"Пандем" - читать интересную книгу автора (Дяченко Марина Юрьевна, Дяченко Сергей...)ГЛАВА 15Виталий Кимович Каманин, пятнадцати с небольшим лет, вышел из дома на рассвете, никем, кроме Пандема, не замеченный. Нельзя сказать, чтобы он поссорился с родителями. Нельзя сказать, чтобы ему надоел брат. Ему просто захотелось одиночества, дороги, кого-нибудь встретить, познакомиться с кем-нибудь новым, или никого не встречать, а идти по обочине и смотреть, как вокруг меняется мир. Позавчера Витальку срезали на отборочных в пилотскую школу. Никакой неожиданности: Пандем предупреждал, что он плохо подготовлен. В совокупности Виталька недобрал тридцать процентов — и по физике, и по физкультуре, и по психологической устойчивости; шестеро его одноклассников прошли, а Виталька — и еще десять человек — остались за бортом. Виталька проехал до городской черты на «червяке», который его мама иногда неправильно называла «электричкой». На полустанке было тихо, чисто и почти безлюдно; Виталька сошел с перрона и побрел под автострадой — по тропинке узкой, как лезвие, обрамленной высокими ромашками и приземистыми листьями подорожника. Он шел, слушая собственные шаги и ни о чем не думая. Над головой проносились будто порывы ветра — автострада не спала ни днем, ни ночью, ни утром; отец рассказывал, что раньше машины были тяжелые и вонючие. Когда-то Виталька видел такую машину у кого-то из старых соседей… — Почему кто-то может, а кто-то нет? Мы что, не равноправные? «Не равноправные. Они ведь не умеют рисовать, как ты». — А если я не хочу рисовать? Кто это определяет — кому чем заниматься? Кому летать, а кому сидеть носом в коленки? «Природа». — Ну не надо, Пан! Ну не надо! Какая такая природа? Если ты видишь, что человек чуть-чуть на тест не дотягивает — почему ты не выправишь ему, например, вестибулярный аппарат? Чтобы стал как надо? «У разных людей разные вестибулярные аппараты». — Почему? Что от тебя отвалилось бы, если бы я сдал тест? «От меня бы ничего не отвалилось. От тебя бы отвалилось, и очень сильно». — Что? «Воля. Способность к соревнованию». — Ладно… Есть человек, который выбрал себе работу. И работу, которая тебе, между прочим, нужна! Почему этого человека надо ссадить с трапа? Ты же знаешь, я бы выучился! «Ладно так ладно. Ты предлагаешь, чтобы я подкрутил винтики в твоей голове, сделав из тебя первоклассного пилота, в перспективе космонавта… А если я подкручу другие винтики? Чтобы ты захотел быть иллюстратором детских книг? Так и так ты будешь счастлив. Во втором случае — гораздо счастливее, потому что природу никто не отменял». Солнце поднималось выше. Виталька шел и шел; справа и слева был уже лес, настоящий, не городской, и на опушке паслись, мирно опустив морды в зелень, пятнистые коровы, которых никто никогда не зарежет. «Виталя, люди соревнуются. Друг с другом, с предками, с потомками, со временем, со мной… Когда они правильно соревнуются — у них есть стимул к жизни, есть цель, есть уважение к себе, к победителям, к побежденным…» — Я, значит, проиграл, чтобы кто-то порадовался победе? Массовку сыграл? «А как насчет реально оценить свои силы?» — Если бы у меня был сын, допустим, приемный, и от меня зависело, полетит он или нет… А я бы знал, как он хочет полететь! Я помог бы ему. Тем более что хуже от этого не было бы никому. «Хочешь — так полетишь. Это не последний набор». Виталька подумал, что Пандем утешает его такими же словами, какими он сам себя утешал. Еще перед тем, как идти на тест. Вот как, глубоко внутри себя он ждал, оказывается, поражения… — Ты знал? «Да ты и сам знал. Просто не