"Увидеть Мензоберранзан и умереть" - читать интересную книгу автора (Баздырева Ирина Владимировна)

Глава 9 Олдс

В пути возникли проблемы и конечно же не у кого нибудь, а у Ники. Ни разу в жизни не садившейся на лошадь, каждый раз ей приходилось забираться в седло с чей-то помощью, но стоило только животному всхрапнуть, мотнуть головой или просто переступить на месте, как она тут же съезжала с него. Не известно кому больше требовалось терпения, Доргану и его друзьям, мгновенно взлетавшим в седло и ждавших, когда Ника взберется на свою лошадь, или самой несчастной лошади, на спине которой неловко елозил горе-всадник, не умеющий устроиться в нем. Первое время ее подсаживал Дорган, пока она не заявила, что ей хочется самой научится садиться на лошадь. И первое время компания каждый раз наблюдала одни и те же мучительные попытки: сперва Ника старательно впихивала ногу в стремя, потом ухватившись за луку седла, подтягивала себя к нему и плюхалась на него животом и уж тогда, из своего надежного лежачего положения перекидывала ноги через седло, путаясь в юбке. Покидала она седло также: съезжая с него на животе. Эльф все время был рядом, что бы поддержать ее, однако Нику его опека раздражала. Когда эта трудность, худо бедно, была преодолена, возникла другая: как держаться в седле? У Ивэ с этим проблем не было. Сняв платье, скатав его и спрятав в дорожную суму, она облачилась в свой мужской наряд, а потому ехала в седле по-мужски, отлично держась в нем. Нику же платье селянки обязывало сидеть в седле боком, по-дамски, но так она не выдерживала общего темпа, съезжая с седла, и остальным приходилось останавливаться, чтобы дождаться ее.

— Сядь по мужски, — велела ей, после одной из таких остановок, потерявшая терпение Ивэ.

— Да, но юбка…

— Ничего с тобой не приключится и прелести твои никто не увидит, — юбка достаточно широка, чтобы позволить себе сесть подобным образом.

— Да, но ты уверена…

— Если что, распорем боковой шов.

— Садись ко мне за спину, а твою лошадь поведем на поводу, как запасную, — предложил, поравнявшийся с ней Дорган.

— Не… — отказываясь, мотнула головой Ника. — Ты все время уходишь на разведку и мне все равно придется ехать на твоем коне одной. Я уж лучше на своей лошадке.

В первый же вечер сползая с лошади, у придорожного трактира, где они остановились на ночлег, Ника пожаловалась, что отбила о седло весь зад и ноги ее теперь никак не хотят соединяться. У эльфа полыхнули глаза, а Ника кусала губы от боли, пока он растирал ей, задеревеневшие от долгой езды, бедра.

— Лучше бы мы шли пешком, — стонала она.

Чем дальше они двигались на север, тем гуще, темнее и не проходимей становились леса. Широкий, наезженный, тракт постепенно переходил в малохоженную, похожую на тропу, дорогу. И только разбитая колея, да убогие трактиры, что встречались на их пути, указывали на то, что по ней все же ездят. Постоялые дворы становились беднее и подавалось там, по преимуществу, одно мясо, без всяких овощей, не считая репы и чечевицы. Но мясо было на любой вкус: вареное, копченое, вяленое, жареное и не прожаренное. Здешние люди казались малообщительными, сдержанными и явно предпочитали добротные одежды без всяких излишеств в отличие от своих благодушных, открытых, ярких соседей — южан.

В день маленькая кавалькада покрывала несколько миль, проезжая деревушки, маленькие городки, минуя мощные цитадели замков. Дворф и варвар вели себя сдержанно, а Дорган как всегда держался в тени. Мужчины откровенно заскучали, когда на узкой лесной дороге, на них не напали разбойники. В какой-то момент, ехавший впереди Дорган, начал замедлять ход, придерживая своего коня, пока не остановил его совсем. Он повернулся к Боргу, сделав какой-то знак. Борг кивнул и Дорган, соскользнув с седла, бесшумно скрылся в кустах, а Борг перехватил повод его коня. То, что кавалькада ведет за собой свободную лошадь, не должно было вызвать подозрения, потому что любой путешественник, отправляясь в дальний путь, имел заводную лошадь, если конечно, мог себе это позволить. Проехав немного вперед, они наткнулись на завал. Поперек дороги лежало дерево мешая своей пышной кроной всадникам сразу преодолеть это препятствие, вынуждая их спешиться, чтобы расчистить себе путь.

Вдруг Борг кубарем скатился с лошади и спрятался под ней, а у ее копыт, вонзилась, дрожа оперением, пущенная кем-то стрела. Харальд, напротив, не торопился покидать седло, а крутясь на своем коне на одном месте, оглядывая придорожные заросли, поудобнее перехватил рукоять своего молота. Ивэ, взяла повод Никиной лошади и отъехала вместе с ней назад. Из кустов с воплями и дикими криками повскакивали косматые, здоровые мужики с дубинками и мечами. И тут началась потеха. Оказалось, мечами нападавшие владеть не умеют, а их дубинки несколькими ударами если не переломал, то выбил из рук, Харальд. Но больше всего их напугал, с рыком выскочивший из-под лошади Борг, принявшийся с остервенением лупить их секирой по ногам. Они неловко подпрыгивали и неуклюже отскакивали от вонзавшейся у самых носок их сапог секиры, выпучив от усердия и страха глаза, со взмокшими красными лицами. Харальд пинками сбивал горе-разбойников в кучу, все время норовивших улизнуть от своей бывшей жертвы в кусты, не желая марать об это отребье руки. Доргана не было видно, но то, что стрелок на дереве, так неудачно пустивший стрелу в Борга, больше не давал о себе знать, было его рук делом. Он вышел на поляну, когда уже измученные разбойники не знали куда деваться от двух воинов — великан и коротышка вусмерть загонявшие их.

Ивэ, придерживая лошадь Ники, вовсю веселилась, наблюдая как ее мужчины, уставшие от примерного поведения развлекаются. Она не отказала и себе в удовольствии, пнув в лицо подлетевшего к ней разбойника, решившего, что мимо испуганных женщин он легко сможет прорваться и спастись, прихватив с собой их и лошадей. Но не тут-то было. Едва он схватил под уздцы лошадь Ивэ, как получил в лицо сильный удар сапогом, сломавший ему нос. Осев на траву, прижимая ладони к лицу, он гундосо поносил Ивэ на чем свет стоит, но стоило ей глянуть в его сторону, как он тут же умолк, предпочитая не связываться с рыжей чертовкой — себе дороже. Словом, ребята озорничали, стараясь как можно сильнее напугать незадачливых разбойников. Совсем обессилевших грабителей связали и обобрали до нитки, взяв все, что при них оказалось, чтобы потом пожертвовать это барахло, первому попавшемуся деревенскому храму. Боргу и Харальду достались лишь вспоминание об этом приключении, которое еще долго поднимало им настроение.

На третий день, после случившегося ограбления, они остановились в придорожной гостинице, что находилась в большой крепкой деревне. Дорога к ней шла мимо полей с высокой колосящейся рожью, что доходила всадникам до колена. Гостиница, как и трактир при ней, оказалась приличной и путники решили, что отдохнут здесь. Как всегда Харальд, в сравнении с малорослым дворфом, вызвал у посетителей интерес, однако, никто их не задирал и не цеплялся. Дорган, верный своей привычке, через какое-то время зашел вслед за ними, пристроившись немного в стороне. Подошел трактирщик, поинтересовался, что добрые господа желают на ужин и выслушав их, удалился на кухню. Вскоре он вернулся с миской овощного рагу, тушеной бараньей ногой и кувшином вина.

— Куда вы направляетесь, добрые господа? — спросил он, ставя все это перед ними на стол.

— В Олдс, — прогудел дворф. — А тебе что до этого, приятель?

— Ничего такого, добрый господин, — быстро ответил трактирщик, не поднимая на них глаз, — кроме того, что в Олдс от нашей деревни ведут два пути. Один, короткий и это лесная дорога. У нас здесь разбойников нет и никто, хвала святой Деве Олдской, не безобразничает. Другой путь идет по проторенной дороге, зато он более длинный.

— И по какой из них нам следовать по твоему? — спросил Борг, подозрительно.

— У проторенной дороги стоят трактиры и ночь не застанет вас под открытым небом, но зато какой вам придется делать крюк. А коли поедете по короткой лесной, ночевать придется там, где застанет первая вечерняя звезда.

— А, ты то чего так переживаешь за нас? Ну и заночуем под кустом, тебе-то какое дело до этого? — с усилившимся подозрением, допытывался дворф.

— Никакого, добрый господин, — покачал головой трактирщик, — кроме того, что вы, коли захотите, можете переночевать у меня, а завтра поутру двинетесь по короткой дороге в Олдс.

— Ну, ну… — проворчал дворф, провожая трактирщика пристальным неприязненным взглядом.

После ужина, посовещавшись, путники решили добираться до города, кратчайшим путем и проведя ночь в гостинице, на рассвете двинулись в путь.

Тропа, по которой они ехали, оказалась довольно широкой, но заросшей и мало хоженой. Ника подозревала, что мужчины выбрали выбрали этот путь, надеясь опять пережить приключение, жаждя драк и боя. Темная стена леса неожиданно расступилась, открывая светлую березовую рощу. Дорган остановился, не въезжая в нее, и спрыгнув с коня, встал на тропе, сжимая поводья, настороженно оглядываясь вокруг. Остальные, привыкшие полагаться на чутье эльфа, тоже остановились, ожидая, когда он даст знак двигаться дальше. Вокруг стояла тишина. Над ними шелестела листва берез, колышущая ветром, да перекликались птицы. Роща вся светилась, пронизанная солнечными лучами. Более умиротворенного места Ника никогда не встречала. Однако Борг положил руку на свою секиру, Харальд вытащил из-за спины молот и положил его поперек седла, а Ивэ сняла с плеча лук. Кони тревожно переступали на месте. Дорган продолжал стоять, не двигаясь, пока к ним, на тропу, не вышел юноша. Ника не верила своим глазам, он словно бы появился из ниоткуда: в этой светлой, прозрачной роще, спрятаться-то было негде. Сам юноша тоже вызывал противоречивые чувства. При своей юной красоте и гибкости, он двигался с неторопливостью давно пожившего человека, а взгляд его светлых глаз был пронизывающим и тяжелым.

— Что ты делаешь на Поверхности, дроу? — холодно и неприветливо спросил юноша. — Зачем пришел в наш лес?

— Вы, лесные эльфы, меня не интересуете, — с неожиданной враждебностью ответил Дорган. — Мой путь лежит в Олдс.

— Мы не пропустим тебя. Мы не можем позволить дроу ходить по нашим владениям. Люди и дворф могут пройти. Ты нет.

— Откуда вы узнали обо мне? — спросил Дорган откидывая с лица капюшон.

— Ты пел в Иссельрине, — коротко ответил светлый эльф.

Он стоял перед Дорганом, и так же как он, вскинув голову, глядел на него с высокомерием и вызовом. Ника будто видела перед собой оригинал и его негативный отпечаток: белокожий юноша с длинными темными волосами в светло зеленых одеждах, перед темнокожим, светловолосым Дорганом в темных одеждах, поразительно похожий на него.

— Вы подговорили трактирщика подсказать нам этот путь? Так это ловушка. Вы заманили меня сюда.

— Слуга паучихи не может смотреть на солнце. Мы не потерпим дроу на Поверхности.

— Не первый день, год и век я хожу по Поверхности, так почему сейчас вы выказываете свою нетерпимость. Вы уже должны знать, что я давно не живу по законам Ллос.

— Смертные могут пройти. Ты нет, — повторил лесной эльф.

— Подождите, — Ника сползла с лошади и встала рядом с дроу. — Он мой проводник. Вы не можете его задерживать, потому что, он ведет меня с разрешения самой Леллии.

Из складок юбки она достала веточку цветущей яблони, протянув ее светлому эльфу. Цветы яблони не не только не увяли, но даже не помялись. Борг, Харальд и Ивэ переглянулись. Дорган невозмутимо смотрел на веточку в руке Ники. Светлый эльф бережно, с благоговением принял яблоневую веточку в ладони и внимательно посмотрел на Нику.

— Ты не эльф, хотя выглядишь как эльфийка.

— Так получилось, — пожала плечами Ника.

Эльф продолжал вглядываться в нее.

— Как твое имя?

— Ника.

— Что означает победа? — вдруг спросил эльф.

— Да, — кивнула удивленная Ника.

Какое-то время эльф продолжал смотреть на нее.

— Это правда, что ты жена дроу?

— Да.

— Почему?

— Он спас меня.

— Как и герцога от наваждения лунных эльфов?

— Да.

