"Горе от богатства" - читать интересную книгу автора (Пембертон Маргарет)

ГЛАВА 8

Месяцы, что Александр вынужденно гостил у лорда Пауэрскота, казались ему самыми долгими, самыми нудными и пустыми в жизни. Отец давно отозвал его компаньона и репетитора, не видя смысла платить ему жалованье за то время, пока Александр прикован к постели и не в состоянии бродить по музеям Европы. Лорд Пауэрскот не задерживался надолго в своем ирландском поместье, он наезжал сюда, только чтобы отдохнуть и расслабиться. Зиму он проводил у себя в лондонском доме, заседал в палате лордов, наслаждался уютом своего клуба и оперой.

Ранней весной на несколько недель приехала леди Пауэрскот с двумя дочерьми, которые немного развлекли Александра. Но время пролетело очень быстро. Он опять остался в компании доктора, снова потекли тоскливые дни и недели.

Иногда Александр думал, что, поправившись, первым делом придушит сэра Ральфа Финнз-Бортона. Этот пожилой человек и пальцем не пошевелил, чтобы как-то скрасить одиночество Александра. Каждое утро он торжественно входил в комнату своего пациента, бегло осматривал его и сразу же отправлялся на озеро Блэкуотер, где самозабвенно, в любую погоду, предавался рыбалке. Вечерами он работал над монографией.

Иногда, чтобы не умереть от скуки, Александр усаживался играть в карты с дворецким лорда Пауэрскота. Но чаще он лежал, растянувшись на постели в ожидании, когда заживут мышцы и сухожилия, и думал о Дженевре.

Лорд Пауэрскот узнал для него йоркширский адрес Гудзонов и навел справки о Дженевре. В начале марта он прислал Александру записку на бланке палаты лордов «Уильям Гудзон с начала года находится в Англии, но он приехал без мисс Гудзон. Насколько я понял, она сейчас путешевствует по Италии в сопровождении тетушки. Извините, что удалось узнать так мало».

Александр был благодарен лорду Пауэрскоту: он сделал все, что мог, и даже намного больше, чем сделал бы любой другой на его месте. Теперь надо дождаться, когда Дженевра вернется из Италии, а он поправится и восстановит силы.

В начале мая Александр сделал первые осторожные шаги. Сэр Ральф Финнз-Бортон, радостно потирая руки, заявил, что это результат его неустанных забот. Он поспешил тут же отправить письмо Виктору Каролису, а Александр опять обратился к лорду Пауэрскоту с просьбой выяснить, не вернулась ли Дженевра.

В середине мая Александр уже выходил из дома на костылях. Отец потребовал, чтобы он вернулся домой, как только окрепнет. Пришло известие от лорда Пауэрскота. Он писал, что Дженевра, кажется, в Лондоне с той же тетушкой, которая сопровождала ее в поездке по Италии.

Александр перечитывал письмо снова и снова, он сгорал от нетерпения, радость переполняла его. Всего несколько недель – он сможет ходить без посторонней помощи. Через несколько недель Александр покинет Ирландию, отправится в Йоркшир, и если придется, под дулом пистолета выбьет из Уильяма лондонский адрес Дженевры. А потом еще несколько часов – и они уедут вместе. Дженевра вернется в Нью-Йорк его невестой.

Час за часом, день за днем он упорно тренировал руки и ноги, восстанавливая их силу и подвижность.

– Друг мой, я так рад вашим успехам, – от души порадовался за него лорд Пауэрскот, когда в середине июня привез на пару недель своих друзей порыбачить. – Финнз-Бортон отлично потрудился.

Александр чуть заметно улыбнулся и ничего не сказал. Он-то хорошо знал, что Финнз-Бортон почти не имеет отношения к его выздоровлению. Это случилось только благодаря его собственной настойчивости и воле. Он поставил перед собой цель – поправиться, чтобы найти Дженевру.

– Через несколько дней я покину вас, сэр, – сообщил Александр лорду Пауэрскоту, когда они дружески беседовали, сидя в плетеных креслах в саду у дома в ожидании возвращения друзей лорда с рыбалки.

Лорд Пауэрскот чуть заметно нахмурился.

– Вы уверены, что не торопите события? Возможно, вам действительно немного лучше, но до полного выздоровления еще далеко. Почему бы вам не подождать до конца лета?

Александр вздрогнул при одной мысли, что может задержаться в Ирландии хотя бы на один день дольше, чем необходимо.

– Нет, сэр, – ответил он твердо. – Я высоко ценю ваше гостеприимство и доброту, но вполне могу завершить выздоровление в нашем поместье, условия там такие же.

– Или в Йоркшире? – Лорд Пауэрскот вопросительно поднял бровь.

Александр рассмеялся.

– Или в Йоркшире, – подтвердил он, чувствуя радостную легкость во всем теле от того, что совсем скоро сожмет Дженевру в своих объятиях.

На следующее утро Александр завтракал рано, когда друзья лорда Пауэрскота еще спали. В субботу он уезжает. Он доберется поездом до Дандолка и дальше морем из Дандолка в Холихед. Оттуда по железной дороге – в Иорк, а там оставшиеся пятнадцать миль до дома Гудзонов в Эйсгарте проделает на извозчике.

Покончив с блюдом из почек с пряностями и беконом, он принялся за подрумяненный хлебец с джемом. Ему потребуется еще один день, чтобы добраться до Лондона. На следующей неделе они с Дженеврой уже будут вместе. Он открыл свежую газету, которая лежала рядом с его тарелкой, и заметил, что от нетерпения у него дрожат руки. Всего несколько дней отделяют его от Дженевры, всего несколько десятков часов.

