Малов Владимир ИгоревичЯ - Шерристянин

Владимир Малов

Я - Шерристянин

(Повесть о чрезвычайных событиях из жизни Михаила Стерженькова,

записанная с его слов)

ПРОЛОГ

С Мишей Стерженьковым, студентом физкультурного техникума имени Марафонской Битвы, автор познакомился на колесе обозрения в парке культуры и отдыха.

Было солнечное субботнее утро, очереди отдыхающих москвичей тянулись к аттракционам, к тиру и к комнате смеха, откуда-то издали ветер доносил танцевальные ритмы. Я пришел в парк, чтобы культурно стряхнуть с себя усталость после напряженной недели, и колесо обозрения (очень часто его неправильно называют "чертовым", путая с другим аттракционом), на мой взгляд, отвечало этой цели как нельзя лучше.

Совершили первый круг. Сверху парк был похож на калейдоскоп с быстро меняющимся рисунком.

- Простите,- тихо и очень вежливо сказал мне мой сосед по решетчатой кабине,- это у вас, я вижу, фантастика?

Сосед был в спортивном пиджаке, из-под которого выглядывал спортивный свитер. Пиджак и свитер туго обтягивали юные, но уже широкие плечи. Лицо собеседника пылало загаром, над которым, как можно было предполагать, еще долго не будут властны ветры и дожди надвигающейся осени.

Я отвечал на вопрос утвердительно. Обложку книги, которая лежала у меня на коленях, действительно украшали роботы, звездолеты и разнообразные конструкции - искушенному взгляду нетрудно было распознать среди них машины времени и установки для передачи мыслей на расстояние.

- Да, фантастика,- пробормотал молодой человек и сразу после этого повел себя как-то не так: сначала поерзал на месте, бросил взгляд на обложку загадочным был этот взгляд! - и стал напряженно смотреть куда-то вдаль.

Колесо то поднимало нас вверх, то опускало вниз. Парк внизу соответственно то уменьшался, то увеличивался в размерах. В ушах свистел ветер. От остроты ощущений слегка захватывало дух...

И все это время мой сосед продолжал вести себя как-то странно. Казалось, радостное чувство высоты и движения совсем перестало его волновать. Он барабанил пальцами по сиденью, тяжело дышал, изредка продолжал бросать на обложку странные взгляды.

Я вдруг понял, что в моей душе начинает шевелиться какое-то неоформившееся еще опасение.

- Я вас прошу,- сказал наконец хрипло юный спортсмен,- вас не затруднит... Я понимаю, конечно... Это может вас удивить...- он задышал очень тяжело и часто.- Только очень прошу вас, пожалуйста, уберите эту книгу... Уберите... Не могу на нее смотреть...

Растерянно я уставился на спортсмена. Он был смущен вконец. Пробормотав: "Конечно, конечно...", я засунул книгу под пиджак и осмотрел молодого человека с головы до ног (еще на нем были синие тренировочные брюки и легкие баскетбольные кеды). Беспокойство мое стремительно нарастало. Мы были одни и к тому же заперты снаружи. Сам я спортом уже почти не занимался. Колесо еще не скоро должно было остановиться.

- Извините,- выдавил из себя молодой человек, и сквозь загар явственно проступила краска.- Вы не думайте... Вы, пожалуйста, ничего не думайте... Просто мне трудно и потому... Воцарившееся молчание было гнетущим. Колесо продолжало меланхолическую свою работу.

- Конечно, я понимаю,- снова начал юноша, пристально глядя в сторону,- вам мое поведение должно показаться довольно странным...

- Ну что вы, что вы,- растерянно пробормотал я. Возникла новая гнетущая пауза.

- Возможно, у вас действительно есть причины,- начал я неуверенно,причины, по которым фантастика вам...

- Причины? - повторил юноша очень медленно и тихо.- Вы говорите, причины?..

Он перестал смотреть в сторону и окинул меня внимательным взглядом, от которого ничто не могло укрыться. Потом опустил глаза и стал рассматривать свои кеды.

- Меня зовут Миша Стерженьков,-сказал спортсмен.- Я тут, на колесе, привыкаю к высоте, скоро у нас первый осенний практикум по парашюту... Недавно был по травяному хоккею, теперь вот по парашюту...

- Институт физкультуры, будущий тренер? - с сомнением (уж очень молод был собеседник) предположил я, все еще испытывая растерянность.

- Пока только техникум,- скромно отозвался юноша.- Учусь на отделении настольного тенниса... Об институте пока только мечтаю. Недостает еще знаний... Но со временем обязательно буду и в институте!..

- Техникум физкультуры? - удивленно прозвучало в моем голосе: что делать, мне не приходилось слышать о таких учебных заведениях.

Юноша оторвал взгляд от спортивной обуви и в упор посмотрел на меня.

- Наш недавно открыли,- сказал он коротко.- Раньше ведь часто бывало, что занятия спортом мешали учебе в школе и наоборот. Поэтому попробовали совместить и то и другое в одном учебном заведении... Понимаете,- начал потом он тихо, но, чувствовалось, с огромным внутренним напряжением,- в себе мне уже нельзя носить... Книга - это последняя капля... Я должен рассказать это кому-нибудь... Конечно, нужно было бы раньше, уже несколько недель назад, но я... Поверить в это действительно трудно...

От взгляда честных серых глаз по-прежнему ничто не могло укрыться. Снова и снова осматривали они меня и в конце концов засветились каким-то особенным озарением, как это бывает в тех случаях, если человек принимает решение, сразу прекращающее мучительную и напряженную душевную борьбу...

И еще долго в тот день я и Миша Стерженьков никак не могли расстаться: много раз вновь становились в очередь к "чертову колесу", потом стреляли в тире, мерились силами, ударяя молотом по соответствующему устройству, и наконец побрели по улицам в сторону спортивного комплекса физкультурного техникума имени Марафонской Битвы.

Миша Стерженьков рассказал мне все. И, прощаясь с Мишей у входа в спортивный комплекс, возле гипсовой статуи игрока в крокет, я чувствовал, как кругом идет моя голова, не вмещающая все эти совершенно непостижимые, превосходящие любую фантастику факты, на которых основывался его рассказ.

Но слишком искренним и правдивым был тон этого рассказа, неподдельное волнение звучало в голосе студента физкультурного техникума, чтобы я мог усомниться в том, происходило ли все, о чем он мне говорил, на самом деле. А кроме того, из своей спортивной сумки, на которой латинскими буквами написано было "TORPEDO" - название популярной футбольной команды, недавно выигравшей, как известно, Межконтинентальный Кубок для клубных команд, Миша вынимал и потом снова прятал туда подтверждающие вещественные доказательства, и среди них...

Впрочем, не лучше ли будет, если все рассказать по порядку? Потому что Миша Стерженьков, излив наконец душу и облегченно затерявшись среди теннисных кортов, футбольных полей, вертикальных стен для мотоциклетных гонок и сложных хитросплетений гимнастических снарядов, не взял с меня слова хранить его историю в тайне, а она просто должна быть рассказана всем. И вот теперь, в сентябре 198... года, я сажусь за пишущую машинку, чтобы уложить беспорядочный и сбивчивый Мишин рассказ в строгие и последовательные повествовательные рамки, и словно наяву вновь слышу его голос:

- Вы понимаете, это бывает... Этот предмет я никогда особенно не любил... Мне, понимаете, теория техники толкания ядра почему-то вообще очень плохо давалась...

Глава первая

К двенадцати часам дня Миша Стерженьков изнемог. Комната, в которой он готовился к ответственному зачету, стала казаться ему унылой, как теннисный корт под осенним дождем. Чугунные гантели и гири, сложенные в углу, словно налились тяжестью, много превышающей их истинный вес. Даже привычная ко всему боксерская груша, подвешенная в противоположном углу, выглядела съежившейся и поникшей.

Миша кончил занятия тем, что отчаянно обхватил голову руками и откинулся на спинку стула. Возможность что-либо воспринимать и усваивать, похоже, была утрачена навсегда.

Закрыв глаза, Миша стал мечтать о тех временах, когда несовершенные методы обучения полностью себя изживут и только историки будут помнить о них по долгу службы. Хорошо будет, подумал Миша с глубокой тоской, когда вместо толстенных учебников изобретут какой-нибудь аппарат, мгновенно заряжающий мозг информацией.

(В деталях устройство подобного аппарата Миша Стерженьков быстро представил себе таким: над мягким, очень удобным креслом помещался сферический колпак, от которого разноцветные провода тянулись к громадному металлическому сооружению, похожему на электронно-вычислительную машину. Процесс обучения выглядел так: надо было сесть в кресло и подставить под колпак голову. А Спартак Евстафьевич Кваснецов, строгий декан отделения настольного тенниса, заложив в машину ролики, в которых аккумулировались знания по всем дисциплинам, установленным программой, должен был замкнуть рубильник. Немедленно происходило следующее: сначала все собранное в роликах перекачивалось по проводам в колпак, а колпак надежно фиксировал знания в соответствующих мозговых клетках подставленной под него головы...)

Тихонечко простонав, Миша открыл глаза. Фантастический аппарат - это дело далекого будущего, пока же на письменном столе лежал современный учебник "Теория техники толкания", и до зачета оставался всего один день, а прочитать надо было еще почти полкниги.

Юный студент сделал усилие и пробежал глазами еще несколько строк. Безуспешно - в голову не лезло ничего. Миша захлопнул учебник и некоторое время уныло смотрел на его обложку. Атлетически сложенный спортсмен с рисунка на обложке, вооруженный знанием теории, уверенно и мощно посылал ядро прямо в Мишу...

Развеселая песня, гвоздь эстрадного сезона, которую напевала в соседней комнате сестра Татьяна, ученица седьмого класса специальной школы с обучением на исландском языке, звучала насмешкой. Миша поднялся из-за стола и поплелся в ванную, чтобы принять холодный душ. Движения его были замедленны, словно действия хоккеиста, повторяющего на телеэкране, как он забросил шайбу.

Мерно зажурчала вода. Но ее холодные струйки, обтекающие тренированное тело, в этот раз, увы, не придавали бодрости. Стоя под душем, Миша стал уныло перебирать в уме другие способы, которыми можно было бы все-таки заставить себя заниматься. Сделать это казалось выше человеческих сил. Настойчиво хотелось уйти из дому куда-нибудь подальше - в места, где люди легко обходятся без техники толкания ядра...

Да, именно вот такой оказалась завязка невероятной истории Миши Стерженькова.

И сама обыденность, повседневность подобной завязки лучше всех других уверений должна подтверждать полную достоверность всех событий. Ясно, что любой фантастический вымысел по строгим законам жанра сразу должен был бы начинаться не в пример как эффектнее: скажем, с того, что в дверь Миши Стерженькова постучалась прекрасная девушка, прилетевшая с Марса; что ему позвонил по телефону последний из жителей Атлантиды; что, совершив прыжок с фибергласовым шестом, Миша не опустился затем на пенопластовую подстилку, подчиняясь действию закона всемирного тяготения, непреложность которого давно уже не вызывает никаких сомнений, а оказался бы, например, в четвертом измерении, или вышел на орбиту искусственного спутника, или же, наконец, распался на атомы, чтобы дальше существовать в какой-то новой, не изученной современной наукой форме организации жизни,- ведь так обычно начинаются все эти поднадоевшие уже истории, в которых нет ни крупицы правды...

Конечно, на самом деле никогда не происходит ничего подобного, и потому, строго придерживаясь истины, отметим, что началась достоверная, хотя и необыкновенная история Миши Стерженькова очень обыденно,- началась с того, что у юного нашего героя не было никакого желания заниматься, а было желание уйти куда-нибудь из дому.

(Здесь, впрочем, самое время пресечь определенные подозрения в адрес Миши. Ведь кое-кто, пожалуй, неминуемо сможет предположить, что в конце концов Миша действительно махнул на зачет рукой и, понадеявшись неизвестно на что, отправился в какое-либо увеселительное место - в кино, в цирк, на эстрадный концерт,- чтобы легкомысленными развлечениями вытеснить из души угрызения совести, если они только были...

Нет, упорно и добросовестно Миша Стерженьков овладевал знаниями, положительно проявлял себя в теории и в практике разнообразных дисциплин, целеустремленно окончил первый курс и уже начал сдавать экзамены за второй, в зачетке его почти исключительно были четверки и пятерки. Что же касается теории техники толкания ядра - она была единственным предметом, с которым у Миши дело обстояло неважно...

Много ближе к истине оказался бы тот, кто предположил, что, энергично растерев себя жестким полотенцем и выйдя из ванны, позанимавшись немного с гантелями и гирями, потолкав штангу, Миша вновь вернулся к письменному столу и, обретя второе дыхание, как говорят спортсмены, одолел в конце концов оставшиеся страницы теории. Да, так и поступил бы юный спортсмен... если бы не одно обстоятельство, исключительно важное для дальнейшего развития событий. Дом, в котором получила недавно новую квартиру семья Стерженьковых Иннокентий Иванович, старший экскурсовод Музея художественной вышивки, Алевтина Игоревна, водитель самосвала грузоподъемностью в сорок тонн, Таня и Миша,- расположен был на самой городской окраине, возле густого лесопарка, в котором протекала река Москва. Короче, Миша Стерженьков принял такое решение взять с собой учебник и позаниматься где-нибудь в тихом и укромном лесном уголке.)

Повеселев, он вышел из ванной, потрепал по ушам рыжего пса Чемпиона и заглянул в комнату младшей сестры - сделать ей строгое внушение, что надо не петь, а готовиться к предстоящему экзамену по исландскому фольклору. (В ответ, увы, Стерженькова Татьяна показала старшему брату язык, он с большим трудом сдержался, чтобы не применить меру физического воздействия.)

Потом крепкие, тренированные ноги легко спустили Мишу по лестнице до первого этажа, и он ступил на асфальт, слегка даже пружинящий от июньской жары.

Лес, начинавшийся сразу же за домом, манил тропинками, уходящими к реке, и Стерженьков, сжимая под мышкой учебник, углубился в чащу.

Настроение его менялось, душа вновь наполнялась привычной энергией. Предмет уже не казался таким трудным, с ним, без сомнения, можно было справиться, как и с любым другим.

Изредка Миша совершал короткие, хлесткие рывки метров на тридцать - сорок. Затем тропинка стремительно полетела вниз, к ленте реки, и Миша, мигом раздевшись на берегу, с наслаждением вступил в воду и мощно поплыл навстречу речному трамвайчику, поочередно меняя кроль, брасс, баттерфляй, переворачиваясь на бок, на спину. Выйдя снова на берег, Миша выбрал тенистое место, лег на траву и углубился в учебник с силами, которых еще полчаса назад даже не подозревал в себе...

Да, в лесу учебный процесс пошел не в пример легче, решение, принятое юным спортсменом, оказалось абсолютно правильным. Миша перекидывал страницы учебника и за страницами словно бы воочию видел коротенькую фигурку преподавателя теории техники толкания Ивана Васильевича Петрова, смешно прыгавшего у доски, на которой он рисовал оптимальные траектории для полета ядра, объясняя тенорком: "А если соревнование происходит, скажем, в Андах, то здесь угол начального направления тот же, однако учитывается поправка на высоту над уровнем моря... Если же соревнования в Вологодской области, тогда иначе... И совершенно особое дело в городе Алма-Ате..."

И все эти формулы и траектории стали теперь доступны и понятны, постепенно Миша даже увлекся - так бывает иногда, когда вдруг увлекаешься тем, что еще недавно казалось скучным.

Время шло. Земля медленно поворачивалась вокруг оси. Наконец Миша закрыл книгу и, чувствуя приятную усталость отменно потрудившегося человека, перевернулся на спину.