Лесной эльф задумался потом, глядя на Нику, жестко произнес:

— Я пропущу вас через наш лес. Идите. Но ты Ника — Победа знай, что дроу никогда и никому не помогают бескорыстно. Они не ведают любви и привязанности — это против их природы. Они расчетливы и искусны в плетении интриг, таких тонких и замысловатых, что ты не сразу понимаешь, что попал в паутину их лжи. Они играют чувствами других, потому что для них это всего лишь игра, но они терпеливы и способны долго ждать своего часа, ибо они бессмертны. В этом мире все является лишь орудием для достижения их целей. Я пропущу тебя, Ника, ради Леллии, но мой долг предупредить тебя о твоем проводнике. Он действует по какому-то своему расчету, и если спас тебя, как ты говоришь, то значит в дальнейшем это обернется для него выгодой, а для тебя бедой. Идите… — и светлый эльф отступил, пропуская себя путников, но когда мимо него прошла Ника, шепнул ей:

— Берегись дроу.

— Когда это ты встретилась с Леллией? — поравнявшись с Никой, спросил Дорган, придерживая своего коня.

— На рассвете, у той реки где мы впервые встретились с твоими друзьями.

— Зачем она это сделала? — нахмурился Дорган.

— Видимо, хотела посмотреть на кого ты ее променял.

Но Дорган шутки не поддержал.

— То, что ты услышала от лесного эльфа… — проговорил он, глядя перед собой. — Словом, я ни в чем не хочу разубеждать тебя. Мне не в чем оправдываться. Решать тебе самой.

Ударив пятками в бока коня, он ускакал вперед, а через какое-то время с ней поравнялась Ивэ.

— О чем вы говорили с Леллией? — требовательно спросила она.

Нике потребовалось время, что бы прийти в себя от ее напора и пока она подбирала слова, Ивэ сама ответила на свой вопрос.

— Вы говорили обо мне.

— Ну…

— Можешь сколько угодно отпираться. Мне-то известно истинное положение вещей. Леллия до сих пор не может простить мне Доргана, который в свое время предпочел меня ей.

— То есть, вы были любовниками?

— Мы не стали ими только потому, что я сама этого не захотела, — и глянув на Нику, посоветовала: — Забудь, что я тебе только что сказала.

Вот и разберись во всем этом!

В Олдс они въехали в вечерних сумерках, заплатив положенные пени. Лабиринты узких улочек уже были погружены во тьму, фонари зажигались лишь на ратушной площади, для вонючих же лабиринтов улиц, они считались роскошью. В вечерней тьме навстречу путникам, попадались редкие прохожие, торопящиеся быстрей попасть домой. Никто не хотел рисковать ни своей жизнью, ни кошельком. Припозднившиеся путники разминулись с городским дозором, промаршировавшим мимо где-то в стороне, стуча кованными сапогами о мостовую и гремя доспехами. Под копытами лошадей зачавкало, когда они свернули в какой-то вонючий переулок, но было так темно, что ни кто из них не видел по чему такому они передвигаются. Нике не хотелось перенастраивать зрение. У ног лошади прошмыгнула жирная крыса и она всхрапнула, недовольно мотнув головой. Ника едва угадывала силуэт, ехавшей впереди Ивэ. На верхнем выступающем этаже, со стуком открылись ставни и перед самой мордой лошади Борга, выплеснулись помои, кажется попав и на него. Дворф разразился проклятиями, что звучали пугающе в темноте тесной улочки, но жителей ее этим было не удивить. По ночам им приходилось слышать и не такое. Ставни на верху захлопнулись и в их прорези в виде сердечка, потух свет ночника.

За поворотом показались тусклый фонарь, освещавший вывеску трактира. Из ее распахнутых дверей лился свет, возбужденные выкрики подвыпивших гуляк и запахи горелого мяса, что смешивались с вонью огромной стоячей лужи, раскинувшейся возле самого порога заведения. Путники заехали под каменную арку двора, где у них принял лошадей заспанный мальчишка и побрели в трактир минуя лужу. Харальд форсировал ее огромными шагами. Боргу было уже все равно, он и так был в помоях, поэтому, кляня этот вонючий город с его лужами на все корки, он пошел прямиком через нее, чуть не увязнув в зловонной густой жиже. Ивэ, примерившись, грациозно перепрыгнула ее там, где она была уже, а стоячая вода мельче. А Ника пошла держась стены дома, по протоптанной дорожке, что вела в обход ее, подняв юбки повыше и прижимая их к ногам. Дорган шел следом, придерживая ее за локоть. Харальд, Борг и Ивэ уже скрылись в освещенном проеме распахнутой двери, над которой скрипела качающаяся на цепи, вывеска. И хоть краска на ней облупилась еще можно было различить какую-то непонятную лохматую фигуру, держащую нечто колючее, от чего, видимо страдая, она разевала рот или пасть, а под ней готическими буквами было намалевано «Звезда и лев».

Переступив порог Ника, перехватила взгляды, которые притихшие посетители бросали на вошедших. На варвара смотрели с открытым восхищением и опаской, на Борга с отвращением, украдкой зажимая носы и отворачиваясь, когда он проходил мимо. Его башмаки и штаны были вымочены в луже, а камзол и шлем заляпаны помоями, но никто не рисковал высказывать вслух или как-то показывать своего недовольства. При виде Ивэ и Ники здешняя публика оживилась, но ожидаемых скабрезностей и сальных шуточек в их сторону не последовало. Мощного Харальда и злющего Борга было достаточно, чтобы поубавить плотоядный пыл подвыпивших мужчин, а появление третьего, закутанного в глухой плащ с надвинутым на лицо капюшоном, заставило некоторых поспешно покинуть это питейное заведение. Немалый опыт жителей трущоб, подсказывал, что лучше держаться в стороне от того, кто старается быть не узнанным и невидимым. Гостей с поклоном встретил хозяин трактира. Болезненно худой, с сухой, как пергамент, кожей, словно жадность и вечное недоверие, как бы его кто не надул, иссушили не только душу, но и само тело трактирщика. Он одним махом, не считая, сгреб монеты, что кинул ему Харальд.

— Что у тебя есть приличное на ужин, от чего кишки не свернет на сторону? — спросил его варвар.

— Рагу, добрый господин, — снова склонился в подобострастном поклоне хозяин.

— И из какой же тухлятины оно состряпано? — недоверчиво скривился Харальд.

— Из крольчатины, добрый господин. Никто из моих завсегдатаев никогда не жаловался на стряпню Бома Трактирщика. Хоть у кого спросите.

— Ладно, — сдался Харальд. — Так и быть попробуем твою стряпню, но прежде отведи нас в комнату за которую мы заплатили, и к той бочке которую ты наполнишь горячей водой. Нам нужно помыться.

— Но… — маленькие темные глазки Бома трактирщика забегали. — За это полагается заплатить…

— Ты, что же думаешь, крысиный недоносок, что мы отвалили тебе столько монет за твои помои, которыми ты нас собрался потчевать? — надвинулся на него Борг.

— Следуйте за мной, — поспешно отступил он него Бом Трактирщик, в облике которого и впрямь было что-то крысиное.

— Это лучшая комната, — с гордостью произнес он, открывая дверь в грязную конуру с парой засаленных, прохудившихся тюфяков, валявшихся прямо на полу.

В углу стояла неровно сбитая из темных досок бадья, то ли для помоев, то ли для умывания. Поставив фонарь на пол, трактирщик, пообещал, что сразу же как принесет им ужин, примется греть воду, с тем и удалился.

Борг заявив, что не доверяет этому мошеннику, утопал за ним, а Ивэ поспешила открыть ставни. Ника не стала дожидаться ужина, а попив воды из фляги, завернулась в плащ, легла на один из тюфяков и тут же заснула. Зато утром она проснулась раньше всех, разбуженная храпом Харальда, растянувшегося у порога возле двери. На втором тюфяке, свернулась калачиком Ивэ. Между нею и Никой, завернувшись в плащ, свистя и сопя в густую бороду, спал дворф. Прислонившись к стене, возле окна, сидел, закрыв глаза, Дорган. Утреннее солнце робко пробивалось через щель неплотно прикрытой ставни и при его рассеянном свете, комната казалась еще более убогой. Когда Нике надоело разглядывать подтеки на стене и свисавшие с потрескавшихся балок потолка клочья пыльной паутины, она сев на тюфяке, сняла платок, потуже замотав косу, снова укутала им голову и посмотрела на Доргана. Он не спал, наблюдая за нею. Встретившись с Никой взглядом, эльф сделал ей знак подняться и идти за ним и сам бесшумно двинулся к двери. Перешагнув, через вольно раскинувшегося на полу, Харальда, Ника выскользнула в придерживаемую Дорганом дверь.

Трактир в этот утренний час был пуст, лишь из кухни раздавался грохот котлов и сковородок. Но все равно, прежде чем спуститься вниз и занять стол, Дорган, опустил на лицо капюшон, а Ника, не дожидаясь появления Бома Трактирщика прошла на кухню. Хозяйничавший там поваренок, быстро поджарил яичницу, принес холодное мясо и подогрел на плите медовый взвар. Он помог Нике донести сковородку со шкворчащей яичницей до их стола и почуяв потянувший из кухни запах гари, быстро убежал.

— Я узнал где живет архивариус Криспин. Как только ты поешь, мы отправимся к нему.

— Когда ты успел?

Дорган ограничился усмешкой, подцепив ножом кусок яичницы. Позавтракав, они отправились к архивариусу Криспину.

Эльф шел быстро со склоненной головой так, чтобы его лица не было видно из-под капюшона. Ника едва поспевала за ним, обходя вонючие луж и ручьи, текущие вдоль улицы. Один раз им чуть не пришлось залезть в такой ручей, чтобы пропустить мимо зеленщика который, громко зевая, толкал перед собой тележку с луком и свеклой. Прижавшись плечом стене и низко опустив голову, Дорган походил на отрешенного, погруженного в молитву, монаха. Улочка вывела их на небольшую, круглую площадь, выложенную разномастным булыжником. Посреди нее возвышалась каменная чаша фонтанчика, давно пересохшего, забитого землей и покрытого зеленым мхом. Дорган остановился, держась в тени стен.

— Посмотри налево. Видишь дом с балками покрашенными в синий цвет?

— Тот, напротив которого вывеска с башмаком?

— Да. В этом доме живет архивариус. Иди. Я буду ждать тебя здесь.

Собравшаяся, было идти, Ника остановилась.

— Но… я не знаю сколько пробуду у него.

— Я буду ждать столько, сколько потребуется.

— Зачем? Тут же совсем недалеко: от фонтана по прямой. Я правда не заблужусь.

Дорган поднял голову и по упрямо сжатым губам дроу, Ника поняла, что уговаривать его было бесполезно.

— Иди — велел он, поспешив опустить голову.

Проходившая мимо матрона с полной корзинкой свежих яиц, с любопытством покосилась на них. Ника не стала больше настаивать, оставив Доргана, она направилась через пустую площадь к дому с синими балками.

Тяжелым медным кольцом, она несколько раз стукнула в дверь, тоже выкрашенную в синий цвет. За нею никто не подавал признаков жизни. Прежде чем постучать еще, Ника посмотрела в ту сторону, где начинались, отходя от площади четыре улочки. В начале одной из них, в тени домов, замерла фигура, закутанная в плащ.

— Кто беспокоит меня в такой ранний час? — раздался над ней дребезжащий старческий голос, когда Ника уже отбила о медное кольцо всю руку, барабаня им в дверь.

Подняв голову, она разглядела в круглое смотровое оконце над дверным проемом, бледное морщинистое лицо. Это лицо тоже разглядывало ее.

— А! — обрадованно воскликнуло оно. — Так это кухарка!

Ника обернулась. Улица за ней оставалась такой же пустынной и никого, кто бы походил на кухарку на ней не было. Но вот заскрежетал, отодвигаемый засов и, дверь, скрипнув, отворилась.

— Входи-ка, милая, входи, — радушно пригласил ее все тот же скрипучий, старческий голос.

Ника вошла в темную прихожую, от которой вверх уходила крутая лестница. При свете, сочившегося из круглого оконца над лестницей, она разглядела, стоящего перед нею маленького старичка в ночном колпаке и халате на меховой подкладке, накинутом на длинную ночную рубаху.

— Судя по тому, что поднялась в такую рань, ты девица добропорядочная и не ленивая.

— Ну, вообще-то, да, — согласилась Ника.

— И ты не будешь обманывать меня, красть деньги и таскать продукты из моей кладовой? — изучая ее поблекшими глазами, строго спросил он.

— Ни за что, — заверила его Ника.

— Откуда, ты и как тебя зовут?

— Меня зовут Ника. Я из Иссельрина и пришла к вам за помощью.

— Ко мне? Чем я, такой старик, могу помочь такой молодой полной сил девушке? — хихикнул старик.

— Я слышала о вас, как о собирателе мудрости.

— Так, ты не кухарка? — расстроился архивариус.

— Нет, господин Криспин, я пришла к вам за помощью.

— Иссельрин, — старик задумался. — Бывал я в тех краях… А денег у меня нет и не проси.

