"Остров «Его величества»" - читать интересную книгу автора (Максимов Захар)

СЕРГЕЙ КАРПОВ

Из монотонного гула, в который слилась в моих ушах затянувшаяся речь шефа о насущных задачах внутренней редколлегии газеты в ближайшем обозримом будущем, вдруг вынырнула фраза:

— Сергей, Хауза возьмешь на себя ты. Думаю, это самый лучший вариант…

Шеф, обычно немногословный, имел привычку примерно раз в неделю просвещать сотрудников относительно целей существования нашего международного издания. Я объяснял это тем, что старик сам еще не ощущал место главного редактора под собой достаточно твердо. Он привык за долгую репортерскую жизнь ко всяким передрягам и теперь все никак не мог перестроиться. Вот и хотел, видно, вговориться в новую роль, в непривычное занятие. Объяснить поведение шефа было можно, но выслушивать его со вниманием — довольно трудно. Поневоле станешь рассеянным и спохватишься, только когда заговорят прямо о тебе.

— Хоть ты еще и молод слишком, а задание очень важное, но к Хаузу я обязан послать именно советского сотрудника нашей редакции.

Случай с Хаузом был действительно по теперешним временам из ряда вон. Это не двадцать-тридцать лет назад, когда международное сотрудничество еще не было нормой жизни. А тут…

Вопрос о создании международного концерна по добыче минерального сырья из морей и океанов был, казалось, окончательно решен на уровне ООН. В мире острый кризис с титаном, свинцом, молибденом, танталом, платиной, серебром, хромом, кобальтом, магнием, вольфрамом. Да и недостаток железной руды сказывается все настойчивее, несмотря на экономию, разработку заброшенных и бедных рудой месторождений. Черная металлургия и машиностроение начинают задыхаться. И хотя развернуто в промышленных масштабах извлечение растворенного калия, натрия, магния, брома из морской воды — все это в конечном итоге мизер для планеты.

Другое дело — конкреции. На поверхности стоят огромные комбинаты по переработке руды в обогащенные окатыши, очищенные от пустой породы. А тут, на дне океанов, — гигантские запасы готовых, хоть сразу в печь, округлых, похожих на картофелины комочков руды. Да и редкие металлы в таких же картофелинах — у «земных» шахтеров прямо слюнки текут. Подумать только, чуть ли не до трети магния, по десять процентов железа, никеля, меди. А еще молибден, кобальт, цинк, ванадий.

Короче говоря, поскобли ковшом дно, процеди воду и получишь минеральное сырье. Причем более дешевое, чем с Луны или с пойманных в просторах Вселенной блуждающих астероидов (есть и такие проекты).

Но уж больно эти картофелины труднодоступны: самые богатые месторождения на глубине свыше четырех тысяч метров. До сих пор ни одна страна не смогла самостоятельно подступиться к разработке столь соблазнительных богатств. Сегодня необходимость создания международного концерна морских и океанских месторождений, казалось, была ясна каждому.

И вдруг, совершенно неожиданно, заартачился Хауз. Да, тот самый Хауз, «владелец заводов, газет, пароходов» и многого, многого другого, что Маршаку в его время и присниться не могло. Дело в том, что именно на принадлежавшем ему предприятии выпускалось необходимое для воплощения в жизнь проекта по добыче конкреций оборудование. Такого совершенного оборудования пока больше ни у кого в мире нет. Следовательно, раз Хауз напрочь отказывается участвовать в международном концерне, исполнение проекта несколько откладывается. Пока нового поставщика найдут, пока он свое оборудование до хаузовского уровня дотянет. Тем более что своих технических секретов Хауз выдавать не намерен. А время не ждет.

Шеф перешел к моему инструктажу:

— Просто послать к нему репортера — дело нетрудное. Не то, что, бывало, к его деду. В отличие от деда Хауз интервью дает охотно и всегда не прочь попозировать перед камерой. Встречал, наверное, его пространные рассуждения на целый разворот, да с портретом с обязательной обворожительной улыбкой? А корреспондентов нашего ооновского «Вестника» он жалует особо. Еще бы, такая реклама: международное сотрудничество, благодетель человечества, щедрый меценат. — Последние слова шеф произнес с нескрываемым сарказмом и, как мне показалось, даже с отвращением.

— Выяснить причину непонятного упорства Хауза правильнее всего будет тебе, Сергей, — продолжил шеф. — Столько лет Хауз сотрудничает с вашей страной и в рамках советско-американской торговли, и в рамках международных программ под эгидой ООН. К тому же чуть ли не в каждом интервью подчеркивает свою заинтересованность в таком сотрудничестве. Читатели, конечно, желали бы знать, в чем причина его уклончивости теперь, когда решается вопрос кардинального пополнения сырьевых ресурсов планеты. Международное сообщество в данном деле никак не может обойтись без доброй воли, научных достижений и экономических возможностей СССР, одного из основных инициаторов проекта. Но и без специфических возможностей Хауза в ближайшем будущем тоже…

Может быть, шеф прав, для интервью лучше всех действительно подхожу именно я — двадцатипятилетний репортер «Вестника ООН», выпускник факультета журналистики МГУ, год назад «за отличные успехи и примерное поведение» направленный по распределению в эту почтенную международную газету.

