"Принцесса огорошена" - читать интересную книгу автора (Воронцова Марина)

ОПЕР И КАРМЕН

Самолет на Чебоксары отбывал в шестнадцать ноль-ноль. Трубку обычного домашнего телефона я решила не снимать. Только мобильный. Прелесть последнего в том, что в ответ на вопрос: "Ты где?" – можно соврать что угодно. И звонящий будет вынужден тебе поверить. Ревнивые мужья и жены снабжают свои половины мобильниками, наивно полагая, что так смогут контролировать их перемещения. И что? В те моменты, когда подойти к телефону нет возможности, любовники его попросту отключают, ссылаясь потом на метро, тоннели, зоны неуверенного покрытия и так далее. А когда могут, высовываются с телефоном в окно, чтобы дорогой супруг или супруга слышали шум, и с чистой совестью отвечают: "Я на улице! Ничего не слышу! Говори громче!".

Я устроилась на кухне, радуясь возможности ничего не делать. Налив себе чашку обжигающего какао и отрезав кусок йогуртового торта, уселась с ароматной сигареткой на мягком кухонном уголке. Для полного обывательского счастья нужно только щелкнуть пультом…

– В эфире очередной выпуск программы "Криминальная Россия", – многозначительно сообщил мне с экрана молодой человек.

Замелькали кадры заставки.

– Пограничники, охраняющие российско-таджикскую границу, перекрыли еще один канал поставки наркотиков на территорию Российской Федерации. В Тульской области задержан особо опасный преступник Дмитрий Сидельников, более известный как глава Тульской преступной группировки Дима Кривой. На перегоне Йошкар-Ола-Чебоксары сотрудниками Йошкар-олинского уголовного розыска обнаружено тело известной преступницы, объявленной в международный розыск, Жанны Агалаевой…

Я с перепугу переключила канал вместо того, чтобы прибавить звук. Чертыхаясь, жала на все кнопки подряд, пытаясь найти канал с "Криминальной Россией". Зацепив рукавом халата чашку с какао, опрокинула ее на колени. Как назло, везде давали рекламу. Наконец мелькнул кадр – омоновцы укладывают лицом в грязный снег молодых людей в коротких кожаных куртках.

– В результате ювелирно проведенной операции Дима Кривой и часть его банды были задержаны в кафе…

– Ну, давайте же быстрее, – шипела я на телевизор, нервно сжав колени. – Кому интересно про вашего Кривого?

– Мы взяли интервью у руководителя операции…

Молодой человек под черной маской в замутненном кадре мямлил:

– В ходе… э… спецоперации были задержаны бандиты… э… во главе с их главарем… Э… в проведении спецоперации принимали участие элитные сотрудники Тульского ОМОНа…Они задержали бандитов во главе с Димой Кривым… э… Этот бандит до проведения спецоперации возглавлял тульский криминальный мир… э…

Давненько меня так не радовала рекламная пауза, как после выступления руководителя операции. На ролике про "Нескафе Голд" зазвонил мобильный. Я заметалась между прихожей и экраном. Решила не брать трубку, но передумала. Вытряхнув из сумочки все на туалетный столик, схватила мобильник.

– Алло!

– Сан Саныч?! – голос младшего детектива Яретенко искрился радостью.

– Что? – сердито рявкнула я, возвращаясь к телевизору.

– А я с тобой по спутниковой связи говорю! – гордо сообщил мне помощник.

– Очень хорошо, только давай быстрее, – я ступила тапком в сладкую лужу от пролившегося какао.

– Почему? – обиделся помощник.

– Спутник улетит.

Николай Иванович тут же затараторил, как пулемет.

– Сашка, мы тут нашли Жанну Агала-еву! Это такая монстра! Мне такого про нее порассказали! Все в точности, как Роза нарисовала! Тело нашли у железнодорожной насыпи в ста километрах от Чебоксар! Черепно-мозговая травма! Сашка, смотри телевизор! Сейчас там меня должны показать! В "Криминальной России"!

Николай Иванович отключился.

Телевизор вторил помощнику. Мерзнущая на ветру корреспондентка, кутаясь в турецкую куртку на синтепоне и подпрыгивая от холода, рассказала:

– Позавчера ночью сотрудниками уголовного розыска республики Марий Эл было обнаружено тело Жанны Агалаевой, известной мошенницы. Обстоятельства ее смерти устанавливаются. Месяц назад Агалаева совершила дерзкий побег из колонии общего режима, известной в народе как "Талаллиховка". Сотрудники уголовного розыска подозревают в смерти Жанны Агалаевой одного из ее попутчиков. В настоящее время устанавливается, кто именно ехал в одном купе с убитой. Думаю, телезрителям будет интересно узнать историю криминального прошлого погибшей…

Замелькали фрагменты съемки. Вокруг железнодорожного полотна суетились люди, служебная овчарка тащила куда-то кинолога. Камера показала общую панораму. На секунду в кадре мелькнул Николай Иванович, заметив, что его снимают, он неистово замахал рукой и заорал:

– Сан Саныч! Привет!

На фоне всего этого трясущийся от холода голос пытался выразительно и захватывающе излагать историю подвигов Жанны Агалаевой. Прозвучала история краж, лохотрона, побега из тюрьмы.

– Известно, что погибшая имела значительные связи в криминальном мире. Следствие склоняется к тому, что именно эти в кавычках "друзья" и избавились от непредсказуемой Жанны. Напомню, что "золотовалютный запас" банды лохотронщиков, которую одно время возглавляла Агалаева, так и не найден. Возможно, именно эти деньги и послужили причиной убийства Жанны… Тело преступницы, сброшенное с проезжавшего состава, обнаружили благодаря неоценимой помощи ведущего специалиста одного из петербургских детективных агентств. Здравствуйте, Николай Иванович…

Я, неосторожно откусив булочку за десятую долю секунды до этой фразы, подавилась и закашлялась так, что чуть не задохнулась.

