"Те же и скунс–2" - читать интересную книгу автора (Семенова Мария, Воскобойников Валерий,...)

Гибель «Титаника»

Кот Васька, тёти-Фирин баловень и любимец, несказанно радовался появлению огромного круглого аквариума на столике возле шкафа. Когда хозяйка наливала в аквариум тёплую воду, возле него можно было греться не хуже, чем у батареи. Остывая, стеклянный шар, конечно, делался не столь привлекательным. Но в любом случае за ним всегда можно было спрятаться и с любопытством разглядывать знакомые предметы, удивительно изменившие облик.

А поскольку тётя Фира ещё и закрывала аквариум от пыли толстым гладким стеклом, дивное новшество быстро превратилось для кота в идеальный трамплин для запрыгивания на шкаф. И в излюбленную посадочную площадку при соскакивании обратно…

Гораздо меньше удовольствия доставляли Ваське одинаковые литровые баночки, во множестве появившиеся на подоконнике и на буфете. Эти баночки почему-то нельзя было не только подробно обследовать – даже и близко к ним подходить. Тётя Фира вооружалась мерным стаканчиком и наливала в них кипячёную воду, выдержанную в аквариуме ровно двадцать четыре часа. Потом сыпала из пакетиков белый, не имеющий запаха порошок и мешала стеклянной палочкой до полного растворения. Закрывала кусочками марли, надевала резинки… и кот заново лишался жизненного пространства для игры и прогулок.

Скоро на дно банок начинали оседать белые хлопья. Через три дня Эсфирь Самуиловна торжественно цедила раствор. Осадок высушивала на фильтровальной бумаге и уносила куда-то, а склянки тщательно кипятила в большой зелёной кастрюле. Потом всё повторялось сначала.

И если «норвежский лесной» подходил к банкам ближе чем на два метра, хозяйка строго шикала на него и – дело неслыханное – даже замахивалась полотенцем. Естественно, репрессии лишь подогревали Васькину любознательность. И он давно понял: всё то, что воспрещалось ему днём, можно было беспрепятственно совершить ночью. В первый же вечер после появления таинственных баночек кот терпеливо дождался, когда тётя Фира выключила свет и уснула, а потом вспрыгнул на полку буфета и планомерно изучил всё там стоявшее. К его некоторому разочарованию, ничего вкусного или по крайней мере съедобного в банках не обнаружилось. Так, как пахло из-под марлевых крышек, мог бы пахнуть разведённый в воде мел… Хозяйкина химическая лаборатория сразу лишилась привлекательности, и кот перестал на неё посягать. Тётя Фира гладила любимца и хвасталась Снегирёву:

– Видите, Алёша, какой котик послушный? Сказала – нельзя, он сразу и понял…

…В тот день ничто не предвещало трагедии. Эсфирь Самуиловна расставила на столе батарею прошпаренных банок, выложила полученные под залог и расписку пакетики безымянного вещества. Скрупулёзно вымыла руки и сняла с аквариума стекло, собираясь в полном соответствии с инструкцией разливать воду. Происходило всё это далеко не впервые, и Васька, спавший в углу дивана, лишь лениво приоткрыл один глаз. Правда, в следующую секунду пришлось открыть уже оба и даже вскинуть голову, навостряя уши: на тумбочке заверещал телефон.

Звонила Софочка. Младшая невестка прислала ей из Израиля письмо с новостями тамошней жизни, которые требовалось немедленно обсудить. Разговор получился долгим. Эсфирь Самуиловна сначала стояла у тумбочки, прижимая трубку плечом и по давней привычке держа на весу «стерильные» руки. Потом поняла, что повторной обработки не миновать, ногой пододвинула табуретку и села.

Васька сладко зевнул, потянулся и стал жадно следить за бликами на стене. Сквозь окно в комнату заглядывало нечастое зимнее солнце, а тётя Фира, оставившая мысль о стерильности, как на грех, вертела в руке очки – по обоям метался стремительный и яркий солнечный зайчик. Кот сжался в тугую охотничью пружину, жёлтые глаза разгорелись, а кончик хвоста начал подёргиваться.

– Ой вэй, Софочка, ну не надо так волноваться, – увещевала тётя Фира подругу. Блик дразняще пронёсся мимо самой Васькиной морды и улетел вверх по стене. Пружина стремительно развернулась – кот щёлкнул зубами и взмыл следом за дичью. Царапнул по обоям когтями, перевернулся в воздухе… Диван едва слышно вздохнул когда-то продавленными пружинами.

– Ну конечно, климат есть климат, – тётя Фира была поглощена обстоятельствами нездоровья никому не известной Зои Абрамовны. – Но, Софочка, ты же знаешь, что в нашем возрасте даже в городе из одного района в другой переезжать…

Солнечный зайчик опять ускользнул из-под Васькиных лап и нашёл убежище на шкафу. Кот метнулся через диван и, оттолкнувшись от валика, азартно прыгнул на крышку аквариума. С неё было так удобно перескакивать прямо на шкаф, туда, где за книгами притаилась воображаемая добыча…

Свою ошибку он понял на середине прыжка.

