"Декамертон" - читать интересную книгу автора (Полякова Маргарита Сергеевна)

Четвертая

Все очень просто.

Сказки обман.

Сказочный остров

скрылся в туман.

Замков воздушных

не носит земля.

Кто-то ошибся.

Ты или Я.

"Машина Времени"

Говорят, что время – лучший лекарь. Вранье! Утверждают, что молчание – золото. Бредятина! Считают, что люди умнеют с возрастом. Туфта полнейшая! Иногда два взрослых человека ведут себя глупее, чем неоперившиеся подростки. Искренне уверовав в высокопарные изречения далеких предков о времени, молчании и возрасте, они надевают очки мудрости и видят на много лет вперед. Не замечая того, что твориться под самым носом. Взрослея, человек набирается опыта и старается не набивать шишек. От прошлых ошибок его излечивает время, свои мысли и чувства он учится скрывать за многозначительным молчанием, а из возраста возводит надежную преграду перед мыслью о том, что жить можно проще.

Говорят, что люди умнеют с возрастом. Туфта! С возрастом начинается маразм и тупая ограниченность. Упрямое нежелание видеть ошибки, помнить неприятные моменты из прошлого и дикий страх потерять в один момент лицо, имидж и положение в обществе, нажитое годами.

Считают, что молчание – золото. Бредятина! Если бы люди поменьше молчали, может быть, они не наделали бы столько ошибок. Потому что научившись молчать, люди, почему-то, замалчивают самое главное

Утверждают, что время – это лучший лекарь. Вранье! Время – удобная стерка для ненужных воспоминаний. Особенно о себе самом. Зачем вылезать из удобного кресла на поиски давно ушедшего? Человек избавляется от чего-то в себе, чтобы жить было легче. Жаль, но это "что-то" не всегда самое худшее. Я давно поняла это. Может быть, я знала это всегда. Мне это не мешало, как и всем остальным. Я просто это приняла. И, наверное поэтому, случившееся не стало для меня откровением. Оно просто стало. И я смирилась.

Я знала Витьку 100 лет. Впрочем, сколько знала, столько и была им очарована. Это определенно. Он не был никаким образом связан с "кульком", но тоже был человеком богемным. Хотя… Если б не "кулек", я никогда бы с ним не познакомилась. Потому что с чего бы это во мне проснулась тяга к сценическому искусству? И уж тем более, откуда бы это у меня взялась наглость на пару с левым знакомым заявиться в молодежный театр "Торч" (То, Ради Чего) на тамошний внутренний сабантуйчик? Именно там я с Витькой и познакомилась.

Витька бредил сценой. Театром, зрителями, постановками. Он был очень талантливым режиссером. Впрочем: почему я говорю обо всем об этом в прошедшем времени? Талант с годами не исчезает. Он совершенствуется. И от призвания отречься нельзя. Каким бы ни был сейчас Витька крутым бизнесменом, он до сих пор не может жить без театра. Бывает, что он посылает к черту свою работу и погружается в театральный запой. (Во всяком случае, Витькина матушка выражается именно так). Хорошо, что от творческих запоев кодировать нельзя. Иначе наши с Витькой дорожки после закрытия "Торча" никогда бы не пересеклись. Наверное.

Как же начали просыпаться мои нежные чувства к Витьке? Да постепенно. Все это складывалось из таких мелочей, которым не то, что определение не дашь – их не вспомнишь спустя годы. Ну вот например: поздний вечер, окончился очередной прогон спектакля, мы все голодные, как волки. Я присаживаюсь на ступеньку и снимаю сценические "греческие" туфли, которые натерли мне щиколотку. Витька подсаживается рядом и, голосом умирающего, спрашивает, нет ли у меня конфетки. (Это у меня со школы привычка такая – в сумке конфеты таскать, и угощать ими кого ни попадя, поскольку сама я их не люблю.) Я достаю последнюю завалявшуюся конфетку и мужественно отдаю Витьке. Он не менее мужественно делит ее пополам. Мы переглядываемся, хмыкаем и молча жуем.

