"Безоглядная страсть" - читать интересную книгу автора (Кэнхем Марша)

Глава 6

— Что? — Смех леди Драммур, почтенной семидесятилетней свекрови Энни раздавался так звонко, словно она была на пятьдесят пять лет моложе. — Ты сказала ему, что от него воняет?

Кое-кто из дам, прикрыв рот веером, захихикал, покосившись в ее сторону, но леди Драммур уже давно держала себя в обществе так, словно в ее почтенном возрасте можно вести себя как угодно, не обращая внимания на всевозможные пересуды и сплетни.

— Ты так и сказала — дерьмом? — Огромный бюст леди Драммур заколыхался, и старуха промокнула платком выступившие на глазах слезы. — А он? Неужели обиделся? На зеркало нечего пенять, коль рожа кривовата!

Ужин пока проходил без эксцессов. К чести хозяина, нельзя было не признать, что с нелегкой задачей удовлетворить аппетиты ни много ни мало шестидесяти гостей, каждый из которых к тому же не отличался скромностью, он справлялся неплохо, особенно если вспомнить, что в раздираемой войной стране и куда менее изысканные яства и вина были достоянием далеко не каждого стола… Но судя по громкому смеху и веселым тостам, мало кто из участников этого пира задумывался об этом. Ангуса, как и следовало ожидать, усадили на одно из почетных мест, но Энни и леди Драммур предпочли обосноваться подальше от хозяев, в конце стола, оказавшись таким образом в окружении каких-то старух.

«Что ж, — подумала Энни, располагаясь, — уж лучше компания этих старых перечниц, чем раскормленные рожи высокомерных выскочек».

И тут ее взгляд упал на человека, которого, как казалось, она не могла здесь увидеть. Пышная копна золотисто-белокурых волос была на этот раз аккуратно прилизана, и, хотя обладатель ее сидел к Энни спиной, могучие плечи, без сомнения, могли принадлежать только Джону Александру Макгиливрею.

Тем не менее Энни совершенно не удивило появление на этом сборище отъявленного якобита. Не удивил ее и тот факт, что изрядное количество бутылок с бургундским, вкус которого даже самый придирчивый ценитель наверняка нашел бы преотменным, похоже, предоставлено для пиршества не кем иным, как обладателем белокурой гривы и богатырских плеч — слава людей Макгиливрея как смелых и ловких контрабандистов давно уже успела достигнуть наиболее отдаленных уголков. Вне сомнения, глава одного из самых богатых и могущественных кланов был приглашен сюда исключительно ради соблюдения этикета, а приехал, как и Энни, лишь из уважения к сединам леди Форбс.

Обернувшись на мгновение, Джон заметил Энни, и оба приветствовали друг друга улыбкой.

— Этот провонявший дерьмом майор, — леди Драммур с трудом сдерживала возмущение, — имел наглость привести в мой дом полк своих шутов в красных мундирах и обыскать мои погреба! Прошел, видите ли, слушок, что вместо вина я-де храню там ядра для повстанцев! Я так и заявила этому идиоту: в каком бредовом сне он увидел у женщины ядра?

Сидевший рядом Дуглас, племянник Дункана, когда до него дошел смысл каламбура старухи, подавившись от смеха, чуть было не изверг обратно все то, чем за минуту до того набил рот. Дуглас занял это место не случайно, как не случайно было любое движение, любое слово в этом спектакле, где каждый был озабочен лишь одним — как бы, не дай Бог, не нарушить светские каноны. В данном случае предписывалось, чтобы кто-то из членов семьи хозяина торжества сидел рядом с дамами семейства Макинтош, и на эту роль определили Дугласа. Постучать поперхнувшегося беднягу по спине не разрешали все те же пресловутые нормы этикета, но, как уже было сказано выше, считаться с этими нормами леди Драммур давно перестала, и она — случайно или нарочно — наградила парня таким ударом между лопатками, что тот согнулся пополам, но тем не менее проговорил: «Спасибо!»