Над лесом нависало огромное июньское небо, было тихо, слышно было, как на другом берегу реки, в сельской местности, негромко бормотали куры и коза время от времени пробовала свой голос. Миша Стерженьков глубоко вздохнул и прикрыл на мгновение глаза, с наслаждением ощущая на лице солнечное тепло...

И вот только тогда размеренный ход явлений, привычных, обыденных, вдруг сменился событиями непостижимыми и невероятными, много превосходящими в этом даже самые необузданные выдумки.

Сначала раздался звук - он был тонким и похожим на комариный писк. Звук возник где-то совсем рядом, и казалось, что до него можно было дотянуться рукой.

Миша Стерженьков от неожиданности вздрогнул, сел и стал осматриваться по сторонам. Ничего такого, что могло быть похоже на источник звука, нигде не было видно,

Волнуясь, Миша стал осматривать окрестности еще пристальнее.

Звук, исходящий из ничего, между тем быстро менял регистры - спустя минуту он стал густым и тягучим, словно пароходный гудок, хотя и приглушенный в десятки раз, и оборвался на последней басовой ноте.

В то же мгновение в двух шагах от Миши в воздухе возникла ослепительная вспышка, секунду спустя она погасла, и, на какое-то время потеряв зрение, Миша вскрикнул и закрыл лицо ладонями.

Способность видеть возвращалась к Мише Стерженькову постепенно.

Сначала абсолютная темнота в его глазах превратилась в крупные цветные пятна.

Пятна становились все мельче, дробились на части, обретая форму и превращаясь в песчаную полосу берега, в стволы деревьев, в ветки и листья.

Миша Стерженьков с трудом поднялся на ноги и снова сел, чувствуя, что голова его налилась свинцовой тяжестью. В ушах звенело. Зачем-то Миша встал на четвереньки и снова стал осматриваться кругом.

Неподалеку от того места, где лежал учебник "Теория техники толкания", прямо из воздуха, из ничего, проявлялось какое-то сооружение размером с обеденный стол, не похожее ни на один из когда-либо виденных Мишей предметов решетчатое, с множеством углов, со сложным переплетением трубочек, проводков, каких-то деталей, то геометрически правильных, то совершенно невообразимых.

Цвет неведомого сооружения быстро менялся: сначала он был голубым, потом безо всякого перехода стал розовым и остановился на желтом.

Миша попятился, пока не почувствовал, что оказался в воде, тогда он остановился и, ощущая, как сильно колотится сердце, стал наблюдать за дальнейшим ходом явлений.

Очень ярко светило солнце. Раздавался негромкий плеск воды. На другом берегу мелодично позванивал колокольчик козы. Везде и всюду все продолжало идти по порядку, который сложился веками и всегда кажется незыблемым. Но здесь, в нескольких шагах от Миши Стерженькова, происходило непостижимое и неведомое - то, что неминуемо показалось бы причудливым сном, если б бесспорной реальностью, ощущением неподдельным не была прохлада воды, в которой Миша все еще продолжал стоять на четвереньках.

Неведомые явления между тем шли своим чередом.

Послышался лязг, откинулась вдруг одна из стенок сооружения, образовав наклонную плоскость, и по ней медленно сползла на траву какая-то конструкция, отдаленно напоминающая, как машинально отметил Миша, галапагосскую черепаху.

"Черепаха" не спеша объехала по кругу учебник и остановилась. Раздался легкий свист, и неведомая конструкция ощетинилась целым десятком каких-то упругих щупалец, похожих на антенны; покачиваясь из стороны в сторону, они задумчиво потянулись к страницам "Теории техники толкания".

Миша закрыл глаза и открыл их снова. "Галапагосская черепаха" удовлетворенно шевелила антеннами. Внутри "черепахи" явно происходила непонятная, неизвестно на что направленная работа.

Потом конструкция развернулась и поехала прямо на Мишу. Он инстинктивно попятился, но отступать дальше было невозможно: вода и так доходила до подбородка. Можно было развернуться и быстрым кролем уйти к противоположному берегу, но Мишей владело теперь полное оцепенение - он застыл на месте и ждал.

Щупальца потянулись к Мише. Секунду они оставались в вытянутом положении, потом вновь закачались из стороны в сторону, снова раздался легкий свист, и вдруг щупалец стало раза в два больше.

В голове у Миши Стерженькова был хаос. Мысли переплелись в невообразимый клубок. Затем все из головы куда-то исчезло, и она стала пустой и очень легкой.

Антенны зашевелились все сразу, и тогда внутри Мишиной головы раздался шорох, похожий на тот, что издает иголка проигрывателя, когда кончается пластинка.

Вслед за ним послышались звукосочетания, не имеющие никакого смысла. Строй их быстро менялся, как если бы говоривший то и дело переходил с одного языка на другой.

И наконец прозвучали первые слова на родном Мишином языке:

- Существо разумное, коренной обитатель планеты, данные автоматических зондов это подтверждают.

Миша Стерженьков мотнул головой.

Антенны шевелились без устали. "Черепаха" напоминала теперь, скорее, крупных размеров дикобраза:

- Это планета Земля, третья от звезды, которую вы зовете Солнцем? спросил кто-то в Мишиной голове, видимо сомневаясь.

- Земля, Солнце,- с трудом выдавил из себя Миша, облизывая пересохшие губы.

- Планет очень много. Комплексные исследования грандиозного охвата. Ошибки не исключены, хотя их никогда еще не бывало, - сказал кто-то в Мишиной голове. Интонации были извиняющимися.

Миша устало кивнул и стал выползать из воды. Теперь им владело какое-то странное оцепенелое равнодушие. Конструкция попятилась, сохраняя расстояние между собой и Мишей неизменным.

В Мишиной голове снова возник чужой голос. Теперь его интонации стали монотонными и даже какими-то скучными, словно бы он повторял вещи, которые приходилось говорить уже десятки тысяч раз:

- Планета Шерра лиловой звезды Па-Теюк проводит комплексные исследования по разведке разумной жизни в грандиозном районе Вселенной. Первый этап: засылка автоматических зондов в районы, предположительно благоприятные. У вас на планете выявлена разумная жизнь. Зонды здесь уже были, выяснено среди прочего, что планету вы называете Землей, а звезду Солнцем.

Голос монотонно бубнил, и каждое слово накрепко оседало в голове Мишы Стерженькова. Способность изумляться была им начисто потеряна, сейчас он воспринимал, и только. Голос продолжал бубнить:

- На Земле начинается второй этап исследований - разведка непосредственно, изнутри. Внешность землян и шерристян отлична друг от друга. Чтобы провести второй этап незаметно для обитателей Земли, на мозг разумного обитателя планеты будет наложена соответствующая матрица, после чего он потеряет свое обычное сознание и приобретет сознание, склад мышления и все психические свойства и способности среднего жителя планеты Шерра. Став как бы шерристянином и смотря на все его глазами, разумный обитатель планеты начнет аккумулировать в своем мозгу информацию об окружающем его мире. Собранная информация в свое время будет изъята из его мозга. Землянин после этого безо всякого вреда для себя вновь обретет привычное сознание. В случае положительных результатов второго этапа исследований на Землю будет направлена экспедиция шерристян для установления непосредственного Контакта.

Щелк! Все антенны одновременно втянулись в конструкцию, и она вновь стала похожа на черепаху. Потом на ней распахнулись какие-то створки, и на кронштейнах вперед выдвинулся небольшой сферический колпак ярко-желтого цвета. Колпак остановился на расстоянии нескольких сантиметров от Мишиной головы.

Голос вновь забубнил:

- Время, после которого происходит полная трансформация сознания,- одна сорок восьмая времени полного оборота планеты вокруг оси.

Мишей Стерженьковым все еще продолжало владеть оцепенение.

Колпак немного повертелся возле его головы, к чему-то примериваясь. Послышалось негромкое и протяжное гудение, потом кронштейны сложились, створки захлопнулись, и "черепаха" по наклонной плоскости вернулась на свое прежнее место.

Оцепенело Миша Стерженьков пронаблюдал, как поднялась наклонная плоскость, как вновь стали меняться цвета фантастического сооружения, как оно опять стало таять в воздухе и превратилось в ослепительную вспышку, после которой раздался густой, басовый звук, постепенно сходивший к комариному писку...

Все тише, тише, и вот звук угас совсем, и Миша Стерженьков один остался на берегу, все еще стоя на четвереньках. И когда прошло это состояние оцепенения, Миша обхватил голову руками, словно боялся, что она вот-вот расколется.

Потом он заметался по берегу, не зная, что делать, что предпринять.

И наконец Миша Стерженьков побежал прочь - побежал, забыв учебник и одеваясь на ходу, побежал без оглядки и совсем не спортивно, даже еще не зная толком, куда и зачем он бежит.

Похоже было, что Миша растерялся вконец... Ну, а как бы вы повели себя, уважаемый читатель, как бы повели себя, если бы это вам спустя полчаса предстояло стать инопланетянином среди людей, разведчиком далекой и загадочной планеты Шерра из системы лиловой звезды Па-Теюк?..

Глава вторая

Виктор Витальевич Ворошейкин все взвесил, все обдумал и сделал логическое умозаключение. Во всем, конечно, виновна была кошка Пенелопа. У кошки были отвратительные манеры и ужасающие привычки. Для нее не существовало ничего святого, и, уж во всяком случае, ей ничего не стоило забраться на письменный стол, чтобы утащить с него бесценный клочок бумаги, содержащий блистательную, неожиданно вспыхнувшую догадку о том, как именно древние эстуарцы обозначали в своих текстах глаголы. Догадка была важным научным событием, крупным шагом вперед в разгадке тайны эстуарского языка, замолчавшего тысячелетия назад, но вот явилась кошка Пенелопа, любимица Марьи Ивановны, жены, и все теперь может пойти насмарку.

Отчаянно вытянувшись на полу и орудуя длинной щеткой, профессор попытался выгрести отвратительное животное из-под книжного шкафа, но кошка мгновенно шмыгнула в другой угол кабинета и теперь насмешливо смотрела на преследователя, уютно устроившись между египетской мумией и толстой кипою карфагенских свитков. Виктор Витальевич с досады даже всхлипнул и, расслабив на паркете тело, дал себе короткий отдых.

Звать на помощь жену было унизительно и недостойно. Некоторое время профессор сосредоточенно думал, потом он сделал вид, что не обращает больше на Пенелопу никакого внимания, и стал наблюдать за ней украдкой. Пенелопа подняла белоснежную лапку и стала ее тщательно вылизывать. Клочка бумаги с бесценными научными соображениями при кошке не было. Слегка удивившись, Виктор Витальевич заглянул под шкаф, но его не было и там. Однако виновным в пропаже не мог быть никто другой, кроме кошки (листочек только-только был под рукой), и Ворошейкин вынужден был с ней заговорить.

Отношения Пенелопы и Виктора Витальевича давно уже были сугубо официальны, профессор и кошка были между собой на "вы".

- Пенелопа,- сказал Ворошейкин укоризненно,- ах, как же это, все-таки, не слишком любезно. Если бы вы только могли отдавать себе отчет...

Профессор запнулся, потому что слово "отчет" тут же вызвало в его уме кое-какие ассоциации. Он поднялся с пола и, не теряя времени, поспешил к письменному столу, заваленному грудой книг, рукописей, писем и заметок. Было совершенно непонятно, как это он только мог забыть, что еще несколько дней назад надлежало отправить отчет об обнаруженной недавно еще одной эстуарской надписи в Лондонское общество эстуарологов. Новый образец загадочных этих письмен был открыт совершенно случайно - они украшали одну из древних ваз в музее им. Пушкина, и совсем недавно профессор Ворошейкин обратил на них наконец внимание. Известных науке образцов эстуарского письма найдено было пока лишь совсем немного, находка еще одного - большое событие. С трудом отыскав чистый лист бумаги, Виктор Витальевич быстро набросал несколько слов, перечел написанное, немного подумал и спохватился: писать надо было не по-французски, а, конечно же, по-английски. Зачеркнув написанное, он стал искать еще один чистый лист, чтобы на нем перейти на нужный язык, и в этот момент в прихожей раздался длинный, настойчивый, пожарный какой-то звонок, а вслед за ним голоса - жены и чей-то еще, может быть, знакомый, а может, и нет, голос настойчивый, сбивающийся, чем-то обеспокоенный.

Рука профессора замерла на полпути. На столе перед ним лежал тот самый клочок бумаги, на котором были набросаны драгоценные предположения о глаголах древних эстуарцев. Ворошейкин радостно засмеялся и виновато взглянул на Пенелопу. Секунду спустя он уже восторженно перечитывал свои записи вслух.

Да, конечно! Предположение было верным, абсолютно справедливым! С этим согласится каждый, кто только ознакомится с ходом рассуждений, которые вели к этой догадке. Сомнений в этом быть не могло...

- Витя,- виновато раздался в кабинете голос жены,- вот мальчик, наш сосед... Я никак не хотела, я знаю, ты работаешь... Но у него что-то, он говорит, исключительное, он о чем-то хочет поговорить с тобой как с ученым. Я никак не могу... Какие-то планеты, звезды, космические пришельцы... Я ничего не понимаю... Он... у него даже, знаешь, беспорядок в одежде...

Виктор Витальевич Ворошейкин восторженно повернулся на стуле. Беспорядок в одежде посетителя был, точно. Профессор отметил это автоматически, потому что мысль уже торопила дальше.

- Ну конечно! - воскликнул он нетерпеливо.- Вы, молодой человек, голубчик, пришли удивительно кстати! Мне надо, просто необходимо кому-то рассказать! Ну-с, как вы к этому отнесетесь?!

Жена, о чем-то тихонечко вздохнув, выскользнула из кабинета. Молодой человек (кажется, сосед по лестничной площадке) порывался что-то сказать, лицо его пылало, он тяжело дышал.

- Вы соберитесь,- мягко сказал профессор,- соберитесь, голубчик, с мыслями. Сейчас я вам все расскажу! Шампольону и Лепсиусу было легче, чем мне!.. Если у вас будут сомнения, замечания, так вы не стесняйтесь!..

- Там, на берегу! - выкрикнул юный сосед.- Они с планеты Шерра! Космический зонд опустился в двух шагах от меня! Звезда называется Па-Теюк! Сейчас у меня произойдет перестройка сознания! Мне... я... я стану шерристянином, чтобы смотреть на наш мир его глазами!..

- Что? Ах, да,- сказал Виктор Витальевич Ворошейкин.- Но вы, голубчик, послушайте только!..

Он опустил одну руку на плечо молодого человека, а другой безошибочно вытащил из груды бумаг на столе какой-то конверт с красивым заграничным штемпелем.

- Нет, вы послушайте! Доктор Рип Ван Винкль, президент Амстердамского археологического союза, писал мне еще совсем недавно...

Профессор начал издалека.

Читатель, без сомнения, уже понял: Миша Стерженьков был настоящим спортсменом. Конечно, он воспитал в себе такие завидные качества, как выдержка, мужество, самообладание. И вот это только что виденное читателем досадное непонимание, проявленное соседом по лестничной площадке, известным всему миру эстуарологом, к которому потрясенный Миша прибежал прямо из леса, чтобы его, единственного знакомого нашему герою ученого, поставить в известность обо всем, не выбило Мишу из колеи окончательно, а, напротив, заставило внутренне мобилизоваться, сконцентрировать волю, собраться с мыслями, как перед стартом на ответственных соревнованиях.

Когда Миша, потеряв всякую надежду обратить внимание профессора на событие Контакта с цивилизацией планеты Шерра (а кому же еще надлежало сообщить об этом в первую очередь, как не человеку науки?), еле-еле сумел выбраться из квартиры ученого, заваленной грудами древностей и десятками тысяч книг на множестве языков, оставалось всего девять минут до того момента, как должна была свершиться перестройка Мишиного сознания на шерристянское (время Миша все-таки по чисто спортивной привычке сумел засечь, несмотря на смятение). И, стоя на лестничной площадке, он уже полностью держал себя в руках, строй его мыслей был логичным и четким, словно запись уверенно и рационально проведенной шахматной партии.