Или еще: жаркое лето, какое-то никакое настроение, ноги гудят от ходьбы на каблуках, и тут на встречу Витька. С пивом. И тоже запаренный. Мы садимся за столик одного из уличных кафе, вытягиваем ноги, делаем по глотку холодного пива и откидываемся на спинки стульев. Молчим. Витька закуривает. Молчание длиться по бутылке пива на каждого. Нам хорошо без слов. Конечно, иногда было и наоборот. Мы созванивались и болтали по телефону часами. В общем-то, ни о чем, но так душевно и здорово! Приколы, хохмочки, ничего не значащие слова и складывающаяся из интонаций нежность. У Витьки был подвешенный язык, неплохое чувство юмора и достаточно иронии, чтоб суметь кого-нибудь задеть.

Мне почему-то всегда нравились ехидные люди. Представления не имею почему. Даже странно. Вообще-то все хором считают, что ехидство – это не очень хорошая черта. Ну не знаю. На кого как, конечно, а на меня это действует совершенно сногсшибательно. Тем более если ехидство (как Витькино, например) на меня не направлялось. Витька вообще относился ко мне классно. Может потому, что я понимала его без слов? С полувзгляда, с полужеста, с выражения глаз. Я быстро вычисляла, когда он был серьезным, а когда прикалывался, но никогда не ломала хохмы. Витька видел, что я обо всем догадываюсь, и эта самая молчаливая поддержка (и даже, в какой-то мере, соучастие) сближало нас больше и больше. Он сразу выделил меня из толпы, и честно говоря, я этим слегка злоупотребляла. Но еще честнее – Витька меня на это подбивал.

Ольга оторвалась от тетради и неопределенно хмыкнула. Она бы не сказала, что между ней и Витькой была чисто дружба. То есть, конечно, дружба была, но только помимо всего прочего. Да, они очень хорошо и душевно проводили под пиво время, но Ольга всегда ждала, что он ее приобнимет. И скажет что-нибудь на ухо. Чуть больше, чем друг.

Витька всегда знал, что я талантлива. Мало того, он разглядел во мне этот талант первым. Странно… Я всего лишь читала Маяковского на импровизированном конкурсе "Торча". И там были более именитые люди, асы сценического искусства, с поставленной дикцией, речью, отработанным ораторским мастерством… Однако первый приз – две бутылки "Монастырской Избы" – достался именно мне. И Витька дал мне в своей постановке, открывавшей театральный сезон "Торча", одну из главных ролей.

Когда-то я желала стать актрисой. Была у меня лет в 13 такая неоригинальная голубая мечта. Но до встречи с "Торчем" у меня был единоразовый опыт игры в любительской пьесе перед аудиторией небольшого литературного кружка. Тогда я решила, что это – мой потолок. Оказавшись в "Торче", я начала понимать, что если есть какой-то талант, то за один спектакль погореть он не может. Просто я осознала, что мое призвание – не актерство. Нет, как актриса я была вполне даже ничего, иначе Витька не тащил бы меня в свои лучшие пьесы, но имелась вещь, которую я делала гораздо талантливее. Я была режиссер. Человек за произведением. И именно Витька был тем человеком, который это понял. Мало того. Дал мне этот талант реализовать.

С его стороны это был риск. И еще какой, ведь я же все-таки была не профессионал! Но Витька решился. Он доверил мне постановку спектакля. Мало того, в мою работу не вмешивался. Наверное, боялся оказать влияние на мою самобытность. Витька хотел прежде всего сам для себя выяснить, чего я стою. И я не подвела. У меня получилось! Мой спектакль шел весь театральный сезон. И даже имел успех. Витька гордился мной, знакомые завидовали, а про остальных нечего было и говорить. Ведь далеко не каждому доверяли ставить спектакль, а большинство народа в "Торче" были люди, которые занимались режиссурой профессионально. Прошел даже слушок, что свою премьеру я нашла у Витьки в постели. Если честно, я хотела бы, чтобы это было так. Ну, в смысле, чтоб я действительно с ним спала. Хотя, конечно, получить премьеру за талант гораздо почетнее.

Может быть, в то время это было просто предчувствием. Витька мне очень нравился. Во-первых, своим начальственным положением в нашем театре (он был неофициальным директором и официальным ответственным лицом, поскольку был старшим), а во-вторых, он меня выделял, и мне это льстило. Может быть, я принимала знаки его внимания слишком близко к сердцу. Во мне просыпалась ревность, когда рядом с Витькой появлялась какая-нибудь подруга. Мне приятно теребили душу подозрения знакомых о том, что у нас "что-то есть", и я полночи не могла уснуть, если Витька на пару со мной разыгрывал импровизированную миниатюру а-ля "мы не просто друзья" назло какой-нибудь мормышке. Он оказывал мне повышенные знаки внимания, и сердце в моей груди прыгало радостным солнечным зайчиком. Витька тоже относился ко мне не просто как к другу. И сейчас я говорю об этом, основываясь не только на какой-то прошлой нежности или прошлых обидах. Я вспоминаю нечто более существенное, оставшееся в прошлом.

