"Дядя Лёша" - читать интересную книгу автора (Семенова Мария Викторовна, Милкова Елена)Крабы и хванчкараКогда через сорок минут на пороге квартиры появился Вадим, нагруженный яркими коробочками, пакетами с соками и большим пластиковым мешком с фруктами, Кристина встретила его уже с улыбкой. — Обошлось, — сказала она с порога. — Ой, да сколько ты всего притащил! — Ладно, ладно. — Вадим скинул ботинки и прошел на кухню, где водрузил покупки на стол. — Врач был? — Да. Сказали, что у бабушки тяжелый гипертонический криз. Сделали укол, прописали кучу лекарств. Главное, удалось довести ее до постели. Она спит теперь. Так что, — Кристина виновато пожала плечами, — на сегодня никакого «Планетария». По крайней мере для меня. — А значит, и для меня. Давай посидим здесь. Какая разница. Он встал, чтобы убрать соки, йогурты и прочие продукты в холодильник. Открыл старенький «ЗИЛ» и даже присвистнул от удивления: — Я вижу, у вас тут настоящая ледяная пустыня. — Так ведь… — запнулась Кристина. — Стипендию я только двадцатого получу, а пенсия… — Понятно, — коротко сказал Вадим. Ни слова не говоря, он оделся и уже на пороге сказал: — Сумка есть? Да побольше? — Ну что ты в самом деле… — пробормотала Кристина. — Не люблю пустоты. Да, кстати, давай сюда рецепты. Ту ночь они впервые провели на низенькой Кристининой тахте. Несколько раз за ночь Кристина вставала и подходила к бабушке. Та была слаба, но чувствовала себя лучше. — А твой Вадим молодец, — сказала бабушка, когда Кристина кормила ее на ужин йогуртом с кусочками тропических фруктов. — Сразу примчался. Храни вас Господь и Дева Мария. Когда бабушка заснула, Кристина с Вадимом закатили настоящий пир. Скромная кухонька давно не видывала такого изобилия. Тут были и крабы, и хванчкара, которую пили, правда, не из хрусталя, а из простых стеклянных стаканов. Но она от этого не становилась хуже. — Ты прямо как Дед Мороз, — смеялась Кристина, — или как добрый волшебник. Приходишь — и сразу все становится хорошо. А подарков сколько! — Да нет, я просто спортсмен, — отвечал Вадим. — Что ли, и мне заняться… Буду как Мартина Навратилова. — Нет уж, пожалуйста! Лесбиянки не в моем вкусе. Ты лучше рисуй… — За нас! — сказала Кристина и подняла стакан с рубиново-красным вином. Они выпили. Вадим смотрел на счастливое лицо своей девчонки и вдруг почувствовал к ней такую нежность, какой никогда ни к кому не бывало, разве что к маме. — Слушай, — сказал он, — а ведь у тебя скоро день рождения. — Ты все помнишь, — улыбнулась Кристина. — Между прочим, не сколько-то, а двадцать один. Дата. Могу теперь в Думу баллотироваться. — Ну ты и подкована! — Да у меня же бабушка — великий политик. Она всегда в курсе событий. — Ну что ж, в честь потенциального члена Государственной думы надо закатить пир. Я приглашаю вас в ресторан, синьорита. Выбор за вами — называйте любой. — Да я даже не знаю… — смутилась Кристина. — Может, лучше дома посидеть? — Нет, — покачал головой Вадим. — Никаких этих «дома». Мы должны отметить этот день. — Тогда Литературное кафе? — предложила Кристина. — Я когда-то была там с мамиными друзьями. Мне очень понравилось. Тихо, уютно, музыка. — А мне бы хотелось размаха, — сказал Вадим. — Чтобы все видели, какие мы с тобой счастливые. Впрочем, посмотрим, как там будет с финансами. На это Кристине было нечего сказать — они с бабушкой жили на стипендию плюс пенсия. Кое-что подбрасывала Ванда, Кристинина мама, которая, бросив инженерить, ушла сидеть в коммерческий ларек и теперь бойко торговала разными мелочами у Техноложки. Денег хватало только на самое необходимое. И ни разу Кристине в голову не пришла простая мысль: откуда у Вадима такие деньги? Вадим никогда не говорил с Кристиной о финансах, не бывало случая, чтобы