"Опасные забавы" - читать интересную книгу автора (Портер Маргарет Эванс)

Весна наступила рано, но в первую неделю апреля ее бурному приходу помешал холодный восточный ветер. Эта мрачная перемена погоды усугубила дурное настроение Розали. Правда, мистер Бекман пока не преследовал ее и не вламывался к ней в дом, но по-прежнему прогуливался в антрактах по дорожке для «щеголей». А сплетни за кулисами подтверждали его слова о герцоге Солуэй и принцессе Шарлотте Уэльской.

Слухи о помолвке в королевском семействе заняли место поднадоевших разговоров о министрах его величества и сделались излюбленной темой бесед как в артистических, так и в политических кругах.

Будущей наследнице было всего пятнадцать лет, и некоторых актеров шокировало ухаживание герцога. Арман Вестрис, давно вздыхавший по четырнадцатилетней Лючии Барталоцци, только что кончившей танцевальное училище, не мог понять их возмущения. Мнением Розали никто не интересовался, и это ее утешало. Она предпочитала держать его при себе.

Поскольку в Страстную пятницу и на Пасху спектакли были отменены, ей удалось полмесяца отдохнуть. Но она беспрестанно думала о Джервасе, его измене и тяжело страдала. Попытавшись хоть немного отвлечься, Розали написала письмо тетке в Глостершир, умоляла ее приехать и была разочарована, когда та ответила ей отказом. Матильда пояснила, что бремя обязательств не позволяет ей покинуть Бибери до лета.

На Пасху Розали отправилась в католическую церковь неподалеку от Голден-сквер, где присоединилась к толпе эмигрантов. Многих из них она совсем не знала, но встретила там и близких знакомых, вроде гедониста Армана. Священник читал и пел молитвы на латыни. Сильный запах ладана напоминал ей детские годы, когда посещение мессы считалось чем-то вызывающим. Во время службы она заметила мужчину в пудренном парике. Он повернул голову, взглянув на нее, и она поняла, что это Этьен Лемерсье.

– Я столько слышала о вашем английском due, – сказала ей миссис Хьюз после окончания службы. – Pauvre petite, вы должны были поймать его в ловушку. Ведь у вас была такая возможность. Если он женится на la Princesse, ее суровая родня просто запретит ему бывать в опере!

Розали стало горько от этих слов, и она пришла в замешательство, когда Этьен Лемерсье предложил ей отобедать с ним сегодня вечером. Она вежливо отказалась и покачала головой, но он отнесся к ее отказу спокойно, словно ничего иного и не ожидал. И хоть она пожалела, что невольно причинила ему боль, но по-прежнему не чувствовала себя связанной с ним родственными узами.

Она надеялась хорошенько выспаться, но в пасхальный понедельник проснулась с первыми лучами солнца и лежала в постели, когда Пег принесла ей завтрак.

Она против воли взяла кусок вареного яйца, тщательно очистив скорлупу, и съела бутерброд с маслом, но пища, казалось, застряла у нее в горле. Остаток утра она переделывала белую тунику, в которой дебютировала в роли Юноны. В этом месяце Розали предстояло надеть ее в балете «Любовь Марса и Венеры». Она никогда не любила шить, и с удовольствием отложила тунику, решив почитать что-нибудь захватывающее и трогательное. Весь день она не вставала с софы, подперев ноги в носках подушечкой и наслаждаясь «Опасными связями». Она была так увлечена чтением, что не обращала внимания на громкие звуки, доносившиеся из кухни. Это Пег рубила капусту для супа. Резкий стук в дверь вернул Розали в реальный мир. Она поспешно села, напряглась и напомнила себе, что Пег получила указания не впускать мистера Бекмана, если он вернется.

– Это вы, – с облегчением вздохнула она, когда в гостиную вошел Джервас. Розали давно подметила его странную особенность – появляться в тот момент, когда она никак не надеялась его видеть. А опыт научил девушку, что на короткое время его присутствие способно успокоить ее.

Он снял шляпу, отдал ее Пег и спросил:

– Вам неприятно меня видеть?

– Нет, что вы, конечно нет, но меня смутило, что вы пришли, когда весь дом пропах капустой. – Она инстинктивно подняла руки поправить прическу, однако его открытая улыбка говорила о том, что ему понравились ее распущенные волосы.

– Суп готов, мисс Роз, – сообщила ей служанка, – и я нарезала хлеб. Можно мне подать две тарелки?

Розали повернулась к гостю:

– У меня хватит обеда и для вас.

– Я с удовольствием с вами отобедаю. Но вы не ждали гостей, и я позволю себе немного дополнить вашу трапезу.

