"Опасные забавы" - читать интересную книгу автора (Портер Маргарет Эванс)5Появление герцога изумило Розали не меньше, чем нападение графа на ее восторженного обожателя. – De mal en pis[13], – затаив дыхание, пробормотала она. Ситуация в любую минуту могла измениться, и скандал был готов перерасти в настоящее побоище. Однако она услышала, как подошедший господин суховато поздоровался: – Добрый вечер, мистер Бекман. Вот мы и встретились. – О, здравствуйте, простите, забыл вашу фамилию. Кажется, Лоуэлл? – Это был мой друг. А я Марчант, и мне интересно узнать, чем вы так разгневали моего кузена? – Он нагло вел себя с мадемуазель, – огрызнулся Ниниан и снова стиснул кулаки. Герцог положил руку на плечо мальчика, пытаясь охладить его, и взглянул на Розали. – Это правда? – спросил он. – Лорд Свонборо преувеличивает, – как можно спокойнее отозвалась она, радуясь, что темнота скрывает ее раскрасневшееся лицо. – Но он пытался поцеловать вас, – запротестовал Ниниан. – А я знаю, что вам этого не хотелось. Он слишком уродлив. Водрузив на голову высокий цилиндр, мистер Бекман произнес: – Я вынужден попрощаться с вами, мадемуазель. Но с нетерпением жду продолжения нашего разговора когда-нибудь в другое время и в другом месте, где мы сможем остаться наедине. Спокойной ночи, Марчант. – И он стремительно удалился, даже не пытаясь сохранить достоинство. Ниниан хмуро посмотрел на своего опекуна и неприязненно проговорил: – Какого дьявола ты приехал сюда? – Парри сказал, что ты взял мою газету, и я заключил, что тебя привлекла заметка о каком-то спектакле. Ну что, тебе удалось развлечься? – Я ожидал совсем иного, – огрызнулся мальчик. – Сегодня не было спектакля в подводном царстве. Шла только мелодрама. Но мадемуазель танцевала. – Моя карета стоит во двцре Миддлтонз-Хед. Подождите меня там. Ниниан покачал головой. – Я хочу поговорить с мадемуазель. – Делай, что я сказал, и не возражай. – Ссутулившиеся плечи и поникшая голова молодого графа вызвали жалость Розали, и она вступилась за него: – Пожалуйста, не будьте с ним так суровы, ваша светлость. Он очень хорошо держался. – Согласен с вами, но все его попытки помочь грубы и примитивны. – Он молча глядел на нее и наконец спросил: – Давно вы знакомы с Бекманом? «Неужели он решил, что я приняла всерьез ухаживания этого господина?» – подумала Розали. Желая прояснить ситуацию, она сказала: – До этого вечера я его ни разу не встречала. Это ваш знакомый? – Вовсе нет, – ответил он, и его лицо помрачнело. – Я и лорд Элстон случайно оказались с ним в одной ложе, когда я в последний раз имел удовольствие посетить Седлерз-Уэллз. Розали попробовала улыбнуться. – Мама в свое время предупреждала меня, что наша профессия, опасна, она привлекает нежелательных поклонников и разных авантюристов. – Бекман едва ли вернется, но Ниниан и я непременно побываем у вас дома. И, прежде чем она успела возразить, он твердо проговорил: – Вы просто должны позволить нам сделать все возможное для спасения ваших драгоценных ног. Очевидно, он почувствовал ее смущение и во время прогулки по роще больше не сказал ни слова о мистере Бекмане. Желая хоть немного утешить девушку, он начал расспрашивать ее о жизни в Париже. – Мои родители регулярно приезжали туда, пока страшные потрясения не стали преградой для путешествий, – сказал герцог. – Интересно, видели ли они вашу матушку танцующей на сцене? – Возможно. Она много лет танцевала в «Гранд-опера» и была так популярна, что все знаменитые художники приглашали ее позировать. – Поглядев на Джерваса, она откровенно призналась: – Меня назвали Розали в память о дочери