– Николай Иванович, скажите, пожалуйста, как же вам удалось выйти на след Жанны Агалаевой, за которой безуспешно охотился уголовный розыск?

Помощник приосанился, откашлялся.

– Э… в результате спецоперации, проведенной элитным детективным агентством "Око Гименея", мной были обнаружены следы Жанны Агалаевой. Они привели меня и все расследование вот на эту самую насыпь. Здесь по моей ориентировке сотрудники уголовного розыска республики Марий Эл и обнаружили тело.

Я прикусила губу и сильно пожалела, что телевидение еще не настолько интерактивно, чтобы треснуть находящегося по ту сторону экрана чем-нибудь тяжелым.

Броне, увидев хозяина на экране, озадаченно приподнял уши, встал на задние лапы и недолго думая облизал телевизор.

– Фу! – завопила я, но было поздно, экран оказался густо обслюнявленным.

– Надеюсь, имя этого человека вы сохраните в тайне в интересах следствия? – перехватила инициативу репортерша.

– Да, в интересах следствия храню все, что знаю, в тайне, – заложив руки за спину, авторитетно заявил Николай Иванович. – А знаю я немало…

Девушка поспешно перебила собеседника.

– Ну что ж, мы прощаемся с Николаем Ивановичем Ерепенко, сотрудником столичного детективного агентства.

– А еще… – донеслось из-за кадра, но младшего детектива нещадно затерли заставкой программы.

Едва попадая пальцами по клавишам сотового телефона, я набрала номер своего помощника.

– Видала? – ответил мне довольный голос. – Сижу в гостинице, смотрю. Ой! Жалко видика нету! Записал бы для Маринки! А Броне смотрел?

– Смотрел, – прорычала я. – Что Жемчужный?

– Ой, Жемчужный – тяжело! – раздался опечаленный вздох. – Все тело не хотел отдавать. Картина; скажу тебе: труп замерз, никак его не выпрямить было.

– Коля! Мне этих подробностей пересказывать не нужно! – прервала я помощника. – А как вы объяснили, что Жемчужный мигом явился на опознание?

– Ой, – младший детектив хихикнул, – представляешь, мы им сказали, будто Ефрему ясновидящая в таборе в точности указала, где лежит тело. Он сам ехать побоялся, обратился ко мне. И мы с ним по полученной от ясновидящей ориентировке обнаружили тело.

– И вам поверили? – мои брови поползли вверх.

– Еще как! Задолбали потом адрес этой ясновидящей спрашивать! По местному телевидению передачу хотели устроить, но Ефрем отказался.

– Почему же? Он вроде любит привлекать к себе внимание, – заметила я.

– Сашка, ну чего ты к нему привязалась? Артист – он тоже человек! Хоть и любит перед камерами покрасоваться, но у него тоже святые чувства имеются!

– Он тело забрал? – напряженно поинтересовалась я.

– Да, при ней документы нашли, справку из Талаллиховки. На опознание приехал какой-то опер, синий от выпитого самогона, по фотографии сличил… Вообще-то по правилам не так все надо делать, но здесь, знаешь… В тюрьму позвонили, говорим, вот нашли, приезжайте на освидетельствование. А они говорят: бензина нет, чтобы к вам ехать, к тому же дорогу замело, в общем, хоть на собаках выезжай! Факсом фотографию прислали, там не видно ни хрена! Ой, Сашка, как вся страна живет – ужас! Свет еле-еле, батареи холодные, дороги до весны никто убирать не собирается!. Мрак! А мы еще на свои власти жалуемся! В общем, записали показания Ефрема, вот, мол, отец опознал. Опер этот закорючку поставил и совсем отъехал. Тут народ бухает страшно! Во-первых, холодно, во-вторых, делать абсолютно нечего. Вылетаю обратно сегодня же!

Тут звонок сорвался. Я подождала еще минуты две, вдруг младший детектив перезвонит, но напрасно. Значит, представитель тюремного начальства на опознание беглой заключенной не выезжал. Следовательно, никто кроме Ефрема Жемчужного, "подлинность" трупа установить не мог. И какие основания ему не верить?

– Ладно, поеду, во всем разберусь, – сурово сообщила я Себастьяну с Бронсом.

Оба косились на меня с недоверием.

Народу в Чебоксары летело мало. Тесный, жутко неудобный ТУ-134 оказался заполнен только на две трети. Проглотив обязательную аэрофлотскую курицу, я вытащила тетрадку со своими записями и глубоко задумалась. Теперь, когда тело Жанны Агалаевой нашли, Розе грозит еще большая опасность. Будет следствие, начнут устанавливать, кто ехал в одном купе с убитой, выяснят, что это Роза… Неужели Жемчужные об этом не подумали? Стоп!.. И тут меня осенило! Если девушки не брали отдельное купе, то у них должны быть попутчики!

Теперь, кажется, сведения обо всех пассажирах заносятся в единую базу данных, и можно легко выяснить, кто именно в такой-то день ехал в таком-то поезде на таких-то местах! Решив заняться этим немедленно по прибытии, я слегка приободрилась. Приземление прошло нормально, сообщили, что за бортом минус пятнадцать, и через час я уже сидела в такси, которое везло меня в Талаллиховку.

– Поздновато вы едете, – заметил таксист. – Как бы не пришлось обратно поворачивать.

– В смысле? – не поняла я.

– Прием передач уже закончился, а свидания по строго определенным дням. Да и нет у вас с собой сумок никаких, – заметил водитель, – адвокат, что ли?

– Представитель президента, – ответила я и показала удостоверение. – Внеочередная инспекция, проверка соблюдения прав человека.

– А-а… – водитель подтянулся и за всю дорогу не проронил больше ни слова.

Когда мы добрались до Талаллиховки, я расплатилась по счетчику и велела ждать, пообещав, что оплачу и простой тоже.

Документы, которые выдал мне Вадим Соколов, действительно обернулись волшебным ключиком. У ворот, как только я предъявила синюю корочку, меня тут же пропустили и отдали честь. Дежурный так побелел, что я испугалась, не придется ли его увозить на "скорой".