«Таймс» специально доставляли из Лондона в Уотерфорд для лорда Пауэрскота. Александр без всякого интереса перевернул первую страницу с частными объявлениями, пробежал глазами заголовки в поисках сообщений о войне в Америке, но с раздражением увидел, что все страницы заняты куда менее важными новостями: договором между Британией, Францией и Россией, по которому Ионические острова отходили к Греции. Он уже было перевернул очередную страницу, как вдруг в колонке «Некрологи» фамилия «Гудзон» привлекла его внимание.

Александр отодвинул тарелку и поудобнее разложил газету на столе. У него мелькнула мысль, что умерший, возможно, был родственником Дженевры, а может, умер сам Уильям Гудзон. Лакей убрал тарелку, другой лакей налил ему горячего кофе. Александр поднял чашку, сделал небольшой глоток и начал читать некролог. Он ничего не понял. Его охватило жуткое ощущение нереальности происходящего. Как будто он опять читал письмо Чарли. Александр вглядывался в слова, но их смысл был слишком ужасен, недоступен для понимания, разум отказывался верить прочитанному.

«Мисс Дженевра Гудзон… двадцати лет… единственная горячо любимая дочь железнодорожного короля мистера Уильяма Гудзона скоропостижно скончалась от лихорадки… разносторонне образованная… последние годы жила в Нью-Йорке… была украшением общества…»

Комната поплыла у него перед глазами, руки вдруг ослабели, чашка полетела вниз, горячий кофе вылился на брюки. Александр несколько раз перечитал некролог, ему стало душно, он не замечал, как засуетились вокруг лакеи, один из них попытался промокнуть пролитый кофе с его брюк, другой побежал сообщить лорду Пауэрскоту, что их гостю стало плохо.

Умерла! Джинни умерла! Невозможно! Не может быть! Напечатанное в газете наплывало на него со всей непреложностью и необратимостью. «Дженевра Гудзон… единственная горячо любимая дочь… скоропостижно скончалась от лихорадки…» Она умерла, и он уже никогда больше не увидит ее, никогда не прижмет к своей груди, никогда не поцелует, никогда не будет любить ее. Это неправда! Слишком чудовищно! Чувство ужасного, непоправимого несчастья овладело всем его существом.

Лорд Пауэрскот влетел в комнату, едва успев накинуть шелковый халат.

– Что случилось, друг мой? – спросил он с тревогой. – Вам нехорошо? Лакей сказал, вы чуть не задохнулись.

Александр оторвал взгляд от газеты и посмотрел на него.

– Она умерла, – глухо проговорил он, – Джинни умерла.

Лицо его посерело.

– Дорогой мой… – Лорд Пауэрскот подошел к столу, прочитал некролог, затем повернулся к слугам и велел оставить их одних. – Дорогой мой… – повторил он, сочувственно положив руку Александру на плечо, – мне очень жаль. Очень, очень жаль.

Александр повернулся и, уткнувшись лицом в его грудь, словно лорд Пауэрскот приходился ему отцом, разрыдался как ребенок.

Вечером того же дня, уже в сумерках, Александр сидел в одиночестве на свежем воздухе, глядя на восток, где вдалеке переливалось море. Случившееся было столь чудовищно, что с трудом укладывалось у него в голове. Она умерла пять дней назад. Когда он с лордом Пауэрскотом грелся под лучами теплого июньского солнца и тот предложил Александру задержаться у него до полного выздоровления, Дженевра уже была мертва. Когда он упражнялся, восстанавливая мышцы рук и ног, и предвкушал радость от встречи с любимой, она уже была мертва. Она умерла, а он даже не знал о ее болезни. Он до боли в суставах сжал подлокотники кресла. Она умерла, будучи уверенной, что Александр ее бросил.

Сумерки незаметно перешли в ночь. Бриз, дующий с Ирландского моря, принес прохладу. Александр все сидел, устремив невидящий взгляд в темноту, он понимал, что уже никогда не станет прежним. Умри Дженевра его женой или невестой, его горе было бы безмерно, но он все же остался бы человеком, которого она любила. Но она умерла, не став ему ни женой, ни невестой. По прихоти его отца она умерла с мыслью, что Александр разлюбил ее. Он представлял, какую боль она испытывала, и терял рассудок.

Ненависть к отцу душила его. Не важно, что писали газеты, он твердо знал, что его отец был истинной причиной смерти Дженевры. Она умерла с разбитым сердцем, а ему с разбитым сердцем предстоит жить. И все только из-за амбиций его отца. Видите ли, Дженевра была недостойна стать его невестой. Чтобы помешать им, отец пошел на ложь и обман.

Когда небо на востоке озарилось первыми лучами рассветного солнца, Александр медленно поднялся с кресла. Он отомстит за смерть Дженевры. Отец дорого заплатит за причиненное зло. И в память о Дженевре он никогда никого не полюбит. Ни-ког-да!

В тот же день, когда лорд Пауэрскот уезжал в Англию, Александр покинул его гостеприимное поместье и направился в порт, откуда отплывали пароходы в Америку. Лорд Пауэрскот настойчиво рекомендовал ему воспользоваться в путешествии услугами одного из своих камердинеров, и Александр с благодарностью согласился. В то время, как камердинер в последний раз проверял, все ли уложено, лорд Пауэрскот с беспокойством обратился к Александру:

– Вы уверены, что сможете перенести столь длительное путешествие, друг мой? Может быть, все-таки немного повремените с возвращением в Америку и съездите со мной в Лондон? Обещаю, скучать не придется, если захотите – осмотрите красоты нашей столицы. Побываете в Солсбери и Стратфорде.