— Наберитесь терпения, Дуглас, — обратилась к нему старуха, — я понимаю, какая, должно быть, пытка для молодого человека сидеть рядом с таким старым грибом, как я, но смотрите: осталось совсем немного. Видите, дамы уже складывают веера, мужчины берут бокалы с вином и сигары, чтобы отправиться с ними в соседнюю комнату, пока слуги убирают посуду и выносят столы…

— Ну что вы, леди Драммур, — улыбнулся тот, — уверяю вас, для меня ваше общество отнюдь не пытка! — Заметив, что Энни поднимается из-за стола, Дуглас поспешил вскочить и помочь ей отодвинуть стул. — Почту за честь, леди Энни, если хотя бы один танец за сегодняшний вечер вы подарите мне, если, разумеется, это не нарушит какие-нибудь уже имеющиеся у вас планы и если я вам не противен…

— Неужели, Дуглас, — улыбнулась она, — для вас и впрямь такая великая честь простой танец? Благодарю вас, сэр, но я не уверена, что вашему дяде понравится, если вы будете танцевать со мной.

— Главное — понравится ли это вам, — не сдавался тот. — А что до дяди, то он может в это время пойти прогуляться, почитать свои проповеди воронам.

— Сейчас уже темно, вороны спят.

— Это его трудности.

— Что ж, — рассмеялась Энни, — если ваш дядя и впрямь будет считать ворон, то почему бы и нет?

Просияв, словно начищенный медяк, Дуглас повел ее через зал, но тут, словно из-под земли перед ними вырос Джон Макгиливрей. Взгляд пронзительных глаз гиганта был таким, что, казалось, он собирался превратить самоуверенного юнца в ничтожную пылинку. Не желая выяснять отношения, Дуглас поспешил испариться.

— Мне нужно с тобой поговорить, — прошептал ей на ухо Джон. — Жду тебя в библиотеке, спустись, как только сможешь. — И удалился.

— Вот это мужик! — восхищенно проговорила леди Драммур, глядя ему вслед. — Будь я лет на сорок помоложе, не отказалась бы провести с ним ночку — даже из любопытства, правда ли, что рассказывают о размерах его достоинства… Думаю, не одна дама втайне вздохнет, когда он женится!

— А он женится? — удивилась Энни.

— А ты не знала? Помолвлен с Элизабет Кэмпбелл из Клунаса.

— Откуда вам это известно? — спросила Энни.

— Феи нашептали, — улыбнулась старуха.

«Феи» леди Драммур на самом деле представляли собой целую армию осведомителей — не хуже, чем у англичан.

«Уж не об этой ли помолвке он собирается поведать мне наедине? — подумала Энни. — Что ж, я рада за него. Джон — честный, порядочный малый и держится просто, даром что аристократ». Вот только вспомнить, что представляет собой Элизабет Кэмпбелл, Энни никак не удавалось. В уме всплывал лишь смутный образ с ничем не примечательными каштановыми волосами и густой сетью веснушек на носу.

— Я была уверена, — задумчиво протянула старуха, — что тебе это уже известно… Разве он тебе не говорил?

— С чего бы? — фыркнула Энни.

— Ни с чего, просто, если мне не изменяет память, вчера он был там же, где и ты. Неужели он за весь вечер так и не проронил ни слова?

Энни удивленно уставилась на свекровь.

— Ты удивляешься, — спросила та, — откуда я это знаю. Знаю, крошка, знаю! Знаю, — прищурилась она, — и то, о чем просил тебя твой дед… Ты правильно сделала, отказав ему. Не следует вносить еще больше раздора между кланами, и без того все идет далеко не гладко…

— Ты считаешь, я была права? — задумчиво нахмурилась Энни. — А я вот теперь не уверена. Скажи, положа руку на сердце, не разрывается ли твое сердце от сознания того, что много, слишком много мужчин обрядились в этот проклятый красный мундир? И возглавляет их не кто иной, как Ангус…

— Дочка! — Старуха доверительно посмотрела на нее. — Если бы мое сердце так разрывалось по всякому поводу, оно уже давно перестало бы биться. Что бы там ни делал Ангус, все равно он мой сын, и я всегда буду любить его. Одно оправдывает его — он старается на благо клана, в этом я уверена.

