"Меч и роза" - читать интересную книгу автора (Кэнхем Марша)

Глава 20

Кэтрин поправлялась медленно, но верно – благодаря неусыпным заботам Александера. За четыре недели рана на ее руке затянулась, превратившись в неровный шрам.

А положение принца, напротив, менялось к худшему с каждым часом. Он поправился, но обнаружил, что ему не на что покупать провизию и боеприпасы для армии. В отчаянии он предложил изъять муку и зерно у местных фермеров и владельцев замков и поместий близ Инвернесса. Этим он настроил против себя нескольких лэрдов, которые и раньше не очень-то верили обещаниям принца.

После удачного штурма Инвернесса для армии Чарльза Стюарта началась полоса неудач. Лорд Лаудаун оказался слишком хитрым лисом. Благоразумно уведя войска из города, англичанин перебрался в Дорнох, конфисковав все суда с другого берега залива. Он легко избегал открытых столкновений, все попытки принца загнать его в угол заканчивались неудачами. Каждый раз Лаудаун просто отдавал солдатам приказ погрузиться на суда и уводил их к какому-нибудь островку.

Форт-Уильям, который осадили Лохиэл и Кеппох, не желал сдаваться. Защитники форта не нуждались в пополнении запасов, на все требования капитулировать они отвечали канонадами и мушкетным огнем.

Тем временем лорд Джордж Меррей двигался на юг с семью сотнями солдат собственного клана, постепенно приближаясь к месту, где расположилась армия герцога Камберленда. Точными, рассчитанными ударами лорду Джорджу удалось разгромить тридцать лагерей правительственной армии, но прежде чем он успел закрепить успех, отбросив английские войска к Перту, принц срочно отозвал его в Инвернесс. Камберленд не сидел сложа руки: отвлекая лорда Джорджа, он перебрасывал основные силы на север через Абердин. Уловка сработала, правительственная армия преодолела почти восемьдесят миль, не встретив никакого сопротивления, поскольку лорд Джеймс Драммонд с его несколькими сотнями солдат защищал принца с фланга. Он делал все возможное, чтобы удерживать мосты, перекрестки и деревни, но натиск армии Камберленда был слишком мощным и стремительным: его солдаты врывались в города и деревни, пока якобиты покидали их.

– Завтра утром? – тихо переспросила Кэтрин. – Но ведь...

– Это значит, что мы проведем вдвоем еще десять часов. А потом я посажу тебя в седло и отправлю в путь. Я отослал бы тебя в замок немедленно, но ливень так силен, что ты утонешь, не проскакав и мили.

Различив недовольство в голосе Алекса, Кэтрин вздрогнула, а он мысленно чертыхнулся, поспешно подошел поближе и взял в руки ее маленькие холодные ладони.

– Кэтрин, мы оба знали, что рано или поздно это случится. Ты же сама так захотела, ты пообещала уехать, не задавая вопросов и не споря, как только я прикажу. Ты сама настояла на этом.

– Да, но я не думала, что это будет так скоро, – скорбно призналась она, готовая расплакаться.

– Кэтрин... – он приложил ладони к ее щекам, – не рви мне сердце, мне и без того тяжело. Я должен многое сказать тебе, а времени у нас так мало!

Его голос по-прежнему дрожал от гнева. Всего два часа назад ему сообщили – вернее, огорошили его вестью, – что армия Камберленда находится не в сорока милях, у реки Спей, как донесли неопытные разведчики О'Салливана. На самом деле Камберленд уже занял Нэрн – городок, расположенный в десяти милях от Инвернесса. Совет решил первым делом собрать как можно больше рассеянных отрядов; Фрейзера отправили в Ловат, эрл Кромарти и его полторы тысячи воинов по-прежнему играли в кошки-мышки с лордом Лаудауном. Многие кланы отослали мужчин домой готовиться к весеннему севу, зная, что в противном случае их близкие будущей зимой умрут от голода.

Александер в первую очередь занялся личными делами: ему предстояло отправить жену в Ахнакарри. Положение в Инвернессе осложнялось с каждым часом, ни Алекс, ни Алуин не могли сопровождать женщин, поэтому поручили эту опасную и почетную миссию Струану Максорли и Демиену Эшбруку. Кэтрин сразу поняла, что Алексу не хочется доверять ее кому-то, пусть даже близким друзьям, испытанным и опытным воинам. Ей тоже было страшно, но она старалась не подавать виду. Алексу незачем знать, что она безумно боится остаться без него.

