"Медный король" - читать интересную книгу автора (Дяченко Марина, Дяченко Сергей)

Глава восьмая

Не Развияр ли обещал себе никогда больше, никогда-никогда не приносить жертв Медному королю?

Через несколько дней, когда ослабело чувство обновления, свободы, необыкновенной ясности, он почувствовал нечто вроде вины. Как будто в самом деле нарушил присягу. И еще: ночами вспоминался вкрадчивый голос властелина, и была в этих воспоминаниях такая нестерпимая жуть, что Развияр просыпался и не мог уснуть до утра.

Иногда снилась трактирщица. Это были сны, мучительные по-своему, но Развияр не боялся их. Иногда эти сны врывались в видения о детстве и доме: Развияр скрипел зубами, когда во сне удавалось войти в родной дом, а вместо матери за столом сидела, упершись в столешницу широко расставленными руками, голая трактирщица. Он пытался проснуться и не мог, колол трактирщицу пером, извлеченным из-за уха, а она смеялась, не чувствуя боли.

В середине лета маленькая галера без названия высадила их с Луксом на Каменной Стрелке — косе, отгораживающей море от залива. По Стрелке предстояло добраться до берега, а уж на берегу, выше по течению двух маленьких рек, отыскать Черную Бучу.

Каменная Стрелка, говорят, когда-то была сложена руками миллионов рабов. В незапамятные времена здесь стоял город, и Стрелка обороняла его, не пуская в залив вражеские флоты. С тех пор прошли века, от города остались поросшие лесом развалины, а Стрелка, хоть и просевшая, до сих пор возвышалась над водой, и среди камней гнездились черкуны.

Колоссальные глыбы, большие и малые камни, расщелины и скаты, где негде поставить ногу, напоминали Луксу родное Нагорье. Он продвигался, небрежно перескакивая с одной ненадежной опоры на другую, а Развияр сидел у него на спине, крепко ухватившись за голые загорелые плечи зверуина.

Примерно на середине Стрелки торчал из камней столб с прибитой к нему имперской радужной грамотой. Документ извещал, что эти земли «от горизонта до горизонта» присоединены к Империи и пользуются всеми императорскими милостями, неся при этом все надлежащие повинности. Бумага, не защищенная от солнца и непогоды ничем, кроме магии, выглядела новой и очень яркой.

Лукс и Развияр переглянулись.

— Может, и Буча теперь пользуется милостями? — предположил зверуин. — Нам же легче — дороги, постоялые дворы…

— Патрули, — сказал Развияр.

Лукс поднял голову: высоко в небе шла одинокая белая крылама. Размах ее крыльев заслонил от путников солнце. Лукс припал к земле.

— Чего нам теперь-то бояться, — Развияр проводил крыламу глазами. — Наоборот… Эти, которые летают, должны много знать. Тебе не интересно, что сейчас в Нагорье? В чьих руках замок, кто заправляет в порте Фер?

— Так они тебе и сказали, — Лукс сплюнул. Из трещины поднялась змеиная голова, сразу за ней другая, и оказалось, что обе принадлежат одной толстой змее с узором-сеточкой на зеленоватой коже. Зверуин, почти не глядя, взмахнул тяжелой лапой, змея лишилась одной головы и быстро спряталась между камнями.

— Жрать хочется, — сказал Лукс.

— Мы завтракали.

— А я хочу обедать! Давай поищем гнезда, соберем яйца…

— Идем, — Развияр тронул пятками его бока. — Кто же в такую пору яйца черкунов собирает? Они все вылупились давно и оперились, только стрелой можно сбить!

Волны набегали на Стрелку со стороны открытого моря. Галера уже ушла далеко и казалась насекомым, уползающим по воде: как лапки, взлетали и опускались тонкие весла. Со стороны залива вода была спокойна, сквозь нее виднелись водоросли на дне и кое-где — ржавое железо.

— Давай посмотрим, — сказал Развияр.

Лукс осторожно спустился к воде. На дне, в нескольких шагах от берега, валялся ржавый шлем, из тех, что наскоро куют ополченцы. Даже сквозь водоросли, опутавшие его, была видна глубокая вмятина.

— Вот еще, — сказал Лукс.

Вдоль Стрелки со стороны залива валялись ржавые наконечники копий, погнутые вилы, обломки плохих, наспех изготовленных доспехов. Перебираясь с камня на камень вдоль гряды, Лукс и Развияр добрались, наконец, до берега. Там, под старыми деревьями, камни лежали пирамидой: кто-то сносил их со Стрелки и складывал один на другой. На верхушке пирамиды был установлен еще один столб, и к нему приколочена была грамота.

Развияр слез со спины зверуина и, хоть и не очень хотелось, подошел прочитать. Это не была ни надгробная надпись, ни, как он боялся, смертный приговор. «Император скорбит о каждом своем подданном»: всего шесть слов и яркая, переливающаяся на солнце печать.

— Лицемеры, — сказа Лукс.

— Мы не знаем, что здесь было.

— Конечно, откуда нам знать? Мы ведь никогда не бывали в Нагорье, никого не убивали на наших глазах, никаких старейшин…

Лукс говорил будто невзначай, глядел поверх головы Развияра и рассеянно улыбался. На боках у него висели, притороченные мягким ремнем, дорожные сумки с водой и одеждой. В одной, тщательно спрятанные, лежали два неплохих кинжала: удалось купить по случаю. Черное насекомое уселось Луксу на спину; зверуин, не оборачиваясь, ударил хвостом, и летун замертво упал на траву.

— Как бы там ни было, нам туда, — Развияр указал на тропинку, уводящую от берега. Чем дальше, тем плотнее смыкались деревья, приземистые, с широкими кронами.

— Это уже твой лес?

— Нет, — Развияр прислушался к своим воспоминаниям. — Я не помню этих мест.

— Никто его не обидит, дура! Он будет жить во дворце, учиться у настоящего мастера, и станет великим магом! Пусти руку, а то сделаю больно!

На месте развалин старого города выросло селение, где каждый дом был сложен из древних обломков. В стену маленького, неказистого строения на окраине было вмуровано каменное лицо — голову статуи положили в кладку, будто обыкновенный кирпич, но, даже свергнутый и униженный, неведомый герой продолжал смотреть на мир светло и с достоинством. А перед домом, в чаше сухого фонтана, рыдала женщина, пытаясь вырвать из рук седого мужчины мальчишку лет пяти. Мальчишка ревел так, что слезы разлетались веером, и рвался к матери.

— Уймись! — мужчина повысил голос, и от этого властного окрика и женщина, и ребенок примолкли. — Говорят тебе — не на смерть забираем и не в рабство, а для службы Императору! Для могущества! Дикари… — он обернулся к паре стражников в серебристой броне. — Разгоните их, чего смотрите! Устроили здесь балаган…

В этот момент мальчишка укусил его за палец, украшенный золотым кольцом с ярко-желтым сверкающим камнем. Седой мужчина выругался, встряхнул мальчишку, легко закинул себе на плечо:

— Все, представление окончено. Расходитесь!

Стражники с подчеркнуто-равнодушными лицами надвинулись на редкую толпу — кольцом вокруг высохшего фонтана стояли в основном старики и подростки, и интересовали их не столько орущий ребенок и его мать, сколько огромная крылама, переступавшая с одной перепончатой лапы на другую. Птица смотрела с презрением. На спине у нее были три седла — два простых и одно мягкое, с подлокотниками и высокой спинкой.

Седой мужчина нес ребенка к крыламе, на растрескавшийся мрамор падали капли крови из прокушенного пальца, будто темные монетки. Женщина-мать кинулась следом, стражник преградил ей дорогу копьем. Подбежал молодой мужчина, почти подросток, схватил женщину за плечи. Они были похожи: наверное, брат и сестра.

— Погоди, — бормотал брат. — Погоди… Все уже… Это такое дело… Они говорят…

Лукс с Развияром на спине подошли незаметно. Появление зверуина само по себе новость, но жители поселка были слишком увлечены — и поражены — сценой, разыгравшейся в чаше древнего фонтана.

Развияр сразу понял, что происходит, и сжал плечи Лукса. Тот нервно оглянулся:

— Слушай… Может, нам…

— Это имперский маг, — еле слышно шепнул ему Развияр. — И мальчишка — тоже маг. Они их забирают маленькими… в Столицу… Учат… Отбирают у родителей…

Лукс закусил губу:

— А мы…

— Это имперский маг, — повторил Развияр, вглядываясь в седого человека с перстнем на окровавленном пальце. — Он маг… Как Утро-Без-Промаха.

Лукс попятился.

— Полетаем на крыламе, — седой говорил с мальчишкой терпеливо и холодно. — Вот, смотри. Хорошее седло?

Мальчишка тонко вскрикнул. Откуда ни возьмись, на седого налетела туча мошкары, кинулась в лицо. Тот что-то быстро сказал, и мошки разлетелись, будто снесенные порывом ветра.

— Вот как… Поехали, — отрывисто бросил маг. — Эй, помогите мне взять его в седло!

Стражники, сдерживавшие толпу, отступили к крыламе. В этот момент девушка лет пятнадцати вынырнула из-за чужих спин и проскользнула под скрещенными копьями. Крылама зашипела, широко разевая клюв.

— Ротозеи, — устало сказал маг. — Простого дела сделать не дадут… Убирайся, — бросил он девушке.

— Оставь его, — та говорила тихо, но Развияр, стоявший поодаль, слышал каждое слово. — Или умрешь.

Седой поднял брови:

— Дура. Дикарка. Прощаю.

— Зато я тебя не прощаю!

Седой вгляделся ей в лицо и вдруг нахмурился:

— Да ты…

Девушка завизжала и вскинула руки. Маленькая белая молния сорвалась с кончиков ее пальцев и ударила седому в лоб.

Седой отшатнулся. Лицо у него перекосилось от ярости, казалось, сейчас он отбросит ребенка и одной пощечиной снесет мерзавке половину лица…

И он действительно выпустил мальчика — выронил. Потом закатил глаза, опустился на колени и упал на бок.

Толпа закричала не то от ужаса, не то от радости. Мать подхватила ребенка и бросилась бежать, расталкивая односельчан. Стражники, потрясенные, встали плечом к плечу и наставили на девушку копья.

Та, ошарашенная случившимся не меньше всех свидетелей, отступила на несколько шагов. Посмотрела на свои руки, потом на лежащего на мраморе мага. Подняла глаза на стражников:

— Уходите… А то…

По-прежнему плечом к плечу, они двинулись к ней, и она отступила. Приблизившись к упавшему магу, один из стражников перевернул его вверх лицом. Глаза мага закатились под верхние веки, рот полуоткрылся, из уголка тянулась струйка слюны. На переносице краснела вмятина, как от сильного удара.