месье Фрагонара, умершей во младенчестве. Он, как и месье Грез, был маминым другом и не раз рисовал ее, танцующей в роще – в стиле Буше. Одна картина ему особенно удалась – портрет мамы, танцующей в легком розовом платье, похожем на облако, и с гирляндой цветов в волосах. Она называлась «Прекрасная Дельфина». После смерти отца мама продала все свои картины, кроме этого портрета Фрагонара. Мы очень нуждались в деньгах. – У кого сейчас находятся картины? – Одна досталась мадам Паризо, а остальные скупил сэр Джордж Бомонт для пополнения собственной коллекции. – В свой следующий визит к нему, на Гросвенор-стрит, я непременно погляжу на «Прекрасную Дельфину». – О! Так вы знакомы с хозяином дома и видели портрет? – Розали ускорила шаг и взяла Джерваса за руку. – Может быть, ваша светлость сделает мне одолжение. – Як вашим услугам и сделаю все, что в моей власти, – галантно откликнулся он. – Мне очень хотелось бы узнать, есть ли у сэра Джорджа картина Греза под названием «Озорница»? – А кто на ней изображен? – Я, – бесхитростно призналась она. – В детстве я позировала для нескольких картин, изображая невинность, изящество, чистоту и озорство. Месье Грез называл их «Маленькой пастушкой», «Маленькой танцовщицей», «Ангелочком» и «Маленькой цыганкой». Критики находили их излишне сентиментальными, покупателей было мало, и он предложил картины моим родителям. Когда умерла мама, надо было оплатить все похоронные расходы, и я отдала «Озорницу», то есть портрет цыганки, мистеру Кристи. Уверена, что ее продали, потому что я получила расписку из банка с его подписью. Я всегда думала, что ее приобрел сэр Джордж, и буду вам очень признательна, если вы сумеете выяснить это для меня. – Я это сделаю. – Как вы добры! Я даже не представляю себе, чем я могла бы вам отплатить... Когда он поглядел ей в глаза, она, смешавшись, поняла, что он рассчитывает не только на ее благодарность, но и на что-то большее. Он провел рукою по ее щеке, и у Розали забилось сердце. Но когда Джервас наклонился и поцеловал девушку, оно на минуту замерло у нее в груди. – Теперь вы подумаете, что я ничем не лучше Бекмана, – пробормотал он, и его голос задрожал от волнения. – Ну что ж, вы можете позволить моему племяннику обвинить меня в том, что я воспользовался вашей слабостью. Что и случилось, к моему стыду. Его неуклюжее извинение не спасло ситуации. Оскорбленная невысказанным, но очевидным предположением, будто подобные поцелуи для нее давно привычны, она последовала за ним до кареты. Лорд Свонборо настоял, чтобы она села сзади него, то есть рядом с герцогом. Пристальный взгляд Джерваса действовал Розали на нервы. В конце их короткого путешествия граф стремительно поднялся и помог Розали выйти, держа ее за руку. Ее по-прежнему волновало присутствие Джерваса, и она споткнулась на последней ступеньке, потеряв равновесие. Правая лодыжка Розали тут же дала о себе знать. Превозмогая боль, она попыталась улыбнуться герцогу, который с подчеркнутой любезностью попрощался с ней. Розали подождала, когда карета свернет за угол Айлингтон-Роуд, и, прихрамывая, побрела. Она опиралась рукой о перила, и без них вряд ли смогла бы подойти к дому и открыть дверь. Ей становилось все хуже, и когда она поняла, что о завтрашнем выступлении не может быть и речи, кровь застыла у нее в жилах. Господи, какие танцы, если она с трудом способна передвигаться! Она приложила немало усилий, чтобы открыть дверь, и ощутила слабость и тошноту. Тускло освещенная лестница оказалась для нее непреодолимым препятствием. У нее зазвенело в ушах, и глаза застилала пелена. Остановившись