— Даже если клан этого не одобряет?

— Крошка, ни тебе, ни тем более мне не суждено дожить до того дня, когда все члены клана договорятся между собой. Впрочем, ты, должно быть, заметила, как тщательно он подбирает людей.

Энни и сама видела, что к таким, как Макгиливрей или Макбин, муж не осмеливался подходить с «предложением» пополнить отряды Лудуна — те бы просто плюнули ему в лицо…

— Ангус обещал… поклялся мне, — сказала Энни, — что его люди непосредственного участия в боевых действиях принимать не будут.

— Тогда все еще не так плохо, — согласилась старуха, — но не уверена, что ему удастся выполнить свое обещание. Увы, решает здесь не он. Всем заправляют Форбс и этот жирный мешок Лудун.

— А я уверена. — Голос Энни зазвучал патетически. — Ангус никогда не лгал мне и никогда не давал пустых обещаний.

— Что ж, — вздохнула старуха, — остается надеяться, что Бог и впрямь милует… Может быть, я, как мать, и не могу судить объективно, но мне всегда казалось, что Ангус и честен, и неглуп. — Взгляд леди Драммур упал на виновницу торжества, снова водворенную на свое почетное место. — Боже праведный, неужели и мне через десять лет суждено стать такой же уродиной?! Посмотри на эту кикимору — кожа как у мумии, все тело трясется — того и гляди рассыплется, не говоря уж о том, что ум у этой дохлятины давно зашел за разум… Подойти, что ли, — усмехнулась она, — засвидетельствовать ей свое почтение? Эта рябая невестка, правда, наверняка не преминет отпустить в мой адрес какую-нибудь «гениальную» колкость, но пусть только посмеет — я ей все глаза выцарапаю!

Удалившись, леди Драммур оставила Энни в компании какой-то старой вдовы. Перекинувшись с ней ради приличия несколькими фразами, Энни, улучив момент, решила спуститься в библиотеку. Она пошла бы туда, даже если бы не собиралась встретиться с Макгиливреем, — после нескольких часов, проведенных в душном зале и в компании идиотов, душа ее настойчиво требовала уединения. Будь ее воля, остаток этого вечера Энни провела бы где-нибудь в темноте и тишине, пока наконец Ангус, разыскав ее, не объявил бы, что «спектакль» окончен. Весь вечер Ангус держался от нее в отдалении, понимая в глубине души, что сейчас Энни нуж-нее компания леди Драммур, но все время поглядывал в их сторону, словно ожидая неприятного сюрприза от своих непредсказуемых жены и матери. В настоящий момент Ангус стоял в одном из углов, разговаривая с Дунканом Форбсом.

Убедившись, что никто не обратит внимания на ее исчезновение, Энни осторожно прошла через зал и начала спускаться по лестнице, затем пробежала по длинному коридору к библиотеке. В эти минуты Энни чувствовала себя скорее воровкой, чем гостьей. С замирающим сердцем Энни огляделась вокруг: быть замеченной ночью в окрестностях дома, где должна состояться тайная сходка бунтовщиков, еще куда ни шло, но попасться при попытке проникнуть в библиотеку Форбса…

Огромные дубовые двери библиотеки были слегка приоткрыты, коридор хорошо освещен, нигде в доме она не заметила охранников, но на всякий случай Энни подобрала юбки, чтобы они не шуршали по полу. В библиотеке же, напротив, почти не было света. Должно быть, Макгиливрей, если он там, нарочно притушил все свечи: чем темнее комната, тем менее привлекательной она должна показаться гостям, тем меньше опасности, что у кого-то из них возникнет желание сюда заглянуть.