Ну что же, к соседу-ученому, куда несколько минут назад ноги привели Мишу Стерженькова словно сами собой, он пришел в неподходящий момент: Виктор Витальевич Ворошейкин, видимо, только что сделал какое-то очередное важное открытие, касающееся его эстуарцев (о том, что был когда-то такой древний народ, надо признаться, Миша осведомлен был весьма приблизительно), и голова профессора, конечно, в данный момент была занята только этим. Ученые - они и есть ученые, с той же меркой, что и к обыкновенным людям, к ним подходить нельзя. Так, значит, во всем надо разбираться самому, не надеясь на чью-либо помощь, как и подобает настоящему человеку спорта.

Итак, все это произошло на самом деле. Доказательства имелись налицо: рубашка Миши до сих пор была застегнута лишь на одну пуговицу и шнурки ботинок волочились по мозаичному полу лестничной площадки. Миша Стерженьков спохватился и стал приводить себя в порядок. Потом он вновь взглянул на часы оставалось уже только восемь минут.

Там, на берегу реки, случилось такое, чего еще никогда не было за всю многовековую историю человечества. Произошел первый Контакт Земли с какой-то далекой цивилизацией, много обогнавшей землян в своем развитии, уверенно посылающей в космос звездолеты, ведущей грандиозные комплексные исследования по выявлению разумной жизни в гигантском районе Вселенной. Миша вдруг попробовал представить себе этот район Вселенной и почувствовал легкое головокружение, какую-то сосущую пустоту внутри, даже похожую отдаленно на ужас, но тут же он снова взял себя в руки.

Ему, Мише Стерженькову, самому обыкновенному землянину, простому студенту отделения настольного тенниca физкультурного техникума, выпала невероятная удача: он первым встретится с чужим разумом. Может быть, когда-то во всех учебниках истории будут его, Стерженькова, портреты, подробные описания того, как это произошло, появятся, конечно, различные легенды, авторы учебников присочинят что-то свое, и, конечно же, имя Михаила Стерженькова останется в веках, как... как имена Эдуарда Стрельцова и профессора Ворошейкина. Нет, его имя будет еще более громким! Миша сглотнул и отогнал эти не очень достойные мысли прочь. Главное ведь было не в этом. Главное - произошел первый Контакт!!!

Да, Контакт произошел, но следствием его будет то, что ему, Мише Стерженькову, предстоит на какое-то время утратить свое привычное сознание, свои мысли, свой сформировавшийся взгляд на мир. Взамен - приобрести чье-то чужое сознание, стать кем-то совсем другим, потерять свое "я" и получить взамен неизвестно что. Но каково это будет - потерять свое сознание, смотреть на мир чьими-то чужими глазами? И какие они, эти чужие глаза? Что можно ими увидеть? Каков вообще этот чужой разум, сформировавшийся где-нибудь на расстоянии во многие световые годы от родной планеты, неизвестно в каких условиях? Что обнаружит он на Земле, какие сделает выводы, какое примет решение?..

Миша Стерженьков почему-то вспомнил мрачный роман Герберта Уэллса, прочитанный еще в третьем классе, поежился и снова овладел собой. Он все еще стоял на лестничной площадке, до исторического момента оставалось только шесть минут.

Но ведь к этому надо отнестись совсем иначе: жители загадочной планеты Шерра из системы лиловой звезды Па-Теюк оказали ему, Стерженькову, неслыханное доверие: стать, по сути дела, посредником в установлении Контакта с Землей.

Контакт с братьями по разуму на других планетах шерристянам необходим, они его ищут, как искали бы его и земляне, если бы им уже позволял это уровень развития. И то, каким станет их Контакт с Землей, зависит теперь целиком от Миши. Эта почетнейшая миссия, между прочим, могла бы выпасть кому-нибудь другому - Мише стоило только остаться дома, и аппарат, построенный шерристянами, опустился бы к кому-нибудь еще. (Интересно, почему он опустился точно в двух шагах от Миши? Может, его зрительные устройства следили сверху, выискивая подходящие для Контакта условия - чтобы землянин был один, чтобы место было укромным и тихим!)

Значит, надо не ударить лицом в грязь, оправдать высокое доверие просвещенных шерристян, выполнить все, как надо.

Миша Стерженьков глубоко, значительно вздохнул, широко расправил плечи и стал спускаться по лестнице.

Как это будет? Наверное, когда он станет инопланетянином, Земля все-таки будет ему не совсем чужой, ведь какие-то предварительные сведения о ней шерристяне уже получили, сведения эти должны быть известны среднему жителю планеты Шерра...

Пройдя один пролет, Миша остановился и оглянулся на дверь своей квартиры. Ему пришло в голову, что о его великой удаче стоило бы, пожалуй, кого-нибудь все же предупредить... кто знает... просто предупредить... на всякий случай!

Некоторое время Миша задумчиво смотрел на дверь с номером 59. Семиклассница Стерженькова Татьяна была существом юным и легкомысленным, доверия не достойным. Иннокентий Иванович Стерженьков находился у себя в музее, а мама сейчас где-то далеко вела свой сорокатонный самосвал, не подозревая даже, что в жизни ее сына и всего человечества вообще только что произошло событие исключительной исторической важности.

Но ведь был еще один человек.

Миша стремглав кинулся по ступенькам вниз, нащупывая в кармане брюк двухкопеечную монету. Телефон-автомат стоял у подъезда.

(Ей, Наде Переборовой, студентке музыкального училища по классу виолончели, еще не раз предстоит появиться в изложении истории Миши Стерженькова. Оставим пока его самого, ему надо пробежать по лестнице ни много ни мало двадцать восемь пролетов, есть время сообщить о Наде некоторые предварительные сведения.

Миша познакомился с ней, проводя очередную велосипедную тренировку на улицах Москвы. Надя шла домой, закончив выступление, где в дуэте с лучшей подругой исполнила Концерт для виолончели с трубой современного композитора Дупелькова. Успех был огромный; все еще оставаясь мыслями в переполненном, взрывающемся овацией зале, она ступила на проезжую часть на красный свет, и... И драматического столкновения с велосипедистом было не миновать, если бы этим велосипедистом не был Миша. Систематические занятия спортом, правильный образ жизни, соблюдение режима дня помогли ему выказать ловкость, недоступную даже и самым бравым киногероям из некоторых занятных на первый взгляд, но пустых заграничных лент. Другого выхода уже не было, и он подхватил Надю на полном ходу вместе с виолончелью и понесся вперед, увозя ее все дальше от того места, где она даже не успела пережить испуг.

А потом? Потом все было так, как и должно было быть: молодые люди вместе ходили на концерты, в театры и в кино, совершали лыжные прогулки и посещали бассейн, и каждый постоянно открывал в другом радостные и близкие себе качества и черты. Словом, дружба, начавшаяся уже год назад, продолжала крепнуть; и кто удивится, что именно Наде Переборовой кинулся звонить Миша Стерженьков?)

Оставалось две минуты. Миша опустил монету и набрал номер. Раздались длинные гудки. Стремительно летели секунды. Наконец трубку сняли, и Надин дедушка, отставной каперанг, хриплым басом сказал:

- Капитан первого ранга Переборов слушает!

- Пожалуйста, Надю,- как всегда, чуть робея от баса, попросил Миша Стерженьков.

- Есть, Надю! - услышал он по-военному лаконичный ответ.

Оставалось уже меньше минуты. В телефонной трубке, когда смолк капитанский бас, слышна стала виолончель - Надя, значит, была дома. Потом раздались легкие, быстрые, но казавшиеся Мише ужасно медленными шаги, и вот Надина рука, только что державшая смычок, взяла телефонную трубку.

- Надя, не перебивай, слушай, что я тебе скажу, осталось двадцать секунд, событие исключительной важности,- скороговоркой, торопясь начал Миша.- Я сейчас был на берегу, готовился к зачету, только не перебивай, и космический корабль с Шерры...

Но в этот самый момент в Мишиных глазах вдруг потемнело, исчезла куда-то телефонная будка, все завертелось кругом, и только рука еще чувствовала трубку. Откуда-то издали, словно из-под воды, донесся обеспокоенный девичий голосок, но смысл сказанного уже не доходил до сознания, и голосок становился все встревоженней, встревоженней...

Рассказать обо всем Наде Переборовой Миша уже не успел. В его голове начало что-то происходить.

Еще на один короткий миг он вновь увидел, что стоит в будке телефона-автомата, держа трубку в руках, но уже в следующее мгновение все в глазах снова покрылось мраком, все уплыло куда-то, и последним, уже машинальным движением Миша Стерженьков повесил трубку на рычаг.

Потом в его глазах возникли какие-то цветные узоры. Они все время меняли сочетания, и скорость перемен стремительно росла, пока узоры не заплясали в бешеном, невероятном калейдоскопе.

В ушах раздался нарастающей силы звон, и наконец все исчезло и смолкло, наступили мрак, тишина, пустота.

...Шерристянин увидел себя внутри странной конструкции неизвестно какого назначения, таинственном результате земной инженерной мысли.

Рядом с конструкцией, снаружи, проложена была полоска из темно-серого вещества, изредка по ней с ужасающим грохотом проползали механические сооружения, порождение чужого разума.

Шерристянин втянул носом воздух - по-особому, так, чтобы определить точный химический состав темно-серой ленты.

По ту сторону полосы начинались заросли земной растительности. Растительность, в отличие от механических сооружений, была неплоха: своеобразного зеленого цвета, достаточной высоты, формы оказались приятны на глаз. Об этом, впрочем, он был

уже осведомлен, изучив сведения, собранные о Земле автоматическими зондами.

Раздался неприятный звук, и шерристянин повернулся направо. Снаружи, вплотную к конструкции, в которой он находился, стоял землянин и барабанил каким-то маленьким круглым предметом по прозрачному веществу, вделанному в дверцу. Теперь предварительные сведения, полученные с помощью зондов, помогли шерристянину определить, что землянин был женского пола, землянкой. Побарабанив немного, она сделала непонятный жест: показала зачем-то три пальца и из стороны в сторону покачала головой.

Шерристянин быстро уловил биотоки жителя Земли и, разгадав их смысл, толкнул от себя дверцу. Слегка пожав плечами, он ступил на полосу из темно-серого вещества и двинулся по ней наугад. Ему уже не раз случалось вот так же попадать в неизученные миры.

Глава третья

Дальнейшее изложение истории Миши Стерженькова, ставшего неожиданно для себя шерристянином, требует теперь краткого отступления. Увы, автор вынужден сказать, что, начиная с этого момента, рассказ его в отдельным местах становится не очень полным, что, описывая приключения юного спортсмена, многие подробности приходится опускать. Но как поступить иначе, если, к примеру, описание мыслительного строя посланца другой цивилизации, невообразимо опередившей нашу по уровню развития, - задача выше человеческих сил? Если подумать, каждому станет ясно, что строй этот не может быть доступен нашему пониманию, человеку пока его не постигнуть.

И тут уж ничего не поделаешь: мы понимаем лишь то, что уложено в привычные нам рамки, и никому не дано шагнуть за них дальше. Только одному Мише Стерженькову на короткое время приоткрылись глубины чужого разума, в сравнении с которым разум любого из нас не глубже, чем, скажем, сектор прыжков в длину; но и сам юный спортсмен, вновь обретя потом сознание землянина, не сумел, конечно, передать нашими словами тончайшего сочетания ощущений, чувств, ассоциаций, переживаемых шерристянами.

Понятно, что невыполнима и другая задача: невозможно, пользуясь лишь нашими современными понятиями, убедительно раскрыть природу и механизм всех применяемых на Земле шерристянином способностей и свойств, аналогий которым не сыщешь на сегодняшний день ни у одного из жителей нашей планеты; не объяснить и того, каким, собственно, образом Миша Стерженьков вместе с сознанием шерристянина приобрел и чисто физическую возможность применять эти свойства ведь внешне его организм не претерпел никаких изменений?! Факт же между тем не перестанет быть фактом - так было на самом деле!

Непостижимо для нас, скажем, удивительное умение инопланетянина произвольно превращать пространство в разнообразные предметы, но ведь посланец далекой планеты не раз это проделывал, вникая в закономерности чужого мира,превратил, например, крошечную часть окружающего его пространства в несколько двухкопеечных монет, на которые тут же накупил газет, как это делали рядом с ним настоящие земляне, и мгновенно усвоил и осмыслил все, что только в них содержалось. Трудно поверить и в то, что шерристянин легко проникал взглядом сквозь любые преграды, читал мысли прохожих, моментально разбирался в сущности любого землянина и т. д. и т. п.

Короче, еще не раз встретится в истории Миши Стерженькова такое, что на данном этапе своего развития мы можем, приспосабливаясь к нашему современному ладу, передать лишь весьма приблизительно.

Чего же другого, однако, можно было тут ожидать и надо ли огорчаться, досадуя на кажущуюся ограниченность человеческой мысли? Не правильней ли, сравнивая себя с шерристянами, задуматься над теми поистине головокружительными далями, которые предстоит еще преодолеть человечеству в процессе эволюции? И конечно, они преодолимы: придет время, и сегодняшний день мы будем вспоминать с чувствами, похожими на те, какие сейчас вызывает воспоминание, скажем, об охоте на мамонтов или о первобытных способах добывания огня, придет время, когда...

Но и на такие размышления о манящих перспективах человечества не стоит слишком уж отвлекаться - история Миши Стерженькова уже зовет нас дальше.

...Полчаса спустя после высадки на Землю шерристянин находился на перекрестке двух оживленных улиц и занят был тем, что подводил первые, предварительные итоги. К этому моменту с чужой планетой, с различными проявлениями жизни на ней он уже освоился полностью - мигом постигнув язык землян, временами он даже думал на нем, хотя, конечно, и ощущал недостаток слов: их было мало, невозможно мало в земном лексиконе для выражения сложнейших чувств жителя другой планеты. А первые итоги получались такими...

Земляне, без сомнения, были живым, энергичным, многообещающим народом.

Жизнь чужой планеты кипела и бурлила. Отдельные личности и целые группы землян вступали друг с другом в различные отношения. Они беседовали, выстраивались в очереди, передавали друг другу различные предметы. Все это, конечно, требовало отдельного исследования.

Несомненным и непреложным был тот факт, что перед населением планеты, только-только начинающим активное и сознательное наступление на тайны природы, лежала длинная дорога непрерывного развития,- дорога, по которой уже столько было пройдено самими шерристянами. Земляне же сделали по ней пока лишь несколько робких, неуверенных шагов...

На короткое мгновение разведчиком-шерристянином овладело даже чувство, которое на нашем языке можно, пожалуй, весьма примитивно и приблизительно назвать умилением. (Вот так же, наверное, с сочувствием и легкой понимающей улыбкой смотрит на очень молодое поколение старый человек.)

Шерристянину вспомнилась и юность своего собственного народа, ему захотелось извлечь для сравнения из глубин своей памяти такие исторические картины жизни на Шерре, которые уже были даже почти не видны, скрываясь за отдаленными горизонтами прошлого.

И он сделал это... Но - время! Нельзя было терять его драгоценных крупиц. И, подведя первые, общие итоги, шерристяннн приготовился окунуться в земную жизнь еще глубже. Он был до сих пор наблюдателем. Теперь, согласно программе исследований, ему предстояло самому немного пожить жизнью собрата по разуму, испытать все, что происходит в течение какого-то временного отрезка с коренным обитателем планеты Земля.

Человек с другой планеты включил участки мозга, зафиксировавшие в момент трансформации множество точных и подробных сведений о землянине, в чьей физической оболочке он находился. И он мгновенно стал ощущать себя Мишей Стерженьковым, со всеми его заботами и целями.

