"Возвращение танцмейстера" - читать интересную книгу автора (Хеннинг Манкелль)

4

У Стефана Линдмана нарастало ощущение, что из его тела выкачивают всю кровь. Хотя лаборантки обращались с ним очень бережно, он чувствовал все большую слабость. Каждый день он проводил по нескольку часов в больнице, сдавая анализы. Еще дважды он встретился с врачом. Каждый раз он собирался задать ей множество вопросов, но так ни одного и не задал. В глубине души он понимал, что единственный вопрос, который ему хочется задать, — будет он жить или нет? И если на этот вопрос нельзя ответить точно, то, по крайней мере, какой срок она может ему гарантировать? Где-то он прочитал, что смерть — это портной, невидимо и неслышимо снимающий мерку для последнего костюма. Даже если он выживет, все равно ему будет казаться, что дни его сочтены. Слишком рано.

На второй вечер он явился к Елене на Дальбугатан, не позвонив заранее, как делал обычно. Как только она увидела его в дверях, сразу поняла — что-то случилось. Стефан все время пытался решить, что делать — говорить ей или не говорить? Еще нажимая на кнопку звонка, он не знал, как поступит. Не успел он повесить куртку, как она спросила, что с ним.

— Я болен, — сказал Стефан.

— Болен?

— У меня рак.

После этого он был беззащитен. Теперь можно сказать все, как есть. Как и всякому человеку, ему нужно было с кем-то поделиться своей бедой, а у него нет никого, кроме Елены. Они засиделись в эту ночь допоздна, и у нее хватило мудрости не пытаться его утешать. Единственное, в чем он остро нуждался — в мужестве. Она принесла ему зеркало, чтобы он посмотрел — сидит живой человек, не мертвец, и он должен это понять. Он остался у нее и, когда она заснула, долго лежал с открытыми глазами.

На рассвете он осторожно, чтобы не разбудить Елену, поднялся и ушел. Но он не пошел сразу домой на Аллегатан. Сперва заложил большой круг в обход озера Рамнашён, потом добрел до Друвефорса. Врач сказала, что сегодня последние анализы будут закончены. Он спросил, можно ли ему уехать до начала облучения, может быть, за границу, и она ответила, что он волен делать все, что захочет. Придя домой, он выпил чашку кофе и включил автоответчик. Елена беспокоилась, что он исчез, не разбудив ее.

В начале десятого он пошел в бюро путешествий на Вестерлонгтатан. Сел на диван и начал листать проспекты. Он уже почти решил поехать на Майорку, как вдруг снова пришла мысль о Герберте Молине. Внезапно он понял, что ему делать. Ни на какую Майорку он не поедет. Там он будет в одиночестве, никого знакомых. Ничего не остается, как бродить по окрестностям и пережевывать вновь и вновь, что произошло и что еще произойдет. Если он вместо этого поедет в Херьедален, он будет не менее одинок, потому что и там у него знакомых нет. Но там он сможет заняться чем-то другим, кроме размышлений о собственной горькой судьбе. Он вышел из бюро, зашел в книжную лавку на Большой площади и купил карту Емтланда. Придя домой, расстелил ее на кухонном столе. Прикинул расстояние до Херьедалена: часов двенадцать — пятнадцать за рулем. Если устанет, можно заночевать по дороге.

Во второй половине дня он пошел в больницу, чтобы сдать последние анализы. Врач уже назначила ему срок, когда надо вернуться в Бурос и начать лучевую терапию. Он записал его в ежедневнике своим угловатым почерком, точно так же, как записал бы начало отпуска или чей-то день рождения. Пятница 19 ноября, 8.15.

Придя домой, он собрал чемодан. Включил телетекст и отыскал страничку погоды. Завтра в Эстерсунде от пяти до десяти тепла. Наверняка большой разницы между Эстерсундом и Свегом не будет. Ложась в постель, он подумал, что надо бы позвонить Елене и сказать, что он уезжает. Она опять будет волноваться, что он исчезает без предупреждения. Но он отложил звонок на потом. В конце концов, у него мобильный телефон, она знает номер. А может быть, ему просто приятно сознавать, что кто-то о нем беспокоится? Словно бы ему хотелось кому-то отомстить за свою болезнь.

На следующий день, в пятницу 29 октября, он встал рано и выехал из Буроса, когда еще не было восьми. Но по пути заехал на Бремхультсвеген — там стоял дом, где когда-то жил Герберт Молин, иногда один, иногда с женой, и отсюда же навсегда уехал на север, как только вышел на пенсию.