признавался себе… Но у тебя еще есть шанс. Хороший шанс, Вит». — Знаешь, Пан… — Виталька мимоходом удивился сам себе. — Если бы сейчас была война — я убежал бы на войну. Он постоял, ожидая, что скажет Пандем, но Пандем молчал, и Виталька свернул в лес. Здесь, в двух шагах от города, было заброшено и дико, нетронуто, нетоптано. Трава распрямлялась, скрывая Виталькины следы. Бесшумно вились мошки. Из-под ног шарахнулось маленькое, быстрое, с бурой спиной и пушистым хвостом. Качнулись кусты. Виталька остановился. Он был совсем еще ребенок, когда они играли с Пандемом в индейцев. И он так верил в эту игру, что сердце выпрыгивало. Один отважный мужчина перед лицом врага может рассчитывать только на себя; это осознание переполняло его такой гордостью, такой… «А если бы тебя убили на той войне, куда ты собрался, — ты, умирая, спрашивал бы, почему? Почему такая несправедливость: кто-то жив, а кого-то хоронят?» Виталька вздохнул. — Одно дело — мир, где тебя нет… Я, правда, не понимаю, как это может быть, но ведь папа говорит, что так было… Жалуйся не жалуйся, вроде как некому… А если ты говоришь, что любишь меня, а простую вещь ради меня сделать не хочешь… «Утю-тю… Плакать будем?» — Нет, — сказал Виталька хмуро. К полудню Виталька добрался до энергостанции. Цилиндрическая башня, похожая на опрокинутый стакан, стояла посреди зеленого поля, у подножия ее свернувшейся змеей лежала тяжелая черная труба — якорь, а высоко в небе вертелся и выгибался, будто танцуя, парус. Ни запаха, ни звука. Сверчки и разогретая трава — как будто станции нет здесь. Неподалеку от башни на траве сидели две девочки и двое парней чуть постарше Витальки. Одна из девчонок загорала, раздевшись до трусов и растянувшись на полотенце. Другая сидела по-турецки, сложив руки на щиколотках и завороженно глядя на парус. Ребята грызли яблоки. Рядом на траве валялись четыре велосипеда. — Привет, — сказал Виталька. Та девчонка, что загорала, чуть приподняла голову: — Привет. Ты не стесняешься? — Нет, — сказал Виталька как можно равнодушнее. — Ну, я перевернусь, — сказала девчонка и действительно перевернулась на живот, открыв Виталькиному взгляду смуглую спину со следами отпечатавшихся травинок. — Пришел посмотреть? — спросил парень постарше. — Просто гуляю, — сказал Виталька и только потом осознал двусмысленность вопроса. — Просто гуляю, — повторил он и разозлился на себя за дурацкое смущение. — А мы пришли посмотреть, — сказал второй парень, и Виталька окончательно уверился, что он имеет в виду станцию. — Мы, вообще-то, энергетики. Будущие. — А я пилот, — сказал Виталька и отвел глаза. — Будущий. — Тебя как зовут? — спросила голая девчонка, выгибая спину. Виталька назвался. Та девчонка, что смотрела на парус, покосилась на него круглым карим глазом и вернулась к своему созерцанию. — Садись, — сказал парень постарше. Виталька сел и тоже поднял голову. Как работают энергостанции, Пандем объяснил ему еще в трехлетнем возрасте (правда, Виталька видел однажды одного уважаемого физика, папиного знакомого, который клялся, что ни черта в этом не понимает). Но вот если так сидеть и смотреть на парус, как он играет, закрывая полнеба, как выгибаются серебристые рамочки-усы… — Кажется, что небо гнется, — сказала девчонка, сидящая по-турецки. — Что ходит волнами и меняет цвет. Небо. Нет? — Да, — сказал Виталька. Он устал. Он полдня шел, не останавливаясь. Гудели ноги. Смотреть на парус было приятно. — А ведь полгорода питает, — с гордостью объяснил парень постарше. Виталька и без него это знал. — Чего гордиться? — сказал он неожиданно для себя. — Не мы это