"Праведники Меча" - читать интересную книгу автора (Марко Джон)

Часть первая
ВОССТАВШИЕ АНГЕЛЫ

Пролог

Мать Алазариана сказала когда-то, что шум дождя – это песня небес. В эту ночь небеса вопили.

За пять дней ливня дороги Арамура потекли реками, а лужайки у замка Вэнтранов превратилась в болото. Стояла весна, непрерывными грозами хлещущая эти земли Империи, и ее из всех времен года больше всего любила мать Алазариана. Скоро кончатся дожди, на розах в садах завяжутся бутоны… но она их не увидит. К тому времени, как полетит первая бабочка, ее уже давно не будет.

За окном замка сверкнул далекий клинок молнии. Алазариан смотрел на него недвижными глазами. Пляшущий свет факела отбрасывал в коридор рваные тени. Косо падал дождь за запотевшим стеклом. Хорошо, что дед еще не в пути. К утру, гроза пройдет – и тогда дед Алазариана сможет вернуться в Талистан. Ему незачем задерживаться – он приехал только, чтобы увидеть, как умрет его дочь. Алазариан попытался угадать, что происходит за соседней дверью. Плачет ли дед? А мать? Она так близка к смерти – наверное, уже слишком слаба для слез. Да она и раньше не часто плакала: жизнь, и муж ее закалили.

Леди Калида была хорошей матерью и единственным, что было в жизни Алазариана от красоты. У нее были сердце льва и душа поэта, и Алазариан не понимал, как она могла появиться у тех же родителей, которые произвели на свет ее брата, Блэквуда Гэйла. Ее отец порой был животным и почти всегда – безумцем. И хотя Тэссис Гэйл нежно любил свою дочь, он не помешал ее браку с мужчиной, в сердце которого не было любви. Ее жизнь была ужасной, но она никогда не признавалась в этом Алазариану. Сын стал для нее прибежищем и источником радости. Он был словно волшебный плащ, защищавший ее от зла.

По залу раскатился гром, и Алазариан вздрогнул. Тут же он поймал на себе презрительный взгляд, брошенный на него через весь зал человеком, который не был его отцом. Элрад Лет фыркнул и снова стал смотреть в соседнее окно. Сегодня он не разговаривал ни с кем, даже с королем. Алазариан знал, что мысли Элрада находятся очень далеко и заняты более важными вещами, нежели близкая смерть жены. Правитель заложил руки за спину, как всегда во время размышлений, и похлопывал ладонью по ладони. Его длинное тело чуть покачивалось, словно он наслаждался музыкой, но во взгляде не было ничего, кроме презрения. Элрада Лета ничто не трогало, и меньше всего – его жена и «сын», которых он регулярно бил. Изысканная еда, пышные празднества, дорогая одежда оставляли его равнодушными, и только одно вызывало у него улыбку – ощущение своей власти над людьми. Страшным казалось его лицо при свете молний.

Элрад Лет, правитель провинции Арамур, нетерпеливо дожидался, когда король Тэссис Гэйл закончит последнюю встречу с дочерью. Семья стремительно уменьшалась. Тэссис Гэйл уже потерял сына. Алазариан опасался, как бы новая потеря не столкнула старика в пропасть безумия. Некоторые говорили, что он давно уже в нее сорвался. Но если и так, то Элрад Лет уже давно дожидается его на дне.

Но сейчас, даже, несмотря на горе, Тэссис Гэйл изменился. Чем сильнее чахнула Калида, тем больше наполнялся жизненными силами король, словно он какой-то вампирской магией крал ее годы. Скорбь дала его жизни смысл, цель, которой у него уже давно не было. Горе выпрямило ему спину и придало сил, умерило приступы кашля. В последние дни Тэссис Гэйл снова стал похож на того кровожадного воеводу, каким был в юности.