Он вспомнил прощальный ужин в полиции — в столовой, на верхнем этаже. Молин пил совсем немного, он, наверное, был трезвее всех. Старший следователь Нюлунд, ушедший на пенсию через год после Малина, произнес речь, из которой Стефан не помнил ни слова. Вечеринка быстро выдохлась и закончилась рано. И потом Молин так и не пригласил, как велит обычай, коллег к себе домой, чтобы поблагодарить за то, что они устроили для него праздник. Он просто ушел домой и через несколько недель уехал из города.

Я повторяю путь Молина, подумал Стефан. Иду по его следу, не имея ни малейшего представления, по какой причине Молин уехал или, может быть, убежал в Норланд.

К вечеру он доехал до Орсы: съел сочный бифштекс в кафе для дальнобойщиков и свернулся на заднем сиденье. Он настолько устал, что заснул мгновенно, не обращая внимания на зуд в заклеенном пластырем локтевом сгибе. Во сне он бежал через бесконечную анфиладу темных комнат.

Он проснулся еще до рассвета с пульсирующей головной болью. Все тело затекло. Он с трудом вылез из машины. На парковке никого не было. Он помочился и обратил внимание, что изо рта идет пар. Гравий под ногами хрустел. Наверное, сейчас около нуля, если не ниже. Накануне вечером он залил в термос кофе. Сев за руль, он выпил чашку. Грузовик, ночевавший рядом с ним, вдруг зафырчал и исчез в темноте. Он включил радио и послушал утренние новости. Вдруг ему стало не по себе. Если он умрет, то никогда уже не будет слушать утренние новости. Смерть имеет много ипостасей. Например, умолкнувшее радио.

Он положил термос на заднее сиденье и завел мотор. До Свега оставалось около сотни километров, через всю длиннющую Орсу-Финнмарк. Он выехал на дорогу, напомнив себе, что надо быть начеку — здесь много лосей.

Постепенно светало. Стефан думал о Герберте Молине. Он пытался вспомнить о нем как можно больше: встречи, разговоры, ничего не значащие события. Какие у него были привычки? Да и были ли у него вообще какие-то привычки? Когда он смеялся? Когда злился? Он почти ничего не мог припомнить. Облик Герберта Молина все время ускользал. Единственное, в чем он был абсолютно уверен, — тот чего-то боялся.

Лес расступился. Стефан переехал Юснан и оказался в Свеге. Городок был таким маленьким, что он едва его не проскочил. Свернув у церкви, он тут же увидел гостиницу. Еще в Буросе он почему-то решил, что заранее заказывать номер ни к чему, но ошибся — девушка-администратор сказала, что ему просто повезло. У них был всего один свободный номер, и то только потому, что кто-то снял заказ.

— А кто же живет в гостинице в Свеге? — удивился Стефан.

— Водители-испытатели, — ответила девушка. — Испытывают новые машины. А потом еще компьютерщики.

— Компьютерщики?

— Теперь везде полно этого народу, — сказала девушка. — Организовали новую фирму, а квартир нет. Руководство коммуны только собирается построить бараки.

Потом она спросила, надолго ли он.

— Неделя. Может быть, чуть больше. Если можно.

Она полистала журнал:

— Попробуем, хотя… Все время полно гостей.

Стефан забросил в номер чемодан и спустился в ресторан, где был накрыт шведский стол. За столиками сидели в основном молодые люди, многие в одежде, напоминающей летные комбинезоны. Позавтракав, он снова поднялся в номер, разделся, содрал пластырь и принял душ. Потом забрался в постель. Что я здесь делаю, подумал он. Мог бы поехать на Майорку, а оказался в Свеге. Вместо того чтобы гулять по берегу, наслаждаясь голубым морем, попал в тайгу.

Проснувшись, Стефан не сразу сообразил, где он. Лежа в постели, он попытался разработать хоть какой-то план. Но никакого плана не получалось. И не получится, во всяком случае, пока он не увидит место, где был убит Герберт Молин. Проще всего, конечно, поговорить со следователем из Эстерсунда Джузеппе Ларссоном. Но почему-то хотелось все посмотреть самому, так чтобы об этом никто не знал. Потом он может поговорить с этим Джузеппе, может быть, даже съездить в Эстерсунд. Кстати, он всю дорогу недоумевал — неужели в Свеге нет своих полицейских? Неужели надо всякий раз наматывать по сто девяносто километров из Эстерсунда из-за каждого, к примеру, взлома сарая?

Он встал. Вопросов накопилось много. Но самое главное теперь — съездить на место преступления.

Он оделся и спустился в вестибюль. Утренняя девушка-администратор говорила по телефону. Он развернул карту и ждал. Она говорила с ребенком, скорее всего, своим собственным — скоро ее сменят, и она придет домой.