Александр покачал головой. Он был тронут отеческой заботой лорда Пауэрскота, но не мог дольше злоупотреблять его гостеприимством. Не мог, да и не хотел. Его снедало желание лично сообщить отцу о смерти Дженевры. Александр хотел увидеть лицо отца в то мгновение, когда объявит, что никогда не простит его; что разрушит его жизнь, так же как отец разрушил их с Дженеврой жизни; когда скажет отцу, что заставит его заплатить за причиненное зло.

– Нет, сэр, благодарю вас, но я уже принял решение.

Лорд Пауэрскот понял, что настаивать бесполезно. Александр и так уже вынужденно прогостил у него шесть месяцев, а для молодого человека двадцати одного года это бесконечно длинный срок. Неудивительно, что Александр стремится вернуться домой к семье и друзьям.

Открытая коляска уже поджидала лорда Пауэрскота, который искренне привязался к Александру.

– Bon voyage, друг мой, – сказал он ласково. – Кланяйтесь отцу.

Отец!

От напряжения у Александра заиграли желваки. Он, конечно, передаст отцу поклон, но только из уважения к лорду Пауэрскоту. А затем выплеснет ему в лицо все свое презрение, горечь и ненависть.

Сорок миль от Уотерфорда до Квинстауна Александр проделал поездом. Он угрюмо смотрел в окно: пейзаж был на редкость однообразный – одна трава. Изредка это однообразие нарушала кучка прибившихся друг к другу глинобитных лачуг с полуголыми ребятишками у дверей. Квипстаун оказался еще хуже. Александр нанял извозчика, чтобы доехать от вокзала до порта, хотя они находились совсем рядом. Грязные, заваленные отбросами улицы привели его в ужас.

Лорд Пауэрскот заказал ему каюту на «Скотий», судне компании «Кунард». Александр знал, что плывет первым классом в каюте-люкс. Новостью оказалось то, что этим же пароходом в Америку отправлялись бедняки-эмигранты, разумеется, в трюме – как можно дальше от пассажиров первого класса.

– Боже! – недовольно вырвалось у Александра, когда женщина в лохмотьях с хнычущим ребенком на руках прошла совсем близко от него и оставила на рукаве его морской куртки сопливый след. Тиль, его новый камердинер, тут же бросился к нему и ловко привел куртку в порядок.

– Сожалею, сэр, они не должны бы пускать сюда эмигрантов. Но на борту обычно мало джентльменов, поэтому и условий нет.

Это Александр видел. На причале стоял всего лишь один элегантный экипаж, в котором сидела пожилая дама и смотрела на толчею и грязь вокруг с таким же ужасом, как и Александр. Впереди одинокий джентльмен с камердинером поднимался по трапу первого класса. Основную же массу отплывающих составляли оборванные, грязные ирландцы. Они путешествовали четвертым классом и поэтому поднимались по отдельному трапу.

– Голодранцы, сэр, – с презрением отозвался камердинер Тиль, поправляя на своем плече дорожную сумку Александра. Сам Тиль был англичанином. – Но на борту они вас не потревожат. Вы их не увидите и не услышите, сэр.

Это обрадовало Александра. Когда они направлялись к своему трапу, Александр заметил, как сквозь толпу эмигрантов протискивается белокурая девушка. Ее черное траурное шелковое платье с кринолином резко выделялось на фоне домотканых платков и изношенной одежды окружающих. Когда она пробегала мимо Александра к поджидавшему ее экипажу с пожилой дамой, он успел рассмотреть заплаканное лицо девушки.

«Интересно, – подумал Александр, – она плачет из-за недавней потери или потому, что очутилась среди этих оборванцев?»

– За их проезд часто платят землевладельцы, сэр, – произнес Тиль, стараясь угадать, о чем думает хозяин. – Так легче всего от них избавиться.

Александр кивнул. Лорд Пауэрскот рассказывал ему, как трудно отделаться от этой рвани, чтобы освободить земли для разведения овец – куда более прибыльного занятия.

Девушка в черном платье уже уселась в экипаж, и хотя ее лица не было видно, Александр понял, что пожилая дама успокаивает ее, а девушка все еще плачет.

– Слава Богу, добрались, сэр, – сказал Тиль с облегчением, когда они подошли к трапу. – Я подготовлю вашу каюту и прослежу за остальным багажом, сэр.

Александр с удовольствием ухватился за поручни трапа – еще не окрепшая после травмы нога побаливала. Сэр Ральф Финнз-Бортон советовал Александру некоторое время пользоваться тростью, пока нога полностью не оправится, но гордость помешала юноше последовать совету доктора. Теперь он очень сожалел об этом.

– Как вы себя чувствуете, сэр? – с участием спросил Гиль.

Александр кивнул и отпустил поручни. Он поднимался по трапу, чуть прихрамывая. Это было признаком физической слабости, с которой Александр твердо решил расстаться за время путешествия. Он проведет в море десять дней, и все это время будет напряженно упражняться. Он хотел предстать перед отцом в отличной форме, без каких-либо признаковувечья. Отец! У Александра непроизвольно сжались кулаки, и в который раз подумал о том, что скажет ему, как отомстит.