Толпа стремительно редела. Кто-то убегал со всех ног. Кто-то, наоборот, придвигался ближе. Развияр сдавил плечи Лукса:

— Она…

Всадники отступили — медленно, очень осторожно. Отошли к крыламе; к седлам, Развияр увидел, были приторочены арбалеты…

— Уходите все! — закричал он, перекрывая вскрики и бормотание. — Бегите!

Люди кинулись врассыпную, только девушка стояла, не сводя глаз со стражников, готовая сражаться и с ними, и с крыламой, и с целым миром.

— Лукс!

Зверуин понял. Ни один человек не успел бы и не помог, но Лукс был получеловеком на четырех лапах. Он прянул с места, перелетел через обвалившийся бортик фонтана, ударил о мрамор передними лапами и сразу же задними, ушел в длинный полет и, распластавшись в воздухе, сбил девушку в то самое мгновение, как сорвались с тетивы стрелы.

И Развияр, и Лукс отлично знали, как стреляют стражники на крыламах. Стрелы проткнули воздух в двух местах на уровне взгляда — арбалетчики, не сговариваясь, целили в глаза. Но девушка мгновением раньше покатилась по мрамору, и Развияр, сжав коленями спину Лукса, схватил ее — за руку и за волосы, и бросил поперек Луксовой спины. Метнулись с дороги разбегающиеся люди. Развияр чувствовал, как струится под ним тело получеловека, как перекатываются мускулы под мягкой шкурой, слышал ветер, ревущий в ушах. Незащищенная спина казалась широкой, будто городские ворота.

Скрежеща когтями по камню, Лукс завернул за угол. Потом еще завернул. Селение строилось безо всякого плана, здесь не было улиц, только благородные развалины — и прилепившиеся к ним неуклюжие развалюхи, и совсем близко был лес, широкие кроны, надежно прикрывающие сверху…

Девушка обмякла в руках Развияра — потеряла сознание.

«Во дворце и в хижине, и в треногом жилище мастерового на Безземелье — всюду, где есть камин или печь, может явиться на свет маг. Он может летать без крыльев и приказывать камню, может убивать огнем или исцелять смертельно больных, но главное его призвание — вести в этот мир то, чего прежде не было…»

— Ничего такого я не умею!

Девушка сидела, трясясь, обхватив колени руками. На лбу у нее кровоточила ссадина, в голосе прорывались слезы.

— Я ничего такого… никогда… Отпустите меня! Я ничего не умею! Я не маг, это вышло случайно!

Лукс сидел в отдалении, жевал целебный лист желтого трилистника, чудом отыскавшегося на этой поляне. Готовить отвар было не на чем. Лукс жевал цветы и прикладывал к разбитым подушечкам лап. Это твое решение, говорил Лукс всем своим отстраненным видом. Решение всадника, исполненное его братом. Ты захотел — я сделал.

— Что ты ревешь, — сказал Развияр, удерживая раздражение. — Ты мага одолела! Имперского мага! Ты всемогущая, может быть, так чего ты ревешь?!

Он злился все больше и все сильнее нервничал. Спасая девчонку, он не подумал о том, что будет, если на него и на Лукса объявят охоту — в Империи и ее пределах. Выследить зверуина — проще простого!

Маг был оглушен. Стражники улетели, никого не убив, проявив железную выдержку; тем хуже. Они вернутся с подкреплением, может быть, с новым магом, и какой принесут приказ — Императору ведомо. А Развияр и Лукс нежданно-негаданно оказались укрывателями мятежной волшебницы, которая сидела теперь, обливаясь слезами и размазывая по лицу кровь из ссадины на лбу.

— Я… просто хотела… я…

Беглецы не ушли далеко. Широкие кроны прикрывали их от неба, но жители поселка без труда выследили чужаков, унесших девушку. Явились трое парней, грозили дубьем, выпытывали, кто такие пришельцы и что думают делать дальше. Старались быть грозными, но сами боялись и в душе недоумевали: что за день такой, все беды, как из мешка?!

По словам парней выходило, что стражники покинули землю через несколько минут после того, как Развияр и Лукс со своей ношей скрылись в лесу. Маг так и не пришел в себя, но был, по общему мнению, жив.

— Когда он очухается, как ты думаешь? — спросил Развияр у заплаканной девушки. Та помотала головой, в который раз отрекаясь от сделанного. Поздно, подумал Развияр. Слишком много свидетелей.

— Кто он тебе? Этот мальчишка?

— Племянник. Сын сестры, — девушка вытерла слезы рукавом и тут же, не удержавшись, опять заплакала. Лукс поморщился, выплюнул на ладонь целебную кашицу. Извернувшись, дотянулся ладонью до задней лапы. Развияр заметил, что Лукс деликатно поворачивается к девушке боком, будто чего-то стесняясь.

— Никогда не видел волшебников так близко, — признался Развияр, разглядывая ее. — Живых. И даже сопливых.

Девушка закусила губу, сдерживая слезы. Ее вздернутый нос сделался малиновым от рыданий, ссадина на лбу кровоточила. Она была жалкой, эта девушка; на том и погорел имперский маг, подумал Развияр.

Поселок собрался на сходку — не в чаше высохшего фонтана, где запеклась на мраморе кровь императорского мага. Местные жители разводили кричаек, дойных птиц, чьи перья и мясо ценились не меньше, чем молоко. В заливе, отгороженном Каменной Стрелкой, плавали целые стада, на берегу рядами стояли загоны, и вот перед ними, на песчаном пляжике, у здешних обитателей было что-то вроде рыночной площади.

Плечом к плечу стояли старики, женщины и подростки. В центре кольца слушателей старый мужчина и очень молодой кричали друг на друга. Первый был местный старейшина, второй — брат женщины, не захотевшей отдавать ребенка-мага. Сама она, бледная, но странно спокойная, стояла рядом; малыша нигде не было видно.

— И что теперь?! Всех порешат! Перебьют, как наших перебили на Косе! — кричал старик. — Что, другого не родит? Сказано: во дворце жить! А теперь из-за нее — как?!

— А никак! — орал молодой. — Она того мага не трогала и пальцем! А что ревела — так запретишь, что ли, бабе реветь?! Прилетят еще раз — отдадим малого, что делать-то… А чем она провинилась?

— Провинилась Яска, — сказал кто-то. — Вот она!

Все одновременно обернулись: на берег вышли Лукс с Развияром на спине и все такая же несчастная, дрожащая девушка.

Дети и подростки, да и женщины, уставились на получеловека, вдруг позабыв, зачем собрались и что им угрожает. Развияр сидел, очень прямой, сжав пятками бока зверуина. Девушка шла, глядя в землю.

В толпе все громче слышались голоса:

— Явилась… чародейка…

— А эти кто такие?

— Мама, зверуинец! С хвостом!

— Тихо, — сказал Развияр.

Вглядываясь в лица незнакомых, чужих людей, он видел рисунок морщин на лбах, черные точки пор на носах с раздувающимися ноздрями, капли пота над верхней губой. Соломенные шляпы и белые капюшоны, платки и ленты, блестящие глаза с узкими на солнце зрачками. Старшие волновались. Младшие радовались перемене в монотонной скучной жизни. Ни один из них не знал и не видел того, что было ясно Развияру, как это солнце.

— Тихо, — повторил он отрывисто. И под его взглядом вдруг смолкли разговоры и сделался различим шорох мельчайшей волны. Люди уставились на него почти так же удивленно, как только что смотрели на зверуина. Им не было ясно, почему этот молодой, оборванный, никому не знакомый чужак говорит с ними, как будто имеет власть — но они замолчали, удивленные, и тем самым признали его право распоряжаться.

— Хотите жить — слушайте меня, — сказал он отрывисто. — Там, у косы, стоит столб… «Император скорбит о каждом своем подданном». Кто из вас умеет читать?

Поднялось несколько неуверенных рук.

— Возьмите радужную бумагу. Держите в руках, когда они прилетят. Это единственное, что может вас защитить, они не стреляют, когда видят эту радугу. Они начнут вас обвинять, вы призывайте в свидетели Императора. А ребенок…

Он хотел сказать, что ребенка все равно придется отдать, но осекся. Посмотрел в лицо несчастной женщине и понял, что она уже сломлена, уже готова расстаться с малышом, который вдали от дома станет великим магом. Испытал мгновенное разочарование; что такое жизнь всего селения против жизни единственного — своего — ребенка?!

— Ребенка отдадим, — сказал старейшина, вслух высказывая общее решение. — Кто ты такой, не знаю и знать не желаю, может, тоже посланец от Императора, а может, сопля перелетная! Наши дела до тебя не касаются. Зачем девку забрал? Ее тоже отдать придется, пусть сами судят!

Загудела толпа. Теперь смотрели на девушку, и она прикрыла лицо от этих взглядов — стеснялась слез своих и крови.

Развияр сел прямее, хотя это, казалось, было невозможно. Люди кричали, шептали, сокрушались, злились, но больше боялись; люди, разумеется, легко готовы были отдать одного человека в обмен на благополучие — или хотя бы жизнь — многих. Только молодой мужчина, брат, опять выскочил на середину, сжав кулаки:

— Яску не отдам! Пусть бежит! Она же, она нас всех может… Как того мага! Вообще поселок спалить! Мы ее не удержим…

И он с мольбой посмотрел на сестру, будто ожидая, что она начнет жечь поселок прямо сейчас. Люди притихли и испуганно попятились.

— Ты ведь знал про меня? — тихо спросила девушка.

Брат отвернулся:

— Ну…

— И молчал, — рявкнул старик. — Накликали беду!

— Беда давно пришла, — сказал кто-то сквозь зубы. — Что уж теперь…

— Яска хоть утаилась, — заметил другой голос. — А эта, с дитем своим, разболталась на всю округу, что у нее малой-волшебник… Вот и получай!

— Погоди! — крикнули из толпы. — Если она волшебница, так пусть укроет поселок! Накинет на него такие чары, чтобы не найти!

Предложение было встречено с восторгом. Люди смотрели на девушку, не замечая распухшего носа и слез на ее лице:

— Давай!

— Яска, ну, постарайся!

— Сделай вихри над морем. Сделай шторм, пусть они не долетят!

— Сделаешь? — тихо спросила ее сестра.

Девушка молча сцепила пальцы. Сглотнула, обвела взглядом лица односельчан. Чуть заметно покачала головой:

— Я… не могу. Не умею. Меня никто не учил… Я сама не хотела! Я не могу!

Сделалось тихо.

— А не хотела, надо было тихо сидеть, — сказали в толпе.

— Чего ты вылезла, если не умеешь?

— Теперь всех убьют из-за тебя!

— «Волшебница», ага!

— Чего ты выперлась? Больше всех надо?!

Теперь они злились. Надежда растаяла, всему поселку оставалось ждать возмездия и смотреть в небо.

— Уходи и прячься, — быстро проговорил брат. — Уходи.

— Куда она уйдет? Выдадим ее! Что с нас взять еще?