«Разве любовь бывает страшной?» – однажды спросила она у леди Моры Камерон.

«Да, когда она всецело поглощает тебя. Когда она ослепляет, заставляет забыть обо всем... такая любовь не только спасает, но и губит».

Теперь Кэтрин оценила мудрость этих слов. Каким бы сильным, решительным, отважным и бесстрашным ни был Александер, у него имелась одна досадная слабость: любовь к жене. Эта любовь могла ослепить его и уничтожить, если он пренебрежет собственной безопасностью ради спасения Кэтрин.

Значит, она просто обязана быть сильной. Пора доказать, что она достойна фамилии, которую носит, и любви мужчины, который стоит перед ней.

Кэтрин подняла голову и посмотрела в глаза мужу. С задумчивой улыбкой она вскинула руки и обняла его за шею.

– Стало быть, десять часов? Что вы скажете, милорд, если мы забудем о давно известных предостережениях и распорядимся этим временем по-другому?

Алекс настороженно прищурился:

– Что ты задумала? Что-нибудь особенное?

– Особенное? – Она привстала на цыпочки и поцеловала его в губы. – Пожалуй, да – чтобы воспоминания согревали нас до новой встречи в Ахнакарри.

Настороженность в его глазах сменилась восхищением.

– Если ты хочешь, чтобы эта ночь стала самой памятной из всех, даже не знаю, чем тебе помочь, – в голову ничего не приходит.

– Неужели у тебя иссякла фантазия?

– А у тебя?

После краткого поцелуя Кэтрин загадочно повела глазами, предвкушая неизведанные удовольствия.

– Я хотела бы поиграть по своим правилам, – негромко предупредила она.

– Назови их.

Отстранившись, она расцвела многообещающей улыбкой, от которой Алекса пронзила сладостная дрожь.

– Правило будет только одно: ты не должен двигаться, пока я не разрешу. Нельзя ни двигать руками, ни шевелить пальцами, ни даже моргать.

– Любопытно! – Он склонился над ее плечом, нащупал бьющуюся жилку за ухом и прижался к ней губами с жадностью хищника, нашедшего уязвимое место своей жертвы. – И как же я буду вознагражден за такие муки?

Ее веки затрепетали. От первой же ласки ее тело охватили желание и радостное возбуждение.

– Ты рассчитываешь на награду?

– В любой игре победителю полагается приз, не так ли?

– Ах да! Да, конечно, но...

– Если победителем стану я, – заявил Алекс, выпрямившись и скрестив руки на груди, – я потребую приз.

– Приз? Отлично... – Она провела языком по губам. – Если ты выиграешь, каждый вечер ровно в девять часов я буду забираться на крышу нашей башни в Ахнакарри и стоять там обнаженная, предаваясь соблазнительным мыслям о тебе.

– Замысловато. А если выиграешь ты?

– Если я... я все равно буду каждый вечер забираться на крышу, но при этом буду отгонять непристойные мысли, как подобает замужней даме, и кутаться в шерсть, фланель и толстую шотландку.

Он широко улыбнулся:

– Первое предложение мне нравится больше.

– В таком случае на твоем месте я бы приняла условие.

Она шагнула ближе и принялась распутывать тесемки на воротнике рубашки Алекса. Медленнее, чем обычно, она спустила рубашку по его широким плечам, вынула руки Алекса из рукавов и заставила его подбочениться. Он застыл перед ней с обнаженным торсом, она принялась водить ладонями по выпуклым мышцам, как скульптор, отыскивающий изъяны в очередном шедевре. Но изъянов не обнаружилось. Даже шрамы украшали Алекса, и Кэтрин прижалась губами к каждому из них, неторопливо исследуя каждую складочку и выступ, задерживаясь на тех шрамах, которые появились с тех пор, как они поженились... и особенно на том, благодаря которому она стала женой Алекса.

Алекс не шевелился, даже когда проворные пальцы расстегнули пряжку у него на поясе и килт упал на пол. Он остался неподвижен, даже когда те же тонкие пальцы прошлись по плоскому животу и затанцевали возле густых курчавых волос.

Постепенно осмелев, Кэтрин взяла в руки его могучее орудие и стала ласкать, чувствуя, что держать его становится все легче и легче. Наконец орудие поднялось самостоятельно.

– Надеюсь, такое исключение из правила допустимо? – осведомился Алекс.

– Это не преступление. Оно допустимо.