Прошло уже несколько дней, а Александр никак не мог придумать, как отомстить отцу. Все способы, приходившие в голову, были несоизмеримы со злом, которое причинил ему отец. Дженевра умерла в уверенности, что Александр ее разлюбил, что он никогда не любил ее по-настоящему. Часами Александр стоял на палубе, устремив взгляд на вздымающиеся светло-зеленые воды океана, слезы катились у него по лицу. Что он делал в то мгновение, когда Дженевра умирала? Разговаривал с лордом Пауэрскотом? Играл с ним в шахматы? Ел, пил или даже смеялся? Но хуже этих страданий было другое – Александр часто просыпался по утрам с чувством, что Дженевра жива, и с ужасом вспоминал, что ее больше нет.

Он ни с кем не общался, ел в своей каюте, сидел в одиночестве на палубе и сразу же уходил, засунув руки глубоко в карманы, как только кто-либо присаживался неподалеку.

Палуба первого класса была просторной, и он много ходил, тренируя ноги, чтобы не осталось и следов хромоты. Кормовая часть верхней палубы соседствовала с кормой нижней, отведенной для эмигрантов, и поэтому почти всегда была безлюдной. Александр попросту не замечал эмигрантов, а поскольку именно на корме можно было находиться в полном одиночестве, здесь он и проводил большую часть времени, устремив печальный взгляд на океан либо на крошечную часть нижней палубы, отведенную эмигрантам.

Мужчины и женщины в четвертом классе плыли раздельно. Мужчины томились от безделья, сбивались в группы, а на другой стороне, за перегородкой, женщины старались по возможности наладить быт, качали младенцев, готовили пищу из жалких запасов, взятых в дорогу, стирали в морской воде, которую ведрами поднимали на палубу, и развешивали выстиранное где только можно. Они ютились в такой тесноте, что Александр не понимал, как они вообще умудряются что-то делать. Тиль где-то разузнал и рассказал ему, что британское правительство разрешает пароходным компаниям брать на борт не более шестисот эмигрантов, но на «Скотий» их было не менее тысячи. Александр не сомневался в словах камердинера. Черный зев вел во чрево корабля, где в невообразимой грязи коротали время те, кто не смог выбраться на палубу.

Александр стоял на корме первого класса, а женщины снизу бросали на него украдкой любопытные взгляды, мужчины же смотрели с неприкрытой злобой. Но Александр не видел этой враждебности. Он был слишком поглощен своим горем, чтобы замечать происходящее вокруг, а если бы и заметил, отнесся бы к этому с высокомерным безразличием. Они были для него ирландской рванью, такой же, как ирландцы Нью-Йорка, чьи ряды эти эмигранты скоро пополнят. Александр воспринимал их не как человеческих особей, а наравне со скотом.

Океан становился все неспокойнее, брызги уже долетали до нижней палубы, и самые боязливые поспешили спуститься в душный тесный трюм, где все они жили и спали в страшной тесноте. Александр не двинулся с места. Он поднял ворот куртки, чтобы защититься от брызг, и погрузился в думы, которые мучили его днем и ночью. Как заставить отца заплатить за зло, которое он причинил, возомнив себя почти богом и уверовав, что может распоряжаться чужими судьбами Если просто убить, смерть прекратит его страдания. А он, Александр, обречен страдать из-за его подлости до конца дней. Нет, убийство – слишком легкий выход, слишком милосердный…

«Скотия» начала угрожающе переваливаться с боку на бок. Александр чуть было не упал. Палуба первого класса у него за спиной опустела, и только несколько человек из трюма остались внизу, непрерывно обдаваемые брызгами высоких волн. Одной из этих немногих была девушка, обращавшая так же мало внимания на высокие белогривые волны, как и Александр. Она стояла, устремив взор на бушующий океан, не замечая водопада брызг, и крепко обнимала вентиляционную трубу, чтобы удержаться на ногах.

Александр думал все о том же. Через восемь дней он вернется в Нью-Иорк, за это время он обязан найти решение. Преступление, которое совершил его отец, заслуживает не просто наказания. Он должен быть наказан самым изощренным образом. Отец считал, что Дженевра с ее воспитанием, красотой очарованием, с ее богатством не пара его сыну и не годится невестки Каролисам, он сделал все, чтобы помешать их браку. На что же теперь надеется отец, сидя в королевской роскоши на Пятой авеню в ожидании сына? Ждет ссоры, за которой последует временное отчуждение, а затем примирение и свадьба, в результате которой он заполучит, наконец, желанную родовитую невестку?

Александр плотнее сжал губы. Если отец надеется на такой исход, его ждет горькое разочарование. Примирения не будет, не будет никогда. Не видать отцу титулованной невестки, которая окончательно укрепит его положение среди нью-йоркской знати. Вместо этого он получит…

Огромная волна резко накренила пароход, Александра бросило на спину, и он покатился по палубе. Он задержался, ухватившись за поручни, ограждавшие корму верхней палубы, у него перехватило дыхание, когда брызги дождем окатили его. Девушка быстро повернулась к нему.

– Как вы?! – крикнула она ему, видя, с каким трудом он стоит.

Он кивнул в ответ, сознавая, что его чуть было не смыло за борт и что оставаться на палубе – чистое сумасшествие для них обоих.

– Вы сможете добраться до трюма?! – крикнул он девушке.

Она кивнула, и Александр разглядел ее блестящие черные волосы, живые голубые глаза, широко посаженные и опушенные густыми ресницами. На какое-то мгновение палуба выпрямилась. Не дожидаясь следующего крена, девушка отпустила спасительную трубу и с трудом побежала по скользкой палубе к трюму.

