"Безоглядная страсть" - читать интересную книгу автора (Кэнхем Марша)Глава 8— И ты рискнула взять эти бумаги? — Леди Драммур была потрясена до глубины души. — Не верю! Они уже выехали за ворота. Энни ощущала такую острую потребность поделиться со свекровью всем, что она видела, слышала и делала в библиотеке, начиная с разговора с Макгиливреем, что выложила все начистоту, до малейшей детали. — Ты открыла ящик булавкой? Энни кивнула. — Ты знаешь, это оказалось очень просто! — Не думала я, — усмехнулась старуха, — что у жены почтенного вождя воровской талант! — Во мне все-таки течет кровь конокрадов! — ответила Энни с улыбкой, вспомнив разговор в библиотеке. — Впрочем, — продолжала леди Драммур, — меня куда больше удивляет, что тебя до сих пор никто не заподозрил. — Ты уверена? Я так не удивлюсь, если сейчас за нами по пятам уже скачет целый взвод красных мундиров! Энни снова вспомнила, как дрогнуло ее сердце в тот момент, когда ее муж вошел в комнату вместе с Форбсом. — У тебя есть какие-нибудь догадки, — спросила леди Драммур, — кто мог прятаться вместе с тобой в библиотеке? — Ни малейших. Мне показалось, я слышала чьи-то шаги, но даже в этом я не уверена — в тот момент меня напугала мышь. — Ты вскрикнула, и этот человек спрятался в другом алькове. — Скорее всего, — нахмурилась Энни, — но если это был Форбс или кто-то из его приспешников, почему он не вышел и не схватил меня, когда я рылась в бумагах? Поймал бы, как говорится, с поличным… Старуха задумалась, озадаченная не меньше своей невестки. — Что ж, — произнесла она наконец, — это оставляет нам надежду на то, что это был не Форбс и не кто-то из его людей. Впрочем, может быть, они решили, что, если арестовать тебя публично, многие возмутятся, начнутся беспорядки. Решили, должно быть, подождать и арестовать тебя потом, по-тихому… С минуту свекровь и невестка молча смотрели друг на друга, затем как по команде дружно задернули шторы на окнах кареты и погасили огни. В карете воцарилась темнота, если не считать проникавших сквозь шторы огоньков окрестных домов. Дорога была ровной, словно начерченной по линейке, и, если за ними была погоня, для преследователей не было бы ничего проще, чем взять их прямо сейчас. Рискуя привлечь к себе внимание, Энни осторожно высунулась в окно, но погони не было. — Есть еще один вариант, — поделилась леди Драммур с невесткой новым, только что пришедшим ей в голову предположением. — Ты была не единственной, кого заинтересовало, что именно запер Форбс в секретере. — Ты хочешь сказать, — нахмурилась Энни, — что кто-то из присутствовавших на совещании вернулся, чтобы ограбить Форбса? — Нет, я имею в виду не это. Ты, я и Джон были не единственными врагами Форбса, вынужденными присутствовать на этом сборище. Как ты, может быть, успела заметить, там были и Макферсон, и Стратбоги, и Макфейл, и Маккилликен… Возможно, кто-нибудь из них решил, воспользовавшись случаем, порыться в бумагах этого индюка — авось да найдется что-нибудь стоящее… На минуту снова воцарилась тишина, сопровождавшаяся стуком копыт и скрипом колес. — Ты уверена, крошка, — произнесла наконец леди Драммур, — что расслышала все как следует? Энни понимала, какая внутренняя борьба стоит за этим вопросом. Любовь к сыну боролась в душе леди Драммур с любовью к родине, уверенность в том, что во всех своих действиях он руководствуется лишь интересами клана, — с зарождавшимися сомнениями в этом… — Я слышала, как Форбс велел ему ласками выманить у меня признание обо всем, что мне известно о планах принца. А Ангус сказал, что устал от моих фокусов и моей вовлеченности в сомнительные политические аферы… Леди Драммур тяжело вздохнула. — И каково же теперь твое заключение, крошка? — спросила она. Энни