Притворная бесстрастность Алекса побудила ее к новым решительным действиям. Теперь все мышцы и жилы Алекса были напряжены, но он по-прежнему молчал и стоял неподвижно. Он смотрел в огонь, его подстриженные волосы черными шелковистыми волнами обрамляли грубоватое, но привлекательное лицо, на загорелой коже плясал золотистый отблеск огня. Его кожа словно впитывала и излучала тепло, мужской, дымный запах опьянял Кэтрин. Все эти холмы и равнины были хорошо знакомы ей и все-таки каждый раз казались новыми, она дрожала, прикасаясь к упругим мышцам и гладким черным волосам. Всякий раз, когда она видела Алекса обнаженным или наблюдала, как он направляется к ней, величественный в своей великолепной наготе, она вспыхивала, как невинная невеста. Вот и теперь ее щеки разрумянились, когда она обвела взглядом тело, по которому только что скользили ее ладони. Ее взгляд пропутешествовал вниз по животу, и достоинствоАлекса мгновенно вздыбилось.

– Прошу прощения, – пробормотал он. – День выдался долгим и трудным...

Кэтрин посмотрела на отливающее перламутром подтверждение слов Алекса и покраснела еще гуще.

– Я думал, вам уже известно, какое воздействие вы оказываете на меня, мадам. Но это никоим образом не помешает нам продолжать игру – напротив, даже поможет.

– Не слишком ли вы самоуверенны, милорд?

– Напротив. Сейчас у меня нет ни единого преимущества. Кэтрин перевела взгляд на ряд крошечных жемчужных пуговиц на своем халате и приподняла бровь.

– Хотите, я сниму его?

– Это было бы... вполне уместно.

Улыбаясь, Кэтрин подняла руки и принялась неторопливо высвобождать пуговицы из атласных петелек. Когда халат был расстегнут до пояса, она повела плечами и уронила его на пол. Под халатом обнаружилось целое облако тонкого муслина – рубашка с пышными рукавами, высоким воротом и завышенной талией. Это одеяние можно было бы назвать скромным и даже строгим, если бы не одно обстоятельство: пламя камина просвечивало его насквозь.

На щеке Александера задергалась мышца.

– А если я пообещаю не прикасаться к тому, к чему мне не полагается прикасаться?

От этого хрипловатого голоса Кэтрин вздрогнула и улыбнулась, но отклонила предложение.

– Сэр Распутник, я не сомневаюсь в том, что вы – человек слова. Но на этот раз я справлюсь сама.

Она развязала самую верхнюю ленту на воротнике рубашки, затем перешла к следующей. Алекс следил за каждым ее движением; он по-прежнему напоминал хищника, но настороженного, опасающегося ловушки. Его напряжение возросло вдвое, орудие восстало и слегка подрагивало.

Кэтрин развязала последнюю ленту, взялась за края лифа и развела их в стороны таким движением, что у Алекса снова задергалась щека. А Кэтрин провела кончиками пальцев по глубокой ложбинке между грудей – вверх и вниз, то и дело задевая и приподнимая тонкий муслин.

Алекс не сводил с нее глаз, весь его вид предвещал неминуемую опасность.

– Не двигайся, – напомнила она.

Он отвел взгляд и с присвистом выпустил изо рта воздух. Кэтрин обнажила гордо выпятившиеся соски и поежилась от прохладного воздуха.

Ночная рубашка упала поверх халата, Кэтрин подняла руки и потянулась, стоя у камина. Наклонив голову набок, она принялась выбирать из волос стальные шпильки и узорные гребни. Волна блестящих локонов обрушилась на ее белые плечи, серебристые и золотые нити заиграли при свете камина – казалось, пламя охватило ее тело. Кэтрин распутала волосы пальцами, чувствуя, что Алекс следит за каждым ее движением и от нетерпения поджимает пальцы ног.

Дотянувшись до графина с бренди, она плеснула немного янтарной жидкости в бокал.

– Я тоже не прочь выпить, – признался Алекс, и его зубы сверкнули в хищной усмешке.

– Я не собираюсь пить, – спокойно возразила Кэтрин, пристально глядя на него. Она окунула в бокал палец и размешала густую жидкость. Потом она вынула палец, задержала его над грудью, и на сосок упала блестящая крупная капля. Некоторое время Кэтрин просто смотрела, как она дрожит и переливается, а потом втерла маслянистую жидкость во все крошечные складки и выпуклости. Затем она вновь окунула палец в бокал и нарисовала бренди полосы на груди, на нежной шее. Она не жалела бренди, и вскоре тонкие сверкающие струйки побежали по ее животу, скрываясь внизу, между бедер.