Лет глядел на вспышки молний, не замечая сына, будто его и нет. Почти физически ощущалось разочарование этого человека. Ему нужен был сильный сын, похожий на него. А вместо этого Калида родила ему ублюдка, и к тому же неженку. Лет не мог доказать незаконность рождения Алазариана, а Тэссис Гэйл не потерпел бы, чтобы добродетель его дочери поставили под сомнение. Вот почему Лет, Калида и Алазариан продолжали притворяться, хотя знали правду, однако Лет по-прежнему горел гневом при виде тонкокостного сына, который не был его сыном. Алазариан знал, что когда-нибудь плотина, сдерживающая ярость Лета, прорвется – и тогда ему негде будет укрыться.

– Алазариан! – окликнул его Лет. – Иди сюда.

От этого призыва у Алазариана подкосились колени. Ему ненавистны были разговоры с Летом, ненавистно его близкое присутствие. Но он, осторожно ступая, прошел через весь зал и встал рядом со своим так называемым отцом, который с вздохом продолжал смотреть на дождь. Алазариан ждал. Наконец правитель заговорил.

– Меня призывают в Черный Город, – проговорил он. Его голос звучал доверительно, словно шепот. – Император Бьяджио и его инквизитор желают говорить со мной.

– Да, отец, – сказал Алазариан.

Он слышал сплетни прислуги. Лета вызывали предстать перед Протекторатом.

– Политика, – бросил Лет. – Вот в чем дело, понимаешь?

– Да, – согласился Алазариан. – Понимаю.

– Неужели? Сомневаюсь. Сомневаюсь, чтобы ты понимал хоть в чем-нибудь, кроме вышивки. В этом ты унаследовал чувствительность матери, мальчик. В голове у тебя один туман.

Алазариан проглотил оскорбление. После переезда в Арамур его отношения с Летом только ухудшились. Тяготы правления ожесточили Лета.

– Бьяджио готовит мне ловушку, – сказал Лет. – Он считает меня дураком, а? Чертов хлыщ. – Он сжал руку в кулак и потер костяшки пальцев. – Но он что-то держит в рукаве. Он хочет, чтобы ты тоже приехал.

– Я? В Черный Город?

– Мы уезжаем послезавтра.

– А я зачем?

– Ты достаточно взрослый, чтобы ехать.

Алазариану только что исполнилось шестнадцать. На день рождения Лет подарил ему кинжал, чтобы он «был больше похож на мужчину». Алазариан его не носил.

– Я не понимаю, – сказал Алазариан, – зачем я понадобился императору?

– Откуда мне знать? Но так написано в вызове, и мы должны повиноваться. Так что не трать слишком много времени на слезы по матери. Во время поездки нам понадобятся мозги, и я не намерен терпеть рядом с собой сосунка, которому нянька должна пеленки менять.

– Но…

– Но что? – прорычал Лет, резко поворачиваясь к Алазариану.

Алазариан почувствовал, как горло перехватило судорогой.

– Но как же мать? – с трудом выговорил он.

– Что – как? Она умерла. Мы ей не поможем.

– Она еще не умерла.

– Ах, мама, мама! – передразнил его Лет. – Пожалуйста, мама, не умирай! – Он презрительно фыркнул и закрыл глаза. – Возьми себя в руки, мальчик. У нас есть заботы поважнее.

– Не говорите так!

Рука Лета стремительно взлетела – и Алазариан получил увесистую оплеуху.

– Это еще что? – рявкнул он. – Ты посмел повысить на меня голос?

Алазариан промолчал. Он знал, что любые слова принесли бы ему только еще одну оплеуху. Он безмолвно посмотрел на человека, которого вынужден был называть отцом, стараясь выразить ненависть взглядом.

Элрад Лет легко прочел его чувства и ответил на них отвращением.

– Бог мой, будь у меня настоящий сын, я бы со всем этим справился. У Тэссиса был Блэквуд, а мне достался ты! Иди, убирайся с глаз моих! Но послезавтра рано утром будь готов к отъезду. Собери вещи для долгого путешествия. И не заставляй меня тебя дожидаться!