(Но, ощущая себя теперь Мишей Стерженьковым, на самом деле шерристянин не переставал оставаться шерристянином. Снова мы столкнулись здесь с явлением, которое не перевести точно на язык наших представлений. Может быть, правда, чуть вернее сказать, что шерристянин теперь наблюдал за землянином, чьей жизнью он уже начал жить, как бы со стороны, хотя на самом деле вовсе и не со стороны, а изнутри?)

И он взял путь к шестнадцатиэтажному типовому дому-башне на городской окраине, в котором семья Стерженьковых из четырех человек получила недавно новую трехкомнатную квартиру на пятнадцатом этаже.

Настроение шерристянина, начавшего жить жизнью брата по разуму, было в этот момент хорошим. Он с удовольствием ощущал тренированное свое тело, как делал бы это Миша Стерженьков, любовался некоторыми встречными девушками, но не забывал, ни на мгновение не забывал, конечно, и о Наде Переборовой.

Еще он думал о предстоящем наутро зачете, о международных соревнованиях по настольному теннису, которые скоро начнутся в княжестве Монако, о позавчерашнем футбольном матче между сборными Голландии и Италии, который голландцы, конечно, выиграли.

Резким, отточенной техники прыжком преодолел он лужу, оставшуюся после недавнего дождя, которую стороной обходили остальные прохожие, купил билет Спортлото и полюбовался формой красной спортивной машины, проехавшей мимо по улице.

Зорко глядя по сторонам, он заметил на одном из оживленных перекрестков старушку, которая собиралась перейти улицу. Конечно же, шерристянин, живя жизнью Миши Стерженькова, тут же поспешил к ней, чтобы взять ее под руку, перевести через оживленную магистраль, спросить, чем помочь еще.

- Бабушка,- издали начал посланец чужого разума,- подождите...

И вдруг...

Вот и настал он - момент, когда история эта обрела новое, неожиданное для шерристянина течение. Инопланетянин почувствовал вдруг, как небольшой, но вполне достаточный заряд его энергии передался атомам тела старушки и она рванулась с места со скоростью спринтера. Резким рывком она обошла плотную группу более молодых пешеходов и наконец, упруго оттолкнувшись от мостовой, совершила даже акробатический прыжок с двумя полными оборотами через мчавшийся автобус. Отлично выполнив приземление, старушка без дополнительного разбега, легко, словно через барьер, перепрыгнула через мотоцикл и без малейших признаков усталости финишировала на противоположной стороне улицы.

Раздался оглушительный скрежет тормозов, послышались растерянные трели милицейских свистков. Старушка, только что продемонстрировавшая отличную спортивную форму, мгновенно скрылась в густой толпе братьев по разуму.

Шерристянин досадливо тряхнул головой. Исследователь не имел никакого права активно вмешиваться в земную жизнь. Кто знал, какие могли быть последствия? Сдерживаться надо было во что бы то ни стало, вести себя только так, как бы это делал землянин.

Толпа на другой стороне улицы продолжала густеть. Оранжевый троллейбус, потеряв провода, встал поперек улицы, преградив движение. Растерянно переговаривались друг с другом, не зная, что делать, рослые милиционеры люди, привычные ко всему. Наконец один из них дрогнувшим голосом сказал старушке: "Пройдемте!" Сама старушка что-то беззвучно бормотала и смотрела в небо.

Шерристянин был собой недоволен. Впредь, конечно, надлежало вести себя на Земле осмотрительнее. Дав себе такое слово и вновь сосредоточив мысли на предстоящем завтра зачете, шерристянин двинулся дальше.

...Юное и легкомысленное существо Стерженькова Татьяна открыла ему дверь в квартиру No 59 на пятнадцатом этаже. С порога она выстрелила в посланца чужого разума очередью каких-то трескучих фраз: в силу легкомысленного и непочтительного своего характера она насмешливо обращалась к старшему брату на исландском языке, желая насладиться его замешательством. Есть еще такие девицы на свете, встречаются не так уж редко. И уже шерристянин открыл рот, чтобы суровым тоном сделать ей замечание и напомнить о должном уважении к старшим...

Но в этот самый момент он снова не смог сдержаться. Излучение, обрабатывающее память, вырвалось из его глаз словно само собой, помимо его воли, и семиклассница Стерженькова Татьяна накануне экзамена по фольклору Исландии мигом начисто разучилась говорить по-исландски. А освободившиеся клетки, ее памяти немедленно были заполнены знанием полных текстов сразу нескольких популярных брошюр, адресованных школьникам,- о культуре поведения, о скромности, об отношении к старшим и о некоторых других, не менее важных вещах.

Не глядя даже на юное и легкомысленное существо, растерянно и беззвучно то открывавшее, то закрывавшее рот, шерристянин прошел мимо и скрылся в комнате Миши Стерженькова - в той, откуда не так давно юный спортсмен ушел навстречу величайшему историческому свершению Контакта.

И только здесь посланец чужого разума осознал, что он снова, не сдержав себя, активно преобразовал земную действительность, чего не имел права делать.

Досада наполнила до краев все его существо.

Шерристянин был очень собой недоволен - несколько минут назад он дал себе слово никоим образом не выходить больше за рамки возможностей братьев по разуму, и все же еще раз вышел за эти рамки.

Глава четвертая

А Надя Переборова между тем...

Да, читатель, пора уже вспомнить о Наде. Увлеченные описанием первых минут пребывания на Земле представителя

иной цивилизации, мы оставили ее в весьма затруднительном положении. Представьте-ка себе, что это в ваши ежедневные пятичасовые упражнения на виолончели врывается телефонный звонок и Миша Стерженьков не своим голосом выпаливает в трубку ворох бессвязных, бессмысленных фраз - о двадцати секундах, будто бы оставшихся до события исключительной важности, о зачете по теории техники толкания ядра и, наконец, даже о каком-то космическом корабле неземного происхождения!.. Представьте себе затем, что Миша Стерженьков после всего этого замолкает на полуслове и в трубке воцаряется тишина. И что спустя еще несколько секунд в ней раздаются короткие и частые гудки. Ну, что могла бы подумать Надя после подобного звонка?

Конечно, она даже не знала, что и подумать.

Растерянно она оглянулась на дедушку, в глубоком кресле читающего старинный роман "Вокруг света на бриге "Императрица Анна". Дедушка ушел в свое занятие так, как только он умел это делать, и не замечал ничего на свете.

Надя положила трубку на рычаг и еще несколько минут оставалась у телефона, надеясь, что вот-вот он зазвонит снова. Но в комнате стояла глубокая тишина, нарушаемая только шелестом старинных пожелтевших страниц да попыхиванием дедушкиной трубки.

И когда стало ясно, что звонка больше не будет, Надя растерянно вернулась в свою комнату и... снова взяла смычок. Чтобы выполнить ежедневную, обязательную норму, оставалось играть еще ровно час, и рука исполнителя постепенно крепла, мощнее, увереннее звучал инструмент, мелодия заполняла комнату и словно бы растворяла ее стены, чтобы открыть какие-то новые горизонты, совсем иные, непривычные миры,- ведь именно это делают со слушателем настоящая музыка и безупречное исполнение.

И никто не упрекнет Надю Переборову за то, что она после такого звонка вернулась к занятиям. Сильным и волевым натурам дано умение продолжать работу, что бы ни происходило вокруг, а ведь работа, труд наш - самое главное в жизни. Нельзя ее останавливать, какие бы не потрясали нас личные события, надо продолжать свое дело, несмотря ни на что... и, если уж остается еще час упражнений, значит, необходимо снова браться за смычок. Твердым и волевым человеком была Надя Переборова, всегда умела взять себя в руки и сосредоточиться на единственно главном, и эти ее качества, разумеется, особенно ценил Миша Стерженьков.

Широко и мощно струились по квартире звуки старинного инструмента (дедушка, Афанасий Никитич, привез его в подарок внучке из последнего своего кругосветного путешествия, победив на аукционе в одном из зарубежных городов, знаменитом старыми мастерами виолончельного дела).

Плыли куда-то, подхватив белоснежными парусами ветры мелодий, модели корветов и бригантин, венчавшие книжные шкафы с лоциями и морскими романами. Словно бы под звуки виолончели танцевал "Яблочко" юный тогда еще дедушка на пожелтевшей настенной фотографии времен русско-японской войны. (Звуки очередного упражнения и в самом деле пусть отдаленно, но напоминали знаменитую мелодию, так популярную на русском флоте.)

И медленно, очень медленно совершали методичную свою работу стрелки старинных часов голландской работы, вывезенные дедушкой из города Барра-ди-Сан-Жуан на побережье Бразилии, на которые то и дело посматривала Надя Переборова.

(Вот и получается, что нет человека без слабостей? Усилием воли заставив себя вернуться к инструменту, Надя все-таки не смогла справиться с желанием, чтобы оставшийся час пролетел как можно скорее. Но нельзя проявлять к ней и чрезмерной строгости: крайняя молодость может извинить Надю, со временем она, конечно, воспитает в себе еще более сильную волю.)

Надя исполнила Второй концерт Дупелькова и еще несколько пьес для виолончели, написанных современными и старинными композиторами. Затем, тренируя руку, она принялась играть гаммы. Но и после гамм до истечения часа оставалось еще несколько минут, и она снова начала отрабатывать некоторые места Второго концерта Дупелькова, которые пока не во всем удавались. Наконец голландские часы мелодично отбили время, и Надя бережно убрала инструмент в футляр. Дедушка все еще был поглощен старинным романом. Не желая его отвлекать, Надя написала ему записку азбукой Морзе - принятым между дедушкой и внучкой способом общения моряков - и тихо выскользнула из квартиры.

Быстро сбежала она вниз по лестнице. Спустя несколько мгновений стояла уже на трамвайной остановке. И, сменяя поочередно трамвай, метро и троллейбус, стремительно стала преодолевать километры большого города: к сожалению, Надя Переборова и Миша Стерженьков жили в разных его концах. Надя спешила узнать, что же значил этот загадочный, необъяснимый, невероятный телефонный разговор.

Звонок юной виолончелистки был длинный, взволнованный. Затаив дыхание, Надя прислушивалась к шагам за дверью, и дверь наконец отворилась. Улыбнувшись гостье приветливой, милой улыбкой, Таня Стерженькова сказала с порога:

- А, Надя!.. Здравствуйте, я очень рада вас видеть! Проходите, пожалуйста!.. Почему-то вы давно у нас не были... Наверное, экзамены?..

И Надя широко раскрыла глаза и даже растерянно отступила назад. Удивление Нади Переборовой было безграничным:

ей показалось, что не Таня Стерженькова открывала ей дверь, а совсем другой, совсем незнакомый и, по-видимому, очень хороший человек, примерная и воспитанная ученица седьмого класса.

Куда только девалась отвратительная привычка младшей Мишиной сестры, дерзко глядя прямо в глаза собеседника, высказывать свое мнение о нем на неизучаемом обыкновенными людьми исландском языке! Где были непочтительность к старшим, вертлявость, а также и многое другое, что - не секрет - бывает подчас свойственно представителям подрастающего поколения. И даже внешний вид Стерженьковой Татьяны претерпел теперь разительные, необъяснимые перемены.

(Каким запомнила этот вид Надя? Прежде - джинсы, непременно вельветовые и непременно фирменные, украшенные наклейкой, и такая же фирменная блузка. А вдобавок Мишину сестрицу всегда отличала растрепанная прическа и негармонирующее сочетание красок на глазах, губах и ресницах.)

Перемена была полной и непонятной, и Надя Переборова во все глаза, не веря им, продолжала рассматривать простое и милое синее платьице в горошек (его длина была нормальной, естественной), две симпатичные косички, перехваченные бантиками голубого цвета, и голубые же домашние туфельки с каблуками длины не большей и не меньшей, чем та, которую требует не мода, а целесообразность.

- Мне...- растерянно пролепетала Надя, забыв о том, что еще несколько минут назад она могла думать только о Мише,- я... дело в том... Но, может быть...

- Да-да, Миша дома, он у себя,- с той же приветливой улыбкой сказала Таня.- Что же вы не проходите?.. Миша совсем недавно пришел...

Теряясь в догадках, Надя переступила, наконец, порог. Могла ли она себе представить, какие необыкновенные события происходили совсем недавно за дверью квартиры No 59? А событий этих, причиной которых был разведчик чужого разума, человек с другой планеты, случилось уже немало.

Читатель запомнил, конечно, как в конце предыдущей главы, не сумев себя удержать, инопланетянин стер из памяти младшей сестры Миши Стерженькова знание исландского языка, которым она щегольнула так бестактно и не к месту. А спустя некоторое время шерристянин вдруг снова вмешался в земную действительность, преобразовав ее помимо собственной воли. Это произошло в момент, когда, осознав, что с ней случилось нечто необъяснимое, Стерженькова Татьяна разразилась слезами, которых не смогла сдержать, несмотря даже на все усвоенные брошюры о правилах поведения. Опять не сумев удержаться, шерристянин вернул ей утраченное знание языка, но при этом внезапно для себя самого перестроил структуру некоторых мозговых клеток семиклассницы исландской спецшколы так, что она тут же претерпела еще более существенные внутренние перемены: она сразу стала совсем другим человеком, и как раз таким, какой всегда бы хотел видеть свою сестру Миша Стерженьков. Обычными, земными способами он никак не мог этого добиться.

Но, активно преобразовав земную действительность в третий раз, шерристянин уже почувствовал серьезное беспокойство. Словно бы какая-то неведомая сила то и дело заставляла его вторгаться в жизнь землян, и не было даже намека на разгадку того, в чем причина такого удивительного явления. Творилось что-то совершенно непонятное, такое, чего не было еще ни на одной из планет. Однако человек иного мира не мог сейчас думать только об этом,- надо было продолжать жизнь землянина, собирая информацию,- и шерристянин, снова ощутив себя юным спортсменом, опустился на ковер, чтобы приступить к упражнениям из учения йогов.

(Миша Стерженьков заинтересовался системой йогов уже несколько месяцев назад. Добросовестно и внимательно он проштудировал литературу. Освоив упражнения первой ступени йоги, теперь он рекомендовал их всем своим друзьям, а сам, повторяя их ежедневно, уже готовился приступить ко второй, более сложной ступени. Занятия йогов ощутимо увеличивали заряд бодрости и поднимали работоспособность; по совету Миши даже Надя Переборова успела разучить несколько упражнений...)

...Таня Стерженькова, ставшая совсем другим человеком, вежливо открыла перед Надей дверь в Мишину комнату и, извинившись, ушла, объяснив, что ей надо заниматься - мало времени остается до очень важного экзамена по фольклору Исландии. Надя проводила ее взглядом широко раскрытых глаз и только потом растерянно шагнула в комнату. Здесь она увидела Мишу, застывшего в хорошо знакомой ей "позе змеи", тряхнула головой, чтобы избавиться наконец от непомерного удивления, и вспомнила обо всех своих тревогах.

Но нет, в комнате, украшенной многочисленными кубками, вымпелами, золотыми, серебряными и бронзовыми медалями, фотографиями известных спортсменов, ничто не говорило о том, что с ее хозяином совсем недавно произошло какое-то исключительно важное событие, не было даже и намека на космический корабль внеземного происхождения.

В самом Мише Стерженькове тоже не было заметно особых отклонений от той нормы, к которой Надя привыкла,- бодрым и подтянутым был его внешний вид, упражнение он делал добросовестно, с обычной старательностью. И Надя уже открыла рот, чтобы задать сразу очень много вопросов, буквально кипевших в ней и переполнявших все ее существо...

- Миша,- начала было она,- Миша...

Но, прервав упражнение и поднявшись с ковра, Миша Стерженьков как-то по-особому взглянул Наде прямо в глаза, и тогда вместо своих вопросов юная виолончелистка почему-то вдруг сказала совсем другое.