— Или она не дастся — громами закидает?! - кто-то истерически засмеялся.

— Все равно ее найдут! А так хоть послабление будет и ей, и нам…

Среди этого волнения, крика, ругани, смеха Развияр сидел неподвижно, сдавив пятками бока Лукса, сжав пальцы на его плечах. Зверуин чуть повернул голову, покосился, будто чего-то ожидая.

Когда всадник в седле — его слово первое. Таков этикет, возведенный в ранг закона. Когда ты идешь пешком рядом с братом — вы беседуете, как равные. Но стоит всаднику вскочить верхом, как роли меняются: он всадник. Только он может начать разговор.

— Что? — шепотом спросил Развияр.

— Мы могли бы взять ее с собой. В Черную Бучу.

— «Маги могут по запаху чуять людей, — сказал Развияр сквозь зубы, — и знать их помыслы, и желания, и страхи. Искусный маг умеет идти по следу человека, выслеживать его на расстоянии, покорять его волю». Выслеживать на расстоянии, понял?

— А не все ли нам равно, — сказал простодушный Лукс. — После того, как ты отнял девчонку у стражников…

Развияр сжал зубы. Все правда: он принял решение, он, Развияр, встал между Императором и волшебницей-бунтовщицей. «Я», а не «мы».

— Нам бы уходить скорее, — прошептал Лукс, — а не слушать их блеяние. Нас запомнили. Мы тоже мятежники.

Развияр повел глазами по сторонам. Разговоры шли по кругу, все решилось: и ребенок, и девушка, посмевшая его защитить, были выставлены в уплату за безопасность поселка. Эти люди много пережили на своем веку, потеряли близких, отчаялись и снова обрели надежду; они не были бунтовщиками. Скорее всего, их пощадят: стоит только покаяться и смиренно выдать Императору пятилетнего мальчика и девочку пятнадцати лет…

— Мне решать? — шепотом спросил Развияр.

Лукс смиренно опустил глаза.

— Давай, — сказал Развияр.

Деревья росли густо, Лукс петлял, бросаясь из стороны в сторону, и терял преимущество в скорости. Вслед беглецам летели камни, один попал Развияру в плечо, другой угодил Луксу в заднюю лапу. Зверуин вскрикнул от боли, но продолжал лететь вперед, и погоня все отставала, отставала, треск веток за спиной и крики отдалялись, а впереди замаячил просвет, и Лукс пустился во всю прыть.

Развияр сидел, одной прижав к себе Яску, другой вцепившись в плечо зверуина. Девушка замерла, будто снова лишившись чувств. Поначалу, когда он неожиданно схватил ее, она сопротивлялась так отчаянно, что Развияр испугался: вдруг случится, как с магом. Вдруг страх и злость подскажут деревенской девчонке, как оглушать и убивать при помощи своей воли?

Потом она обмякла. Может быть, ощутила страх погони за спиной — скверный, липкий страх. А может быть, выбилась из сил.

— Оторвались, — сказал Лукс и сбавил ход. — А в горах — за миг бы… Эх.

— Погоди, — сказал Развияр.

Он спешился. Яска соскользнула со зверуинской спины, упала на четвереньки. Лукс нервно почесал бок правой задней лапой.

— Надо быстро идти, — сказал Развияр девушке. — Если хочешь жить, конечно.

Она затравленно посмотрела снизу вверх, но ничего не сказала.

— Если попадешь в руки стражникам — быстро не умрешь, — пообещал Лукс. — Долго будут мучить. Так и знай.

Девушка содрогнулась. Развияр рывком поставил ее на ноги.

— Вперед, — сказал холодно. — Переставляй ноги!

И она пошла.

Старая заброшенная дорога в лесу вела в нужном направлении, слегка отклоняясь на запад. Когда-то здесь грохотали колеса, ревели рогачи, ползли величественные экипажи на саможорках. Ехали в город у моря — торговать и глазеть на диковины. Ехали обратно — домой, в разные земли и в Черную Бучу, везли подарки, везли новости. Но уже в те дни, когда Развияр бродил в росе под сводами родного леса, — уже тогда город был разрушен. Неведомый герой, вытесанный из камня, уже потерял свою голову, и, может быть, голова его уже легла в кладку новой стены, но Развияр еще ничего не знал о своей судьбе — валялся в траве и считал светлячков, пока отец его бегал на ходулях, охраняя колосковое поле…

Путники шли до самой темноты, вымотались до полусмерти, но только поздно вечером, когда совсем стемнело, наконец-то сделали привал. Огня разводить не стали. Из старых запасов в багаже осталась только раскрошившаяся лепешка. Развияр предложил его Яске, но девушка отказалась.

— Будем спать, — сказал Развияр. — Завтра опять дорога.

— Откуда ты все знаешь? — меланхолично спросил Лукс.

— Что?

— Да печати. Что ты им рассказывал о печатях, что в них нельзя стрелять? В какой книге это написано?

— Ни в какой. Я просто… чувствую.

— Странно. Почему я не чувствую? И что за чувство такое — нельзя стрелять в печати?

Развияр устал так, что едва шевелились губы.

— Ты мне не веришь?

— Да нет, верю, — Лукс потянулся, Развияр услышал, как хрустнули ветки. — Верю, в том-то и дело… Послушай. Может, ты тоже маг?

— Давай спать. Сил нет.

— Так маг или нет?

— Нет!

— А откуда знаешь про печати?

Развияр засыпал. Перед глазами качались волны, взлетали и опускались весла.

— Дело в том, — пробормотал он, впадая в дрему, — что когда понемногу узнаешь… там слово, там два… Там книга, тень от летящей крыламы… Потом вдруг все это складывается… как блик на воде. Давай спать…

— Их убьют из-за меня или нет?

Развияр глубоко вздохнул; дрема улетучилась. Девушка заговорила впервые за все время пути; у нее был хриплый и ломкий, как у мальчишки, голос.

— Их убьют? Всех? Из-за меня?!

— Не думаю, — осторожно сказал Развияр. — Теперь у них есть оправдание — двое чужаков, которые тебя похитили. Те самые двое, что не позволили стражникам тебя убить. Скорее всего, их помилуют. Тем более, что мальчика они отдадут безропотно…

Он мгновение помолчал. Потом сказал изменившимся, шершавым голосом:

— Они оденут его в лучшую одежду. Может быть, повяжут ленточкой, дадут в руки хлеб… или чем там обычно встречают дорогих гостей? Они приготовят этого ребенка, как лучшую жертву, и отдадут — с любовью. Возьми, что мне дорого…

Он осекся.

— Что ты говоришь? — обеспокоенно спросил Лукс. — Спишь или бредишь?

— Сплю… Насчет печатей, Лукс. Понимаешь, я не могу дать руку на отсечение, что ни один стражник не станет стрелять в императорскую печать. Но я уверен, что печать может помочь.

— Тогда почему бы нам не обвешаться этими печатями с ног до головы?

— У тебя была одна, но ты плюнул на нее и выбросил.

— Мла-адший граждани-ин Империи? — с презрением протянул Лукс.

— Да. Это если ты хочешь, чтобы в тебя не стреляли сразу, а сперва хотя бы поговорили.

— Мне не о чем говорить с имперскими стражниками.

— Мне тоже. Потому у нас нет документов. И мы мятежники. И за нами погоня.

Лукс рассмеялся.

Развияр спал.

Люди живут, как во сне, сказал старый Маяк. Живут, не задумываясь ни о прошлом, ни о будущем, ни о себе. Сами-то они верят, что задумываются, но на самом деле их мысли — всего лишь смутные чувства. Они чувствуют о будущем и о себе, но не видят ни прожилок на траве под ногами, ни узора снежинки на рукаве. А ведь для того, чтобы думать, нужно замечать мелочи.

И еще — нужно каждый миг бодрствовать, сказал властелин. Даже когда ты спишь, ты должен знать, чего хочешь.

Развияр разлепил веки. Светало, Лукс спал, свернувшись клубком, на его шерсти блестела роса. Девушка Яска проснулась и готовилась бежать — медленно, на цыпочках, отходила все дальше в лес. Правая ее туфля разорвалась, и в прорехе был виден поцарапанный палец.

— Доброе утро, — сказал Развияр.

Она вздрогнула и остановилась.

— Лукс, — позвал Развияр. Зверуин проснулся мгновенно — просто открыл глаза.

— Будь добр, поищи поесть, — сказал Развияр. — Нам сегодня идти целый день.

Лукс поднялся, с удовольствием отряхнулся, так что в разные стороны полетели холодные капли росы. Девушка поежилась. Лукс посмотрел на нее, на Развияра, кивнул.

— Разложи огонь, — сказал хриплым со сна голосом. — Не сырьем ведь жрать.

И ушел, отряхивая на пути росу с низко нависших веток.

— Собирай хворост, — велел Развияр девушке. — Нет времени разлеживаться.

Она смотрела на него, не двигаясь с места. Ссадина на лбу запеклась, глаза ввалились, на щеке отпечатались жесткие травинки.

— Может быть, ты умеешь зажигать огонь глазами? А то все отсырело…

— Я ничего не умею, — сказала она все тем же хриплым, ломким голосом. — Зачем я тебе? Я ничего не могу.

— Только оглушать имперских магов?

— Это случайно. Я… разозлилась.

— Ты умеешь колдовать, только когда злишься?

— Я не умею колдовать… Зачем вы… Зачем ты это сделал?! Тебя просили? Жизнь… ну и что?!

— Тебе не жалко жизни?

Она всхлипнула:

— Жалко… Но ведь… я сама… они все… Зачем тебе? Отпусти…

Развияр поднялся и подошел к ней вплотную. Она попятилась.

— Видишь ли, я имею на тебя право, — мягко сказал Развияр. — Потому что я за тебя решил.

— Тебя не просили!

— Не просили. А я решил. Теперь мы с тобой связаны, как две башки двухголовой змеи. Из-за тебя и нас убьют, если поймают.

— Я не хотела…

— Я хотел. Теперь я хочу, чтобы ты нам помогла… Ты ведь маг.

— Я не могу, — повторила она в который раз. — Я не маг. Я не умею.

— Не умеешь?

Развияр ударил ее по щеке, вроде бы несильно, но Яскина голова мотнулась, и сама она чуть не упала.

— Не умеешь? А так?

Развияр снова ее ударил. Она вскинула руку, пытаясь отбить третью пощечину. С таким же успехом мог защищаться птенец сытухи.

— Завтра, самое позднее послезавтра здесь будут настоящие маги, — сказал Развияр. — Они станут искать по запаху — тебя. И нас. Если я еще раз услышу от тебя «не могу», мы привяжем тебя к дереву здесь, в лесу. И они найдут тебя по запаху, а от нас отстанут.

Она смотрела на него с таким ужасом, как будто он был личинкой огневухи.

