"Мария Валевская" - читать интересную книгу автора (Брандыс Мариан)

I

В своей книге «Козетульский и другие» я уделил довольно много места героине одного из самых шумных любовных романов – Марии Валевской, прозванной французскими историками «польской супругой Наполеона». Эта интересная дама пленила мое воображение еще в те времена, когда я принадлежал к числу восторженных читателей Гонсёровского и Васылевского.[1] Несколько лет назад, поддавшись былым чувствам, я совершил торжественное паломничество к местам, связанным с легендарной камергершей. Так я посетил местечко Кернозю под Ловичем, где еще стоит дом, в котором она жила перед самым замужеством с Валезским, и костел, в склепе которого похоронили ее в 1818 году; я обстоятельно осмотрел ее красивый дворец в Валевицах, где она в ожидании сказочного принца теряла самые лучшие молодые годы подле старого мужа; наконец добрался до Каменьца Суского в Ольштынском воеводстве, где в 1807 году – в замке прусских графов фон Финкенштейн, превращенном во французскую штаб-квартиру, – она провела два медовых месяца со своим царственным любовником. В результате этой репортерской поездки я опубликовал в журнале «Свят» небольшой очерк «Хлопоты с пани Валевской». Очерк этот вызвал много благожелательных откликов с разных концов Польши и из-за границы. Дошло даже до того, что представитель солидного французского журнала предложил мне дать по телефону интервью, а один почтенный «наполеоновед» из Лондона готов был финансировать эксгумацию ее останков.

И все же, несмотря на такой резонанс, я отнюдь не имел серьезных намерений писать что-то о Валевской.

Опубликовав в «Козетульском» несколько малоизвестных материалов об этом прославленном романе, я счел тему исчерпанной и был уверен, что расстаюсь с прекрасной Марией навсегда. Но некоторые из моих читателей решили этому воспрепятствовать. Из всех аспектов моего двухтомного повествования о наполеоновской Польше их больше всего заинтриговала именно линия Валевской. В письмах и разговорах со мной от меня требовали, чтобы я написал полную и добросовестную биографию «польской супруги Наполеона». Валевской посвящено уже много разного рода биографических произведений, о ней написаны псевдонаучные исследования, романы, драматургические произведения и оперные либретто, а за последние полвека даже сделали в честь ее несколько не очень удачных фильмов (приятным исключением является польская комедия «Марыся и Наполеон»), и вот, оказывается, всего этого мало, любопытство еще не удовлетворено. Мир бьется в муках, предвещающих рождение новой эпохи, космические корабли кружат вокруг планет, ученые пересаживают сердце и готовятся пересадить мозг – а в Польше все еще уйма взрослых людей, которым непременно надо знать, где впервые встретилась с Наполеоном некая дама, жившая чуть более ста шестидесяти лет назад в окрестностях Ловича, у корчмы в Блоне или в Варшаве на балу у Талейрана; им интересно, была ли она «действительно такая красивая» и прельстила ли императора исключительно обаянием и умом, любил ли ее Наполеон на самом деле или это был тривиальный роман и т. д. и т. д.

Есть смысл задуматься над причинами этой неослабевающей популярности героини из-под Ловича. Главную роль тут, конечно, играет воздействие наполеоновской легенды. В данном случае легенда являет свои интимные аспекты. Кого же не интересуют слабости великих людей? Кто не любит подглядывать за историей в замочную скважину? Но в пользу Валевской говорят еще несколько моментов. Фабульная схема ее романа удивительно напоминает бессмертный шедевр польской «сентиментальной литературы» – знаменитую «Прокаженную» Гелены Мнишек. Там тоже скромная молодая женщина встречает на своем пути знатного возлюбленного из высших кругов; и там романтическая любовь терпит крушение, столкнувшись с предрассудками классово-светского плана. Разве что в случае Валевской та же фабула развертывается на фоне эффектных исторических декораций. Любовь камергерши и императора разыгрывается под аккомпанемент военно-освободительных фанфар, в сфере придворных интриг и большой политической игры, что придает всей этой любовной истории особый аромат. В истории других народов бывали прославленные фаворитки, но все эти мадам Помпадур и Дюбарри использовали свое привилегированное положение главным образом в личных целях, а наша ловичская Марыся – как это объективно утверждает почтенный Юлиан Урсын Немцевич – «хотела от него (т. е. от Наполеона) одного, дабы Польшу восстановил». Ну, как можно не любить такую женщину?