Он обернулся к Пег и вручил ей пригоршню монет:

– Ступайте в кондитерскую и купите пирожков с мясом, горячих кренделей и фруктовых пирожных. Я предпочитаю с крыжовником, если они там будут. И выберете что-нибудь для себя на ваше усмотрение.

Пег сделала реверанс.

– О, ваша светлость, благодарю вас.

– Сегодня вечером открывается Седлерз-Уэллз, – сказал он Розали, когда они остались одни.

– Да, я знаю.

– Я послал моего лакея Роберта заказать там два места в ложе. Могу я отвезти вас в Айлингтон и посмотреть, как идут дела у мистера Дибдина в ваше отсутствие?

Она понимала, что соглашаться с его предложением глупо, но у нее не было сил для возражений. Она вновь прдумала, что это счастье оказаться в его полной власти, и нагнулась за комнатными туфлями. Он сел на софу и взял в руки оставленную ею книгу.

– Шодерло де Лакло. Мне знакомо имя автора, но я никогда не читал этот роман. Каков он, по-вашему мнению?

– Это очень волнующая история. И трагическая.

– И шокирующая, n’est-ce pas?[53]

– Только англичан, – шутливо заметила она.

За обедом она не решилась задать откровенные и не слишком тактичные вопросы о его отношениях с принцессой Шарлоттой. Очевидно, если бы он собирался сделать ей предложение, то не пришел бы сюда. А вдруг, с ужасом мелькнуло в голове у Розали, Джервас хочет рассказать ей о своем будущем браке? Подозрение, что он намерен разорвать все и без того необязательные и ослабевшие связи между ними, усугубилось, и она догадалась, что его приглашение в театр – тщательно продуманный поступок.

Он просто желает доставить ей напоследок удовольствие, а потом навсегда ее забыть, заключила Розали. Пусть ее сердце будет разбито, до этого ему нет дела, и он никогда не узнает, как он ей дорог.

У нее пропал аппетит, она почти не могла есть. Розали отставила тарелку с пирогом Перигорта смесью мяса, трюфелей и несладкого печенья. Ее куда больше интересовало аристократическое лицо Джерваса, озаренное причудливой игрой свечей, чем горячие крендели из кондитерской.

Когда он похвалил ее овощной суп, она сказала:

– Он приготовлен по рецепту ma marraine, моей крестной матери. Она была бездетна и относилась к актерам и танцорам как к родным, кормила их обедами, считая, что сами о себе они не позаботятся. Она часто подавала этот суп, и он ей впоследствии помог. Он даже принес ей удачу.

– Как же это вышло? – с любопытством осведомился он.

– Как вы заметили, у него сильный и приятный запах. Как-то вечером королева, она тогда была беременна, услышала его. Ей сказали, что владелица театра приготовила свой любимый суп. Ее величество в тот день не обедала и послала слугу выяснить, нельзя ли ей его попробовать. Вот как мадемуазель де Монтансье завоевала расположение и дружбу Марии-Антуанетты. После их первой встречи ее пригласили к petits levées[54], а потом она стала директрисой театров в королевских дворцах Сент-Клу, Марли, Фонтенбло, Компьен. И Версаля.

– Где иногда выступала ваша мать, – сказал он и нежно улыбнулся.

Когда Пег начала убирать со стола, Розали извинилась и оставила герцога допивать вино в одиночестве.

Войдя к себе в спальню, она собиралась переменить платье, надев более подходящее для вечернего спектакля: Розали стояла перед зеркалом в сорочке и размышляла, сможет ли она изменить собственную участь, пригласив к себе Джерваса. Она представила, как он ласкает ее, гладит руками тело, а его серые глаза затуманены страстью. Но она не была уверена, что он надолго, и уж тем более навсегда, останется с ней. Наверное, он проведет с ней ночь, а потом покинет ее, и она сгорит от стыда. Нарушив клятву, она почувствует себя виноватой и перестанет уважать себя. Розали с трудом управилась со своими волосами, высоко подняв локоны и заколов их золотыми гребешками, которые ей подарили в день рождения. Тогда ей исполнилось шестнадцать лет, и ее мать только что продала картину Фрагонара. Она вспомнила, с каким достоинством и душевной силой держалась в тот трудный период Дельфина де Барант. Пример матери вдохновил ее, и она решила, что воспримет известие о помолвке Джерваса, как должно другу, и непременно поздравит его. Она танцовщица, а не актриса, но сумеет сделать так, что ее пожелания прозвучат вполне искренне.

Ее лучшее шелковое платье было украшено кремовыми валансьерскими кружевами. В будущем, если ему захочется вспомнить последние часы, проведенные вместе с ней, пусть он увидит мысленным взором, как она была хороша.