долго молчала. — Дедушка был прав, — произнесла наконец она, — ни один мужчина не сможет стать таким лидером, как надо. Нужна женщина. — Не могу сказать, что так уж категорически против твоего решения, девочка, — леди Драммур прищелкнула языком, — но подумай о риске! Представь, как ты с пистолетами выезжаешь на поле битвы… Сможешь ли ты? Нет, я не сомневаюсь, что сердце у тебя достаточно храброе. Но мужчинам может не понравиться, что ими командует женщина… — Дедушка сказал, что самой мне ходить в бой не придется. Я должна выбрать мужчину, который будет действовать от моего имени. — И ты уже выбрала? — Да, — проговорила Энни. — Кого же, если не секрет? — прищурилась старуха. — Макгиливрея, — твердо заявила Энни, хотя решение пришло к ней только сейчас. — Макгиливрея? — удивилась та. — Разве он не горит желанием помахать мечом во славу отечества? Да и его людям храбрости не занимать… — Ты уверена, что он тот человек? Да, в храбрости ему не откажешь, но бывает, иной раз попадает ему какая-нибудь шлея под хвост, и переубедить его очень сложно… — Может быть, но все равно лучшей кандидатуры я не вижу. — Ох, чувствую, — проворчала леди Драммур, — заваривается большая каша! — Ты боишься? — А ты? — Кто же хочет войны? Но без нее не обойтись, без нее Шотландия погибнет. — Шотландия никогда не погибнет, Энни Моу! Для этого нам не нужно заливать поля кровью. — Нужно. И готова пожертвовать своей кровью! — Эх, девочка, — вздохнула пожилая дама, — какая же ты все-таки еще идеалистка! — Это плохо? — насторожилась Энни. — Кто сказал, что плохо? Это во мне говорит зависть, Энни. Зависть старой женщины к молодой… Вдова замолчала, глядя в окно. Карета проехала собор Святого Иоанна и въезжала в широкие ворота Драммур-Хау-са. Большое, солидное, бесхитростное здание из красного кирпича стояло на берегу реки и в летнее время почти всегда было скрыто густой пеленой тумана. Сейчас же его силуэт четко вырисовывался на фоне ночного неба. Когда Ангус появился утром в доме матери, он был не один. Новый, с иголочки, красный мундир Уоршема сиял медными пуговицами. Выражение лица майора было таким казенным, что оно казалось высеченным из камня. Оба были препровождены в гостиную — комнату со стенами, обитыми желтым шелком и украшенными пейзажами знаменитых мастеров, и мебелью с такой же обивкой. Убранство этой комнаты, предназначенной специально для официальных приемов, довершал огромный камин, мрамор которого казamp;пся таким же холодным, как лицо хозяйки, когда она наконец вошла, продержав их перед этим в ожидании добрых полчаса. — Доброе утро, Ангус. — Привет, мама. — Мое почтение, мэм! — вытянулся в струнку Уоршем. — Здравствуйте, майор. Надеюсь, вас не затруднит объяснить, господа, чем обязана столь раннему визиту? Леди Энни еще спит, меня саму вы подняли с постели, барабаня в дверь, — одеваться мне пришлось наспех… Надеюсь, это не очередное приглашение на бал, майор. Я уже, кажется, засвидетельствовала свое почтение вашему другу Форбсу… Или вы полагаете, этого недостаточно? Как ни старался Уоршем проявлять выдержку, от проницательного взгляда леди Драммур не укрылось, что на мгновение его надменное лицо исказила недовольная гримаса. — Прошу простить меня, мэм, за ранний визит, — проговорил он, — но когда капитан Макинтош упомянул, что собирается к вам, я попросил разрешения сопроводить его. — Боюсь, вы напрасно утруждали себя, майор. Завтракать мы сегодня не собираемся, а обед еще не скоро. — Не извольте беспокоиться, мэм, я буквально на минуту. — Я и не беспокоюсь, — проворчала она. — Кстати, если ты, Ангус, — обратилась старуха к сыну, — за Энни, то зря приехал: она собирается остаться здесь еще дня на три. — Она нездорова? — насторожился