— Вы не знаете мудреца по имени Зуфф? Может слышали о нем? — Ника набралась терпения, понимая, что разговор предстоит не из легких.

— Зуфф? — пробормотал Криспин, зябко запахиваясь в халат. — Пойдем-ка со мной.

По лестнице они поднялись к единственной двери, ведущей в кабинет старика. Все, его небольшое помещение, от пола до потолка было забито книгами. Старик подошел к громоздкому столу из черного дерева, на котором лежала книга и осторожно опустился в широкое кресло. Свет из двух окон падал прямо на разворот раскрытой книги.

— Зуфф… что-то очень знакомое, — проговорил Криспин, отдышавшись и вдруг, с просветленным лицом, осененным догадкой, воскликнул, хлопнув себя ладонью по лбу. — Да!

Ника подобралась, боясь дышать.

— Сейчас, сейчас… — архивариус, суетясь и кутаясь в халат, встал и потащился к громоздкому сундуку, занимавший проем меж окон.

— Так… так… где-то он у меня тут был спрятан. Я хорошо помню, что тут… — откидывая крышку сундука, бормотал про себя Криспин, перебирая его содержимое. — Вот!

И он извлек из него, какой-то желтый коровий рог.

— Вот! — держа его двумя руками, старик торжественно потрясая им, поплелся обратно к креслу. Он, заметно, устал.

— Его я приобрел в той деревне, которую проезжал, держа путь к Иссельрину. В те дни, помнится, я выгодно сбыл свое сукно в Градуэлле… Ту деревушку, кажется звали Дубы… Да… Там-то мне и принесли этот зуб дракона, а заплатил я за него сущие гроши… каких-то несколько жалких медяков… Хе-хе…

— Это зуб дракона? — удивилась Ника, теперь уже по-новому, взглянув на то, что сперва приняла за рог.

— Да, он самый. Только, видишь ли, из-за рун, что покрывают его, я не смог определить, какому дракону он принадлежал. Я хотел отослать его в Шед, магу Хеннелору, уж он-то разбирается во всем, что касается драконов. Ему ли о них не знать…

— Но…

— А ты, что здесь делаешь? — вдруг очнулся старик. — Разве тебе не пора давно быть на кухне?

— Но, я не кухарка. Я пришла насчет…

— Знаю, или ты считаешь, меня беспамятным стариком?

— Конечно, нет…

— Со мной, между прочим, считается сам Сэмюэль Борким…

— О! — Ника была уже совсем сбита с толку.

— Да… а он, не какой-то там, купчишка, а сам глава гильдии суконщиков… Да. Так вот, мальчишки той деревни нашли этот зуб возле каких-то пещер. Я, одно время попытался прочесть руны на нем, но потом забросил это занятие, а после и вовсе позабыл о зубе. Но точно помню, что из всего, что мне удалось разобрать на нем, было имя Зуфф. Ты и сама можешь посмотреть, глаза-то у тебя помоложе будут и зорче…

Чтобы не обидеть чудака, Ника, внутренне содрогаясь, взяла зуб дракона, повертев его так и этак. Размеры его впечатляли, и по всей покрывавшей его, пожелтевшей потрескавшейся эмали, шли витиевато вырезанные вдоль руны дворфов. Но посередине зуба, они были разделены, опоясывающим зуб зигзагообразным узором.

— Видишь, у самого его острия, с трех сторон вырезано имя Зуффа… — ткнул пальцем в стертый клык, Криспиан.

— Я ничего не могу разобрать, — Ника поспешила вернуть зуб архивариусу.

— Кухарка, — безнадежно махнул на нее рукой старик. — Этот драконий зуб был предназначен для Зуффа.

— А вы сможете, поподробнее разобрать, что здесь написано. Может там указано, куда надо было его доставить.

— Конечно. А тебе это зачем? Почему ты до сих пор не на кухне?

— Знаете, что! Давайте я состряпаю вам обед, а вы прочитаете руны. Идет?

— Кто? — старик вытянул морщинистую шею к окну, поправляя, съехавший на бок, ночной колпак. — Я никого не жду…

— На кухню «идет» кухарка, — вздохнула Ника, моля про себя, чтобы хватило ей терпения, — а вы читайте руны.

— Ступай на кухню. Не твое дело указывать мне… — беззлобно проворчал Криспин, не сводя глаз с зуба и нежно поглаживая его.

Аккуратно прикрыв за собой дверь, Ника спустившись по лестнице, вошла, в находящуюся под ней, темную с потемневшим от копоти и чада, потолком. При свете маленького оконца под потолком, Ника разглядела, сложенный из камня очаг, с чугунной плитой сверху. Над ней, на свисавших с потолочной балки крюках, свисали сковороды и котлы. Ника заглянула в небольшой чуланчик, где хранилась мука, мясо и овощи. Ища чем бы растопить печь, Ника думала, что недаром в мудрой сказке, говорится: «сначала напои, накорми, а потом расспрос держи…». Над нею, что-то, то ли упало, то ли громко хлопнуло. Она выпрямилась, с тревогой прислушиваясь. Может Криспиану стало плохо, может у него голодный обморок? Потянуло запахом гари и она растерянно глянула на холодную печь, которую так и не успела растопить. Бросив кусок мяса и котел, Ника понеслась из кухни: лестница вовсю полыхала бледно зеленым пламенем, обжигавшим своим холодом. Ника начала звать Криспиана, но в ответ из дверей кабинета, полыхнули языки зеленого пламени. Она выскочила за дверь, что бы позвать на помощь, однако возле дверей уже начал собираться народ. Узкий фасад дома архивариуса, зажатый с двух сторон соседними домами, был объят густым черным дымом, с прорывающимися сквозь него зелеными языками пламени. Вздувалась, лопаясь, синяя краска на балках дома. Со звоном лопнуло стекло круглого слухового оконца, над лестницей.

— Там архивариус! — кричала Ника, указывая на окна — Надо спасти его!

— Кто ж, туда полезет. Видишь уже поздно. Там, вон какой жар. Уж и косточки его давно испепелило — философски отозвался крепкий мужик, с жадным любопытством, наблюдая за горящим домом и людьми, бегающими и суетящимися возле него.

Забил в набат колокол на башне ратуши.

Кто-то бежал к колодцу на соседнюю улицу, сетуя, что фонтан забит, а то бы, куда как ближе и быстрее было таскать из него воду. Кто-то помогал жильцам соседних домов выносить вещи. Толпу, толкающей и сжимающей со всех сторон Нику, беспокоило одно: как бы огонь не перекинулся на соседние дома и, быстрее пожара, распространявшийся слух, что дом архивариуса подожгли. Кто-то видел, как в его двери, ранним утром входила простолюдинка. Кто-то, рядом с Никой, трагически понизив голос, рассказывал, что тетушка Грейс, идя по утру на рынок, заметила девицу простолюдинку, которую наставлял человек в черном плаще. Не иначе маг. Эту мысль, сразу же подхватили стоящие вокруг. Ведь стоит только посмотреть каким странным зеленоватым огнем горит дом архивариуса и не смотря на его сильный жар, ни одна искорка, однако, не упала на соседние дома, храни Вседержитель наш город. К пожару, через толпу пробирались стражники.

— Поступил донос о намеренном поджоге! — подняв руку в латной перчатке, громогласно, перекрывая шум толпы, провозгласил начальник дозора. — Все, кто видел, кого-то или, что-то подозрительное или приметил чужого у дома архивариуса Криспиана, подходите для доклада ко мне! Никому не расходиться, ибо площадь сию минуту будет оцеплена.

Ника начала потихоньку пробираться через толпу людей, бросившихся к Начальнику караула, докладывать о том, что лично видел каждый в это роковое для архивариуса утро. Ей нужно было выйти к началу той улочки, которая приведет ее к «Льву и звезде». Но напиравшая толпа, стремившаяся в противоположную сторону, отпихивала, уносила, кружила ее, будто безвольную щепку в речном водовороте.

Неожиданно, перед ней встала мощная фигура и крепкие пальцы железной хваткой, сжали ее руку. Ника взглянула в суровое лицо Харальда. Он кивнул и потащил ее за собой, буквально выдергивая из толпы. Толпа начала редела. Вокруг сновали люди, охваченные возбуждением и страхом. Харальд и Ника уже миновали площадь, и ни кто не обратил на них внимания, пока у начала улочки им дорогу не перегородил стражник.

— Эй! Куда это ты собрался, деревенщина? Сказано ясно оставаться… Уй…

Харальд резко и коротко ударил его своим огромным кулачищем под дых. Стражника скрючило и Харальд, подхватив его, аккуратно прислонил к стенке, там где было потемнее и где его не скоро заметят. Ника бежала за огромным варваром, не выпускавшим ее руки, едва успевая перебирать ногами. И все же она успела заметить, что они бегут не по улочке, что ведет ко «Льву и звезде», однако не менее темной и зловонной. Из бокового проулка к ним шагнула Ивэ с жестким, решительным лицом. Не сказав ни слова, она пошла рядом, подлаживаясь под широкий шаг Харальда. Так, быстрым шагом — бежать они не решались, чтобы не вызвать подозрения — их троица подошла к городским воротам. Возле поднятой решетки стоял коренастый Борг и зубоскалил со стражей. Он словно бы и не заметил, проходящего мимо, с двумя женщинами, Харальда.

— Говоришь, ищут деревенскую девку в сопровождении мужчины в черном? — нарочито громко, переспросил он стражника, чтобы его услышали товарищи, уже прошедшие под решеткой и выходя на дорогу из-под арки ворот.

— Где Дорган? — тяжело дыша, сбиваясь с быстрого шага, спросила Ника.

— Не волнуйся за него, — пропыхтел спешащий за нею дворф. — Он идет за нами.

— Поторопитесь! — обернулась к ним Ивэ. — До леса еще далеко, а погоню за нами могут пустить в любой момент.

— А Дорган?

— Дорган вернется… Не впервой… — прерывисто ответила Ивэ, не сбавляя темпа.

Ника обернулась. Над черепичными крышами города и над шпилем храма поднимались клубы черного дыма. Из окрестных лачуг, чуть ли не висящих над глубоким рвом, что шел вокруг городской стены, высыпал люд, с тревогой наблюдающих за дымом пожара и за бегающей по парапету стены, стражей.

С дороги свернули на едва заметную тропу к лесу. Ника волновалась. Дорган так и не появился. Успокаивало то, что Харальд уверено вел их по лесу, а значит, они, видимо, заранее договориться о месте встречи. Конечно, с Дорганом ничего не должно случиться, если не считать, того, что он темный эльф ненавидимый всеми. И если, идя таким темпом они не сделают привал, то он, уж точно, не сможет их догнать. Лес вокруг становился темнее и не пролазнее. Тропинка потерялась в зарослях и исчезла. Дремучие ели хмуро следили за чужаками, осыпая их колючей хвоей, хлеща по лицу ветками. Не слышно было птиц, только каркнула где-то в стороне ворона. Нике стало не по себе.

— Да не верти ты головой, — с досадой прошептала ей в спину Ивэ.

Это были первые слова, которые Ника услышала с тех пор как они углубились в лес, до этого времени шли молча Харальд впереди, за ним Ника, позади нее бесшумно двигалась Ивэ, так что Ника слышала, как за ней пыхтит, старавшийся не отстать Борг.

Они напали внезапно, на прогалине, бросившись на людей из-за густых зарослей. Сначала Нике показалось, что они наткнулись на стадо огромных медведей, пока не разглядела их свинячьи рыла и горящие разумной, лютой ненавистью кровожадные глазки. Эти создания двигались на двух ногах не хуже людей, а порой даже ловчее и быстрее. Их огромные лапы обращались с оружием умело, но ревели они как голодные медведи. Растерявшаяся, оглушенная, перепуганная Ника, как вкопанная стояла на месте, смотря на развернувшееся кровавое побоище.

Первым принял и выдержал внезапный, страшный натиск человекообразных медведей, Харальд. Не дрогнув, он одним взмахом боевого молота, расколол голову напавшего на него орка, и обратной отмашкой, расплющил харю, полезшего со спины, монстра.

Возле уха Ники просвистела стрела, потом еще одна над головой, попав, бежавшему прямо на нее, орку в глаз. Позади слышалось натужное эханье и уханье, это дворф своей секирой рубил напавшую жуть направо и налево. Ника наблюдала за побоищем так, словно оно ее не касалось вовсе, пребывая в каком-то странном оцепенении, пока перед нею не встал мохнатый огромный орк. Он, как-то, по собачьи оскалился: его верхняя темная губа нервно подрагивала, обнажая клыки. Он не торопился, видя безоружную, парализованную ужасом жертву. Орк утробно зарычал, а Ника вдруг пронзительно завизжала и упала на колени. Не понятно, каким образом в ее руке оказался стилет, она совершенно не помнила, как дотянулась до него. Не думая, она вонзила его в мохнатую лапу чудища. Орк взревел, а Ника быстренько, на карачках поползла от него, уже ничего не видя и не соображая. Мысль, что орк догонит ее, если она будет передвигаться подобным образом, заставила ее вскочить на ноги и пуститься от него во все лопатки. И все равно ей казалось, что она топчется на одном месте, едва передвигая ноги и сколько она не пытается оторваться от разъяренного орка, он все время находиться позади нее, настигая ее. Так, ничего не видя перед собой от панического страха, Ника угодила прямиком в объятия Доргана. Оттолкнув ее себе за спину, он увернулся от просвистевшей рядом с ним дубины, припечатавшей землю так, что от нее полетели комья, и несколькими взмахами сабель располосовал орку брюхо. Жалобно заурчав, мохнатый великан выпустил из лап дубину, начав оседать. Из-под прижатых к животу лап, била темная кровь, заливая землю. Нику замутило и она пошатываясь, побрела в кусты, где ее долго и мучительно выворачивало.

