"Дерзкий поцелуй" - читать интересную книгу автора (Портер Маргарет Эванс)

Глава 12

Лавиния не стала смотреть на это убийство. Когда лису бросили собакам, она отвела глаза, но слышала, как они щелкали зубами и рычали, сражаясь за свою долю добычи. Она искренне скорбела по храброму рыжему зверю.

– Вот так кончается погоня, – печально заметила она.

Гаррик слез с седла.

– Если не дать им награду, гончие в следующий раз не будут такими активными. Эти парни следуют традициям отцов и дедов. Выезжают рано, едут туда, куда приведет их первая лиса, и возвращаются на постоялый двор, чтобы отпраздновать и вспомнить все детали охоты.

Подошел егерь и вручил Гаррику хвост лисы.

– Мы решили, что «трубу» нужно отдать другу вашей светлости. Сувенир на память о ее первой... то есть его первой... охоте с нами. – Понимающе подмигнув, он закончил: – Смелый всадник, в самом деле, очень смелый.

– От имени моего друга я благодарю вас.

Гаррик отнес подарок Лавинии.

– Это редкая честь, – прошептал он.

– Что мне делать с этим? – спросила она, не желая касаться ужасного предмета и в то же время, страшась лишиться расположения людей, которые ее наградили.

Гаррик засунул хвост в карман своей куртки.

– С вашего позволения, я добавлю его к трофеям, хранящимся в ружейной комнате в Лэнгтри.

Он легонько ущипнул ее за щеку, как это сделал бы Керр. Но после того как он помог ей забраться в седло, совсем не по-братски положил руку на ее бедро, отчего всю дорогу по ее ноге бежали мурашки, до самых кончиков пальцев.

Торжествующая компания направила лошадей к «Отдыху кучера», надеясь на праздничный завтрак. Гаррик и Лавиния ехали в хвосте процессии.

– Вы жалеете, что поехали со мной? – спросил он, потому что после охоты Лавиния выглядела какой-то пришибленной.

– Да, мне жаль лису. Но мне очень понравился выезд – больше, чем все, что я делала с тех пор, как приехала в Англию.

Он ухмыльнулся:

– Как бы мне хотелось рассказать парням, что этим утром леди снизошла до того, что составила им компанию.

– Это не было снисхождением, – запротестовала она. – Классовые различия имеют большое значение здесь, но они не так важны у нас, где аристократы – это редкость. Когда двойняшки и я были моложе, нашими единственными партнерами по играм были дети арендаторов и рыбаков. Наш дед был лордом и вел себя надменно, но мы не считали себя выше остальных. Наоборот, мы завидовали тем, кто мог играть на улице весь день – ведь мы были заперты в классной комнате с учителем и гувернанткой.

– Тогда, можно сказать, что ваше воспитание было таким же необычным, как и мое. Я ненавидел Итон, эту ужасную псарню для породистых щенков, ненавидел так, что даже сбежал. Моя мать, к ее чести, позволила мне сопровождать ее в путешествиях. Мы поселились в Венеции, но регулярно посещали Рим, Неаполь и Париж.

– Ваш отец не поехал с ней на континент?

Гаррик помедлил, прежде чем ответить.

– Мои родители не жили вместе. Герцог был готов содержать мою мать – при условии, что она не появится в Англии. Он дал ей денег, чтобы она могла купить палаццо. Он платил по ее игорным долгам, по счетам портных, выплачивал жалованье бедному капеллану, которому досталась неблагодарная работа меня учить. После ее смерти он настоял на том, чтобы я вернулся в Лэнгтри. Они с Эдвардом быстро поняли, что вольная жизнь меня испортила...

Когда они прибыли в гостиницу, другие охотники уже были в зале. Гаррик оставил Лавинию с лошадьми, прошел на кухню и уговорил повара выделить ему часть праздничного угощения.

Жена хозяина сама завернула ему еду в чистую салфетку.

