"Смертельная скачка" - читать интересную книгу автора (Фрэнсис Дик)

Глава 9

На следующий день мне предстояло ехать в Суссекс, на скачки в Пламптон, по небольшому делу: победитель прошлых соревнований подозревался в допинге. Но я не видел вреда в том, чтобы провести подготовительную работу к другому расследованию. Ринти Рэнджер, занятый во втором и пятом заездах, между третьим и четвертым оказался свободным, и мне относительно нетрудно было найти его.

— Что? Что вы сказали? — с подчеркнутым изумлением повторял он. — Возить порнографию в Скандинавию? Господи боже мой, это такая же пустая затея, как жалеть букмекеров. Старина, у них хватает своей порнографии. У них чертовски много своей.

— Боб Шерман сказал жене, что он возит в Норвегию фривольные картинки.

— И она поверила?

— Вопрос в том, что он возил?

— Мне он ни слова не говорил об этом.

— Сделайте мне любезность, — сказал я. — Спросите сегодня у всех жокеев в раздевалке, не обращался ли кто-нибудь к одному из них с предложением быть курьером, возить какие-нибудь бумаги из Британии в Норвегию?

— Вы серьезно?

— Боба Шермана убили.

— Да-а. — Он задумался. — Договорились. Он дружески помахал мне рукой, когда шел на пятый заезд, который провел ярко, жестко, тактически правильно, но был побит лучшей лошадью, которая обошла его на полкорпуса. Выйдя из раздевалки, где он переоделся, Ринти прямо направился ко мне и разбил в пух и прах мою скороспелую версию.

— Никого из них, кто работает на скачках в Норвегии, никогда не просили привезти бумаги, фотографии, картинки, ну и все такого рода.

— Они признались бы, если бы возили?

— Зависит от того, сколько заплатили, — усмехнулся он.

— А что вы сами думаете?

— Трудно сказать. Но все страшно удивлялись вопросу. Ни у кого не дрогнули глаза, не мелькнуло что-то такое, почти незаметное, понимаете, что я имею в виду?

— Продолжайте спрашивать, хорошо? Завтра и потом тоже. Объясните, что, если хотят, они могут сказать мне по секрету. Если какие-то нарушения с валютой, меня это не касается.

— Странный вы полицейский, — опять усмехнулся Ринти. — Тасуете правила, будто карты.

Вечером я позвонил Бальтзерсену домой, он сообщил, что никаких новостей нет. Еще он сказал, что посоветовался со своими друзьями в полиции, и у них нет возражений, чтобы я присоединился к охоте на убийцу, напротив, как и прежде, полиция готова предоставить все свои данные, чтобы мне не пришлось пахать по второму разу.

— Итак, мистер Кливленд, вы приедете к нам?

— Думаю, что да.

С лестным для меня облегчением он воскликнул:

— Хорошо, очень хорошо. Приезжайте завтра.

— Боюсь, что завтра не смогу. Завтра я должен давать показания в суде, и дело может продлиться два дня. Так что раньше, чем в четверг, не удастся.

— Тогда приезжайте прямо на ипподром. В четверг соревнования и потом в воскресенье, но боюсь, что они будут в этом году последними. Уже холодно, у нас мороз.

«Теплая одежда» — крупными буквами записал я в дневнике-календаре и пообещал встретиться с ним на скачках.

— Кстати, — добавил я, — помните, я говорил вам, что люди, которые ворвались в дом Шермана, искали бумаги. Миссис Шерман сейчас вспомнила, что у Боба было поручение отвезти в Норвегию конверт, в котором, как он считал, находилась порнография. Кто-нибудь упоминал во время предварительного расследования в разговоре с вами или в полиции, или Арне о том, что Шерман привез конверт или должен был кому-то его отдать?

Бальтзерсен неожиданно надолго замолчал и наконец с сомнением проговорил:

— Порнография? Понимаю. — Он опять помолчал. — Пожалуйста, объясните немного.

— Если пакет достиг получателя, — начал я, — тогда в доме Шермана искали что-то другое. И я перестал бы гадать, что это за картинки, и начал бы поиск в другом направлении.

— Ja, понимаю. — Он прокашлялся. — Я не слыхал о таком пакете, но не исключено, что Арне или полиция знают. Я спрошу. Но, разумеется, вы сами понимаете, очень не похоже, чтобы кому-то пришло в голову тайно ввозить в эту страну порнографию.

— Может, какую-то особенную, — заметил я, закончив на этом разговор.

