"Те же и скунс–2" - читать интересную книгу автора (Семенова Мария, Воскобойников Валерий,...)«Товарищ ген»– Стопори! – На углу Кирочной и Литейного Тарас Кораблёв сделал грозное лицо и, покосившись на сидевшего за рулём Валю, коротко приказал: – Отползай. В темпе! Пришлось Вале тормозить в неположенном месте и, соответственно, выслушивать яростные гудки за кормой. Тем не менее он безропотно дождался, пока Тарас покинет машину, и только тогда рванул с перекрёстка – подобру-поздорову, пока чёрт не принёс неумеренно бдительного гаишника. Тарас же обождал, пока он скроется, потом глянул по сторонам и направился к зелёной, уже не первой молодости, но всё-таки «Бээмвухе». При дневном свете она выглядела не очень, зато в тёмное время суток – весьма даже внушительно. – Здорово, брат! – Тарас устроился на сиденье и дружески подмигнул Игорёшке Сморчку. – Махнём, значит, до Разъезжей, разберёмся, добро? Три косых повесили и ещё в бубен дали, это ж беспредел. А по замазкам не пацаны, так, фураги кровавые… Последнее время Тарас изо всех сил занимался тем, что определяется понятием «наблатыкаться». То есть всячески впитывал специфический язык и манеру вести себя, принятые у бандитов. – Отмазывать будем как, за полдоли? – Сморчок по-молодецки сорвался с места и до пола придавил акселератор. – Сосед-то твой чем дышит? – Не будь душным, брат, за уважуху отмажем, – Таоас широко улыбнулся. – Сосед у меня не простой, на Француза пашет, а меня попросил по старой дружбе. Дело-то плёвое. – Не, задарма кататься не стоит, – наморщил лоб Игорёк. – Устроим-ка оборотку! Загрузим этих козлов на полторы косых, вот тебе и полдоли… За разговорами доехали быстро. Легко нашли дом. Поставили машину – и окунулись в полумрак старинного обшарпанного подъезда. В воздухе висели запахи мочи, кошек и пролетевших десятилетий. Стены украшали всякие надписи, в которых, если как следует присмотреться, можно было обнаружить «яти» и твёрдые знаки. Казалось, время здесь остановилось и загнило… – Ну, гадюшник… – сплюнув сквозь зубы, Тарас включил фонарик, осмотрелся и, обогнув мерзкого вида лужу, тронул Сморчка за рукав: – Не вляпайся, братан. Он помнил, что Игорёшка когда-то бегал в очках. Поднялись по скользким ступеням, отыскали нужную квартиру и, убедившись, что Паша «ещё не пришел, но скоро будет», вежливо отклонили предложение зайти и стали загибаться от скуки на подоконнике. Ждать пришлось недолго. Минут через десять кто-то вошёл в подъезд, послышалось фальшивое насвистывание, и к двери, за которой был прописан Паша Пискунов, приблизился невысокий молодой человек. Тарас пригляделся: парень полностью соответствовал сделанному Валей описанию водителя «Цхрыслера». – Паша! Ты Морозов или Корчагин? – замогильным голосом спросил Сморчок. Пискунов вздрогнул и обернулся. Его физические габариты особого почтения не внушали, однако нос Вале Новомосковских разбил именно он. Он и тут обернулся к двоим мстителям в полной готовности к бою, но было поздно. Пудовый Тарасов кулак на некоторое время вышиб из него дух. Подскочивший Игорёшка добавил апперкотом в нос, несильно, стараясь ничего не сломать, а только пустить кровянку – чтоб чувствовал. И, завершив «первичную обработку» ударом колена в пах, кивнул Кораблёву: – Клиент дозрел, можно кантовать… Тарасу повторять не потребовалось. Пискунов ловил ртом воздух и мешком обвисал в его могучих руках. Пленника загрузили в «Бээмвуху» и повезли в неизвестном направлении, а когда, несколько прочухавшись, тот начал издавать невнятные стоны, его приласкали локтем в ухо и сказали: – Нехорошо, Паша, себя ведёшь, нехорошо. Сперва тачку бьёшь, затем водиле харю… припомнил? Или помочь?.. Ага… после вешаешь на него три тонны, да ещё и счётчик включаешь. А ведь тачка-то общаковая выходит, падла, ты на нас хвост поднял! И чтобы Паша осознал всю тяжесть содеянного, ему так двинули по зубам, что в голове потемнело и из прокушенного языка обильно заструилась кровь. Допрос вёл более опытный Игорёк, а Тарас переместился за руль, и такое распределение ролей его очень устраивало. Драться – это да, это пожалуйста, это сколько угодно. Но лупцевать почём зря, когда бывший противник даже сдачи дать не пытается, а только хнычет и заслоняет руками лицо?.. К доблестям подобного рода Тарас ещё не был готов… – Это не я, не я… – Пискунов был совсем не дурак и вмиг понял, что наступило время для покаяния. – Это всё Жорка Храбров, это он, он мне пятьсот баксов пообещал… – Храбров? – Сморчок сделал зверское лицо и наотмашь хлестнул пленника по щеке. – Ты, Паша, стрелки-то не переводи. Не крути жопой, все равно пидера из тебя сделаем… – Он, он это, не я… Храбров… Жора… Георгий Иваныч… вместе с замом своим, Федей… – Становиться педерастом Пискунову до ужаса не хотелось, и, содрогнувшись, бедняга залился искренними слезами. – Он директор «Интеллекта»… издательство такое… а я что, я у него на разъездах… За триста