– Жареные куриные грудки, гренки с сыром и оладьи, – пояснила она, протягивая ему сверток. – Если хотите эля, который сварил мой муж, можете взять вон тот бочонок.

Другая женщина всплеснула руками:

– Я приберегла его для гренок с сыром.

– Буфетчик нальет еще.

Повар заворчал:

– Его светлость должен сесть за стол с остальными и позавтракать, как подобает христианину.

– Нет, он не может, – возразила хозяйка. – Он хочет держать свою девушку подальше от буйной компании – а ведь они начнут буянить, когда выпьют.

– Какую девушку? – невинно спросил Гаррик.

– Ту, которая ждет вас в конюшне.

Он покачал головой:

– Какое несчастье – такая красивая, честная женщина потеряла зрение в таком молодом возрасте!

– Ой, да ну вас! – Она протянула ему кувшин. – Оставьте ваши шуточки для вашей милашки.

Гаррик повел Лавинию в рощицу, которую он знал, и там они смогли насладиться завтраком. Пока они ели, Лавиния расспрашивала Гаррика о Венеции. Отвечая ей, он подумал – и не в первый раз – о том, как ему хочется отвезти ее туда. Пусть она увидит его палаццо, ощутит священную тишину церквей, каждая из которых была уникальна и неповторима. И каждую ночь они бы танцевали на набережной или на одной из многих площадей.

– Я завидую вашей бурной жизни, – вздохнула она. Ее серебристые глаза сверкнули, когда она отвела короткие локоны, которые выскользнули из-под ленты и теперь обрамляли ее пылающие щеки. Она носила костюм мальчика с тем же изяществом, что и муслин, шелк и атлас, и ему особенно нравилось, что бриджи подчеркивают ее гибкие, стройные ноги.

Желание жгло его огнем. Он жаждал обладать ею, прижать это восхитительное тело к траве и пробудить в ней великую страсть. В то же время он понимал, что не может ее соблазнить. Подробности его рождения стали первым звеном в цепи скандалов; он провел годы, все удлиняя и удлиняя эту цепь. Он не станет перекладывать груз своего стыда на эту невинную девушку и обрекать ее на вечные муки вместе с ним. Он должен помнить, что у нее есть только надежда, и совсем нет опыта.

Она выросла в роскоши, ее ублажали всю жизнь – как он может убедить ее выйти за него замуж? И если она примет его, он, конечно, не сможет обеспечить ей комфорт и безопасность, к которым она привыкла. Черт, у него даже нет дома, где она могла бы жить.

«Смотри, но не трогай», – осаживал он себя даже в тот момент, когда «го рука двинулась к ее щеке, такой гладкой и теплой и идеально вылепленной. Сначала его привлекла ее красота, а потом и ее характер, и он потерял голову.

– Вы говорите, что завидуете мне. Но смогли бы вы быть счастливы, если бы жили так, как живу я? – спросил он. – Беззаботно, не думая о том, что подумают или скажут другие?

– Вы – мужчина, – вздохнула она. – Вам проще поступать так, как вы хотите. Женщина этого не может себе позволить.

– И вы к тому же ограничили свои возможности – вы ждете кого-нибудь, у кого есть пять тысяч фунтов в год. Что вам нужно, Лавиния Кэшин, так это человек, который даст вам пять тысяч поцелуев и доставит те удовольствия, о которых вы и не мечтали.

Под давлением его губ она отклонила голову, и он поддержал ее за спину. Другая его рука расстегнула рубашку – его рубашку. Прикосновение к ее коже обжигало; она не могла бы казаться горячее, даже если бы в ее венах текла раскаленная лава.

Она шепотом запротестовала:

– Вы не должны... я не позволю вам это...

– Что за беда, – пожал он плечами, – если нам обоим это доставляет удовольствие?

– Для вас – никакой. Вы – игрок, вы привыкли рисковать. Я – нет, и я не свободна следовать своим желаниям – или своему сердцу.