придумали. — Зато мы сделали, — слегка обиделся парень. — Мой отец вот монтировал… — Вот если бы твой отец это придумал, — сказал Виталька, — тогда другое дело. — А моя мама говорит, что мы все вместе придумали Пандема, — сказала голая девочка и села. Отпечатки травинок были теперь у нее на груди. — Что мы придумали Пандема, а уже он помог придумать энергостанции, новомобили и всякое. Значит, это придумали мы. Виталька заставил себя отвести взгляд. Ну что у них за мода — загорать почти нагишом. — Ты, наверное, есть хочешь? — спохватился парень помладше. — Возьми, там в корзине полно всякого. Не стесняйся, мы уже обедали. Вечером они распрощались возле автострады. Новые знакомые разъехались по домам («Ну, будет что-то интересное — дай знать через Пандема»), а Виталька снова побрел по тропинке под автострадой, и над головой у него носились теперь уже ветер и огни. «Домой не хочешь?» Виталька хотел. Пандем знал, что он хотел. Но Виталька молчал. В старину дети — и подростки — убегали из дому на свой страх и риск. Шли куда глаза глядят, становились чьей-то добычей, но чаще — Витальке так казалось — выходили победителями и возвращались домой совсем другими людьми. Взрослыми. «Первобытное представление об инициации». — Да, — устало согласился Виталька. — Пан… А можно мне хоть раз, ну хоть раз в жизни испытать смертельную опасность? «Как это?» — Это так, что если я ошибусь — я умру, как старик. По-честному. «А что скажут твои родители, если ты умрешь, как старик?» — Но я же на самом деле не умру! Будет только вероятность, понимаешь, только вероятность, я буду об этом знать… Только по-честному. «Если эта „по-честному вероятность“ по-честному реализуется — что скажут твои родители?» — Разве я собственность моих родителей? — Виталька вздохнул. — Родители, может быть, хотят, чтобы я всю жизнь был маленьким. Мама так точно… Пандем, а ты можешь сделать так, чтобы я всегда был ребенком? «Что за глупый вопрос. Зачем мне это надо?» — А вот моей маме надо! «Дуралей. Она мечтает увидеть тебя взрослым и сильным». Виталька вздохнул снова. Ноги еще шагали, но им требовался отдых, а особенно им требовалась теплая вода, хотя, конечно, просто ручеек тоже сгодится на крайний случай… — Виталик! Он вздрогнул. Неподалеку от дороги стоял новый дом, с балкона второго этажа махала рукой незнакомая женщина в красном светоотражающем сарафане; в свете фар пролетающих машин она была похожа на маленький пожар. — Виталик, иди сюда… Он подошел. — Можешь переночевать, — сказала красная женщина с балкона. — У меня сын в лагере, муж в командировке, комната свободна. Ужинать будешь? Она не докучала Витальке ни расспросами, ни инструкциями. Накормила ужином, показала комнату и ушла к себе за компьютер. — Спасибо, — сказал Виталька, вылезая из ванной. «Не за что. Не бросать же тебя посреди дороги». — А как мне ее… отблагодарить? «Скажешь завтра, что ты благодарен». Виталька завернулся в плед. Вышел на балкон; спать хотелось ужасно и не хотелось вовсе. Небо было все в звездах, как стакан с газводой — в пузырьках. — Пан… Я очень-очень туда хочу. «Там вовсе не так красиво, как кажется отсюда». — Откуда ты знаешь? Ты там бывал? «Так далеко — нет». — Значит, для тебя это тоже будет впервые? «Да». — А что, если там ты… тебя не будет? «Я буду, не волнуйся. Я буду с вами… всегда. Что бы ни случилось». Виталька сел на скамеечку и обнял себя за колени. Автострада была совсем рядом, вперед-назад носились сполохи, то затмевая звезды на небе, то позволяя звездам затмить себя. — Пан… А есть еще такие, как ты? Там, на звездах? «Не знаю. Думаю, есть». — А… это