- Сейчас у меня есть время! - слетело у нее с языка.- Ежедневную норму я уже выполнила. А днем мы ведь собирались с тобой... собирались в музей, помнишь, на выставку виолончелей эпохи позднего Возрождения...- И без особой связи с предыдущим Надя добавила: - Что-то не очень мне дается Второй концерт Дупелькова...

Миша Стерженьков в ответ согласно кивнул и стал собираться в музей, словно только и ждал Надиных слов.

Надо ли объяснять, что произошло? А что же еще оставалось шерристянину? Объяснить Наде он ничего не мог; в интересах успешного завершения программы исследований на Земле никто из землян не должен был знать о пребывании на планете посланца чужого разума. Шерристянин был вынужден предпринять кое-какие меры. Небольшое воздействие на некоторые мозговые центры, и Надя просто забыла о том, что ее оторвал от занятий такой удивительный телефонный звонок.

Не стоит, наверное, в подробностях описывать осмотр выставки виолончелей и прогулку в старом тенистом парке поблизости от музея, которым он завершился. Многие, без сомнения, знают, как выглядели музыкальные инструменты позднего Возрождения. Прогулка же была самой обычной и ничем не отличалась от многих подобных прогулок, которые уже не раз совершали Миша и Надя до начала всей этой истории,- такие же прогулки они будут совершать и в дальнейшем.

Место? Оно тоже было именно таким, какие и выбирают в подобных случаях,- в парке было не слишком много людей, были цветы, деревья и трава, слышался шелест листвы в ласковых струях летнего ветерка и звучали загадочные птичьи переговоры, исполненные гармонии подчас ничуть не меньше, чем даже сложные виолончельные построения, выполняемые на инструменте XVIII века.

Молодые люди беседовали о музыке и о спорте, делились мыслями и намечали общие планы, обсуждали прочитанные книги и фильмы, идущие на экранах...

Конец прогулки? Он мог бы тоже быть точно таким же, как и у всех подобных путешествий вдвоем... мог бы, но на тенистой и не очень светлой поэтому аллее парка, ведущей к выходу, дорогу шерристянину, живущему жизнью Миши Стерженькова, и Наде Переборовой преградили семеро юных землян с лицами решительными и хмурыми. Только что эти молодые люди сломали несколько зеленых насаждений, изрезали ножами скамейку, разбили фонарь, бросили на землю окурки и повалили на газон урну для мусора. Теперь один из них, выступив вперед, сокрушив по пути плакат, запрещающий ходить по газонам, обратился к представителю иной цивилизации с речью энергичной и краткой...

Хулиганы? Да, именно с ними столкнулся человек с другой планеты, с позорным, но изредка встречающимся еще в нашей действительности явлением. Это были они, любители показать свою удаль где-нибудь вдали от милиции, расхлябанные юнцы с гитарами и неподстриженными волосами. Но никто не позавидовал бы тем хулиганам, напрасно они, чувствуя на своей стороне всемеро превосходящую силу (ведь только тогда, как известно, и обретает решительность подобный тип людей), закрыли дорогу Наде и шерристянину, намереваясь совершить еще один хулиганский поступок.

Ощущая каждый мускул тренированного своего тела, инопланетянин, ведущий жизнь Миши Стерженькова, выступил вперед, закрывая собой Надю, и приготовился к тому, чего и следовало ждать в такой ситуации. Ему были знакомы приемы и бокса, и борьбы - вольной, классической и самообороны. Редкие прохожие, состоящие в основном из бабушек с внуками, сворачивали на газоны, стремясь поскорее обогнуть опасное место, никто из них, похоже, не собирался приходить на помощь, и можно было рассчитывать только на себя...

Но вновь произошло то, что потом вызвало еще большее беспокойство шерристянина. Какая-то неведомая сила заставила его вдруг снова, в очередной раз, преобразовать окружающую действительность так, как никогда бы не смог никто из землян.

Сначала мгновенным излучением своей мозговой энергии шерристянин разделил Надю на атомы и в какую-то тысячную долю секунды переправил эти атомы через весь город к ней домой, где она, оказавшись в полной безопасности, немедленно материализовалась - рядом с креслом дедушки, все еще с головой ушедшего в роман и потому даже не заметившего ничего.

А шерристянин занялся хулиганами...

Нет, никто бы не позавидовал им в этот момент. Соответствующим образом перестроив молекулярные структуры их тел, он полностью всех преобразил. Вместо хулиганов вдоль аллеи теперь выстроилась шеренга... из новеньких гипсовых статуй; застывшие в характерных позах на гипсовых пьедесталах метатель молота и толкатель ядра, дискобол и еще три атлетические фигуры спортсменов другого профиля.

А самый неприглядный из нарушителей порядка, их вожак, стал даже статуей спортсменки - двухметровой высоты красивой гипсовой девушкой, опиравшейся на четырехметровое весло.

Мужественными и суровыми были лица статуй группы, несокрушимая мощь чувствовалась в гипсовых статях, позы выражали непреклонную решимость состязаться с кем угодно, не щадя сил, непоколебимую уверенность в победе.

И, осознав, что произошло, шерристянин от досады топнул даже ногой... и быстро, очень быстро пошел дальше. Продолжать жить жизнью землянина, собирая дальнейшую информацию, надо было, все-таки несмотря ни на что.

А гипсовые фигуры так и остались в парке. И простые, хорошие люди, посетившие парк в целях отдыха, осматривая эти, может быть, и не слишком выдающиеся, но, как принято думать, создающие у отдыхающих хороший настрой, скульптурные произведения, и не подозревали о первоначальном состоянии гипсовых этих фигур, проходили мимо, не опасаясь ничего.

В факт подобного превращения, конечно, не так-то легко поверить; возможно, в нем усомнится даже и тот, кто, в общем, привык уже к невероятным вещам, превосходящим любую фантастику, которыми просто перегружена история Миши Стерженькова. Что можно сказать на это? Наверное, многие были бы не против, если б подобные превращения происходили почаще, и уже одно это доказывает если не их возможность, то хотя бы желательность.

А приводить более очевидные доказательства у нас пока просто нет времени, потому что повествование о приключениях шерристянина уже готовит и еще более неправдоподобные с виду факты.

Глава пятая

- Так, значит, вот,- сказал Виктор Витальевич Ворошейкин увлеченно,- если вы поняли все предыдущее, последующее будет вам гораздо понятнее, но некоторые аспекты последующего требуют все же углубленного представления о целом ряде вопросов предыдущего, которые следует очень хорошо уяснить...- Профессор сделал короткую паузу и испытующе взглянул в сторону слушателя. Взгляд его слегка затуманился.- Ну, что тут можно сказать? - продолжил он неуверенно.- С монографией доктора Е. Фон Кадш вы, конечно, знакомы вряд ли. А я вам настоятельно рекомендую! На немецком языке, блестящие отклики эстуарологов всех стран... Какая голова, а ведь женщина, подумать только! Я сам писал рецензию, свежий взгляд, опубликовано в "Вестнике"...

Еще несколько секунд профессор размышлял, сосредоточенно глядя на лист бумаги, лежащий перед ним. Рука его чертила эстуарские значки, греческие буквы, какие-то цифры...

- А впрочем,- сказал он слегка огорченно,- монография для вас, пожалуй, сложновата. К тому же нет времени. Сейчас я перескажу монографию в нескольких словах!..

Белая кошка Пенелопа, любимица жены, рассеянно встала, зевнула и перешла из одного угла кабинета в другой.

- Итак, эстуарцы пользовались в своем языке целым рядом глагольных форм, что теперь известно, конечно, каждому образованному человеку. Но представьте себе, что лишь в прошлом веке знаменитый французский исследователь Жан-Батист Дюбуа подметил, что... Да что вы! Куда же вы, я еще ничего толком не рассказал...

Профессор Ворошейкин поспешно кинулся к двери и закрыл ее на ключ. Ключ он убрал в карман и, близоруко щурясь, стал смотреть на Пенелопу, попытавшуюся было уйти в другую комнату, осуждающе покачивая головой.

- Ах, Пенелопа, Пенелопа, неужели это вам совсем неинтересно?! А ведь история Эстуарии, хотя о существовании этого древнего государства представьте только себе, и так бывает в археологии - ученые узнали совсем недавно, даже в масштабах всего древнего мира, в масштабах всей нашей планеты, я бы даже сказал, в масштабах космических... в космических масштабах?.. Да, в масштабах космических!.. Ах!!!

Виктор Витальевич на мгновение застыл, а потом стремительно поднял свое длинное, худое тело из-за письменного стола. Память, работавшая у него импульсивно, не всегда ему подчиняясь, вдруг подсказала кое-какие воспоминания, связанные с последними его словами.

- В космических? - машинально пробормотал он еще раз.- В космических? Нет, это невероятно, это неправдоподобно!.. И все же... Нет... И все же... Когда-нибудь это должно неминуемо... И я...

Простонав, профессор бросился к двери и дернул ее за ручку. Дверь почему-то была заперта, и Виктор Витальевич нетерпеливо стал искать ключ. Найдя его наконец у себя в кармане, он настежь распахнул дверь и крикнул задыхающимся голосом:

- Маша! Маша! К нам ведь кто-то приходил недавно?.. Какой-то молодой человек, вроде бы наш сосед, а?.. Он еще рассказывал мне о том...

С кухни прилетел приглушенный голос жены:

- Приходил мужчина, ошибся квартирой. Приходили пионеры, спрашивали макулатуру. Но откуда же у нас макулатура? Мальчик, ну этот физкультурник с нашей лестничной площадки, приходил тоже...

- И что, что он говорил? - сердце Ворошейкина сильно забилось.- Ты вспомни, Маша, вспомни!

- Кто, мальчик? - переспросила жена.- Да, Витя, ты знаешь, у него был беспорядок в одежде...

- Что он говорил? - Ворошейкин терял терпение.

- Я ничего не поняла,- жена появилась в дверях кабинета.- Какие-то космические корабли, посланцы с других планет... Наверное, он начитался этих романов, фантастики. И знаешь, Витя...

- О-о! - простонал Виктор Витальевич, больше не слушая жену.- Так и есть! Так и есть! - Еще несколько секунд он напряженно думал, держась руками за голову.- В какой он живет квартире? И как его, кстати, зовут?

- В пятьдесят девятой,- ответила жена.- Зовут его Миша. Он сын Иннокентия Ивановича, знаешь, этот интеллигентный человек, всегда ходит с большим черным портфелем, работает в каком-то музее... И знаешь, Витя, мне показалось...

Знаменитый эстуаролог Виктор Витальевич Ворошейкнн, уже не владея собой, оборвал жену:

- Ты представляешь себе, что произошло?! Первый Контакт!!! Пришельцы из космоса!!!

И профессор стремглав вылетел из квартиры. Близоруко щурясь, он нашел на одной из дверей своей лестничной площадки табличку "59" и что было сил надавил на кнопку звонка. За дверью было тихо; профессор еще раз нажал кнопку, налегая на нее всей тяжестью тела, и дверь наконец открылась. На пороге стояла симпатичная девочка в синем платье в горошек. Увидев соседа, чье имя было известно всему культурному человечеству, она слегка смутилась, покраснела и тихо сказала:

- Здравствуйте, Виктор Витальевич! Вы к папе? Его еще нет, но вы, пожалуйста, проходите...

- К папе? - почти проревел профессор, и девочка даже испуганно отшатнулась.- Нет, не к папе! Я к мальчику, как его зовут, тебе он, наверное, брат, а вашему папе сын! Мне он нужен немедленно! С ним произошло такое! Где он? Завтра об этом узнает весь мир, да!..

Профессор Ворошейкин стремительно влетел в прихожую.

- Миша...- пролепетала девочка, изменившись в лице,- с ним что-то случилось, да?.. Вы знаете?.. Где... где он сейчас?..

- Случилось?! - прогремел профессор.- Твой брат, похоже, пришелец из космоса, поняла! А ты ничего об этом не знаешь! Его сознание перестроено! То есть он сейчас не он, поняла! Он смотрит на наш мир глазами жителя другой планеты, собирая информацию о Земле, поняла? Это Контакт, поняла? Свершилось, и пришелец из космоса - твой брат! Поняла?!

- Перестроено сознание...- еле слышно выдавила из себя Таня Стерженькова.Информацию... из космоса?.. Что вы говорите?.. Миша сказал, что скоро придет, они с Надей пошли в музей, а вы...

И без сил она опустилась на стул.

Десять минут спустя, сбивчиво и путано объяснив девочке в синем платье суть того, что произошло с ее братом (многое, очень многое еще не было ясно и ему самому), Виктор Витальевич пулей вернулся в свой кабинет и схватил телефонную трубку. Набирая номер за номером, он сыпал взволнованными фразами:

- Академика Васильева! Как кто - Ворошейкин! Коля, это ты?! Скорее приезжай ко мне, ты астроном, прямо сейчас, да что тут объяснять, случилось такое, бери машину и мигом!..

- Академика Филатова! Да-да, Ворошейкин! В Париже? Какой там симпозиум, немедленно дайте "молнию", да-да, это я, Ворошейкин, текст такой: "Валера запятая немедленно аэропорт Орли и мне домой запятая событие исключительной важности точка". Да о чем это вы, молодой человек, говорите, это надо немедленно, да!..

- Вася, ты?! Никакой работы, ты писатель-фантаст, ты нужен немедленно, случилось, да, случилось такое, о чем тебе никогда не снилось, я сказал не-ме-длен-но! Жду через пять минут!..

- Газета? Говорит Ворошейкин! Да, Леонид Борисович, здравствуйте, немедленно приезжайте, вы лучше всех из научных журналистов рассказали широкому читателю о сущности моих методов дешифровки, помню все время, теперь повод другой, да, даже важнее, голубчик, ну что вы расспрашиваете, сказал же, нужны, никакой летучки!..

- Академика Юрина! Немедленно приезжай!..

- Академика Петренко! Приезжай немедленно!..

- Члена-корреспондента Круглова! Жду через пять минут!..

- Директора института Миронова!..

- Профессора Яковлева!..

- Доцента Гришина!..

- Аспиранта Бутурлакина!..

Телефонная трубка стала горячей, словно накалилась от взволнованного потока слов. Бросив ее на рычаг, профессор Ворошейкин вновь кинулся в квартиру Стерженьковых, на ходу крикнув жене, давно уже привыкшей не удивляться ничему:

- Маша, слушай! Сейчас ко мне начнет приходить очень много людей, всех посылай, да-да, посылай в пятьдесят девятую, я там, да, всех!..

По комнатам пятьдесят девятой квартиры, ошеломленная всем услышанным, взад и вперед бродила Стерженькова Татьяна. Профессор Ворошейкин с порога атаковал ее множеством вопросов - о том, как Миша Стерженьков жил раньше, чем увлекался и т. д. И Таня стала давать растерянные, односложные ответы.

Еще несколько минут спустя у подъезда хлопнула дверца белой "Волги", и из машины выскочил живой и энергичный человек средних лет - академик Васильев.

Почти тотчас же к дому, где жили Виктор Витальевич и Миша Стерженьков, подъехали академики Юрин, Петренко и известный писатель-фантаст.

Затем прибыли член-корреспондент Круглов и научный журналист Леонид Васнецов, лучше всех рассказавший широкому кругу читателей о сущности метода Ворошейкина. Подъехало еще несколько машин...

И скоро в гуле растерянных голосов окончательно потонул голос профессора Ворошейкина, все время снова и снова сбивчиво начинающего свой рассказ о необыкновенном перевоплощении юного землянина в представителя иной цивилизации. Говорили все разом, перебивая друг друга, и в шуме теперь можно было разобрать лишь отдельные фразы:

- ...Необходима, конечно, специальная Комиссия, да...

- ...Виктор Витальевич, и вы не сразу...