Ангус. — Со здоровьем, слава Богу, все в порядке, просто решила погостить. Может она хоть раз в году навестить свекровь? — Разумеется, мама, но… — В таком случае, — поспешила перебить сына леди Драммур, — я передам ей, что ты не возражаешь. Гардероб ей не нужен — у меня здесь достаточно ее вещей. Ей что-нибудь передать? — Я бы все-таки предпочел переговорить с леди Энни лично, — вставил майор. — Простите, мэм, долг службы… — Долг службы? — прищурилась леди Драммур. — В чем дело, если, разумеется, не служебная тайна? — Пара вопросов, чистейшая формальность, мэм, не займет и пяти минут… Грудь и ноздри старухи задрожали от возмущения. Неизвестно, что произошло бы в следующий момент, если бы от дверей не послышался голос: — Я здесь, майор. Что вам угодно? Мужчины дружно обернулись. С первого взгляда на Энни было видно, что одевалась и причесывалась она второпях. Простое белое платье, украшенное лишь кружевами у ворота и на рукавах, сидело на ней свободно. Лицо выглядело помятым после сна. Пройдя к окну, Энни остановилась, глядя на мужчин. В своем белом платье, с копной рыжих волос, освещенных утренними лучами, она выглядела так, что оба невольно залюбовались ею. Выражение лица Ангуса заметно потеплело; Уоршем, не смевший, разумеется, разглядывать чужую жену с вожделением, окончательно посуровел. — Слушаю вас, майор, — спокойно произнесла она. — Как ваша рука, мэм? — соблюдая этикет, поинтересовался тот. — Я слышал, вы изволили порезаться… — Пустое, майор, пара небольших царапин. — Леди Форбс просила передать свои извинения — в этом несчастном случае есть доля ее вины. — Она ни в чем не виновата, я сама неосторожно держала бокал. — Что ж, я рад, если с вами все в порядке. К сожалению, в этот вечер случился инцидент и посерьезнее. Кто-то не погнушался похитить из дома лорда Дункана важный документ. — Какой ужас! — весьма натурально всплеснула руками леди Драммур. — Еще одна небольшая неприятность, мэм, — продолжал майор, обращаясь к Энни. — Документ похищен из библиотеки. Некто из гостей утверждает, что якобы видел в библиотеке вас. Убежден, мэм, что это не более чем досадное недоразумение, но, простите, долг службы вынуждает меня задать вам несколько вопросов. Итак, были ли вы в библиотеке лорда Дункана или нет? — Возможно… — Энни закусила губу и нахмурила лоб, делая вид, что сосредоточенно вспоминает, а на самом деле лихорадочно соображая, как бы солгать поубедительнее, — возможно, что и была. Дело в том, сэр, что за ужином я немного переела и, простите, почувствовала необходимость уединиться, но по ошибке забрела не туда… — А вы не могли бы припомнить, в каком именно часу это произошло? — Боюсь, не смогу вам помочь, сэр. — А пока вы ходили, вы не заметили ничего подозрительного? — Нет, разве что… — Что? — машинально напрягся Уоршем. — Разве что молодую пару, которая, похоже, тоже… искала уединения. Увидев меня, они были смущены не меньше, чем я сама. Уоршем слегка кивнул. — Молодой человек, который вас видел, — майор Босуорт. Он уже успел доложить мне об этом, не упомянув, правда, что был не один. — Неудивительно, — фыркнула Энни. — Думаю, лорд Йэн Маклауд вряд ли обрадуется, узнав, что его дочь уединялась с английским офицером, не говоря уж о ее муже… Уоршем прищурился. — А что, если бы замужняя шотландка уединялась не с английским офицером, а с шотландцем же, вы были бы к ней снисходительны? — Зависит от того, — спокойно ответила Энни, — зачем они уединяются. Бесцветные глаза майора сузились еще больше. — В таком случае, мэм, позвольте задать вам нескромный вопрос: для чего вы изволили уединиться с Джоном Макгиливреем? Энни машинально кинула взгляд на мужа. Вопрос Уоршема явно подействовал на него, словно красная тряпка на