не опасно? «Входить на чужую территорию всегда опасно… Но тут, на Земле, наша территория. Тут никого не бойся». — Слушай, Пан, а ты чего-то боишься? Кажется, Пандем усмехнулся: «Нет». — Ничего-ничего? Коротенькая пауза. Перемигивание звезд. «Да нет, Виталя, ничего. И ты не бойся». Некоторое время Виталька молчал, глядя на небо и перебирая, как четки, собственные пальцы. — Ты скажи, пожалуйста, моим родителям, чтобы они не сердились. Что мне просто… ну. «Я сказал им. Они понимают гораздо больше, чем ты думаешь». — Я не думаю, — сказал Виталька и покраснел. «Вот и славно». — Пан, — Виталька замялся. — А вот… Когда человек умирает — он после смерти живет или нет? «В этом мире нет». — А другие миры действительно существуют? Ты знаешь? «И знал бы — не сказал бы…» — Почему?! «Было бы неинтересно. Все равно как подарок на день рождения хранить целый месяц на видном месте». — Хорошенький подарочек… Мне, может быть, страшно умирать! «Ничего тебе не страшно. Тебе еще минимум восемьдесят лет… Или вдвое больше. Или втрое. Или вообще не умрешь. Зачем тебе знать, что там?» Виталька долго молчал, глядя на звезды. — А интересно, — сказал он наконец. Он заметил сперва стоянку «ездилок» и потом только вход на стадион. Сосчитал блоки на стоянке и присвистнул: праздник, что ли? У выхода на поле белокурая розовощекая женщина рылась в сумке; нашла, вытащила яблоко, такое же белокурое и розовощекое, как она сама. Протянула маленькой пухлой девчонке в тяжелом шлеме с наушниками: — Погрызи перед заездом… Девчонка укусила яблоко, поправила выбивающуюся из-под шлема косу и потрусила к странному сооружению, ожидающему ее на дорожке. Это было нечто вроде большого колеса с сиденьем внутри, со сложной системой приводов и противовесов, с красным флажком на руле (а у сооружения был руль). Виталька присмотрелся. «Сделала сама», — гласила гордая надпись на флажке. Он подошел к барьерчику и стал смотреть. Да, местные ребятишки преуспели. Одних велосипедов было десять разновидностей. Педальные ползуны, ходульные самоступы, хитрые транспортные приспособления, чей вид одновременно смешил и вызывал уважение; половина изобретений гордилась красным флажком «Сделал сам», прочие были маркированы синими флажками («Подсказка Пандема») и желтыми флажками («Помощь Пандема»). Все это ездило по зеленому полю, маневрировало и сигналило, желая показаться во всей красе. Трибуны полны были восхищенными родителями. — А что, эта мелочь с косичкой действительно совсем сама построила эту штуку? — вслух спросил Виталька. Все равно за шумом стадиона его никто не слышал. «Не только построила, но и придумала сама… Женечка Усова, десять лет. Хочешь познакомиться?» — Нет, — быстро сказал Виталька. — Толку в ее изобретении… так, баловство. Тем более что ты все это знал заранее — еще до того, как она… «Да, знал. Ну и что? У них самостоятельные мозги, они гордятся тем, что кое-что умеют сами. И они правы». — А у меня что, несамостоятельные мозги?! «Ты ведь хотел бы чего-то там в них подкрутить… Правда, это уже в прошлом?» Виталька повернулся и пошел прочь со стадиона. На противоположном конце поля поздравляли победителей; не оборачиваясь, Виталька миновал стоянку и замедлил шаг, проходя мимо придорожного кафе. — Виталик! — девушка в окне кухни помахала ему рукой. — Иди есть! Он потоптался. Свернул с тропинки, вымыл руки в рукомойнике-фонтане, уселся за дальний столик под пыльной сосной. — Ешь, — девушка поставила на скатерть тарелку любимого Виталькиного супа. — А то через час у нас тут будет жарко. Все с соревнований как повалят… — Спасибо, — сказал