- ...Телевидение еще рано, надо все точно установить...

- ...Да, сначала, конечно, самим...

- ...Однажды я видел наскальный рисунок...

- ...Это его сестра?..

- ...Я часто читаю Саймака...

- ...Обещал скоро вернуться, она сказала...

- ...Газета, конечно, специальным выпуском...

- ...Невероятно...

- ...Они прилетали в Японию, я точно говорю...

- ...Конечно, надо ждать здесь...

- ...А я, я-то с утра собирался...

- ...Необходимо продумать...

- ...Девочка, а как ты думаешь...

- ...А где он может быть сейчас?..

- ...Таня, ее зовут Таня...

- ...Представьте, я в это не верю...

- ...Решить, как его встретить...

- ...А еще в Сахаре, знаете, есть гипотеза...

- ...Какие вопросы...

- ...Но не зная, о чем...

- ...Да нет, рано, я вам говорю, рано...

- ...Голова в шлеме, видны мельчайшие детали...

- ...Подготовиться надо, как следует... Еще час спустя в квартире Стерженьковых раздался резкий звонок, и все замерли.

- Он! - прошептал в наступившей тишине профессор Ворошейкин.- Внимание! Я сам открою!..

Академик Васильев зачем-то поправил галстук. Член-корреспондент Круглов нервно полез в карман пиджака за расческой. Писатель-фантаст, чувствуя значительность момента, посмотрел на часы. Журналист Леонид Васнецов поднял фотокамеру. Виктор Витальевич на цыпочках пошел к порогу, секунду помедлив, едва слышно прошептал: "Вот он, человек иного мира!" - и осторожно отворил дверь.

И приятный девичий голосок смущенно спросил с порога:

- Скажите, пожалуйста, профессор Виктор Витальевич Ворошейкин сейчас находится здесь?

Профессор кивнул, ничего не понимая, и пальцем показал себе в грудь.

- Из вашей квартиры меня послали сюда,- сказала белокурая симпатичная девушка, держащая в руках объемистый сверток.- Я из бюро находок. Три дня назад вы забыли на Крымском мосту какую-то древнюю вазу. Ее принесли нам пионеры пятого "Б" школы номер 705. Наверное, она очень ценная. А в вазе лежало письмо, на конверте которого есть ваш адрес. Получите, пожалуйста, и вазу, и письмо...

Да, ученые, собравшиеся в квартире Стерженьковых, встретились в этот момент, увы, не с представителем иной цивилизации, как ожидали. Да и как, впрочем, могли они с ним встретиться, если сам Миша Стерженьков находился в эти мгновения совсем в другом месте: на расстоянии нескольких автобусных остановок от своего дома и на таком же примерно от парка, в котором недавно он гулял с Надей Переборовой.

И в квартале, где он был, опять происходили события, необъяснимые и загадочные для коренных, настоящих землян. В шести квартирах этого квартала с нетерпением ждали слесаря-водопроводчика, а он, как это нередко бывает, все не шел, и различные водопроводные неполадки в этих квартирах принимали уже угрожающие размеры.

А потом, совершенно неожиданно, в каждой из шести этих квартир водопроводчики возникли прямо из воздуха, из ничего,- шесть совершенно одинаковых деловитых мужчин в синих спецовках и с наборами слесарных инструментов, такие именно, какими и должны быть настоящие, всамделишные водопроводчики.

Шесть хозяев квартир - отставной полковник авиации, пожилой кинокритик, эстрадный конферансье, молодая девушка-библиотекарь, пенсионерка и ученик второго класса Вова Кузьмин - оторопело пронаблюдали, как эти возникшие из ничего водопроводчики быстрыми и точными движениями устранили неисправности и, дав целый ряд полезных советов, вновь растворились в воздухе.

Конечно, причиной этого столь необъяснимого явления вновь оказался разведчик чужого разума, инопланетянин, уловивший жалобные биотоки людей, жертв квартирного потопа. Это он, подчиняясь действию прежних неведомых сил, превратил пространство в шестерых водопроводчиков и послал их туда, где они были нужны, а затем, особым образом перестроив механизм зрения, проследил одновременно за всеми шестью картинами их действий.

Несколько секунд спустя все шесть одинаковых водопроводчиков, созданных им из окружающего пространства, почему-то оказались на улице. Держась тесным строем, они прошли по тротуару несколько шагов и на глазах прохожих стали уменьшаться в размерах, сливаясь одновременно друг с другом. Скоро они превратились в темно-синий шар, размером с футбольный мяч, а потом исчезли совсем. В воздухе медленно растворилось позвякивание слесарных инструментов.

- Ты видел, видел?! - испуганно выкрикнул кто-то совсем рядом с Мишей Стерженьковым.

Инопланетянин быстро оглянулся. Рядом, очень взволнованный, стоял его товарищ по техникуму, живущий в этом квартале, чемпион по стоклеточным шашкам Костя Аглашин.

- Нет, я ничего не видел,- пробормотал посланец чужого разума, мощным усилием воли возвращая себя к жизни землянина.- Ничего не видел... А ты, так-то ты готовишься к зачету?! - выдавил он из себя укоризненно. И тут же он стремглав бросился прочь.

Шерристянин почувствовал, что окончательно теряет над собой контроль.

Глава шестая

Как дальше рассказывать невероятную историю Миши Стерженькова, какие использовать для этого стилистические и языковые средства, какой выбрать прием из тех, что приняты в художественной литературе, чтобы с их помощью оказалось возможным донести до читателя хотя бы приблизительное представление о том, что случилось дальше?..

О серьезном продолжении второго этапа исследований на Земле теперь уже не могло быть и речи: что-то неведомое, заставлявшее шерристянина вмешиваться в земную жизнь, властвовало теперь над ним вовсю. Разведчик-инопланетянин уже никакими усилиями воли не мог заставить себя продолжать жизнь землянина, и в очень короткое время он совершил множество необыкновенных поступков.

Убежав от Кости Аглашина, шерристянин сначала даже не знал толком, куда он идет. Размышления разведчика были сбивчивы и сумбурны - самые разнообразные, порой просто невероятные догадки о причинах происходящего одолевали его, и неизвестно было, какая из них ближе лежала к истине.

Инопланетянин рассекал волны прохожих-землян. В тысячные доли секунды, автоматически, не прерывая сумбурных своих размышлений, он узнавал все о каждом из этих людей. И наконец, в двух шагах от одного из прохожих, неведомая сила снова властно потребовала немедленного вмешательства.

Прохожий этот был маленькой и морщинистой старухой в блеклой зеленой кофте и с большой клеенчатой сумкой в руке. Фамилия старухи, как мигом стало ясно шерристянину, была Захарова, проживала она в многолюдной коммунальной квартире и преимущественно была занята тем, что мешала жить простым и хорошим своим соседям - выдумывала о них разнообразные сплетни и писала анонимные письма в различные инстанции и органы. Зловредная склочница уже целые десятилетия продолжала отвратительную свою деятельность и с возрастом даже словно бы обретала на этом поприще все новые силы. Люди подобного сорта и в самом деле очень живучи;

они схожи в этом с сорняками, и не всегда, к сожалению, находятся средства для борьбы с ними.

Помимо своей воли, шерристянин мгновенно перестроил пережиточное ее сознание, и старуха Захарова стала совсем другим человеком. Отбросив в сторону клеенчатую сумку, в которой лежали блокноты и конверты без марок для анонимок, она быстро огляделась по сторонам и кинулась к стадиону - записываться в секцию фигурного катания.

А вслед за этим началась вереница событий, в которых шерристянин уже полностью не подчинялся себе.

Пробегая мимо магазина "Одежда", он понял, что один из продавцов продает дефицитный товар не всем, а только знакомым, из-под прилавка. И тут же в магазине началось такое... Дефицитный товар оказался сразу на всех прилавках:

инопланетянин создал его из окружающего пространства. И количество товара стремительно росло!

Продавец, человек мелкособственнических интересов, вдруг размножился в таком количестве, что продавцов стало втрое больше, чем покупателей. Теперь каждый покупатель был окружен тройной заботой: один из продавцов приветливо ему улыбался, другой заворачивал товар, а третий вежливо благодарил за покупку, провожал к выходу и приглашал посетить магазин еще.

Сам же шерристянин стремительно бросился прочь, но в последнее мгновение он неожиданно для себя соорудил у входа в магазин большой щит и поставил к нему одного из многочисленных продавцов. Надпись на щите сообщала всем прохожим о вине, за которую последовало справедливое наказание:

"Он продавал товар не всем!"

Многочисленные прохожие, подчиняясь воле шерристянина, осуждающе покачивали головами, хмурили брови и ускоряли шаг, стремясь поскорее рассказать об увиденном своим родным и близким.

Да, непомерно велики все-таки были возможности обитателя планеты Шерра, обращающейся вокруг лиловой звезды Па-Теюк. И кто знает, какие эволюционные дали предстоит нам еще преодолеть, прежде чем мы сравняемся с шерристянами хотя бы в некоторых из них?..

В троллейбусе без кондуктора, куда сел разведчик-шерристянин, чтобы как можно быстрее добраться до дома Миши Стерженькова (там, как ему казалось, уже не во что будет вмешиваться), он выявил двух-трех человек, не уплативших, увы, за проезд. Указывая на себя пальцами, осуждающе покачивая головами и сгорая от стыда, разъединенный хор вдруг грянул: "Люди гибнут за металл! Люди гибнут за металл!"

Слова эти мощно наполнили троллейбус, выплеснулись сквозь открытые окна на улицу, удивляя прохожих, водителя и остальных честных пассажиров, пока водитель не выехал от изумления с проезжей части на боковой газон, смяв колесами ухоженный травяной покров, цветочную клумбу и зеленые насаждения, и здесь машина, потеряв провода, застыла без движения...

Поспешно выскочив из троллейбуса, шерристянин оказался напротив большого учреждения под вывеской "ЦЕНТРЗАГОТКОНТОРРОЗЛЕПЕСТОК", и в этом учреждении тотчас тоже произошли небывалые перемены. Исчезли, растворились в пространстве письменные столы и кресла трехсот тридцати четырех сотрудников, растаяли многотонные архивы и тома переписки. А триста тридцать четыре сотрудника, сомкнув ряды, вышли из здания, и шествие, загородив улицу и прервав даже на время движение транспорта, направилось к вокзалу, откуда поезда шли на восток и на север - туда, где всегда нужны крепкие рабочие руки.

Разведчик-инопланетянин быстро свернул в другой переулок, но в подъезде соседнего жилого дома четверо собратьев по разуму распивали спиртной напиток... И тут же он заставил их стремглав вылететь на улицу: стремясь опередить друг друга,

толкаясь локтями, тесной группой побежали они в ближайшую филармонию, чтобы купить билеты на скрипичный концерт...

Стоит ли дальше рассказывать, что еще сделал в те мгновения шерристянин? События здесь принимают уже совершенно головокружительный темп, уследить за ними невозможно; и не лучше ли просто сказать, что в конце концов, чтобы как можно скорее преодолеть путь до дома, шерристянин даже побежал, как бежал не так давно и Миша Стерженьков, одеваясь на ходу и забыв на берегу учебник. Растерянным и совершенно потерявшим голову был теперь человек из другого мира; и все быстрее, на удивление прохожим, мчался он навстречу не очень уже далекому концу нашего повествования. Недалекому, потому что именно в том доме, где жил Миша Стерженьков, ожидали его дальнейшие непредвиденные события, и именно они вели прямо к развязке, к финалу всей этой невероятной, но поучительной истории...

...Забыв о работе, дворник Никитич во все глаза разглядывал автомашины, теснившиеся у подъезда. Размышления о причинах такого количества машин вызывали у дворника столь напряженную работу мысли, что он уже просто не мог заметить, как чья-то собака грызет метлу, поставленную к стене. Губы Никитича неясно шевелились, складывая отдельные звуки в слова и целые, не очень одобрительные предложения.

- Ишь, понаехали,- бормотал дворник.- К энтому, наверное, профессору. Ишь, уставили мостовую, подмести невозможно, не под машины же лезть!.. А на колесах-то, на колесах навезли на участок грязи!..

Конечно, дворник кривил душой: машины заняли далеко не полностью ту территорию, которую надлежало ему подмести, но количество этих "Волг", "Москвичей", "Жигулей" и "Запорожцев" у подъезда (стояла даже одна "Чайка") действительно было из ряда вон выходящим, и он все стоял, покачивая головой и продолжая свои размышления.

Но очень скоро он вышел из состояния задумчивости - стоило ему только на один короткий миг встретиться взглядом с пробегающим мимо сломя голову Мишей Стерженьковым из пятьдесят девятой квартиры. Мгновенно дворник Никитич ощутил необыкновенный прилив сил, кипучую жажду деятельности, и, схватив метлу и забыв о машинах, он вдохновенно принялся исполнять свои обязанности, да так усердно и артистично, что, конечно, легко мог бы занять первое место на соревнованиях дворников, если б только они проводились.

А шерристянин бегом подбежал к подъезду, увернулся от еще одной подъехавшей "Волги" (из нее выскочил длинный, худой человек с портфелем, на котором были этикетки парижских отелей и аэропорта "Орли") и, не дожидаясь лифта, бегом понесся вверх по лестнице. Человек с портфелем побежал за ним, но Миша Стерженьков был тренирован несравненно лучше,

и человек отстал.

На пороге пятьдесят девятой квартиры шерристянина встретил нестройный гул голосов, сверкнули вспышки блицев, со всех сторон к нему протянулись микрофоны магнитофонов, и какой-то незнакомый человек, выступив вперед и поправив галстук,

начал дрогнувшим голосом:

- Мы рады, очень рады приветствовать на Земле посланца далекого мира, представителя иной цивилизации, и мы все бы хотели...- Он кашлянул.- Словом, событие... Мы все взволнованы... У нас на Земле впервые...

Инопланетянин резко остановился, как останавливает свое движение в момент укола спортивная рапира, быстрым взглядом пронизал всю квартиру и, мигом разобравшись в ситуации, направленным излучением мозга подчинил всех собравшихся

своей воле.

Один за другим, не говоря ни слова и не глядя друг на

друга, ученые вышли из квартиры No 59 и стали спускаться вниз по лестнице, к своим машинам. О том, ради чего они собирались,

никто из них уже не помнил.

Академик Филатов, поднявшийся к этому моменту до уровня седьмого этажа, подвергся телепортации - спустя долю секунды он вновь оказался в Париже, в номере отеля "Королевская линия". Этого столь необыкновенного путешествия он попросту не заметил, а о том, что недавно летал в Москву на самолете, напрочь забыл.

Последним из квартиры Стерженьковых вышел профессор Ворошейкин. Его инопланетянин окинул особым взглядом, и на одно мгновение в глазах эстуаролога потемнело, исчезло все, и когда мир вокруг скова стал осязаемым, реальным, Виктор Витальевич уже был совсем другим человеком.

Еще несколько секунд профессор стоял на месте, словно бы прислушиваясь к чему-то внутри себя. Потом он вернулся в квартиру Стерженьковых, взял под мышку вазу, когда-то забытую им на Крымском мосту, и пружинистым шагом вернулся к себе в кабинет, прямо к рабочему столу.

На столе был невероятный хаос, там лежало много лишнего и ненужного, мешающего работе. Быстрыми и точными движениями Виктор Витальевич привел все в порядок и начал работу. Сделанное недавно открытие, касающееся глаголов древних эстуарцев, влекло за собой, как теперь стало окончательно ясно, целую цепь других открытий, и тайна эстуарского языка, кажется, действительно была близка к разрешению.

Профессор Ворошейкин чувствовал отменную рабочую бодрость. Мысли были энергичными и словно упругими, следить за их ходом было неподдельным удовольствием. Четкими, ровными строчками исписав несколько листов бумаги, профессор дал себе короткий отдых: встал из-за стола и проделал несколько физических упражнений из комплекса для людей умственного труда. Потом он снова сел за стол, и работал еще ровно час, после чего вновь сделал физкультурную паузу и принял холодный душ. Затем, энергично растершись полотенцем, профессор снова с головой ушел в работу...