– Мне нужен Геннадий Афанасьевич Патюк, – каменным голосом проговорила я.

– Угу, – кивнул дежурный, не сводя с меня глаз.

Меня повели по коридорам, открывая многочисленные двери.

Я, вся в красном, влетела в кабинет Па-тюка, как лесной пожар в сухой кустарник.

Начальник тюрьмы оказался пухлым, меланхолически настроенным полковником. Нечто среднее между осликом Иа и принцем Гамлетом. Раньше считалось, что темперамент человека определяется тем, какая жидкость преобладает у него в организме. Если желчь – темперамент становится холерическим, если слизь – меланхолическим. Глядя на Геннадия Афанасьевича, можно было бы подумать, что теория права. Во всяком случае, глаза у него слезились, из носа текло, а обилие таблеток и обогревателей в кабинете говорило, что полковник богатырским здоровьем не отличается.

– Александра Ворошилова, здравствуйте! – я крепко тряхнула мягкую, как котлета, лапку начальника тюрьмы.

– Геннадий Афанасьевич Патюк, полковник, – жалобно прошелестел тот и потер ладонь.

Да, советы Вадима Соколова иногда все же стоит применять дозированно. Пожалев, что явилась в полной боевой раскраске, я изобразила некоторую приветливость. Вежливо выложила перед ним свои документы и сообщила о цели визита.

– Заключенную, бежавшую из вашей тюрьмы, обнаружили мертвой возле железнодорожной насыпи на перегоне Йошкар-Ола – Чебоксары. Установлено, что погибла она на второй день после побега. Но на опознание тела ваш представитель не явился. Собственно, по этому поводу и будут в основном мои вопросы.

Вежливость моя милейшего Геннадия Афанасьевича нисколько не успокоила. Он затрясся всем телом и вытащил из ящика стола ингалятор. Несчастный, по всей видимости, еще и астматик.

– Сам не понимаю, как это вышло… – забормотал он, разведя руками. – Это была такая ужасная история! Вы себе представить не можете, что за женщина эта Агалаева! Хитрая, как черт! И актриса – • потрясающая!

– За что она отбывала срок? – сурово спросила я. – Я хочу увидеть личное дело.

– Дело? – полковник утер пот со лба. – Ах, да, дело… Сейчас.

Он отдал распоряжения трясущимся голосом.

– Сейчас принесут, оно в архиве. – Казалось, Геннадий Афанасьевич вот-вот заплачет. Странно, как такой человек мог попасть на подобную должность! Все ж таки заведовать колонией, пусть и женской… для этого требуется огромная сила характера.

– Чай, кофе? Будете? – с надеждой предложил Патюк.

– От горячего чаю не откажусь, – кивнула я.

– Вы к нам только насчет Агалаевой, или еще вопросы есть? – нервно сглотнул полковник.

– Там посмотрим, – уклончиво ответила я.

Появился сержант с делом и положил его начальнику на стол. Тот открыл и побледнел, как поганка. Сержант горячо зашептал что-то начальнику на ухо, виновато разводя руками.

– Ладно, ладно, – отмахнулся тот, – иди!

– Что-то не так? – строго спросила я, постучав пальцами по столу.

– Нет-нет, все нормально, – еле выжал из себя полумертвый от страха Патюк. – Та-ак, отвечаю на ваш вопрос. За что сидела… Вот. Первый раз за квартирную кражу. Попалась по глупости, причем не своей, а подельницы. Разобрала над одной очень и очень богатой квартирой перекрытия, вычистила сейф, и тут сигнализация сработала. Подельница со страху кинулась бежать, Жанну в квартире бросила, а там потолки под пять метров. Дверь автоматически блокируется, шестой этаж, на окнах тоже замки… Села в первый раз. Учли, что несовершеннолетняя, первая ходка, – дали два с половиной года, выпустили через четырнадцать месяцев за примерное поведение. Кстати, если бы она сказала, кто был вместе с ней, – могли бы вообще дать условный срок, но она почему-то заперлась и сотрудничать не захотела. Ну, и впилили ей за упрямство… Второй раз – за мошенничество. Тут все уже по-серьезному. Что такое "лохотрон", надеюсь, знаете?

Я кивнула и, насупившись, принялась разглядывать носки сапог.

– Опять же срок такой получила за упрямство. Сказала бы, где деньги и драгоценности, – получила бы меньше.

– И много денег? – поинтересовалась я из чистого любопытства.

– Ой! – Патюк махнул рукой. – Миллионы! Причем в долларах! Ума не приложу, как им удалось столько денег собрать? А главное – откуда столько идиотов набралось, да еще и с деньгами?

Я нервно кашлянула. Оказался бы полковник Патюк на минутку в Апраксином дворе, на моем месте, поговорил бы потом…

– Как получилось, что она сбежала? – спросила я и для верности нахмурилась.

– О! – испуг у Геннадия Афанасьевича проходил. – Сейчас расскажу эпопею ее побега. Это драма в трех частях. Вот тут она изложена. Кстати, высокохудожественно. Чувствуется, что женщина писала. Слушайте. Рапорт майора Красильниковой…

"В ночь с 22 на 23 августа 2002 года Жанна Ефремовна Агалаева совершила дерзкий, но хорошо спланированный побег. Осужденная прибегла к услугам оперативного следственного работника Роднина, который прибыл по специальному приказу Генеральной прокуратуры для расследования обстоятельств преступной деятельности Агалаевой.

Согласно показаниям Роднина, арестованного за организацию побега особо опасной преступницы, он сделал это, чтобы "доказать свою любовь". Совершенно непонятно, каким образом осужденной удалось склонить образцового сотрудника, каким, согласно послужному списку, является Роднин, к совершению столь тяжкого должностного преступления.

Роднин заявил о необходимости этапирования заключенной Агалаевой в Москву для очной ставки с другими участниками преступного сообщества, в которое, по словам оперативника, она входила. Оформив… – тут полковник сделал паузу, пробежав пальцем по строкам и бормоча себе под нос названия документов, – 22 ноября он лично сопроводил заключенную в аэропорт "Ше-реметьево-2" города Москвы.