Еще чувствуя дурноту, Ника дрожа от слабости, вернулась на место боя. Срезанные кусты, утоптанная трава, взрыхленная земля — ничего не осталось от цветущей мирной лесной поляны. Везде лежали недвижные, окровавленные, изуродованные туши орков с разрубленными, размозженными головами или утыканные стрелами.

В стороне от места побоища, из-за деревьев, раздавались возбужденные голоса. Ника двинулась, было, туда, но ясно различив разговор, остановилась. Говорили о ней.

— … ей не дано быть воином. Она трусливый, жалкий человек и в один прекрасный день предаст всех нас. Неужели ни кто из вас этого не видит… — возмущалась Ивэ.

— Девочка, девочка… — урезонивал ее смущенный Борг.

— …или у мужиков враз отшибает мозги, как только они видят перед собой смазливую мордашку и соблазнительные формы, — не слушая дворфа, повысила голос Ивэ. — А, уж от тебя, Дорган, я подобного не ожидала. Только не от тебя. Чтобы твоей избранницей стала какая-то глупая гусыня… Ну, хорошо, ты испытал слабость, дрогнул, но обязательно было жениться на ней.

— Ивэ! — укоризненно прогудел варвар.

— Святые лучники Смарга! Чем она застит вам глаза! — закричала на него Ивэ. — Ну? Я понимаю, Борг и Харальд, но ты Дорган… Ты самый здравомыслящий из нас, ты-то почему идешь у нее на поводу? Поймите, наконец: она нам чужая. Она всех нас заставляет плясать под свою дудку. И этот пожар… Вы уверены, что она не приложила к нему руку…

И вот тут Ника и вышла к ним на небольшую полянку, по среди которой, стояла, уперев руки в бока, раскрасневшаяся от возмущения Ивэ. Мужчины, опустив оружие, молча внимали ей. При виде Ники, Ивэ неприязненно, с вызовом смотрела на нее. Мужчины же выглядели смущенными. Еще испытывая дурноту и отвращение ко всему на свете и к себе в частности, Ника болезненным голосом произнесла, ни на кого не глядя:

— Что же ты замолчала? Продолжай. Уж извини, но ты так кричала, доказывая всем, что я трус, что я все слышала, а потому отвечу тебе чтобы больше не было недомолвок и неясности. Да, я струсила. Я не могу убивать с такой легкостью как вы, а потому мне, действительно, не место среди вас. Для меня это не подвиг и не приключение. Если вы ловите кайф от подобного, — она кивнула в сторону недавнего боя — то меня тошнит от этого. Вы счастливы если нарываетесь на неприятности и в этом весь смысл вашей жизни. Да, я не умею драться, но я не предательница и не лгунья и я не поджигала дома архивариуса.

Она замолчала, поняв, что начала оправдываться перед Ивэ, а ей не в чем было оправдываться. Повернувшись, она пошла обратно к прогалине и миновав место битвы, направилась в сторону дороги не заботясь о том, что темнеет, а она не знает пути. Ей было все равно. Заблудится так заблудится, что с того. Обидой жгли, слова Ивэ, сказанные ею Боргу, когда дворф с беспокойством спросил в след удаляющейся Ники:

— Ты куда?

— Не зови ее. Пусть уходит. У нее, благодарению Смаргу, хватило ума все понять.

Да, она все поняла. Ника стиснула зубы, чтобы не расплакаться. Она поняла, что не столько слова Ивэ больно задели ее, а молчание Доргана, не сказавшего в ее защиту ни слова. Она страстно желала, чтобы ее разорвал встретившийся орк, и чтоб это осталось на их совести. Тогда-то они поймут, тогда-то они пожалеют… Дорогу ей преградил непонятно откуда появившийся Дорган. Ника, не глядя на него, попыталась его обойти, но он схватив ее за плечи, удержал.

— Куда ты идешь?

— На дорогу. Пусти.

— Ты забыла? Мы должны идти по ней вместе, — Дорган крепко держал ее за плечи.

— Спасибо, но я как нибудь сама… без тебя.

— Я твой муж.

— Ты не мой муж. Ты муж Фиселлы.

— Я муж Ники. Ну же, перестань сердиться и упрямиться, — Дорган притянул и прижал к себе, упирающуюся Нику. — Успокойся. И мой тебе совет: ничего не делай сгоряча. Вот сейчас ты разобижена на весь свет…

— Только не говори, что у меня для этого нет повода, — глухо проговорила, дернувшись в его объятиях Ника, прижатая лицом к его плечу.

— Конечно повод у тебя есть и Ивэ не права. Пообижайся на нее, но недолго.

— А, я вовсе не на нее обижаюсь, а на тебя. Ты смолчал.

— Говорить, что либо было бесполезно. Уж, если Ивэ заведется, то никакие доводы не заставят ее замолчать. В такие минуты, она слышит только себя, как ты сейчас слышишь свою обиду. К тому же, ее неправота так очевидна, что говорить, что-то ей, когда она…

— Ревнует?

— Хорошо, давай поговорим об, — он притянул ее к пню, сел на него и усадив Нику к себе на колени, обнял за плечи. — И уже больше не будем возвращаться к этому. Договорились?

— Ты любил ее?

— Я люблю ее и сейчас, она дорога мне. Я хотел любить ее как женщину, испытать к ней страсть и одно время, мне казалось, что меня действительно влекло к ней… нам обоим казалось, но Ивэ сделала свой выбор в пользу Харальда. Дай ей время. Не легко отказаться от того, что кажется останется твоим навсегда. Может разведем костер, ты уже дрожишь от холода.

— Ты… уйдешь к ним?

— Нет. Останусь с тобой.

— Но…

— Они поймут.

Ника с благодарностью обняла его. Все-таки она знала, что Дорган не оставит ее. Они не пошли дальше, а разожгли костерок здесь же. Немного погодя, к нему вышел Борг, Харальд и, ни на кого не глядевшая, Ивэ.

— Не пустишь ли старых приятелей погреться к своему костерку, а, эльф? — попросился дворф, скинув с плеча свою секиру.

— С чего это, вдруг? — насмешливо приподнял бровь Дорган.

Варвар, не дожидаясь ничьего приглашения, подтащил к костру бревно и, усевшись, на него потянул за собой Ивэ.

— А, может, мне не нравится компания тех дохлых орков с которыми ты нас оставил? — ворчал дворф, устраиваясь на бревне.

— Нам, может предпочтительнее компания друзей, — поддакивал ему Харальд, выказывая неплохие дипломатические способности.

Дворф одобрительно глянул на него, пряча довольную улыбку в бороду.

— Если, конечно, Ника не против, — вдруг добавила Ивэ.

Успокоившаяся Ника, уже раскаивавшаяся, в том, что стала причиной размолвки между друзьями, с удивлением взглянула на нее, никак не ожидая, что жена Харальда сделает первый шаг к примирению, а то, что это был, именно он, не было сомнения. Она внимательно посмотрела на Ивэ и сдержанно кивнула.

— Конечно, присаживайся.

Видимо в ней еще не совсем утихла обида на нее. Ивэ тут же села рядом с Никой.

— Я ведь не знала, — горячо зашептала она ей на ухо. — При мне Дорган выдернул из лапы орка твой стилет. Он сказал, что ты ничем не была вооружена, кроме него и все же пустила его в ход.

Все-таки, честная натура Ивэ, взяла вверх над ревностью. Такое открытое признание своей неправоты, тронуло Нику, чуть ли не до слез и та обида, что еще оставалась в ее душе, растаяла, словно грязный снег под весенним солнцем. В ответ Ника пожала ей руку, чувствуя ответное пожатие руки Ивэ. Она подумала, что навряд ли сама была способна на такой поступок.

— …коней жалко. Хорошие кони. Повезло же этой крысе Бому… — сокрушался Борг, не обращая внимание на спорящих варвара и дроу.

— Да, чтоб мне своим собственным молотом стукнуло по башке! — кипятился варвар. — С чего ты взял, что огонь в котором сгорел дом архивариуса, был магическим? Ничего я в нем магического не заметил и жегся он так же, как пламя вот этого костра.

— И тебе не показалось странным, что он не перекинулся на соседние дома? Ни одной искры не упало на их крыши, а ведь дул ветер.

— Верно, — озадачено почесал затылок Харальд, сняв свой рогатый шлем и пристроив его на колене. — Чтоб меня раздуло от того кислого пойла, что Бом называл вином. У тебя, прямо таки змеиные глаза, дроу, хотя ты вечно жалуешься, что слепнешь от дневного света, что крот, однако ты все успеваешь примечать.

— Это потому, что я смотрел на пожар, пока ты пытался тушить его вместе с горожанами.

— Считаешь, что это было бесполезным делом?

Дорган кивнул.

— Совершенно бесполезным, потому что это был Драконий огонь.

— Так! — хлопнул по колену Борг и посмотрел на Нику. — Расскажи-ка нам все, девочка.

— Драконий зуб с дворфскими рунами на нем, — насупил он густые брови, когда Ника все рассказала им. — Это был способ древних дворфов, прятать то, что не должно было попасть в чужие руки. Тайник. Вот что это было. Как только такую штуку пытаются открыть без надлежащего заклинания, она загорается сама и сжигает того кто попытался его вскрыть.

— Архиварус сказал тебе, что-нибудь о Зуффе? — спросил Дорган Нику.

— Да, — кивнула она. — Он прочитал его имя вырезанное на зубе дракона — Он хотел… хотел…

— Ну, ну… успокойся, девочка, — грубовато погладил ее по плечу, утешая, Борг и вздохнул. — Плохо то, что с гибелью Криспина, мы потеряли единственную ниточку, которая привела бы нас к этому Зуффу.

— Перед тем, как читать руны на драконьем клыке, он упоминал Хеннелоре, мага из Шеда, — вспомнила Ника. — Он говорил, что хотел отправить этот клык ему, потому что он, как никто знает о драконах все. Типа эксперта.

— И чем нам может помочь этот маг, — нахмурился, силясь разобраться во всем, Харальд.

— Дай мне свой молот, сынок, — вздохнул Борг. — чтобы я мог стукнуть им разок, по твоей бестолковой башке.

— Так, я, что ж…

— Я тоже не могу понять, что это нам даст, — поддержала Харальда Ника.

— То, что этот Хеннелоре, может знать, кто победил такого то дракона у Черных скал и значит кто является владельцем драконьего зуба. А узнав это, мы узнаем и то с кем этот маг или воин водил дружбу. И может статься, что услышим имя этого Зуффа, — пояснил дворф.

— Теперь-то, все ясно… — кивнул Харальд.

Это была слабая надежда, вновь выйти на след таинственного Зуффа, но она была.

— Кто нибудь знает где этот Шед? — спросила Ивэ.

— Где-то возле приграничных, с орочьими, землях, — ответил Борг.

— Значит нам предстоит нелегкий путь по необжитым местам, а Ника не воин, — задумчиво произнесла Ивэ, наблюдая за игрой огня.

— Вот ведь упрямая девка! Опять за свое! — с досадой плюнул дворф.

Не обращая внимания на его ругань, Ивэ, взглянув на Нику, продолжала с тем решительным выражением лица с которым она не позволяла ни кому перебить себя, ни сменить тему разговора.

— Никто из нес не знает с чем нам придется столкнуться и может случиться так, что в решающий момент, мы не сможем оказаться рядом с Никой. Все мы понимаем, что значит отвлекаться во время боя. Сможет ли каждый из вас, с уверенностью сказать, что сумеет всегда защитить ее, а ты, Дорган, все время присматривать за ней. Даже если мы дадим ей, какое нибудь оружие, сумеет ли Ника воспользоваться им как должно?

— Теперь я, ничегошеньки не понимаю, — развел руками Борг. — Что ты этим хочешь сказать?

— Только то, что нас по рукам и ногам, свяжет мысль о ее безопасности. Либо она даст нам возможность действовать в любом случае уверенно, не оглядываясь все время на нее, зная, что она вполне сможет защитить себя. Либо мы так и будем ходить за ней по пятам, присматривая за каждым ее шагом.

— Что ты надумала, Ивэ? — насторожился Дорган.