Корабль снова опасно накренился на бок. Александр не стал дожидаться, пока девушка скроется в люке, и направился к своей каюте.

– Минуточку, сэр! – крикнул ему офицер, осторожно, боком приближаясь к юноше.

Александр откровенно обрадовался его помощи.

– Неподходящая погода для прогулки, сэр, – произнес несколько укоризненно его спаситель. – Держитесь за меня покрепче, я отведу вас в каюту.

В этой ситуации не следовало высокомерно отказываться от помощи. Александр ухватился за офицера и с опозданием вспомнил, что не знаком со статистикой погибших пассажиров на кораблях компании «Кунард».

Корабль продолжало кидать с боку на бок. В относительной безопасности каюты Александр попытался вспомнить, какая мысль пришла ему в голову в то мгновение, когда волна швырнула его на спину и покатила по палубе.

Тогда он думал об отце, о его одержимости заполучить в невестки особу, родовитость которой навсегда бы стерла из памяти общества воспоминания о низком происхождении Сандора Каролиса. Александр смотрел в тот миг на нижнюю палубу, отведенную для эмигрантов.

Он чуть не задохнулся от радости, будто пелена спала с его глаз. Ну конечно! Это же так просто! Так очевидно! Решение было прямо перед ним. Отец надеялся, что сумеет разлучить егс с Дженеврой и навязать более подходящую, знатную невесту. А он, Александр, обеспечит отцу невестку прямо противоположную всем его устремлениям, амбициям и замыслам.

Александр радостно соскочил с кровати и погрозил кулаком невидимому противнику. Он отплатит отцу его же монетой. Он женится на такой девушке, рядом с которой Дженевра показалась бы отцу английской принцессой, на девушке, брак с которой навсегда закроет перед отцом двери общества и его не cnacyт никакие миллионы. Александр усмехнулся, потом расхохотался. Он женится на девушке, которая воплощает собой все, что презирает нью-йоркская знать. Прежде всего, надо убедиться, что девушка католичка. Одно это послужит прочной гарантией того, что двери общества, состоящего из потомков голландских переселенцев-протестантов, закроются перед ним. Он женится на девушке без образования и воспитания, национальность которой – синоним нищеты и батрачества. Он женится на девушке из тех, кого его камердинер назвал «рванью», на одной из ирландских девушек, которые плывут на «Скотий».

К вечеру ветер утих, океан немного успокоился. Александр был вне себя от радости, что придумал, как отомстить отцу. Он даже принял приглашение капитана отобедать с ним, которое до сих пор отклонял.

– Часто ли вам приходится совершать во время плавания свадебные обряды? – спросил он капитана за обедом.

– Раз или два в год, – ответил капитан Нейлз, не проявляя интереса к теме. – Дамы находят это очень романтичным.

– А приходилось ли вам сочетать браком пассажиров не только по протестантскому, но и по католическому обряду?

Капитан усмехнулся.

– Нет. Католики предпочитают, чтобы их венчал католический священник.

Александр отпил немного вина и спросил:

– На «Скотий» есть священнослужитель-католик?

Наконец капитан Нейлз понял, что Александр задает вопросы не из праздного любопытства.

– В первом классе нет. В четвертом, возможно. Почему вас это интересует, мистер Каролис?

Александр, наследник богатейшего человека в Нью-Йорке и самый завидный жених в Америке, безмятежно улыбнулся ему:

– Потому что во время плавания я собираюсь жениться на католичке. Если вы поручите своему помощнику выяснить, есть ли на борту католический священник, буду вам очень признателен.

На следующее утро Александр медленно прогуливался на корме, откуда было видно забитую эмигрантами нижнюю палубу. Одна из этих вшивых девиц скоро переживет потрясение, которое ей никогда не забыть. Он преобразит все ее будущее, потому что даже после того, как она выполнит свою роль и приведет его отца в состояние столбняка, после того, как Александр расстанется с ней навсегда, она все равно останется миссис Александр Каролис, и какое бы скромное содержание Александр ей ни назначил, оно превзойдет все ее самые дерзкие мечты.

Океан совсем успокоился, и крошечное пространство на нижней палубе опять заполнилось пассажирами. Прошедшие четыре дня Александр подолгу смотрел вниз, не различая лиц. Теперь он придирчиво всматривался в каждую женщину. Они представляли жалкое зрелище. Стоял июль, но от воды тянуло холодом. Ни на одной из женщин не было теплых вещей. Они спасались от холода, кутаясь в домотканые платки, но и платки были далеко не у всех. Несмотря на нескончаемую стирку в ведрах с морской водой, вид у женщин был до отвращения грязный и запущенный. Александр вспомнил, каким смрадом тянуло от них, когда они оказались рядом в порту, и содрогнулся. Если он выбрал такую месть для отца, это должен быть не фиктивный брак, который отец мог бы легко аннулировать, а самый настоящий, с брачными отношениями. Такая перспектива ужаснула Александра.

Он заскрежетал зубами и еще раз посмотрел на измученные лица, выискивая хоть одну молодую женщину без ребенка на руках, которую он мог, пусть с натяжкой, представить рядом с собой в постели. Множество женских лиц было перед ним обветренных, истощенных, с желтыми гнилыми зубами и жидкими волосами.

