"Колесо Бесконечности" - читать интересную книгу автора (Уэллс Марта)

ГЛАВА 9

Риан впервые оказался в аристократическом квартале. Он познакомился с расположением основных улиц Дувалпура, расспрашивая носильщиков и слуг в Марай и на почтовой станции, где они провели первую ночь. Благодаря наличию каналов и пересекающих их по мостам широких улиц, а также любви кушоритов располагать все строения строго с запада на восток и с севера на юг план города запомнить было нетрудно.

Кушор-Ан, Город Владыки, имел пять главных ворот, и Риан нашел одни из них, пройдя мимо Марай и нескольких меньших храмов. По дороге он миновал один из рынков, на котором многие лавки оказались еще открыты. Риан задержался перед прилавком, за которым, торговали тканями. Шелк, хлопок, парча, сверкающая золотыми нитями, казались особенно соблазнительными в свете десятков медных ламп. Риану очень хотелось купить что-нибудь для Маскелль, хотя для кьярдина сделать подарок своей госпоже и было бы немыслимо. Впрочем, кьярдином он больше не был, а по сравнению с Маскелль самые могущественные владетельницы Синтана были не более грозны, чем хилая старушка в соседней лавке, торгующая тыквами.

«У тебя все равно нет денег», — напомнил себе Риан и двинулся дальше.

Улица, ведущая к Кушор-Ану, представляла собой зрелище, на которое стоило посмотреть. Широкий мощеный проход тянулся между каменными истуканами высотой в тридцать футов. Некоторые из них имели благообразные человеческие черты, другие изображали чудовищ с шестью головами. Будь это какой-то другой город, Риан счел бы, что это изображения богов, здесь же ничего нельзя было сказать наверняка. В темноте за фигурами гигантов кое-где поблескивала вода канала или тянулись топкие берега. Было слишком темно, чтобы увидеть, есть ли там какие-то строения.

Несмотря на поздний час, на улице было людно: грузчики с перекинутыми через плечо коромыслами для переноски корзин, разносчики экзотических благовоний или горячей еды, зеваки, стражники, слуги, сопровождающие паланкины богачей. Даже в Марканде или Белладире, двух крупнейших городах Синтана, улицы были бы погружены в темноту и пустынны: ночью можно было встретить лишь демона, вора или убийцу. Дувалпур же все еще бурлил жизнью.

Риан не был и единственным чужеземцем, вышедшим на позднюю прогулку. Он видел нескольких жителей островов Медара с разрисованными лицами и приезжих из дальних провинций; ни одного синтанца он, впрочем, не заметил. У подножия одного из истуканов стояла группа купцов-малиндийцев в ярких одеждах, яростно жестикулирующих и явно спорящих о том, кого фигура изображает. Риан на всякий случай — вдруг это оказались бы те самые Малиндийцы, с которыми они столкнулись на Великой Дороге, — перешел на другую сторону; Малиндийцы, правда, были слишком увлечены спором, чтобы заметить его. Потом на улице появилась процессия: несколько высокопоставленных представителей клана Кутура в сопровождении кушоритского чиновника и нескольких воинов в мундирах городской стражи. Люди из клана Кутура были одеты в пестрые плащи из перьев и высокие шапки, так что затмили даже малиндийцев. Все горожане только на них и глазели — Риан с каждым мгновением чувствовал себя все более незаметным.

Маскелль, к счастью, не пришел в голову один довод против затеи Риана: в Дувалпуре было не так уж много синтанцев, а их с Рианом видели вместе в Кушор-Ате, так что его могли узнать так же легко, как и ее.

«Но ведь она думает, что я ничего не найду, — усмехнулся про себя Риан. То, что сама Маскелль едва ли оставила бы на виду уличающие ее предметы, еще не означает, что госпожа Марада окажется столь же осторожной. Люди, считающие себя достаточно умными, чтобы безнаказанно совершить тайное убийство, часто делают те же ошибки, что и безмозглые мелкие воришки. — Да и давненько мне не случалось ловить кого-то, кого я не предпочел бы отпустить». — Принесенная им клятва заставляла Риана отправлять на казнь десятки мужчин и женщин, покушавшихся на жизнь владетеля, в то время как сам он желал ему смерти едва ли не больше их.