на ступеньке, она чуть не упала. Как же она завтра будет участвовать в репетиции нового балета на Тотнем-стрит? Откуда-то издалека донесся донесся отчаянный крик Пегги: – Скорее, сюда! Эй, кто-нибудь, скорее! Мисс Роз потеряла сознание! Ружья в Тауэре стреляли в полдень каждый месяц двадцать пятого числа, знаменуя пятнадцатый год правления короля. Но в этом году праздничная дата отмечалась менее торжественно, чем в прошлом октябре. Памятные медали были отменены, а гулянья разрешены только в общественных местах. Патриотически настроенные горожане прикололи к шляпам лавровые ветки, а дети собрались в парках и запускали петарды и фейерверки. Однако большинство магазинов оставалось открытыми. Самого короля никто не видел ни в Виндзоре, ни в Лондоне, и по городу поползли слухи, что его любимая дочь, принцесса Амелия, неизлечимо больна. Вечером герцог Солуэй и лорд Элстон отправились на юбилейный бал в Аргайл-румз и обнаружили, что тревожные слухи стали достоянием всех и заметно омрачили вечер. Однако на Джерваса куда сильнее подействовало появление леди Титус, вдовы, за которой он ухаживал в прошлом году. Необыкновенная красота помогла ей преодолеть многие социальные барьеры. Она родилась в незнатной семье и рано вышла замуж за скромного офицера, но во время короткого вдовства успела прославиться своими любовными связями. Она добилась своего и привела к алтарю старого сэра Анлджернона Титуса. Их брак продлился лишь несколько месяцев, и сэр Алджернон был смертельно ранен на дуэли лордом Блайзом, ее бывшим любовником, впоследствии соблазнившим кузину Джерваса Нериосу. И хотя она сохранила прежнюю миловидность, а ее карие глаза были, как и раньше, мягки и полны призывного блеска, герцога больше не привлекали пышные формы вдовы. Она обманула его, страсть померкла, а привязанности был нанесен сильнейший удар. Когда он увидел, как она вышла из столовой под руку с новым поклонником в парадном гвардейском мундире, то удивился собственному равнодушию. Он понял, что полностью излечился и прозрел. Он не стал уклоняться от встречи с ней в переполненном зале и даже поспорил о судьбе королевской семьи. Леди Титус узнала от своего гвардейца, что по королевскому предписанию в Виндзорский дворец был вызван ювелир. Ему сообщили, что принцесса Амелия пожелала выбрать камень для кольца. Она решила подарить его бедному отцу с выгравированной надписью: «Вспоминай меня, когда я уйду». Музыканты заиграли популярный танец, и вдова Титус с надеждой взглянула на Джерваса. Он был принужден ответить: – Вы можете пригласить на этот танец Дэмона, а я до сих пор ношу траур по отцу. – Мне это безразлично, резко отозвалась она. – Я утратила вкус к танцам после того, как вы меня бросили. – Упреки бесполезны, Джорджиана. – Но вы даже не дали мне возможности все объяснить или защитить себя. – Я не нуждаюсь в объяснениях. – Джервас, – не слушая его, продолжала она, – боюсь, это ваши родители вынудили вас порвать со мной. – И вместо того, чтобы дождаться меня в тот вечер и выяснить правду, вы сразу воспользовались случаем и изменили мне. Вы хотите рассказать мне, что тогда произошло? Прежде вас не слишком волновало прошлое. Она тряхнула светлыми кудрями и задумчиво проговорила: – Я не перестаю сожалеть об этом и буду счастлива, если мы простим друг друга. – Боюсь, у вас мало шансов. Сразу после выступления в палате лордов я уеду из города в Нортхемптоншир и не собираюсь возвращаться до весны. Она еще выше вскинула голову и угрожающим тоном произнесла: – В таком случае, полагаю, что во время вашего отсутствия меня утешит лорд Элстон. – Ах, Джорджиана, ему