— Пусть я потеряю время, обучая ее простым приемам владения клинком, зато потом, буду уверенна, что она всегда сумеет дать отпор.

— Ты, что, собираешься обучать ее? — сварливо спросил Борг. — А, между тем, если ты еще не забыла, у нее есть муж.

— Точно, — подхватил Харальд. — Как и у тебя, кстати.

— Муж? — хмыкнула Ивэ, насмешливо поглядев на мужчин. — Будто вы не знаете, чему Дорган будет обучать свою жену и какое оружие для этого применит как только они останутся одни.

Дворф и варвар покатились со смеху. Ника вспыхнула, а Дорган, криво улыбаясь, бросил такой взгляд, полностью подтвердивший слова Ивэ.

— Теперь, ясно, почему Нику должна обучать, именно я, — решительно поставила точку на этом разговоре Ивэ и вдруг спохватившись, добавила. — Если, разумеется, Ника не против.

— Ее мужа ты, конечно, не спрашиваешь? — недовольно заметил Борг.

— Дорган?

— Сколько тебе понадобиться времени для того, чтобы обучить Нику?

— Седьмицы две, не меньше, — прикинув, не уверенно ответила Ивэ.

— Эк, хватила, — тут же недовольно возразил дворф. Ее идея, ему решительно не нравилась. — За две недели невозможно научит прилично драться. Мы только бестолку проторчим на одном месте, потеряв кучу времени.

— И, что мы будем делать все эти дни? — поддакнул тестю Харальд. — Смотреть, как вы машете друг перед другом прутиками и опасться, как бы вы ненароком не попали друг дружке в глаз?

— А, вы и не будете смотреть на нас, потому что мы уйдем в такое место, где нам никто не помешает, не будет соваться к нам со своими советами под руку и задирать нас насмешками.

У Харальда вытянулось лицо.

— Не хочешь ли ты сказать, что на все это время, я должен лишиться своей женушки? — вскинулся он и живо повернулся к Доргану за поддержкой. — Не знаю, как ты смотришь на эту причуду, но я такого не потерплю.

— Потерпишь, — отрезал дроу. — Ивэ рассуждает здраво: мы не можем знать, что нас ожидает впереди и сможем ли мы все время, безотлучно находиться при Нике.

— Борг! — взревел варвар, бросившись за поддержкой к тестю. — Скажи, хоть ты!

— Я тебе вот, что скажу, сынок, — положил руку на его могучее плечо дворф. — Пусть бабы себе потешаться, мы тоже времени терять не будем. Если выйти на дорогу, то в миле отсюда есть один придорожный кабак… Смекаешь? — подмигнул ему Борг. — Ага! Вижу смекнул… Посидим себе… спокойненько… и никто ни тебя, ни меня не будет донимать за лишнюю кружку пива.

— Ну, ну, — сверкнула на них глазами Ивэ. — Только будьте добры, по прошествии этих, двух седьмиц, твердо держаться на ногах и соображать хоть самую малость. Большего от вас требовать, по видимому, бесполезно. А, ты, что собираешься делать? — спросила она Доргана. — Ни за что не поверю, что будешь вместе с моим муженьком и отцом накачиваться пивом.

— Постараюсь разузнать дорогу в Шед, — улыбнулся эльф. — Ну, а потом, присоединюсь к ним в кабаке, где вы всегда сможете найти нас.

Ника с интересом посмотрела на него, гадая, каков эльф в сильном хмелю. «Забавно» — улыбнулась она. Но Дорган смотрел на нее без улыбки. Харальд задумчиво оглядывал кусты и двоф приготовился провести эту ночь у костра один. И тут Ивэ заявила:

— Тогда мы уходим сейчас же… — и пресекая возражения Харальда, открывшего было рот, отрезала: — Чем скорее мы начнем, тем скорее к вам вернемся. Пошли Ника.

Нике осталось только подчиниться. Подобрав свой плащ, она пошла за решительно настроенной Ивэ, обернувшись, напоследок, с извиняющейся улыбкой на, уничтоженного таким поворотом, Доргана.

— Да, и помните, — остановилась Ивэ, — что никакие глупости не должны отвлекать нас от обучения. Словом, если увижу, хоть одного из вас на нашей стоянке, то срок учебы продлится еще на седьмицу — безжалостно добавила она, и зайдя за дерево, канула в ночи.

Дорган и Харальд уныло переглянулись, Борг же довольно хмыкнул: эту ночь, он все же, проведет у костра не один.

Как ни был утеснен и оскорблен в своих законных супружеских правах Харальд, но ему пришлось уважать решение Ивэ, а это, можно было с полным правом считать значительным прорывом в его самосознании, потому что в укладе жизни северных варварских племен, женщины в шкале их ценностей занимали место, где-то между куском ткани и лошадью, на которых их, собственно, и выменивали. Разумеется и присутствие отца Ивэ, Борга, как и ее друга и воспитателя Доргана, обуздывали его собственнические порывы. Ведь вряд ли, сама Ивэ могла ему что-то доказать, даже со своим независимым характером.

Проведя ночь у костерка, который они развели неподалеку от костра мужчин, Ивэ и Ника встав чуть свет, вышли из леса на дорогу и миновав придорожный кабак, зашли в деревню, где выменяли головной платок и передник Ники на поношенные кожаные штаны и корзину с продуктами, выложив за них еще несколько монет. После обмена, покинув деревню, женщины свернули на едва приметную тропу, ведущую через рощицу в глубь густого леса. Как им рассказали в деревне, по ней они должны были прийти к охотничьей избушке. Не беспокоясь, что они могут заблудиться, Ивэ расспрашивала Нику о том, держала ли она раньше оружие в руках.

— Нет, не держала, — ответила Ника, расстроив Ивэ.

— Одного не пойму, как ты сумела выжить в Подземье? — удивилась она. — Или он и там не отходил от тебя ни на шаг.

— Ни на шаг? — переспросила Ника, понимая, что выглядит глупо.

— Понимаешь, до сей поры у него не имелось слабостей, теперь его легко напугать, если тебя не окажется рядом дольше минуты. А потому не трудно догадаться, что в Подземье он вился над тобой, что птица над птенцом.

— Конечно же, нет. Он не раз оставлял меня одну. А один раз ему даже попало от меня.

— Шутишь? — остановилась Ивэ. — Как это случилось.

— Случилось…? К-камнем.

— Камень?

— Да, — кивнула Ника. — Я ими швырялась.

— Камнями? И ты попала в Доргана? — недоверчиво спросила Ивэ.

— Как-то, я оставалась одна и, чтобы не было так страшно, собрала камни, а потом услышав подозрительные звуки, стала швыряться ими в ту сторону откуда они раздавались, ну и угодила Доргану в лоб.

Отсмеявшись Ивэ, продолжила распрос.

— Как он, дроу, не смог тебя заметить в пещере, где видит так же хорошо, как мы днем?

— Он окутал меня сферой тьмы и на мне был амулет Бюшанса, который похоже тоже начал действовать, когда Дорган окутывал меня тьмой.

— Но тогда у тебя сильная рука и хороший глаз, а это уже, что-то.

Пройдя через густой малинник, они вышла на небольшую полянку, посреди которой стояла хижина. Немного отдохнув и подкрепившись, женщины принялись ее обустраивать. А поздним вечером, у костра, Ника взяв нитку с иголкой, ушивала штаны. Утром она выстирала их в ручье, что пробегал в десяти шагах от хижины, скрываясь в высокой траве. После завтрака, Ивэ дала ей легкую саблю, которой снабдил ее Дорган, и когда Ника машинально взяла ее, задумчиво посмотрела на свою ученицу.

— Что ж, похоже ты представляешь, как пользоваться оружием, хотя заметно, что в руках ты его не держала.

— Вообще-то, я могу догадаться, что держу в руках не кочергу, — Ника поднесла саблю к лицу.

Ивэ показала ей несколько простых движений, которые она должна была повторять раз за разом, доводя до полного бездумного повторения. Сама же, взяв корзину, ушла в малинник. Когда она вернулась, то увидела, что Ника, вместо того, чтобы повторять заданный урок, целясь в ствол сосны, бросает в него стилет.

— У меня уже рука онемела, бесконечно повторять одно и тоже, — пожаловалась Ника, метнув стилет в истыканный ствол.

— Будем чередовать, — решила Ивэ.

Так у них и повелось, что занятия фехтования сменялись метанием ножа. И все это время, они не прекращали спорить о применении магии в поединках и никак не могли прийти к соглашению. Каждая упорствовала, стоя на своем.

— Ты должна понять, и я не устану повторять тебе это, что противник не гнушается ничем и уж всяко, при удобном случае, постарается использовать против тебя магию, если владеет таковой, чтобы уничтожить.

— Что такое воинское искусство, Ивэ? В том, чтобы показать какой ты крутой, как виртуозно умеешь рубить и махать оружием, еще и магии подпустив? Чтоб боялись. Или, достичь такого уровня, чтобы прекратить бой в самом его начале.

— Спору нет, лучше предотвратить схватку в самом начале, не дав ей разгореться, — кивнула Ивэ. — Но, тебе этого не позволят. Все хотят покрасоваться, показать, что удачливее и искуснее тебя, а уж потом применить магию.

— Вот-вот, и если сразу обезоружить противника, то он не сумеет ей воспользоваться.

— Ника, это доступно только искусным мастерам, таким как Дорган. Сейчас же, мы ведем речь о тебе. А ты не достигла даже самых простейших навыков.

— Ну и что! Зато я никого не обманываю и не собираюсь делать этого, применяя магию.

— Легче всего, вот так оправдать свою лень, — фыркнула Ивэ. — Ты не хочешь потрудиться, ноя, что ты посредственность и, мол, не хочешь никого обманывать, а стало быть, нечего возиться с обучением. Даже самый простой взмах саблей должно оттачивать месяцами.

— … тогда, как у нас всего полторы недели, — закончила Ника. — Какой, вообще, во всем этом смысл.

Ивэ только руками развела: ну, что с ней поделать? Все эти дни, она учила Нику простейшим приемам фехтования: выпад, уход, отбить удар, укрыться от удара. И чем дальше, тем не довольнее становилась Ивэ, понимая всю безнадежность затеянного.

— Скажи, что у тебя в руке? — раздраженно поинтересовалась она у Ники.

— Сабля.

— Да? А, я думала, что это иголка, которой ты бестолково тычешь во все стороны, словно слепая старуха.

— Но…

— Держи саблю крепче. Почему я, все время, выбиваю ее у тебя из рук? И не напрягайся ты так, иначе быстро устанешь…

— Что это ты делаешь? — спросила Ника, этим же вечером, когда Ивэ начала производить странные манипуляции с горшками, черепками битых горшков и веревкой, ссыпая черепки в горшки и связывая их вместе веревкой.

— Хочешь поразвлечься этой ночью? — озорно блеснула глазами Ивэ.

— Хочу. А, что намечается вечеринка?

— Вечеринка? Еще какая! Видишь эту ловушку? Она на моего муженька. Сегодня ночью, он точно попытается проникнуть ко мне в хижину и я с нетерпением буду ждать его — Ивэ подмигнула Нике, добавив — Мне ли не знать, сколь долго он сможет обходиться без меня — и молодые женщины, хихикая, взялись за дело.

Харальд появился, когда миновал полуночный час. При ярком лунном свете было хорошо видно, как он крадется к темной хижине. Его боевого молота при нем не было, а сам он, в волчьей безрукавке, длинными волосами смешивающимися с ее серебристым мехом, казался огромным диковинным зверем, вышедшим на охоту. Прокравшись к остывшему костровищу, он исследовал, оставленный котелок, допил оставшийся в нем отвар из трав и бесшумно двинулся к хижине, обойдя ее вокруг в поисках какой-нибудь лазейки. Задрал голову, осматривая крышу, потом легко запрыгнул на нее и не найдя там отверстия дымохода, через которое можно было бы проникнуть внутрь, легко спрыгнул наземь, тихо ругнувшись, когда угодил в крапиву. Оставалась дверь. Он коротко стукнул в ее доски раза три, когда понял, что его жена крепко спит и не слышит его. Все еще медля и не решаясь войти, он негромко позвал ее по имени и, только тогда, осторожно, так что дверь не скрипнула, приоткрыл ее, бесшумно проскользнув внутрь хижины. Послышался грохот и звон разбившихся горшков, громкие проклятия Харальда, который тут же выскочил из хижины и огромными прыжками понесся от нее прочь, гремя волочившимися за ним на веревке, опутавшей его шею и плечи, уцелевшими горшками. Ника и Ивэ, до этого, давясь от смеха, наблюдавшие за ним из-за кустов, теперь хохотали до икоты и судорожных колик.

К концу первой седьмицы своего обучения, Ника уже довольно крепко держала саблю в руке и старательно отбивала нехитрые удары, но выдержать быстрый натиск той же Ивэ не могла. Она была способна продержатся против посредственного, не обладающей силой, противника, от силы минуту-две.