Ольга рассмеялась и откинулась в кресле. Да. Веселое воспоминание. Бывает же такое. Наверное, они просто увлеклись. Или перепили пива. Или оказались в нужном месте в нужное время. Ольга не могла бы сказать этого точно. Но она помнила, что у них был шанс остановиться. Ни он, ни она этого не сделали. Да, это было забавно. В то время Ольга еще не отделалась от мыслей типа "что я творю" и "зачем мне это надо", но в момент их с Витькой помешательства она сознательно и последовательно запихала эти мысли куда подальше. Да, наверное, мог бы наступить такой момент, что Ольга начала бы жалеть о том, что переспала с Витькой. Но она также прекрасно понимала, что если бы не переспала с ним, то сожалела бы еще больше. Сейчас Ольге казалось, что они до последнего момента не осознавали, что это случиться. Они просто валяли дурака, как делали это уже тысячу раз.

Я не знаю, как все это началось. С легкомысленных головокружительных поцелуев? Но почему все это перешло в постельное приключение? Помню все, как сейчас: очередной спектакль, неожиданный успех, отмечание всего этого, и мы с Витькой, убирающие все по местам. Мы все время уходили с ним позже всех. Легкое опьянение, дурачество, подтыривание друг над другом… Витька был очень даже интересным внешне мальчиком: высокий, крепкого телосложения, темненький, синеглазый. Он напугал меня какой-то маской, я кинула в него подушкой, он опрокинул меня на сценическую "постель" с воплем "молилась ли ты на ночь, Дездемона?", и как-то так плавно наше дурачество перешло в нечто большее. Мы целовались до умопомрачения, ну а поскольку делали это в постели (пусть даже наполовину бутафорской), продолжение не заставило себя ждать. Опьянение и возбуждение слегка пробивало меня на "ха-ха".

– Вот сейчас как придет на шум вахтерша, как включит свет на сцене…

– Вот тут-то мы и похохочем, – фыркнул Витька.

Казалось бы, такая обстановка должна содействовать нервозности и мыслям "надо это сделать побыстрей", но ничего подобного не было. Может, свою роль сыграла наша подспудная уверенность в том, что ничего не случиться? Никакая вахтерша не зайдет (тем более что она наверняка часа два уже, как домой слиняла), никакому сторожу не покажутся подозрительными посторонние звуки (у нас сроду до полночи репетиции шли). Да и кому мы были нужны? Нахальные, совершеннолетние хозяева "Торча"… (Хотя официально, конечно, хозяином данного безобразия считалась директриса ДК, некая Вазова. Старая дева утяжеленной комплекции, одетая по последней моде 25-го съезда КПСС. Вот если бы она нас засекла – нам бы мало не показалось. Но она появлялась в "Торче" два раза в год – на открытии и закрытии сезона.)

Мы никуда не торопились. Нас слишком поглотило удовольствие, распаляемое винными парами и необычной обстановкой. Я вела себя в постели с Витькой довольно активно для своего тогдашнего опыта и возраста. Мы просто продолжали валять дурака. Мы относились ко всему несерьезно не только до последнего момента, но и переступив этот последний момент. По ходу дела мы прикалывались друг над другом, у нас возникали легкие потасовки, мы цитировали подходящие к месту и событиям куски из пьес… Мне показалось, что удовлетворение, которое я испытала, разнесло меня на кусочки. Мы, обессиленные, долго лежали друг около друга. Потом нам захотелось пить. А потом я почувствовала Витькины губы на моей спине.

Кому нужны молодежные театры? Это такая утомительная ответственность! "Торч" мотался по всяким разным культурным учреждениям, потерял, в конце концов, крышу над головой и распался. Мы еще собирались по инерции вместе, но это уже было не то.