* * *

Весь вторник и утро среды я провел в суде, давая показания против одного мошенника из страховой компании, который, в частности, с мрачной жестокостью убивал лошадей. Вторую половину дня в среду я просидел в офисе, занимаясь, подобно многорукому Шиве, сразу шестью делами. Расследование убийства Боба Шермана на неделю отрывало меня от основной работы, а времени и без того всегда в обрез, и, запирая в семь вечера кабинет, я ругал себя, что не отложил поездку в Норвегию хотя бы до понедельника.

Я шел домой, мечтая о ванне и об ужине, и, вспомнив о большой бутылке виски у себя в баре, направился в ближайшее кафе за бифштексом. Потом очень осторожно закрыл дверь парадного, чтобы она не хлопнула, тихо переставляя ноги, поднялся по покрытой ковром лестнице, беззвучно отпер свою дверь и включил свет. И в этот момент распорядок дня вышел из расписания.

Я услышал, вернее, почувствовал, наверно, включился инстинкт, за спиной в воздухе — опасность. Ничего определенного, никаких звуков, движения. Но несомненная угроза.

Все эти полезные первобытные ощущения пронеслись раньше, чем заработал разум и скомандовал, что делать. И я уже повернулся лицом к лестнице и закрывал свою дверь, когда на меня бросился мужчина с ножом и очень умело чуть не отправил на кладбище.

У него не было ни рыжих волос, ни желтых злых орлиных глаз, ни норвежского свитера. У него были резиновые перчатки, крепкое мускулистое тело, неколебимая решимость и очень острое лезвие.

Удар, который должен был отправить меня к праотцам, прорезал весьма приличный ирландский твид, голубую рубашку под ним и несколько дюймов кожи у меня на груди.

Он удивился, увидев свою неудачу, и решил повторить попытку. Оттеснив меня в глубь прихожей, он вошел в квартиру и занес нож для второго удара. А я пятился через маленький холл в гостиную, не в силах оторвать глаз от сверкающего лезвия, чтобы найти какой-нибудь хозяйственный предмет и кинуть в него.

Мне вовремя удалось отскочить в сторону, поэтому нож довольно вяло проскользил чуть выше диафрагмы и прорезал пиджак еще в одном месте, зато я близко увидел сузившиеся глаза убийцы.

Следующий удар он попытался нанести в прыжке, так, чтобы острие ножа поддело жертву снизу вверх. Я бросился ему навстречу, зацепился за ковер и упал на спину, и тут моя рука нащупала основание массивного светильника, стоявшего на полу. Дикий рывок, и я швырнул в него лампу как раз в тот момент, когда ему казалось, что наконец-то он достал меня. Лампа со страшным грохотом стукнулась об него и полетела на пол, и, пока он приходил в себя, я обеими руками обхватил запястье руки, в которой был нож. И обнаружил, что у него мускулы похожи на камни и, к несчастью, он обеими руками действует более-менее с одинаковой силой.

Со скоростью молнии он перекинул нож из правой руки в левую, и я избежал завершающего удара только каким-то заячьим прыжком за кресло, используя его правую руку как рычаг. Нож врезался в подушку, и перья полетели вверх, будто снежинки.

Я бросил в него портсигар и промахнулся, швырнул вазу, она ударила его, но это не произвело никакого впечатления. Пока я использовал кресло как щит, он не мог дотянуться до меня. Но и не было шанса, минуя его, выскочить во все еще открытую дверь на лестницу.

У меня за спиной на широкой полке стоял портативный телевизор. Если попаду, то, может быть, успею проскочить на лестницу. А может... Не спуская глаз с ножа, я нащупал рукой кнопку и включил громкость на максимум.

Начавшийся страшный шум просто ошеломил его, и это дало мне маленький шанс. Я резко двинул вперед кресло и ударил его по ногам. Он потерял равновесие и весь изогнулся, пытаясь устоять на ногах, но все же упал на одно колено. Он быстро выпрямился и уже вставал, когда я снова ударил его креслом. Но мой успех был очень недолог. Он перекатился на спину и, будто кошка, снова вспрыгнул на ноги, прежде чем я успел двинуть тяжелое кресло и еще раз сбить его.

До сих пор он не сказал ни слова, а теперь если что и говорил, то я не слышал. Телевизор буквально вибрировал от силы звука, с какой поп-звезда развлекала нас. Если этот грохот не приведет сюда всю кавалерию Соединенного Королевства, тогда уж и не знаю, как ее вызвать.

Он пришел. Очень сердитый. Готовый выплеснуться, словно гейзер. И стоял, оцепенев, в открытых дверях.