Приближался этот великий, сладостный миг, когда древние эстуарцы, впервые за множество последних веков, вновь заговорят на родном своем языке.

С портретов, висящих на стенах кабинета, за Виктором Витальевичем Ворошейкиным наблюдали великие люди: Жан-Франсуа Шампольон, разгадавший тайну египетских иероглифов, и Майкл Вентрис, прочитавший тексты линейного письма Б...

А что же шерристянин?.. Изменив некоторые свойства и черты характера Виктора Витальевича Ворошейкина (читатель понял, конечно, какие произошли перемены), он продолжал свою небывалую и совершенно не подчиненную самому себе деятельность.

В комнате родителей, Иннокентия Ивановича и Алевтины Игоревны, он мгновенно привел в порядок груду образцов художественной вышивки прошлых веков, прежде кое-как сваленных в углу, мгновенно отреставрировав их все разом (отец занимался дома реставрацией, не всегда успешно, и очень упорно запрещал маме касаться этих бесценных образцов даже во время генеральных уборок).

Затем он решительно изменил планировку всей трехкомнатной квартиры, соответствующим образом передвинув стены. Потом, на кухне, мигом постигнув устройство универсальной кухонной машины, он починил ее, чего уже второй год не мог сделать ни один из вызываемых мастеров.

В комнате Миши Стерженькова шерристянин изменил конфигурации многих из спортивных снарядов, сделав их удобнее, легче в обращении, но гораздо эффективнее в совершенствовании спортивных навыков.

Широко раскрыв глаза, застыла в коридоре Таня Стерженькова. Не описать того, что происходило в ее голове, когда она наблюдала за всеми этими превращениями. С неподдельным изумлением, написанным на морде, смотрел по сторонам пес Чемпион, и в собачьем его мозгу тоже велась, конечно, еще ни разу не выпадавшая на его долю непосильная умственная работа. И даже лица знаменитых спортсменов, чьи фотографии повсюду висели в квартире Стерженьковых, словно бы выражали в эти мгновения удивление и некоторые другие чувства, несвойственные настоящим спортсменам, людям, владеющим собой, как известно, при любых обстоятельствах.

Пронизав взглядом весь шестнадцатиэтажный дом сверху донизу, шерристянин усадил двух лентяев-школьников делать уроки, выключил магнитофон, гремевший, мешая соседям, у какой-то старушки на втором этаже, и перестроил структуру всех стен здания так, что они стали совершенно звуконепроницаемыми.

А потом мощным импульсом мозговой энергии шерристянин убрал двор дома, растворив в пространстве весь мусор, оставшийся со времен стройки, и создав красивые грибки, беседки, скамейки, площадку для бейсбола, футбольное поле и теннисный корт.

И наконец, послав по этажам психологическое внушение, житель чужой планеты вывел из дома во двор всех жильцов, от пенсионеров до пионеров, и на созданных им спортивных площадках весело застучали мячи, взлетели в воздух бумеранги и воланы бадминтона, раздались слова команды: "На старт! Внимание! Марш!.."

Один из молодых жильцов так поспешил на спортивные состязания, что даже прыгнул во двор прямо с балкона, с четвертого этажа. Но конечно, с ним ничего не случилось. Подхваченный волной энергии, тотчас же излученной шерристянином, он мягко спланировал на землю, отряхнулся и занял свое место на теннисном корте, с ракеткой в руках.

Надя Переборова между тем, еще не придя в себя после удивительного своего полета через весь город, который она даже не успела осознать (просто, ощущая себя сначала в одном месте, она вдруг сразу ощутила себя в другом), словно бы в каком-то сне преодолевала расстояние между своим домом и домом Миши Стерженькова, чтобы узнать, что же с ней случилось. Она чувствовала, интуитивно чувствовала, что причиной всему был Миша, и снова спешила к нему.

Средства передвижения, которыми она теперь пользовалась, были сугубо земными - трамвай, метро и троллейбус,- и ей казалось, что время тянется ужасно медленно и что городской транспорт просто стоит на месте. Наконец троллейбус щелкнул створками дверей у Мишиного подъезда. Надя выпрыгнула из него и кинулась к лифту. Лифт тоже полз еле-еле, ей хотелось выскочить из него и побежать вверх по лестнице бегом. Но вот и дверь с табличкой "59", длинный, беспокойный звонок, и Надя Переборова, оттолкнув даже Стерженькову Татьяну, влетела в квартиру. Миша Стерженьков встретил ее каким-то особенным взглядом, и тогда, сразу забыв обо всем, Надя Переборова без сил опустилась на стул.

Волной поднимаясь из самых глубин ее существа, внутри нее зазвучала музыка. Волшебная гармония звуков обретала чудодейственную силу, она словно бы открывала перед человеком, услышавшим их, какие-то новые горизонты и грани его жизни, заставляла задуматься о том, о чем никогда не случалось думать прежде, и понять то, чего не поймешь в обычные, рядовые моменты жизни. Музыка пела в душе Нади Переборовой, и она знала: так бывает, так было иной раз с самыми величайшими в истории исполнителями, она читала об этом в книгах, это был момент высочайшего вдохновения.

Второй концерт, исполнением которого она не во всем еще была собой довольна... Словно бы сразу приоткрылись перед ней те секреты, без понимания которых смычок выводит не то, что должен. Свои секреты есть в каждой вещи, долгим и повседневным трудом приобретается их разгадка, и лишь изредка, в момент необыкновенного душевного подъема, приоткрываются они сразу, вот как теперь...

Скорее к инструменту, домой!.. И, подчиняясь этому властному требованию вдохновения, она кинулась из комнаты Миши Стерженькова, даже не попрощавшись с ним, как сделали бы это в такой момент на ее месте Паганини, Моцарт или Шопен. Громко хлопнула входная дверь, совершенно уже остолбенелым взглядом проводила Надю Переборову Таня Стерженькова, под каблучками юной виолончелистки гулко застучали лестничные ступеньки...

И не успела, не успела уже Надя увидеть, как в Мишиной комнате прямо из воздуха, из ничего, проявляется какое-то загадочное сооружение размером с обеденный стол, не похожее ни на один из когда-либо виденных Надей предметов решетчатое, с множеством углов и волнистых линий, со сложным переплетением трубочек, проводков, частей геометрически правильных и частей совершенно невообразимых форм...

Глава седьмая

Миша Стерженьков сидел на полу, и в его голове был сумбур. Сферический колпак ярко-желтого цвета, покачивающийся на кронштейнах, уже отодвигался в сторону, втягиваясь в недра аппарата, порожденного далеким и чужим разумом. В комнате сильно пахло какими-то совершенно незнакомыми, неземными запахами.

Миша пошевелился и сделал слабую попытку встать. Ноги не слушались, в ушах стоял звон, перед глазами, мешая видеть как следует, проплывали цветные пятна сложных и разнообразных конфигураций.

Но, собрав все силы, он все-таки встал. Кронштейны уже сложились, и ярко-желтый колпак скрылся внутри аппарата за створками, щелкнувшими звонко и мелодично. Мысли Миши Стерженькова постепенно приходили в порядок. Сходил на нет звон в ушах, и цветовые пятна перед глазами, растворяясь в воздухе, становились все прозрачнее. Пульс возвращался к обычной и не часто нарушаемой норме.

Внутри Мишиной головы послышался шорох, похожий на тот, что издает иголка проигрывателя, когда кончается пластинка. Потом раздались звукосочетания, смысл которых невозможно было понять, но строй их быстро менялся, как если бы говоривший то и дело переходил с одного языка на другой, и наконец прозвучали слова на родном Мишином языке:

- Второй этап исследований на Земле вынужденно прекращен досрочно. Землянину возвращено его сознание, довести ход исследований до конца не представлялось возможным.

Миша Стерженьков облизал пересохшие губы. Неожиданно для самого себя он вдруг услышал свой голос, задающий аппарату шерристян робкий вопрос, не он ли, Миша, виной тому, что ход исследований оказался прерванным. Вопрос прозвучал нелепо, Миша почувствовал, что отчаянно, неописуемо краснеет. Изо всех сил желая сказать что-нибудь еще, чтобы сгладить впечатление, он выдавил из себя фразу, которая прозвучала еще нелепее:

- Вы простите, если что оказалось не так... я... мне... мне вам очень хотелось помочь... Первый Контакт... Вы и сами должны это понять... понять, что я... Разве я стал бы... специально...

Воцарившееся молчание было гнетущим. Миша чувствовал, как краска заливает все его лицо и густеет до совершенно невообразимой степени. Еще он ощущал на себе постоянный взгляд, которым откуда-то из своих глубин смотрел на него аппарат, построенный шерристянами. Взгляд, кажется, был укоризненным и чуть ли не печальным. Исследования шерристянам пришлось прекратить досрочно, и что-то упорно подсказывало Мише: случилось это по его вине. В смятении Миша подумал о том, что так же, скажем, он мог бы смотреть и сам на какую-нибудь неожиданную случайность, помешавшую, например, поставить рекорд в пяти метрах от финишной ленты.

В распахнутое окно из двора доносились веселые голоса, стук мячей, шум работы разнообразных спортивных снарядов.

В коридоре, за дверью, раздавались медленные, смятенные шаги - там, потрясенная всем случившимся на ее глазах, взад и вперед, не в силах прийти в себя, бродила Таня Стерженькова.

Миша закрыл лицо ладонями. Все, что натворил на Земле

шерристянин, он помнил отлично. Что-то неумолимо и властно продолжало подсказывать ему, что исследования шерристянам пришлось прекратить досрочно по какой-то его, землянина Миши Стерженькова, вине, и потому ему было очень не по себе.

- Вы мне поверьте,- сказал Миша потерянно, я вас очень прошу. Я же сам понимаю... Ведь это, ведь я...

Чужой голос внутри его головы с какими-то грустными интонациями сказал:

- Ход исследований, разумеется, все время был под контролем. Причины, по которым исследования пришлось прекратить досрочно,- частые случаи вмешательства исследователя в земную жизнь. Действия исследователя в конце концов полностью вышли из-под его контроля. Было не совсем ясно, к чему это могло привести.

Возникла новая пауза. Мише очень хотелось, чтобы все происходящее оказалось в конце концов сном, но все вокруг было непреложно реально. Происходило завершение первого Контакта человечества с инопланетным разумом.

- Установлены и причины, по каким исследователь утратил над своими действиями контроль,- сказал голос.

Миша поднял голову и взглянул на аппарат. С сильно бьющимся сердцем Миша ожидал продолжения.

- Сознание землянина оказалось слишком сильным,- сказал голос.- Его остаточные проявления не удалось уничтожить полностью во время трансформации. Шерристянин активно вмешивался в земную действительность, потому что этого требовали остаточные проявления сознания землянина. Впервые за всю историю комплексных исследований в громадном районе Вселенной встречена цивилизация, представители которой оказались не до конца подверженными действию процессов трансформации,- в интонациях голоса послышалось, кажется, даже какое-то затаенное уважение.

Предчувствие не обмануло Мишу Стерженькова: он был всему виною! Доверие шерристян оправдано не было.

- Да,- выдавил он из себя потерянно и глухо,- значит, это я во всем виноват... Натворил я дел на Земле...

В его памяти мигом пронеслась вся вереница приключений шерристянина сразу. Дел на Земле, действительно, натворено было немало. Но Миша Стерженьков сейчас думал о другом:

остаточные проявления его сознания помешали установлению Контакта, и только это сейчас было главным.

Отчаянно махнув рукой, Миша поднял взгляд и стал ждать, что теперь будет дальше.

- Ход исследований прекращен досрочно,- сказал голос в Мишиной голове (интонации теперь вновь были укоризненными).- То, что было изменено на Земле шерристянином, помимо своей воли подчиняющимся остаточным проявлениям сознания землянина, должно быть исправлено. Всякие воспоминания о том, что с ним происходило, будут после этого стерты в памяти разумного обитателя Земли...

Миша Стерженьков потерянно кивнул. Ему очень хотелось провалиться сквозь землю, но такое бывало, конечно, только в сказках или в какой-нибудь фантастике. Раздался негромкий щелчок, и внутри аппарата стал нарастать ровный басовый гул.

Все, что было переделано на Земле разведчиком чужого разума, подчиняющимся остаточным проявлениям сознания Миши Стерженькова, было исправлено шерристянами одновременно, в один короткий момент. Зрение Миши, в прежней позе стоящего посреди своей комнаты, на некоторое время непостижимым образом оказалось трансформированным. Исчезли с его глаз стены с фотографиями знаменитых спортсменов и кульминационными моментами важнейших спортивных международных состязаний, пропали куда-то мебель, спортивные снаряды, книжный стеллаж с произведениями знаменитых тренеров и мемуарами прославленных звезд. Вместо всего этого он увидел сразу множество разных картинок, и внимания, удивительное дело, хватало на все - он мог без труда уследить за изменениями, которые происходили на каждой из них.

Да, возможности шерристян действительно были непомерно, непредставимо велики. Откуда-то издали, может быть, с невероятных космических расстояний, активно вмешались они в земную жизнь - для того, чтобы вернуть все к прежним нормам, естественным для планеты, и управлять которыми должны были, конечно, лишь сами ее обитатели, а не какие-то внеземные силы. Одновременно во многих местах проявлялись результаты небывало мощного вмешательства шерристян в земную жизнь; и за изменениями, происходящими мгновенно, Миша следил затаив дыхание и слыша, как сильно колотится его сердце.

В магазине "Одежда" растаял в воздухе весь дефицитный товар. Продавец снова стал одним человеком; исчез и щит с позорной надписью. О том, что происходило в магазине еще несколько мгновений назад, не помнил никто - ни покупатели, ни продавец.

В парке, где завершилась прогулка шерристянина с Надей Переборовой, сошли с гипсовых пьедесталов несколько статуй. Превратившись в семерых похожих друг на друга молодых людей, они как ни в чем не бывало двинулись по аллее парка дальше, словно ничто не прерывало в недавнем прошлом их прогулки. Воспоминаний о происшедшем не осталось в памяти ни у одного из этих молодых людей, и строй их мыслей продолжился с того самого места, на котором прервался.

В редакции вечерней газеты со стола заведующего отделом науки исчезла набранная заметка, подготовленная для очередного номера, где речь шла об удивительном случае, очевидцами которого были несколько часов назад десятки людей: о старушке, совершившей на улице невиданный акробатический прыжок. Озаглавленная "Бабушка...- самолет? Возможно ли?", заметка эта сопровождалась комментариями нескольких видных ученых, которые единодушно утверждали, что ничего удивительного, а тем более сверхъестественного в этом случае нет - один раз в миллионы лет все атомы тела одного человека вполне могли двинуться в одном направлении, что и должно было явиться причиной подобного полета.

Сразу стих за окном веселый спортивный гомон соседей Миши Стерженькова по дому, исчезли спортивные сооружения, и все соседи разошлись по квартирам, чтобы вернуться к обычным своим повседневным делам, а площадка перед шестнадцатиэтажным домом-башней приобрела такой же вид, какой оставался с самого момента окончания строительства.

В самом доме были сведены на нет все изменения, внесенные шерристянином, и к первоначальному варианту вернулась планировка трехкомнатной квартиры семьи Стерженьковых.

В комнате родителей груда образцов художественной вышивки прошлых веков оказалась в прежнем живописном беспорядке и исчезли всякие следы реставрации.