– Неожиданное применение для бренди, – заметил Алекс. – Но ведь он липкий.

– У меня все продумано. Надо старательно смыть бренди, тогда и липнуть будет нечему. – Она снова окунула пальцы в бокал, шагнула вперед и обвела темный кружок вокруг соска Алекса, а затем слизнула бренди языком. – Видишь? Все чисто. А теперь попробуем еще раз...

Она опустила в бокал все пять пальцев, и так быстро, что Алекс не уследил за ее движением и не понял, как она намерена поступить. Но сказать по правде, даже если бы он все понял, он не смог бы отступить. Ее скользкие пальцы обхватили его достоинство, и Алекс вздрогнул, испытав непередаваемое ощущение.

Забыв про его сосок, Кэтрин наклонилась ниже, провела языком по животу мужа, а потом занялась тем местом, которое только что так старательно смазывала бренди.

– Этому я тебя не учил, – хрипло произнес Алекс.

– Верно, до этого я додумалась сама, – подтвердила Кэтрин, обозревая внушительные плоды своих трудов. – Признайся, мое нововведение достойно всяческих похвал.

– Только похвал?

Кэтрин вскрикнула от неожиданности и взмахнула волосами: Алекс одним движением подхватил ее на руки и понес к кровати. Уложив Кэтрин на атласное покрывало, он выхватил у нее бокал и расплескал бренди по ее телу, от шеи до пальцев ног.

– Ты нарушил правило и проиграл! – заявила она.

Коротко усмехнувшись, он занялся блестящей янтарной лужицей бренди между ее грудей. Он жадно преследовал губами и языком растекающиеся ручейки, усердно слизывал их до последней капли. Сладостную влагу он впитывал из каждой складочки вокруг сосков, вбирая их в рот и удерживая там, пока Кэтрин не начинала вздрагивать и извиваться от каждого прикосновения языка.

Проведя ладонью по ее округлому животу, он направлялся вниз, туда, где скрылись ручейки бренди. Он задел кончиками пальцев влажный кустик золотистых кудрей, стряхивая капли бренди на подрагивающие складки плоти. Поначалу он действовал осторожно, но когда по телу Кэтрин прошла первая волна, стал проникать глубже, настойчивее втирая бренди.

При каждом проникновении Кэтрин сжималась, приподнимала и снова опускала бедра, ее вскрики сменились мольбами, ногти вонзались в кожу рук Алекса. Помедлив еще немного, он лег между ее ног и заставил ее ощутить жар бренди глубоко внутри. Он не спешил избавить ее от сладкой пытки, и она запустила пальцы в его волосы, заглянула в его черные блестящие глаза, настороженные и ждущие...

Внезапно Кэтрин поняла, чего он ждет: жар бренди распространился в ее пещере, охватил его достоинство, вызвал шквал ощущений, лишь отдаленно напоминающий прикосновение бренди к коже. Она издала страстный, отчаянный крик, широко раскрыла глаза, чувствуя, как его орудие набухает, заполняя ее изнутри. Видимо, он точно рассчитал время и дождался того самого момента, когда жар стал нестерпимым. В тот же миг и Алекс задвигался, нанося мощные удары. Кэтрин стиснула его копье, обвилась вокруг него и забилась в неистовом и радостном экстазе, встречая каждое движение его бедер, пока наслаждение не достигло пика.

Задыхаясь и напрягаясь, впитывая без остатка все блаженство, они вцепились друг в друга, навсегда объединенные ни с чем не сравнимым удовольствием, лишенные способности существовать каждый сам по себе. Постанывающие, мокрые от пота, они рухнули на прохладные простыни, не разжимая объятий.

– Ты смошенничал, – тяжело дыша, напомнила Кэтрин. – Видно, ты из тех, кто считает себя обязанным выигрывать любой ценой.

Алекс рассмеялся, притянул ее к себе и нежно провел большим пальцем по ее ресницам, стирая капли слез.

– Победа или смерть, – произнес он по-гэльски. – Но никаких капитуляций или честной игры.

Кэтрин задумчиво улыбнулась и свернулась клубочком, уютно прижавшись к его сильному телу. Она уже давно поняла, что он не привык капитулировать ни на войне, ни в любви. Но в их нынешней игре нельзя было только победить или только проиграть: бывали случаи, когда упрямство приносило пользу им обоим.