Там, в аэропорту, Роднин по заранее подготовленным поддельным документам приобрел для себя и Жанны Агалаевой билеты на рейс в Бангкок, потому что въездные визы можно получить по прибытии в страну, а также между Россией и Таиландом отсутствует договор об экстрадиции.

Майор Роднин продумал план побега до мелочей, однако не учел только одного – вероломства Жанны Агалаевой. Когда они проходили таможенный контроль, Агалаева вытащила у подельника паспорт. Тот решил, что обронил документ в зале ожидания. Связавшись со своей любовницей по телефону, Роднин получил от нее заверения, что она будет ждать его прибытия в Бангкоке в отеле "Сол Твин Тауэре". Только когда самолет благополучно приземлился в аэропорту и Агалаева прошла таможенный контроль, Роднин узнал, что она и не планировала лететь вместе с ним.

Цинизм преступницы поражает воображение. Она позвонила человеку, который пошел ради нее на преступление, пожертвовал профессиональной честью и благополучием своей семьи, чтобы рассказать, как обманула его. Роднин в этот момент уже находился под следствием, как подозреваемый в организации побега. В момент звонка Агалаевой он находился в кабинете следователя (моем). Агалаева сказала ему: "Неужели ты на самом деле мог поверить, что такая женщина, как я, полюбит такого урода? Ты наказан за собственное высокомерие. Я вытащила (тут преступница употребила нецензурное выражение) паспорт и выкинула его в унитаз. Передавай привет своей страшной жене. Если она не дура, то кинет тебя подыхать с голоду в тюряге, чтобы неповадно было по другим бабам скакать!" Преступница рассмеялась и повесила трубку.

Думаю, этот звонок сыграл решающую роль в последующих трагических событиях. Майор Роднин подписал признательные показания, согласился на следственный эксперимент, в ходе которого описал все обстоятельства побега, указал, у кого именно приобрел поддельные документы для Агалаевой. После окончания следственных действий майор Роднин должен был ожидать приговора суда в Бутырской тюрьме города Москвы. Подследственного перевозили в специально оборудованном купе железнодорожного вагона. Утром 10 января 2001 года солдат срочной службы Никонов нашел Родника мертвым. Майор повесился, – сделав веревку из простыни и прикрепив ее к держателю верхней полки. При этом, чтобы достигнуть эффекта удушения, Роднин встал на колени.

Как следователь и человек, я настаиваю, чтобы в дело Жанны Агалаевой была добавлена статья о доведении до самоубийства. Считаю, что если бы не ее звонок и майор Роднин считал бы случившееся неудачным стечением обстоятельств, он был бы до сих пор жив".

Полковник отпил воды и растянул галстук.

– Ну как вам?

– Ужасно, – я потупила глаза.

– Роковая женщина…

Геннадий Афанасьевич задумчиво посмотрел в окно. Не замечая моего тяжелого взгляда, он нежно перебирал бумаги. Вздыхал все мечтательнее и мечтательнее.

– А по-моему, так просто сволочь, – сердито буркнула я в ответ.

– Одно другому не мешает, – печально произнес полковник, потом тронул рукой шею и нервно встряхнулся.

Вспомнив, что мне говорил Никита про любовь некоторых мужчин к стервозным дамам, я чуть не поперхнулась.

– Фотография Агалаевой есть? – спросила я.

Полковник тяжело вздохнул и развел руками.

– К сожалению, нет…

– Простите, не поняла?

– Фотографии у нас нет, – выдохнул полуживой полковник.

– И куда же она подевалась? – издевательским тоном проговорила я, подпирая рукой подбородок. – По-моему, в личном деле их должно быть как минимум три. Правый профиль, фас, левый профиль…

– Послушайте, я буду с вами откровенен. – Патюк покрылся красными пятнами. – Они исчезли.

– Наверное, растворились в воздухе? – предположила я.

– Нет, один из служащих архива – он пропал сразу после побега Агалаевой – их выкрал, – признался полковник.

– А что же за фотографию вы прислали по факсу для освидетельствования? – разозлилась я.

– Да просто взяли подходящую карточку и послали! – признался полковник и закрыл голову руками. – Что со мной теперь будет?

Я встала и стала нервно мерить шагами кабинет.

– Хорошо, положим, фотографии выкрали, – пробормотала я, – незачем?!

– Не знаю! Не знаю! – завопил Геннадий Афанасьевич и припал к ингалятору. – Послушайте! Давайте договоримся! Ну неужели вы из-за какой-то цыганки меня, русского человека, под трибунал подведете?!

– Какая новость, – процедила я сквозь зубы. – У нас теперь что – правосудие отправляется по национальному признаку?!

– Я не то хотел сказать, – оторопел Патюк.

– Значит, мне показалось, – ледяным голос прервала его я.

Вспомнилось, что по-украински "Патюк" это – крыса или таракан. Я еще удивилась, как это можно одним и тем же словом обозначать столь разные организмы.

– Опишите мне Агалаеву, – потребовала я.

– Слушайте, у меня девятьсот заключенных, – неожиданно возмутился полковник. – Я что, каждую в лицо, что ли, знаю?!

– Но Агалаеву вы, по всей видимости, знали хорошо, – заметила я.

– С чего вы взяли? – развел руками Патюк.

– Говорили, что она – такая женщина…

– А, ну… – Геннадий Афанасьевич растерялся. – Видная, конечно, ничего не скажешь. Но чтобы описать ее! Александра Александровна, я жену свою детально описать не могу, не то что отдельную заключенную. Помню только, удивился, какая она высокая. Никогда не думал, что цыганки такого роста бывают! Почти как вы!

– Высокая? – я насторожилась.

– Но вроде мне потом один контролер сказал, что у Жемчужных в семье все такие рослые. Он раньше на концерты цыганского Театра песни и танца, которым Ефрем Жемчужный, отец этой Агалаевой, руководит, постоянно ходил. Большой поклонник романса.