— Боишься? Они почувствуют запах твоего страха. Можешь ты сбить их со следа?

— Не мо… — она закашлялась.

— Хорошо. Чему-то ты научилась. Теперь слушай: ты, никчемная тварь, накликала гнев Императора на целую деревню. Не спасла ребенка и никого не спасла, потому что ты, ничтожная дрянь, взялась решать за других, и ты их всех погубила!

Девчонка, оскалившись, вскинула руки. Развияр шарахнулся в сторону — тщетно. Мир перед глазами залился белым светом и пропал. Когда Развияр снова открыл глаза — над головой покачивались ветки, он лежал на спине, почти утонув в утреннем тумане, тело казалось ватным и руки плохо слушались. Развияр поднял ладонь к лицу; посреди лба, чуть выше переносицы, ощущалась горячая вмятина. Касаться ее было так больно, что Развияр зашипел сквозь зубы.

Сколько прошло времени? Шуу… Магу досталось больше. На Развияра у нее не хватило сил… Или пожалела?

Из леса вынырнул Лукс, волоча в опущенной руке толстую двухголовую змею. Непонимающе уставился на Развияра:

— Что… ты… Матерь Воф, да она тебя…

— Лови, — устало сказал Развияр. — Далеко уйти не могла.

Когда Лукс притащил вырывающуюся Яску, костер уже горел, шипели сырые ветки, а туман тем временем поднимался все выше. Стволы укутались белым; Яска визжала и царапалась, поперек щеки у Лукса тянулась длинная кровавая полоса.

— Разбирайся с ней сам, — сказал зверуин, сбрасывая Яску на траву. — Я уж не рад… что мы связались.

Яска тяжело дышала. Ее платье было разорвано на плече, висело лоскутом. Она посмотрела на Развияра, увидела отметину на его лбу и затряслась.

— Сядь, — сказал Развияр.

Она послушалась. Развияр глубоко вздохнул; девчонка признала его власть над собой. И она тоже.

— Значит, ты совсем беспомощная? И мухи не обидишь?

Она сглотнула.

— И ты не маг? В тебе нет магической силы?

Она хотела отвести взгляд, но он не позволил. Девчонка затряслась сильнее.

— Я сказал неправду, — проговорил он медленно. — Твои соседи выживут. Может быть, вообще ничего им не будет. Может, ты никого не погубила… кроме нас с Луксом. А мы ведь не в счет.

Она моргнула, сбитая с толку. Потом сказала шепотом:

— Пожалуйста… объясни, чего ты от меня хочешь.

— Другое дело, — он улыбнулся. — Я хочу, чтобы ты защитила нас троих от погони. От настоящей погони, с магами и крыламами. Когда нас будут искать с неба.

— Я не…

Она замолчала и заплакала без слез.

Развияр подошел и уселся рядом. Обнял ее за плечи:

— Послушай, ну что же делать. Я понимаю, это в первый раз. Но ведь все в первый раз. Никто не рождается дважды и не умирает.

— Я попро…бую, — сквозь слезы выдавила Яска.

— Ты сделаешь, — мягко поправил ее Развияр.

Туман сгущался, обступая маленький, шипящий в росе костерок.

— Слушай, я жрать хочу, — меланхолически заметил Лукс. — Собственный хвост готов проглотить, если честно.

На ходу она согласилась держаться за плечо Лукса. Развияр шел с другой стороны; в правой руке у него был кинжал.

— …Чтобы птицы летали хороводом. Чтобы сытухи не разбегались и слушались, когда доишь. Еще — чтобы у куклы открывались и закрывались глаза.

— Как это?

— Кукла деревянная. С деревянной головой. Глаза нарисованы краской. И вот они у меня открывались и закрывались.

— Потрясающе полезное умение, — пробормотал Лукс.

— Заткнись, — Развияр огляделся. Впереди у дороги темнели развалины — когда-то здесь была, наверное, придорожная гостиница. — Скажи, тебя кто-то учил открывать и закрывать глаза у куклы?

— Нет, — девчонка брела, подволакивая правую ногу. — Мне всегда казалось это… стыдно.

— Что?! - Лукс замедлил шаг.

— Это не как у всех, — отозвалась она замирающим голосом. — Вроде как… уродство. Шестой палец. Бабушка говорила…

Она замолчала.

— Бабушка?

— Да. Она знала про меня. И очень напугала, когда я была еще маленькая. Что это стыдно, и если узнают — будут водить меня голой по улицам, обваляют в кричайкиных перьях и посадят на цепь возле бочки…

— Возле бочки, — задумчиво повторил Лукс. — И ты поверила.

— Мне было пять лет! А потом… я сама привыкла, что это страшно и стыдно.

— Бабушка твоя была мудрейший человек, — сказал Развияр. — Что же она племянника твоего не научила?

— Она умерла давно, — Яска хромала все сильнее.

— Понятно, — сказал Развияр. — Но иногда, когда никто не видел, ты брала куклу и открывала ей глаза.

— Да.

Они поравнялись с развалинами. В колодце оказалась вода, мутноватая, но «съедобная», как определил ее Лукс. Заполнили фляги. Яска сидела на камне, сгорбившись, опустив плечи.

Развияр подошел к Луксу:

— Зверуин может нести кого-то, кроме своего всадника?

— Раненого товарища, если всадник прикажет, — отозвался Лукс. — Взять ее?

— Яска, — сказал Развияр. — Садись верхом на Лукса.

Она посмотрела с неожиданным страхом.

— Ты чего? — спросил зверуин. — Садись, я помогу.

— Я, — она сглотнула. — У меня кровь идет.

Развияр и Лукс переглянулись.

— Что я, крови не видел? — небрежно спросил Лукс. — Давай. А то так не дойдем никуда.

Вечером они остановились на берегу речушки, через которую был перекинут полуразрушенный мостик. Яска долго мылась, отойдя ниже по течению; Лукс принес из леса убитого паука и торжественно поклялся, что мясо его не просто съедобно, но целебно и вкусно. Развияру паук напомнил тех Ча, которых он видел когда-то в библиотеке; впрочем, ему приходилось в жизни есть всякое. Зато Яска так и не притронулась к еде. Ее тошнило.

— Нам очень повезло, — сказал Развияр. — Они запаздывают с погоней. Наверное, маг не сразу пришел в себя. А может быть, его потребовали на отчет к самому Императору.

— К Императору, — повторила Яска. — Я его видела… и того же человека будет видеть Император?

— Император его не похвалит, — сказал Развияр.

— А может, и не будет погони? — беспечно спросил Лукс, жуя кусок паука. — Мы пойдем дальше и дальше, и никто за нами…

— Размечтался, — сказал Развияр. — Завтра. Обязательно.

— Нет, — вырвалось у Яски. Развияр выразительно на нее покосился:

— Что?

— Ничего, — она глубоко вздохнула.

— Еще полно времени, — сказал Развияр. — Ты ведь каждую минуту думаешь, как защитить нас? Ты ведь чувствуешь себя магом? И ощущаешь, как растет твое могущество?

— Пожалуйста, не смейся надо мной, — сказала она тихо.

— Я не смеюсь. Завтра утром мы умрем или выживем — зависит от тебя.

«Соберу цветочки — выкрашу рубаху… Выкрашу рубаху — наплету веночков…»

Его двоюродная сестра помогала тетке красить полотно. Темно-синие, почти черные цветы обратки росли всегда на том месте, где родилась девочка. Поэтому, говорила бабка, матери ходят рожать в лес, где мягкая трава; если родится девочка, в траве много лет будет расти обратка…

Сестра собирала цветы на поляне, где родилась семь лет назад. Складывала в полотняный мешочек, перетягивала ниткой, опускала в кипящую воду; в котле потом выдерживали ткань — если держать сутки, она будет синей. Ночь — голубой. А если вынуть почти сразу, она будет красной, ярко-красной, издали приметной. Из такого полотна шьют детские рубашки…

— Соберу цветочки — выкрашу рубаху…

Девочка шла босиком по тропе, шагала перед Развияром, он видел ее рассыпавшиеся по плечам рыжие волосы. Поднялась по двум ступенькам на порог, толкнула тяжелую дверь, вошла в дом. Развияр поспешил следом, хотел позвать ее — и проснулся.

Начиналось утро. Яска сидела над костром в той же позе, глядя в погасшие угли. Губы ее шевелились, глаза посмотрели сквозь Развияра, когда он окликнул ее.

— Сегодня? — спросила она шепотом.

Развияр кивнул.

Двинулись дальше — Яска по левую руку от Лукса, Развияр по правую. Лес казался до странности пустым. Было очень тихо, шелестели деревья прямо над головами. Путники молчали, и напряженное это шествие напоминало не то шпионский рейд, не то похоронную процессию.

В полдень им попались развалины трактира. Развияр заглянул, пригнувшись, в дверной проем; внутри ничего не было, кроме плесени и битого камня. Мебель, вещи, даже внутренняя обшивка стен — все либо истлело, либо пропало.

— Мы могли бы здесь спрятаться, — подал голос Лукс.

— Бесполезно, — ответил Развияр. — Пойми, мы можем прятаться или нет — маг будет нюхать воздух и узнает, где мы.

— Какой ты образованный, — с отвращением сказал Лукс.

Шли часы, и с каждым шагом ожидание погони становилось мучительнее. Развияр удерживал себя, чтобы не смотреть поминутно в небо. Лукс, развлекаясь, хлопал лапами по стволам, сшибал хвостом насекомых и наконец принялся сбивать бело-синие грибы, вытянувшиеся вдоль дороги.

— Это злые желания, — сказала Яска, почти совсем охрипшая.

— Что?

— Не трогай грибы. Это злые желания. Если человек желает зла кому-то, он должен пойти в лес и сказать желание вслух. Тогда вырастет такой гриб, а зла не приключится, и совесть у человека будет спокойна, и на душе легко.

— Это сказки, — заявил Лукс.

— Интересные сказки, — пробормотал Развияр. — А почему вдоль старой дороги? Здесь уже вон сколько времени все пусто…

— Эти грибы растут по сто лет. А вдоль дороги когда-то много людей ходило. Толчея, поборы на заставах… Воры… Люди желали друг другу зла. Но чтобы не отягощать душу, выговаривали свое зло в лесу, и вырастали грибы.

— Понятно, — сказал Развияр.

— Ты что, во все это веришь? — удивился Лукс.

— Не верю, — Развияр не выдержал и все-таки оглянулся. Небо над кронами оставалось чистым.

Яска слабо удивилась:

— Почему?

— Потому что люди не понимают, когда их желания — злы. Желать зла негодяю, плохому человеку — это добро и справедливость. Так они думают.

Яска внимательно на него посмотрела. Пожала плечами:

— Ты говоришь, как моя бабушка. Как старая бабка, которая воспитывает внучат.

Развияр улыбнулся:

— У меня нет внучат. Пока воспитываю тебя.