Энни приоткрыла двери и прошла в середину комнаты.

— Эй, — тихо позвала она, — есть кто-нибудь?

Огромная комната казалась еще мрачнее от достигавших двадцатифутовых потолков шкафов, хранивших, должно быть, не одну тысячу увесистых фолиантов. С обеих сторон комнаты были глубокие альковы, закрывавшиеся тяжелыми красными бархатными портьерами, приподнимавшимися при помощи толстых веревок с золотыми кистями на концах. В одном из альковов стояло кресло для уединенного чтения, в другом были двери, открывавшиеся на террасу. Посреди комнаты стоял внушительных размеров стол вишневого дерева, а одну из стен украшала огромная средневековая шпалера, изображавшая рыцарей в пернатых шлемах и кованых латах. В библиотеке царил стойкий запах пожелтевшей бумаги и кожаных переплетов.

«Интересно, — подумала Энни, оглядывая бесконечные ряды книг, — кто все это читал?» Судя по портретам, украшавшим стены, среди предков Форбса встречались два-три высоколобых академика в мантиях и напудренных париках с длинными, лошадиными лицами, но преобладали мрачные, «не отягощенные интеллектом» физиономии грубых солдафонов.

— Любуешься благородными предками нашего радушного хозяина? — послышался за ее спиной насмешливый голос. — Что и говорить, хороши красавчики! У этого, — Макгиливрей ткнул пальцем в одного из «академиков», — вид такой, словно он набрал полный рот дерьма.

— Не кажется ли тебе, — тревожно произнесла Энни, — что это опасно?

— Набрать полный рот дерьма? — усмехнулся он. — В общем-то ничего страшного, если только не собираешься его глотать.

— Нет, встречаться вот так. Что мы скажем, если нас застукают?

— Да что здесь, собственно, особенного? Двое друзей устали от духоты, пошли проветриться, поболтать… Не вижу ничего предосудительного!

Опасность, подумала Энни, в темноте, в его лукавой улыбке, во взгляде бездонных черных глаз, в тех воспоминаниях, которые вызывают эти глаза…

— Может быть, — он взял ее под руку, — пойдем на террасу?

На террасе было еще холоднее, чем под сводами библиотеки, но после душного зала и сотен жарко горевших свечей Энни это было даже приятно. К тому же дом надежно защищал от ветра.

С минуту Энни стояла к Джону спиной, любуясь морозными узорами на стекле, заиндевевшим ночным садом… Наконец она повернулась к Макгиливрею лицом. Тот стоял неподвижно, вперив в нее взгляд своих черных, как омуты, глаз.

— Надеюсь, — проговорила она, — ты вызвал меня не для того, чтобы обсуждать бредовую идею Ферчара сделать из меня хоругви для повстанцев. Поскольку ты одобрил тогда мой отказ, полагаю, сей инцидент исчерпан.

— С чего ты взяла, — усмехнулся он, — что я его одобрил?

— Ты проголосовал бы за меня? — удивилась она.

— Ты не считаешь, — губы Джона снова скривились в усмешке, — что из тебя выйдет отличный лидер?

— Лидер из меня, может быть, и неплохой, но я не уверена, что мужчины — включая, кстати, и тебя, — захотят подчиняться женщине.

— Захотели бы, — уверенно заявил он, — если это такая баба, что ста мужикам фору даст. Ты хочешь сказать, что плохо стреляешь из лука? Как будто я не знаю, что ты и с закрытыми глазами попадешь в «яблочко»! Или плохо управляешься с мечом? Знаешь, что говорят о тебе мужики? «В бою Энни цены бы не было — горяча, но не настолько, чтобы голову потерять!» По-моему, это лучшая похвала! Или, может быть, — прищурился он, — ты уже разучилась все это делать? Я ведь и забыл, что ты теперь сменила штаны на юбки, ешь суп серебряной ложкой, а не пьешь из чашки через край, как раньше… Лоск, черт побери!