– Понятно, – кивнула я. – Ладно, сегодня уже поздно, продолжим беседу завтра.

– К-как скажете, – заикнулся Патюк.

Попрощавшись с полковником, я вышла с территории колонии и села в ожидавшее меня такси.

Возвращаться, само собой, в мои планы не входило. Все, что я узнала, полностью подтверждало слова Розы Жемчужной. Жанна Агалаева, ее сестра, действительно существовала, действительно сбежала из тюрьмы, действительно отбыла срок за организацию "лохотрона"… Ни малейшей зацепки! От бессилия хотелось заплакать. Настораживали, правда, исчезнувшие фотографии, но этому можно найти логичное объяснение. Агалаева знала, что ее будут искать, и решила максимально усложнить властям эту задачу.

Полковник, по идее, должен гореть желанием растереть Агалаеву в порошок. Она совершила столько преступлений, что хватит на целую колонию, довела до суицида коллегу, обвела вокруг пальца всех, а добрейший Геннадий Афанасьевич роняет слюну! Нет, мне никогда не понять мужчин. Почему-то вспомнился рассказ Проспера Мериме, всем известная "Кармен". Для тех, кто забыл, суть рассказа в следующем. Жил-был простой, милый, симпатичный офицер Хосе Мария. Однажды он арестовал молодую красивую цыганку Карменситу. Девушка наставила ножом андреевских крестов на лице одной торговки. Хосе Мария, попав под необыкновенное очарование преступницы, ее отпустил, за что сам угодил на гауптвахту. И позже был вознагражден Кармен вполне традиционным для женщин образом. Пылкий мужчина потерял голову. Очарованный речами и страстным телом Кармен, он стал контрабандистом. Убил гражданского мужа Кармен, которого она до этого, с превеликим трудом вызволила из тюрьмы. Затем собрал шайку отчаянных товарищей и занялся разбоем на большой дороге. В конце концов Кармен, утомленная беспрестанными доказательствами любви со стороны Хосе, начала зевать. Ее внимание привлек красивый пикадор Лукас. Пикадор, по версии Мериме, это не кетчуп, а мужчина с пикой, которому полагается убивать быков. Хосе справедливо рассудил, что проще один раз убить Кармен, чем лишать жизни каждое существо мужского пола, на которое она посмотрит. Сим дело и завершилось. Патетический диалог на тему: "Раз ты меня больше не любишь – умри!" закончился убийством и похоронами Кармен в лесу. Ревнивый любовник похоронил ее, как фараоншу, – со всем, что ей принадлежало. Медный крест и подаренное им самим колечко.

Образ стервы Кармен, которая отдается только тому, кого хочет, а всех остальных цинично использует в корыстных целях, почему-то чрезвычайно нравится мужской половине человечества. Эта самая половина, на мой взгляд, ведет себя в высшей степени лицемерно. Громогласно заявляет, что женщина – это "супруга и мать", и требует от нее соответствующих качеств, и при этом, не скрывая восторга, мечтательно смотрит вдаль, грезя о встрече с новейшим римейком Карменситы…

Домой я вернулась около двух часов ночи совершенно разбитая. Хоть авиация и сокращает время в пути, позволяя в течение дня смотаться в Чебоксары и обратно, переношу я ее тяжело. После перелета чувствую себя так, будто полдня мешки с цементом таскала.

Перед сном я все же нашла в себе силы записать в тетрадке:"Последняя надежда на попутчиков Розы и Жанны. Надо найти этих людей".

Утром к нам явились Жемчужные, сияя, как начищенные пятаки.

– Спасибо вам огромное! – хором произнесли они, вручая Николаю Ивановичу увесистый конверт с деньгами.

– Теперь моя Розочка может спокойно уезжать, – смахнул слезу Ефрем. – Да и я вместе с ней. Вот подумал: открою театр, наберу певцов и танцоров, опять буду гастролировать…

– Ой! Я уже прямо зачесался от нетерпения! – воскликнул Николай Иванович, непрерывно ощупывая полученный конверт.

– Там семьдесят пять тысяч, – Ефрем неожиданно стал серьезным. – Надеюсь, этой суммы хватит не только для оплаты ваших услуг, но и последующего молчания, хорошо?

– Будем немы, как братская могила! – пообещал Николай Иванович.

– Иначе голова с плеч, – неожиданно тихо и мягко вставила Роза.

Я чуть не подавилась. Подняв голову, заметила, что девушка смотрит на меня надменными и злыми глазами…

– Да, – Ефрем попытался сгладить ситуацию, – все-таки не забывайте, что вы увязли в этом деле наравне с нами и если что – на одну скамью присядем.

Николай Иванович болезненно сглотнул и удивленно захлопал глазами.

– Ладно, у нас в три часа самолет, – вздохнула Роза, – так что долго рассиживаться никак не можем.

– Куда летите? – спросила я.

– В Испанию, конечно, – фыркнула Жемчужная, глянув на меня с нескрываемым презрением. – Пока, детективы!

Будущая миллионерша повернулась к нам спиной и фамильярно сделала "ручкой".

– За все спасибо, – Ефрем посмотрел на озадаченного Николая Ивановича и почему-то хмыкнул.

Я обратила внимание, что серебряный, как колокольчик, голос Розы сменился низким, чуть хриплым контральто.

Входная дверь хлопнула, возвестив, что клиенты исчезли.

– Ну что? – Николай Иванович растерянно поглядел на меня. – Получается, дело закрыто? Так, что ли?

– Получается, что так, – пробормотала я, вертя в руках конверт с деньгами.

Настроение было паршивое. Мучило чувства, что нас надули. Причем по-крупному…

Николая Ивановича, похоже, одолевали те же мысли.

– Может, денег фальшивых дали?

Он выхватил из моих рук конверт, вытащил оттуда пачку денег. Посмотрел на свет и, ни слова не говоря, помчался к соседям в турфирму. Те постоянно совершают "незаконные операции", принимая от населения оплату в валюте иностранных государств, поэтому держат у себя детекторы банкнот.