В заключение еще одна из вероятных причин популярности «польской супруги Наполеона»: всеобщее отвращение от монументальной истории, общее желание «рассеяться». На фоне мрачных, героических событий, следующих за разделом Польши, история с Валевской пленяет своим почти развлекательным характером. И хотя история эта не так чтобы уж очень веселая, но практика того же нашего телевидения успела приучить нас, что развлекательность и веселость не всегда выступают в паре.

Учитывая все сказанное, я решил уступить желаниям читателей, но… с некоторой оговоркой. Полной и обстоятельной биографии Марии Валевской я не напишу, поскольку (как это будет показано ниже) не сумел бы этого сделать даже при самых благих намерениях. Зато я постараюсь обосновать, почему считаю создание такой биографии абсолютно невозможным. Это будет весьма поучительно, так как объяснит, насколько трудна работа исторического биографа вообще, а в особенности, когда речь идет о лице, чье рукописное наследие является личной собственностью потомков и недоступно для исследователей.

Мой романтический рассказ об императорской возлюбленной я начну с характеристики исторических источников, из которых черпали – и продолжают черпать – сведения о «польской супруге Наполеона». Первоисточников, материалов «из первых рук» по этой теме в Польше очень мало. Болтливые мемуаристы наполеоновской эпохи проявляют удивительную сдержанность по отношению к императорскому роману, который наверняка много месяцев был главным предметом разговоров во всех салонах Варшавы. Но история эта имела несколько щекотливый характер и не согласовывалась с обычными условностями, говорить о ней было легко, писать – гораздо труднее. Не следует также забывать, что большинство польских воспоминаний о наполеоновской эпохе было напечатано только во второй половине XIX века, когда во Франции правил Наполеон III, а его министром иностранных дел был Александр граф Колонна-Валевский, внебрачный сын Марии и основателя династии Бонапартов. Это обстоятельство еще больше усиливало щекотливость темы и наверняка «сдерживало» мемуаристов и издателей. В результате в польских воспоминаниях сохранилось о Валевской только несколько обрывочных информации – главным образом светского характера.

Гораздо больше можно узнать из ранее опубликованных – а поэтому более свободных – французских воспоминаний, особенно из трехтомных Memoires Луи-Констана Бери, знаменитого Констана, преданного камердинера Наполеона. Искушенный придворный, используемый для особых и секретных поручений и посвященный в самые интимные секреты своего господина, относился к «польской графине» с искренней любовью. Живописные описания его непосредственных встреч с Валевской в разных фазах императорского романа являются исключительно ценным материалом для ее биографии.

Но помимо отрывочных сведений, рассеянных по разным печатным источникам, существует еще биографический материал довольно солидного объема, до сих пор полностью не опубликованный: это личные бумаги Валевской, ее обширная переписка и две версии собственноручных воспоминаний. К сожалению, эти самые авторитетные источники находятся под замком в архивах двух аристократических французских семейств, происходящих от героини романа: графов Колонна-Валевских в Париже я графов Орнано в замке Браншуар в Турени – и ни один французский или польский исследователь не имеет к ним свободного доступа. Утаивание этих документов вызывает необычайный кавардак во всем этом деле и является основным препятствием, мешающим написать полную биографию Валевской.

Существование «тайного архива» императорского романа впервые установил в конце прошлого века французский историк-наполеоновед Фредерик Массой. Великолепный ученый и писатель, член и секретарь Французской Академии, он всю свою исследовательскую деятельность посвятил тайникам личной жизни Наполеона. Львиную долю многотомных «Etudes Napoleoniennes» Массона занимают «интимные дела» императора, то есть подробное описание его двора, домашней жизни, распрей с родными и любовных перипетий.

Естественно, что историк с таким специфическим кругом интересов не мог пройти мимо польского романа Наполеона. Массой нашел дорогу к парижским Валевским и своим авторитетом добился того, что потомки «польской графини» разрешили ему (первому из историков) ознакомиться с семейным архивом и использовать его для научной цели. Но даже Массону не открыли всех архивных тайн. Некоторые материалы, а среди них большую часть воспоминаний Валевской, семья якобы объявила «неудобными для публикования».