У Алазариана было множество вопросов, но он не смел их задать. Он догадывался, почему Бьяджио мог пожелать увидеть его отца, но совершенно не представлял себе, зачем Протекторату допрашивать его. Ему неизвестно было, что происходит в Арамуре. Он знал только те слухи, которые ходили в замке: что Лет все еще пытается подавить Арамурское восстание. Он использовал бесчеловечную тактику, но тут ничего удивительного не было. И непонятно было, почему это могло волновать императора. Но в последнее время в Арамуре происходили странные вещи. Алазариан был слишком озабочен болезнью матери, чтобы многое замечать, но Лет часто отлучался из замка, а от короля Тэссиса Гэйла то и дело приезжали гонцы. Как бы там ни было, это навлекло на его отца неприятность – и Алазариан был этому рад. Он был рад, что Праведники Меча по-прежнему донимают «правителя». Пусть Джал Роб всего лишь поп, но ум у него генеральский, и его арамурские мятежники стали для Лета постоянным источником неприятностей.

«Вот и хорошо», – думал Алазариан, отступая на другой конец зала.

Звук неожиданно открывшейся двери вернул Алазариана к реальности. Он повернулся – и увидел, как его дед, Тэссис Гэйл, пятится из комнаты дочери. Король поник от усталости, и что-то шептал невидимой женщине в комнате – что-то нежное, отцовское. Его плащ из волчьей шкуры волочился по полу, поникший, как лицо его владельца. Король был стар, даже древен, но в нем ощущалась наследственная мощь Гэйлов: крупная кость, широкие плечи. Коротко остриженные волосы совсем не поредели. И все же, хоть он последнее время сбросил с себя подавленность и груз годов, события этой ночи его утомили. Как только ему сообщили, что дочери хуже, он поспешно приехал из Талистана и несколько часов тому назад скрылся в ее комнате. Глядя на деда, Алазариан почувствовал глубокую печаль. Тэссис Гэйл был человеком жестоким, и слухи о его безумии имели под собой немало оснований. Однако он любил дочь и ее сына, и это противоречие озадачивало Алазариана. Помимо матери, только от Тэссиса Гэйла ему доставались хоть какие-то проявления доброты.

– Мы еще увидимся, – прошептал король Талистана, прежде чем закрыть дверь.

Тэссис Гэйл расправил плечи, собираясь с силами. Алазариан с тревогой ждал, что он скажет. Элрад Гэйл смотрел в окно с ужасающим равнодушием.

– Она очень слаба, – произнес, наконец, король. Ему трудно было говорить. – Ах, моя Калида. Моя маленькая девочка… – Он пальцем поманил к себе Алазариана. – Алазариан, поди, сюда.

Алазариан поспешно подошел к деду, взял его за руку и ощутил дрожь этой руки. Явно король не ожидал увидеть дочь настолько ослабевшей. Когда-то полная жизни, эта женщина теперь стала тенью.

– Твоя мать очень больна, – сказал король. – Но ты ведь это знаешь?

Алазариан кивнул.

– Думаю, осталось уже недолго, – добавил дед. Он не трудился обращаться к Лету. – Тебе следует пойти к ней. Она хочет тебя видеть.

Губы Лета презрительно искривились. Неудивительно, что в последние минуты жена звала к себе не его. Не глядя на него, Алазариан улыбнулся деду.

– Я скоро выйду, – пообещал он. – И ей сейчас надо поспать.

Старик сжал его руку.

– Да, пойди к ней. – А потом его лицо стало жестким. – Мне нужно кое о чем поговорить с твоим отцом.

Лет скрестил на груди руки.

– Да уж, пора бы, – пробормотал он. Алазариан надеялся, что дед приехал в Арамур, только чтобы повидаться с дочерью, но оказалось, что у короля были и дела.

– Иди к ней, – приказал Гэйл. – Позже мы поговорим о твоей поездке в столицу Нара. – Он криво улыбнулся юноше. – Я знаю, тебе страшно. Не бойся. У нас тоже для нового императора кое-что приготовлено.

– А что?

Король приложил палец к губам.

– Тс. Иди, повидай мать. Побудь с ней. Она этого хочет.

Старик направился к ожидающему его зятю и заговорил вполголоса. Алазариан не слушал. Его потрясало, как дед может ладить с Летом, но он понимал, что у короля есть основания удерживать Лета при себе: правитель был от природы свиреп, а это и было нужно Гэйлу. Только железная рука Лета могла управлять Арамуром. Когда он стал правителем, почти все мятежники затихли. Кроме Праведников.