— Здесь воняет, — Яска вздохнула. — Пойдем скорее, наверное, могильник поблизости.

— Я ничего не чувствую, — Лукс потянул воздух носом. — Никакой вони… Может, ветер переменился?

— Воняет уже давно, и все сильнее, — упрямо повторила Яска. — Может, просто затхлое болото…

Развияр огляделся. Лес вокруг не изменился, все так же стояли низкорослые деревья с густыми кронами, шелестели кусты на обочинах заброшенной дороги, пахло разогретой землей и травой…

— Яска, — сказал Развияр. — Ты их чуешь.

— Кого?

Она вдруг побледнела так, что Развияр испугался: сейчас снова грохнется в обморок. Он посмотрел на небо в разрывах ветвей. Небо было чистое, но только в зените. Что творится на горизонте — он видеть не мог.

— С дороги, быстро, — прошептал он, чувствуя, как холодеет спина.

— Арбалет бы, — тоскливо пробормотал зверуин.

Они пробрались глубже в лес, под самое густое дерево, и сели у ствола. Яска упала на кучу сухих листьев, зажимая нос. Щеки и лоб ее приобрели зеленоватый оттенок.

Развияр сел рядом, поднял, взял за руку:

— Укрой нас.

Она смотрела на него, как печорка, приведенная на убой.

— Укрой нас, — повторил он с нажимом. — Делай.

— Они… идут… прямо за нами, — замогильным голосом проговорила девушка. — Учуяли… след… где мы ночевали…

— Откуда ты знаешь? — вмешался Лукс.

— Она чует, — сказал Развияр. — Она маг. Она еще маленькой девочкой умела открывать кукле нарисованные глаза.

— Не смейся! — у Яски дрожали губы.

— Я не смеюсь. Укрой нас, пусть они не чувствуют нашего запаха.

Яска зажмурилась. На висках у нее очень быстро, почти мгновенно, выступили крупные капли пота и покатились вниз, заливая щеки и шею.

Несколько минут все трое сидели очень тихо. Развияр разглядывал свой кинжал, прекрасно понимая, что оружие не поможет. Пот струился по впалым щекам Яски, шея пульсировала, Развияр ощущал каждый толчок ее сердца.

— Обними меня, — сказала Яска хрипло, не раскрывая глаз.

Не переспрашивая, Развияр обхватил ее за плечи и притянул к себе. Очень маленькая, очень тощая, горячая, как уголь, мокрая, в насквозь промокшей одежде. Лукс привалился к Развияру с другой стороны; они сжались в единый комок, сердца их заторопились, ловя ритм Яскиного сердца и сливаясь с этим ритмом.

— О-о, — низко протянула Яска, и на губах у нее надулся пузырь. — О-у.

Послышался нарастающий свист крыльев. Ветер рванул кроны над головами притаившихся людей. Судя по звуку, птиц было не меньше пяти. Их крылья заслонили небо, заслонили солнечный свет; крыламы кружились, кружились над одним местом, плавно снижаясь.

— Б…бежим, — прохрипела Яска. — Потеряли след… спускаются.

Лукс вскочил. Развияр подсадил Яску ему на спину, и они кинулись бежать прочь от дороги, петляя между стволами и продираясь сквозь кусты. Перескочили ручей, не заметив. Они бежали, и Развияр не отставал от зверуина, а Яска сидела на спине Лукса, полуоткрыв рот, с широко открытыми, безумными глазами, и даже Развияр ощущал волны исходящей от нее силы.

Они бежали, пока не свалились от усталости на мох. Лежали, не шевелясь, хрипло дыша, в полной тишине — даже ветер стих.

— Яска, — с трудом выговорил Развияр. — Ты их чувствуешь? Запах?

Она помотала головой.

— Дай воды, — сказал Развияр зверуину. Тот полез в сумку; руки у него тряслись.

— Все хорошо, — сказал Развияр, обнимая Яску. — Все хорошо. Тихо, все.

— Приходи, сытушка, — проговорила девушка, слабо улыбаясь. — Молока полна кружка…

— Я не думаю, что так уж хорошо, — сказал Лукс, поднося кружку к Яскиным губам. — Как думаешь, они нас потеряли?

— Сейчас — да. Но теперь они будут искать внимательнее. И не отступятся. Мятежный маг — это не шутки.

— Допрыгались, — сказал Лукс и засопел.

— Твоя идея.

— Но решил-то — ты!

Развияр засмеялся. Осторожно вытер капли воды, стекающие во Яскиному подбородку:

— Она могущественный маг. Ты когда-нибудь мог представить, что у нас с тобой будет свой могущественный маг?

— Я не твой маг, — девушка открыла глаза. — Ты меня не… присваивай.

И потеряла сознание.

Они встречались с небесным патрулем еще два раза. И оба раза Яска чувствовала запах опасности, как резкую вонь, и вовремя прятала себя и спутников от чужого внимания.

— Это как будто накрываешься одеялом с головой, — призналась она Развияру.

— Так просто?

— Ну… Попробуй сам.

Он рассмеялся.

— А как ты думаешь, там все тот же маг, на крыламах, или другой?

— Я их не различаю. Я вообще не чувствую, что там люди. Просто воняет.

Через несколько тяжелых дней они вышли на берег речки, за которой лежал Пузатый Бор — лесная область, примыкавшая, по рассказам, а самой Черной Буче. Запах близкого жилья и дыма различала не только Яска, но и Лукс и, временами, Развияр.

Они остановились на берегу. Яска вымылась, спрятавшись за кустами, выстирала одежду и целый день просидела одна в прибрежных зарослях. Под вечер вышла, в сыром еще платье, и уселась у огня.

— Как себя чувствует ваше могущество? — спросил Развияр.

— Чего?

— Так в Империи обращаются к магам. Ваше могущество.

— Я не имперский маг! — ответила она резко. — Я… сама по себе.

Развияр улыбнулся.

В последний день они не встречали всадников на крыламах. Хотелось верить, что преследователи отстали. Неизвестно, что доложили стражники своим начальникам, и чем имперский маг объяснил свою неудачу.

— Может, они решили, что я умерла?

— Хорошо бы, — сказал Развияр. — Но они не такие дураки.

— Что там дома, — сказала она с горечью. — Узнать бы.

— Ты же маг. Что, не можешь узнать?

Она помотала головой:

— Далеко…

— Я тебе скажу, что там, — Развияр прямо взглянул ей в глаза. — Прилетели стражники. Твои соседи и родичи отдали им мальчишку. Пожаловались на нас, что мы, мол, украли преступницу, да и сами преступники. Начальник патруля выругал их и отпустил по домам.

— Правда?

— Конечно.

— А малыш… У них?

— Да.

Яска долго молчала.

— И теперь, — начала снова, — его везут во дворец… Или тот маг все врал насчет дворца?

— Не врал. Парень будет жить во дворце и учиться.

— И станет могущественным магом?

— Да.

Девушка помолчала.

— А я, — сказала осторожно, — тоже могла бы…

— Конечно. Если бы они узнали раньше, что ты маг — прислали бы крыламу и за тобой.

— Увезли бы меня во дворец, — протянула Яска. — Подарили бы платье… из бархата… с камнями, расшитое золотом…

— Да.

— И учили бы, как правильно колдовать…

— Да. И когда ты умерла бы, то попала бы в усыпальницу магов, в катакомбах под дворцом самого Императора. Они там лежат, каждый со своим перстнем на пальце, и мало кто из них умер своей смертью.

— Почему? — после паузы спросила Яска.

— Почему лежат?

— Почему «не своей смертью»?

— Не знаю, — признался Развияр. — Может, императорская служба такая опасная. Я видел трех магов, не считая тебя. Один погиб у меня на глазах, а другой был уже мертвый, когда я его… встретил. А третий… третьего ты оглушила.

— Не похоже, чтобы они были такие уж могущественные, — неожиданно язвительно сказала Яска. — Раз так быстро все перемерли. А этот третий, он ведь не учуял меня, не понял. Может, потому, что ему палец прокусили…

— Он понял в последнюю минуту, — вмешался Лукс. — У него было такое лицо!

— Обратная сторона могущества, — пробормотал Развияр. — Они так свыкаются со своей силой, что начинают недооценивать… простых людей. Нас. А ведь маги должны быть мудрыми.

— Я буду мудрой, — помолчав, сказала Яска.

— Смотри, — Развияр улыбнулся. — Ты обещала.

Они прошли через Пузатый Бор, прячась от человеческих глаз, ни с кем не встречаясь и никого не расспрашивая. Места были дикие, пустынные, каждое поселение ограждалось высоким частоколом. Здесь на узких и длинных, как ленты, полях выращивали колючие злаки, а в рощах разводили больших пауков — видимо, на мясо. Единственный город, попавшийся на пути, был просто большим поселком с покосившимися воротами, со сваленными у стены кучами мусора.

— Это все еще Империя? — удивился Лукс.

Развияр указал ему деревянную башню, возвышающуюся над городской стеной:

— Здесь живет местный маг. А в городе — наместник.

— В башне никого нет, — сказала Яска. — Я чувствую — там пусто.

— Значит, еще не успели прислать.

Они не стали приближаться к городу, обошли его под прикрытием холма и двинулись дальше. Лукс был задумчив.

— Вот значит как, — сказал он наконец. — В Нагорье… ты думаешь, тоже построили башню?

— Думаю, да.

Больше Лукс не заговаривал на эту тему, но Развияр видел по его склоненной голове и нахмуренному лбу, что тот продолжает думать о родине.

Зато заговорила Яска:

— А если у нас в поселке построят башню, если Камушек… Мой племянник… вырастет, и его пришлют к нам? Магом? Такое может быть, ведь правда?

— Правда, — сказал Развияр.

Яска внимательно посмотрела ему в лицо:

— Скажи еще раз.

— Правда, — он улыбнулся.

Девушка замотала головой. Ее тонкие ноздри задрожали:

— Неправда! Ты лжешь сейчас. Ты лжешь!

Развияр встал. Остановился и Лукс. Яска смутилась, чуть покраснела и отступила на шаг:

— Извини. Но ты говоришь неправду.

— Как ты это чувствуешь? — спросил Развияр после паузы.

Она коснулась пальцем носа:

— Я… наверное, чую. Это запах.

— Мы пропали, — пробормотал Лукс.

Она быстро перевела взгляд на Лукса. Потом снова на Развияра, нахмурилась:

— Почему его не могут к нам прислать?

— Пойдем, — сказал Развияр. — Время уходит.

И она послушалась, хотя ей очень не хотелось.

Они обогнули паучью плантацию. Впереди шел задумчивый Лукс, за ним — погруженная в свои мысли девушка; Развияр смотрел в ее тонкую спину, смотрел, как осторожно она пробирается вслед за зверуином, пригибаясь под ветками, отводя от лица обрывки старой паутины, легко ступая рваными башмаками по серой, будто покрытой пеплом земле.