тоже нужна преданная любовница. Ваша ошибка оказалась роковой. Осознав, что ей не удалось пробудить ревность Джерваса, вдова с подчеркнутой беспечностью заметила: – Желаю вам приятно провести вечер, ваша светлость. Уверена, что мы еще увидимся в этом сезоне. Он пересказал этот разговор маркизу за бутылкой коньяка из подвалов особняка Элстона. – Она чертовски привлекательная женщина, хотя здравого смысла у нее маловато, – заметил Дэмон. – Джорджиана мне всегда нравилась, я ее жалел. Только подумать, что она могла стать твоей женой и герцогиней! Как бы она себя вела? Джервас пожал плечами: – Даже мысль о женитьбе на ней была глупостью. – Не удивительно, что сегодня она пыталась нас заполучить. Ты – весьма завидная партия, холостых герцогов моложе пятидесяти лет можно пересчитать по пальцам. Но, вероятно, Джорджиану больше привлекает твое состояние, а не титул. У нее слишком мало денег и масса долгов. Чего стоит один ее особняк на Клиффорд-стрит – неуместный знак поклонения Алджи! Джервасу захотелось переменить тему разговора, и он спросил: – Ты по-прежнему дружен со всеми этими знатоками искусства? – Я общаюсь только с Томасом Хоупом, но остаюсь в нормальных отношениях с сэром Джорджем Бомонтом. А что бы ты хотел узнать? – Я пытаюсь выяснить, где находится картина Греза. Портрет цыганки под названием «Озорница». Я желаю ее купить. – Если ты намерен стать коллекционером французской живописи, то я могу помочь тебе приобрести очаровательную картину Ватто. Ее должны в скором времени выставить на продажу. Несомненно, она стоит гораздо дороже какого-то Греза. – Я не намерен вкладывать в нее свое состояние. – Заметив удивленный взгляд приятеля, Джервас пояснил: – Я хочу вернуть ее прежнему владельцу. Он еще не знал, во сколько обойдется его щедрый дар молоденькой танцовщице, и не был готов к ответу на жестко поставленный вопрос. В сущности, он сам не понимал, что делает. Мистер Джаспер Даффилд сумел справиться с юным лордом Свонборо и приучил его к жизни по расписанию. Тем самым он сразу завоевал доверие Джерваса и всех слуг. Прежде не управляемый и своевольный мальчишка теперь вставал в определенное время, на два часа раньше своего опекуна, и до завтрака посвящал два часа занятиям. В полдень он и его гувернер обычно покидали особняк Солуэй, а к вечеру его энергия обычно иссякала, и он редко попадался на глаза Джервасу. Зайдя как-то утром в столовую, Джервас дружелюбно улыбнулся молодому человеку в очках, с появлением которого в доме восстановился порядок. – Добрый день, мистер Даффилд. Я мечтаю услышать ваш отчет о вчерашней учебной экскурсии. Ниниан поддел на вилку большой кусок бекона. – Мы смотрели мрамор Элджина. Эти древности на редкость важны, правда, Джап? – Конечно, милорд, и я счастлив, что вы разделяете это мнение. Темноволосый молодой человек улыбался чаще, чем можно было ожидать от гувернера, очевидно потому, что уже в первую неделю общения с лордом Свонборо одержал победу и зарекомендовал себя хорошим педагогом и воспитателем. Он не придавал значения формальностям, что очень понравилось его ученику, а их прогулки по Лондону оказались интересными и полезными. – Не забудь, – лукаво добавил Ниниан, – я пошел только потому, что ты согласился взять меня с собой и пойти туда, куда я хочу. Я решил отправиться с тобой в Седлерз-Уэллз, чтобы ты мог познакомиться с мадемуазель. – Театр заканчивает свой сезон и скоро закроется, – вставил Джервас. Однако это сообщение не ослабило решимости юного лорда, и он не замедлил откликнуться: – В таком случае мы с Джапом пригласим ее в сады с минеральными