— Вызывайте полицию! — закричал я, но он не услышал. Тогда я ударил по кнопке. — Вызывайте полицию! — снова закричал я, и мой голос странно отразился от стен в наступившей тишине.

Человек с ножом оглянулся, чтобы посмотреть, с кем я разговариваю, и отдал себе новый приказ. Он направился к моему соседу с первого этажа. Я сделал что-то вроде подката, как в футболе, бросившись ему под ноги. Он споткнулся об мои ботинки и лодыжки и упал на бок. Я выгнул ногу и по счастливой удаче пнул его в запястье. Нож выпал из руки, отлетел футов на десять и упал ближе ко мне, чем к нему. И только в этот момент он решил, что пора бежать.

Он вскочил на ноги, первый раз нерешительно посмотрел на меня, чуть подумал, потом решимость вернулась к нему. Оттолкнув от двери соседа, он двумя гигантскими прыжками одолел лестницу, парадная дверь хлопнула за ним так, что закачалось здание, и когда я выглянул в окно, то в свете уличных фонарей увидел его бегущим, точно олимпиец.

Тяжело дыша, я смотрел на разгром в гостиной и на своего спасителя с первого этажа.

— Спасибо, — сказал я.

Он нерешительно переступил порог гостиной.

— У вас кровь, — заметил он.

— Но все-таки я жив.

Я поднял с пола массивный светильник.

— Это был грабитель? — спросил он.

— Убийца, — ответил я. — Налетчик и убийца. Мы разглядывали друг друга, и оба, несомненно, с профессиональным любопытством, потому что он сказал:

— Садитесь, у вас шок.

Я вспомнил, сколько раз сам давал такой совет пострадавшим, и улыбнулся. Но сосед был прав, колени у меня дрожали, так что я подчинился и сел.

Он оглядел комнату, увидел нож, все еще лежавший там, где упал, и спокойно поднял его.

— Следует ли мне выполнить ваши инструкции или они принципиально изменились?

— Гм-м?

— Вызвать полицию.

— А-а... Это может немного подождать.

Сосед кивнул, немного подумал, затем спросил:

— Если вы простите мой вопрос, почему он пытался убить вас?

— Он не сказал.

Фамилия соседа была Стирлинг. Чарльз Стирлинг — как написано на аккуратной белой карточке рядом с кнопкой его звонка. Он тщательно зачесывал назад седеющие волосы, и подвижные ноздри придавали лицу негодующее выражение, когда он чувствовал плохой запах. Его руки удивляли исключительной чистотой и прекрасно обработанными ногтями, и даже в таких странных обстоятельствах весь его вид выражал подчеркнутое терпение. Человек, привыкший быть самой яркой личностью в своем кругу, подумал я, и в нем есть сила, чтобы заставить других понять это.

— Вы хотели бы, чтобы он сказал?

— Это могло бы помочь.

Он сделал еще шаг в гостиную.

— Если хотите, я осмотрю рану. Я посмотрел на голубую рубашку, она уже стала красной, напитавшись кровью.

— Я хирург, — объяснил он. — Ухо, горло, нос, другие области по необходимости.

— Тогда зашейте, — засмеялся я.

Он кивнул, спустился к себе и вернулся с небольшим плоским кейсом, где лежали его инструменты. Сосед использовал не иглы, а скобки. Нож оставил на моей коже рану неглубокую, но сильно кровоточащую, как при порезе во время бритья. Когда операция закончилась, осталась тонкая красная полоска, которую он заклеил пластырем.

— Вам повезло, — заметил он.

— Да.

— И часто вам приходится так? Я имею в виду, бороться за свою жизнь.

— Очень редко.

— Мой гонорар за профессиональные услуги включает и несколько большую разговорчивость. Я сухо улыбнулся.

— Хорошо. Почему этот тип напал на меня, не знаю, хотя, наверно, есть кто-то, не желающий, чтобы расследовали его проделки.

— Святые небеса! — Он с любопытством смотрел на меня. — Частный детектив? Шерлок Холмс и Эркюль Пуаро?

— Ничего особенно романтичного. Я работаю для Жокейского клуба, на скачках. Большей частью расследую мелкие мошенничества.

— Это, — он показал рукой на мою грудь, на нож и на перья из подушки, летавшие по комнате, — не похоже на мелкое мошенничество.

Не похоже. И даже не похоже на строгое предупреждение. Скорее это бескомпромиссный и окончательный приговор.

Я переоделся, и мы пошли в кафе поужинать. Он попросил называть его Чарльз, и домой мы вернулись друзьями. Когда я поднялся к себе и немного привел в порядок квартиру, то вспомнил, что так и не позвонил в полицию.