— Значит, Камушка не могут прислать к нам в поселок? — упрямо спросила она, когда, оставив город далеко позади, они сели отдохнуть и перекусить.

— Не могут, — согласился Развияр.

— И в этом — твоя ложь?

Развияр искоса на нее взглянул:

— Да.

Она резко вдохнула:

— Нет. Ты опять врешь, я чувствую!

Лукс присвистнул.

— Очень хорошо, что ты наш друг, Яска, — доверительно сообщил Развияр. — Потому что быть твоим врагом — опасно.

Она покраснела, будто в нее плеснули краской:

— С-спасибо. Только скажи… В чем еще ты лгал?

— Вряд ли в вашем поселке построят башню.

— Это правда, — она потянула воздух носом. Это правда… У нас слишком маленький поселок, мало людей, не город…

Развияр молчал.

— Хорошо, — она улыбнулась, успокаиваясь. — То есть жалко. Но ничего… Послушай, а раньше ты мне лгал?

Он подобрался к ней ближе и обнял за плечи:

— Яска… Мужчина время от времени должен врать женщине. Это закон природы. Делай вид, что веришь, ладно?

Она прижалась к нему. Обхватила за шею. Прильнула.

— В чем ты ей врал? — шепотом спросил Лукс.

Яска спала. Костер догорел. Развияр лежал на спине и смотрел на звезды.

— В чем ты ей врал, ну мне-то можешь сказать?

Развияр склонился к самому его уху:

— Скорее всего, ее поселка больше не существует, и соседи мертвы.

Лукс задержал дыхание.

— Из-за нас? — спросил еле слышно.

— Какая разница?

— Ну… Если бы мы ее не украли…

— Она достойна жить и быть свободной.

— А те люди… Их же больше…

— Лукс, — Развияр приподнялся на локте. — Не бывает мерки, чтобы мерить жизни. Не может сто жизней быть важнее, чем одна.

— Почему? Ведь сто клинков лучше, чем один.

— Не лучше. У тебя что — сто рук?

Они помолчали.

— Развияр, — спросил Лукс все так же тихо. — Куда мы идем? Зачем?

— В Черную Бучу.

— А что там?

— Родичи. Отец.

— Ты же слышал, что говорят. Пропала Черная Буча. Может, там и люди больше не живут. Одни только чудовища. А отец… Если бы твой отец был жив, разве тебя продали бы в рабство?

— Он мертв. Но он все равно там.

— Но ведь мы живые. Зачем туда идти?

Развияр закрыл глаза.

Увидел жесткую щеку отца и железную серьгу в маленьком темном ухе. Щека заслоняла собой весь мир, потом отодвинулась, и Развияру открылся длинный стол на краю колоскового поля. За столом сидели односельчане, в цветных рубахах и платьях. Старшие — в темно-синем. Молодежь в светлых, сине-голубых одеждах; дети в алых, как капельки крови.

Жених в белом сидел во главе стола, а рядом с ним помещалась глиняная кукла в полном облачении невесты, в белом платке, вышитом золотыми нитками, с ожерельем из змеиных шкурок. Все делают вид, что кукла — это и есть невеста; отец шепчет Развияру на ухо: это уловка для Болотной Свекрови, чтобы ее обмануть…

Он задремал всего на минуту. Костер еще не успел догореть; он огляделся, не понимая, где находится. Давно уже сны-воспоминания о доме не были такими яркими и выпуклыми, такими ощутимыми. Он коснулся лица: кожа помнила прикосновение колючей щеки…

Его собственная щека поросла короткой жесткой бородой и уже почти не кололась.

— Глупо, — прошептал он.

— Глупо? — живо отозвался неспящий Лукс. — Так ведь и я говорю, что идти в эту Бучу…

— Глупо все свадебное застолье провести рядом с глиняной куклой, — Развияр улыбнулся. — Лукс… как у вас, у нагоров, женятся? Какой обряд?

— Идут к озеру Плодородия, — помолчав, сказал Лукс. — Входят в воду по шею. И… и все.

— Все вчетвером?

— Не обязательно. Сперва всадник, его брат и первая жена, потом всадник, его брат и вторая… Или сразу четверо, если невесты сговорены вместе…

— «Говоря о плодородии, нагоры имеют в виду деторождение. Они не возделывают поля и плантации, а промышляют охотой; плодородие для них — способность самки приносить детенышей…»

— Развияр… — Лукс сглотнул. — Она тебе нравится?

— Да.

— Ты мне отдашь ее… на вторую ночь?

Развияр молчал.

— Развияр?

— Потом поговорим, — сказал Развияр, повернулся на бок и сделал вид, что спит.

На другой день, ближе к вечеру, они вышли к границе — новой, едва обозначенной. Это был столб с радужной грамотой, извещавшей, что земли и люди к югу принадлежат Императору, а к северу будут принадлежать, и что на этом месте будет построена временная имперская застава.

— Когда-нибудь Империя захватит весь мир? — спросила Яска.

— «Мир так велик, как ты не можешь представить, дорогой читатель. Самая грозная империя на его карте — не более чем отпечаток детской ладошки на небе», — сказал Развияр.

— «Дорогой читатель»? — Яска опасливо на него покосилась. — С кем это ты разговариваешь?

— Я вслух читаю книгу.

— Какую?

— «Дороги и путешествия», — Развияр вздохнул. — Идем.

Они молча перешли границу и остановились у стены леса. Он был выше и гуще, чем все пройденные до сих пор леса, и ощутимо темнее.

— Это и есть Черная Буча? — мрачно спросил Лукс.

— Еще нет, — Развияр огляделся. — Но уже скоро. Идем.

Он дождался, пока Яска рано утром отправится к речке умываться. Пошел следом; речка была медленная и неглубокая, девушка подобралась к воде, по щиколотку увязая в иле. Вошла по колено, присела, принялась мыться, шипя сквозь зубы — вода была холодная.

Вымывшись, дрожа от холода, Яска повернула, чтобы идти обратно. Развияр стоял перед ней на берегу. Просто стоял и молчал.

Она попятилась.

— Х-холодно, — сказала, стуча зубами.

Насилу вытягивая ноги из ила, он пошел к ней. Вода поднялась до колен. Он остановился; ему казалось, что, соприкасаясь с его горячей кожей, река закипит, но она все так же текла, расчесывая длинные водоросли, унося вниз щепки и редкие сухие листья.

— Послушай, Разви…яр, — испуганно пробормотала Яска. — Может быть…

Он поднял ее на руки. Капли срывались с ее босых ступней, расходились по воде круги, перекрещивались, сливались.

Он вынес девушку на берег. Уложил на траву. Яска дрожала крупной дрожью. Он лег, навалившись на нее, зажав между землей и своим телом, согревая. Связывая.

— Не молчи, — прошептала она. — Скажи что-нибудь!

— Моя, — сказал Развияр.

И стало по слову всадника.

В его жизни было много женщин. Он мельком вспомнил, как впервые встретил девушку Джаль. Как целовал безымянную, покорную Крыламу. Сухие травинки врезались в колени и локти, будто острые перья из матраса трактирщицы; ни для кого он не был первым и ни для кого он не был повелителем, а девушка-маг никогда прежде не знала мужчины.

Поборов ее слабое сопротивление — сопротивление страха — он сделал ее женщиной и сделал своей. На минуту увидел парящий город Мирте на горизонте, золотые шпили и бирюзовые арки, белые мосты и малиновые облака, подсвеченные солнцем. Она жалобно вскрикнула — тихо, будто боясь его рассердить.

— Моя, — повторил Развияр, прижимая ее к земле. И добавил: — Жена.

Лес менялся с каждым часом пути. Идти по прямой давно уже нельзя было — приходилось лавировать между зарослями, а иногда прорезать себе путь в сплетении побегов. Кинжалы затупились, Развияр и Лукс выбились из сил. Потом стало легче — кажется, они набрели на заброшенную дорогу. То и дело попадались маленькие чистые озерца.

Корни и ветки менялись здесь местами, позабыв о собственном предназначении. Ветки врастали в землю, корни тянулись к небу. Открывались подземные норы — сперва узкие и маленькие, а потом больше, и все чаще встречались тоннели, куда человек мог войти, не наклоняясь. Лукс был страшно весел с утра, болтал, а временами даже пел, и часто поглядывал на Яску.

Девушка шла, опираясь на руку Развияра, задумчивая и бледная. Ноздри ее дрожали.

— Ты что-то чувствуешь? Патруль?!

— Нет. Другое. Воняет.

— Погоня?

— Нет.

— Далеко?

— Мы к этому идем… Приближаемся.

Лукс остановился:

— Развияр. Почему нам не выяснить сначала, что это за вонючка, к которой мы идем? И только потом…

— Как мы выясним? Стоя на месте?

— Как ты думаешь, это опасно? — спросил Лукс у девушки.

Она сглотнула. Подняла глаза на Развияра:

— Ты меня любишь?

— Да.

— Скажи еще.

— Да.

Она прижалась к нему. Ее ноздри расширились.

— Я себя чувствую магом, — сказала, крепко зажмурившись. — Только сейчас.

— Значит, он говорит правду, — Лукс нервно улыбнулся и снова покосился на Развияра.

— Яска, — Развияр погладил девушку по голове. — Веди нас по запаху. Ничего не бойся.

Они нашли тоннель под корнями, глубокий и гнилой. Зажгли сухую ветку; под сводами из переплетенных корней и мха много лет назад нашли свою гибель люди. Повозка на двух колесах лежала на боку, и вокруг валялись тела, не меньше десятка, и бледная трава прорастала сквозь обнажившиеся ребра.

— Смотри, — сказал Лукс.

Он выдернул из груди одного из трупов короткий широкий клинок. Ребра скрипнули.

— Хорошая вещь, — Лукс рассек клинком воздух. — Смотри, тут есть еще!

Яска стояла, вцепившись в руку Развияра. Другой рукой он держал перед собой горящую ветку.

— Ты можешь узнать, что тут было?

— И так все ясно, — проворчал Лукс. — Одни купцы. Другие разбойники. Одни дорого продали свою жизнь. Другие…

— Беженцы, — тихо сказала Яска. — Не купцы… Они бежали.

— От чего?

— Не знаю. Они бежали… их гнал страх. Они бежали, как звери от пожара.

— От пожара? — повторил Развияр.

Ему вспомнилось завывающее пламя над крышей отцовского дома. Горел дом и горела вся деревня, но кто их поджег?

— Развияр, — изменившимся голосом сказал Лукс.

Он стоял над одним из трупов. Тот лежал на боку, зажав в костлявой руке очень длинный, прямой меч. Черные волосы перепутались с травой. Лукс смотрел ему в лицо.