— Тоже мне, — она оглядела его роскошный костюм, — а сам-то чего тогда так вырядился? — Джон и вправду выглядел настоящим аристократом: его могучий торс был облачен в роскошный кафтан с манжетами в тон килту, не менее изысканный камзол… — Гляди-ка, и завит, и выбрит до синевы… А чем это от тебя, дружочек, пахнет? Уж не французскими ли, часом, духами? Хорош, хорош! Невеста, надеюсь, при тебе? Такому кавалеру — и без невесты…

Брови Джона сошлись на переносице.

— Кто тебе сказал, что у меня есть невеста?

— Вообще-то леди Драммур… Какое это имеет значение?

— Никакого, ровным счетом никакого. Кстати, — он приподнял ее подбородок пальцем, — передай своему мужу, чтобы он, когда бреется, брал бритву поострей. У него такая гладкая кожа на лице, что мне больно смотреть, как он ее все время уродует порезами.

Энни отпрянула, сердце ее почему-то учащенно забилось.

— Спасибо за совет, — огрызнулась она, — но, надеюсь, мы здесь не для того, чтобы обсуждать, какой бритвой следует бриться моему мужу.

— Как и не для того, чтобы обсуждать, на ком я женюсь.

— Какая связь… — начала было Энни и вдруг осеклась, — так говори, зачем позвал! А то нас, небось, уже с фонарями ищут.

— Тебя — может быть, а я же уже попрощался.

— Ты уезжаешь? — Энни не смогла скрыть разочарования.

— Хотела со мной потанцевать? — усмехнулся он. — Извини, дорогая, в другой раз. Я уже засвидетельствовал всем этим идиотам свое почтение, не вижу смысла и дальше участвовать в дурацком спектакле, тем более что неважно себя чувствую.

— А что с тобой? — насторожилась она.

Вместо ответа Макгиливрей сунул руку под рубашку; когда он ее вынул, рука была мокрой от крови.

— Господи! — вырвалось у Энни.

— В меня стреляли, — спокойно произнес он.

— Стреляли? Кто, где, когда?

— Ну давай еще громче, крошка, а то не все слышали!

— И ты едешь сюда, занимаешься здесь неизвестно чем, словно ничего не произошло!

— Крошка, если бы я не был сейчас здесь, то уже болтался где-нибудь на виселице.

— Ничего не понимаю! Давай хотя бы перевяжу! — Наклонившись, Энни торопливо стала отрывать полоску от нижней юбки.

— После того как ты уехала, один из наших сказал, что, кажется, видел в лесу что-то подозрительное. Мы отправились в лес и напоролись на засаду красных мундиров. Прогнать их было не сложно, но…

Энни вспомнила рассказ Уоршема о том, как вчера ночью его люди кого-то подстрелили.

— Матерь Божия! Так это был ты!..

Энни сложила оторванную полоску в несколько раз и заставила Джона снять кафтан и камзол, затем рубаху, которая была уже черной от крови. Под самым сердцем зияла рана.

— Навылет, — спокойно, словно речь шла о пустяках, произнес он. — Пройди она чуть повыше…

— Сейчас я тебя перевяжу, и уезжай скорее. Ты так можешь и умереть от потери крови!

— Уеду, уеду, не беспокойся, но сначала я должен тебя кое о чем предупредить.

— О чем?

— Тебя тоже видели, когда ты возвращалась домой с Эниасом. Двое людей Уоршема пасли тебя до самого Моу-Берна.

Энни поежилась.

— Уоршем намекнул мне, что его люди видели меня, — сообщила она Джону, перевязывая его рану. — Ангус, чтобы защитить меня, сказал, что я якобы вчера всю ночь была дома с ним. Не знаю, поверил ли он ему…

— Они не уверены до конца, что это ты, — произнес Макгиливрей, снова натягивая кафтан. — Ты же была не в своих обычных шелках! Будь они уверены на сто процентов, ты бы сейчас уже была арестована. Ангус сказал, что ты якобы была дома с ним… — Джон, казалось, удивился не меньше самой Энни, почему Ангус вдруг стал ее защищать. — Но ведь на самом деле он, кажется, был в Инвернессе?