— Понравился номер? — спросила она, положив трубку.

— Все нормально, — ответил Стефан, — но у меня есть вопрос. Я приехал сюда не испытывать машины. И не рыбачить. Я приехал потому, что здесь у вас на прошлой неделе убили моего близкого друга.

Она посерьезнела.

— Это тот, который жил недалеко от Линселля? Бывший полицейский?

— Он самый.

Стефан показал ей удостоверение и протянул карту:

— Не покажешь, как туда проехать?

Она повернула к себе карту, стала рассматривать. Потом ткнула пальцем.

— Едешь до Линселля, — сказала она. — Потом повернешь на Лёфсдален, переедешь Юснан. Дальше поезжай до указателя на Линкварнен. Туда сворачивать не надо, проедешь еще километров десять. Там будет поворот налево к его дому, но на карте он не обозначен.

Она внимательно поглядела на него.

— Сама я не особенно любопытна, — сказала она. — Но многие ездили туда поглядеть. Здесь сейчас несколько полицейских из Эстерсунда, и я слышала, как один из них объяснял дорогу кому-то, кто должен прилететь на вертолете.

— Я думаю, у вас тут не каждый день убийства, — сказал Стефан.

— Никогда не слыхала. А я ведь родилась здесь. Еще когда здесь был родильный дом.

Стефан тщетно пытался сложить карту.

— Давай помогу, — предложила она, разгладила карту и сложила в один миг.

Он вышел во двор гостиницы. Погода переменилась. Небо было высоким и ясным, от утренних облаков не осталось и следа. Он глубоко вдохнул свежий морозный воздух.

Потом представил, что он уже умер.

Интересно, кто придет на его похороны?

В начале третьего он был в Линселле. К своему удивлению, он обнаружил кондитерскую с вывеской «ИТ-кафе» — надо думать, интернет-кафе. В деревне были еще продуктовый магазин и заправка. Он свернул налево и переехал мост. По дороге от Свега до Линселля он насчитал всего три встречных машины. Он ехал медленно. Километров десять, сказала она. Через семь километров он увидел справа почти незаметный съезд на исчезающий в лесу проселок. Примерно через полкилометра ухабистая дорога кончилась. Несколько написанных от руки указателей свидетельствовали о том, что расходящиеся в разные стороны тропинки предназначены для снегоходов. Он развернулся и снова выехал на главную дорогу. Через километр обнаружился еще один проселок, приведший его к лесоповалу. Он несколько раз проскреб днищем по камням на дороге, которую, похоже, никто и никогда не ремонтировал.

Подъехав к Дравагену, он решил, что наверняка проскочил нужный съезд. Развернулся и поехал назад. На этот раз ему встретился грузовик и две машины. Потом опять было пусто. Он ехал очень медленно, опустив стекло. То и дело возвращалась мысль о болезни. Как бы все было, если бы он поехал на Майорку? Там бы ему не пришлось искать какую-то дурацкую дорогу… И что бы он делал вместо этого? Сидел бы в темном баре и пил рюмку за рюмкой?

И тут он заметил съезд. За поворотом. Он почему-то сразу понял, что это то, что он ищет. Он свернул и медленно поехал по узкой дорожке. Дорога вела в гору, три крутых поворота один за другим. Гравийное покрытие было вполне приличным. Через два километра он увидел среди деревьев дом. Он заехал во двор и остановился. Ленты полицейского ограждения все еще не сняты. Но людей не видно. Все пусто. Он вышел из машины.

В лесу не было ни ветерка. Он стоял неподвижно, оглядывая место. Значит, с Бремхультсвеген в Буросе Молин переехал сюда. В лес. И сюда же кто-то явился, чтобы его убить. Он рассматривал дом. Выбитые выстрелами окна. Он подергал дверь — заперто. Обошел вокруг дома. Стекла все до одного разбиты. С задней стороны дома за деревьями поблескивала вода. Он потрогал дверь сарая — не заперто. В темноте пахло картошкой. Здесь стояла тачка и кое-что из садового инвентаря. Он снова вышел. Одиночество, подумал он. Герберт Молин жил здесь один. Видимо, именно к этому он и стремился. Он хотел одиночества, даже когда жил в Буросе. Только стремление к одиночеству, и ничего больше, привело его сюда.

Интересно, как он купил этот дом. У кого? И почему именно здесь, в глуши херьедаленских лесов?

Он подошел к торцевому окну. У стены стояли финские санки. Он подтащил их к окну, встал на них и с трудом дотянулся до шпингалета изнутри. Осторожно стряхнул осколки и залез в дом. В домах, где побывала полиция, стоит совершенно особый запах, подумал он. Каждая профессия имеет свой запах. Наша тоже.

