"Наверху" - читать интересную книгу автора (Наумова Марина)8Их было всего пятеро, но каждый из них стоил десятка Горожан. Дикий лес превратил в сталь их мышцы, обострил слух и ускорил реакцию, превратив в своих полноправных обитателей, способных выжить в его жестких условиях. Он же научил их нападать первыми и не знать пощады — или ты Охотник, или жертва, третьего не дано. Они предпочли стать Охотниками — самые ловкие и сильные из обитателей Нор. Сейчас Охотники сгрудились под широко раскинувшим крону зонтичным деревом и наблюдали за полетом незваного гостя — небольшого летательного аппарата. — А если Вожаку это не понравится? — осторожно спросил Младший. — Эти Горожане все равно узнали, где наши Норы, — лучше будет, если мы не дадим им вернуться, — резонно возразил Два Пятна и жестом приказал всем замолчать — летательный аппарат приближался. — Младший, вылазь… Пусть они заметят тебя, — подтолкнул Младшего третий охотник. — Они не смогут разобрать сверху, кто перед ними, и наверняка спустятся, чтобы проверить. Вот тут мы их и накроем. Что они смогут сделать против нашего Оружия? — и он с уважением посмотрел на древко сжимаемого в лапе копья. Оружие было изобретением Историка — во всяком случае, это он научил членов Общины Дикого леса изготавливать из сколков камня наконечники. В идеале, разумеется, железо подошло бы лучше, и тот же Историк обещал научить его выплавлять — но не успел: на Норы налетело стадо зубанов, и его уберечь не удалось. Впрочем, и каменные копья неплохо зарекомендовали себя на охоте, а использование их в драках оказалось столь успешным, что Вожак счел нужным его запретить: слабаки не дрались, а терять сильных членов Общины было неразумно. — Вперед — мы тебя прикроем… — пообещал Два Пятна, и Младший, отдав свое Оружие третьему, выбрался из тени на травянистый пригорок… — Опять привезли какого-то беднягу, — посмотрел на оставленную на небе дымную полоску Все Равно. Природа за ночь сотворила чудо: опухоль на шее Одинокого исчезла напрочь, рана перестала пахнуть гнилью, и к утру зверь уже пробовал подниматься. Можно было только удивляться, с какой терпеливостью он вынес все процедуры — лишь когти его время от времени рефлекторно скребли землю, пока Священник вычищал гной и выдавливал на рану едкий сок ползучего растения. — Он понимает, что мы не желаем ему зла, — говорил Священник, непонятно к кому обращаясь. — Звери чувствуют больше нас, потому что их чувства не ослеплены разумом. — Ну да, — сомневался Все Равно, косясь в сторону огромных, с ладонь, клыков, — вот придет в себя — и покажет, чего стоит вся его благодарность. Зверь есть зверь… — Пусть так. Зато нам не придется далеко ходить за смертью. Только я все же верю ему, — гладило щупальце полосатую голову, и уши зверя чуть колыхались, вбирая в себя звуки двух голосов. — Говорят, в древности такое случалось: зверь и человек становились друзьями. Потом эта дружба была сочтена бесполезной: за цивилизацию всегда приходится платить чем-то из души. Но бесполезным бывает все — кроме чувств. Не так ли, зверь? Одинокий жмурился, зрачок, овалом зияющий посреди красноватой радужки, то вытеснял ее совсем, то превращался в точку. К утру Священника сморило — он лег прямо возле когтистых звериных лап, и Одинокий то и дело забывал о его близости и вытягивал их, несильно упираясь в спящего; затем и вовсе неслышно встал и сделал несколько первых неуверенных шагов. При виде этого Все Равно оцепенел на миг от страха, но прикоснувшись к его боку, морда и не думала раскрывать пасть — только ноздри немножко пошевелились, запоминая запах. Когда же зверь снова лег, вернувшись на место, Все Равно почувствовал радость — если бы это не звучало так абсурдно, можно было бы сказать, что он был благодарен зверю и за то, что тот не стал их есть, и за то, что их докторские усилия не пошли насмарку. Так он и следил за Одиноким, пока где-то вверху не заурчал мотор и летательный аппарат не пронесся в сторону соседней поляны. — Что ты сказал? — резко дернулся Священник и присел, открывая глаза. — Да ничего, — Все Равно оторвал взгляд от дымного следа. — Опять кому-то не повезло, говорю, — вон, прислали… — Ты предлагаешь найти его и встретить? — вопросительно изогнулся хвост Священника. — Ты прав… Это немаловажно — кто найдет беднягу первым. — Я такого не говорил, — начал было возражать Все Равно, но, подумав, прикусил язык. Разве эта идея была более шальной, чем, например, лечение потенциального собственного убийцы? Священник играл в жизнь по непонятным правилам, но именно из-за их непонятности и кажущейся алогичности можно было поверить, что они сработают. Во всяком случае, Все Равно хотел бы так