"В сетях аферистки" - читать интересную книгу автора (Уоллес Эдгар)

Глава 2

Мистер Гордон Сэльсбери считал себя эстетом и одним из тех немногих смертных, которые одарены умением видеть то, что недоступно другим.

Он жил в центральной части Лондона. Его профессия находилась в полном противоречии с его духовной организацией — он занимал пост генерального представителя одного из самых крупных страховых обществ и был прекрасно обеспечен. Часто, сидя у роскошного камина с серебряной решеткой, мистер Гордон размышлял о превратностях судьбы, уделившей ему такую пошлую деятельность. Тогда как другие в погоне за наслаждениями довольствовались жизненными благами, он был погружен в мир духовных интересов и чувствовал себя поставленным над окружающими с их мерзкой борьбой за существование, человеком, благодаря своей одаренности, подобным одинокой скале над туманными лощинами, среди покрытых снегом горных вершин. Больше всего удивляло мистера Сэльсбери то, что он мог спуститься с высот своей духовности на арену жизни, бороться с материалистами, побеждать их и даже вырывать из их крепко стиснутых кулаков немалые суммы грязных денег…

— Нет, Третнер, завтра после обеда меня не будет дома. Скажите мистеру Роберту, что он найдет меня в конторе.

Слуга почтительно поклонился и опять направился к телефону.

— Алло, сэр! Мистера Сэльсбери завтра не будет дома.

Роберт-Боб Сэльсбери был крайне раздосадован.

— Скажите ему, что он обещал сыграть партию в бридж со мной и моими приятелями. Попросите его, пожалуйста, к телефону!

Гордон неохотно поднялся со своего мягкого стула и незаметно для слуги зевнул.

— Алло… Да, да, знаю, — сказал он усталым голосом, — но я вспомнил, что уже условился встретиться с другом. Милый мой, постарайтесь скоротать время где-нибудь в другом месте… Да… Что ты вдруг рассказываешь мне о старом Мендельсоне?.. Ах, это нелепость!.. Я ничем не могу тебе помочь, ты должен подыскать другого партнера… Завтра после обеда у меня уйма работы… Я не говорю по телефону о коммерческих делах. До свидания!

Мистер Гордон вернулся в свой кабинет. В прежние годы он был спортсменом и внес свою лепту в победу Кэмбриджа на университетских состязаниях. Два скрещенных весла над камином свидетельствовали о его прежних успехах. Теперь он однако неохотно вспоминал о тех днях, когда отдавал дань грубой силе. Когда-то Гордон был необычайно жизнерадостным и веселым студентом. Особенно он любил проказы вроде кражи полицейских касок и поездок на велосипеде по запрещенным дорожкам. Студенческий суд не раз налагал на него штрафы. Никто не поверил бы этому, если бы увидел его, спокойного и уравновешенного, в рабочем кабинете. Мистер Гордон был высок ростом и сложен, как Аполлон из Бельведера, отличался очень белой кожей и имел широкий лоб мыслителя. Короткие бакенбарды менее всего подходили к его лицу.

Мистера Сэльсбери можно было принять за ученого или композитора, известного танцора или киноартиста.

— Третнер!

— Да, сэр!

Слуга почтительно, с напряженным вниманием, ждал распоряжений. Гордон медленно поднял голову и посмотрел на него в упор.

— Сегодня я случайно заметил, что вы целовали горничную. Вы ведь женаты, и на вас лежат обязательства, от которых нельзя просто так отмахнуться. Элеонора очень податливая девушка и в таком возрасте, когда быстро влюбляются. Абсолютно недопустимо искалечить жизнь молодой девушке, вызвав в ней безответную страсть. Затем, я так же страдаю из-за этого; утром Элеонора не подала мне вовремя воды для бритья. Чтобы этого больше не повторилось, слышите?

— Слушаю, сэр!

Подобные новости быстро распространяются среди слуг и становятся главной темой пересудов. Слова мистера Гордона каким-то телепатическим путем передались в людскую.