Алазариан тихо постучал в дверь, не рассчитывая на то, что мать ему ответит. Изобразив на губах улыбку, он шагнул в комнату. Глаза матери устремились на него с одра болезни. Только эти глаза и оставались прежними. Иссиня-черные волосы поредели и стали походить на сухую траву, когда-то сильное тело выел рак, оставив, пустую оболочку. Леди Калида сумела слабо улыбнуться. В воздухе висел сладковатый запах лекарств.

– Мама, – жизнерадостно проговорил Алазариан, подходя к кровати. – Тебе что-нибудь принести?

Леди Калида покачала головой. При свете свечей она казалась призраком.

– Дед сказал, что ты хочешь меня видеть, – сказал Алазариан. – Но тебе надо отдыхать.

– Я больше не буду отдыхать, дитя, – ответила леди Калида. – Там, куда я ухожу, будет время для отдыха. – Она посмотрела на него, и он понял, что ей каким-то образом удалось увидеть будущее, и теперь она отсчитывает минуты. – Побудь со мной. – Она не плакала: у женщины, которая столько вынесла, слез уже не было. – Я хочу, чтобы сейчас со мной был ты. Один ты.

– Но дед…

– Только ты, Алазариан. Мой малыш.

Она потянулась к его щеке, но постаралась до нее не дотронуться. Алазариан боролся с желанием спасти ее.

– Мама, – отчаянно взмолился он. – Позволь мне помочь тебе. Пожалуйста!…

Калида закрыла глаза.

– Нет, Алазариан. Даже не думай.

– Но ведь я могу! – не сдавался юноша. – Тебе достаточно просто мне позволить. – Он склонился над ней и понизил голос: – Отцу знать не нужно. Мы скажем, что произошло чудо, вот и все. Только разреши мне попробовать. Ну, пожалуйста!

– Нет, – непреклонно повторила его мать. Ее лицо исказилось от боли. – Никогда этого не делай… рядом с отцом. Он не должен узнать, Алазариан. Никогда. Ты понял?

Алазариан не понимал. Он не мог понять, почему его мать умирает, или почему такая хорошая женщина терпела такого жестокого мужа, или как небо может спокойно видеть подобную несправедливость. Его жизнь превратилась в сплошные вопросы. И больше всего его мучил вопрос о его тайном даре. Глядя, как угасает мать, он отчаянно хотел ей помочь.

– Этот дар дан мне не случайно, мама, – возразил Алазариан, стараясь говорить тихо. – Ты всегда так мне говорила. Может быть, он дан мне именно для того, чтобы я мог тебя спасти.

Леди Калида покачала головой.

– Нет, это по-прежнему тайна. И я не хочу, чтобы ты меня спасал. – В ее памяти возникли последние годы, и глаза ее потухли. – Я рада смерти.

– Из-за него, – мрачно буркнул Алазариан.

Его мать молча кивнула. На лбу у нее остался шрам – там, где перстень Лета рассек ей кожу. Алазариану хотелось прикоснуться к шраму и заставить его исчезнуть. Ему хотелось исцелить ее исстрадавшееся тело так, как он сделал с козочкой, которая сломала ногу: тогда одного прикосновения оказалось достаточно, чтобы кости срослись. И ему хотелось исцелить ее изломанную душу, но он понимал, что эта травма ему не по силам. Элрад Лет сделал эти рубцы слишком глубокими для любого целителя, даже обладающего магическим даром.

– А теперь слушай меня, – приказала леди Калида. – Не используй дар рядом с твоим отцом, слышишь?

– Он мне не отец! – возмутился Алазариан.

– Ты меня слушаешь? Рядом с ним – никогда. И рядом с дедом тоже. Если они узнают, тебе покоя не видать. Никогда. Когда вырастешь, ты избавишься от них. Узнай о своем настоящем отце и о том, кто ты, – и никогда не показывай им, что ты одарен. – Затраченные усилия утомили Калиду, но она не спускала с Алазариана стального взгляда, требуя его внимания. – Алазариан?

Алазариан кивнул:

– Я тебя слышал.