быка, однако Ангус изо всех сил старался не подавать виду. — С Макгиливреем? — переспросила она. — Если мои сведения точны, вы перешептывались с ним о чем-то примерно за час до происшествия. — Перешептывались? Ну может быть, я шепнула ему: «Всего доброго, спокойной ночи!» или что-нибудь в этом роде. Не помню, разве такое запоминается? — Может быть, вы станете отрицать, что встречались с ним после этого в библиотеке? — Стану, не встречалась. — Вам не изменяет память, леди Энни? — Ничуть. У вас все, майор? — Нет, насколько мне известно, мэм, вас и Джона Макгиливрея объединяет нечто большее, чем просто дружба… — Заблуждаетесь, майор. Макгиливрей — человек порядочный. Да, мы с Джоном — друзья, — в этот момент Энни смотрела не столько на Уоршема, сколько на мужа, — и я всегда гордилась дружбой с таким человеком. Но не более того! — И ради того, чтобы защитить такого друга, вы готовы солгать? — Полагаю, майор, Джон Макгиливрей не нуждается в моей защите. — К чему вы клоните, Уоршем? — Судя по жесту, с которым Ангус сорвал перчатки и швырнул их на кресло, он был вне себя. — Почему вы позволяете себе такой тон в разговоре с моей женой? — Я уже объяснял вам, Ангус, из библиотеки Форбса пропали ценные бумаги… — С чего вы взяли, что Энни каким-то образом к этому причастна? — У меня имеются сведения о ее местопребывании в момент этого ограбления, как и о местопребывании Джона Макгиливрея. — Что ж, полагаю, после разговора с ней ваши подозрения отпали. Вам вообще не следовало беспокоить Энни, расспросили бы обо всем меня. — Вас? — Да. Я поведал бы вам, что перед совещанием в библиотеке я встретил Макгиливрея. Он уже уходил — какие-то срочные дела требовали его присутствия в Клунасе. Если не ошибаюсь, это как-то связано с нездоровьем его невесты — недаром бедняжка не смогла присутствовать вчера на балу. Вам, должно быть, известно, что через месяц он женится? Кажется, души в ней не чает, весь вечер только и говорил что о ней, а когда уезжал, беспокоился так, что я, ей-богу, испугался — не повредился бы умом… — Похоже, — Уоршем оглядел Энни с головы до ног; ей казалось, что взгляд его шарит по ее телу, словно железные щупатьца, — я не зря вчера пытался выяснить, где вы были позапрошлой ночью… Не слишком ли много на вас подозрений, леди Энни? Энни вспомнились слова Джона о том, что люди Уоршема «пасли» ее и Эниаса чуть ли не всю обратную дорогу. — Вам повторить, сэр, — Ангус начал выходить из себя, — что прошлой ночью моя жена была дома, со мной?! Так вот, к вашему сведению, Макгиливрей тоже был с нами. Мы проиграли в карты до третьих петухов и — раз уж признаваться, так во всем! — напились до бесчувствия — я имею в виду, я и Джон, за что мне наутро изрядно влетело от жены. Уоршем молчал, играя желваками на скулах. Почти не замечая его, Энни недоуменно уставилась на мужа. Он снова солгал этому типу, на этот раз выгораживая не только ее, но и Джона. На такое способен лишь действительно благородный человек. Леди Драммур не стала ждать, пока Уоршему придет в голову какой-нибудь новый вопрос. — Вас проводить, майор, или сами дойдете? — недвусмысленно спросила она. Взгляд Уоршема нервно перебегал с одного лица на другое, руки машинально сжались в кулаки — майор явно остался недоволен результатами допроса. Однако ему ничего не оставалось, как с поклоном удалиться, недовольно стуча сапогами, словно он вымещал злость на ни в чем не повинном паркете. Выждав, когда шаги Уоршема смолкнут, вдова обратилась к сыну: — Похоже, только что ты нажил еще одного врага, Ангус! — Пусть этот идиот скажет спасибо, что я его не зарубил! — огрызнулся тот. — Сказать по правде, у меня чесались руки! — Да, Ангус, — усмехнулась леди Драммур, — с тобой иметь дело опасно! Велеть