источниками. – Он повернулся к мистеру Даффилду и продолжил: – Мадемуазель, конечно, француженка, но очень мила. И хорошенькая. – Я так и понял, милорд. Когда вы допьете чай, то можете вернуться в классную комнату и закончить свое сочинение. Ниниан сделал последний глоток, отставил пустую чашку в сторону и поднялся из-за стола. Он не просто подчинился указаниям наставника, но сделал это совершенно безропотно. «Какое достижение, и как-легко гувернер сумел этого добиться!» – подумал Джервас. – Вы не разрешите мне взять молодого лорда в Айлингтон, ваша светлость? – обратился к герцогу мистер Даффилд. – Я полагаю, что смогу совместить осмотр систем водоснабжения Нью-Ривер с рассказами о римских акведуках. – Вы очень находчивы, – одобрительно заметил Джервас. – Нет, я не против поездки в Айлингтон, но Ниниан не должен попусту беспокоить мадемуазель де Барант. Если он так хочет ее повидать, то напомните ему, что днем у нее репетиции. Джервас разделял восхищение племянника Розали и тоже мечтал с ней встретиться. Но он никак не мог отделаться от чувства вины за свое излишне вольное поведение во время их последнего свидания. Вряд ли он совершил преступление, поцеловав ее, убеждал он себя, но подозрение, что она восприняла его поступок иначе, мучило его. Теперь подходящим поводом для новой встречи станет возвращение картины Греза, которую еще предстояло отыскать, так что торопиться ему было некуда. Он уединился в библиотеке, где его ждали утренние газеты. Новости из Виндзора были одна другой хуже. Король получил от умирающей дочери кольцо с выгравированной надписью и долго безутешно плакал. После этого его состояние здоровья резко ухудшилось. Он нездоров, сообщали газеты, и это многозначительное определение вновь напомнило англичанам слухи о безумии короля. Придворные медики регулярно публиковали бюллетени о здоровье его величества и за всю неделю ни разу не попытались скрыть горькую правду. Тяжелая болезнь возобновилась, и тревога короля за принцессу Амелию сделала его пугающе безвольным и непоследовательным. Монарх не смог подписать акт о продлении парламентских каникул или исполнить свой долг, обратившись к обеим палатам. Первого ноября парламент собрался в Вестминстере. На следующий день умерла принцесса Амелия, и правительственный кризис усилился. Ее отец окончательно разболелся, и в его выздоровление уже никто не верил. И лорды, и простолюдины могли проголосовать лишь за двухнедельный перерыв в работе парламента. За это время виги объединились вокруг принца Уэльского и шумно требовали билля о регентстве, а тори постоянно расспрашивали врачей о здоровье короля, надеясь получить благоприятные сведения, способные предотвратить столь решительные меры. Джервас отказался от членства в верхней палате. Ничто больше не удерживало его в Лондоне, и он ощутил, что мечтает вновь уехать в замок Хабердин. В клубах кипели политические споры, не отставали от мужчин и хозяйки салонов. Но для Джерваса эти страсти не шли ни в какое сравнение с буколическим очарованием Нортхемптоншира. В глубине души он считал, что регентсво неизбежно, но предпочитал не высказываться по этому поводу, во всяком случае до голосования. Как-то в хмурый полдень, проезжая по городу и глядя на низко нависшие серые облака, он, повинуясь внезапному импульсу, направился в Айлингтон. Когда его экипаж приблизился к Оуэнз-Рау, он решил, что ему стоит выяснить, дома ли Розали де Барант. Он осторожно дернул поводья и заставил лошадей повернуть. Ему захотелось как-то оправдать свое появление в глазах Розали, и он подумал, что ему надо поподробнее расспросить