– Поклянись мне. – Она снова протянула руку, задержав ее у самого его лица. – Я не успокоюсь, пока ты этого не сделаешь.

Мать требовала от него невозможного, но он понимал, что больше здесь, в Арамуре, спасать нечего. Алазариан потерянно улыбнулся матери.

– Я клянусь тебе, – тихо проговорил он, – что не воспользуюсь даром рядом с отцом.

– И дедом, – снова предостерегла его Калида. – Он любит тебя, Алазариан, но доверять ему нельзя. Когда меня не будет, он станет другим.

Алазариан знал, что она права. Он уже заметил в своем деде странности. Тэссис Гэйл никогда не был человеком уравновешенным, а смерть сына пошатнула его рассудок. Теперь смерть дочери окончательно ввергнет его в безумие.

– Дед тебе говорил? – тихо спросил Алазариан. – Я должен ехать в столицу. Император вызывает отца, а с ним и меня. Мне страшно, мама.

Тонкие брови Калиды удивленно приподнялись.

– В Черный Город? Император велел тебе приехать?

– Кажется, да. Отец только что сказал мне. Нам предстоит предстать перед Протекторатом.

Даже на одре болезни леди Калида слышала о Протекторате. Трибунал императора прославился на весь Нар. Точнее говоря, прославился мрачной славой. Военные преступники со всей империи вызывались, чтобы предстать перед Бьяджио и его инквизитором, Дакелем. После смерти Аркуса Нар стал очень беспокойным местом.

– Насчет твоего отца я не удивляюсь, – сказала, наконец, Калида. – Он так расправляется с этими арамурцами… – Она на минуту задумалась. – Бьяджио – человек хитроумный. Ты его помнишь, Алазариан?

– Плохо, – честно признался юноша. Пока Аркус был жив, а Бьяджио оставался только главой Рошаннов, он время от времени приезжал в Талистан, в основном, чтобы проследить за событиями в Арамуре. В замке у деда для Бьяджио всегда была готова комната. Два гиганта были в то время друзьями – или, вернее, союзниками. Но времена изменились. – Я помню, что он странно выглядит, – вслух подумал Алазариан. – И помню его глаза.

Леди Калида улыбнулась. Глаза Бьяджио забыть было невозможно. Они были сапфирово-синими, неестественными, и в них горел огонь. Алазариан почти ничего не помнил о Бьяджио, но эти глаза он забыть не мог.

– Император хочет знать правду, – решила Калида. – И он думает, что узнает ее от тебя.

– Но я не знаю правды. Я не знаю, что я могу сказать императору.

Это не было ложью. Элрад Лет держал все свои действия в тайне, особенно от сына. А Калида была слишком больна, чтобы выяснить, что происходит. У нее оставался только вид из окна, да и тот ей не принадлежал. Он принадлежал Ричиусу Вэнтрану, где бы тот сейчас ни был.

– Не бойся, – мягко сказала сыну Калида. – Если ты будешь говорить правду, Протекторат ничего тебе сделать не сможет. А Черный Город, Алазариан… Ты никогда ничего подобного не видел. От него дух захватывает.

Алазариан присел на край постели, рассчитывая, что мать начнет интересный рассказ. Она была в столице Нара всего один раз, на коронации Ричиуса Вэнтрана, но это посещение оставило в ее памяти неизгладимый след. Мысли Калиды, пропитанные болеутоляющими снадобьями, скользнули в прошлое, выбирая красивые картинки.

– Он такой высокий, – вздохнула она. – А дворец императора похож на гору. Там столько народа, что порой по улицам невозможно проехать, но купить там можно все что угодно. Возьми с собой денег, Алазариан. Купи себе что-нибудь хорошее. – А потом Калида огорченно покачала головой: – Жаль, что ты уже не увидишь собора. Он был так прекрасен!

Собор Калида любила больше всего, и когда узнала о том, что он разрушен, она плакала. И при воспоминании об этом она снова чуть не расплакалась.

– Я захвачу с собой денег, – пообещал Алазариан. – И когда буду ходить по улицам, я буду думать о тебе.