Виталька. Девушка махнула рукой. У нее были ямочки на щеках и очень большая, едва усмиренная футболкой грудь. Виталька застеснялся. — Мальчик! Уже оборачиваясь, Виталька спросил себя, что не так. И понял: незнакомые взрослые люди обращались к нему «Виталик». Звать мальчика просто «мальчик» — как-то странно, у мальчика ведь есть имя… Старик смотрел сверху, с автострады. С виду лет восьмидесяти. Путешественник. — Да? — вежливо спросил Виталька. И подумал с холодком в животе: он из этих. Виталька знал, что они есть, но не доводилось встречаться. — Я ищу дорожный указатель, — суховато сказал старик. — Обычно я пользуюсь картой, но эта, кажется, уже устарела… за последние пару месяцев, — и он хлопнул по костлявому колену свернутой в трубочку натурпластовой картой. — Я могу указать дорогу, — предложил Виталька. — Если вы спросите… — Спасибо, я предпочел бы указатель, — еще суше сказал старик. Виталька растерялся. «За поворотом». — За поворотом, — сказал Виталька. — А-а-а, — кивнул старик как-то очень устало. — Спасибо… И скрылся из глаз — наверное, вернулся к своей «ездилке» на обочине автострады. «Кто он?» «Человек». Виталька сунул руки в карманы штанов: «Пан…» «Ты напрасно испугался». «Я испугался?!» «Да. На одну маленькую минутку». «Послушай… Он что, не говорит с тобой никогда-никогда?» «Я с ним не говорю. А он… С собой ведь он говорит». Виталька попытался представить себе, каково это — жить человеку, с которым никогда не разговаривает Пандем. Как это? Все равно что не думать ни секунды, но так ведь не получится… «А как же он живет?» «Живет, как ему нравится». «А почему…» — Мальчик! — донеслось с автострады. Виталька вздрогнул и поднял голову. — Может, тебя подвезти? — спросил старик. — Тебе куда, в город?. — Н-ну… — пробормотал Виталька. «Испугался?» «Я не хочу с ним в одной машине!» «Дуралей. Он такой же человек, как ты. Не укусит». — Ах, извини, — сказал старик, — Наверное, тебе запрещено общаться с такими, как я? Его звали Владимир Альбертович. Свою машину он вел сам, это стоило усилий и отбирало немало внимания. Виталька подумал было, что его спутник не может говорить во время движения — но Владимир Альбертович мог, оказывается. — Виталик… а кем ты хочешь быть? Виталька почему-то смутился. Одно дело сказать тем ребятам, будущим энергетикам, что перед ними, мол, будущий пилот. И другое дело — Владимир Альбертович, который живет без Пандема… Еще подумает, что Виталька хвастается… — Я еще не решил, — скромно сказал Виталька. Покосился на спутника: неужели так вышло, будто он, Виталька, соврал?! «Врут по-другому. Успокойся». На обочинах цветными пятнами мелькали припаркованные машины. Обрывок музыки прилетел — и остался позади вместе с поселком, который они миновали; теперь слева проносились сосновые посадки на месте бывших полей, а справа — каштановые кроны. Или не каштановые — не разберешь на такой скорости. — Странно, что еще не решил, — сказал старик. — Хотя, конечно, это не мое дело… Может быть, ты вообще не хочешь со мной говорить? — Ну почему же, — сказал Виталька. — Я хочу. — У меня вот была интересная работа, — Владимир Альбертович усмехнулся. — Я был министром. — Да? — заинтересовался Виталька. — Да, — старик смотрел на дорогу. — Я был хорошим министром. Потому что, видишь ли, это большая наука — движение финансовых потоков, развитие одних процессов и угнетение других… — Не понимаю, — признался Виталька. — Не мудрено, — пробормотал старик. «О чем это он?» — быстро спросил Виталька. — Подожди, я сам тебе объясню! — почти выкрикнул старик. Виталька удивился. — Извини, — сказал Владимир