"Безоглядная страсть" - читать интересную книгу автора (Кэнхем Марша)

Глава 24

— Чем это так безбожно воняет, черт побери? — наморщил нос Робби.

— Дерьмом сорока лошадей, прошедших перед нами, смешанным с дохлой рыбой, — проворчал Джеми, пытаясь вытащить из грязи одну ногу и увязая другой. Шлем Джеми потерял еще милю назад, ноги были босы. Ветер, поднявшийся было в начале дня, к ночи утих, что, разумеется, не способствовало рассеиванию тумана — чем дольше они шли, тем толще он становился, лишая возможности видеть как следует не только идущего рядом, но и землю под ногами.

Лорд Джордж вывел свою колонну из лагеря в восемь часов. С ним шли Камероны и Макдональды — общим числом около тысячи девятисот человек, возглавляемые Джоном Макгиливреем и Джиллизом Макбином.

Вторая колонна из двух тысяч человек под командованием принца и лорда Джона Драммонда состояла в основном из жителей низинной части Шотландии и французских добровольцев. Чем больше полунепроходимых тропинок и болот преодолевали обе колонны, тем дальше отходили они друг от друга, тем меньше надежды оставалось на одновременную атаку вражеского лагеря. К двум часам утра было преодолено всего лишь семь миль, и, судя по всему, увеличить скорость в дальнейшем вряд ли удастся.

— Господи! — пробормотала себе под нос Энни, когда Брус споткнулся в четвертый раз. Бедное животное предпринимало героические усилия, чтобы держаться на ногах, но Энни боялась, что, споткнувшись еще раз, конь упадет и сломает себе ногу. Пару раз Энни с кузенами уже приходилось разворачивать колонну, терявшую в тумане ориентацию и двигаясь не в том направлении. До сих пор Энни удавалось держаться в седле, но, когда Брус споткнулся снова, она полетела в жидкую грязь. Конь инстинктивно напрягся — очевидно, боясь, что хозяйка накажет его за промашку.

— Не твоя вина, мальчик! — Энни ласково потрепала коня по влажному носу. — Ты и так делаешь все, что можешь.

— Не могу больше! — раздался вдруг рядом с Энни отчаянный крик. Обернувшись на него, Энни увидела человека, упавшего на землю с широко, словно у распятого Христа, раскинутыми руками. — Ни шага не могу! Пополз бы, если б мог, но не в силах! Дышать — и то невмоготу!

Эхо от его слов гулко раздавалось в тумане, вызывая в одних сожаление, в других злость. Все были измучены до предела, тем более что на завтрак каждому пришлось съесть не более одной лепешки. Многие уже повернули назад, многие просто упали, не в силах идти ни назад, ни вперед…

— Энни, это бесполезно! — проворчал, словно старик, Эниас. — За пять часов мы прошли всего семь миль, а впереди еще пять!

— Тише, — цыкнула на него Энни, — тебя услышит принц!

— Да пусть слышит, черт его дери! — взорвался Эниас. — Люди валятся с ног, а ты еще хочешь, чтобы они после этого выдержали оборону англичан! К тому же неожиданным наше нападение уже не будет: я заметил, что нас видел один шпион. Ломах Макдугал — слышала о таком?

Энни вроде бы слышала это имя, но где и когда — не смогла припомнить.

— Он и его братец Хью шпионят на англичан с тех пор, как Лудун принял командование над фортом Джордж. Эти братья — такая же неразлучная парочка, как наши Джеми и Робби. Если Ломах здесь, будь уверена, Хью тоже где-то поблизости, так что не миновать этому Иуде участи братца.

— А какая участь постигла братца?

— Я перерезал этой сволочи горло.

Энни хотела спросить, не слишком ли это все-таки жестоко, но она вполне могла понять злость Эниаса. Энни и сама устала не меньше, чем любой из этих истощенных людей. Шлем ее где-то свалился, и волосы, перепачканные в грязи, из пышной гривы превратились в жидкие сосульки, голова гудела, ей приходилось говорить сквозь сжатые зубы, иначе они тут же начали стучать от холода.