В конце улицы высились ворота, охраняемые двумя каменными слонами, каждый из которых был достаточно велик, чтобы вступить в битву с установленными вдоль улицы гигантами. Бивни слонов были сделаны из настоящей слоновой кости, сбруя их в свете факелов сверкала золотом и самоцветами. За воротами широкий проход вел еще к одному огромному храму, тонувшему в темноте, несмотря на множество фонарей на нижних галереях. Риан решил, что это, должно быть, Баран Дир. Он видел его издали днем и помнил, что храм огромен и массивен, больше даже, чем Марай, и что все его башни увенчаны благосклонными каменными лицами. Дворец должен быть где-то недалеко — к западу от Баран Дира. Храм окружало множество больших зданий, каменных и деревянных, но все они казались в темноте ночи бесформенными тенями. Улица, ведущая к Баран Диру, шла дальше между двумя каналами, по которым все еще скользили лодки. Подвешенные на шестах фонари озаряли людей в ярких шелках, лежащих на подушках и пьющих вино.

Риан нашел нужную ему улицу на полпути к храму; чтобы попасть на нее, необходимо было пересечь канал. Вдоль улицы за высокими заборами располагались большие дома. В золотом свете фонарей были видны их крыши с далеко выступающими балками, украшенными резьбой. Во дворах росли высокие деревья и пальмы. Маскелль была права: судя по яркому освещению и шуму, в некоторых домах продолжалось веселье: сновали слуги, богато одетые люди входили и выходили из ворот, улицу перегораживали многочисленные паланкины. Риан отсчитал несколько домов от угла и нашел тот, который должен был принадлежать Мараде. В нем было темно, если не считать тусклого света во дворе — наверное, от открытого очага кухни.

Риан осторожно обошел улицу, избегая освещенных мест. Его сапоги бесшумно ступали по мягкой земле. В дальнем конце улицы был еще один канал: Риан видел отблески огней на воде между зданиями. Высаженные вдоль заборов цветущие кустарники давали возможность незаметно подкрасться к любому дому. Здания располагались далеко друг от друга; между ними тянулись аллеи, выходящие на соседнюю улицу. Риан скользнул в проход, идущий вдоль дома для гостей, в котором поселили Мараду; проход привел его к выходящей на другую улицу резиденции какого-то придворного или чиновника высокого ранга. Это было трехэтажное ярко освещенное здание; на всех балконах веселились люди. Риан заколебался, но за домом тянулся просторный двор, обсаженный к тому же деревьями, не позволяющими видеть, что творится в аллее. Риан решил, что если он придет сюда на следующую ночь, нет никакой гарантии, что и тогда у соседа не окажется гостей.

Он подпрыгнул и ухватился за верх забора, ободрав при этом руки о дерево. Двор был пуст, огни в доме не горели.

В дальнем углу тлели угли в открытом очаге и горела лампа, но если рядом и были люди, они, очевидно, спали. У Марады было несколько горничных и с полдюжины слуг-мужчин; судя по тому, какую свиту обычно брали с собой кушоритские аристократы, отправляясь развлекаться, почти все они, должно быть, сопровождали госпожу. Если порядки здесь хоть сколько-нибудь походили на синтанские, то оставшиеся дома слуги едва ли бодрствуют, дожидаясь возвращения хозяйки. Под стук барабанов и звуки цимбал и еще каких-то неизвестных Риану инструментов, доносящиеся из соседнего дома, он перелез через забор и спрыгнул на утоптанную землю во дворе.

Риан крадучись двинулся к дому. На первом этаже жалюзи между колоннами были опущены; за ними скорее всего находились кладовки, ванные комнаты и помещения для слуг. Впрочем, Риан в любом случае не собирался проникать в дом через первый этаж. Откуда-то со стороны кухни донесся тихий голос; ему ответил другой, и Риан замер на месте.