— Не передумала на счет магии? — в который раз спросила Ивэ, выбивая из рук Ники саблю.

— Нет…

— Зря, ты упорствуешь.

— И ты знаешь почему.

— Так, ты никогда не поймешь на что способна? — сдула со лба пушистую прядь волос Ивэ. — Я же предлагаю тебе, с помощью магии, открыть свою потаенную силу о которой ты даже не подозреваешь. Если ты, хоть раз, была свидетелем стоящего поединка, тебе останется только в деталях припомнить его и тело само начнет повторять движения поединщиков. Ты, обучишь саму себя. Тут важно, чтобы ты видела бой настоящих мастеров оружия. Думаю, находясь рядом с Дорганом долгое время, об этом не стоит беспокоиться.

Ника задумалась.

— Это, что-то, вроде, ускоренного курса обучения?

— Д-да, — немного неуверенно отозвалась Ивэ, не поняв вопрос, но решив, на всякий случай поддакнуть: — Твоя память и знания будут учить тебя и уж тогда пощады, от самой себя, не жди. Это будет жесткое обучение, по сравнению с которым мое, покажется тебе детской забавой.

— Я согласна.

А на следующее утро, проснувшись, она не обнаружила Ивэ в хижине. Она ушла, ничего не сказав, не предупредив Нику, а та даже не слышала, как она уходила. Выйдя на порог, Ника потянулась, радуясь утренней свежести и тишине. Розовый рассвет окрасил в теплые оттенки влажные от росы, белоснежные цветы люпин и мальв, видневшихся среди высокой густой травы. Мира коснулся начинающийся день. Ника умылась ледяной водой ручья, живо придя в себя и пользуясь, неожиданно выпавшими, свободными от обучения, минутами, скинула штаны, натянув на себя юбку. Приготовила завтрак, поджарив на плоском, раскаленном на костре, камне, лепешки, заварила отвар из свежих трав, а Ивэ все не возвращалась. Тогда, взяв корзинку, Ника отправилась к малиннику. Ветер, приятной прохладой обдувал лицо, перебирал ее длинные волосы, донося до нее сладкий запах перезрелых ягод. Солнце уже высушило росу на траве и листьях и Ника смело влезла в малинник, где алела, крупная, истекающая соком, темная малина. Ника вдоволь лакомилась ею, не забывая пополнять корзину. Малины было много и каждая ягода дразнила ее своей особой спелостью, так что Нике трудно было остановиться. Сок бежал по рукам, пальцы стали липкими от него, а губы малиновые. Ее распущенные волосы запутались в колючих ветвях кустарника и пришлось наклониться, чтобы выпутать зацепившиеся пряди, а когда она выпрямилась, увидела, стоящего в нескольких шагах от нее Доргана. Его появление было так неожиданно, что Ника не сразу поверила себе. Она растерянно смотрела на него не зная, что сказать. Так они и стояли, не говоря друг другу ни слова.

Гладко зачесанные назад волосы эльфа, открывали темное, скорбное лицо, чьи черты, казалось, еще больше истончились. Камзол был глухо зашнурован, до самого подбородка. Не в силах выносить его тоски, Ника опустила глаза и вдруг, вскинула их, посмотрев ему в лицо, прояснившемся взглядом, облизнув темнеющие малиновым соком, губы. Извечный искушающий, сбивающий с пути жест Евы, соблазняющей Адама. Дорган все понял и со слабой улыбкой покачал головой. Ника закусив губу, смотрела на него с уверенностью женщины, знающей, что перед нею все равно не устоят. И Дорган не устоял. С потемневшим взглядом, он подался к ней…

— Ника! Ни-ика! Ты где?! — послышался зов Ивэ.

Ника приложила палец к губам и обернулась в ее сторону, не думая отзываться, а когда посмотрела на Доргана, его уже не было. «Правильный, да? — улыбнулась Ника, покачав головой. — Сам не оступиться и мне не даст».

Она вернулась к Ивэ, уже беспокоившейся из-за ее отсутствия, выйдя к хижине с независимым видом. Но Ивэ трудно было провести.

— Приходил? — спросила она, взглянув на Нику и когда та кивнула, решительно потребовала — Теперь постарайся забыть о нем. Сядь на камень и, не упуская ни одного движения и жеста, припомни ту схватку, которая произвела на тебя особо сильное впечатление, пока я буду готовить снадобье.

Пристроив корзину с малиной под тень ели, укрыв ее листьями лопуха, Ника села на прогретый солнцем камень и попыталась вспомнить какой-нибудь фехтовальный поединок из фильма «Три мушкетера». Но впечатление от встречи с Дорганом было сильнее. Тогда она попыталась вспомнить его бой с Утегенталем, но вместо этого начала думать о том, что на самом деле, не заслуживает той любви, которую невольно внушила эльфу. Через какое-то время, она оставила тщетные попытки припомнить какие-нибудь разборки со шпагами и мечами, потому что кроме мордобоя из боевиков, ей ничего на ум не шло и стала просто наблюдать за Ивэ.

Разложив вокруг себя травы и камешки, Ивэ дождалась когда, в подвешенном над костром, котелке закипит вода, тогда сняв его с огня, поставила на землю, потом начала опускать в котелок травы, что-то, при этом, нашептывая. Некоторые травы она просто окунала в кипяток и откладывала рядом, на землю. В это время, она была похожа на обольстительную ведьму с распущенными по плечам, рыжими волосами с зелеными глазищами и сосредоточенным одухотворенным лицом. Ее полные губы двигались в беззвучном шепоте. День был пропитан солнцем, в траве стоял неумолчный стрекот кузнечиков, в ветвях расшумелись птицы. Мимо грузно пролетел шмель. Пахло солнцем и медовыми травами, а во рту стоял вкус малины. Ника разомлела. Какие драки, какие бои? Зачем все это?

Когда травы были заварены, Ивэ закрыла котелок деревянной крышкой и нараспев читая заклинание, гортанным, отрывистым голосом, сняла с шеи, висящий на шелковом шнурке камень, черный, словно уголь. Откинув крышку котелка, она опустила его в отвар, не прекращая читать заклинание. Ровная поверхность воды, забурлила белым ключом, а камень из черного сделался прозрачно изумрудным, постепенно обретая ярко желтый цвет, переходя к нестерпимому накалу белого, пока глаза не резануло мгновенной яркой вспышкой. Когда Ника решилась открыть их снова, камень, который Ивэ повесила на шею, вновь стал угольно черным.

Прикрыв котелок крышкой, Ивэ поднялась, взяла клинок и начала делать им медленные движения, изображая выпады, удары, замахи. Ника завороженно наблюдала за ее плавными, но четкими движениями, понимая, что Ивэ хотела расшевелить, разбудить ее память. Но кроме элегантных мушкетерских поединков и дерзких боев, таинственного Зорро, ничего припомнить не могла.

Когда нежно розовые краски заката, сгустились до трагично багряных, Ивэ, подошла к котелку, осторожно зачерпнула настой кружкой и поднесла ее Нике. Она приняла полную кружку настоя и без всяких возражений выпила ее всю, чувствуя себя виноватой за то, что все труды Ивэ пропали зря и ее ждет очередное разочарование. Настой имел пряный, горьковатый вкус, но пить его было приятно.

— Все дни, что ты будешь его пить, тебе нельзя принимать пищу, — предупредила ее Ивэ. — Думай только о поединках и о победе. Желай ее всей душой.

Ника, держа в руках пустую кружку, едва слышала ее: на нее, вдруг навалилась сонливость, которую она не в силах была перебороть. Ей было стыдно перед Ивэ, но она ничего с собой не могла поделать. Голос Ивэ удалялся от нее и ей так и не удалось выслушать свою наставницу до конца.

Всю ночь ей снились странные сны: то она в широкополой шляпе с пером и мушкетерском плаще ведет полный шалости дуэльный поединок, то, не позволяя своему противнику содрать с себя маску Зорро, загоняет его под потолок, где они ведут рискованный бой. Однако ей не повезло: ее сбрасывают вниз и она понимает, что сейчас разобьется, но ловко приземляется на пол и вот она уже не Зорро, а стремительный Джет Ли и дурашливый Джеки Чан, с удовольствием укладывавшие своих противников направо и налево. Поднявшись утром, вопреки ожиданию, с ясной головой, она подивилась, что вот ведь присниться же такое. Даже не умывшись, только успев натянуть штаны и рубаху, Ника взялась за клинок. То медленно, то быстро она начала повторять все те движения, что ясно проносились в ее сновидении. Иногда сабля была не нужна и она попросту отбрасывала ее, но потом хваталась за нее снова. Заканчивая, она начинала все опять. Вечером, потрясенная Ивэ, как-то неуверенно протянула ей кружку с настоем. Едва удерживая ее, дрожащими руками, Ника выпила его и утерев с лица пот, повалилась на землю, заснув мертвым сном. И опять ей снились до жути реальные сны. Крадущийся ниндзя с молниеносной реакцией и неожиданными смертельными приемами. Костедробильный тайский бокс и полные философского смысла боевые приемы шаолиньских монахов. И опять ей пришлось днем повторять все то, что она видела во сне ночью. Это заняло у нее целый день и половину ночи. Ивэ находилась при ней неотлучно, с ужасом и восхищением смотря на то, что вытворяет ее ученица. Несколько раз ей приходилось спасаться от нее бегством. Она терялась, не понимая откуда Ника могла видеть подобные драки и как все это применить к владению саблей. Правда когда Ника начала кружить по поляне с шестом, что вытащила из крыши, куда запрыгнула одним махом, не хуже Харальда, Ивэ воспрянула духом. Ближе к рассвету, Ника рухнула как подкошенная, так и не выпустив из рук шеста. Она проспала сутки, очнувшись на рассвете следующих, обнаружила возле себя Ивэ.

— А настойчик-то здорово вставляет, — хрипло засмеялась она. — Дашь еще?

— Ты, что снова видела сон? — перепугалась Ивэ.

— Нет, но… он так забирает… какую траву ты туда набухала?

— Нет, не дам… С тебя достаточно. Где ты всего этого нахваталась? Знала бы, дала тебе только одну кружку. Сегодня сама, без настоя, повтори все то, что выучило твое тело и немного приди в себя. Я посмотрю. Если с тобой будет все в порядке, выпьешь то, что осталось и если сны будут повторятся, значит запас твоих знаний исчерпан. Но тебе с лихвой хватит и этого.

Ника открыла было рот, что бы возразить, сказать, что с ней все в порядке и ей очень хочется узнать на что еще способно ее тело, но закон ниндзя и учение Шаолиня гласит: слово учителя — закон.

— Хорошо, сэнсэй, — покорно произнесла Ника. Ивэ странно посмотрев на нее, ушла в хижину, окончательно продрогнув от предрассветного холода.

А Ника попыталась подняться. Она не сказала Ивэ, что в эту ночь ей снились паркурщики, которых она считала чокнутыми ребятами, а потому с ужасом ждала предстоящего ей днем испытания — это было бы уже слишком. Все тело болело. Она чувствовала каждую косточку, мышцы ныли и горели огнем. С трудом поднявшись и сделав шаг, Ника чуть не заплакала от боли. Через силу, она заставила себя сделать медленные плавные движения «Летящего журавля», вдыхая туманный утренний воздух. Дальше пошло легче. Она медленно согнула руки, развернула ладони, чуть присев. Теперь «оборачивающий кулак — топчущая нога» и «раскрывающийся лотос». Она развернулась на одной ноге, вытянула руки и раскрыла ладони — «одиночная плеть», удар кулаком, стойка на одной ноге — «стойка лука — рубящий кулак», а за ним сразу же «расходящиеся кулаки». Ника убыстряла темп: подбивающий шаг… прямой удар ногой, стойка всадника… толчок ладонью… удар ногой… присесть… сделать заднюю подсечку… встать… перекрестное движение руками, удар ногой… ноги вместе, кулаки к бедрам, закрыть глаза… успокоить дыхание. По ее лицу текли крупные капли пота.

Кровь побежала быстрее, мышцы разогрелись, суставы вновь обрели гибкость и теперь каждое движение доставляло радость и приятное удивление от того, что она способна на подобные вещи. Мысли текли свободно. Ника отдыхала. К полудню из хижины появилась выспавшаяся Ивэ, застав Нику за повторением фехтовальных пассажей, села под деревом и начала наблюдать за ней. Так прошел день. Вечером они сидели у костра. Ника допивала остатки отвара, который ей дала Ивэ, сцедив его в кружку. На обсыпанном звездной пылью небосводе, царствовала полная луна. Что-то умиротворенно шептал лес. Ухала сова. Это был их последний вечер у лесной хижины. Ивэ не давало покоя, где Ника могла видеть подобные поединки, которые показывала ей эти два дня.

— Не в Мензоберранзане же. Дорган бы уже владел ими.

— Приходилось видеть кое-что, — нехотя проговорила Ника и вдруг спросила: — Ивэ, а что обо мне рассказывал Дорган?