По дороге в Айлингтон она старалась казаться веселой и беспечной.

– Как жаль, что лорда Свонборо нет в Лондоне, он получил бы от спектакля истинное удовольствие, – заметила она.

– Он и Даффилд сейчас в Уайльтшире, они уехали на Пасху в Кавендер-Чейз, – сказал ей Джервас. – Мать Ниниана тоже там, так что им предстоит заново узнать друг друга.

– Я рада, – откликнулась Розали и припомнила, как Ниниан показал ей в елизаветинской галерее Хабердин портрет леди Свонборо. – Однажды мы говорили о ней. Я поняла, что они виделись только раз в жизни.

– Да. Но теперь ей намного лучше, и она захотела встретиться со своими детьми. – Поглядев на нее, он спокойно добавил: – Наверное, французы считают меланхолию типично английской болезнью.

– C'est vrai. Даже ваш король болен ею. Наш король, – поправила она себя, не желая, чтобы к ней относились как к иностранке.

– В прошлом королю удавалось лечиться, но, похоже, теперь он серьезно занемог. Когда я был в Виндзоре с принцем-регентом, мне разрешили прочесть неутешительное заключение королевских медиков.

Розали поняла, что он стал близок ко двору, и от этого кровь застыла у нее в жилах.

– Мой визит получил широкую огласку, о нем говорили больше, чем он того заслужил. К счастью, мне удалось скрыть правду о цели посещения Виндзора, а причина была в скандале в королевской семье. Я постараюсь рассказать вам, сколько смогу, но обещайте мне, что вы ни словом не обмолвитесь со знакомыми.

– Нет, никогда, – прошептала она, и от волнения у нее побледнели и пересохли губы.

– Принцесса Шарлотта влюбилась в своего гувернера. Не удивительно, ведь бедная девочка выросла в достаточно скучном женском окружении. Единственные мужчины, которых она видела – это ее дяди-принцы и министры регента. Герцог Йоркский первым догадался о ее чувствах. Он сказал об этом своему брату-регенту, который пришел в ужас, узнав, что его пятнадцатилетняя дочь увлеклась простолюдином. Принц Уэльский вспомнил, что я присутствовал на церемонии, где он дал клятву, а также что я первый, кого он видит вставая, и пригласил меня в Карлтон-Хаус. Принц потребовал, чтобы я сопровождал его в Виндзор.

– Зачем? – еле выговорила Розали.

– Я не был свидетелем его разговора с матерью, но полагаю, что он хотел добиться ее согласия на мое знакомство с принцессой. Насколько я понимаю, ему показалось, что я подхожу принцессе больше, чем ее ученый духовник. Но королева воспротивилась этому и осталась непреклонна. Вскоре она сама посетила Уорик-Хаус и выругала внучку за своенравие. Но принцессу Шарлотту трудно переубедить, она не только бойка и легкомысленна, но и чертовски упряма. Знаете, как она поступила? Составила завещание, по которому все ее драгоценности, книги и другие вещи должны достаться гувернеру в знак благодарности и уважения к его заслугам. Она сама сказала мне об этом.

– Так вы ее все же видели?

– Не официально. Премьер-министр Персеваль надеялся, что я посоветую ей помириться с королевой, пока о ссоре еще не узнали в свете, и я подстерег ее, когда она гуляла в садах Карлтон-Хаус. Я проводил ее и фрейлину, леди де Клиффорд в Блекхит, куда она ходит каждую субботу обедать со своей матерью. В последний раз нас развлекали выступлениями каких-то оперных певцов.

Розали кивнула.

– Налди и Трамеццани, я слышала об этом, но не о том, что вы там были. А принцесса Шарлотта хороша собой? – спросила она, стараясь говорить ровно и спокойно.

– У нее очень светлая кожа, а волосы золотисто-рыжие, как у ее отца. Глаза большие и голубые. Очень выразительные черты лица и для такой молоденькой девушки на редкость зрелая и чувственная фигура.

Это подробное описание вместе с предыдущим рассказом о суровом обращении родственников с будущей наследницей напомнили Розали романтические сказки о принцессах. Любая одинокая и отверженная принцесса должна отнестись к Джервасу, потомку знатного и знаменитого рода, как к блестящему кавалеру, мрачно подумала она.

Лакей герцога заказал два места в ложе, из которой были прекрасно видны и сцена, и отремонтированный свежевыкрашенный зрительный зал, ставший гораздо элегантнее. Обращали на себя внимание и новые сверкающие люстры. На открытие сезона в театр собралось множество зрителей, но Розали была поглощена своими невеселыми размышлениями и не почувствовала никакого удовольствия от праздничной обстановки.