Ветка догорала. Развияр осторожно высвободил руку — Яска неохотно разжала пальцы. Поджег другую ветку — стало светлее. Сделались видны отдельные предметы в куче хлама из тележки: чугунок. Узел с прогнившим тряпьем. Яска была права: не купцы. Беженцы.

— Посмотри на него, — сказал Лукс.

Развияр подошел и посмотрел в лицо мертвому. Лица почти не осталось, скалился череп, но надбровные дуги были такими широкими, что Развияр не сомневался ни мгновения.

— Гекса.

— Ты их видел когда-нибудь?

— В зеркале.

— Ну, у тебя не так, — пробормотал Лукс. — Тебя… не все узнают, только те, кто знает…

— Что такое «гекса»? — спросила Яска.

— Вот еще один, — Развияр перевернул на спину мертвеца. — Лукс… собери оружие, какое найдешь. И пошли отсюда. Яска, пошли.

Они шагали до темноты, желая уйти подальше от тоннеля с мертвецами. И только когда Яска сказала, что почти не слышит того запаха — остановились на ночлег.

— Светлячки, — сказал Развияр.

Высоко на сводах леса горели две ярких точки, голубая и опаловая.

— Дальше их будет больше, — Развияр невольно улыбнулся. — Я помню.

Лукс очень нервничал. Сидел, обхватив руками плечи. Глядел на огонь.

Яска повела носом:

— Что с тобой?

— Ничего, ничего, — Лукс натянуто улыбнулся. — Развияр…

— Что?

Они некоторое время смотрели друг на друга. Потом Лукс отвел глаза:

— Ну, раз ничего… Ты решаешь. Ты всадник.

Длинный темный клинок, вынутый из руки мертвого гекса, оказался удобным, с идеальным распределением веса. Развияр, как мог, счистил грязь и ржавчину, но клинок не сделался светлее.

Широкий меч, извлеченный из груди мертвеца, Лукс взял себе. Молча шел впереди, вертел в руках клинок, срубал тонкие ветки. Проскальзывал в узкие лазы под корнями. Перебирался через огромные туши деревьев, повалившихся на бок, но продолжавших расти и давать побеги. Длинный тоннель, через который им пришлось пробраться ближе к обеду, оказался дуплом в теле невообразимо старого дерева. Развияр хотел крикнуть Луксу, чтобы тот подождал — но Лукс, не оглядываясь, нырнул в дупло. Посыпалась труха, задрожала паутина, натянутая в ветвях над головой. Развияр обмер: ему показалось, он слышит тяжелое дыхание, звуки борьбы, падение тела…

Лукс вышел с той стороны. Развияр увидел, как он поднимается, по-прежнему не оборачиваясь, по открытому склону, и хвост его сшибает метелочки травы.

— Что с ним? — тихо спросила Яска Развияра.

— А что?

— Он… будто у него что-то болит.

— Ты чувствуешь? По запаху?

— Нет, — ответила она, сдвинув брови. — Я просто вижу.

— Не очень легкая дорога, — Развияр, сжав зубы, шагнул в провонявшее сыростью дупло. — Но мы уже близко.

Он ждал момента, когда окружавший их лес сольется с лесом из снов и воспоминаний. Воспоминания — первое в жизни, что дал Развияру Медный король, и, может быть, самое ценное. Люди, которых он помнит, не могли исчезнуть совсем. Деревья и камни не могли пропасть. Даже книги, которые он записывал по памяти, делались реальностью — с переплетом, закладками, жесткими шелестящими страницами. А ведь его воспоминания не были книгой, это была жизнь с яркими цветами, с травой под подошвами ног, с прожилками дерева под кончиками пальцев, и он не верил, что эта жизнь могла исчезнуть безвозвратно.

Что-то осталось, говорил он себе. Еще немного — и я узнаю места.

Яска шла, раздувая ноздри.

— Что там впереди? Ты чувствуешь?

— Н-не знаю, — она делалась все менее и менее уверенной. — Там что-то есть.

— Люди?

— Не знаю. Н-не думаю. Понимаешь, меня ведь никто не учил…

— Ты опять за свое?

Они вышли на открытое место, и Развияр попробовал свой новый меч. На ходу рассек лиану, свисавшую с ветки, ловко сбрил со старого ствола кору и мох. Вообразил врагов, окружающих родной дом, и убил их много раз подряд.

— Ты боец, — сказала Яска, наблюдавшая за ним с радостным страхом.

Развияр хмыкнул. Ему были приятны ее слова, а особенно выражение лица. Никогда прежде на него так не смотрели.

Лукс по-прежнему шел впереди, не оборачиваясь. Мельком глянув ему в затылок, Развияр притянул девушку к себе и поцеловал. Она обмерла; Развияр резко отстранился и чуть подтолкнул ее — вперед, и она пошла, то и дело оглядываясь через плечо.

— Развияр…

— Да?

— Кто ты? Ты мне расскажешь, кто ты?

— Расскажу.

— Послушай, я тебя боялась… зря.

— Не зря, — он засмеялся.

— Если на нас нападут, ты их убьешь? Один — всех?

— Кто на нас нападет? — насторожился Развияр. — Ты что-то чувствуешь в лесу?

Она осторожно понюхала воздух:

— Мне кажется, поблизости никого нет. Только мелкие твари, птицы там, змеи…

— А сверху?

— Пусто, — ее голос сделался увереннее. — Они нас потеряли. Никогда не найдут.

— Тогда сделаем привал, — Развияр схватил ее за рваный капюшон и притянул к себе.

— Сейчас?

— Да, — Развияр счастливо рассмеялся. — Лукс! Привал! Время охоты!

Зверуин замер. Потом, все так же не поворачивая головы, скользнул в сторону и скрылся за стеной переплетенных лиан.

— Развияр?

Была ночь. Они лежали в темноте, и совсем рядом, под низкими ветками кустарника, горели россыпью светлячки. Лес был полон укромных уголков, альковов, беседок, закоулков; лес уважал чужие тайны. Он ценил право на частную жизнь.

— Да?

— Как там мои? Сестра? Брат? Что они делают?

— Не знаю, — ответил Развияр, и в его словах не было лжи.

Яска вздохнула.

— Эти люди с повозкой, которые бежали… Которые умерли много лет назад. Они бежали из Черной Бучи.

— Я догадался.

— Там случилось что-то плохое.

— Еще бы.

— Ты не боишься туда идти?

— Чего мне бояться?

— Призраков. Горелых пней. Гекса.

— Я сам гекса.

— Ты — нет, — в ее голосе проявился страх.

— Я не боюсь призраков. Мне плевать на горелые пни. Не бойся.

— Развияр…

— Да?

— Лукс очень… не понимаю. Может, он ревнует? Эти зверуины, они… люди? У них чувства как у людей?

— Да, — медленно сказал Развияр. — И чувства, и все остальное. Их рождают обычные женщины.

Яска удивленно помолчала.

— Он твой… друг?

— Он мой брат, — Развияр смотрел, как светлячок над головой меняет цвет с бирюзового на изумрудный.

— Развияр…

— Да?

— Мне просто нравится твое имя. Я могу его повторять и повторять. Я могу его петь. Я… если бы все повторилось сначала, я бы сделала, как сделала. Я побежала бы за тобой босиком. Поплыла бы… Я люблю тебя. Даже когда… мне больно.

У нее была очень тонкая кожа. Любое грубое прикосновение оставляло синяк. Развияр потянулся к ее губам:

— Так больно?

Она напряглась под ним и задрожала.

— А так?

Мерцали светлячки, их холодные оттенки делались теплыми и наоборот. Яска глубоко дышала, улыбалась, размазывала слезы.

— Давай спать… Спите, ваше могущество. Спи, моя девочка.

И они уснули, обнявшись.

На другой день шли медленно, хотя путь сделался много легче. Подлесок становился все реже, открывалось пространство между стволами. Путники шли вдоль нескончаемой колоннады, через огромный сумрачный зал с высоченными сводами.

Развияр шагал, не глядя под ноги, иногда спотыкаясь. Картинки из его прошлого, яркие и выпуклые, были реальнее этого леса. Лес казался призрачным, особенно утром, когда туман поднимался в рост человека, и Яска тонула в нем и шла, ухватившись за руку Развияра.

Туман разошелся. Там, наверху, вышло солнце. Яска, будто не заметив этого, не выпустила локоть Развияра. Ему приходилось тащить ее вперед: так часто она останавливалась и даже пятилась.

— Впереди что-то есть. Плохо… пахнет.

Они нашли перевернутую телегу. Кучу тряпья. Несколько стрел с темными зазубренными наконечниками.

— Гекса, — сказал Развияр.

Чуть позже они наткнулись на старую могилу. Холм провалился, зарос травой, из земли торчало ржавое острие косы.

— Там, впереди, есть живые?

— Смотря кто, — туманно ответила Яска. — Не знаю.

Стали попадаться горелые участки. Молодая зелень затянула пожарище, но не полностью. Путники встретили горелый пень, вывороченный из земли, опирающийся на корни, как на длинные узловатые ноги. Пень почему-то был истыкан стрелами.

— Обойдем, — шепотом попросила Яска.

Они обошли пень, не приближаясь к нему. Близился вечер.

— Страшновато тут ночевать, — начала Яска слабым, но нарочито бодрым голосом. — Может быть…

И встала как вкопанная. Впереди между стволами виднелись зеленые заросли — стена переплетенных листьев и стеблей.

— Там что-то есть, — глухо сказала Яска и потерла нос. — Пахнет… Отойдите! Не подходите туда!

Развияр и Лукс одновременно выхватили оружие.

— Враг? — отрывисто спросил Развияр.

Яска дернула ноздрями:

— Не знаю. Не шевелится.

— Труп? — Развияр опустил клинок.

— Очень большой. Не человек.

Развияр, сжав зубы, шагнул к стене из переплетенных листьев. Ударил и отскочил; за зеленым плотным пологом не было ничего, кроме камня. Он осмелел, ударил еще и еще, выбил искру и вдруг отшатнулся: в прорехе проглянуло темное лицо.

Вскрикнула Яска за его спиной. Развияр задрожал; ни мох, ни сырость не коснулись Мертвой Статуи: огромный человек лежал на боку, закрыв глаза.

— Это не опасно, — сказал Развияр, стараясь, чтобы голос звучал уверенно. — Это Мертвая Статуя. Я помню.

— Он жив, — Яска сглотнула. — Не двигается… но жив. Кто это?

— Великан, — Развияр разрубал мечом ветки, листья падали на лицо статуи и скатывались по гладкой щеке. Открылся подбородок, на котором различимы были завитки короткой бороды. — Старая история. Его убил маг… оглушил. Великий маг. Больше ста лет назад. Моя мама в детстве видела, как он поднимает веки.

Яска отступила еще на несколько шагов.

— Маги могут… вот так?