— Что ты полукровка и что тебя держали в Мензоберранзане против твоей воли, выдернув из твоего мира — проговорила Ивэ, явно дословно повторяя слова Доргана. Повидимому, он не особо вдавался в подробности, рассказая друзьям о Нике.

— Все верно, — она помолчала. — Знаешь, сейчас я не могу говорить о своем доме… потом… Когда нибудь ты все узнаешь, но не сейчас. Без обид, ладно?

— Понимаю… Но твоего дома, наверное, давно уже нет. Ты бы оставалась с Дорганом… и с нами.

— Нет, он есть, — дрожащим, от подступивших слез, голосом сказала Ника. — Мама меня ждет. Она чувствует…

— Прости. Я не хотела, чтобы тебе было больно…

На следующее утро подошел их срок возвращаться к мужчинам и они отправились к придорожному кабаку, условленному месту их встречи.

Харальд и Борг сидели в безлюдном темном помещении и потягивая из огромных кружек ячменное пиво, поглядывали на открытую дверь. Они ждали, а потому сразу увидели входящих женщин. Радость их была бурной, а Ника вдруг поняла, что тоже страшно соскучилась по ним и немного приуныла, не увидев Доргана.

— Что ты лапаешь меня, как какую нибудь портовую девку, — между тем возмущалась Ивэ, отбиваясь от Харальда, пытавшегося усадить ее к себе на колени.

В кабак быстро вошел Дорган и Ника успокоившись, уселась за стол, подвинув к себе блюдо с холодной курицей. Дорган, молча устроился напротив.

— Так, ты научила чему нибудь Нику, или морила ее голодом? — ворчливо заметил Борг. — Смотри какая она замученная, одни глаза остались.

— Ты, что применила к ней магию? — недовольно спросил Дорган, все это время глядевший на беспрерывно жующую Нику.

— А, что мне оставалось делать, если она совсем не хотела обучаться — пожаловалась Ивэ, с трудом высвобождаясь из медвежьих объятий мужа, пытавшегося шептать ей на ушко нежности, которые были слышны в дальнем углу кабака.

Ника, пытавшаяся в это время оторвать от жесткой курицы кусок мяса, подняла на нее глаза и не разжимая зубов, глухо засмеялась.

— Ну так, что: отправимся дальше, или посмотрим, чем девочки занимались без нас все это время? — посмотрел на Доргана Борг.

— Ну, нет. Никуда я в следующие три дня не пойду… и с места не сдвинусь и женушка моя никуда не пойдет, — решительно воспротивился этому решению Харальд, обняв Ивэ за талию. — Я не видел ее целых две седьмицы, а ты хочешь, чтобы я тут же куда-то сорвался, не наглядевшись на нее?

— Да, отстанешь ты от меня вар-рвар… — потеряла терпение Ивэ, когда Харальд вновь, попытался усадить ее к себе на колени.

Борг, посмеиваясь, глядел на них из-под мохнатых бровей.

— Чему одна баба, может научить другую? — не обращая внимания на строптивость жены, философски заметил Харальд. — Ты, что, дворф, серьезно решил, что у них чего-то выйдет за эти две недели. Пусть даже и с магией. Клянусь, одноглазым Оррином, даже смотреть не стоит. Пойдем лучше, моя пташечка, отдохнем.

— Думаешь, если я твоя жена, можно тащить меня куда и когда тебе вздумается? И уж, точно твое мнение, обо всем этом, меня не волнует.

— Нет, конечно, нет, моя сладкая, — покладисто ворковал Харальд, пытаясь утихомирить разошедшеюся супругу.

Ивэ, повернулась к Доргану, по прежнему, наблюдающего за Никой, подперев подбородок кулаком.

— Ты можешь сам посмотреть, что умеет Ника. Это твое право. Ты убедишься, что мы не бездельничали, как некоторые, что день деньской хлебали в кабаке пиво.

— Давай, Дорган, выбей побыстрее у Ники клинок из рук и мы пойдем… отдыхать, — довольно засмеялся Харальд, которому удалось усадить Ивэ к себе на колени.

— Ты хочешь этого? — мягко спросил Нику Дорган.

Та, все еще пережевывая мясо, подняла на него глаза и неопределенно пожала плечами, показывая, что ей все равно и она сделает так, как решат остальные.

— Какую магию, ты к ней применила, Ивэ, что она никак не может наесться?

— Ты же знаешь, что я владею только одним магическим заклинанием, которому ты меня и обучил — Ивэ с досадой оттолкнула, целовавшего ее в шею Харальда.

— Ты приготовила снадобье из «Камня воина»?

— Да. Правда, Ника?

Ника опять, завязнув зубами в жестком курином мясе, кивнула.

— П-ф! — пренебрежительно фыркнул Борг. — Ты сделала крупную ошибку, дочка. Какому воинскому мастерству может научить бабья память: вышиванию, вытиранию соплей у младенцев, да тому, как варить похлебку? Что она видела-то?

— Если уж на то пошло, то лучше вспомнили бы, как ублажать мужей… — добавил Харальд, тут же получив от жены шлепок по губам.

— Даже если она чего стоящее и видела, — продолжал как ни в чем не бывало Борг, — то ничегошеньки не запомнила. Бабы, когда начинается настоящий мужской разговор, начинают реветь благим матом и звать на помощь. Вот и выходит, что с перепугу, вы, если даже, что и видели то, после, ничегошеньки не помните. Вместо того, что бы переводить магию, ты бы научила ее не бояться клинка и крепко держать его в руке. И того было бы довольно.

Вдруг, к радости Харальда, Ивэ сдалась, оставшись сидеть у него на коленях и покорно снося его поцелуи в шею. Сложив руки на груди и с вызовом посмотрев на Борга, она заявила:

— Предлагаю пари.

— Вот оно как! — в изумлении поднял брови дворф и покосился на Доргана. — Я может быть и принял бы пари, дочка. Но ты же знаешь, я не по части сабелек и, всяких там, шпажонок. Рубиться топором я мастак, а танцы танцевать с зубочисткой в руке, это не по мне. Может Харальд примет твое пари, да ему, я вижу, не до того… Разве что, Дорган, — лукаво взглянул не эльфа Борг.

— Что ж, мое условие таково: если победа будет моей, — он сделал паузу, подчеркивая, что так оно и будет, — то, я с моим побежденным противником, удаляюсь в лесную хижину на три дня. И эти три дня побежденный будет делать все, что я пожелаю.

— Вот это условие, так условие! — восхитился Харальд, от избытка чувств хлопнув по столу так, что на нем подпрыгнули тяжелые кружки, завистливо глядя на друга. А Ника подавилась и закашлялась.

— Очень надеюсь, что это условие устроит и моего соперника? — смеясь, Дорган хлопнул ее по спине и она закивала.

Вся компания, не откладывая дела, покинула кабак, предоставив дворфу расплачиваться.

Отойдя от дороги подальше в лес, они выбрали, боле менее, подходящее место для поединка, такое, чтобы никто их не видел и не вмешался. До Ники, вдруг, дошло, что сейчас ей придется сойтись с таким мастером клинка, как Дорган и она смотрела на него со страхом, не понимая почему, он не обнажает оружие и не начинает схватку.

— Ты будешь сражаться в юбке? — вкрадчиво спросил ее эльф.

— Ой! — и Ника тут же начала стягивать с себя ее, чем смутила мужчин, что поспешно отвели глаза, совсем не ожидая увидеть под юбкой штаны.

— Растяпа! — засмеялась Ивэ, немного волнуясь за нее.

Перехватив клинок поудобнее, Ника всем своим видом, выразила готовность к тому, что бы начать поединок. Но Дорган не двигался.

— Они когда нибудь начнут или нет, во имя девяти кругов Бездны?! — потерял терпение Борг — Долго ты еще будешь пялиться на бедра своей жены?! Пора бы уже начинать, парень…

— У тебя впереди целых три дня для этого, — напомнил ему Харальд.

— Действительно, — сдержано улыбнулся Дорган.

— Подождите, — спохватилась Ника. — У меня тоже есть условие. Я участвую в пари или как?

— Конечно, — приподнял бровь эльф. — Мы тебя внимательно слушаем. Особенно я.

— Если, вдруг, случиться так, что победителем окажусь я… просто предположим это… — обижено пояснила Ника, развеселившимся Харальду и Боргу. — То, там в хижине, все будет так, как это было при нашей первой встрече… хм… наедине…

Дворф и варвар перестали смеяться, увидев, как вытянулось лицо эльфа, а клинок в его руке, дрогнув, опустился.

— Ты, правда, собираешься так поступить со мной? — недоверчиво спросил он.

Ника кивнула.

— Что ж, ставка действительно высока, — покачал он головой и сделал непроизвольное движение вперед.

Ника тут же приняла, «мушкетерскую» стойку: широко расставив ноги, чуть присев, и выставив клинок перед собой, отведя назад и подняв левую руку.

— Это, что же ты тут вытворяешь? — раскричался Борг. — Где это ты видела подобные непотребства! Ты же до начала боя уже выбила из парня весь дух!

Растерянная Ника выпрямилась, виновато глядя на смеющегося Доргана, в глазах которого играли чертики.

— Да, что у вас там произошло в этом, проклятом Подземье, девять кругов Бездны! Дорган, тысяча орков на тебя и троллей в придачу, что ты топчешься, точно сопляк, перед матерым воином. Выбей клинок из рук девчонки и, потом, делай с ней, что хочешь! — досталось и ему от дворфа.

Ника посмотрела на Ивэ и та кивнула, ободряя ее. И девушка сосредоточилась на поединке и только на нем.

По поводу того, что Дорган сейчас держит лишь одну саблю, отдав вторую ей, расслабляться не стоило. В то время, как он в бою мог одинаково владеть двумя руками, ее левая, хоть и была сильнее правой, но быстро уставала и можно не сомневаться, что он это заметит. Понимала Ника и то, что против него у нее нет никаких шансов, хорошо, если она сможет продержатся минуты три, используя то преимущество, что он не знал о ней, как о противнике ничего. Правда, это тоже лишь вопрос времени. Хорошо было и то, что она настроена на серьезную схватку, тогда как Дорган, просто решил дать ей немножко помахать сабелькой, которую потом быстро выбьет из ее рук. А вдруг, почуяв в ней, пусть и не равного ему, но чего-то стоящего, противника, он так просто не закончит боя, а будет «прогибать» ее до конца, выясняя все на, что она была способна. Все эти мысли пронеслись у нее в голове, пока они стояли друг против друга готовясь к атаке.

Дорган шагнул к ней, держа саблю на отлете, словно приглашая ее, напасть первой. Ага! Ну, конечно! Ника попятилась, выставив пред собой клинок, что бы сохранить дистанцию. Сердце бешено забилось, кровь побежала быстрее, она разволновалась, будто перед экзаменом по психологии. Дорган взмахнул клинком снизу вверх и Ника, еще ничего толком не сообразив, тут же отбила его выпад, вдруг почувствовав проснувшийся, азарт. Наступая, Дорган начал не торопясь осыпать ее простыми, незамысловатыми ударами, но как только Ника бойко отбилась от них, убыстрил темп так, что зевать уже было некогда. Вдруг он отступил, опустив клинок и окинул Нику одобрительным взглядом. Она же едва успела перевести дыхание, как последовала его новая атака. Теперь удары его сабли сыпались на нее со всех сторон и Ника только успевала поворачиваться, чтобы отразить их. Но чем упорнее, она сопротивлялась, тем искуснее и сильнее становился натиск Доргана и он уже не улыбался, а с интересом изучал ее. О том, что бы предугадывать его последующие движения, не могло быть и речи, хотя бы успевать уследить и отбиться от тех ударов, которыми он теснил ее сейчас. Вдруг он на какой-то миг открылся, якобы по невнимательности. Это было просто смешно. Что бы он и так облажался! Ясно, что это ловушка. Но Ника, рискнула, сделав вид, что поддалась на эту, его мнимую, оплошность, напав на него, но не в лоб, а сбоку, оттуда, откуда он не ожидал, пытаясь дотянуться до его плеча, хотя бы задеть его. Но он быстро поднял клинок в бок, подставив его под ее удар.