Из коридора донеслись слова песни, гвоздя эстрадного сезона; распевая ее громким, крикливым голосом, Стерженькова Татьяна двинулась к себе в комнату, чтобы снять синее платьице в горошек и голубые домашние туфельки. Рассмотрев себя в зеркале, ученица спецшколы презрительно поджала губы, сказала что-то по-исландски и занялась своей прической, ресницами и губами, возвращая себе первоначальный облик. Спустя несколько мгновений после возвращения облика она уже ничего не помнила из того, что происходило с ней совсем недавно.

В учреждении "ЦЕНТРЗАГОТКОНТОРРОЗЛЕПЕСТОК" все в буквальном смысле встало на свои места.

Гражданка Захарова М. В., не принятая в секцию, нашла свою клеенчатую сумку и двинулась дальше, по своим делам.

Профессор Виктор Витальевич Ворошейкин устал работать и встал из-за письменного стола; когда он вернулся к нему снова, листочек с последними, крайне важными для науки записями опять куда-то запропастился, и профессор растерянно стал искать его по всем углам своего кабинета.

Товарищ Миши по техникуму, Костя Аглашин, забыл о том, что он видел на улице, и пошел готовиться к зачету...

Все, что было переделано в земной действительности посланцем чужого разума, абсолютно все в короткие мгновения стало прежним, как было задолго до второго этапа исследований шерристян на Земле. Проследив одновременно за всем этим, Миша Стерженьков снова увидел стены своей комнаты и аппарат шерристян. У Миши слегка кружилась голова и захватывало дух.

- Ну, вот и все,- услышал он голос.- Теперь осталось только стереть всякие воспоминания о происшедшем в памяти разумного обитателя Земли, участника второго этапа исследований. Процессом обратной трансформации сознания уничтожение воспоминаний не предусматривается - для этого требуется специальная обработка...

- Я понимаю,- сказал Миша Стерженьков глухо.- Если надо, то конечно... Я вас очень хорошо понимаю. Но вы тоже поймите, что я...

В аппарате шерристян откинулась какая-то створка, и на кронштейнах вперед выдвинулся сферический колпак голубого цвета.

Аппарат надсадно гудел, интонации этого гула непрерывно менялись, словно бы он исполнял какую-то немыслимую на Земле мелодию. Иногда внутри него что-то щелкало и слегка позванивало. Время от времени на его панелях распахивались створки, и оттуда на кронштейнах выдвигались вперед все новые и новые сферические колпаки. Скоро они окружили Мишу Стерженькова чуть ли не со всех сторон, и каждый из них оказывал на него свое воздействие.

Изредка на сознание Миши легкими волнами находили полосы какого-то забытья. Потом гул в колпаке смолк, аппарат изменил свой цвет, и снова Миша почувствовал на себе невидимый и вроде бы укоризненный взгляд.

- Трудно поддающийся обработке,- сказал в Мишиной голове голос, словно бы обращавшийся не к нему, а к кому-то другому.- Необходима смена режима, перестройка структур.

Миша Стерженьков растерянно оглядывался по сторонам. Все, что происходило с шерристянином на Земле, он по-прежнему помнил отлично. Стерлись из памяти лишь самые мелкие, незначительные подробности.

Аппарат шерристян вздрогнул и загудел снова. Теперь его шум был басовей и гуще. Сферические колпаки, окружавшие Мишу, зашевелились все разом.

Полосы забытья, находившего на сознание, стали продолжительнее и чаще. Когда Миша выныривал из них, он отмечал, что аппарат шерристян шумит все сильнее, но никакого особенно заметного действия обработки памяти он на себе по-прежнему не отмечал. Стерлись лишь еще кое-какие подробности, но и только.

- Что же,- растерянно сказал Миша Стерженьков, когда аппарат умолк во второй раз.-Я ведь... Ну, никак...

В этот раз передышка была продолжительнее. Конструкция, порождение далекого разума, словно бы отдыхала, набираясь сил перед тем, как заработать снова.

- Мама скоро придет с работы,- растерянно сказал Миша.- У нее сегодня короткие рейсы... А тут... А вы...

Аппарат начал наступление на Мишину память в третий раз. Аппарат содрогался и вибрировал. Войдя с ним в резонанс, тихонечко стали позванивать хрустальные спортивные кубки и медали, завоеванные Мишей на различных соревнованиях. Цвет аппарата шерристян менялся теперь уже с неописуемой быстротой. Сферические колпаки вертелись вокруг Миши, тоже все время взвинчивая свою скорость. И наконец аппарат умолк в третий раз, все колпаки втянулись в него и скрылись за створками.

- Трудно поддающийся обработке,- повторил голос в Мишиной голове.- Все стереть невозможно. Некоторые воспоминания останутся.

Невидимый взгляд продолжал рассматривать Мишу Стерженькова. Во взгляде этом Миша все явственней ощущал скрытое уважение. Возможно, впрочем, что все это ему казалось, потому что опять в Мишиной голове был полный сумбур и хаос. Ему было обидно, очень обидно, что он не оправдал доверия братьев по разуму, ему казалось, что во всем виноват только он один. И хотелось, чтобы вся эта история немедленно началась снова, с самого начала,- став опять шерристянином, уж он постарается, ой, как постарается подавлять в себе остаточные проявления сознания землянина. Не знает еще, каким образом, но будет, обязательно будет, чтобы второй этап исследований шерристян на Земле прошел гладко, прошел как надо.

Но никому не дано возвращаться к истокам каких-то событий и переживать их вновь, хотя часто, очень часто ничего не. желает человек так сильно, как этого. Не дано... Второй и третьей попыток, как это заведено в некоторых видах спорта, не положено, к сожалению, в обычной жизни.

- Землянин, прощай! - сказал голос в Мишиной голове. Аппарат шерристян стал медленно растворяться в воздухе. И на какое-то мгновение Мише Стерженькову показалось, что голос хочет сказать ему еще что-то другое,сказать с теми же очень дружескими, очень теплыми интонациями, с какими прозвучали слова прощания; и он кинулся к тому углу комнаты, где стоял аппарат, по поздно - лишь легкая дымка осталась в воздухе, и вот и она растворилась бесследно.

Миша Стерженьков сел на стул и встал. Потом он прошелся по комнате из угла в угол и снова сел. Из соседней комнаты доносилась песня - событие эстрадного сезона...

И тут же в коридоре послышался шум открываемой двери, звонко щелкнул замок, прошли по коридору шаги, и мама, Алевтина Игоревна, в шоферском комбинезоне, пропахшем ветром дальних рейсов и бензином, появилась на пороге Мишиной комнаты.

- Ну,- начала мама голосом строгого воспитателя,- как этот зачет?.. По технике теории... нет, по теории толкования?.. Короче, сейчас переоденусь, возьму учебник и проверю, как ты к нему готов...

ЭПИЛОГ

В последний раз с Мишей Стерженьковым я встретился вчера. Хроника чрезвычайных событий из жизни юного спортсмена была уже почти закончена мной, и оставалось лишь уточнить некоторые подробности. Условившись встретиться у входа в спортивный комплекс техникума, оба мы пришли точно в назначенное время - он подошел справа, а я слева, и возле гипсовой статуи игрока в крокет мы обменялись крепким рукопожатием.

Все тот же спортивный загар, ничуть не потускневший за прошедшее время, лежал на его открытом, мужественном лице. Сошла с него только печать озабоченности, которая сразу же бросилась мне в глаза в первые мгновения нашего знакомства на "чертовом колесе". Рукопожатие юного спортсмена оказалось таким энергичным, что я даже поморщился.

Но Миша Стерженьков помрачнел, едва я стал задавать свои вопросы. Возвращаться к чрезвычайным событиям из своей жизни, чувствовалось, он больше не хотел. Воспоминания эти не были ему особенно приятны, но он справился с собой усилием воли как раз в тот момент, когда я уже стал упрекать себя за свою настойчивость.

Вместе мы вошли на территорию стадиона. Здесь было уютно и тихо. Большие деревья по краям аллей, проложенных между разнообразными спортивными площадками, медленно и величаво роняли желтые листья. Но это спокойствие оказалось обманчивым. Пронеслись мимо нас несколько юных велосипедистов в пестрых майках. Потом высоко над нашими головами пронизало воздух копье, посланное сильной рукой невидимого метателя. В открытом бассейне с искусственным льдом в проруби по очереди купались студенты.

Напряженный тренировочный матч шел и на площадке для игры в лякросс. Мы с Мишей Стерженьковым забрались на верхний ряд пустых трибун, и здесь он закончил рассказ об интересовавших меня подробностях необыкновенных событий, случившихся с ним. Некоторое время после этого мы молчали. Миша отдыхал после воспоминаний, потребовавших напряжения душевных сил, я следил за быстрыми перемещениями по полю двадцати четырех атлетически сложенных юношей. Вратари, защищавшие ворота непривычной для глаз треугольной формы, отражали яростный натиск нападающих. Атлетически сложенные юные нападающие организовывали одну атаку за другой.

Пораженный вдруг внезапной мыслью, я даже чуть было не подскочил на своем месте.

- Миша! - воскликнул я.- Миша! А вы ведь ни разу мне не сказали, как выглядят шерристяне?! Ну, какие они были из себя? Ощущая себя шерристянином, вы должны были бы знать! Чем они отличались от нас, а может, были похожи?..

Протяжный, тяжелый вздох последовал в ответ.

- Я все ждал,- сказал Миша Стерженьков,- ждал, когда вы спросите. Нет, этого я не помню. Это как раз им удалось стереть у меня в памяти. Знаю только, что заметно они отличались от людей, а вот чем...- Он вздохнул еще раз.- И звезду эту, Па-Теюк, тоже никак больше не могу найти на небе. Раньше, когда был шерристянином, легко находил, в любое время, а теперь не могу. Теперь это уже навсегда, никогда я ее больше не увижу... А если б мог, большая была бы польза для науки. Может, когда в будущем и сами бы полетели, если известно, куда лететь... Словом... Да что тут говорить! - Махнув рукой, он посмотрел на меня в упор.- Не справился я, словом. Не сумел оправдать доверия братьев по разуму. Теперь жди Контакта... после такого.

- Ну, при чем же здесь вы, Миша? - сказал я мягко.- Он же ведь сам, то есть вы, когда были им, значит, он сам... то есть... прервали-то из-за этого...

Миша Стерженьков тяжело вздохнул в третий раз.

- Да нет, это я виноват,- сказал он глухо.- Вы меня, пожалуйста, не утешайте. Может, это только у меня на всей Земле сознание оказалось таким, что они его не смогли трансформировать до конца. Может, на моем месте кто другой и справился бы. А я, я натворил дел! Чего только не натворил! Я ведь исправлял разные недостатки, вы заметили? И зачем я только вот так проявлял остаточные действия своего сознания? Ведь, наверное, где надо, можно было и по-нашему, по-земному... Теперь жди Контакта с разумной цивилизацией! Не представится больше такой возможности... из-за меня!

Он замолчал и с преувеличенным интересом стал наблюдать за лякроссом.

- А зачет? - спросил я осторожно.- Сдали вы этот зачет по теории техники толкания ядра?

- Зачет? - слегка оживился Миша.- Зачет, конечно, сдал. На четверку. Учусь я вообще ничего. Практику по парашюту вот зачли на "отлично". И в спорте тоже вроде неплохо. Не так давно вернулся из города Алма-Аты, были там соревнования. Ну, словом, серебряная медаль и Кубок, как игроку с наиболее своеобразной техникой. Есть у меня три приема, отрабатывал год, пока никто не может найти защиты. Я бы и первенство, наверное, выиграл, да вот...Последовал еще один тяжелый вздох.- Нy, короче, не в форме я был, не выспался накануне финала.. Там, в городе Алма-Ате... звезд очень много видно. Вот я и подумал - вдруг, может, там хоть сумею найти звезду Па-Теюк, вспомню, но нет... Там тоже не смог...

- Ну, а теперь какие планы на будущее? - спросил я.- Соревнования, наверное, какие-нибудь предстоят? Миша Стерженьков вновь оживился.

- Практика предстоит интересная. По марафонским заплывам. Лучшие из лучших поедут на Ла-Манш учиться переплывать его туда и обратно. С длинными дистанциями у меня пока не все хорошо. Интересно будет отработать как следует. И соревнований в конце этого года тоже достаточно. Надеюсь выступить неплохо. Тренироваться, конечно, надо по-прежнему много.

Пронзительный свисток тренера возвестил об окончании игры. Миша Стерженьков посмотрел на часы и куда-то вдруг заторопился, сославшись на неотложное дело. Мы вместе дошли до ворот и возле статуи крокетиста снова обменялись крепким рукопожатием.

Миша посмотрел в землю и спросил:

- А вы ведь... вы ведь, наверное, хотите описать все, что я вам рассказал? Я кивнул.

- Я догадывался об этом,- сказал Миша, продолжая глядеть в землю.- Что же, я не против. Пусть все узнают... пусть узнают, как я себя показал.

Я попробовал запротестовать.

- Да нет! - сказал Миша глухо.- Не надо! Не справился я... Не оправдал доверия братьев по разуму, что тут и говорить! Вот так все и напишите! До свидания!..

Повернувшись, он быстро пошел по аллее, которая вела к троллейбусной остановке.

Стоя на месте, я смотрел ему вслед. Тренированным, упругим шагом удалялся от меня человек, переживший недавно удивительнейшие события. Все меньше становилась его фигура. Я думал о том, виноват ли он в действительности, состоится ли все-таки когда-нибудь этот Контакт с шерристянами и о других вещах...

Потом в противоположном конце аллеи навстречу Мише появился еще один человек. Высокая и стройная девушка с волевым и энергичным, как можно было разглядеть даже издали, но вместе с тем милым, чрезвычайно милым лицом. В руке она держала большой черный футляр, и я понял, что внутри него лежит старинный музыкальный инструмент, виолончель XVIII века, привезенная в подарок внучке капитаном первого ранга Афанасием Никитичем из кругосветного путешествия.

Да, это была она, непосредственная участница описанных событий Надя Переборова. И я увидел, как на середине аллеи произошла ее встреча с Мишей Стерженьковым, как осторожно и бережно герой недавних необыкновенных событий взял у нее футляр с виолончелью и как пошли они по аллее, спеша в планетарий, или на лекцию, посвященную какой-либо музыкальной или спортивной проблеме, или куда-нибудь еще, где им интересно и хорошо быть вместе...

А я все смотрел им вслед. Мне тоже нужно было решить важную проблему: как, какими словами закончить это повествование о чрезвычайных событиях из жизни студента физкультурного техникума? Потом я вспомнил, что ведь еще в его начале обещал перечислить и те вещественные доказательства, которыми Миша дополнял свой рассказ во время первой нашей встречи, вынимая их из своей спортивной сумки.

Надо, конечно, выполнить это обещание.

Я своими глазами видел сделанную самим Мишей Стерженьковым фотографию того укромного уголка на берегу реки, куда судьба привела его готовиться к зачету по теории техники толкания ядра; отчетливо на фотографии можно разглядеть, что на том месте, где стоял аппарат шерристян, все еще примята трава.

На другой фотографии я видел гипсовую статую девушки с веслом,- точно такой же, как эта, была и статуя, созданная однажды шерристянином. Фотография была сделана в том самом парке и даже на той же аллее.

И наконец, Миша Стерженьков показывал мне записку, которую он нашел утром следующего дня, перед тем, как уйти из дома на зачет. Вот что было написано в этой записке: "Котлеты разогрей на маленьком огне, колбасу и сыр возьми в холодильнике, вскипяти чайник и пей чай. МОЛОДЕЦ, ЧТО ПОЧИНИЛ КУХОННУЮ МАШИНУ".

Да, читатель, это было единственное, о чем по неведомой причине забыли шерристяне, исправляя все, что было переделано на Земле. Алевтина Игоревна подумала, конечно, что универсальную кухонную машину, бездействовавшую до этого второй год, починил не кто иной, как Миша.

Впрочем, что же еще, по-вашему, могла бы она подумать?..