В кабинете главного на обсуждении были все ведущие репортеры «Вестника». Уравновешенный характер шефа, ценящего, как бы мы сказали, рациональную организацию труда, воплотился в обстановке. В шкафу библиографический порядок: полка для книг по вопросам политики, следующая — вопросы экономики, далее — справочники, атласы, словари. На его собственном письменном столе только стопка чистых листов бумаги, селектор, дисплей и шикарная перьевая ручка, которой завидовали, наверное, все. Наша разноплеменная журналистская братия вносила в кабинет беспорядок: на столе, вокруг которого мы сидели, были разбросаны последние номера газет, блокноты, коробочки магнитофонов, стояли полные окурков пепельницы. Поглядывая на этот первозданный хаос, старик всегда недовольно морщился, но молчал. Что поделаешь — демократия.

Не истребленная даже обычным редакционным кавардаком привычка к порядку выдавала в шефе немца. Хроникером событий в ООН у нас англичанин Смит, он же ведет раздел культуры и освещает деятельность ЮНЕСКО. Смит работает здесь давно и, конечно, гораздо опытнее меня. А француз Дюваль просто ас по части интервью с сильными мира сего. Его все знают и держат с ним ухо востро — вопросы задает с «подначкой», а неосторожные ответы комментирует остро и едко. За столом рядом с ним всегда серьезный и основательный кениец Мбаса. Он наш главный специалист по проекту, о котором сегодня идет речь. Напротив — японец Аккоси. В отличие от своих обычно невозмутимых соотечественников вечно суетящийся и куда-то спешащий, что, впрочем, помогает ему поспевать чуть ли не повсюду одновременно.

Со всеми я за этот год уже успел и перезнакомиться, и подружиться, и сработаться. Все — отличные профессионалы, пишут добротно, порой не без таланта. Вряд ли при другом стечении обстоятельств я мог бы рассчитывать на столь ответственное задание.

Старик усталым жестом придвинул к себе пачку свежих гранок, вздохнул и произнес, вставая:

— Ну ладно, хватит нам заседать. Все-таки болтовня — язва международных и государственных организаций, а журналистам терять время не пристало. Вот, помню, в прежние времена, когда я работал не в этой, а в нормальной газете…

Что последует дальше, все мы знали заранее, так как слышали его истории не единожды. Скорее всего это у него не от природной занудливости и не от возраста, а из желания нас усовестить. И нередко вместо того, чтобы врезать кому-либо из нас за очередной прокол, он начинает плакаться, что нет, мол, больше ни стоящих газетчиков, ни настоящей журналистики. И работают-де у него сплошь сопляки (хотя «сопляк» здесь один я), и писать-то стало сейчас совершенно не о чем, и проблемы совсем не те, что раньше. Тематика за последнюю четверть века действительно изменилась. О крупных войнах практически забыли. После XV Стокгольмского совещания, когда все международные военные блоки были распущены, по странам остались лишь территориальные формирования. Наступательное оружие, как и оружие массового поражения, запрещено. Небольшое количество оружия разрешено иметь только войскам ООН, обеспечивающим порядок во всем мире. Конечно, локальные конфликты в разных концах земного шара изредка возникают, бывают и со стрельбой, но они обычно скоро прекращаются через ООН.

Так что плачется наш шеф все больше так, для красного словца. Наверняка ему куда приятнее печатать материалы о международной энергостанции в Антарктиде, о пуске седьмой международной шахты на Луне или об окончательном обводнении и озеленении Сахары, чем о всяких неприятностях, как раньше. Хотя кто его знает.

Вполне может быть, что сердце старого газетного волка еще не остыло и он с трепетом вспоминает свою полную приключений репортерскую юность в Южной Африке, где ему — в те времена нейтральному корреспонденту швейцарских газет — несколько раз изрядно намяли бока во время войны за свержение расистского режима, или же то, как просидел почти два месяца с партизанами в сельве Гватемалы.

Выйдя из кабинета главного редактора, я сразу приступил к делу, боясь упустить настроение, выйти из того особого состояния, когда для выбора верного направления интервью достаточно самых незначительных намеков собеседника. Я достал из ящика стола телефонный справочник и набрал номер телефона нью-йоркской штаб-квартиры концернов Хауза. Находилась она всего в двух или трех кварталах от здания ООН, и в случае удачи я мог там оказаться через полчаса.

Мне ответил приветливый женский голосок. Девушка меня внимательно выслушала и попросила позвонить через час. А в назначенное время она так же мило и музыкально предложила приехать завтра в 11 часов утра с заранее подготовленными вопросами. Меня примет «сам» и уделит целых тридцать минут делового времени.