В результате своих открытий Массой опубликовал в 1893 году биографический очерк о Марии Валевской, а четыре года спустя включил его в сборник «Napoleon et les femmes» («Наполеон и женщины»). К сожалению, прославленный наполеоновед, так же как и другие французские биографы этого периода, тщательно избегал точных указаний на источники. Поэтому трудно разобраться, что в его труде почерпнуто из бумаг Валевской, а что из других наполеоновских архивов. Так, он не приводит дословных формулировок Валевской из ее воспоминаний и писем, а заменяет их своим пересказом. Кроме того, Массой слишком доверял памяти и искренности своей героини, в результате чего в польские реалии вкралось несколько явных исторических несуразностей, которые тут же уловили польские специалисты по наполеоновской эпохе.

Однако при всех недостатках и недочетах очерк Массона был все же первым обширным трудом о Валевской, подкрепленным серьезным научным авторитетом. Можно смело сказать, что знаменитый французский биограф официально ввел камергершу из Валевиц на страницы европейской истории и литературы. Если бы не он, о ней бы уже давно забыли. Очерк Массона на долгие годы сделался единственным авторитетным источником информации о «польской супруге Наполеона». С этого времени книги о Валевской стали появляться как грибы после дождя, а все авторы этих биографий и романов – французы, итальянцы, немцы – черпали сведения о своей героине всего лишь из сорокастраничного очерка Массона; к этому же источнику прибегали и наши польские писатели Вацлав Гонсёровский и Станислав Васылевский, разве что Васылевский пополнил открытие французского ученого несколькими данными, добросовестно извлеченными из польских архивов.

Монополия Массона в области сведений о Валевской держалась почти полвека. Новый решительный поворот в этом деле произошел только в 1934 1935 годах, когда – сначала в Канаде, а потом в Англии – вышел исторический роман графа д'Орнано «Жизнь и любовь Марии Валевской» («Life and loves of Marie Walewska»). Атмосфера сенсации, сопутствующая изданию этой книги, объяснялась прежде всего личностью автора. Читателям, пожалуй, следует подробно объяснить, кем был этот автор и при каких обстоятельствах он собрал некоторые материалы для своего романа. Те, кто интересуется новейшей историей Польши, знают, что в 1919 году вместе с дивизией генерала Галлера в нашу страну прибыла группа французских офицеров, в число которых входил и капитан Шарль де Голль, будущий президент Франции. Но лишь немногим наполеоноведам известно, что членом этой группы был также лейтенант Гийом д'Орнано, родной правнук Марии Валевской от ее второго брака с генералом (а позднее маршалом Франции) Антуаном-Филиппом-Огюстом д'Орнано.

Молодой французский офицер Гийом д'Орнано знал историю романа своей прабабки и живо интересовался этим делом. Он несколько раз посетил Кернозю и Валевицы, рылся в тамошних архивах, пытался узнать как можно больше о пребывании Наполеона в Польше, собирал информацию о польской культуре и польских обычаях. Заинтересованность родиной прабабки закончилась для правнука несколько неожиданно, но в соответствии с семейной традицией: Гийом д'Орнано влюбился в прекрасную польку, панну Михальскую (из имения Травник под Люблином), и после шумной свадьбы увез ее с собой во Францию.

Брак Гийома с полькой способствовал оживлению связей между родом Орнано и родиной их прабабки. Спустя несколько лет Польшу посетил старший брат Гийома – граф д'Орнано (Филипп-Антуан), литератора историк. Он также интересовался сведениями о прабабке, но уже профессионально. Вскоре по возвращении во Францию он передал издателю в Монреале свой роман «Жизнь и любовь Марии Валевской».

Граф Орнано, не связанный требованиями хранения тайны, позволил себе большую откровенность, чем Фредерик Массой.

В предисловии к книге он щедрым жестом вельможи раскрыл читателям полный перечень источников, на которых основал свой труд. Характер и богатство этих материалов могли вызвать головокружение у всех предшествующих биографов «польской фаворитки», наперебой использующих скупую информацию Массона.