Гиббу принести тебе кофе, или предпочтешь что-нибудь покрепче? — Спасибо, мама, ничего не надо. Я скоро уйду. — Как хочешь. — Леди Драммур покинула гостиную. Как только она вышла, Ангус молча уставился на жену. С минуту Энни отвечала ему таким же пристальным молчаливым взглядом, затем отвернулась к окну. — Не кажется ли тебе, — голос Ангуса был нарочито мягок, — что тебе не мешало бы хоть немного постыдиться? Честно говоря, я теперь боюсь оставлять тебя у мамы — одному Богу известно, до чего вы вдвоем можете додуматься. Что ты, что она — две сумасбродки! Мне-то ты, я надеюсь, скажешь, что же все-таки на самом деле произошло прошлой ночью, или снова будешь сказки рассказывать? — Ты что, — фыркнула Энни, — и впрямь поверил, что мы с Макгиливреем украли у твоего Форбса какой-то документ? — Детка, — спокойно произнес Ангус, — отпираться бесполезно. Я там был и все видел. — Так это ты прятался в алькове? — Энни похолодела. — Когда я сидел за столом, мне показалось, что за портьерой что-то шевельнулось, вроде как блеснуло… Когда мы ушли, я вернулся и какое-то время стоял у дверей. Но никто не выходил, тогда я сам вошел и спрятался в алькове. Не успел я задернуть портьеру, как ты взвизгнула, и я понял, что это ты. В первое мгновение я хотел выйти к тебе, затем решил не смущать тебя, если ты не одна… — Ты что же, — вспыхнула она, — подозреваешь меня… — Нет, Энни, Богом клянусь, ни в чем я тебя не подозреваю, но если бы ты действительно была не одна, а я бы вошел, ты бы решила, что подозреваю, и Бог знает, к чему бы это привело… Зачем усложнять и без того донельзя запутанную ситуацию? — И ты еще смеешь говорить, что мне надо бы постыдиться! А тебе-то самому не стыдно? — О чем ты? — Ангус недоуменно заморгал, словно сыч. — Сам знаешь. Я там была, я слышала все, о чем ты говорил с Форбсом. Ты так искренне желал присоединиться к генералу Хоули в Эдинбурге! Ты говорил, что устал от фокусов жены… Ты, по сути, отрекся от своего народа! Или, может, я все-таки ошиблась — это был не ты? — Не уводи разговор в сторону! — проворчал Ангус, сам, в свою очередь, пытаясь уйти от обвинений жены. — Ты представляешь, что бы с тобой сделали, если бы вдруг обнаружили, что ты подслушиваешь важнейшее тайное совещание?! Благодари судьбу, что за второй портьерой прятался я, а не этот идиот Уоршем или, скажем, Гарнер! — Да что бы ни случилось со мной в таком случае — все лучше, чем твое предательство! Ангус отвернулся, но от взгляда Энни не скрылось, что щеки его густо покраснели. — Бумаги по-прежнему у тебя, — поинтересовался он, — или ты уже успела отдать их своему Макгиливрею? — Почему ты не отвечаешь на мои обвинения? — Ты выставила против меня столько обвинений, что я даже не знаю, с которого начинать! — А что мне оставалось делать? Ты обещал мне, что твои люди не будут участвовать в боях против повстанцев — теперь ты это обещание нарушил. Ты так клялся и божился, черт побери, что я, дура, тебе поверила! Теперь-то тебе меня не обмануть — я знаю, что стояло за твоими клятвами! — Тогда я искренне верил, что смогу сдержать эту клятву. — Что ж, не прошло и пары дней, как ты ее нарушил… За эти два дня что-то изменилось? Ангус так нервно ерошил волосы, что за несколько минут идеальная прическа превратилась в гриву пещерного льва. — Ты знаешь, — задумчиво начал он, — в чем-то ты права: за эти дни для меня действительно кое-что изменилось. Но не в тот момент когда я пообещал Форбсу, что мои люди примут участие в … — А в какой же? — Тогда, когда я сказал Лудуну, что Макгиливрей позавчера ночью был у меня. — Лудуну? Ты хотел сказать, Уоршему? — Нет, я не оговорился, именно Лудуну. Я уже не в первый раз рассказываю эту легенду. Странно только, что Уоршем мне