А законы войны были более жестокими. Кто-то побеждал, кто-то терпел поражение. Чем упрямее оказывались те и другие, тем больше крови проливалось.

Победа или смерть... Компромиссы немыслимы – во всяком случае, для Александера Камерона и для народа, который испокон веков выживал благодаря смелости и благородству.

А в другой комнате Алуин Маккейл и Дейрдре сидели перед пылающим камином, взявшись за руки и прижавшись друг к другу под уютным стеганым одеялом. Они распорядились оставшимся временем так же, как Кэтрин и Алекс: обнаженные, разгоряченные после недавней любви, Алуин и Дейрдре отдыхали, задумчиво глядя на пляшущее в камине пламя.

– Значит, битвы все-таки не избежать? – наконец произнесла Дейрдре, первой нарушив тишину.

– Принц настроен решительно. Он твердит, что ему осточертело убегать, и заявляет, что он отнюдь не перепуганный щенок.

– А ты что думаешь?

Алуин вздохнул, переплел пальцы с пальцами жены и поднес ее руку к губам.

– Что думаю я? Что я счастливейший из мужчин. Верные друзья, сытная еда, красавица жена, свернувшаяся у меня на коленях, как котенок... – Он прикоснулся к ее пухлым и влажным губам. – О чем еще может мечтать простой смертный?

– О деле, в которое он верит? – негромко подсказала Дейрдре, приглаживая волосы мужа. Его улыбка угасла, и Дейрдре заволновалась. Они были настолько близки мыслями и духом, что Дейрдре ощущала боль и печаль мужа, как он ни старался замаскировать их улыбками и бравадой. – Значит, ты уже не веришь, что Чарльз Стюарт победит?

Алуин вздохнул и отвел глаза.

– Откровенно говоря, не верю – с того самого дня, как он приказал армии переправиться через реку Эск и вторгнуться на территорию Англии. До тех пор у него был шанс, и немалый; ему оставалось только призадуматься и понять, откуда ветер дует.

Дейрдре нахмурилась и прикусила губу. Этого человека она любила всей душой, но порой он забывал, что она выросла в семье егеря и привыкла изъясняться простыми словами.

– И откуда же он дует?

– Видишь ли... кошелек принца пуст уже несколько недель. Ему нечем платить солдатам, не на что покупать еду, оружие и боеприпасы, которых с самого начала было слишком мало. Кланам самим приходится добывать провизию, самые бедные из воинов обходятся без новой одежды и обуви с тех пор, как начался поход. Каждый совет заканчивается ожесточенной ссорой, между вождями нет согласия. Люди устали. Бог свидетель, этот болван Меррей из Броутона, который закупал провизию, чуть не уморил их голодом. Сегодня Лохиэл и Кеппох вернулись в лагерь после трудного похода к Форт-Уильяму, а им выдали по галете и по кружке кислого эля и объяснили, что запасы на исходе.

– Я не знала, что все так плохо, – отозвалась Дейрдре, виновато оглядываясь на остатки сытного ужина, который она приготовила для Алуина. Он почти не притронулся к баранине и дичи, только пожевал хлеба с сыром, да и то по настоянию жены. – Почему же тогда принц не положит конец войне? Неужели он не видит, что его люди страдают, что война для него проиграна?

– Не положит конец войне? Ты хочешь спросить, почему принц не капитулирует? Чарльз Эдвард Стюарт? Он по-прежнему надеется на помощь французов. Он убежден, что со дня на день они высадятся в Шотландии, хотя французский посланник на коленях умолял принца отступать, спасаться хотя бы самому. Но даже если бы принц согласился, куда нам отступать? На севере Шотландии армию не прокормить: там нет ничего, кроме скал, вереска и торфяников. А путь на юг, восток и запад преграждает Камберленд.

– А если вы останетесь здесь и вступите в сражение?

Алуин опять засмотрелся на огонь, два желтых языка которого заметались по полену, столкнулись на середине и выбросили сноп искр.

– Нам по-прежнему недостает людей. Макферсон с восемью сотнями солдат уже в пути, но только Богу известно, где он сейчас и когда явится сюда. Мы послали гонцов за Фрейзером и его людьми, позвали на подмогу Кромарти и полторы тысячи его воинов. Мы могли бы созвать пятитысячное войско, но я считаю, что к началу решающей битвы оно окажется вдвое меньше.