Минут через десять Николай Иванович вернулся с еще более озадаченным лицом.

– Все нормально…

Я сжала голову руками.

– Ничего не понимаю! Ничего! Коля, ты не помнишь случайно, что в армии говорили по поводу слишком легких побед?

– Ну… – Николай Иванович задумался. – Не помню, что говорили мне, но я учил слушателей на курсах, что самый легкий маршрут всегда заминирован…

Я молча вытащила свою тетрадку и стала ее перелистывать. Попыталась начертить схему. Но все равно все ниточки сходились в точку, предложенную Жемчужными. Роза вышла замуж за Хосе Равеля, вернулась домой, чтобы рассказать об этом родным. Там застала Жанну, сестру с богатым уголовным прошлым, и была отправлена сопровождать ту в какой-то табор. По дороге произошел "несчастный случай", если это так можно назвать, и Роза ударилась в бега. Ей помог Корсаков, знакомый с Жанной по "лохотрону". Выдал Розу за свою жену – Ольгу Колесникову, которая таинственным образом исчезла за месяц до этого. Но история Корсаковых – особо деликатное семейное дело, и расследовать его меня никто не просил. Тело Жанны нашли, предали земле, и Роза с чистой совестью и руками улетает в Испанию получать фантастическое наследство. Двадцать пять миллионов долларов. Цыганская принцесса нашими усилиями превратилась в королеву. Белую и пушистую…

Настроение было паршивое. Мысли неуклонно вертелись вокруг Жемчужных и Корсаковых.

Николай Иванович валялся на кожаном диване напротив меня и с упоением листал каталог автомобилей "За рулем-2003".

– Как думаешь, Сан Саныч, что лучше, "БМВ" или все-таки "Мере"? – спросил он, разглядывая фотографии дорогих иномарок.

– Учитывая ситуацию с парковкой, лучше всего иметь "Оку", – буркнула я в ответ.

– Ну тебя на фиг! – отмахнулся Николай Иванович. – Слушай, а может быть, мне "Ягуар" себе купить?! А? Представляешь, шик?

– Коля, скажи мне честно, а у тебя не такого чувства, что мы поторопились и во обще поступили не правильно? – собравшись с духом, спросила я у помощника.

Тот поморщил лоб, скривил губы и упрямо вцепился в журнал.

– Коля, я с тобой разговариваю! Младший детектив Яретенко совсем скривился, отвернулся в сторону, потом сел.

– Сашка, ну чего тебе неймется? Дочку мы Жемчужному нашли! Причем сразу двух! Дело распутали! Что смерть Агалае-вой наступила в результате несчастного случая, убедились! В тюрьме ты была!

– А Ольга Колесникова? – уперлась я.

– Сан Саныч, – Николай Иванович встал и подошел к окну. – Нам с тобой семьдесят пять тысяч заплатили? Заплатили. Я на свою долю могу купить и квартиру, и машину. Платили нам с тобой, если помнишь, за разборку со свекровью, за поиски Розы и за обнаружение тела Агалаевой. Со свекровью разобрались? Разобрались. Розу нашли? Нашли. Все!

– Со свекровью, возможно, разобрались не совсем, – буркнула я себе под нос.

– Ну хочешь, сдай ее в милицию! – вспылил Николай Иванович. – Пойди и расскажи! Только слова, Сан Саныч, к делу не пришьешь! Тело Колесниковой где? Кто ее видел? Кто знал, что Олег на ней женился? На пленке твоей прямых признаний нет, а объяснений, как у тебя эти записи оказались, придется давать целую кучу!

– А ты не думаешь, что есть еще один никому не нужный труп девушки, мама которой с ума сходит?! – я вскочила и забегала по кабинету.

– Думаю! – с вызовом ответил Николай Иванович. – Только вмешиваться не хочу!

– То есть на справедливость тебе плевать? Так я понимаю?! Пусть убийца разгуливает на свободе?

– Ну знаешь, Сашка, по количеству убийц, отпущенных на свободу… Чья бы корова мычала, а твоя б молчала! – Николай Иванович сел на диван и уставился в окно.

– Что-о? – протянула я, наклоняясь вперед. – Коля, на меня все валить не надо! Давай-ка вспомним, как один военный пенсионер расстраивался, что если Розу Жемчужную посадят, то Ефрем за это точно откажется платить? А? Кто мне все уши изъездил своим квартирным вопросом? Кто всю дорогу рассказывал про ржавчину, изъевшую днище его машины?

Младший детектив Яретенко покраснел, уставился в пол, но ничего не ответил. Потом глубоко вдохнул и протяжно выдохнул. Бордовая краска постепенно пропадала с его лица и шеи.

– Ладно, Сан Саныч, что ты предлагаешь?

– Поехали поедим, дорогой изложу план, – я решительно поднялась и пошла к двери. У порога обернулась к Николаю Ивановичу, который упорно не желал выпускать из рук журнал. – Ты идешь?

– Иду… – тяжко вздохнул тот. – Но вот зачем я это делаю – вопрос риторический.

Мы добрались до "Патио пиццы" и с горя заказали себе кучу еды.

– Нужно выяснить, кто еще ехал в купе с этими сестрами Жемчужными и может подтвердить факт их ссоры, – сказала я.

– Зачем? – нахмурился Николай Иванович.

– Потому что вся информация об этом деле исходила от Ефрема и Розы, а они, как показали первые же дни расследования, очень и очень многого не собирались нам рассказывать! И потом, ты видел, с какими выражениями лиц они от нас уходили?!

– Да уж, – согласился Николай Иванович. – Я-то решил, что они денег фальшивых сунули… Слушай, Сашка, я никак не могу понять, ну где они могли нас надуть? – нашел в себе силы признать собственную тревогу Николай Иванович. – Заплатить – заплатили… Даже очень много, живыми деньгами… Где тут обман?