девушку о пропавшей картине Греза, и тем самым облегчить поиски. Он на всем ходу остановил экипаж у ее дома и отдал поводья умелому груму. Подошел к двери и постучал в нее серебряным концом своего хлыста. Вскоре на пороге появилась бледная, худая служанка. – Вас не затруднит ответить мне, принимает ли сегодня гостей мадемуазель де Барант? – поинтересовался он. – Мисс Роз? Она уехала, сэр. – А когда она обещала вернуться? – Девушка безучастно взглянула на него. – Об этом она ничего не сказала. Надеюсь, что она вернется, но не думаю, что ей самой этого очень хочется, особенно если она не сможет больше танцевать. – Она заболела? – Я испугалась, когда увидела ее лежащей на лестнице, – сбивчиво проговорила служанка. – И лишь когда хозяйка вызвала врача, мы узнали, что у мисс Роз растянута лодыжка. Она не объяснила, как это случилось. Мисс Роз пролежала в постели неделю или больше, а потом попросила меня упаковать ее вещи и отправить их с почтовой каретой. Насколько мне известно, она покинула город в тот же день, и на правой ноге у нее по-прежнему была повязка. Если бы он позволил Ниниану навестить ее раньше, с горечью подумал Джервас, или пришел бы сам, то узнал бы об этой драме. – Вы не представляете, куда она отправилась? – Нет, сэр. Ее навещала миссис Гримальди, жена клоуна. Может быть, она знает. А другие актеры, живущие здесь, не дружили с мисс Роз, и уж им-то она ничего не сказала. – Если вы не возражаете, я пройду в дом и поговорю с вами. Как вас зовут? – Пег Райли, – ответила она, входя с гостем в прихожую. – Я всегда готовила завтраки для мисс Роз и убирала ее комнаты. Больше здесь никого нет, так что можете смотреть, сколько вам угодно. – Благодарю вас, я так и сделаю. – Она забрала все свои вещи вазу для цветов, эстампы и фарфоровую статуэтку своей матери. – Пег вела Джерваса по узкой лестнице. – Знаете, она была француженкой, то есть она француженка, – поправилась служанка. – Я не должна говорить так, как будто она умерла, хотя, думаю, она в это время не раз мечтала о смерти. Однажды я увидела ее плачущей и, уверяю вас, не только от боли. Прежде она никогда не была такой грустной, даже когда рассказывала мне о гильотине. Джервас торопливо поднялся на верхнюю ступеньку. – О гильотине? – И об убийцах. Когда она жила в Париже, одного ее знакомого закололи ножом. Он в это время находился в ванной, во всяком случае, я думаю, что она его знала. С кем-то из них она была знакома, с кем-то нет. – Она немного помолчала, остановившись у двери в конце коридора, открыла ее и сказала: – Вы можете войти сюда, сэр. Его привели в ужас маленькая комнатка и убогая мебель – исцарапанный чайный столик, простые стулья и софа с выцветшей обивкой. Когда он переступил порог, под ним заскрипели половицы. Бегло осмотрев другую комнату, где стояли кровать, надтреснутое зеркало и гардероб, явно знавший лучшие времена, Джервас возвратился в тесную гостиную. Ему стало больно от сознания, что милая, жизнерадостная танцовщица жила в столь бедной и гнетущей обстановке. Он мог бы с облегчением вздохнуть, узнав, что Розали наконец рассталась с этой мерзостью запустения. Но где она теперь, удалось ли ей найти себе более уютное пристанище. Эти вопросы не выходили у Джерваса из головы. «А вдруг ее положение еще более ухудшилось?» – с грустью думал он. Пег Райли тоже была грустна и встревожена. Очевидно, она чувствовала то же, что и он. Не желая скрывать своих чувств, Джервас с воодушевлением произнес: – Прошу вас, не бойтесь, я найду ее, где бы она ни была. А теперь, если позволите, я желал бы узнать адрес миссис Гримальди. |
||
|