«По крайней мере двое», — подумал он. Слов он не разобрал, да и, по слухам, слуги Марады то ли не знали кушоритского языка, то ли притворялись, будто не знают.

Риан подождал, чтобы убедиться: те двое не собираются интересоваться подозрительным шумом у забора, потом обошел дом. Влезть наверх по толстой угловой колонне было легко, несмотря на то что дерево оказалось скользким от влаги: резьба давала хорошую опору для рук и ног. Риан подумал о том, что если его поймают в покоях знатной чужестранки, гостьи самого императора, то даже добродушные кушориты сочтут это серьезным преступлением. Объяснение, что он всего лишь искал доказательства того, что дама — отравительница и убийца, едва ли будет сочтено убедительным…

«Побеспокоишься об этом, когда тебя поймают», — сказал он себе.

Риан добрался до перил и скользнул на веранду. В доме все было спокойно, только откуда-то из кухни доносились тихие голоса. Риан вошел в ближайшую дверь.

Во внутреннем коридоре горела маленькая лампа, и он захватил ее с собой; если не подходить к окнам, выходящим во двор, из кухни свет заметен не будет. Он обошел общую комнату; в ней не было ничего, кроме низкого стола и разбросанных по полу подушек. Свет лампы бросал блики на лакированное дерево пола и росписи на стенах. Риан двинулся к спальням.

Здание было больше дома для гостей, где поместили их с Маскелль, но не таким удобным: спален оказалось меньше. Первые несколько, в которые заглянул Риан, выглядели странно пустыми. Постели были расстелены, так что кто-то здесь жил, но обитатели почти не оставили следов своего пребывания. Ариаденцы, например, расположились в комнатах, принеся туда кукол, всякие сценические принадлежности, детские игрушки, посуду, даже рваную одежду. Этот же дом выглядел как их собственный до появления актеров.

Потом Риан попал в большую комнату в задней части дома и замер в дверях. Уж это помещение никак нельзя было назвать пустым. Пол и постель оказались завалены шелковыми одеждами ярких цветов, на деревянных шкафчиках громоздились бутылочки и баночки с благовониями и украшения; перепутанные нити нефрита и жемчугов мягко сияли в свете лампы.

Риан медленно вошел, по привычке стараясь ничего не сдвинуть с места, хотя комната выглядела так, словно по ней пробежало стадо буйволов.

«У этой красавицы самые ленивые слуги во всем Гейркинде или откуда там она явилась».

Странно, что дама с этим мирится… Риану приходилось жить в покоях и владетельницы Ривервейта, и владетеля Марканда, да и в домах знати ему случалось бывать по роду службы; он знал, что аристократы так не живут. И к тому же в комнате стоял сладковато-гнилостный запах.

Риан пошевелил ногой кипу шелков на полу и заметил под ними что-то, поразившее его яркостью цветов. Он опустился на колени, чтобы лучше видеть; отодвинув мятые одежды, он обнаружил на полу беранийский ковер. Ковер был большой, почти в полкомнаты. На густо-алом фоне с черной каймой золотой и серебряной нитью были вышиты олени, леопарды и другие животные. Риан тихо присвистнул.

Такие ковры привозили из далеких северных земель через труднопроходимые даже летом перевалы. Синтанские купцы платили за них чистым золотом. Владетель Марканда, самый алчный правитель в мире, сумел завладеть одним таким ковром — размером меньше четверти того, который видел перед собой Риан, — и держал его на стене, где драгоценным краскам не грозила опасность запачкаться или выцвести. Риан знал, во сколько обошелся владетелю его ковер; этот же, более тонкой работы и такой большой, должен был стоить целое состояние. Должно быть, он — один из подарков императора, о которых ходило столько слухов.