Он положил руку на ее обнаженную грудь.

– Я рад узнать, что оно у вас есть.

Он снова поцеловал ее, вынудив раскрыть губы. Под его ласками она вздохнула и выгнула спину. Он приветствовал этот знак его власти над ней, пока не понял, что больше не в силах сдерживать бушующее желание.

– Не надо, – умоляла она. – Гаррик, не заставляйте меня желать того, что мне не дозволено.

Что она хотела этим сказать? Выходит, он ей небезразличен?

Он не знал, что на это ответить. Он не мог открыть свою душу женщине, которая так хорошо владеет своими эмоциями. И все же, если он не сделает этого, он ее потеряет.

Гаррик отпустил ее, вскочил на ноги и направился сквозь плотные кусты к опушке рощи. Дойдя до могучего дуба с крепким стволом, он достал нож, который всегда носил с собой, и стал соскабливать верхний слой коры.

– Что вы делаете? – окликнула его Лавиния.

– Вырезаю наши инициалы. Я хочу оставить память об этом утре, о том, что мы оба испытывали, когда я обнимал и ласкал вас.

Он долбил мягкое дерево, запечатлевая на нем всю свою любовь и муку. Дуб проживет, по крайней мере, еще сто лет, прославляя его великую надежду на то, что он завоюет когда-нибудь неприступную Лавинию Кэшин.

Истекали последние дни старого года, и Лавинию все больше смущали ухаживания Гаррика. Наедине он мягко и ласково ее убеждал, а в присутствии герцога и Фрэнсис подшучивал над ней и безжалостно ее мучил. Если у него благородные намерения, рассуждала она, он не стал бы ухаживать за ней тайком.

На Новый год он принес ее акварель – теперь она была под стеклом и вставлена в деревянную рамку. Она вежливо поблагодарила Гаррика, борясь с желанием его поцеловать, но отступила, понимая, что ни к чему хорошему это не приведет.

Позже, на этой неделе, к ним приехали давно ожидаемые гости. Когда Дженни Брюс вышла из кареты министра Парфитта, Лавиния почувствовала волны враждебности, направленные на нее, и тут же вспомнила, что Гаррик когда-то добивался благосклонности этой дамы.

Дженни, в очаровательном фиолетовом дорожном платье, отвергла предложенную руку своего спутника и на высоких каблуках заковыляла к герцогу.

– Так великодушно со стороны вашей светлости пригласить меня в Лэнгтри! Поверьте, когда я получила приглашение, я была счастлива как никогда!

Холфорд, который испытывал некоторую неловкость от ее энтузиазма, ответил с присущей ему чопорностью:

– Это моя кузина послала его, мэм.

Лавиния отметила, что Дженни имеет виды на герцога. Ее любовник, добродушный мистер Парфитт, очевидно, пока еще сохранял звание. В этот момент он приветствовал Фрэнсис, а потому не видел, какой ослепительной улыбкой одарила герцога его любовница.

Ночь уже опускалась на землю, когда по аллее величественных вязов проехал экипаж с лордом Ньюболдом и его слугой. Лавиния не заметила его приезда – она азартно играла в кости с Гарриком, и они ставили на кон огромные, но главное, воображаемые суммы денег.

За ужином герцог повернулся к ней и выразил надежду на то, что она получает удовольствие от пребывания в Лэнгтри.

– Конечно, да, – ответила она рассеянно, наблюдая за тем, как Гаррик приказывает лакею налить ему еще кларета. Он уже выпил два бокала, а ведь они еще не закончили первое блюдо.

Затем герцог начал расспрашивать маркиза о его имении в Нортгемптоншире, где тот провел Рождество.

– А кроме основного владения, какие у вас еще есть поместья?

– Поместье в Суссексе. И дом в Кенсингтоне.

– Рента, наверное, значительная. А ваши родные здоровы?

Лорд Ньюболд склонил темноволосую голову.