– А сколько солдат у Камберленда?

– Смотря чьим донесениям верить. Разведчик О'Салливана, который продолжает уверять, что англичанам преграждает дорогу разлившаяся река, насчитал тысяч семь. А сегодня вечером мы узнали, что у Камберленда не менее десяти тысяч солдат.

– И что же лорд Джордж Меррей? – растерянно спросила Дейрдре.

Алуин криво усмехнулся:

– Лорд Джордж со свойственным ему апломбом посоветовал О'Салливану в следующий раз, когда врач будет пускать ему кровь, надеясь исцелить от мигреней, попросить перерезать ради всеобщего спокойствия яремную вену.

– Господи, неужели они опять поссорились?

– Опять? Да они и не пытались помириться. К сожалению, в отчаянии принц более склонен прислушиваться к лести и лжи О'Салливана, чем к голым фактам лорда Джорджа. Принц позволил убедить его в том, что он величайший военачальник нашего времени, поэтому и захватил Инвернесс, а преимущества после Фолкерка мы потеряли только по вине лорда Джорджа. А еще принца убеждают снять лорда Джорджа с поста главнокомандующего и самому возглавить армию.

Дейрдре выпрямилась:

– Надеюсь, он еще не согласился? Ведь ему же никогда не случалось вести солдат в бой.

– Лорд Джордж всегда доверял ему один из отрядов – обычно арьергардный, который вступал в бой в последнюю очередь. Но этими отрядами принц командовал сам.

– Как же теперь поступит лорд Джордж?

– Он не сдастся, это уж точно – тем более после всех прежних успехов. И он ничего не станет предпринимать теперь, когда О'Салливан уже выбрал поле для сражения. – Алуин раздраженно затеребил край стеганого одеяла и презрительно фыркнул. – Этот ирландский болван заверил принца, что торфяник близ Куллодена – идеальное поле боя, на котором он победит и покроет себя славой. Лорд Джордж сегодня съездил туда и вернулся обратно белый как призрак. Этот торфяник – ровное поле без единого деревца, в самый раз для артиллерии Камберленда. Со своей стороны, лорд Джордж предложил долину по эту сторону от Нэрна, холмистую и изрезанную ущельями, где полно болот и топей, прекрасное место для наших солдат. Там им будет где укрыться от артиллерии.

– Даже мне предложение Джорджа кажется более удачным, – заметила Дейрдре. – А я разбираюсь в военном деле не лучше, чем в оружии. Почему же принц упрямится?

Алуин перевел взгляд на серьезное лицо жены. Только теперь он понял, что напрасно разговорился, и хотел прекратить этот разговор. А еще он вспомнил, что обнаженные ягодицы Дейрдре покоятся на его коленях, а маленькая грудь идеальной формы выглядывает из-под одеяла.

– Дело вот в чем... – начал он, отводя одеяло в сторону и поглаживая бархатистый сосок. – Если принц займет позицию вот здесь, на высотах над Нэрном, а Камберленд – здесь... – Он провел воображаемую линию от груди до соблазнительной впадинки у основания шеи. – Теоретически Камберленд может легко разделить свою армию, послав одну половину отвлекать принца, – он опять коснулся соска Дейрдре, – а вторую... – он снова коснулся впадинки и начал медленно спускаться вниз, обойдя грудь и нырнув под одеяло, – провести маршем мимо, к Инвернессу.

– Ясно, – прошептала она, широко раскрыв глаза и наслаждаясь тем, как пальцы мужа прикасаются к обозначенному им «Инвернессу». – А если армия принца окажется возле Куллодена?

– Куллоден, – Алуин обвел неглубокую лунку пупка Дейрдре, – расположен прямо на пути армии, направляющейся к Инвернессу. Камберленду придется сначала выдержать бой, и если он победит, у нас еще есть шанс отступить к Инвернессу. Дальше все будет зависеть от того, с каким сопротивлением столкнется Камберленд... и захочет ли Инвернесс сдаться.

Дейрдре прикрыла ресницами глаза и пошевелилась, облегчая доступ к вышеупомянутому «городу».

– Насчет Инвернесса не знаю, – пробормотала она, касаясь губами губ Алуина, – но моя крепость готова капитулировать.

Алуин обнял ее за шею, просунув ладонь под пену блестящих каштановых кудрей, крепко прижал к себе и охотно принял капитуляцию.