Отразив ее выпады, Дорган поломал ее атаку и начал теснить ее к пригорку. Еще чего, чтобы дроу оборонялся. Едва выдерживая навязанный им темп и подавляя панику, Ника отступала маленькими шажками, не позволяя быстро загнать себя на эту возвышенность. О том, чтобы уйти в сторону, не могло быть и речи: Дорган просто, не давал ей увернуться, загоняя туда, куда было нужно ему. Он, похоже, забавлялся, предугадывая все ее намерения и уловки. Сколько раз он мог поразить ее, но в самый последний, решающий момент, замедлял свой удар, удерживая клинок у роковой черты. И чтобы Ника не предпринимала, считая, что Доргану уж точно неизвестна эта уловка, все равно ее сабля натыкалась не его клинок. Она полагала, что пусть за Дорганом был его многовековой боевой опыт, но и за Никой стояли знания воинского искусства, накопленные веками в ее мире. Она не учла того особого чутья, что вырабатывается у воинов с личным опытом и помогающим просчитывать замысел противника. Сабли скрещивались с невероятной скоростью: вверх-вниз, вправо-влево. Ника уже приноровилась к его манере боя, когда Дорган широкой дугой, опустил свою саблю плашмя на ее голову. Ивэ, вскрикнули, не веря тому, что видит, а Харальд и Борг подались вперед. Но его клинок, был встречен, подставленной саблей. Удерживая ее горизонтально двумя руками, против давящего на него клинка Доргана Ника, чтобы сдержать его, опуститься на колено. Дорган, уже предвидя конец поединка и торопя его, налег сильнее, понимая, что Ника не выдержит. Ей не хватит сил долго сопротивляться. Но, она вдруг сделала кувырок в сторону и с ходу атаковала его снизу, пытаясь вырваться с проклятого пригорка. Дорган отбил удар снизу, выставив саблю вертикально и не давая Нике перейти в наступление, наседая, опять загнал ее на пригорок. Отбиваясь, Ника медленно отступала, безуспешно пытаясь закрепиться на одном месте.

— И это всего за две недели? — недоверчиво посмотрел Харальд на Ивэ, напряженно следящей за схваткой.

— Она все уже знала. Амулет воина помог ей. Это он учил ее.

— Девочка повидала поединки настоящих мастеров боя. Но она выдыхается, — покачал головой Борг с удовольствием наблюдая за теснимой Дорганом, огрызающейся Никой.

А она уже начинала злиться, не понимая, зачем Дорган упорно загоняет ее на пригорок. Вот, на фига он ему сдался. Ведь, если подумать, то находясь выше, она будет иметь больше преимуществ, чем он. Только вот, он не дает ей использовать это преимущество: она увязла в обороне. И на приемчики, что она использовала, что бы отвлечь его и уйти с пригорка, он не обращал внимания, то и дело, пытаясь задеть ее ноги саблей. Нике все пятилась, пока он не предупредил:

— Будь осторожна, сокровище мое, пригорок позади круто обрывается. Давай прекратим бой.

Ника с досадой закусила губу. Его голос звучал ровно, он нисколько не запыхался, тогда как Ника, уже обливалась потом и пыхтела, словно кузнечные мехи.

— Только… попробуй… поддаться…

— И, что тогда? — улыбнулся Дорган, поймав ее клинок и резким круговым движением, попытавшись вывернуть его из ее руки.

— Я… уйду от тебя… — пригрозила Ника, отскочив в сторону и высвобождая саблю. Сталь, со скрежетом прошлась о сталь.

— В таком случае, мне придется побить тебя, как непослушную жену. Но, я уже в полной мере оценил твое мастерство и, хотел бы поговорить с тобой об этом… попозже.

Да, он просто заговаривал ей зубы, пытаясь отвлечь и выбить у нее из рук оружие. Вдруг он резко приблизился к ней и когда она отбила удар, сцепил гарды их сабель и, все таки, выкрутил у нее оружие, отбросив в сторону. Краем глаза она приметила, куда улетела сабля, прямо с места сделав сальто в бок. Боясь, что он опередит ее и наступит на саблю, не дав ей поднять ее, быстро схватила свое оружие и вытянула его перед собой, почти уперев острие клинка в горло, подоспевшему Доргану. Но и ее шею холодила сабля эльфа. Так они и стояли, держа друг друга на расстоянии, приставив свои клинки к горлу один другому.

— Я бы взял тебя в ученики, — сказал он улыбаясь, — но, не сделаю этого.

— Почему? — выдохнула Ника, сдувая, заливавший глаза, пот.

— Ты моя жена, а с тобой я предпочитаю вести совсем другие поединки. А знаешь, что я собираюсь с тобой сделать… там в хижине… — мечтательно проговорил он, наступая на нее.

Ника медленно пятилась и хотя у нее на какой-то миг дрогнул клинок и ослабла рука. Но при мысли, что именно этого он и добивается, заговаривая ей зубы, она вновь обрела решимость. Дорган одобрительно кивнув, опустил свой клинок и отвел ее саблю от своей шеи, явно собираясь отнять ее у Ники. Уж не думает ли он, что уговорил ее закончить бой. Но она вовсе не чувствует себя побежденной. Еще чего. Может для Доргана поединок закончен, но не закончен для Ники. Тогда вспомнив Утегенталя, она в сердцах пнула Доргана в голень. От неожиданности он остановился. Его глаза сузились. Гадство! Все! Теперь пойдет игра без правил. Она покрепче перехватила рукоять сабли и тут Доргана неуловимым резким движением выбил саблю у нее из руки, отбросив ее за крутой, обрывающийся край пригорка. Что! Опять! Он снова, одним и тем же приемом легко обезоружил ее. Ее это взбесило. Толкнув Доргана в грудь, Ника помчалась с пригорка к тому месту где упала ее сабля, точнее его сабля… Да какая разница!

— Ай, да девчонка! — хлопнули друг друга по рукам Борг и Харальд.

Краем глаза она заметила мелькнувшую за ней тень. Эльф сиганул с пригорка. Пытается добраться до ее сабли, точнее до своей, раньше, чем она. Ника неслась во весь дух, огибая пригорок, перепрыгивая через пни и коряги. Перед ней открылась полянка, окруженная дубами и разросшимся густым кустарником, где поблескивая в траве, среди одуванчиков лежала сабля. Все это очень походило на приманку. Дорган примчался сюда раньше и теперь сидя в кустах, ждет, когда она выскочит прямо на него. Где-то в кустах хрустнула ветка — Дорган готовится к нападению. Ника не сбавляя бега, взбежала на ствол дерева и оттолкнувшись от него, пролетела те несколько метров, что отделяли ее от клинка. Зрелище должно было быть впечатляющим и неожиданным для эльфа. Он-то ждет ее с другой стороны, несущейся не разбирая дороги и ничего не видя вокруг, как невменяемый кабан секач, гонимый охотниками, а она как птица пролетела над полянкой в свободном полете… ай! ой! Правда вот приземление вышло не совсем удачное. Увлекшись самолюбованием, она, не успев вовремя сгруппироваться, пропахал полянку плечом, ткнувшись лицом в траву, но тут же вскочила с довольным, хоть и перепачканным лицом. Вытерев нос рукавом рубахи, от набившегося в него пуха одуванчиков, она, крепко сжимая клинок, юркнула в кусты и теперь выглядывала из-за них Доргана, в тревожном ожидании. Быть того не может, чтобы он отстал от нее. Он, точно, где-то прячется. Но где? Неужели не видел ее полет, когда она подняла целое облако пушинок, проехавшись в одуванчиках? Кусты напротив закачались. Ника замерла, вытянув шею. Ужасно чесался нос, но она не смела даже шевельнуться. Из них вылез Харальд. Крадучись вышел на полянку, осмотрелся, увидел борозду от Никиного падения, озадачено оглядел ее, нахмурился и бесшумно скрылся в кустах. Ника с остервенением потерла рукавом, жутко чесавшийся нос. Что за дела? Куда делся Дорган? Затаился и ждет, когда у нее кончится терпение? Ника приподнялась, осторожно выглядывая из-за кустов.

— Не меня ли дожидаешься, сердце мое? — раздался сверху его голос.

Подняв голову, Ника увидела эльфа, удобно устроившегося на толстом суку дуба, прямо над нею. Положив ногу на ногу, он улыбаясь, деловито покачивал ногой, склонив голову на бок. Ах, ты! Подпрыгнув на месте, Ника ломанулась через кусты и пронеслась через полянку, чувствуя, что эльф не отставая, несется за ней, перепрыгивая с ветки на ветку. С верху на нее сыпались шишки и сухие листья. Отпихнув с дороги, выскочившего ей наперерез, дворфа, не желавшего пропускать ни мига из их схватки, Ника понеслась дальше. Задрав голову и поняв, в чем дело, Борг крикнул вслед Нике:

— На твоем месте, я бы сбил дроу с дерева, что драную кошку!

— Не встревай, дворф! — посоветовал ему Дорган, промчавшись мимо него по веткам деревьев.

Налетев на широкий ствол сосны, Ника, скользнув за него, начала оглядываться в поисках какой нибудь увесистой палки или сука, всерьез подумывая над советом Борга, ведь лучше всего у нее получается метать камни в цель и было бы неплохо, лишить Доргана его преимущества. Неожиданно, он сам вышел к ней из-за деревьев, с опущенным клинком. Они двинулись, сходясь, навстречу друг другу.

— Я согласен сдаться на всех твоих условиях, сердце мое — сказал он, подходя к ней.

— Нет. Бой не закончен! — нахмурилась она и подняв клинок, взмахнула им так, что подняла его волосы, открыв блеснувшую, в мочке островерхого уха, золотую серьгу.

Клинком поймав ее клинок, заблокировал его гардой к гарде, Дорган заставил ее пятиться, пока она не уперлась спиной в сосну. Вздернув ее саблю вверх и прижав ее к стволу своей, Дорган навалился на Нику, лишая малейшей возможности двинуться.

— Мое терпение кончилось — прошептал он, касаясь губами ее губ. В ответ Ника прихватила его нижнюю губу, отчаянно надеясь, что ее уловка сработает.

Что значит весь вековой опыт бессмертного, перед его изнывающем от нежности сердцем, готовым принять маленькую хитрость за чистую монету. Что значит, ясное сознание того, что тебя надувают, перед мимолетной лаской любимой, от которой сердце тает, как воск под жаркими лучами солнца, а тело слабеет. Ника беспрепятственно высвободила свой клинок и отвела его в сторону, попытавшись прервать их поцелуй. Однако эльф увлекся.

Неподалеку стояла, наблюдая за влюбленными, переживавшая за них, троица. Ивэ довольно улыбалась. Она не ожидала от Ники и половины того упорства, которое она сейчас выказала и в тоже время мучилась от желания разузнать, что же произошло между ними в Подземье, что оба дрались с таким упрямством.

— Нет, я не могу смотреть на такое… — простонал рядом с ней Харальд.

Посмотрев в сторону Ники и Доргана, она издала нервный смешок.

— Ну, это уж слишком! — дворф негодующе уставился на свою дочь. — Это кто ж ее такому научил?

— Уж, точно не я, — с довольным видом, пожала плечами Ивэ и ехидно напомнила: — Что, может знать женщина о боевом искусстве? Чего ты так разнервничался?

Дворф укоризненно покачал головой и прокричал Доргану, уронившему на землю саблю:

— Хватит вам! Ничья!

— Согласен, — кивнул Дорган, на миг оторвавшись от Ники и снова прижимаясь губами к ее шее. Его похоже вовсе не волновало то, что ее сабля, оказавшись меж ними, касается его паха.

Ника тоже была согласна на ничью, а потому ее пальцы, держащие рукоять клинка, разжались.

Звонкие переливчатые трели птиц далеко разносились по утреннему лесу. Не открывая глаз, Ника слушала их, лежа на темной груди мужа. Она прислушалась к его мерному дыханию и поднялась, но он, не открывая глаз, притянул ее обратно к себе. Они покинули свое ложе, когда солнце стояло высоко, перевалив за полдень. Пока Ника готовила нехитрый завтрак, Дорган плескался в ледяной воде ручья, потом присоединился к ней. Сидя напротив и принимая из ее рук теплые лепешки со свежей малиной, сыр и горячий травяной отвар, эльф подумал, что это, их первая, по настоящему, семейная трапеза. Он хотел сказать ей об этом, но взглянув в ее лицо, передумал. Насколько она умирала от страсти и нежности этой ночью, настолько холодна и отчужденна была сейчас. Они ели молча, пока он не спросил:

— Ты не хочешь позвать меня в свой мир? — и сразу замкнулся, увидев, как вытянулось ее лицо.

— Ты так стремишься покинуть меня? — спросил он опять, удивляясь тому насколько сильно это задело его. А Ника поняла, что на этот раз, она не отделается молчанием, так как он решительно настроен поговорить.

Она должна была ответить ему так, как ответила бы самой себе — искренне, без лжи. Только, вот знает ли правду она сама?

— Не тебя я стремлюсь покинуть, а выбраться из той ловушки в которую угодила. Я не хочу никого обманывать и в первую очередь тебя. Вот скажи, кого ты любишь: Фиселлу или Нику? Ты же не видел меня, настоящую?

— Сколько можно доказывать мою любовь к тебе? Я никогда не устану любить тебя. Чего ты еще хочешь?

— Хочу, чтобы ты понял наконец, что чувственность, которую невольно разбудило в тебе тело Фиселлы, еще не любовь.

Зря, она сказала это. Он осторожно поставил кружку с отваром на землю и Ника почувствовала, что между ними, что-то ушло. Человек одним небрежным махом разрушил то, что так бережно взращивал и оберегал нелюдь.