– О Боже, – пробормотал Александр, – должна же быть хоть одна…

Он вспомнил девушку, оставшуюся накануне на палубе во время шторма, и воспрянул духом. Она тоже из эмигрантов, но, по крайней мере, чистая и опрятная. Он вспомнил ее блестящие черные волосы, собранные в тяжелый узел на затылке, голубые глаза в оправе пушистых ресниц, нежную кожу. Он поискал ее глазами, но не увидел. Александр прождал еще почти час в надежде, что она появится из трюмного люка. Он уже было решил, что придется самому спуститься вниз и войти в загон, отделявший пассажиров четвертого класса от остальной части корабля. Он оттягивал это неприятное мгновение, моля Бога, чтобы девушка появилась, зная, что уже через пять минут пребывания в трюме не сможет справиться с тошнотой. Когда он уже совсем отчаялся и собрался с духом, чтобы поискать ее в трюме, она поднялась на палубу с ребенком на руках.

Александр был безмерно разочарован. Он следил, как она пробивалась сквозь толпу попутчиков в поисках свободного места. Ее темно-синее, почти черное платье было вполне прилично, нигде не порвано, а ребенок у нее на руках был одет в какие-то жалкие лохмотья. Александр воспрянул духом. По ее виду можно уверенно сказать, что она не стала бы заботиться сначала о себе, а потом о ребенке, будь она его матерью. Скорее всего, это не ее ребенок. С ожившей надеждой он наблюдал, как она нашла, наконец, свободное место и села. Вокруг была такая теснота, что он видел только ее затылок.

Он закусил губу и задумался, что предпринять дальше. Девушка находилась слишком далеко от него, чтобы ее можно было окликнуть, и, даже сиди она ближе, он не смог бы этого сделать, поскольку не знал, как ее зовут. Оставалось одно – спуститься к ней на нижнюю палубу. Он наклонился над перилами, соображая, как это сделать. Расстояние между палубами было не менее двадцати футов. Александр решил спуститься, соскользнув по стойке, поддерживающей верхнюю палубу. Стойка оказалась неподалеку. Александр ухватился за поручни, ловко перекинул тело и повис на руках, ногами нащупывая стойку. Он висел спиной к нижней палубе, но по раздавшимся крикам понял, что все взгляды устремились на него.

Александр волновался, зная, что полагаться на больную ногу еще рано, и поэтому под свист и улюлюканье толпы с осторожностью спустился на палубу. На дальней ее стороне за перегородкой шумели мужчины:

– Что он себе позволяет! Смотрите, залез к женщинам! Позовите кого-нибудь из команды, пусть его вышвырнут!

Злобные крики звучали у него в ушах, пока он оправлял одежду и взглядом искал девушку.

– Что делает в наших краях такой щеголь? – нахально спросила молодая женщина с кривыми черными зубами, положив руку на бедро и рисуясь перед Александром.

Александр сделал вид, что не заметил ни женщины, ни резкого, пронзительного, неприятного смеха, вызванного этим вопросом.

– Извините, – сухо произнес он. Ему не хотелось проталкиваться сквозь толпу: он понимал, что вши здесь у всех.

Какое-то время никто не двигался, затем, из привычного почтения к человеку его класса, женщины расступились, а мужчины все призывали, чтобы кто-нибудь из команды вывел Александра с женской половины.

Хотя толпа заслоняла его от девушки, он точно знал, где она сидит, и безошибочно направился в ее сторону. Когда последние разделявшие их женщины расступились, Александр увидел, что девушка поднялась и смотрит на него встревоженно и озадаченно.

Все время, пока юноша продвигался к девушке, толпа сразу же смыкалась за его спиной. Сейчас он стоял перед ней в окружении возмущенно перешептывающихся женщин. Александр внимательно рассмотрел девушку и сделал два открытия: во-первых, она была очень опрятна, во-вторых, оказалась гораздо моложе, чем он вначале предполагал.

– Мне нужно поговорить с вами, – сказал он властно. Когда она подняла на него глаза, он не увидел в них ни удивления от того, что выделили именно ее, ни естественного почтения к человеку его положения, которое он ожидал встретить.

Не желая задерживаться на нижней палубе ни секундой дольше, он без всяких объяснений спросил:

– Разрешите узнать, это ваш ребенок?

– Постыдился бы! – сказала какая-то старуха, возмущенно толкая его локтем, ее тут же энергично поддержали окружающие.

– Простите, я не понимаю, – озадаченно ответила девушка. – Я думала, вы – пассажир. Вы из команды? Почему вы спрашиваете об этом?

Младенец у нее на руках смотрел на Александра широко раскрытыми глазами, нижняя губа его дрожала. Александр молил Бога, чтобы он не расплакался. С нарастающим нетерпением юноша продолжил:

– Не могли бы вы сказать, вы замужем или нет?

Девушка посмотрела на него, как на сумасшедшего, потом ответила:

– Я не замужем.

Александр с облегчением вздохнул и провел рукой по лбу.

– А ребенок?

– Его мать нездорова. Ее укачало.

– В таком случае мне надо поговорить с вами. Не могли бы вы ненадолго оставить ребенка с кем-нибудь и поговорить со мной у перегородки?

Александр понимал, что вернуться на свою палубу тем же путем, каким он попал сюда, не сможет, а потому придется пробираться к трапу через стадо там, внизу. Не дожидаясь ответа, он повернулся и пошел к трюму.

Александр даже не обернулся, чтобы убедиться, что девушка следует за ним. Он отдал распоряжение и не допускал мысли, что оно может быть не выполнено. Александр спустился по ступенькам, ведущим в глубь трюма, где в смраде, исходившем от скопившихся вплотную друг к другу грязных тел, теснились сотни людей. Шуточки и колкости сразу же обрушились на него с новой силой.