– Да, – согласилась она. – Поезжай в столицу Нара. – Она вдруг так оживилась, что даже попробовала сесть. – Там есть библиотека и много ученых. Они помогут тебе разобраться с самим собой. Там есть книги обо всем на свете. Я уверена, что и про Люсел-Лор там тоже написано. – Ее голос снова понизился до шепота: – И о Джакирасе.

Алазариана потрясло то, что она произнесла это имя, и он поспешно оглянулся на дверь, проверяя, не услышали ли их. До этого Калида всего один раз назвала имя его отца, да и тогда они находились далеко от замка, от чужих ушей.

– Мама, тише. Лекарства отняли у тебя силы. Не надо больше разговаривать.

– Слушай меня, – настойчиво сказала мать. – Не бойся этой поездки, Алазариан. Воспользуйся ею. Узнай о себе и своем отце. Узнай, кто ты.

– Мама, пожалуйста…

– Я ведь не знала, понимаешь, – печально прошептала она и снова протянула к нему руку, отчаянно желая и боясь к нему прикоснуться. – Но в столице ты сможешь узнать.

– Хорошо, – согласился Алазариан. – Когда я туда попаду, то поищу. А теперь отдыхай. Ну, пожалуйста: ты слабеешь.

– Я слабею. Слабею с каждой минутой. – На лице Калиды отразилась трудная борьба, которая шла в ее душе. Она начала потеть, а шрам на лбу побагровел. – Я хочу до тебя дотронуться, – сказала она. – Я хочу, чтобы ты заглянул мне в сердце. Сделай это ради меня, чтобы ты всегда помнил, как много ты для меня значил. Но не излечивай меня, слышишь?

Алазариан не знал, что сказать. Его прикосновение способно вернуть мать к жизни, и если он ощутит ее любовь, то сможет не устоять перед желанием исцелить ее.

Леди Калида протянула руку. Она стала хрупкой и костлявой – рукой старухи. Алазариан не мог говорить. Он едва мог дышать. Ее пальцы дернулись – и она потянулась к нему. Их взгляды встретились, и в ее глазах было столько силы, что Алазариан смутился. Он медленно взял руку матери, нежно обхватив ее ладонью. И сила мгновенно овладела им. Магия залила его теплом, и на секунду он превратился в Калиду. Ее сердце и мысли стали его собственными, словно открытая книга. Леди Калида была чистейшим существом, и ее любовь к нему не знала границ: она качала его, словно младенца. Однако он погрузился глубже, закрыв глаза и не двигаясь, открывая такое, чего не ожидал увидеть. Он почувствовал ярость Элрада Лета и кулак, летящий, чтобы нанести ей удар, и почувствовал прощение, на которое способна только святая.

А потом ее чувства внезапно изменились. Ожидая чего-то важного, Алазариан крепко сжал руку матери. Он открыл глаза и увидел, что глаза Калиды закрылись: она думала о чем-то особенном, о чем-то, что ей отчаянно хотелось ему передать. В зеркале своего сознания Алазариан увидел молодую женщину, которой была его мать, – прекрасную и ненамного старше самого Алазариана. Она была с мужчиной, тоже очень молодым – с поразительными белыми волосами и нежным лицом. С трийцем.

Джакирас.

Алазариан сосредоточился на образе отца. Любовь матери к этому незнакомцу лилась через него, и он искренне сожалел о ней и о том, что она не осталась с этим незнакомцем из Люсел-Лора, и что отец отдал ее Элраду Лету.

А потом образ молодых влюбленных исчез, сменившись мучительной жаждой смерти. Алазариан покачнулся, раздираемый ее болью. Однако он не выпустил ее руки и продолжал держать ее, уйдя в эмпатический транс, где время ничего не значило. Его мать умирала здесь, в замке, отнятом у Ричиуса Вэнтрана, в замке, который она ненавидела за то, что это не ее дом. Рука матери из обжигающе горячей стала чуть теплой, и не было ни лязга костей Смерти, ни предсмертного видения Бога. Осталась только пустота.

Его мать умерла.

Алазариан бережно положил ее руку на одеяло и утер слезы рукавом рубашки.

– Я поеду в Черный Город, – пообещал он. – Я узнаю, кто я такой.