баксов в хвост и в гриву… на бензине кроит, и теперь это ещё… Игорёк, дожимая, плотно ухватил Пискунова за ухо и заставил приподнять голову: – Где его найти можно, ну? – Он в «Менуэте» каждый вечер зависает… на Васильевском… – По Пашиному лицу обильно струились кровь, сопли и слезы. – С Федей и тёлками… Я покажу, только не надо педерастом, не надо… – Да ну тебя, ещё пачкаться. Спи давай, – Сморчок ловко оглушил пленника и, довольный, обратился к Тарасу: – Ну что, на Съездовскую его? Он имел в виду заброшенный расселённый дом на Съездовской линии, который из-за устоявшейся дурной пепутации обходили даже бомжи. Там имелось множество укромных уголков – если что, и с собаками Фиг кого-то найдёшь. Готовая КПЗ, и, главное, под боком. Сказано – сделано! Пискунова привезли на Васильевский и отволокли в грандиозную и запутанную, как катакомбы, необитаемую коммуналку. Неделю назад Игорёк здесь же на глазах у Тараса скормил одной тёлке её же собственный «тампакс»: «Жри, сука, и думай, как бабки вернуть!» Тёлка, правду молвить, была ужасно несимпатичная, и, что характерно, в милицию заявлять не помчалась. С Павликом Морозовым-Корчагиным-Пискуновым поступили проще. Закинули в глухой, без окон, бывший чулан и подпёрли дверь клином – не скучай, болезный, не ты первый, не ты последний. Ужо к утру вылезешь как-нибудь… «Менуэт» располагался в полуподвале и вызывал ностальгические воспоминания о кафе-мороженицах советских времён. Мягко светились бра, играла негромкая музыка, и толстый бармен бодяжил шампанское минералкой. Народу было мало. У стойки пили сок две скучающие проститутки – клёва не было. За сдвинутыми вместе столами сидели шофёры-дальнобойщики. На маленьком пятачке кружились пары, слышался смех, пахло парфюмом и перегаром. – Бля буду, они! – Тарас оглянулся и кивнул в сторону окна. – В очках и с ляльками, больше некому! За столом в компании изящных красавиц сидели работодатели несчастного Паши. Молодые и, как описывал Валя, на морду симпатичные. Оба действительно носили очки. Один строгие, в дорогой итальянской оправе и с явными диоптриями – для улучшения зрения, другой стодолларовые противосолнечные – для имиджа. – Пардона прошу, – Тарас приблизился к пирующим и нехорошо улыбнулся, – Георгия Ивановича хочу. – А ты сам-то кто будешь, сирота? – Обладатель противосолнечных презрительно оглядел визитёра. – Занят он, отдыхает. Надо тебе, подгребай завтра в офис, там и перетрём… Он хотел сказать что-то ещё, но, не докончив фразы, с грохотом растянулся на полу. Таким тоном с тихвинскими разговаривать было не принято! Они на подобное обидеться могли! И не слегка, а всерьёз!.. – Ну-ка, падло… – Схватив второго очкарика за шкирку, Тарас решительно поволок его на улицу воспитывать, а Сморчок уже метелил по-черному распростёртого на полу грубияна – только паркет скрипел да рёбра трещали. Скучную благопристойность «застойного» кафе как ветром сдуло – женский визг, звон посуды, довольный гомон дальнобойщиков: как же, и хлеб, и зрелище, да притом на халяву!.. Подскочивший охранник запнулся о чью-то ногу и тут же, плотно получив по затылку, тихо залёг у сортира – а неча мешать!.. На прощание Сморчок угробил витраж и рванул к выходу мимо жмущихся возле стенки халдеев. Программа-максимум – насчёт «оборотки» – не выгорала, но и то хлеб. Сморчок хорошо знал, когда следует откланиваться. И наработанный инстинкт подсказывал ему – скорее на улицу!.. …А на улице стоял с распахнутыми дверцами милицейский «Уазик», и трое ментов ломали дубинки о хрипящего, бешено рвущегося Тараса. Менты были как на подбор здоровенные и действовали профессионально. Не иначе, толстый бармен надавил тревожную кнопку, и к «Менуэту» быстренько подвалила ближайшая группа захвата… Сморчок, не раздумывая, ужом метнулся в сторону, со скоростью олимпийского спринтера пронёсся дворами и, нырнув в проходняк, основательно взял ноги в руки. Хрен догоните, сволочи!.. Церемониться с Тарасом не стали – заковали в наручники и отвезли в шестидесятое отделение, где помдеж без разговоров бросил его в «тигрятник». Разговоры начались, когда в отдел начали прибывать потерпевшие. «Цхрыслеры» мотали сопли, марали бумагу, подыскивая адекватные выражения (оба как-никак трудились в издательстве, привыкли работать со словом…) и зверски косились в сторону Кораблёва. Особенно люто сверкал подбитым глазом господин Храбров. Тарас молча растирал смятые наручниками запястья – он всё же зацепил кого-то в форме, так что «захватчики» отволтузили его от души, – и старался отогнать упорно маячивший перед глазами призрак «неба в клеточку». А после случилась вещь, которая ему до крайности не понравилась. Издалека раздался вой сирен, послышались грозные шаги, и дежурный по отделу вскочил словно наскипидаренный: – Товарищ ген… Не обращая на него внимания, «товарищ ген» зарычал и кинулся к подраненному Храброву: – Гоша, сынок, ты мне только скажи – кто?.. |
||
|