Наши отношения с Витькой тоже переживали не лучшие времена. Наверное потому, что изначально были слишком запутанны. Во-первых, мы их не афишировали. И даже наоборот. И кто бы там о чем ни догадывался, точно никто ничего не знал. Во-вторых, вылезая из постели, мы не знали сами – будет ли этому продолжение. Мы никогда не договаривались на следующий раз вперед. Все происходило спонтанно. И даже после самой замечательной любовной сцены (а в постели с Витькой мне было очень даже хорошо), с утра, наедине друг с другом, мы вели себя как друзья, просто проведшие ночь под одной крышей. Между нами не проскальзывали даже фразы на уровне "как-нибудь на недельке". Мы молчали. Или говорили о пустяках. И всегда уходили с мест свиданий по очереди. И не через ближайшую остановку. Сейчас я думаю, что то, как мы шифровались, было к лучшему.

После распада "Торча" я поддерживала с Витькой отношения на уровне случайных встреч. Да, я оценила нашу мудрость притворства, не говорящего о будущем. Ведь после одной из постелей так и не наступило встречи. Там же. Но ведь мы ни о чем и не договаривались, правда? И это было действительно мудро с нашей стороны. Может быть, в то время нас разделили дела. Может – легкая обида друг на друга за нежелание принимать наши страсти всерьез. А ведь стоило! Я же забывала в "Торче" обо всем! К тому же, я смотрела на сцену не как зритель, а как режиссер. А еще чаще я смотрела со сцены в зал. Какие друзья? Какое общение? Я, конечно, притаскивала в "Торч" своих институтских знакомых, и они были в восторге, но я от них была далека. Рядом со мной был только Витька, потому что больше половины проектов театра были нашими общими. Собственно, один из таких проектов и стал началом конца "Торча".

Мы сотворили слишком откровенную и жесткую пьесу о молодежи, об отношении к друзьям и родителям, о проблемах, трагедиях и любви. Мы пытались ответить на вопросы, интересные нам самим. Пьеса называлась "Мы те, кто". Она имела такой успех, что на ее юбилейный показ пришла Вазова, и "Торч" закрыли. Смешно! Это ж были не совковые времена! 2005-й год! Хотя, конечно, официально нас закрыли не за какие-то политические убеждения, а придравшись к формальности. Но мы знали правду. И те, кто смотрел пьесу, знал тоже. Были статьи в газетах, хождения по организациям, "Торчу" даже удалось дать еще пару спектаклей. Но все это уже было не то. "Торч" не существовал. Он мотался. А мы взрослели. И были безалаберны. И заняты каждый своим делом. Как всегда. Никому ничего не надо. И ничего не стало.

Смешно начинать все заново, когда тебе не 20, а 25. Но случай – это великое дело. Я просто набрела на зародыш молодежного театра при каком-то ДК. Меня притащила туда моя подруга, старшая сестра одного из тамошних актеров. Оказалось, что в городе проводится конкурс детских и молодежных театральных студий, и ребята непременно должны были его выиграть, ибо от этого зависело их дальнейшее пребывание в стенах ДК. Я поняла, что дело серьезно, и позвонила Витьке. Он согласился.

Наверное первое, о чем мы подумали при встрече – мы повзрослели. Витька, правда, сказал, что на самом деле мы были такими всегда, просто с возрастом все, что мы скрывали, выползло наружу. Может быть, это действительно было так. Очень трудно подвести черту и сказать: вот. Именно тут закончилась я вчерашняя. На самом деле очень забавная штука – жизнь. Какой-то поворот колеса Фортуны – и мы опять рядом. Витька говорил, что это судьба. Наверное. Во всяком случае – это лишний повод подумать. О себе. О Витьке. О том, что нас связывало. Мне кажется что взрослость – это не только возраст. Это наше отношение к жизни. Первым этапом моего взросления был пересмотр взглядов на собственных друзей. А после того, как я перестала влюбляться в тех, с кем сплю, я поняла, что миновала второй.

Кто я теперь? Я не знаю. Новое ощущение еще не стало привычкой. Какая я? Я тоже не знаю. Но сейчас я не стала бы убеждать вас в том, что я не стерва. Стерва. Что, впрочем, не будит во мне никаких угрызений совести. Когда начинаешь относиться к прежним приятелям, как к средству от скуки – это уже цинизм. Это дано не каждому. Но это пугает меня не так, как мое равнодушие к собственным постельным партнерам. Конечно, я обставлю ужин при свечах и подгоню музыку. Я даже накормлю его с утра завтраком, но… Я не вспомню о нем после того, как за ним закроется дверь.