— Еще и не так, — Развияр вгляделся в каменное лицо, пытаясь разглядеть ярость или отчаяние, или боль поверженного, но великан был безучастен. — Маги могут… Послушайте, это распутье. Теперь я должен узнавать места.

— Соберу цветочки — выкрашу рубаху…

Девочка шла босиком по тропе, шагала перед Развияром, он видел ее рассыпавшиеся по плечам рыжие волосы. Хотел окликнуть ее, но не смел. Между ним и девочкой стояли почти пятнадцать лет.

— Паутинки напряду, вывяжу платочек…

Девочка прошла мимо деревянной распялки, на которой была натянута толстая паутина; ее отмывают от липкой паучьей слюны и вывешивают сушиться. Из паутины плетут кружево, занавески на окна, вывязывают платья…

Развияр прошел мимо обгорелого дерева, поросшего мхом. Девочка потерялась из виду; он ускорил шаг, чувствуя, как дышат в спину Яска и Лукс.

Девочки на самом деле нет. Откуда ей взяться, это воспоминания… Тени.

Развияр быстро шел теперь по колено в ледяной росе, а сверху падали теплые капли. Блики, отсветы, светлячки; тропинка исчезла бы с лица земли, но давным-давно кто-то выложил ее плоскими камушками…

Шлепали по камушкам босые пятки. Девочка, его двоюродная сестра, на ходу сорвала метелочку травы.

— Дудочка, дудочка, дудочка-свистелка…

Мурлыча песенку, она откусила от стебля верхушку и корень. Повертела в пальцах, поднесла к губам: послышался тихий, прерывистый свист. В ответ защелкала над головой белка; девочка засмеялась. Развияр вспомнил: дудочка из травы может приманивать лесных тварей, которые добрые.

Он еще ускорил шаг, боясь потерять свою проводницу из виду. Девочка вышла из леса на поле, открылось настоящее небо с облаками, заиграли под солнцем колосья; Развияр шел сквозь молодой лес, где кое-где еще росли колоски, мелкие и одичавшие, тесно прижавшись друг к другу, будто остатки разбитой армии.

— Куда ты? — громко спросила Яска за спиной. Он не оглянулся.

По дальнему концу поля пробежала фигура на ходулях. Развияру показалось, что за бегущим человеком несется будто рыжая волна, стелятся по земле огненные спины, летят пушистые хвосты… Мгновение — пропал бегущий человек и пропали белки, но девочка по-прежнему шла впереди, и рыжие волосы подрагивали у нее на плечах.

— Развияр, послушай…

— Погоди, не мешай!

Тропинка снова углубилась в чащу.

Снаружи солнечный день. Над кронами, на недостижимой высоте, разливается слепящий свет. Здесь, внизу, зеленоватая полутьма, и редкие лучи, как спицы, мечутся в полумраке, водя по листве точками ярчайших бликов. Огненные точки вспыхивают на затылке идущей девочки — рыжие искры в волосах.

— Развияр, что с тобой?!

Яска забежала вперед и перегородила ему дорогу. Он всмотрелся в ее лицо, с трудом узнавая.

— Здесь… нет никакого волшебства? — спросил через силу.

— Где? Здесь просто очень старый лес, когда-то был пожар… Люди разбегались, им было страшно… Их страх запутался здесь, в ветках… Я чувствую, да, но это не волшебство. Это просто… Развияр, что с тобой? Неужели ты до сих пор верил, что твой поселок уцелел?!

Веришь же ты, что уцелел твой поселок, хотел сказать Развияр. Но удержался.

Лукс стоял в стороне, опустив голову, играя желваками. Развияр понял, что не слышал его голоса уже несколько дней. Посмотрел вперед; тропа вела сквозь полутьму между деревьями, а дальше виднелся просвет, и рыжая девочка успела уйти далеко…

Он побежал следом и почти догнал ее.

Девочка обернулась. Поманила рукой. Зашагала к дому. Поднялась по двум ступенькам на порог, толкнула тяжелую дверь, приоткрыла…

— Подожди!

Она вошла в дом.

Порог в две каменных ступеньки почернел от давнего пожара. Двери не было, как не было стен и крыши. Среди травы и кустарника темнел остов печки. Сквозь остатки домашней утвари рос лес.

Все, что делало его свободным в рабстве, что снилось ему, что радовало — в эту минуту исчезло навсегда. Он никогда в жизни больше не увидит, как бежит отец на ходулях вдоль межи, и как играют под солнцем колосья. Не вспомнит лица матери, рыжих волос сестры. Все, что скрашивало его память, исчезло в этот момент; вспоминая лес, он увидит обгорелые развалины. Родной дом приснится ему только в кошмарах.

Он воткнул меч глубоко в землю.

— Развияр!

Яска положила руки ему на плечи. Умоляюще смотрела снизу вверх. Что-то говорила; он видел, как двигаются ее губы. Подошел Лукс и прижался теплым боком; пряди волос прилипли ко лбу зверуина, глаза глядели умоляюще.

Яска звала его войти; он содрогнулся. Войти в этот дом сразу после того, как вошла, отворив несуществующую дверь, рыжая девочка… Войти, чтобы увидеть все, что осталось от человеческой жизни…

— Там тайник, — Яска заглядывала ему в глаза. — Спрятанное. Клад.

— Или могила, — сказал Развияр.

— Или… — она отступила. — Мы должны…

Он усмехнулся:

— Кому должны?

Стальное лезвие едва не сломалось, выворачивая из фундамента черный, замшелый камень.

Под камнем была пустота. Тайник, о котором Развияр не помнил и не мог знать, потому что маленьким детям таких вещей не показывают.

В яме, среди истлевшей ткани, лежали несколько золотых монет и деревянная фигурка. Развияр взял ее в руки; это была игрушка, вытесанная из твердого дерева, белка с глазами из зеленых стекляшек. Дерево потемнело и кое-где было тронуто жучком, но зеленые глаза смотрели ясно и даже весело.

В животе у белки отыскалась дверца. Развияр повернул крохотную железную защелку. Игрушка раскрылась, как сундучок. Внутри лежали две пряди волос, одна длинная, жесткая и очень черная. Другая детская, тоже черная, но мягкая, слипшаяся жгутом.

Развияр обернулся. Лукс и Яска стояли рядом. Лукс смотрел, плотно сжав губы. Яска удерживалась, чтобы не заплакать.

— Отойдите, — шепотом попросил Развияр.

Они ушли, спустились с крылечка в две ступеньки. Развияр осторожно закрыл игрушку-сундучок, снова взглянул в зеленые глаза деревянной белки. Много лет она пролежала под камнем, но ее мордочка до сих пор хранила выражение веселой безмятежности.

Он скорчился, прижав игрушку к груди, и просидел так почти час.

Потом выпрямился. Поставил белку перед собой и посмотрел в ее зеленые глаза.

— Медный король, — его голос не дрогнул. — Медный король. Возьми, что мне дорого. Подай, что мне нужно.

Ему казалось, что сверху бьет столб света. Каждый лист, каждая травинка и каждый камень отбрасывает отдельную, четкую тень. А Развияр стоит в ослепительном столбе, не щурясь, и смотрит перед собой широко раскрытыми глазами.

Потом свет понемногу ушел, а тепло осталось. Слепые насекомые из леса прилетали на его тепло, бились в горячие щеки и падали на землю.

А может, это были не насекомые, а чьи-нибудь души. Или просто ночные страхи. Или случайные мысли. Развияр сидел над раскрытым тайником и думал, пока в лесу не стемнело.

Бабка рассказывала, что в старину лес восставал против захватчиков. Люди рубили и выжигали деревья, чтобы сеять свои колоски, а по ночам в селения приходили горелые пни и вытаскивали землепашцев из постелей. А потом, когда людей стало много, лес покорился и замолчал. Только иногда, когда станет совсем невмоготу, горелые пни подбирались близко к оградам поселков…

Это сказка, понял Развияр. Это такая же небылица, как Болотная Свекровь. Не было никаких горелых пней. Были зазубренные стрелы и темные мечи… Гекса ничего не сеют и не выращивают, не стригут и не доят; они промышляют охотой, как нагоры, и войной… Человеческое мясо дешево на войне… Они были здесь, оставили свои стрелы и свои трупы. Пригорки, племя землепашцев, воюющее только с лесом, не сдалось без боя…

Маму укусила белка много лет назад. Она сама стала белкой; где она?

Он поднял голову. В темных кронах понемногу разгорались светлячки.

Лукс развел большой костер в стороне от погибшего поселка. Зарево пробивалось между стволами. Он хочет, чтобы я увидел огонь издалека, подумал Развияр и улыбнулся.

Когда он вошел в круг света, девушка и зверуин о чем-то тихо говорили. Яска, хоть сидела спиной, почуяла Развияра первая и встревоженно обернулась.

Он подошел, улыбнулся, опустился на колени. Поцеловал ее перепачканную золой руку:

— Спасибо. Ты нашла для меня… очень ценное.

— Не за что, — Яска, удивленная, всматривалась в его лицо. — Я… а где она? Где эта белка?

— Не знаю, — сказал Развияр. — Если бы знать.

— Развияр?

— Не думай, что я сошел с ума от горя, — он сел рядом. — Все, что здесь случилось, закончилось много лет назад.

Яска и Лукс переглянулись.

— У тебя такие глаза, — тихо сказала девушка, — будто ты счастлив.

— Я счастлив, — он погладил ее по голове. — Я твердо знаю, чего хочу. Что могу. И что надо теперь делать.

Девушка и зверуин смотрели, не решаясь прервать его.

— Яска, — он нежно сжал ее ладонь. — Я хочу сказать тебе одну вещь. В клане нагоров, чьи обычаи мы с Луксом соблюдаем, жена всадника становится женой его брата. Ты стала моей женой, а значит, принадлежишь теперь и Луксу.

Зверуин выпрямился. Его смуглые щеки побледнели. Он нервно облизнул губы.

— Как? — тихо спросила Яска.

— По древнему закону, — мягко сказал Развияр. — Я люблю тебя и повелеваю тобой. Сегодня ты будешь принадлежать Луксу — это его ночь.

— Развияр, — сказала она еле слышным, дрожащим голосом.

Он кивнул, успокаивающе улыбнулся:

— Да. Все будет хорошо. Слово всадника.

Лукс подался вперед. Припал к земле у ног Яски, обнял ее колени. Посмотрел снизу вверх влажными, горящими глазами:

— Я люблю тебя. Не бойся меня. Я… умею быть таким нежным, что ты удивишься.

Развияр встал и отошел. Яска посмотрела на него поверх лохматой головы зверуина. Лукс смеялся, целовал ее ладони и что-то говорил, а она смотрела на Развияра остановившимся, лихорадочным взглядом.

Он проглотил комок. Страшно захотелось крикнуть: нет, я передумал! Моя!

— Верь мне, — сказал он шепотом, будто преодолевая внезапную боль. — Так надо.