поверил — по его сведениям, Макгиливрей был тогда в Данмаглассе. — Почему ты это сделал? — Удивлению Энни не было пределов. — Потому, что у меня были основания подозревать, что они заманили его на этот бал, чтобы арестовать. Не подумай только, что я одобряю деятельность твоего Макгиливрея, но он все-таки мой сосед, в какой-то мере друг… К тому же, если бы я не снял с него подозрения, ниточка потянулась бы дальше и дошла бы до тебя, моя красавица. Разумеется, все это было до того, как я собственными глазами увидел, как моя благоверная шарит в секретере Форбса. Ты хотя бы отдаешь себе отчет, умница, чем это пахнет? Пожизненным заключением как минимум… Вышесказанного, я полагаю, достаточно, чтобы согласиться, что мне теперь не до оправдания своих действий! Энни почувствовала, что у нее начинает отвисать челюсть, глаза готовы вылезти из орбит. — Я лишь вчера узнала, что наши пытались атаковать людей Уоршема, что Джон при этом был ранен… — Ранен? — удивился Ангус. — Его чудом не убили. Ангус прикусил губу. Весь вид его говорил, что он, еле сдерживаясь, борется с собой, чтобы не взорваться. — Бумаги по-прежнему у тебя? — повторил он сквозь зубы свой вопрос. — Нет, твоя мама считает, что у нее они будут в большей сохранности. — Господи! — Ангус закрыл глаза и схватился за голову. — Что она с ними сделала? Кому отослала? — Не знаю. Голос Энни был спокоен, но взгляд все равно выдал ее ложь. Пресловутые бумаги были получены Форбсом из Франции, от одного из его шпионов при дворе Людовика. Ферар, разумеется, разберется, для чего могут пригодиться эти сведения, .. — Что ты теперь собираешься делать? — спросила Энни, Вопрос жены вывел Ангуса из задумчивости. — Что я собираюсь делать? — отрешенно переспросил он. Ангус знал, что ему хочется сейчас сделать — ударить Энни, трясти ее до умопомрачения… Сжав руки за спиной, он отвернулся, глядя в окно. За окном пролетел ястреб. Казалось, птица парила, без всяких усилий с ее стороны, несомая ветром. Крылья были неподвижно раскинуты, лишь голова вращалась, высматривая добычу. Ястреб почему-то напомнил Ангусу майора Уоршема. Во всяком случае, у майора был точно такой же пристальный взгляд хищных глаз, в котором кровожадная жестокость парадоксальным образом сочеталась с ледяным бесстрастием. Ангус чувствовал, что Энни наблюдает за ним в ожидании его ответа, и ему потребовалась еще минута, чтобы как-то взять себя в руки. — Что я собираюсь делать? — повторил он. — А что мне, по-твоему, остается, кроме как ехать домой и заняться приготовлениями к отъезду в Эдинбург? — Понятно, — проговорила она. — Сомневаюсь, что тебе это в самом деле понятно, — фыркнул он. — Я, например, просто не вижу другого выхода. Я офицер его величества и, если не буду подчиняться приказам, просто окажусь там, где сейчас твой Ферчар и такие, как он, то есть буду вынужден скрываться где-нибудь в пещере от всего света. — У тебя есть выбор. — Какой? — Лишь бросить клич, и тысяча достойных людей пойдет за тобой и за принцем. Я бы, кстати, делила с тобой все тяготы военной жизни, стоит тебе только попросить. — В самом деле? — Ангус подошел к жене и обхватил ее лицо ладонями. — А если я попрошу тебя поехать со мной сейчас? Я имею в виду во Францию? Глаза Энни удивленно округлились. — Во Францию? — У меня есть друзья в Париже. Мы можем остаться там, переждать, пока все уляжется… Это, думаю, займет месяц, от силы два… Загоревшийся было в глазах Энни огонек надежды тут же погас. На лице ее было написано такое глубокое отчаяние, что Ангус даже пожалел, что его жена не такая пустоголовая красотка, как, скажем, Адриенна де Буль. — Здесь моя родина, — потупившись, произнесла Энни. — Для тебя это слово, может быть, и пустой звук, для меня же