– Четыре сестры остались дома с матерью. Невилл – член совета в Оксфорде, а два младших брата учатся в Итоне.

– Семеро братьев и сестер! – подивилась Лавиния. Восемь, считая Ньюболда, – ее отец назвал бы это «приплодом».

– Леди родом с острова Мэн, – пояснил герцог, взглянув в ее сторону. – Раньше я думал, что Этолл – единственный пэр родом из тех мест. Это было до того, как я узнал о существовании лорда Баллакрейна. Сейчас он путешествует по континенту.

Хотя Лавиния никогда не говорила об этом, Армитиджи сами пришли к такому выводу. Она решила не опровергать его.

– Естественность леди Лавинии – одна из ее самых сильных черт. Все родители должны отправлять своих девочек на этот чудесный остров – вместо того чтобы запирать их в пансионах, где их учат сплетничать и болтать разные глупости.

– Вам стоит послушать, как она поет на древнем языке своего народа. Восхитительно!

Джентльмены, отметила она, говорили о ней, вместо того чтобы говорить с ней. Манеры английской аристократии она до сих пор не могла понять. Во время обеда считалось дурным тоном обращаться к человеку, сидящему на другой стороне стола, поэтому ей разрешалось лишь сидеть и молча слушать разговор. В Лэнгтри всем правил этикет.

На другом конце стола Гаррик что-то шепнул Дженни Брюс, и в ответ она расхохоталась.

– Вы очень неучтивы, если смеете говорить подобные вещи даме! – возмутилась леди. – Милый мистер Парфитт, я надеюсь на вашу защиту. Вызовите Гарри на дуэль.

– И не подумаю, – ответил тучный джентльмен. – Он гораздо более меткий стрелок. Кроме того, он прав – вы демонстрируете поразительный аппетит. Два куска сливового пирога за один присест!

Покраснев, Дженни уставилась на пустую тарелку.

Гаррик выдержал час в компании джентльменов и выпил свое обычное количество портвейна. Ему хотелось уйти в гостиную, где скрылась Лавиния. Как только он вошел, к нему подошла Фрэнсис и отвела его в сторону.

– У меня к тебе просьба, – сказала она.

– Все, что угодно, считай, что сделано, – ответил он беззаботно.

– Я знаю, что ты не одобряешь Лавинию – нет, не пытайся это отрицать, я заметила, что ты ее избегаешь. Но пока с нами Уильям, я хочу, чтобы ты обращал на нее больше внимания. Я не прошу тебя бросаться к ее ногам, – добавила она быстро, – или играть на ее чувствах. Но будет очень полезно, если ты проявишь к ней интерес.

– Ты хочешь, чтобы я пробудил ревность Ньюболда? – спросил он прямо.

– Да, – призналась она. – Но деликатно – это не должно бросаться в глаза.

Она давала ему разрешение делать то, что он и хотел, – ухаживать за Лавинией. Он посмотрел на нее – она стояла у клавесина вместе с Ньюболдом. В муаровом платье цвета колокольчиков она была воплощением элегантности и совсем не походила на отчаянную девчонку в мужском платье, которую он брал с собой на охоту. Ее волосы, изысканно уложенные, сияли в свете свечей как черный атлас. Маркиз бубнил ей что-то о композиторе, которым он восхищался. Гаррик видел по ее лицу, что ей совсем не интересен этот предмет, и ее вежливая улыбка казалась приклеенной.

Знания Ньюболда о Лавинии ограничивались светскими мероприятиями – концертами и театральными спектаклями. Он никогда не видел Лавинию на лошади, не учил ее играть в пикет. Он не обводил ее ступню карандашом, не заключал в рамку ее акварель. И конечно, он не целовал ее – и никогда не поцелует, поклялся Гаррик.

Дворянин отвратительно богат и откровенно очарован, но деньги и поклонение – это все, что он может ей предложить.

«Этого мало для такой девушки, как ты», – молча обратился он к ней.