Ольга оторвалась от произведения и честно задумалась: почему она относилась к Витьке настолько хорошо? Наверное потому, что он отвечал ей тем же. Ольга не могла бы определить, что за чувства питал к ней Витька. Но она не думала, что это была только дружба. Может быть она, как это свойственно всем женщинам, придавала слишком большое значение мелочам? Но разве не из мелочей состоит вся наша жизнь? Для Витьки в ее душе сохранились нежность и теплота. Мало того, он будил в Ольге чувства, которые она сама считала давно пережитыми. Она вспомнила, что это такое – быть благодарной судьбе за даруемые ею маленькие радости. Да, Ольга уже не испытывала щенячьего восторга. Но и смотреть на Витьку приобретенным ею взглядом Холодного Равнодушия она тоже не могла. Для этого она слишком хорошо к нему относилась. Как к мужчине, как к другу, как к человеку. Просто раньше она была недостаточно взрослой, чтобы осознать это. И уж тем более это принять

Ольга не знала, что именно Витька в ней так ценил. Она даже не знала, что ему в ней не нравилось. Может быть, что это было не так уж важно. Ей было просто хорошо с Витькой. Тепло, умиротворенно и спокойно. Может быть, Ольга загонялась бы по нему не так сильно, если б он ее на это не провоцировал. Нежностью, заботой, искренним вниманием… Ольга улыбнулась. Наверное, став взрослыми, они стали все усложнять. Впрочем… Отношения между ними никогда особо простыми и не были.

Собственно говоря, нельзя было сказать, что мы с Витькой один раз расставшись, никогда больше не виделись. Виделись, конечно. На спектаклях, у общих друзей, на улице… Мы были с ним в близких отношениях более трех лет. По-моему, неплохой срок для периодического любовного романа, не думающего о завтрашнем дне. Однако… Ничего не было так давно! Наверное, именно поэтому, когда Витька согласился помочь театру, я слегка нервничала перед встречей с ним. Ведь это опять был молодежный театр. И мы опять должны были что-то ставить. Только участвующий в постановке народ был весь младше нас на 5-7 лет. А как еще мы смогли бы заметить, что мы так повзрослели?

У театра не было имени, но мы не подарили им идею "Торча". Название должно было родиться само. И оно родилось в первый же вечер, который мы потратили на знакомство. Пили чай (пиво пить было непедагогично) и рассказывали историю "Торча". Мы говорили ребятам о том, что не стоит бояться оригинально мыслить. В жизни и так много прилизанных людей, живущих в рамках правил. Представьте, какими они будут, если подложить им ежа? Так и родилось название "Берд", которое в принципе, по-английски, означало "птичка", но внутри театральной тусовки расшифровывалось лозунгом "Больше ежиков розовым дамам!" Наверное, ребята просто осознали, что творчество существует для того, чтобы будить в человеке человека. Пусть даже не очень приятным для него способом.

Витька остался в молодежном спектакле и после того, как премьера состоялась. Мне кажется, в глубине души, я была к этому готова. Просто не хотела об этом думать, чтобы не расстраиваться, если что пойдет не так. У Витьки была нормальная работа, нормальная (более чем) зарплата, но в вечернее время он зачислился в ДК совместителем как педагог дополнительного образования. Ему нужен был театр. Ему необходимо было место, где он мог реализовать свой творческий потенциал. Витька притаскивал время от времени в этот театр наших общих знакомых, и они с удовольствием пускались в дурь от собственной взрослой жизни. Помню, как перед очередной премьерой я заскочила к Витьке и обалдела. Знакомые лица, знакомые разговоры… Полное ощущение того, что я попала в прошлое. И такой знакомый взгляд Витьки через головы сидящих. (Нет? Да? Да? Нет?) Потом сигаретный дым слегка рассеялся, и я поняла, что повзрослели все.