Граф Орнано дает понять, что нашел в семейном архиве в замке Браншуар не только переписку и сокращенный вариант воспоминаний (account) знаменитой прабабки, но и «написанные ее рукой лапидарные комментарии, в которых она зафиксировала важнейшие встречи и другие необычные события». Биограф сетует, что комментарии ее «отрывочны и трудночитаемы из-за частых сокращений», но признает, что даже в таком виде «они проливают живой свет как на ее повседневную жизнь, так и на отношение к волнующим событиям, в которых она сыграла свою роль».

Но мало этих бесценных документов – автор еще располагал столь же бесценными семейными преданиями. «Отцу моему было уже шестнадцать лет, когда умер его дед (маршал Орнано, муж Валевской), – читаем мыв предисловии. – Я рос в постоянном и близком общении с двумя невестками Марии (женой Александра Валевского и женой Рудольфа Орнано). Дом, в котором я жил, и дома, которые посещал, были полны воспоминаний о ней. Я познакомился с историей их обоих: и ее и Наполеона, к которому моя семья сохранила свои былые симпатии. Картина, составленная мной, была полная. Ей может быть не хватало перспективы, но зато в ней не было пробелов…»

Как жаль, что граф Орнано не ограничился этой картиной, основанной исключительно на прямых источниках. Как жаль, что он не воспроизвел в книге строгого звучания документов и семейных преданий, дополнив бы их от себя только личным комментарием правнука. Поступи он так, проблема Валевской была бы наконец выяснена и упорядочена, а исследователи интимной биографии Наполеона разделались бы наконец с терзающей их загадкой.

Но получилось иначе. Открытие в семейных архивах замка Браншуар подействовало на историко-литературные амбиции биографа. Ему мало было скромной роли добросовестного, пытливого биографа. Он решил написать о прабабке романтическую литературную эпопею на широком историческом фоне. «По всей Европе, исколесив ее вдоль и поперек, – говорит он в предисловии, – я перерыл с тщательностью историка все публичные и частные архивы, в которых могли бы содержаться какие-нибудь полезные сведения на эту тему. Вооруженный историческими и семейными документами, я посетил места, которые любила Валевская, где она жила и оставила след. Сейчас, после долгих подготовительных трудов, я беру на себя риск изобразить жизнь этой необыкновенной женщины, моей прабабушки».

Автор столь обещающего предисловия, к сожалению, не сдал экзамена на историка-исследователя. Материалы, собранные им в путешествиях по Польше, Германии и Италии, оказались в значительной мере неточными, а то и просто вздорными. Не проявил он и достаточного критического чувства в оценке семейных документов. Уже из работы Массона можно было сделать вывод, что в воспоминаниях Марии Валевской (написанных для сыновей явно с целью реабилитации) несколько идеализирован ее роман с Наполеоном, в нем выпячены прежде всего патриотические и политические моменты. Правнук-биограф в своем агиографическом рвении зашел еще дальше. Он до такой степени раздул политическо-историческую роль Валевской, что сделал из императорской фаворитки фигуру, чуть ли не решавшую судьбы Польши в наполеоновскую эпоху. В довершение всего он придал биографии форму романа, совершенно стерев границы между документальной правдой и литературной фикцией. В результате книга графа Орнано вместо того, чтобы прояснить проблему Валевской, еще больше затемнила ее.

В одном только отношении Орнан не сделал промашки. Его беллетризованная биография, обильно скрашенная экзотическим польским фольклором, заинтересовала кинематографистов. Вскоре после выхода книги появился сделанный по ней сценарий первого фильма об этом любовном увлечении Наполеона (при создании сценария пользовались и английским переводом романа Вацлава Гонсёровского «Пани Валевская»). Снятый в 1937 году американский суперфильм с Гретой Гарбо в главной роли сделал популярной фигуру и историю Валевской среди многомиллионных зрителей во всем мире.

Но успех фильма не спас биографа-правнука от критики со стороны обманувшихся в своих надеждах наполеоноведов. Основательнее всех расправился с книгой «Жизнь и любовь Марии Валевской» польский историк Кукель. В двух обширных полемических очерках «Вымышленная жизнь Марии Валевской» (1939) и «Правда и вымысел о пани Валевской» (1957) Кукель опроверг многие ошибочные утверждения графа Орнано и – благодаря добросовестному анализу всех имевшихся доселе источников – навел какой-то порядок в сумме знаний о Валевской.