– Я не знаю, что делать, – пожаловалась Фрэнсис Лавинии, дергая ленты на шее утреннего халата. – Меня волнует, что Холфорд заинтересовался ею. У Дженни нет ни одного качества, которыми он восхищается, – живого ума, изящных манер, – и она слишком фривольно себя ведет.

– Миссис Брюс флиртует со всеми джентльменами, – пожала плечами Лавиния.

– Кроме Оливера Парфитта, который, должно быть, заплатил за дорогие платья, в которых она щеголяет последнюю неделю. Полковник Брюс не оставил ей много денег, и она не может покупать себе такие платья, уверяю тебя. Глупое создание, она потеряла разум, если серьезно надеется стать хозяйкой Лэнгтри, – вздохнула Фрэнсис.

Ее раздраженный монолог был прерван взволнованной Селестой:

– Мадам, ваша гостья мадам Брюс очень нуждается в вас. Она то и дело падает в обморок, ее тошнит, ей плохо.

Лавиния направилась с Фрэнсис в спальню Дженни, которая склонилась над раковиной. Ее и правда тошнило.

– Мне так жаль, что вы нездоровы, – ласково произнесла Фрэнсис. – Могу ли я что-нибудь для вас сделать?

– О нет, со мной все в порядке, – заявила вдова. – Я собираюсь спуститься... к завтраку. – Это слово вызвало новый приступ тошноты. Она опустилась на скамеечку.

– Я не слышала о болезни среди слуг, но...

Плечи Дженни поникли.

– К чему притворяться? – Она положила ладонь на живот и проговорила вполголоса: – Я знаю эти симптомы.

Раздался тяжкий вздох Фрэнсис:

– Неужели... вы думаете... мистер Парфитт?

– Да. И я ненавижу его за это! – Дженни стукнула кулаком по раковине.

– Вы не должны волноваться, – заботливо предупредила ее Фрэнсис. – Лавиния, принеси мне эссенцию лаванды с туалетного столика и кувшин с водой. И тряпку. Ложитесь, Дженни, и позвольте мне смочить вам виски.

Лавиния, зачарованный зритель разворачивающейся драмы, была довольна уже тем, что отцом ребенка Дженни был не Гаррик.

Фрэнсис отвела ее к кровати.

– Вы должны ему сказать.

– Он меня бросит.

– Но он предан вам.

– Я не могу смотреть ему в глаза. Это должен сделать кто-то другой – кто угодно. Вы или Гаррик.

– Возможно, так будет лучше, – согласилась Фрэнсис. – Он – наш общий друг. Уверена, мой кузен сможет внушить мистеру Парфитту, что его долг – сделать вам предложение.

– Брак? – застонала Дженни, пытаясь подняться.

– Конечно, вы ведь хотите этого?

– Нет. Да. – Ошеломленная свалившейся на нее проблемой, она упала на подушки. – Я надеялась стать герцогиней. Или маркизой. Кем угодно, но только не просто миссис Парфитт. У Оливера есть деньги, но мне постоянно приходится уговаривать его потратить их на меня. Он злой и жадный человек!

Гаррик с сожалением покачал головой, когда кузина поведала ему о состоянии Дженни.

– Вот идиот! – проворчал он.

– Мистер Парфитт женится на ней?

– Будь я проклят, если знаю это, – ответил он прямо. – Главный вопрос в том – рассказать ли мне Парфитту, что он скоро станет отцом, когда он трезв или когда напьется?

Фрэнсис сжала руки – она очень волновалась и не могла этого скрыть.

– Гарри, какая трагедия! Она его не любит.

– Она и полковника Брюса не больно-то любила.

– Это нечестно, что я так хочу иметь детей и не могу, а она беременна во второй раз – и не хочет ребенка.

Судьба и в самом деле жестока, раз дает такому эгоцентричному, беззаботному созданию, как Дженни, то, о чем мечтает любящая детей Фрэнсис.

– Не кори себя, Франческа.