«А она обращается с ковром, как с соломой на полу». Подняв синий шелковый шарф, Риан обнаружил разбитую миску и большое пятно высохшего соуса. От него-то и исходил мерзкий запах. Соус успели найти муравьи, и их цепочка тянулась в сторону кучи мусора в углу. Риан покачал головой. Госпожа Марада была очень разной на публике и у себя дома. Это обстоятельство, конечно, следовало запомнить, но само по себе оно еще ничего не доказывало. Ее интерес к жрецу Верану оставался всего лишь участием и не означал, что она — его убийца.

Риан принялся методично обыскивать комнату. Он перебрал шелковые накидки и туники, разбросанные по полу и по постели, понюхал расставленные по всей комнате баночки с кремами, румянами и белилами, но нигде не обнаружил чего-то подозрительного. Два шкафа у дальней стены не содержали ничего, кроме сложенных простыней. Оставался еще сундучок у изголовья постели. Чтобы поднять крышку, Риану пришлось обеими руками сдвинуть спутанные золотые цепи, заколки для волос, ручные и ножные браслеты.

В сундучке оказались мятые шелка, украшения, головной убор из нефритовых бусин. На самом дне Риан обнаружил шкатулку с мозаичной крышкой. Он вынул ее и открыл, ожидая увидеть какую-нибудь драгоценность или забытый дар императора.

«Наверное, разорванное ожерелье из солнечных алмазов или разбитый сосуд с божественным вином — судя по тому, что она сделала с беранийским ковром».

В шкатулке хранился шар из слоновой кости или какого-то мягкого камня, покрытый сложным узором. К удивлению Риана, это оказалась явно не кушоритская работа. Любая каменная или деревянная поверхность в Империи непременно покрывалась резьбой, и Риан так привык к этому, что, как ему казалось, смог бы теперь отличить кушоритские предметы на ощупь. Шар же не был похож ни на что ему известное. Риан задумчиво повертел его в руках. Резьба на шаре была не такой тонкой, отсутствовали искусно вырезанные цветы и фигурки людей, рисунок оказался странно асимметричным. Когда на шар упал луч света от лампы, тусклая поверхность стала переливаться жемчужным блеском, потом словно засветилась изнутри. Секундой позже Риан понял, что из камня и в самом деле исходит сияние.

Он закрыл шкатулку и сел, опираясь на пятки.

«Очень… интересно!»

Риан сам не знал, что нужно искать, но теперь у него возникло убеждение: он нашел то, что нужно.

Риан вздрогнул, услышав резкий голос, выговаривавший слугам перед домом. Его время истекло. Он завернул шкатулку и пригоршню драгоценностей в первую попавшуюся под руку шелковую шаль. Если он был прав и шкатулка содержала что-то очень важное, ее сразу же хватятся; так пусть пропажу припишут обычному вору: это может дать ему несколько лишних минут.

Риан кинулся по коридору к ближайшей двери, ведущей на веранду. Кто-то бежал от ворот к дому, и Риан перепрыгнул через перила. Ударившись о землю, он откатился в сторону, потом поднялся на ноги. Не обращая внимания на боль, которая прострелила его правое колено, он побежал к забору и стал на него карабкаться. Узелок с добычей мешал ему, и когда Риан добрался до верха, кто-то схватил его за ногу.

Риан ударил противника другой ногой, попал тому в лицо и высвободился. Однако когда он спрыгнул на землю с другой стороны забора, всюду уже раздавались крики и хлопали двери. Риан побежал в сторону канала — прочь от залитого светом факелов дома и людной улицы, — гадая, как быстро появится стража. Поскольку район находился так близко от дворца, стражники, должно быть, появятся с нежелательной быстротой…

Вдоль берега этого канала тянулись какие-то большие строения, совсем не такие элегантные, как дома аристократического квартала. Риан пробежал между ними и увидел, что на илистый берег у одного из домов вытащены баржи; все тут пропахло рыбой и дегтем.