думать. Он только смутно угадывал, что может существовать мир, в котором все живут по совсем другим законам, и Священник казался ему как раз пришельцем из этого мира. — Ну что ж, друг зверюга, надеюсь, у тебя хватит ума не уходить отсюда далеко? — обернулся Священник к Одинокому. — Тебе может вновь понадобиться доктор… Впрочем, что я говорю? В этом смысле ты наверняка мудрее нас. — Так мы идем? — сорвался с места Все Равно. — Идем, — подтвердил Священник, и они пошли… — Это не он… — разочарованно прозвучало с борта летательного аппарата, и мотор, сбавивший было свои обороты, вновь загудел сильнее. — Постой, — перебил другой голос. — Может, он что-то видел!.. …Младший выпрямился, с трудом сдерживая свое ликование: приманка сработала — катер шел на посадку… — Эй, парень! — высунулась из-под отъехавшего назад стеклянного колпака узкая рубчатая голова. — Тебе не приходилось встречать тут в лесу одного мужчину из недавно осужденных? — Что? — напрягся Младший. — Не слышу. Говорите громче! — Не встречал ли ты, — перешла на крик голова, — новичка? Совсем свежего, слышишь? — Ничего не слышу, — показал на слуховые отверстия Младший. — Говорите громче! — О, Тьма великая! — выругался обладатель узкой головы. — Садимся… Парень, ты что, глухой? — Я — глухой? — переспросил Младший, несильно постукивая себя возле слухового отверстия. — Я не глухой… но все равно почти ничего не слышу… — Может, не будем тратить времени? — прогудело внутри летательного аппарата со стороны водительского места. — Наверняка он ничего не знает… а если и знает, то соврет. — Подожди, — узкоголовый отмахнулся от своего собеседника. — Эй, парень, ты кого-нибудь в лесу видел? — Видел… много видел, — нарочно низким голосом ответил Младший, с трудом удерживаясь, чтобы не оглянуться и не проверить, насколько близко подползли его товарищи. — Совсем нового осужденного видел? — Кого? — вновь начал притворяться слабослышащим Младший — он спиной почувствовал, что остальные Охотники уже близко. — Да заглуши же ты мотор! — уже рассерженно сказал Узкая Голова, и урчание начало смолкать… — Ничего не понимаю, — произнес Священник, глядя на поляну. — Чего они хотят? Почему они окружили катер? — Ого! — удивился Все Равно. — Да эти ребята Охотники, похоже, нацелились на крупную дичь… Клянусь — Горожанам несдобровать… — Ты думаешь? — помрачнел Священник. — Еще бы! Одного не пойму: для чего им понадобилось устраивать эту охоту. Да и Горожане ведут себя странно — нет, чтобы высадить новичка… — он замолчал, вглядываясь в скользящие среди пучков травы фигуры, и с каждой секундой его вид становился все более мрачным… Копье со свистом мелькнуло в воздухе и впилось в борт, пригвоздив к нему лапу водителя. Короткий вскрик заставил Узкую Голову повернуться — этого было достаточно, чтобы в сторону летательного аппарата метнулось несколько тел, выросших словно из-под земли. — Бежим! — завопил водитель, корчась от боли и стараясь вновь завести только что отключенный мотор целой лапой. Когда ему это почти удалось, на лапу обрушилась спина отскочившего Узкой Головы; следующее копье, поднявшееся почему-то с противоположной стороны борта, довершило дело, впившись водителю глубоко в грудную клетку. Все же включить мотор ему удалось: хитин смягчил удар, и водитель перед смертью успел проделать несколько судорожных движений. Летательный аппарат тряхнуло, мотор заурчал, но тут же заглох, впившись лопастями в вытянутое из кабины тело водителя. — Остановитесь! — закричал кто-то со стороны. — Прекратите это безобразие! Вы слышите? К Охотникам со всех ног мчались две светлые фигуры, одна из которых, казалось, принадлежала ребенку… Третье копье нацелило свое жало в Узкую Голову, но тот вовремя нагнулся, в то время как третий Горожанин ухватился за проносившееся мимо древко — к счастью, копье было брошено не с максимальной силой. Почти сразу же летательный аппарат тряхнуло снова — и на этот раз сильнее: по меньшей мере двое Охотников одновременно заскочили на плоскости и перевалились в кабину. — Остановитесь! Забыв об опасности, Священник налетел на одного из Охотников и повис на нем, сковывая движения. — Стойте! — кинулся под ноги Двум Пятнам Все Равно, и тот грохнулся на него, придавливая к земле. В катере третий Горожанин неумело замахал копьем в воздухе, опуская его край на головы нападавших, как простую дубинку. Узкоголовый ухитрился вырвать торчащее в борту Оружие вместе с частью лапы водителя, и только это позволило хоть как-то сравнять силы — Младший уже тоже залезал в передний отсек кабины. — Прекратите! — продолжал кричать Священник, чувствуя, что еще немного — и противник сбросит его, чтобы тут же прикончить сжимаемым