оно — все. — Энни помолчала. — Поезжай, Ангус, поезжай, — отрешенно добавила она, — а я останусь. Все равно ничто уже, кажется, не может разрушить стену, которую ты сам воздвиг между нами… Слова Энни ранили Ангуса в самое сердце. Бог свидетель, ему так хотелось сказать, что он отдал бы все, чтобы унять ее боль… Но Энни вряд ли стала бы его слушать. Ангус молчал, уставившись на поджатые губы Энни. Ему вдруг вспомнилось, как всего несколько дней назад эти губы ласкали его и требовали ответных ласк… Может ли он сейчас просто развернуться и выйти из комнаты? Да если он это сделает, Энни будет презирать его всю оставшуюся жизнь! Ему придется забыть ее навсегда! Сможет ли он это сделать? Ангус знал, что нет, что образ Энни вечно будет стоять перед его глазами… Руки Ангуса, словно плети, безжизненно повисли. — Прости меня, — пробормотал он наконец. — Прости за все — и прости за вторжение. Я больше не буду нарушать твой покой. — Ангус!.. — Все уже решено, — резко произнес он. — Знаешь, даже хорошо, что ты останешься здесь. За стены Драммур-Хауса не проникают ни снаряды, ни шум сражений. Здесь, с моей матерью, ты, пожалуй, будешь чувствовать себя спокойнее, чем где бы то ни было. И… если увидишься с Мак-гиливреем, постарайся убедить его какое-то время держаться подальше от Данмагласса. Я отдаю себе отчет, что в данный момент он вряд ли склонен следовать моим советам, но Уор-шем настроен очень агрессивно, лучше Джону не дразнить его. — Хорошо, я, пожалуй, пошлю ему письмо. — Энни низко наклонила голову, не желая показывать мужу, что глаза ее переполняют слезы. — Спасибо тебе за предупреждение. — Не стоит благодарности, Энни. При других обстоятельствах, возможно, с удовольствием выдал бы его Уоршему. Последнее заявление Ангуса перепугало Энни не на шутку. Она уставилась на мужа, но ничего не могла прочитать на лице, превратившемся в бесстрастную маску. Теперь Энни уже с трудом верилось, что всего за минуту до того Ангус предлагал ей отправиться с ним во Францию… Чувствуя, что смотреть мужу в глаза выше ее сил, Энни отвернулась, не замечая, как рука Ангуса потянулась к ее плечу, чтобы утешить. Но на полпути пальцы от отчаяния сжались в кулак; затем рука опустилась. — Если тебе что-нибудь понадобится за время моего отсутствия, — проговорил он, — то ты знаешь, где я храню деньги. — Не беспокойся, со мной, думаю, все будет в порядке. Желаю удачного путешествия. Удачного не в смысле успеха твоего предприятия — для тебя ведь не секрет, что я ему не сочувствую, а в смысле безопасности. Ангус молча смотрел на Энни, от взгляда его не укрылось, что на кончике ее ресниц, словно алмаз, блестит слеза. Энни стояла в солнечных лучах, отчего ее кожа казалась светящейся изнутри, волосы горели золотым нимбом. — Ты больше ничего не хочешь сказать? — спросил он. — Нет, — прошептала она. — Стоит ли? Ангус машинально взял с кресла брошенные шляпу и перчатки. Он снова посмотрел на Энни, та стояла в той же позе. — Написать тебе из Эдинбурга? — Как хочешь. — Тогда напишу, — произнес он, берясь за ручку двери. Дверь открылась легко, но Ангус чувствовал, что ему невыносимо трудно переступить через порог. — Энни, — проговорил он, оглядываясь в последний раз, — я сознаю, что принес тебе много горя, что я, может быть, весьма далек от твоего идеала мужа. Но, несмотря ни на что, я чувствую, что не могу сейчас уйти, не сказав, как счастлив я был все эти четыре года. Очень счастлив! И мне хотелось бы поблагодарить тебя за это. И сейчас, когда я уезжаю, все, что дает мне на самом деле силы жить, — это надежда, что когда-нибудь ты сможешь меня простить. Энни молчала, не в силах произнести ни слова. Слезы душили ее, подступали к горлу. Дверь за Ангусом закрылась. |
||
|