какой он мерзкий! Лучше бы сходил к стоматологу и позаботился о своих зубах. Жидкие волосы перехвачены резинкой в конский хвост. Ростом с Мориса, а один кулак, как два моих. На шее висят цепи, одна с массивным крестом. Один из парней выглядит более прилично. Что его связывает с остальными? Я стараюсь держать себя в руках.

– Вам лучше убраться отсюда, мой муж полицейский и не потерпит беспорядков в нашем городе.

Тот, самый симпатичный, ухмыльнулся:

– Терпеть не могу копов. Мы сами можем навести порядок. И, ты, киска, тоже будешь в ажуре, когда я займусь тобой.

Я поняла, что все уговоры бесполезны, и медленно стала отступать к дому. Опять почувствовала себя беспомощной, как во время недавнего погрома. Начала что-то лепетать, пытаясь их остановить, но парни плотной стеной окружили меня. Я не выдержала и громко закричала:

– Морис!

А в голове промелькнуло: все же спят, еще раннее утро, слышит ли меня кто-нибудь? Ноги стали, как ватные, когда один достал нож и, играя им, поднес к моему горлу:

– Тихо, сучка!

В горле ком, а глаза наблюдают, как лезвие скользит по блузке. Отлетела одна пуговица, другая… Над городом нависла звенящая тишина или это у меня в ушах звенит от животного ужаса? Я закрыла глаза.

– Это еще что за привидения? – услышала хриплый голос секунду спустя.

За спинами приезжих стояли вампиры: Свенсон, Тикси, Бишоп в темных очках, защищающих глаза от солнечных лучей. Морис без очков. Его глаза, как черная дыра в космосе, не предвещают ничего хорошего. На меня уже никто не обращает внимания. Оцепенев от непрекращающегося общего шипения, незваные гости не сводят глаз со зловещих оскалов смертоносных клыков. Вампиры смыкаются плечом к плечу. Мне удалось, воспользовавшись замешательством, выскользнуть из кольца окружения. Краем глаза вижу, как вышли Конрад Гривз с матерью, подтянулись все остальные жители и круг из вампиров плотно сомкнулся. Я уже не пытаюсь разглядывать происходящее, иду к бару. На улице одиноко стоят брошенные мотоциклы, украшенные черепами и волчьими пастями. Они жаждали увидеть вампиров, сейчас прочувствуют все наяву. Ты что, неужели злорадствуешь, Гленда, или это последствия ужаса и шока? Я налила стакан виски и одним махом влила в себя. В голове все поплыло…

– Ай-яй-яй! Моя жена пьет натощак с утра, да еще такими порциями! Вот не ожидал!

Морис сидит со мной за столиком. Губы красные, на щеках румянец, глаза блестят. Розовая Лу подносит мне чашку с крепким кофе, а Тикси тарелку, полную сэндвичей. Тори мягко улыбается:

– Никогда не видела таких пьяных писательниц!

Морис прижал свою руку к моей щеке:

– Ничего не бойся, моя девочка, когда я рядом.

Я хотела вздохнуть, но громко икнула. Звонкий, как серебряный колокольчик, смех Виктории эхом отозвался в блестящих бокалах. Ей баском вторил Тикси. Лу веселится, широко открыв рот и показывая мелкие острые зубки. Доктор смеется, немного с придыханием. А Морис – так вылитый мальчишка, какой там Мастер!

– Гленда, ты лучшая из женщин, – целуя меня в нос, сказала Тори.

– Миссис Балантен пережила небольшой шок. Ей необходимо отдохнуть, – пытаясь быть серьезным, поставил диагноз доктор.

– Я так напивался страшно вспомнить, сколько лет назад! – задумался Тикси. – Не уноси ее, Морис, дай порадоваться.

А муж подхватил меня на руки и, еще смеясь, вышел из бара. На улице, поймав выразительный взляд последнего Гривза, кивнул головой, и довольный «малыш», встав на цыпочки, легко покатил выбранный мотоцикл к своему дому. Морис несет меня на руках под взглядами вампиров и потирается носом о мой висок. Уложил в постель, прикоснулся губами ко лбу, и я окунулась в глубокий, спокойный сон.