– Я даже не могу стать матерью для дочери моего мужа, – продолжила она грустно. – Он считает, что лучше держать ее подальше от нас – в школе или в Италии, – наверное, он прав. Скажи мне, Гарри, что ты подумал о Кэролайн Роджерс, когда познакомился с ней в Неаполе? Рэдсток очень хочет знать твое мнение о ней.

– Я не могу понять почему, ведь в то время я просто расточал ей комплименты.

Да, она готова разыграть свою карту. Теперь, когда Лавиния и лорд Ньюболд уединились в Лэнгтри, ее страсть к устройству браков разыгралась вовсю. Прежде чем она смогла перейти к деликатной теме, Гаррик заявил ей, что ему нужно срочно найти будущего отца.

Его ленивый приятель не хотел идти на прогулку с ним вдоль берега ручья.

– Зачем нам утруждать себя прогулками на природе, если мы оба хотим играть в карты? – спросил Моллюск, расправляя кружевные манжеты.

– Свежий воздух обострит наши умы.

Его друг рассмеялся:

– Я не хочу, чтобы твой ум стал еще острее.

– Ты хочешь быть таким же ленивым и бесполезным, как Шарлемань? Этому зверю нужна хорошая пробежка, – проворчал Гаррик.

Услышав свое имя, огромный мастиф встал и замахал хвостом.

– Ну хорошо, – тяжело вздохнул Моллюск. – Я пойду с тобой.

Во время прогулки пес решил не бегать, он плелся позади джентльменов, держась поближе к берегу и вынюхивая норы выдр и водяных крыс.

Гаррик шел медленно, сдерживая свой шаг из уважения к более низкорослому товарищу. Представление Моллюска о деревенской одежде, подумал он с удивлением, было сформировано скорее модой, нежели опытом: его одежда годилась для променада по Бонд-стрит, но вовсе не по грязной тропе среди деревьев вдоль берега ручья.

Огромное мельничное колесо вращалось безостановочно; в заводи утки ныряли в поисках пищи. Гаррик заметил ялик с веслами на берегу маленького островка, любимого потайного места его беспокойного детства.

Преодолев свое нежелание вторгаться в личную жизнь друга, он заговорил:

– Помнишь, как на святках мы подшучивали над Дженни насчет ее аппетита?

– Да, и она очень рассердилась.

– Этому есть причина. У нее будет ребенок от тебя.

Моллюск остановился.

– Чепуха! Опять одна из твоих шуток, Гарри? – спросил он почти умоляюще.

Гаррик покачал головой.

– Какой срок?

– Понятия не имею. Но думаю, что своевременное предложение заставит ее забыть о тревогах.

Моллюск глубоко засунул руки в карманы куртки.

– Я влюблен в нее, черт возьми! Но я никогда не считал эту связь постоянной.

– Ты возражаешь против брака?

– Наверное, нет, если она захочет этого. – Круглые глаза бессмысленно уставились на противоположный берег.

– Ты можешь сыграть свадьбу здесь. Но тебе нужно съездить в Лондон за лицензией.

– Ты будешь сопровождать меня к алтарю?

– Ну разумеется.

– Надеюсь, я не потеряю твоего уважения, если расстанусь со своей свободой?

– Вовсе нет. После того как ты обрадуешь Дженни своим предложением, мы с тобой сможем сыграть в пикет.

Это не союз, заключенный на небесах, подумал он, но нет причин, почему бы ему не процветать, так же как любому другому. Он не сомневался, что их союз с Лавинией окажется лучше во всех отношениях: он будет основан на любви и безумной страсти. Теперь, когда он окончательно понял, чего хочет, ему не терпелось сказать об этом Лавинии.

– Она слишком бледна. Нанеси румян ей на щеки, – посоветовала Лавинии Фрэнсис, когда они готовили равнодушную ко всему Дженни к свадьбе.

– Я не знаю как, – призналась Лавиния. – Может, это лучше сделать тебе?