Элеонора — высокая, миловидная девушка с бледным лицом, сверкающими глазами и черными бровями, подкрашивала губы перед зеркалом. Вдруг, прервав это важное занятие, она с негодованием сказала:

— Только потому что он такой холодный и надменный Антоний из Падуа, — он может думать, что у нас нет человеческих чувств. Бедная, холоднокровная рыба! Уж я найду повод заявить ему, что не терплю, когда обо мне так отзываются, вредят моей репутации. Ах, этот пройдоха, проныра, шпион!

— А кто же такой Антоний из Падуа? — спросил Третнер.

— Святой, искушаемый женщинами и вышедший победителем из испытания, — ответила Элеонора. Она втайне не преминула бы сыграть роль искусительницы.

— Но кто же искушал мистера Сэльсбери? — раздраженно спросил слуга.

— Никто. Только не подумайте, что это была я. Хотела бы я посмотреть, как он посмел бы прикоснуться ко мне… он бы меня попомнил.

— Настолько он никогда не может забыться, — заметил Третнер.

Элеонора задорно откинула голову назад.

— Ах, я знаю. — Она взглянула на полнотелую кухарку. — Спросите у нее.

— Боже мой, миссис Мэйджлесарк, он ведь не забылся настолько, чтобы вас?.. — спросил слуга вне себя от ужаса.

К счастью, миссис Мэйджлесарк была непонятливой.

— Да, я его тоже видела, — сказала она.

Но Элеонора прервала ее, так как сама хотела рассказать эту историю.

— Мы с кухаркой сидели в прошлое воскресенье на крыше автобуса и…

— В Найтбридже! — Толстуха не удержалась, чтобы не вмешаться.

— Не перебивайте, миссис! Мы беседовали и смеялись, как вдруг она сказала: «Взгляните, вот наш достопочтенный сэр».

— Неправда! Я сказала: «Смотри, лицо этого господина точь-в-точь, как у нашего хозяина», — поправила миссис Мэйджлесарк.

— Но это был действительно он, — продолжала Элеонора. — Подумайте только, рядом с ним сидела стройная высокая девушка в черном… он гладил ее руку!

— Но не просто так… на улице? — недоверчиво спросил Третнер.

— Конечно, нет. Они сидели в авто. Сверху было хорошо видно, что там происходило.

— Она была красива? — заинтересовался Третнер.

— Право, не знаю. Многие назвали бы ее красавицей. Я… Скажите, миссис, она была хороша?

Миссис Мэйджлесарк — пожилая, а потому снисходительная к женской красоте, сказала, что дама мистера Гордона была красива.

— Гм… Он держал ее руку и гладил? — задумался Третнер. — Это ведь была не миссис Ван Ойн?

— Кто это?

— Американка, по имени Элойз. Очень красива и хорошо одевается. Обычно ходит в черном платье и в шляпе с райской птицей. Хозяин дважды приглашал ее к чаю.

— Да, да! Она была в шляпе с перьями райской птицы, — разом пропели горничная и кухарка.

— Если так, это была она. Но ничего предосудительного тут нет… она образованная и начитанная дама. Когда была здесь в последний раз, беседовала с нашим достопочтенным сэром о сущности личности «я». Я лишь урывками слыхал их беседу, но и то немногое, что мне удалось подслушать, было непостижимо.

Слова Третнера произвели на Элеонору огромное впечатление.

— Вот как? Удивительно! А я считала вас таким умным, — заметила она.

Мистер Сэльсбери мог говорить на любую тему. В беседах и философских дискуссиях с миссис Элойз Ван Ойн он показал себя блестящим аналитиком, подвергая исследованию все — начиная с кофейного деревца и кончая высшей метафизикой. Обычно вел разговор и задавал тему Гордон, но миссис Элойз не пропускала ни слова, и он верил, что собеседница понимает логическую цепочку его рассуждений.

В полдень они сидели в многолюдной гостиной отеля «Кобург».