– Не знаю! – выпалила я. – Коля, вот честно, не знаю!

Официантка убрала пустую сковородку из-под пиццы и принесла нам по куску пирога.

– Может, что-то из-за этого наследства? – нерешительно предположил Николай Иванович.

– Точно из-за него, – кивнула я.

– Ты свидетельство о браке видела? – уточнил помощник.

– Видела.

– И что?

– По-моему, все нормально, только написано неаккуратно, – я пожала плечами. – С другой стороны, откуда я знаю, как выглядят испанские свидетельства о браке?! Ты мне такие вопросы задаешь! Слушай, я думаю – надо выяснить: кто ехал в одном купе с Жемчужными, найти этих людей и расспросить хорошенько.

– И как мы это узнаем? – кисло поинтересовался помощник, тыча ложечкой в киснущее мороженое.

– У меня есть план…

Все пространство билетного центра на Московском вокзале было забито людьми. Длинные хвосты от касс до самых дверей. Возле справочного народу немного, но постоять все же пришлось.

– Витя, ты занимай сюда! А я пойду в восьмую! Верка еще в двенадцатой стоит! Если ты раньше, позвони мне на мобильный! – раздался надсадный, тонкий и въедливый женский голос.

Зажав правое ухо, я опустила глаза. Передо мной суетилась маленькая, похожая на чихуахуа дамочка в зеленой блестящей дубленке. Женщина пыталась стоять одновременно и в кассу, и в справочное, беспрестанно перебегала из одной очереди в другую.

– Женщина! – взъелась она на меня, – я перед вами!

– Ш-ш-ш! – я непроизвольно поднесла палец к губам. – Хорошо.

– Витя? – чихуахуа в зеленой дубленке поднесла к губам салатовый "Эриксон" и, бросая на меня косые подозрительные взгляды, заговорщицки спросила:

– Ну ты там как?

– Нормально! – раздалось сзади.

Витя, толстый лысый коротышка в очках, кричал в телефон в пяти метрах от нас, махая своей спутнице рукой.

Вокруг стоял такой галдеж, что, когда до меня дошла очередь, я не сразу вспомнила, о чем именно хочу узнать в справочном.

Дежурная вопросительно на меня уставилась, нервно хлопнула ладонью по металлической крутящейся тарелке для документов.

– Женщина, говорите!

– А-а… – я шмякнула на вертушку удостоверение частного детектива.

Дежурная нажала на кнопку, тарелка повернулась, и документ оказался в руках у служащей.

– По этому льготных билетов не даем, – коротко отрубила она и вернула мне удостоверение.

– Мне и не надо! – очнулась я. – Скажите, у вас база продажи билетов общероссийская?

– Таких справок не даем! – последовал ответ.

– Понимаете, это очень важное расследование… – канючила я, согнувшись в три погибели. Окошечко дежурной располагалось на уровне моего пупка.

– Не задерживайте очередь! – рявкнула тетка.

– У меня есть разрешение! – во мне нежданно-негаданно пробудился зверь.

Я полезла в сумку, осторожно вложила в паспорт сто долларов и бросила его на тарелку.

– Вот, оно внутри.

Дежурная с недовольным сопением повернула тарелку к себе. Открыла паспорт, некоторое время сидела неподвижно, потом подняла на меня такие глаза, что я чуть не подавилась. "Все, сейчас она поднимет скандал", – мелькнуло в голове.

Но женщина продолжала напряженно молчать. По всей видимости, принимала непростое для себя решение. Потом встала и вышла. Очередь за моей спиной разразилась криками негодования.

– Сколько можно!

– Куда она пошла-то?!

– Совсем обалдела!

Дежурная вернулась спустя десять минут. Очередь была на грани взрыва. В руке информаторша держала маленькую белую бумажку.

– Вот, – она вложила ее в мой паспорт и крутанула вертушку с документами. – Идите в административный корпус. Предъявите этот пропуск, скажете, что к Иде Ивановне. Не забудьте только, – дежурная нервно дернула шеей, – разрешение свое еще раз предъявить.

– Спасибо! Вы спасли жизнь человеку! – воскликнула я, поспешно схватила документы и освободила место у заветного окошечка.

На бумажке значилось: "Разовый пропуск. Александра Александровна Ворошилова, частный детектив в 27 комнату".

В административном здании вокзала не было ни души. Пустой длинный коридор с рядом одинаковых эмдээфных дверей под вишню. Похоже на школу во время каникул. Из-за этих дверей не доносилось ни звука. Охранник, не отрывая глаз от газеты, взял мой пропуск и положил под телефон.

– Проходите, – бросил он через губу. Двадцать седьмая комната оказалась в самом конце коридора. Робко постучавшись, я застыла в нерешительности. А вдруг там никого нет? Примерно через пятнадцать секунд изнутри донесся раздраженный крик.

– Ну входите же!

Нажав на ручку, я отперла дверь и была ошарашена шумом и гомоном женских голосов. Очевидно, здание построено на зависть обитателям панельных домов. Вот это звукоизоляция!

Шумел матричный принтер, печатая нескончаемый список фамилий. Работал радиоприемник. Две девушки тридцатилетнего возраста громко разговаривали, отхлебывая чай из гигантских чашек.

– Вы к кому? – спросили они хором.

– К Иде Ивановне, – ответила я, смущенно перетаптываясь с ноги на ногу.

– О-о-х, – тоскливо вздохнула одна из барышень, тяжело поднимаясь из-за стола.

Непропорционально разросшаяся филейная часть служащей наводила на мысли, что вставать ей следует почаще. Причем желательно в спортзале и с нагрузкой. Девушка подошла к еще одной двери. Из-за шкафа с бумагами я ее не заметила.

– Ида Ивановна! – завопила она, постучав два раза. – К вам пришли! Пускать?

Видимо, изнутри ответили согласием.

– Идите, – кивнула мне работница и почему-то расстроилась. Я услышала, как она говорит коллеге:

– Вот так работаешь тут, работаешь… И никакой личной жизни. Еще чай будешь?