Альбертович тоном ниже. — Вы не хотите, чтобы я говорил с Пандемом? — Я живу среди призраков, — пробормотал старик. — У меня такое впечатление, что вы все — персонажи кино. Вы все — подключены к одной машине, иногда мне кажется, что я вижу проводочки, торчащие из ваших голов… Машина катилась все медленнее. «Виталя, у него жена умерла месяц назад. Она была очень старая, старше его. Он совершенно одинокий. Совершенно». — Очень жаль… — Что ты сказал? — встрепенулся старик. — Вы мне хотели что-то объяснить, — подумав, напомнил Виталька. — Да, — старик нажал на тормоза слишком резко. Виталька слегка стукнулся о панель. — Извини… Виталька потер ушибленное место. Боль улетучилась, будто ее вытянули пылесосом. — Огромная махина, — сказал старик. — При мне отрасль наконец-то заработала… Это значит, что на заводы пришли люди, и что они делали комбайны, трактора, — горнодобывающие машины, экскаваторы… и что за эти машины потом было кому платить… Ты ведь знаешь — мало выпустить продукцию, надо наладить систему сбыта, так вот при мне эта система… — он сам себя прервал. — Ты, наверное, не знаешь, что такое сбыт? — Мы учили, — сказал Виталька. — Вы учили… Ты играешь в шахматы? — Да. — Так вот… Представь, что все клетки стали одного цвета, и все фигуры стали пешками. Представил? Виталька пожал плечами. — Или вот еще: ты часовых дел мастер, придумал тончайший механизм, собрал вместе шестеренки, пружинки, винтики, все это филигранно подогнано одно к другому и работает так точно, что за сто лет не собьется ни на минуту… Пришел Пандем, механизм выбросил, а стрелки стал переводить пальцем. Вот так. В стороне от автострады стояла башенка, похожая на энергостанцию в миниатюре, только вместо паруса над ее крышей кружилась голубиная стая. — Мне не для чего жить, — пробормотал старик. — Я всю жизнь работал. Я шел к своему успеху, как альпинист к вершине… Потом все горы исчезли, я стою на равнине, мне все равно, куда идти. — Успех — это когда о вас все знают? — спросил Виталька. — Вот у меня есть тетя Александра, она искусствовед, и она говорит… — Искусство здесь ни при чем, — оборвал его старик. — Вертеться среди поклонников — это не успех… Успех — это когда ты можешь изменить мир. Хоть чуть-чуть. Именно ты, своей волей. Успех — это власть, если хочешь знать… Самым большим успехом в нашем мире пользуется знаешь кто? Пандем. Он уже изменил мир до неузнаваемости и еще изменит. Он владеет всеми нами, его воля — верховная… Голуби сделали еще один круг. — Если бы вы поговорили с Пандемом, — тихо сказал Виталька, — вы поняли бы, что это не так. Вот у меня есть дядя Алекс, он тоже говорил, что Пандем — чудовище, которое хочет всех поработить. Но даже он теперь так не считает! Владимир Альбертович странно усмехнулся. — Я не понимаю, — сказал Виталька после длинной-длинной паузы. — Мне кажется, это все равно что завязать себе глаза и говорить, что не нуждаешься в свете. Старик молчал. — Вы обижены на него. — сказал Виталька. — Потому что у вас была работа, которая стала ненужной. — Мальчик, — сказал Владимир Альбертович, одним этим словом загоняя Витальку во множество мальчиков, какие только есть на свете. — Мне восемьдесят семь лет… И почти семьдесят два из них я прожил, не нуждаясь в Пандеме. — Но это же не довод, — тихо сказал Виталька. — Человечество тысячи лет жило, не зная земледелия… ремесел… машин… Наверняка находился кто-то, кто говорил: не поеду на этом паровозе… Владимир Альбертович посмотрел на Витальку с интересом. — Экий у тебя… технократический подход. Пандема сравниваешь с паровозом? — Нет, конечно, — Виталька