Я тут же набрал номер шефа и сообщил ему обнадеживающую весть. Но шеф почему-то не разделил моей радости и хмыкнул только: «Ну-ну, давай посмотрим». Однако его безразличие не расхолодило меня, я с юношеским энтузиазмом принялся готовить вопросы для интервью с Хаузом.

На следующее утро я прибыл в контору Хауза ровно без пяти одиннадцать. Функциональная обстановка — удобные кресла, стол секретарши с консолью, на которую вынесены машинка и селектор. Я ожидал увидеть обладательницу вчерашнего очаровательного голоска. Увы… на месте созданной моим воображением славной девчушки сидела мадам лет сорока. А при поправке на достижения современной индустрии красоты нетрудно было догадаться, что ей уже давно перевалило за пятьдесят. Она окинула меня пристальным взором сквозь большие роговые очки и спросила густым мужским басом:

— Мистер Карпофф?

— Да, мэм. Доброе утро. Сергей Карпов из «Вестника ООН». Мне было назначено на одиннадцать.

— Глубоко сожалею, сэр, — начала было басить матрона, но тут раскрылась неприметная боковая дверь и в приемную впорхнула девушка, которой действительно был впору тот звонкий голосок.

— Большое спасибо, миссис Джебокс, что подменили меня, — весело прочирикала она.

Миссис Джебокс, пробурчав себе под нос что-то вроде «не стоит благодарности», скрылась за той же дверью. У меня от сердца отлегло, хотя, казалось бы, какая мне разница, кто дежурит в приемной у Хауза, да и вообще, как выглядят его сотрудники и сотрудницы.

— Мистер Карпофф?

Нет, это все-таки удивительно — одни и те же слова, а звучат совсем по-другому.

— Меня зовут Сережа, — вдруг неожиданно сам для себя сказал я. — А вас, извините?

— Конни. — Она на секунду опустила глаза, и я успел заметить, как мягок овал ее лица. Волнистые темно-каштановые волосы опускались на изящные, но не хрупкие плечи, обтянутые шелком золотистой блузки. Она уже снова смотрела на меня. Будто отсветом ткани вокруг темно-серой радужки глаз бежал золотистый ободок. — Конни Паркер. Надеюсь, вы подготовили вопросы, мистер Карпофф? — И она улыбнулась так приветливо, будто мы знакомы уже лет сто, только вчера расстались, и сейчас она переживает, выполнил ли я домашнее задание.

— О да, разумеется. — Я быстро взял себя в руки. — Хочется верить, что мистер Хауз…

— Должна вас несколько огорчить. Мистер Хауз глубоко сожалеет, но не сможет принять вас сегодня. Непредвиденные обстоятельства требуют его личного внимания. Оставьте вопросы, мистер Хауз ознакомится с ними и примет вас через два дня.

Из конторы Хауза я вышел, обуреваемый двумя желаниями: во-первых, во что бы то ни стало пробиться к знаменитому миллиардеру не позднее чем через два дня. Иначе редактор просто открутит мне голову и будет при этом совершенно прав. А во-вторых, я решил во что бы то ни стало познакомиться с Конни Паркер во внеслужебной обстановке.

Однако я тут же одернул себя: не дай бог, она еще подумает, что я, репортер, пытаюсь приударить за ней, чтобы использовать ее как источник информации. У них тут это в порядке вещей.

Но мне-то на самом деле было совершенно все едино — работает ли она у Хауза, или, скажем, в нашей редакции. Давно не встречал я здесь таких детски открытых лиц…

Нет, хватит, сначала надо выполнить задание, взять интервью, подготовить и сдать материал, а уж потом… А потом посмотрим.

«Ладно, брат, — снова одернул я себя. — Не строй воздушных замков. Вполне вероятно, что она окажется обыкновенной секретаршей, мечтающей любой ценой завести роман с шефом. Мало ли ты встречал за последний год таких?»

И все же думать так не хотелось. Может быть, из-за излишней уверенности в себе или же просто надеясь на всегда благоволившую ко мне фортуну, я почти не сомневался в успехе. Мне казалось, что через два дня интервью с Хаузом будет у меня, что называется, в кармане, а воображение рисовало Конни, идущую рядом со мной по аллее Центрального парка…

«Стоп, Центральный парк не пойдет, это тебе не Сокольники. Здесь, того и гляди, обоим карманы вывернут, и еще будете благодарны, что так легко отделались. Ну тогда, пожалуй, Конни рядом со мной в зале кинотеатра… Да что я, школьник, в самом деле, в кино ее приглашать?»

Так и не найдя ничего конкретного, воображение рисовало просто Конни рядом со мной, а где — совершенно неважно. И конечно, она окажется милой, доброй и поэтичной девушкой… «Поэтичная секретарша из офиса миллиардера? — опять попытался остановить меня здравый смысл. — Хотя, впрочем, если верить, что Америка — страна чудес, то почему бы и нет?»