Ида Ивановна оказалась благообразной седой дамой с химией барашком. Мягкий пух, в который превратились волосы от систематической травли реагентами, выкрашен в экстремальный сиреневый цвет.

– Вы к кому? – строго спросила она, глядя на меня поверх очков.

Вопрос, честно признаюсь, поставил меня в тупик.

– К Иде Ивановне, – ответила я, оглядывая кабинет.

Первичный осмотр не выявил дополнительных рабочих мест, а единственная дверь оставалась у меня за спиной.

– Это я, – призналась дама.

– Очень приятно.

Не зная, как продолжить этот утренник абсурда, я стояла, держа обеими руками сумку.

– У вас ко мне какое-то дело? Вы меня от работы, между прочим, отвлекаете, – заметила Ида Ивановна.

Появилось жгучее искушение ответить: "Нет, я просто так зашла. Посмотреть, кто сидит в двадцать седьмой комнате". Но производственная необходимость иногда заставляет нас быть более вежливыми, чем хочется.

– Ох, простите! – рассыпалась я. – Мне очень неудобно, что я отвлекаю ваше внимание, но обстоятельства… Вот мои документы.

Ида Ивановна долго разглядывала корку частного детектива, затем бросила ее на стол и уверенно заявила:

– Фальшивка. Обескураженная таким заявлением, я осторожно поинтересовалась:

– Вам часто приходится видеть удостоверения частных детективов?

– Слушайте, женщина, – менторским тоном обратилась ко мне дама. Для пущей важности она сняла очки и вытаращилась на меня исподлобья. – Говорите, зачем пришли, или не морочьте мне голову.

– Э… э…

Борясь с искушением послать все подальше и гордо уйти, я судорожно соображала, как мне вести себя дальше.

– Думайте быстрее, или я охрану вызову, – велела начальница двадцать седьмого кабинета.

На счастье мой блуждающий, гневный взгляд упал на яркий, основательно зачитанный томик Орбениной. Разобрать удалось только подзаголовок: "Дело о разбитом сердце". Тактика получения сведений выстроилась сама собой.

– Ида Ивановна, – я плюхнулась на стул и всем корпусом подалась к начальнице. – Вы можете меня выставить вон, но знайте, что речь идет о судьбе одной женщины, которая… Которая отчаянно нуждается в помощи. В вашей помощи.

Я послала обалдевшей даме проникновенный взгляд. Вадим Соколов утверждает, что подобный жест всегда заставляет человека чувствовать себя индивидуально ответственным за что-то.

– Понимаете, – главное теперь не дать милейшей Идее Ивановне прийти в себя, – я сейчас веду очень и очень щепетильное дело. Муж моей клиентки украл у нее ребенка. Это ужасная история. Ужасная! Моя клиентка вышла замуж по горячей любви, за цыгана. Ни о чем не думала, родила девочку. Этот негодяй сказал ей, что хочет отвезти внучку к бабушке и дедушке в табор. Специально выбрал для этого такое время, чтобы моя клиентка не могла вместе с ним поехать. Теперь он скрылся и требует колоссальный выкуп! Мне уже почти удалось распутать это дело, я знаю, кому он передал ребенка и на каком поезде его перевозили!

Нужно узнать только еще одно имя. Это женщина, тоже цыганка, которой девочку отдали, чтобы сбить с толку следствие. Я знаю, что вы можете помочь. В вашей базе данных ведь хранится информация обо всех пассажирах, приобретавших билеты в кассах? Ида Ивановна поджала губы, постучала пухлыми пальцами по столу, задумчиво посмотрела на свои огромные старомодные кольца с рубинами. Потом вздохнула и нравоучительно произнесла:

– Головой надо думать, за кого замуж выходишь. Вот так всегда, наворотят дел, потом другим расхлебывать.

– Ида Ивановна! – я спластилинила на лице немой укор. – Но девочка чем виновата? Ей всего пять лет! Неужели из-за глупости матери надо обречь ребенка на страдания и лишения? Вы ведь знаете, как живут цыгане…

– Невозможно, – тихим жестким голосом ответила фея железной дороги. – Такие сведения выдаются только по специальному разрешению.

Ида Ивановна выжидающе сложила руки и уставилась на меня красными от гипертонии, немигающими глазами.

– Так бы сразу и сказали, – пробурчала я и полезла за кошельком. – Вот.

Ида Ивановна выгнула губы подковой, глядя на три зеленые бумажки.

– Дамочка, ваша клиентка хотя бы представляет, на какой должностной риск мне придется пойти из-за ее глупости? – тихо проговорила начальница.

– Нет, не представляет, – ответила я, вытаскивая из кошелька еще три бумажки. – Может быть, такой?

– Почти, – кивнула Ида Ивановна и показала мне два пальца.

Добавив еще двести долларов, я получила разрешение на спецдопуск к железнодорожным анналам.

– Дата, номер поезда и маршрут, – спросила услужливая дама, сразу перейдя на деловитый, уверенный тон и повернувшись к компьютеру. Бумажки она предусмотрительно заперла в ящике стола.

– Восемнадцатое сентября, номер поезда не знаю, маршрут "Москва-Чебоксары-Йошкар-Ола", – четко ответила я. – Меня интересуют две пассажирки, бравшие билеты на этот поезд. Фамилия одной – Жемчужная, второй – Агалаева. Надо выяснить, кто ехал с ними в одном купе.

Толстые, морщинистые пальцы, унизанные допотопными ювелирными изделиями, быстро нажимали клавиши.

– Четверо пассажиров, – произнесла Ида Ивановна через некоторое время. – Записывайте. Роза Жемчужная, паспорт серия IV-АК, № 567392, Жанна Агалаева, паспорт серия V-АИ, № 459835, Олег Корсаков, паспорт IV-AK, № 986243, Ольга Колесникова, паспорт VI-AH, № 924343.

– Есть, – радостно прошептала я. – Спасибо!

– Пожалуйста, – с чувством выполненного долга вздохнула Ида Ивановна.