— Я давно собирался сказать вам нечто очень важное, дорогая миссис Элойз. — Звучный голос Гордона стал таинственным и низким. — Просто не верится, что мы знакомы всего один месяц. Но мы уже встречались давным-давно, в отдаленные времена, тысячу лет тому назад — в храме Атланты, где суровые длиннобородые жрецы в белых плащах произносили магические заклинания. Вы были тогда знатной дамой, а я всего лишь презренным гладиатором. Я более чем уверен, что гладиаторская борьба на аренах Рима и цирковые игры позднейших императоров не были новостью, а происходили еще в древности. Не могли ли остатки погибшей Атлантиды способствовать расцвету культуры этрусков?

Элойз глядела на него как зачарованная.

— Какая блестящая идея — сопоставить две этих культуры! — Восхищенный взгляд однако мало соответствовал ее истинным мыслям.

— Самое лучшее в нашей дружбе то, что она не имеет ничего общего с грубым материальным миром, — сказал Гордон.

— Что вы хотите этим сказать?

Она наклонилась к нему и тем самым невольно напомнила ему Третнера… Неприятное сопоставление!

— Я думаю… — он снял крошку пирожного с брюк, — мы никогда не оскверним наш союз чувственной любовью.

— Ого! — Элойз Ван Ойн откинулась на спинку стула. — Совершенно верно, сэр! — она произнесла эти слова сладким, приятным голосом и с таким удовлетворенным видом, что обманула бы кого угодно, даже человека, душа которого была созвучна ее душе.

— Полная гармония симпатий и родство душ могут преодолеть все чувственные впечатления, даже если они необычайно сильны.

Миссис Ван Ойн посмотрела на него с нежной улыбкой. Она всегда поступала так, когда не вполне понимала смысл речей собеседника, в особенности, когда он парил в высотах духовности.

— Душа — самое возвышенное и красивое что есть на свете, — заметила Элойз, якобы погруженная в размышления. — Большинство людей слишком бесчувственны, чтобы понять это. К сожалению, никто не поймет наших отношений. Ведь обычно человек не может раскрыть свою душу и показать свое внутреннее «я». Мы вынуждены инстинктивно сторониться людей, всецело погрязших в мире материального благополучия.

Она глубоко вздохнула, будто испытала уже много горя в жизни, и ее нежная душа была изранена грубым вторжением из внешнего мира. Элойз по некоторым признакам пыталась понять, раскрыл ли Гордон свое «я» и зазвучала ли в его душе чарующая музыка любви. Она боялась пробуждения его души, ибо до сих пор трудно было вернуть его из царства безмерной духовности в мир грубой действительности.

— Гордон, вы уже не раз говорили о вашей двоюродной сестре в Австралии, — быстро сказала Элойз, стараясь придать беседе более земной характер. — Она, несомненно, очень интересная особа. Расскажите мне о ней побольше. Я охотно слушаю ваши рассказы о родных. Они мне очень симпатичны; все, что так или иначе связано с вами, привлекает меня. — Она дотронулась до его колена.

Никакая другая женщина не посмела бы этого сделать… Он тотчас позвал бы полицию. Но Элойз! Он дружески прикрыл ее руку своей.

— Я мало о ней знаю. Мне известно только, что у нее был ужасный роман с неким Демпси. Теперь, по-видимому, она живет нормально. Я всегда отчасти интересовался ее судьбой, писал ей письма, давал хорошие советы и посылал полезные книги. Я придерживаюсь того мнения, что молодая девушка скорее послушается совета мужчины, чем женщины. Когда, собственно, мы говорили о ней? Ах, да, вспомнил: во время последней встречи в моем доме… Мы беседовали о сути собственного «я».

— А какой у нее цвет лица — светлый или смуглый? — этим вопросом Элойз быстро и остроумно оградила себя от метафизики.

— К сожалению, не знаю. Незадолго до смерти моя тетя писала, что Диана забыла Демпси, но все же хотела бы иметь его фотокарточку… Демпси уже тоже успел умереть. Вам не приходило на ум, как странны взаимоотношения между жизнью и смертью?

— Бедная девушка! Я отдала бы многое, лишь бы хоть раз увидеть ее.

Гордон покачал головой и любезно улыбнулся.

— Не думаю, что это когда-нибудь произойдет.