– Спаси Господь, уж не сам ли принц Альберт пожаловал к нам!

– Иисус и Мария с Иосифом! Я сплю, что ли? Это мне снится?

– Ага, это эмигрант шестьдесят первого года домой съездил, а теперь возвращается. Еще пара месяцев – и мы все такими будем!

Александр не обращал на насмешки ни малейшего внимания. Кругом на полу стояли кухонная утварь и ведра, заполненные помоями и рвотной массой. Было трудно пройти, чтобы не наступить на подстилки для сна.

– Какого черта… – властно прозвучал из темноты незнакомый голос. Голос принадлежал здоровенному матросу. Когда он разглядел Александра, брови у него удивленно поползли вверх. – Господь всемогущий, сэр! Как вы сюда попали?

Александр не счел нужным вступать в объяснения.

– Выведите меня отсюда как можно быстрее, пожалуйста, – быстро проговорил он, боясь, что еще минута пребывания в этом аду – и его желудок не выдержит.

– Дорогу! Дорогу джентльмену! – закричал матрос и повел Александра сквозь толпу к трапу, ведущему в отсек второго класса.

– Минуточку, – остановил его Александр, когда они подошли к перегородке, разделявшей пассажиров третьего и четвертого классов. – Я хочу поговорить с молодой женщиной, которая шла за мной. Кажется, она отстала. Посмотрите, пожалуйста, может быть, ей требуется помощь?

– Молодая леди из первого класса? – уточнил матрос, серьезно встревожившись. – Что же вы сразу не сказали, сэр, четвертый класс не место…

– Она – пассажирка четвертого класса, – раздраженно пояснил Александр. – Темноволосая, в темно-синем платье.

Матрос исчез, а Александр, оставшись один, поднялся по трапу во второй класс и с благодарностью вдохнул свежий воздух. Самое трудное позади. Он выработал план и нашел более-менее подходящую простолюдинку, которая поможет ему выполнить задуманное. Что-то в ней подсознательно смущало Александра, но он не мог понять, что именно, и отбросил сомнения, все еще ощущая радость от чистого воздуха и уединения.

– Вы об этой леди говорили, сэр? – спросил матрос, поднимаясь по трапу. Девушка с озадаченным видом следовала за ним.

Александр утвердительно кивнул.

– Я не уверен… – осторожно начал матрос. Александр не стал терять время на выяснение, в чем не уверен матрос. Он вынул из внутреннего кармана куртки бумажник, достал пять долларов и положил в протянутую руку.

– Благодарю вас, сэр. Всегда к вашим услугам, сэр. Я еще нужен вам, сэр?

Александр не хотел, чтобы матрос слышал, о чем он будет говорить со своей будущей невестой, но, с другой стороны, ему еще предстояло добраться до каюты, а это совсем непросто – в лабиринте проходов легко заблудиться. И все же он решил рискнуть. Ему наверняка встретятся другие матросы и помогут добраться до каюты.

– Нет, – коротко ответил он и впервые задумался, а как, собственно говоря, начать этот странный разговор с будущей миссис Александр Каролис. Скорее всего, надо вначале оговорить размер вознаграждения за услугу. Александр не собирался растолковывать этой девице мотивы своих действий. Чтобы объяснить все, надо обязательно рассказать о Дженевре, а Александр не собирался оскорблять ее память разговорами с ирландской оборванкой.

– Слушаю вас, – произнесла девушка. Она вопросительно сдвинула брови и с тревогой посмотрела на него, словно он был болен, а она решала, как лучше всего помочь ему.

Он откашлялся. В их распоряжении оставалось целых семь дней. Если на борту есть католический священник, времени для свадьбы вполне достаточно. Если же священника нет, придется предпринять меры к тому, чтобы свадьба состоялась сразу же по прибытии в Нью-Йорк.

– Вы эмигрантка? – начал Александр, с трудом подбирая слова для своей необычной просьбы.

Она кивнула, еще более озадаченная.

– Ирландка?

– Я родилась в графстве Уиклоу, но не понимаю, какое это имеет отношение к…

– Католичка?

Ее озадаченность сменилась нескрываемым испугом.

– Вы эмиграционный чиновник? Что-нибудь случилось? У меня все бумаги в порядке. Я оплатила проезд, меня не разыскивает полиция…

Александр прервал ее сбивчивое объяснение нетерпеливым текстом.

– Я не чиновник. Меня завут Александр Каролис. У меня к вам деловое предложение…

Девушка мгновенно все поняла, лицо ее запылало.

– Сэр, вы глубоко заблуждаетесь! – возмущенно прервала она его, затем быстро повернулась и пошла по проходу к трюму.

Какое-то мгновение Александр ошарашенно смотрел ей вслед, затем сообразил, что, как только она скроется в трюме, ему опять придется спускаться туда за ней. Он бросился за девушкой и схватил ее за руку.

– Вы не поняли меня! – выдохнул он, заставляя ее повернуться лицом к себе. – Я не собираюсь делать вам непристойное предложение. Я хочу, чтобы вы вышли за меня замуж.

Ее глаза округлились. Некоторое время девушка пристально смотрела на него, наконец, ей показалось, что она поняла, в чем дело.

– Думаю, вы нездоровы. Море кого угодно может выбить из колеи…

И опять что-то в ее словах смутило Александра, хотя что именно, он никак не мог понять, по не стал ломать голову. Однако было ясно, что просто предложить ей денег без всяких объяснений не удастся.