Вдалеке Энни услышала какое-то гудение — сначала едва слышное, затем явно приближавшееся. Сквозь пелену тумана Энни заметила человека с фонарем, направлявшегося к ней. Энни узнала его — это был Колин Мор, на ферме которого они когда-то ночевали. Сейчас Колин был одним из проводников, ведших колонну лорда Джорджа.

— Мы собираемся повернуть, полковник, — сказал ей Колин. — Лорд Джордж решил, что так будет лучше.

— Слава Богу! — облегченно вздохнул Эниас. — Мне эта затея не понравилась с самого начала! Его высочество, разумеется, завопит, что мы все предатели, но лично я поворачиваю назад!

До слуха Энни действительно донесся голос принца, кричавшего именно то, что предсказывал Эниас.

— А где сам лорд Джордж? — спросила Энни у Колина.

— Я опередил его где-то на милю. Ничего, обратно, думаю, пойдем быстрее — мысль о теплой постели прибавит людям энтузиазма.

— А Макгиливрей?

— Он и Макбин идут за мной. Стой здесь, чтобы они тебя нашли.

Мимо Колина проехал еще один человек с фонарем, и Колин последовал за ним, отдав свой фонарь Эниасу.

— Поедем им навстречу? — предложила Энни Эниасу.

— Подожди, подержи-ка. — Он поспешно сунул ей в руку фонарь.

— Ты куда? — удивилась она.

— Да по нужде, семь миль тащился без остановки, если не облегчусь, то сейчас лопну!

Энни осталась одна, но ненадолго — вскоре к ней действительно подъехали Джон и Джиллиз. Джон сначала не заметил ее, и так бы и проехал мимо, если бы Джиллиз не Дернул его за рукав.

Оба выглядели ужасно — с ног до головы в грязи, но больше всего Энни поразило не это. Она привыкла видеть Джона в каком угодно настроении, но павшим духом — никогда. Сейчас же его плечи заметно поникли.

— Слышала?.. — мрачно спросил он.

— Что поворачиваем? Слышала — только что разговаривала с Колином Мором.

— И слава Богу, — обреченно проговорил Джон. — Дотащились аж до самого Нокэнбай, пока наконец не решили, что все это — дохлая затея. Река впереди разлилась так, что лошадям по брюхо. Что стоишь? Дай подсажу тебя на лошадь!

— Не надо, я еще в силах идти сама. Лошадь может пригодиться кому-нибудь, кто ослабел сильнее, чем я.

Джон не стал спорить и повел Бруса под уздцы.

Когда наконец вдали показался Каллоден-Хаус, было уже около шести утра. Большинство мужчин просто повалились без сил на траву перед дворцом да так и заснули. Несколько сотен человек даже не пошли дальше того поворота, из-за которого был виден дом. Энни зашла в тот самый амбар — в мирное время в нем была конюшня, — в котором провела прошлую ночь. Амбар уже был полон людьми, спящими на соломе. Энни же, несмотря на усталость, почему-то не спалось, и она села в углу, поджав под себя ноги и глядя на Джона, стянувшего с себя куртку и рубаху и обливавшегося водой, чтобы хоть немного смыть грязь и пот.

Энни вдруг вспомнилось, как однажды, стоя у окна в Данмаглассе, она смотрела на Джона, растиравшего свой могучий торс снегом. Это было, в сущности, не так давно, но Энни казалось, что с тех пор прошла вечность… Тогда глаза Джона светились азартом, как, впрочем, и глаза Энни — им предстоял славный поход за честь родной Шотландии…

Сейчас в Энни не осталось уже ни капли того романтического настроения, как, должно быть, и у всех, исключая разве что его высочество. После нескольких месяцев похода люди, казалось, утратили способность думать о чем бы то ни было, кроме тепла и пиши. Большинство мужчин опустились уже настолько, что перестали мыться, бриться и чистить одежду. Джон был почти единственным, кто еще продолжал следить за собой, но Энни подозревала, что, не будь ее рядом, он так же махнул бы на себя рукой, как и все. А может быть, разочарованный сегодняшним неудачным походом, вообще плюнул бы на все и вернулся домой, где его ждала молодая жена.