Сидя перед зеркалом и глядя на располневший живот, затянутый в корсет, Дженни простонала:

– Как я смогу посмотреть в глаза своей сестре? Она догадается, почему я тороплюсь к алтарю.

– Ее это впечатлит. – Резкий тон Фрэнсис означал, что ей надоело утешать Дженни. – Холфорд будет посаженым отцом, а твоей подружкой станет леди Лавиния.

– И Оливер будет глазеть на меня во время всей проповеди. – Дженни с трудом вдохнула. – Клянусь, я уже с трудом его выношу. Он был в городе на два дня дольше, чем обещал, а после возвращения провел больше времени с Гарриком, чем со мной. Они всю ночь играют в пикет, и он почти каждый раз проигрывает. Он говорит, что после помолвки удача его покинула.

– Лорд Гаррик пообещал ему, что она вернется, как только он станет мужем, – вставила Лавиния.

– Я знаю, что Оливер считает виновной меня, но ведь это нечестно. Для того чтобы сделать ребенка, нужны двое.

В библиотеке Гаррик укреплял силы унылого жениха большими дозами спиртного. Его собственные мысли по поводу этою события пребывали в хаосе. После их откровенного разговора у ручья семейная жизнь как таковая очень его занимала.

У Лавинии, в самом деле, было сердце – время и частое общение с ней убедили его в этом, и теперь он был настроен его завоевать. Обычно он развивал свое наступление осторожно и искусно, но присутствие соперника вынудило его приступить к быстрым и решительным действиям.

Поглаживая бокал, Гаррик перебирал в уме свидетельства серьезных намерений лорда Ньюболда. Постоянные расспросы о семье Кэшинов и их замке. Его готовность быть партнером Лавинии в игре в вист через несколько часов после заявления о своей нелюбви к карточной игре. Странное нежелание возвращаться в Лондон и в палату лордов.

Он не завидовал выбору Лавинии. Скучный, но богатый дворянин, он обеспечит ей комфортную, легкую жизнь, к какой она привыкла. А он сам – бродяга, игрок, чье имя – синоним скандала, которым движет желание отомстить своему отцу.

– Не позволяйте Парфитту больше пить, – посоветовал ему лорд Ньюболд, – иначе он не дойдет до церкви.

К ним присоединился Эдвард, в его руке был открытый молитвенник.

– Я читал обряд венчания. Прекрасные слова, не правда ли?

Каждый мужчина в этой комнате, отметил Гаррик, думает о браке. Эдвард страдает по Маделине Фаулер – он женился бы на ней хоть завтра, если бы она была свободна. Моллюск, который женится на своей беременной любовнице. Ньюболд – жертва сватовства. И он сам.

Гости разместились на одной церковной скамье: Фрэнсис и лорд Ньюболд, доктор и миссис Пейтон.

Лавиния, привыкшая к радостным свадьбам родственников и друзей на Мэне, решила, что компания ведет себя слишком серьезно. Стоя перед алтарем, она украдкой взглянула на Гаррика, который выглядел весьма импозантно во фраке бронзового цвета и темных брюках; его золотистые волосы были схвачены на затылке широкой атласной лентой. Он о чем-то думал и внимательно следил за приходским священником – это было не похоже на обычно живого и беззаботного человека.

Мистер Парфитт проговорил слова клятвы мрачным монотонным голосом. Нарумяненная Дженни, задыхаясь, произнесла свои ответы. Лавиния завидовала ей. Ей хотелось, чтобы невестой была она, и чтобы рядом с ней стоял высокий белокурый улыбающийся джентльмен.

Все наклонили головы для последнего брачного благословения, и взгляд Гаррика встретился со взглядом Лавинии. Плотный комок в ее груди растаял – а также ее тщательно взращиваемая отстраненность. Желание, которое она прочла в его взгляде, сказало ей, что чувства их взаимны.