Александр сухо заговорил:

– Мне двадцать один год, я богат и наследую огромное состояние. Отец отправил меня в длительное турне по Европе с наказом вернуться домой с женой. Но я так и не женился. Поэтому делаю вам сейчас предложение, чтобы мой отец… – Александр запнулся, судорожно соображая, как вызвать сочувствие девушки и пробудить в ней желание помочь ему, – …чтобы мой отец мог спокойно умереть.

Александр видел, что девушка необычайно взволнована.

– Простите, но я ничем не могу вам помочь…

Он продолжал держать ее за руку. Девушка с надеждой посмотрела вверх, словно в ожидании спасителя.

Александр торопливо заговорил, чувствуя, что она вот-вот позовет на помощь.

– Капитан подтвердит все, что я вам сказал. Я предлагаю вам начать новую жизнь, – Александр вспомнил глиняные лачуги вдоль железной дороги и отвратительно грязный Квинстаун, – жизнь, которая вам и не снилась. Вы уверены, что у вас будет работа в Америке? У вас там есть родственники?

Она отрицательно покачала головой.

– Улицы Нью-Йорка выложены далеко не золотом, даже если вам и говорили обратное. Там сотни тысяч эмигрантов, и все они отчаянно стараются преуспеть, однако это мало кому удается. Выйдя замуж за меня, вы обретете престиж, положение… – Он замолчал. Бесполезно произносить слова, значения которых она не понимает. – В день, когда мы поженимся, вы получите наличными десять тысяч долларов и еще двадцать тысяч после визита к моему отцу. Потом я назначу вам месячное содержание…

– Пожалуйста, довольно. – Она вырвала свою руку. – Вы совершили ужасную ошибку, мистер Каролис. Если вы подыскиваете себе жену, полагаю, вам, прежде всего, нужно влюбиться. Жена – не товар, который можно купить, как чай или муку. Прощайте. – С этими словами она повернулась и быстро пошла к трюму.

На этот раз он не последовал за ней. Она хорошо разыграла эту сцену, он был уверен, что это именно игра. Ирландская эмигрантка, путешествующая одна, в Америке ее не ждут ни семья, ни работа – разве может она позволить себе пренебречь его предложением? Быть может, она просто пытается набить себе цену? Маловероятно, но все же не исключено. Лорд Пауэрскот и его гости часто говорили о непредсказуемости мышления своих взбалмошных, не всегда верно оценивающих обстановку арендаторов.

Александр направился к каютам третьего класса. Пусть она пока подумает над его предложением, позже он поговорит с ней еще раз. Можно, конечно, увеличить сумму вознаграждения. Тридцать тысяч долларов – это меньше, чем он заплатил за последнюю племенную кобылицу.

Когда Александр наконец встретил офицера, он обратился к нему:

– Не могли бы вы отвести меня к капитану? Я хотел бы переговорить с ним.

– Сожалею, сэр, – начал офицер, полагая, что перед ним пассажир второго класса.

– Мое имя Каролис. Александр Каролис.

– Разумеется, сэр. Пройдемте, сэр.

Александр отнесся к мгновенной перемене в поведении офицера, как к должному. Капитан Нейлз, наверное, уже выяснил, есть ли на борту католический священник. Если да, все можно подготовить очень быстро. А если девушка вдруг заупрямится, капитан подтвердит ей положение и состояние семейства Каролисов. Александр был уверен, что этого будет вполне достаточно, чтобы благополучно завершить дело.

– Священник на борту есть, он плывет четвертым классом, мистер Каролис, – сообщил Александру капитан с огорченным видом. – Однако я не думаю…

– Это все, что я хотел узнать, капитан. Буду вам очень признателен, если вы сообщите ему, что я хочу вступить в брак на борту корабля.

Немного подумав, Александр добавил:

– Пожалуйста, сообщите ему, что моя невеста – католичка, а я – нет.

Капитан Нейлз был уже не просто огорчен, а явно расстроен.

– Мистер Каролис, извините, что вмешиваюсь, но чувствую, что просто обязан сказать вам – свадьба на борту, безусловно, сильно огорчит вашу семью и…

– Моя личная жизнь не касается никого, кроме меня, – резко оборвал его Александр.

Капитан сделал глубокий вдох и плотно сжал губы. Успокоившись, он с видимым безразличием произнес:

– Отцу Малкехи нужно знать имя вашей невесты.

Александр растерянно посмотрел на него, соображая, что делать, и быстро сказал:

– Я сам сообщу отцу Малкехи ее имя, пусть оно будет для вас сюрпризом. Всего хорошего, капитан Нейлз, благодарю за помощь.

Пока Александр медленно шел по обшитому деревом коридору первого класса к своей каюте, он подумал о том, что надо выяснить имя девушки. Он молил Бога, чтобы у нее оказалось какое-нибудь ужасное имя, например, Бриджит. Александр представил себе крупные заголовки на страницах светских новостей в «Геральд», «Нью-Йорк таймс» и «Нью-Йорк пост»: МИСТЕР АЛЕКСАНДР КАРОЛИС ЖЕНИТСЯ НА БРИДЖИТ О'ФЛАЭРТИ, или О'КОННОР, или мисс Как Ее Там, – и широко улыбнулся сам себе. Одного этого будет вполне достаточно, чтобы отца хватил удар.

Он вошел в каюту и устало упал на койку. Утро выдалось напряженное, но, кажется, он неплохо потрудился. Сегодня вторник. Александр не сомневался, что к концу недели станет женатым человеком.