Он стоял в маленькой спальне. Постель была застелена, на ней — пятна высохшей крови. Хотя техники-криминалисты уже закончили работу, он не хотел ничего трогать. Он хотел увидеть то, что видели они. Он начнет там, где они кончили.

Но с чего начинать? Что он, собственно говоря, рассчитывал обнаружить? Он уговаривал себя, что находится в доме Герберта Молина как частное лицо. Не полицейский, не частный детектив, а просто человек, больной раком, которому надо чем-то заняться, чтобы не думать все время о своей болезни.

Он прошел в гостиную. Вся мебель перевернута. На стенах и полу — следы крови. Только сейчас он осознал, какой страшной смертью умер Герберт Молин. Его не закололи, не застрелили, он не упал там, где его настиг нож или пуля, его подвергли страшным истязаниям, и по всему видно было, что он пытался сопротивляться.

Он осторожно обошел комнату. Карман для компакт-дисков в музыкальном центре был открыт, там было пусто. Рядом лежал футляр от диска. Аргентинское танго. Он продолжил осмотр. Молин, подумал Стефан, не любил лишних украшений. Ни картин, ни ваз. Ни даже семейных фотографий.

Вдруг пришла в голову мысль. Он вернулся в спальню и открыл шкаф. Полицейской формы там не было. То есть Молин ее выкинул. Обычно полицейские, уйдя на пенсию, сохраняли форму как память.

Он миновал гостиную и зашел в кухню. Все время он пытался представить Герберта Молина рядом. Одинокий семидесятишестилетний старик. Как он встает с постели, одевается, готовит еду, как проводит время…

Человек всегда что-нибудь делает, подумал он. Это относится и к Герберту Молину. Никто не сидит неподвижно на стуле. Даже самые пассивные люди что-нибудь делают. А что делал Герберт Молин? Как он проводил дни? Он вернулся в гостиную и наклонился к полу. Там, рядом с кровавым следом лежал кусочек мозаичной головоломки. По всему полу валялись эти кусочки. Он резко разогнулся и почувствовал боль в спине. Это моя болезнь, подумал он. Или это оттого, что я неудобно спал в машине? Он выждал, пока боль пройдет.

Он подошел к книжным полкам, где стоял музыкальный центр. Нагнулся и открыл шкафчик. Там лежало множество коробок. Он подумал сначала, что это какие-то игры. Открыв верхнюю, он увидел, что это головоломка. Он рассмотрел коробку. Картина художника по имени Матисс. Вроде бы он слышал это имя, но сказать с уверенностью не мог. На картине был изображен большой запущенный сад, две женщины в белых платьях в отдалении. Он начал перебирать головоломки. Почти все они представляли собой картины. Сложные головоломки с огромным количеством элементов- Шкаф рядом тоже был набит головоломками. Все нераспечатанные. Он поднялся, на этот раз осторожно, боясь сделать неловкое движение. Итак, Герберт Молин на досуге складывал головоломки. Довольно странно, конечно, но не страннее, чем его собственная коллекция газетных вырезок о футбольной команде «Эльфборг».

Он снова огляделся. Было так тихо, что он слышал толчки крови в ушах. Теперь надо связаться с этим полицейским из Эстерсунда, с необычным именем. Может быть, в понедельник поехать туда и поговорить с ним? Но он не имеет никакого отношения к расследованию. Это надо сразу подчеркнуть. Он приехал в Херьедален вовсе не для того, чтобы начинать собственные розыски убийцы Герберта Молина. Наиболее вероятно, что существует несложное объяснение. Так бывает почти всегда. Мотивов у подобных преступлений всего два — деньги и месть. Еще, как правило, не последнюю роль играет алкоголь. И преступник чаще всего отыскивается в кругу самых близких друзей или родственников.

Может быть, Джузеппе с его коллегами уже нашли мотив и готовятся сдать материалы на убийцу прокурору? Вполне может быть.

Он огляделся еще раз. Спросил себя: что говорит эта комната о случившемся? Но ответа не нашел. Начал рассматривать кровавые следы на полу — они образовали какой-то странный узор. Его удивило, какие они четкие, словно отпечатанные нарочно, — такие не могли быть оставлены ни в ходе борьбы, ни умирающим. Он спросил себя, на какие выводы это навело Джузеппе и криминалистов.

Потом подошел к разбитому окну в гостиной, вздрогнул и присел.

Во дворе стоял человек с винтовкой в руке. Он стоял совершенно неподвижно, уставясь на окно.