смутился. — Но есть такая теория, что Пандем — нормальный этап в развитии человечества. Что это скачок, сравнимый с возникновением жизни на земле, возникновением разума… Человечество теперь достигнет космоса и станет бессмертным. А без Пандема этого не вышло бы. — Почему? — тихо спросил Владимир Альбертович. — Это Пандем тебе сказал? Что человек без него, Пандема, ничего не может? Ничего не стоит? Да? — Ой, — Виталька поерзал. — Ну это неправильно — противопоставлять человека и Пандема. Это все равно что выбирать, правая рука лучше или левая нога. Это части одного целого… — В мои времена человек был сам по себе, — сказал Владимир Альбертович. — Сам себя делал, сам за себя отвечал… а вовсе не был чьей-то левой ногой… — Но он же не среди пустыни жил, — удивился Виталька. — Какие-то были общие, эти… законы! Это было гораздо хуже, потому что перед законом вроде бы все равны. Все одинаковые. А Пандем — никогда не скажет, что люди одинаковые. Для него они всегда очень разные. Вот для него они — каждый сам по себе… — Вас в школе так учат? — после паузы спросил Владимир Альбертович. — Нет, — Виталька не понял, прозвучало в словах его собеседника уважение или, наоборот, презрение. — Чему тут учить? И так ведь все понятно, стоит чуть-чуть задуматься… И потом, Пандем ведь сам про себя ответит, если только его спросишь. — А не соврет? Виталька долго смотрел на него. Обыкновенный человек, ну, старый. Одинокий. — Как это — Пандем соврет? Вы еще скажите — Пандем умрет… Владимир Альбертович молчал. — А мой папа говорит, — сказал Виталька, — что Пандем, может быть, недостающая деталь для человечества. Что человечество с самого начала было каким-то не очень правильным — как будто его сделали, но забыли зачем. Вот люди и мучились. А потом пришел Пандем — вернее, появился, а не пришел — и встал, как влитый, в свою нишу. И теперь наконец-то человечество в своей тарелке и в своем уме. — А кто, интересно, сделал человечество? — странным голосом поинтересовался Владимир Альбертович. — Я не знаю — сказал Виталька. — Я это просто так сказал: «как будто» его сделали. — А твой папа кто? — Ученый. Биолог. — А-а, — тускло протянул старик. — Понятно… А скажи, он знает, откуда взялся Пандем? — Самоорганизовался, — не очень уверенно ответил Виталька. — Из информационных… полей. Из информации, короче говоря. Старик молчал, и Виталька добавил чуть виновато: — Наверное. — Он не говорит, откуда он взялся, — сказал Владимир Альбертович. — Вот ты, Виталик, или твой папа… кто-нибудь из вас может точно знать, что Пандем — друг человечеству, а не враг? — Ну, если вы посмотрите вокруг, — предположил Виталька, — и сравните с тем, что было пятнадцать лет назад… — Как ты можешь об этом судить? — Зато мой папа может. Кроме того, я ведь читаю книжки… Еще старые газеты, например. Очень поучительно. — А поросенок, которого сытно кормят, прежде чем… а-а, извини. Я забыл, что ты не знаешь, для чего откармливают поросят. — Теперь ни для чего, — тихо сказал Виталька. — Это раньше ели животных. До Пандема. Владимир Альбертович вдруг улыбнулся; Виталька вздрогнул: это была улыбка молодого человека. Может быть, лет пятьдесят-шестьдесят назад он вот так же улыбался, встречая после работы жену… — Я уже очень давно не разговаривал ни с какими пацанами, — пробормотал Владимир Альбертович. — Ты, наверное, очень даже неплохой — голова светлая… Но мне тебя никогда уже не понять. Как и тебе меня. Ты — человек, который никогда не оставался в одиночестве… — А одиночество — разве это хорошо? — удивился Виталька. Старик хотел ответить, но промолчал. |
||
|