– Мя-а-а-а!.. – заорал он дурным голосом, изворачиваясь на лету. Увы! Изменить траекторию было уже невозможно. Васька хвостом вперёд влетел в «открытый бассейн» и окунулся почти с головой. Драгоценная выдержанная вода хлынула на пол, аквариум тяжело покачнулся, расплёскиваясь ещё больше, и едва устоял. Эсфирь Самуиловна выронила телефонную трубку и в ужасе обернулась на звук разрушения. Васька истошно вопил и барахтался, пытаясь зацепиться за край. Когти скользили по гладкому выпуклому стеклу, производя классический скрип ножа по тарелке. Софочка ещё что-то говорила из телефона, но слушать её было уже некому. Тётя Фира вскочила, уронив табуретку, и с невнятными восклицаниями устремилась в гущу событий…

Когда немного погодя в комнату заглянул Алексей Снегирёв, его глазам предстал пейзаж, достойный кисти великого Айвазовского. Во всяком случае, следы вторжения моря ощущались вполне. На полу темнели контуры чудовищной лужи, кое-как собранной тряпкой. Источник, породивший девятый вал наводнения, никакому сомнению не подлежал – вид полупустого аквариума говорил сам за себя. Тёти-Фирины банки, которые она, готовясь к разведению порошка, выставляла математически правильными рядами, сгрудились на столе как попало, половина была перевёрнута, а кое-какие даже разбились. На белой бумаге темнели отпечатки мокрых лап, из порванных пакетиков высыпался порошок…

– Гибель «Титаника», – вздохнул Снегирёв. – Тётя Фира, может, я вам чем помогу?..

Его квартирная хозяйка, пригнувшись к самому полу, стояла на коленях возле дивана и яростно шуровала под ним шваброй:

– Вылазь оттуда, шлимазол!.. Вылазь, кому говорю!.. Из-под дивана раздавалось шипение загнанного в угол кота и время от времени – удары когтей.

– Тётя Фира, – сказал Снегирёв.

Старая женщина оглянулась на него, обречённо бросила швабру и попыталась подняться. Колени отказались повиноваться. Эсфирь Самуиловна неловко села на мокрый пол и заплакала.

– Ну-у, тётя Фира… – Алексей живо подхватил её и усадил в кресло возле окна, которого, по счастью, не коснулся разгром. – Да выкиньте вы его к бесу, этот ваш порошок, одни огорчения от него…

– Алёша… – простонала она. – Вы же понимаете… Снегирёв понимал. Очень хорошо понимал. И много раз пытался ей объяснить, как в действительности работала пресловутая Монина контора, по великому блату осчастливившая её «надомным трудом». Да, они в самом деле платили. Но при заключении договора взимали залог. Якобы за предназначенное для растворения вещество – которое на самом деле никаким сырьём для мазей и кремов не являлось. Залог, принятый у вновь поступивших, частично шёл на «трудовые» выплаты тем, кому посчастливилось заключить договор чуточку раньше. А поскольку всё дело разрасталось со скоростью снежного кома…

Снегирёв даже называл тёте Фире примерную дату, когда слегка замаскированной пирамиде настанет время обрушиться. Причём, что всего вероятней, чуть раньше этого срока руководство «ННБ» слиняет куда-нибудь за границу. Естественно, прихватив многомиллиардные накопления. Особенность национального спорта. Бег с кассой…

Эсфирь Самуиловна, однако, слушать своего жильца не хотела и с такой лихорадочной энергией участвовала во всероссийской афере, что Алексей в конце концов перестал её отговаривать. Да пусть, в самом деле, творит, что ей заблагорассудится. Он ведь её в любом случае на произвол судьбы не покинет…

– Тётя Фира, пускай у вас это будет самым большим огорчением, – сказал он серьёзно. – Подумаешь, вода разлилась. Да наберите вы её из-под крана…

– Алёша!.. – Ну хорошо. Сейчас новую вскипятим…

Тем временем Васька почуял, что в боевых действиях наступило затишье, и рискнул выбраться из-под дивана. «Норвежский лесной» был весьма пушист от природы, причём пушист по-северному, по-таёжному, – не то что какие-нибудь холёные «персы». Его шуба, снабжённая плотным подшёрстком, являлась действительно всепогодной – в дождь и снег сторожить хозяйские амбары от крыс и мышей. Но на купание в аквариуме даже и Васькина шерсть рассчитана не была. Мохнатый кот, ещё недавно казавшийся таким упитанным и округлым, превратился в костлявое всклокоченное чудовище.

Эсфирь Самуиловна увидела его и поняла, как выглядит натуральный живой чёрт. Подсохшие было слезы хлынули снова, она протянула руки:

– Васенька!.. Иди ко мне, маленький… я хоть тебя оботру… Алёша, дайте, пожалуйста, полотенце!..