Новые интересные подробности из биографии романтической камергерши появились в исследовании Адама Мауерсбергера «Мария Валевская», помещенном в журнале «Атенеум» в марте 1938 года. Мауерсбергер уточнил дату рождения Валевской, и, кроме того, ему удалось раскопать консисторские акты архиепископского суда в Варшаве и на основе их воссоздать ход бракоразводного процесса Марии с ее первым мужем, камергером Анастазием Валевским.

Последнее открытие сделано несколько лет назад. Искусствовед Стефан Козакевич нашел в приходских книгах Кернози документ, не оставляющий никаких сомнений (до сих пор об этом ходили только легенды), что останки Валевской, погребенные 15 декабря 1817 года в семейном склепе графов Орнано на кладбище Пер-Лашез в Париже, были в 1818 году, согласно последней воле покойной, перевезены в Польшу и помещены в подземелье костела в Кериозе.

Завершая этот длинный перечень первоисточников, я хотел бы в конце упомянуть о своих собственных (к сожалению, неудачных!) попытках разрешить тайну Валевской.

В 1962 году я обратился с письмом к автору книги «Жизнь и любовь Марии Валевской» в надежде, что смогу получить таким образом какую-нибудь информацию о содержимом семейного архива в замке Браншуар. Не имея точного адреса графа Орнано, я переслал письмо знакомым, живущим постоянно во Франции, с просьбой вручить адресату. Спустя некоторое время письмо мне вернули, сообщив, что граф Филипп Орнано недавно умер.

Не обескураженный первой неудачей, я спустя год возобновил попытку установить контакт с потомками Валевской. Случайно я узнал, что племянник покойного автора, Юбер д'Орнано, верный семейной традиции, намерен жениться на польке, Изабелле Потоцкой. Знакомые моих знакомых должны были присутствовать на этом французско-польском обручении. Тогда я попросил, чтобы они узнали у теперешнего главы рода Орнано, может ли биограф из Польши получить доступ к некоторым архивным материалам в замке Браншуар. Разговор состоялся, но результат был ничтожный. Владельцы семейного архива отделались от моих посредников точно таким же ответом, каким отделывались до этого от многих других любопытствующих: «Все, что могло быть опубликовано, содержится в книге графа Орнано», – вежливо, но решительно было заявлено знакомому моих знакомых.

В третий раз забрезжила передо мной робкая надежда на новые открытия в 1965 году, когда я собирал материалы для книги «Козетульский и другие». Идя по следам героя Сомосьерры, я завернул и в Неборов, чтобы порасспросить кое о чем хранителя тамошнего музея, доцента Яна Вегнера, автора основанного на первоисточниках труда «Наполеон в Ловиче». В разговоре о различных деталях наполеоновской эпохи, связанных с Ловичем, Ян Вегнер упомянул мимоходом, что в 1938 году, перебирая рукописи несуществующей ныне библиотеки Пшездзецких в Варшаве, он наткнулся на большой манускрипт «Воспоминания Марии Валевской». Занятый тогда другой работой, он не стал в него углубляться, а отложил, чтобы заняться им позже. Но в Польше ничего нельзя откладывать. В 1939 году разразилась война, и библиотека Пшездзецких на улице Фоксаль сгорела вместе с большей частью своих собраний.

Ошеломляющее известие о существовании третьей версии воспоминаний Валевской взбудоражило меня. Мне показалось, что я на верном пути к разрешению тайны прекрасной камергерши. Концепция, которую я себе создал, имела все черты правдоподобия. Валевская писала воспоминания главным образом для сыновей, которых у нее было трое. Александр Валевский и Рудольф д'Орнано жили во Франции, тогда как первородный сын от брака со старым камергером, Антоний Валевский, до смерти жил в Польше; так что мог существовать и третий, оставленный для него, польский экземпляр воспоминаний. Надо только эти воспоминания найти. Долгие недели я гонялся за людьми, связанными перед войной с библиотекой Пшездзецких, и донимал их расспросами о таинственной рукописи, но ничего не смог вытянуть. Вероятнее всего, что рукопись сгорела вместе с библиотекой.

После третьей неудачи я отказался от самостоятельных поисков и решил сосредоточить все внимание на биографических материалах, уже обнаруженных другими.

Уступая требованию читателей, я еще раз попробую подвергнуть эти материалы критическому анализу и отделить в них правду от легенды.