«Нет, — думала Энни, глядя, как Джон поливает себя водой. — Джон Макгиливрей никогда не бросит правое дело лишь из-за того, что шансы на победу невелики. Он все поставил на карту — свою жизнь, честь, судьбу людей своего клана… Обратного пути для него нет».

Лорд Джордж пытался убедить принца вернуться в Инвернесс, где люди смогут как следует отдохнуть, подкрепиться, набраться сил, но его высочество уперся, словно осел. Энни и Джон были свидетелями этого, когда на обратной дороге проезжали мимо лорда и принца, горячо споривших на обочине. Рядом с Чарльзом стоял О'Салливан, с некоторых пор ставший правой рукой его высочества.

— Шотландцы, — говорил О'Салливан, — храбро дерутся лишь до тех пор, пока удача на их стороне. Стоит фортуне повернуться к ним спиной, как они знают только одно — отступать.

Если бы измученные, голодные люди услышали эти слова, то этого было бы достаточно, чтобы самоуверенного ирландца растерзали на месте, и армия принца, несмотря на всю свою усталость, снова смогла бы идти не то что в Нерн, а в преисподнюю. Джон, вскипев, готов был наброситься на О'Салливана, и не миновать бы ирландцу смерти, если бы Энни не остановила его, дернув за рукав.

— Постарайся все-таки хоть немного поспать, — попросил Джон, садясь рядом с ней и разминая сигару.

Энни молча смотрела, как он пускает кольца.

— Можно мне? — спросила вдруг она.

— Что можно? — не понял он.

— Разок затянуться.

— Нет, нельзя, — резко ответил Джон. — Хватит и того, что ты одеваешься в мужское, скачешь на лошади, участвуешь в сражениях… Если будешь еще и курить…

— Хорошо, — согласилась она, — не надо. Просто посиди со мной. Можешь курить, я уже привыкла к запаху сигары. По крайней мере отбивает запах конюшни!

— Энни, — устало улыбнулся Джон, — извини, но я…

— Понимаю, — кивнула она, — ты хочешь спать. Конечно, ложись, извини…

— Я не об этом, — возразил Джон.

Энни огляделась вокруг. В конюшне было почти темно, все уже давно спали вповалку, а если кто и не спал, то был слишком занят заботой о собственных натертых ногах, чтобы прислушиваться к их разговору.

На минуту воцарилась тишина.

— Я так и не поблагодарила тебя… — сказала наконец Энни.

— Поблагодарила? За что?

— За то, что ты тогда привез ко мне Ангуса.

— А-а! — усмехнулся он. — А я-то думал, за то, что я поставил свою подпись под этой пресловутой петицией, и теперь по моей милости ты сидишь здесь и отмораживаешь себе за… то есть я хотел сказать, сидишь и мерзнешь…

— Ты невыносим, Джон! — притворно рассердилась она.

Не отдавая себе отчета, Энни, обхватив Джона за плечи, потянулась к нему губами. Поцелуй в такой ситуации мог бы быть воспринят как дружеский, но темные глаза Джона удивленно округлились, и Энни отпрянула.

— Ты всегда был мне очень хорошим другом, Джон, — торжественно произнесла она. — Оставайся таким и дальше.

— Крошка, — заверил ее он, — я всегда буду твоим другом. Ловким движением Энни выхватила сигару из его пальцев и затянулась. Ощущение было не более приятным, чем то, когда однажды в детстве кузены заставили ее лизнуть лягушку.

— Не глотай хотя бы дым, — усмехнулся Джон. — Выпускай его, а то он забьется в легкие.

Но Энни уже закашлялась и поспешно сунула ему сигару.

— Ну что, — спросил Джон, — понравилось? Не в обиду будь сказано, но ты, ей-богу, как ребенок, которому сто раз можно сказать, что чайник горячий, но он все равно не поверит, пока не дотронется, а потом сам же и заплачет.