— Он вернулся домой раньше, чем я предполагала. И разумеется, не обрадовался, обнаружив, что меня нет дома.

— Надеюсь, — глаза Джона сузились, — он тебя не ударил?

— Ангус? Да ты что?! Он и мухи не обидит! За все эти четыре года он ни разу…

Джон молчал. Энни услышала, как он, еле сдерживая себя, скрипнул зубами.

— Уезжай, — повторила она, — пойдем, я провожу тебя до дверей.

— А вот этого не надо, оставайся. Досчитай мысленно до ста, потом возвращайся к гостям и постарайся, чтобы ни одна живая душа тебя не видела, иначе — конец! И всю ночь держись поближе к Ангусу.

— Обещай мне, что с тобой все будет в порядке!

— Не родился еще тот человек, не отлита еще та пуля, что меня убьет! Помни, что я тебе сказал, и еще раз повторяю: постарайся не отходить от Ангуса.

— Будь осторожен, Джон!

С минуту Макгиливрей молча пристально смотрел на нее, затем, отворив дверь террасы, начал спускаться по внешней лестнице. Вскоре Энни услышала хруст его сапог по снегу, затем этот звук был заглушен шумом веселья наверху.

Макгиливрей чудом не убит, за ней была слежка… В лесах Данмагласса полно англичан, они знают, что Ферчар скрывается в доме Джона… Но шли ли они за Ферчаром по пятам, или пронюхали о том, где он, позже? Если последнее, то старик не так хитер, как думает… Господи, его ведь могут арестовать в любую минуту! Как и ее, и Джона… Если уж они успели попасть под подозрение англичан, то те, разумеется, предпочтут арестовать их под каким-нибудь предлогом, даже если это только подозрения…

Энни хотелось что-то делать, хотелось бежать, предупредить всех… Но Джон прав: самым разумным с ее стороны было бы вернуться сейчас к гостям и делать вид, словно ничего не случилось. Решив, что времени прошло достаточно, Энни раскрыла двери террасы и оказалась в алькове, но тут до нее донесся решительный звук шагов нескольких мужчин, явно направлявшихся в библиотеку.

Энни лихорадочно огляделась, спрятаться было негде, оставалось лишь задернуть портьеру, что она и сделала. Но в любой момент ее могли увидеть со двора или из противоположных окон — дом был построен квадратом, окружавшим двор. По звукам Энни определила, что мужчины уже вошли в комнату.

— Двери, я думаю, лучше запереть. — Энни узнала голос Дункана Форбса.

— Черт бы вас побрал, Уоршем, — грубый смех принадлежал графу Лудуну, — оторвали от приятного занятия! Я уже почти договорился обо всем с этой пташкой, — кстати, рекомендую, думаю, вам она тоже не откажет! — а тут вы…

— Еще не все потеряно, граф, — ответил Дункан, — вы еще успеете получить удовольствие.

— Если вы окажете мне услугу — отвлечете на время чем-нибудь мою жену.

По раздавшимся угодливым смешкам Энни поняла, что, кроме Форбса, Лудуна и Уоршема, с ними еще двое или трое мужчин. Энни оглядела себя — угораздило же ее надеть именно это платье, ткань его так серебрится в свете полной луны, больше опасности, что кто-нибудь из соседних окон обратит на это внимание… К тому же необъятных размеров кринолин усложнял задачу забиться при необходимости куда-нибудь в угол.

— Какие вести от Хоули? — поинтересовался третий голос, обладателя которого Энни не могла определить. — Пошлет он, в конце концов, подкрепление из Эдинбурга или нет?

— Сомневаюсь, у него всего-то две тысячи человек — каждый на счету, а ему еще приказано взять Фалкирк, Перт, Стерлинг… Если наши сведения точны, у принца всего тысяч пять, да и те полуголодные и павшие духом.