Витька опять был со мной предупредительным и нежным. Но если себе не врать… Я знаю, что таким же он мог быть и по отношению к любой другой более-менее приятной ему девушке. И если во всем этом проскальзывало что-нибудь лично для меня, то настолько неуловимым образом, что словами это не определишь. И все-таки что-то было! Было в мелочах, в поведении, в обращении, во взглядах и даже в том, как он старательно держал дистанцию. Я старалась держать дистанцию тоже. И даже если Витька хотел действительно что-то там со мной закрутить, то я никак не облегчала ему задачи. Я вела себя по-дружески. Конечно, это не исключало легкий флирт, но разве это стоило воспринимать всерьез? Витька и не воспринимал. Сейчас я думаю, что мои чувства к Витьке были не совсем влюбленностью. Скорее, мне хотелось убедиться, что я до сих пор интересна ему как женщина. Я хотела, чтобы первый шаг сделал он. А он – чтобы я. Потому что на войне и в любви существует единый закон – один сдается, а второй диктует правила игры. Из нас с Витькой не хотел сдаваться никто. Потому что никто не хотел быть зависимым. Наверное, что в показушничестве на тему "а нам все равно" мы зашли чуть дальше, чем надо. И не знали, как из этого выбраться.

Может быть, нам не стоило быть такими взрослыми. И такими глупыми. Наступило время, когда мы устали скрывать друг от друга нереализованные желания и стали раздражаться. Потом психовать. А затем даже орать друг на друга. Может быть, это был какой-то период ломки в наших отношениях. И они просто перерастали во что-то другое, как это было в свое время у нас с Ником, но нам обоим это не нравилось. Определенно. Мы оба хотели побыстрее миновать эту злость, и даже друг от друга отдалились. Не знаю, помогло ли это Витьке. Мне – нет. И я решила, что все это необходимо менять. Понятия не имею, насколько Витька был готов к такому повороту событий. Я даже не могла предположить, как он среагирует. Мне уже было все равно. Меня понесло. Я устала от наших поганых отношений с Витькой, и была готова прекратить эту тягомотину раз и навсегда. Я была уверена, что Витьке это все тоже надоело. Просто из нас двоих сильнее, умнее и решительнее (опять!) должна была оказаться я. Если честно, мне этого не хотелось. Но особого выбора не было. Всяческие недоразумения между нами следовало прекратить. Только бестолковой влюбленности в 25 лет мне не хватало!

Наверное, с моей стороны не очень честно было напоминать Витьке наше прошлое, но ничего лучшего я не придумала. И Витька не устоял.

Ольга повела бровями. Чего ж теперь поделаешь, если загоняться по пустякам – это ее любимое занятие? Она все время только самого плохого ожидает. Ну почему, например, она думала, что Витька на нее не поведется? Он хотел этого не меньше, чем она! А она видела это в его глазах и продолжала сомневаться до последней минуты.

Мне было с ним хорошо. Не от того, что Витька творил в постели (хотя он был крут), и даже не оттого, что "я это сделала!". Мне было хорошо потому, что я понимала – этот раз не последний. Я чувствовала, что Витька ждал этого, и что он этого хотел. Он слишком хорошо меня помнил. Мое тело, мои привычки, и те мелочи, которые связывали нас в постели раньше. Такая память не бывает случайной. Она постоянно должна подогреваться воспоминаниями и желанием претворить эти воспоминания в жизнь. Я знаю это по себе. Я тоже его слишком хорошо помнила. Я чувствовала себя удовлетворенной и успокоенной именно потому, что я победила. И Витька никуда от меня не денется.

Говорят, что со временем все проходит. Ага. То-то я гляжу – куда все смылось? Говорят, что молчание золото. Обязательно! Мы столько его намолчали, что дальше некуда. Говорят, что с возрастом люди умнеют. Разумеется! Может быть, просто у нас с Витькой еще возраст не тот? Или мы не те? Или с нами что-нибудь не так? Сколько глупостей можно натворить, потакая собственным страхам!

Мы повзрослели. Во всяком случае – по годам. Интересно, когда же, наконец, мы начнем умнеть? Мы все еще молчим. Забавно. Чем же нам это помогает? Мы понимаем, что время прошло. Очень хорошо. Кого же из нас оно вылечило? Боже ж ты мой. Мы опять запутали свою жизнь. Но все еще будет иначе! Мы помолчим, повзрослеем, а когда пройдет время, все изменится. Как?!

Ольга попыталась вспомнить их с Витькой сцену "прощания славянки", но ничего определенного не вспоминалось. Подумать только – ведь Витька ей когда-то нравился! И не так давно, кстати. Она завоевала его вопреки всему, а потом… потом выяснилось, что ей этого не надо. Ольга перевернула обложку следующей тетради, прикусила губу, и почувствовала, как дрожат кончики ее пальцев. Она даже не была уверена – хотелось ли ей это читать. Ольга и так слишком долго не могла этого забыть, несмотря на старания.