В этот вечер балет в программе не значился, и Розали так и не узнала, кто занял ее место в труппе. Представление началось с новой арлекинады «Англия, земля свободы». Занавес поднялся, и все увидели нарядный домик, где проводили свой медовый месяц Арлекин и Коломбина. Они устали от тихой, размеренной жизни и решили отправиться в дальние страны. Этот замысел дал возможность мистеру Дибдину сравнить Англию и враждующие с ней страны, превратив спектакль в политическую пропаганду. Джозеф Гримальди играл напыщенного и воинственного Наполеона и был освистан патриотически настроенной толпой. Потом комик появился в своем привычном клоунском обличий и спел веселую песенку. По окончании он выразительно продекламировал:

– О, дайте мне маленькую Англию, где человек свободно распоряжается своим умом, а его дом – его крепость. И тот, кто коснется хоть одного волоса у него на голове или попробует прийти в дом без приглашения, пусть знает – дверь захлопнут прямо у него перед носом!

Зрители дружно рассмеялись, дамы замахали своими платочками, а джентльмены – шляпами. Розали и Джервас присоединились к ним, их тоже воодушевил этот чувствительный монолог.

Действие завершилось показом «Рыцаря-призрака», драмы в подводном царстве, популярной в прошлом сезоне. Повернувшись к своему спутнику, Розали прошептала:

– Эта пьеса мне до смерти надоела. Сомневаюсь, что сейчас она лучше, чем прошлой осенью. Вы не возражаете, если я вас ненадолго покину? Я хочу поговорить с мистером Гримальди прежде, чем он уедет в Миддлтонз-Хед.

Обновление театра не коснулось знакомых ей мест: узкие, извилистые коридоры были так же темны и грязны, как прежде. Гримальди только что смыл красный и белый грим со своего смуглого лица. Он удивился, увидев Розали.

– Как поживают Мери и маленький Джо? – спросила она, желая узнать, что произошло в его семье за последние дни.

– Оба прекрасно себя чувствуют. Теперь мой сын твердо решил стать актером, и я начал учить его акробатике и мимике. Лично я выбрал бы для него другую профессию, но не буду отрицать – я тщеславен и обрадуюсь, если он повторит мой успех. Еще при жизни моего отца имя Гримальди сделалось синонимом пантомимы, и я не огорчусь, если эта традиция продолжится и в следующем поколении.

Розали вышла из-за кулис, остановившись на минуту, чтобы перемолвиться словом с мистером Уилером. Он стоял на страже у двери и благодушно покуривал трубку.

Джервас ждал ее, и когда он предложил ей немного прогуляться, она охотно согласилась.

Вечер выдался мягким и теплым. Она позволила ему провести ее по свежей траве и дальше по дорожке под фонарями к стоянке карет. Легкий ветерок шевелил верхушки вязов и кудрявые лепестки нарциссов.

– Слышите, как поет соловей? – нежно произнес Джервас. – Я впервые слышу его этой весной. – Говоря в унисон со звонкой птичьей трелью, он добавил: – Идеальное сопровождение для любовной сцены, не правда ли?

Ее сияющие глаза и поднятое кверху лицо выражали желание во всем повиноваться герцогу. Несколько поцелуев под звездным небом вот к чему от всей души стремилась Розали. Неужели об этом нельзя даже мечтать, неужели она опоздала? Его ищущие губы помогли ей забыть, что скоро им суждено расстаться, а в крепких объятьях Джерваса девушка почувствовала себя невесомой и способной воспарить высоко над деревьями.

– Итак, сегодня ночью вы от меня улетите? – прошептал он, прижавшись лицом к ее щеке. – До конца недели в оперном театре перерыв, и вы совершенно свободны. Мы, как Арлекин и Коломбина, можем спрятаться от мира в каком-нибудь тихом, укромном уголке, где нас никто не знает и не станет искать.

Это предложение было куда соблазнительней приглашения мистера Бекмана. Как трудно, как страшно отпускать его, не изведав наслаждения и страсти, которые сулят его глаза и чувственные губы!

– Не надо больше ни о чем спрашивать, Джервас, а не то у меня заболит сердце.

– Ваше сердце для меня дороже всего на свете! – воскликнул он и посмотрел на Розали, словно собираясь сказать что-то еще, но добавил лишь, что следует поскорее вернуться и сесть в карету.

По дороге в Лондон они почти не разговаривали. Розали поняла, что словами уже ничему не помочь, и думала о том, как сложилась бы ее судьба, не будь он герцогом, а она танцовщицей.

Вскоре они добрались до Пентон-стрит. Он помог ей выйти из кареты, и, когда на прощание пожал ей руку, она была абсолютно уверена, что даже теперь должна отказаться от столь соблазнительного приглашения.