— Я бы не спешил недооценивать их, — послышался голос Уоршема. — Впрочем, вам, Гарнер, кажется, — Уоршем усмехнулся, — бояться нечего. Насколько мне известно, ваши молодцы весьма браво отличились в битве на мосту Кольт, а затем под Престонпаном!

Энни наконец поняла, кому принадлежал не узнанный ею вначале голос. Майора Гамильтона Гарнера она немного пред-сташшла себе — высокий, белокурый, с пристальными, как у кобры, зелеными глазами. Знала она и то, как оскорбительна была для майора ирония Уоршема. Битва на мосту Кольт была известна тем, что в ней драгуны Гарнера позорно бежали без единого выстрела. В битве под Престонпаном, когда чуть более трех тысяч якобитов благодаря неожиданной утренней атаке наголову разбили вдвое большую армию генерала сэра Джона Коула, Гарнер со своим отрядом, желая, очевидно, во что бы то ни стало не повторять прошлого позора, сражались до последнего и были взяты в плен. Но, поскольку число пленных превосходило число победителей, те в конце концов были отпущены под обещание никогда больше не браться за оружие против принца Чарльза. Гарнер, едва обретя свободу, тут же забыл об этом обещании. Злобу он выместил на своих подчиненных, запорол солдат до полусмерти, а пятерых офицеров повесили на площади по его доносу.

По слухам, Гарнер воевал не столько против принца, сколько сводил личные счеты с одним из его капитанов — Александром Камероном. Всезнающая леди Драммур утверждала, что Камерон якобы отбил у Гарнера на дуэли невесту. Правда ли это, Энни не знала, но, во всяком случае, войсками принца в обеих битвах командовал именно Камерон…

— Эти бунтовщики воюют не по правилам, они не признают никаких законов войны! — пожаловался Гарнер. — Я уже сбился со счета, сколько раз я предупреждал об этом генерала Хоули. Строятся сначала рядами, но, стоит заиграть этим чертовым волынщикам, — майор имел в виду музыкантов, имевшихся при каждом отряде якобитов для поднятия боевого духа, — как их охватывает такой боевой экстаз, что только успевай отбиваться! Палят они по нам так, что наши солдаты даже не успевают перезарядить ружья. А когда эти их дурацкие юбки им мешают, они просто срывают их и дерутся голыми!

— Согласен, — поддержал майора Лудун. — Они дерутся как варвары, господа! Едят сырое мясо, пьют кровь животных. Не говоря уже о том, что для этих мерзавцев, по-видимому, не существует ни стыда, ни совести!

— Еще бы, — поддакнул Уоршем, — какая может быть совесть у этих конокрадов?

Энни хотелось выскочить из своего укрытия, чтобы задушить наглецов голыми руками… Еще секунда — и она бы, пожалуй, так и сделала, но ее остановил голос пятого собеседника, молчавшего до сих пор:

— Ну, не следует все-таки быть столь низкого мнения о моих соотечественниках, сэр. Многим приглянулись английские шлюхи, которых вы, господа, понавезли из Лондона в таком количестве.

Энни похолодела. Ошибки быть не могло — голос принадлежал не кому иному, как ее законному супругу.

— Да, — вставил кто-то, — английские шлюхи почище, да и половчее в своем ремесле, чем шотландские!

— Я бы вам настоятельно советовал, сэр, — обратился к Ангусу Уоршем, — поменьше смотреть на шлюх, а заняться лучше собственной женой. Не кажется ли вам, что ее выбор политических симпатий оставляет желать лучшего?