По щекам Энни от дыма действительно текли слезы. Отбросив сигару, Джон вдруг обхватил Энни за плечи рукой.

— Не бойся, крошка, — произнес он, — я уверен, что с твоим Ангусом ничего не случится. Я знаю его как себя — нет такой ситуации, из которой он не смог бы вывернуться.

Энни склонила голову ему на плечо.

— Знать бы, — проговорила она, — где он сейчас, что с ним… Мы ведь так и не вошли в английский лагерь… Он может подумать что угодно…

— Скорее всего, — успокоил Джон, — он решит, что принц все-таки одумался. Скорее всего сейчас твой Ангус еще спит или ест бифштекс и думает о том, какой он дурак, что вернулся к англичанам и оставил тебя на попечение такого сумасброда, как я.

Энни тяжело вздохнула, выразив в этом вздохе все, что ее мучило.

— Прости меня, — прошептала она.

— За что? — удивился Джон.

— За то, что доставляю тебе так много хлопот.

— Хлопот? Крошка, — улыбнулся он, — ты не доставляешь мне никаких хлопот — хотя порою, ей-богу, несносна!

Энни не знала, сколько она проспала, но сквозь сон почувствовала, что Джона рядом больше нет. Разбудил ее пронзительный звук волынок и барабанов, возвещавший о том, что армия Камберленда подходит к Драммоззи. Энни раскрыла глаза как раз в тот момент; когда Джон пристегивал к поясу большой обоюдоострый меч. Джиллиз расталкивал тех, кто никак не мог проснуться.

— Ч-что случилось? — тупо пробормотала Энни. — С-сколько времени?

— Одиннадцать, — не оборачиваясь, бросил Джон. — Четыре полка Камберленда уже здесь, остальные скоро будут, а половина наших людей спит мертвецким сном, половина ушла в поисках пропитания…

Энни вскочила на ноги, но Джон остановил ее холодным, словно сталь его меча, взглядом.

— Никаких фокусов, крошка! — приказал он тоном, не терпящим возражений. — Ты останешься здесь. И не вздумай спорить, а то я велю Джиллизу связать тебя по рукам и ногам!

— Он не посмеет!

— Посмею! — заявил он. По его виду и тону Энни поняла: он выполнит свою угрозу. Ей ничего не оставалось, как, вздохнув, покориться.

— Если что, — произнес Джон, — скачи в Моу-Холл. Там, как сказал лорд Джордж, две колонны должны встретиться, если нам удастся протащить принца через горы.

— Будь осторожен, Джон! — тревожно проговорила она.

— Лучше поезжай в Моу-Холл и подготовь там все как следует. К вечеру у тебя неизбежно будут раненые — по моим подсчетам, тысяч до пяти.

— Обещай мне, что ты не будешь одним из них!

С минуту они пристально смотрели в глаза друг другу, затем Джон отвернулся и вышел. Но сделал не более двух шагов — ругнувшись себе под нос, он вернулся, взял Энни за плечи и поцеловал в губы. Это был не просто дружеский поцелуй — ошибки в этом быть не могло. Это был поцелуй, полный страсти, поцелуй человека, понимавшего, что другого поцелуя может никогда не быть — не потому, что тому могут помешать обстоятельства или мораль, а потому, что шансы вернуться живым с поля боя у Джона сегодня невелики. Джон знал, что в любой момент на этой войне он может быть убит, но не боялся смерти и принимал ее как неизбежность. Вся его жизнь, по сути дела, была жизнью солдата, и гибель в бою он предпочитал смерти в постели.

Но Джон не хотел умирать, не признавшись Энни…

— Прости меня, Энни, — прошептал он, — но я тебя люблю. Я любил тебя всю жизнь, буду любить и за гробом, если там есть хоть какая-то жизнь…

Джон убрал руки с ее плеч, но еще долго смотрел на нее, словно прощался. Наконец, очнувшись, он вышел, вскочил на лошадь и погнал ее, все время яростно пришпоривая. Энни словно в забытьи еще долго смотрела на дверь, в которую вышел Джон. Она поймала себя на том, что с губ ее сорвалось его имя.