у него на что-то не хватило денег, но она ни о чем не спрашивала. Она знала, что Вадим как спортсмен получает деньги от клуба, от Спорткомитета, а может быть, считала, что Вороновы, люди из прекрасного мира, выше таких вещей, как нехватка материальных средств. До какой-то степени это было верно раньше. Нонна Анатольевна — доктор наук, искусствовед из Эрмитажа, Владимир Вадимович — кандидат наук, преподаватель Университета, — они жили значительно лучше основной массы советских людей. И маленький Вадик представления не имел, что лето можно проводить иначе, как на море, споры возникали только по поводу того, что выбрать — Крым или Кавказ. И мать, и отец были выездными/а значит, их гардероб разительно отличался от гардероба тех, кто довольствовался мешковатой продукцией фабрики «Большевичка» и стирал в кровь ноги испанскими сапогами, сработанными на «Скороходе». Эпоха реформ привела к тому, что прежние доходы стремительно приблизились к нулю, и привыкшая к определенному уровню жизни семья оказалась перед неизвестной доныне проблемой — как выжить. Однако вместе с экономическими трудностями новая эпоха принесла и неизвестные доселе резервы. В один прекрасный день на пороге вороновской квартиры появился благообразный английский джентльмен в добротном темном пальто и с дорогим кожаным портфелем в руках, на верхней крышке которого красовалась гравировка на металле: Samuel P. Walshe Jr. Любезный мистер Уолш оказался владельцем небольшой, но преуспевающей фирмы, торгующей произведениями искусства. Узнав, что у любезного Владимира Вадимовича Воронова есть большая коллекция картин его отца, он пришел с предложением купить несколько картин, которые он затем выставит на аукционе Сотби. Такие предложения поступали Вороновым и раньше, но они никогда не откликались на них. Во-первых, денег и так хватало, а во-вторых, валюту все равно забирал ЛОСХ (Ленинградское отделение Союза художников), выплачивая владельцам лишь мизерную сумму в рублях. Но теперь ситуация изменилась. Мистер Уолш провел у Вороновых два приятных вечера, посвященных возвышенным беседам об искусстве, после чего со стены были сняты две картины — «Уголок Васильевского острова» и «На даче». — А сколько вы хотите за эту? — спросил англичанин, указывая на висевшую в гостиной картину «Женщина с петухом». — Эта картина не продается, — покачал головой Воронов-старший. — Пять тысяч фунтов, — сказал мистер Уолш. — Нет-нет, вы не поняли. Я не собираюсь расставаться с этой картиной. — Что ж, извините, — сказал англичанин и удалился, увозя в такси купленные полотна. Так они и жили овеществленным трудом предков, как высокопарно выражался отец. И им удавалось сохранять тот же уровень жизни, что и до… Однако через год, когда деньги вышли, снова появился корректный мистер Уолш и снова повел разговор о «Женщине с петухом». Но Вороновы держались. — Понимаете, это портрет моей матери, — пытался объяснить англичанину Владимир Вадимович. — В сорок первом они сняли дачу в Левашове, здесь, под Ленинградом, там отец и начал писать картину. Заканчивал, когда уже началась война… А зимой мамы не стало. Эта картина мне дорога. Кроме того, это, по-моему, лучшее произведение отца. Я не могу с ним расстаться. — Шесть тысяч фунтов, — вместо ответа произнес мистер Уолш. На этот раз он увез несколько акварелей и средней величины полотно «Яхты на Финском заливе» — за одну «Женщину с петухом» он предлагал в шесть раз больше. И вот теперь мистер Уолш позвонил снова. Сказать по правде, Вадим отчасти ждал его звонка. Приближался день рождения Кристины, и ему не хотелось ударять в грязь лицом. Он уже привык к роли супермена. Родители жили в Комарове, где не было телефона, и Вадим взялся встретиться с англичанином сам. |
||
|