По окончании короткой церемонии герцог отвел мистера и миссис Парфитт в столовую, где был накрыт свадебный завтрак. Теперь, когда их судьба была решена, они заметно расслабились.

Лавинии совершенно не хотелось есть. В течение всего завтрака ее желудок решительно протестовал, она не могла сидеть спокойно, и ее руки тряслись так, что она едва подняла свой бокал во время очередного тоста в честь молодоженов.

Когда компания переместилась в гостиную, Гаррик задержался и остановил Лавинию.

Он сжал ее тонкие пальчики:

– Вы мечтаете стать невестой. Интересно, какой человек сделает вас счастливой?

Ее голова закружилась от выпитого шампанского и его близости.

– Я не знаю.

– Маркиз не подходит вам, даже если бы он был еще богаче. Он хочет простую куклу с хорошей родословной, а не такую умную и энергичную девушку, как вы. Он никогда не поймет, что вам приятнее бежать, чем идти, сидеть на полу, а не на диване. Вы гораздо счастливее, когда скачете вместе с гончими на заре, а не тогда, когда слушаете оперных певцов, щебечущих дуэтом.

– Вы хотите сказать, что я недостаточно изысканна, чтобы выйти замуж за лорда?

– Не за этого лорда. Ньюболд не обнимает и не целует вас. Он не заполнит ваши дни – и ночи – страстью и приключениями. А я могу это сделать.

– Мне не нужен любовник. Мне нужен муж.

– Позвольте мне быть обоими, дорогая. – Его рука сжала ее руку. – Выходите за меня замуж. Вы не пожалеете об этом, – добавил он быстро.

– Но возможно, пожалеете вы. Я очень дорого стою.

Он наверняка пошутил и к тому же выпил слишком много шампанского.

– Мой игорный дом будет очень прибыльным. И мой тренер думает, что в этом году мои лошади победят на скачках. Что же касается брачного контракта – я выиграл у Моллюска шестьсот фунтов; я могу отдать их вам прямо сейчас. После того как мы поженимся, я сяду за стол с адвокатом вашего отца, чтобы обсудить деловые вопросы.

Ее сердце дрогнуло при этом доказательстве серьезности его намерений, однако она была вынуждена спросить:

– Вы уверены в этом? Я думала, что ваша помолвка настроила вас против брака.

– Я никогда не возражал против брака, – возразил он. – Я просто ждал подходящую девушку. – Он ласково посмотрел на нее: – Я восхищаюсь вами с тех пор, как увидел вас на Корк-стрит. Теперь я хорошо знаю вас – нам обоим необходимы встряски. Я верю, что мы найдем их – вместе. И больше всего я ценю вашу честность.

Лавиния вздрогнула.

– Думаю, вы знаете меня не так хорошо, как вам кажется.

Из гостиной донесся смех.

– Нас скоро хватятся, – нервно проговорила она, отодвигаясь от него.

– Вы не ответили мне.

– Я не могу, – вздохнула она с сожалением, отворачиваясь от него. – Не сейчас. Мне нужно время... подумать. Я не ожидала этого. Я боялась, что вы просто играете со Мной.

– Боялась? – повторил Гаррик, обрадованный этим проявлением чувств, которые она так тщательно скрывала.

Она прижала пальцы к его губам, заставляя его замолчать.

Пусть пока она не дала согласия, этот интимный жест выдал ее чувства. Гаррик последовал за ней в коридор, уверенный, что судьба его решена.

Они присоединились к компании в гостиной. Фрэнсис, сидя за клавесином, играла менуэт, чтобы жених и невеста могли потанцевать. Как только Лавиния вошла в комнату, лорд Ньюболд завладел ее рукой – той самой, которая так нежно касалась Гаррика. Он смотрел, как она приседает и скользит, как покачиваются ее юбки, когда она следует торжественным фигурам танца. Она сделала реверанс партнеру – ее лицо было взволнованно, манеры сдержанны. Гаррик, встревоженный ее серьезностью, надеялся, что его радость не была преждевременной.