Из холода Энни бросило в жар. Сейчас муж, конечно же, выхватит кинжал и отрежет грязный язык этой английской свинье… Но ответ Ангуса потряс ее еще больше, чем все, до сих пор услышанное:

— Ах, господа, поверьте, я давно уже устал от фокусов моей благоверной, будь это ее слишком острый язык или упрямство, с каким она поддерживает заведомо обреченные политические аферы…

— Будьте осторожны, мой друг, — Форбс, судя по звуку, похлопал Ангуса по плечу, — женщины — создания коварные! Прекрасна, как ангел, море блаженства в постели, но иногда — такая головная боль, что призадумаешься, стоит ли одно другого… Моего сына тоже выводили поначалу из себя разные штучки его Арабеллы, но пара хороших порок, и любая стерва быстро присмиреет, уверяю вас.

— Надо подумать, — прищелкнул языком Ангус.

— Ее девичья фамилия, — спросил Гарнер, — кажется, Фаркарсон? Уж не родственница она старику Фаркарсону?

Когда майор задавал этот вопрос, Форбс, как поняла Энни по звукам, запирал что-то в ящик секретера.

— Она его внучка, — ответил Ангус.

— Желательно, чтобы эта внучка поменьше общалась с дедом.

— Нет уж, — вмешался Лудун, — пусть уж лучше общается. Старик, думаю, знает многое: и где в данный момент находится армия самозванца, и куда они направятся в первую очередь, как только пересекут границу…

— Готов спорить, что в Глазго, — произнес Форбс. — Самозванец остро нуждается в продовольствии и боеприпасах и вряд ли рискнет идти на Эдинбург, не укрепив свою армию.

— Но это займет много времени, а ему, должно быть, не терпится взять реванш, — вставил Гарнер. — Он, должно быть, уже в курсе, что войска Хоули выбили его людей из многих северных городов. К тому же он наверняка убежден, как и все его предшественники Стюарты, что путь к шотландскому трону — через взятие Эдинбурга.

— Согласен, — горячо поддержал его Лудун, — вот почему Хоули сам просил нас послать подкрепление ему. Три тысячи человек. Это, если честно, обойдется нам в копеечку, но ради того, чтобы покончить быстрее с этой заварушкой, стоит попытаться. Сначала я хотел было, Ангус, обсудить все это с вами завтра утром, но не вижу нужды откладывать в долгий ящик. Думаю, Ангус, ваши люди уже соскучились по настоящей войне. Я пошлю ваш отряд вместе с майором Гар-нером. Вы ведь, кажется, собираетесь отбыть в конце недели, майор?

— Если смогу, то и раньше, — откликнулся тот, — но я жду корабль с провиантом…

Энни чувствовала, что последние силы покидают ее. Глаза закрылись, колени подгибались, дрожащие пальцы нервно теребили шелк юбки.

— Так что, полагаю, Ангус, вопрос решен. Ангус? Что с вами? Вы меня слышите?

— Что? Да, разумеется, просто на минуту задумался…

— Раздумывать некогда, дружище, сейчас от вас требуется решительность. Надеемся, вы поможете нам держать бунтовщиков на подступах к Эдинбургу, чтобы Камберленд за это время смог продвинуться со своей армией на север. А пока, будьте любезны, постарайтесь разнюхать как следует, что именно известно вашей жене. Это поможет нам узнать получше, каковы планы самозванца. Тем более что жена, которой предстоит долгая разлука с мужем, как правило, более откровенна с ним, чем обычно.

— Судя по участившимся в последнее время между нами разногласиям, — скептически заметил Ангус, — она, скорее, обрадуется моему отъезду.

— Будьте с ней понежнее, постарайтесь вызвать на откровенность… ну да не мне же, в конце концов, вас учить, как вам вести себя с женой! Будьте уверены, сэр, ваши усилия будут щедро вознаграждены. Имение Лохабер, кажется, когда-то принадлежало вашей фамилии? У вас есть шанс вернуть его…

— Постараюсь сделать все, что в моих силах, сэр.

— Не сомневаюсь, мой друг, не сомневаюсь! — Форбс, судя по всему, снова похлопал Ангуса по плечу. — Эх, дружище, если бы все ваши соотечественники были такими же преданными слугами короны, как вы!