в лапах Оружием. Два Пятна свое копье выронил, и теперь карлик быстро-быстро двигал ногами, стараясь отпихнуть древко куда-нибудь подальше… Полосатая тень возникла в разгаре свалки. Одинокий не стал нападать сразу: ему было достаточно остановиться возле борта летательного аппарата и издать свой вой, который невозможно было спутать ни с чем иным. Наверное, и взрыв бомбы не вызвал бы такого отрезвляющего эффекта. Все замерли, поворачиваясь в сторону зверя. Одинокий казался гигантом: в сидячем положении его голова возвышалась едва ли не на уровень откинутого стекла кабины. — Зачем? — первым пришел в себя Священник. Он отпустил своего противника и направился к зверю; в его словах звучал легкий упрек, словно вмешательство Одинокого сильно его огорчило. — Ну кто тебя просил? Я же сказал тебе: лежи и отдыхай… Мы бы и сами разобрались между собой. Тебе просто рано заниматься такими делами… Наверное, он и не догадывался, какое впечатление произвела его речь на Охотников: не боявшиеся клыков и смерти, они были потрясены той необъяснимой, как им казалось, властью, которой Священник обладал над зверем. Что же касается поисковой группы — то их потрясение и так было достаточно велико, чтобы они могли думать о таких подробностях. Нападение, явление зверя — вот и все, что они осознали в тот момент. Щупальце Священника вытянулось вперед, простираясь к полосатой шерсти, — и зверь покорно лег к его ногам, мигнув зачем-то круглым красноватым глазом, будто хитро, по-заговорщицки подмигнул. — Эх ты, — погладил его Священник и вдруг ощутил легкий трепет: ему почудилось вдруг, что зверь ра-зыграл эту сцену нарочно. У Одиноких нет вожаков. У Одиноких вообще никого нет. В них не может быть заложена программа подчинения кому-либо. Этим поведение полосатых гигантов и отличалось от поведения других зверей. Но что можно было утверждать об их этологии, если таковая не вызывала ни у кого настоящего интереса? Все, что было известно об Одиноких, имело всегда непосредственное практическое значение: когда их лучше ловить, когда они наиболее активны, когда спариваются… Но ни одному из исследователей, похоже, не приходило в голову узнать, насколько умны эти опаснейшие из существ. — Спасибо тебе… брат, — чуть слышно прошептал Священник, стараясь дать почувствовать неожиданному помощнику свою благодарность. — Спасибо… Он погладил Одинокого еще раз и медленно поднял голову. Все Охотники стояли перед ним униженные и готовые подчиниться, а из летательного аппарата робко тянулись головы недоумевающих Горожан. — Чудо! — выдохнул Два Пятна. — Он святой! — Да что вы… нет… — засмущался Священник, поворачиваясь к нему. — Это он! — завопил вдруг другой Охотник. Это тот, кого вы ищете! — и он повернулся к Священнику, вновь припадая к земле. — Прикажите нам убить Вожака — мы сделаем это для вас… Никогда еще Дикий лес не знал человека столь великого! Его слова были поддержаны одобрительным гулом. — Да вы что? — замахал на них руками Священник. — Не говорите глупостей! Никого не надо убивать… никого нельзя убивать… Наоборот… И он замолчал, поняв, что еще немного — и он запутается совсем. — Вы были Священником до осуждения за государственную измену? — опомнился Узкая Голова. — Да… был, — почему-то в этот момент ему было неловко в этом признаваться. — Приговор отменен, — с тревогой поглядывая на Одинокого, возвестил Узкая Голова. — Мы прилетели, чтобы забрать вас… Тихое рычание вырвалось из пасти Одинокого, и он вопросительно уставился на Священника. — Подождите, — Священник вновь взглянул на рану зверя. — Я не могу вернуться. По крайней мере, сейчас. Я нужен ему, — он указал на полосатого гиганта. — И я не один… — Вы должны вернуться… Так хочет посол Земли — та двуногая женщина, которой вы помогли. В какой-то мере от вашего возвращения зависит судьба нашего Города… всей нашей Планеты, — пугаясь собственных слов и поминутно оглядываясь то на своего спутника, то на морду Одинокого, снова заговорил Узкая Голова. — Вы можете потребовать от нас чего угодно за ваше возвращение. Можете, — тут он запнулся, — взять с собой кого угодно… Но мы не можем улететь без вас… — Как бы я не хотел, чтобы от меня что-либо зависело, — удрученно проговорил Священник. — Но видно — не судьба… Так, Все Равно, что ты скажешь на это? — Я — как вы, — с обожанием глядя на друга, выдавил карлик. — А ты? — обернулся он к Одинокому. Зрачки зверя запульсировали, жесткие усы на морде пришли в движение, затем зверь встал, обвел взглядом Охотников и положил передние лапы на борт летательного аппарата, заставив машину накрениться. — Значит, и ты хочешь в Город, — задумчиво произнес Священник. — Значит, такова судьба… |
|
|