Как раз когда Риан достиг берега, вдали раздались голоса преследователей. Он спрятался за одной из причальных свай, потом осторожно выглянул. Дом, рядом с которым он находился, имел нависающие над водой балконы, а дальше виднелась баржа в освещенном фонарями доке. На борту ее находилось трое матросов, но Риана они не заметили; передавая друг другу кувшин с пивом, они громко обсуждали ненадежность других лодочников.

Риан посмотрел в другую сторону и увидел людей с фонарями и факелами, собравшихся вокруг дома Марады.

Может быть, у чужестранки слуг и было немного, но она не теряла времени, призвав на помощь соседей. Нужно было убираться отсюда подальше, и быстро. Один из матросов с баржи сошел на берег и стал отвязывать причальный канат. Баржа, нагруженная корзинами и мешками, была футов пятнадцати длиной.

«Лучше, чем ничего», — мрачно подумал Риан.

Он развернул шаль и сунул драгоценности под одну из лодок — пусть найдет какой-нибудь лодочник или нищий. Туго обернув шелком шкатулку, Риан повесил ее себе на шею.

Матросы длинными шестами начали отталкивать баржу от берега; вода заплескалась о борта. Риан прополз по траве к берегу и скользнул в воду шум, поднятый матросами, заглушил производимые им звуки.

Риан погрузился в прохладную воду и оттолкнулся от берега. Сначала ноги его касались дна, потом канал стал глубоким. Баржа выплыла из дока; укрепленный на носу фонарь почти не освещал бортов. Один из матросов стоял с шестом на носу, другой — на корме… Риан сделал глубокий вдох и нырнул.

Он вынырнул у самого борта и ухватился за один из скользких брусьев корпуса, но остался в воде — так, чтобы только иметь возможность дышать и видеть происходящее вокруг. На берегу люди с факелами обыскивали здание, соседнее с тем, около которого стояла баржа. Оставшийся на берегу лодочник бежал к ним с фонарем в руках.

— Что там? — спросил голос над головой Риана.

— Кто знает? — последовал философский ответ.

Риан немного успокоился. Медленное течение подхватило баржу на середине канала; потребовалось бы очень много времени, чтобы развернуть ее и вернуть в док. Шкатулка плавала на поверхности и ударяла Риана в подбородок. Он забеспокоился: не повредит ли вода шару… или не разобьется ли он. Если это что-то вроде сферы из серого стекла, которую принес в лагерь ариаденцев тот парень…

«Тогда я погибну так быстро, что и не догадаюсь об этом».

Баржа плавно скользила по каналу, и скоро преследователи остались позади. По обоим берегам тянулись высокие здания, в окнах и на балконах которых кое-где горели лампы. Через некоторое время баржа достигла пересечения с другим каналом, тянущимся с севера на юг, и оба матроса перешли на тот борт, за который цеплялся Риан, чтобы, отталкиваясь шестами, направить судно в нужном направлении. Риан прижал к себе шкатулку и нырнул. Вцепившись в скользкий брус, он оставался под водой так долго, как только мог, дожидаясь, пока баржа свернет в другой канал. Наконец течение снова подхватило ее, и Риан вынырнул, едва не наглотавшись воды.

Как раз когда Риан решил, что опасность миновала и преследователи отстали, окрестности изменились: берега сделались ярко освещенными, и всюду появились люди. Спускающиеся к воду лестницы освещались факелами, к ним были привязаны прогулочные лодки, украшенные цветами и разноцветными фонариками. Над водой плыли звуки музыки и веселые голоса, между зданиями виднелись деревья роскошных садов. На балконах всех четырех этажей одного из таких домов веселились люди, свет играл на ярких шелках и сверкающих украшениях. Риан погрузился в воду так, что на поверхности остались только глаза и нос. К счастью, яркий свет на берегу середину канала заставлял казаться особенно темной, да и рябившие на воде отблески мешали что-нибудь разглядеть.

Риан вспомнил текущую сквозь джунгли реку и опасных обитателей ее вод; как раз в этот момент он почувствовал, как что-то обвилось вокруг его ног. Отчаянно вцепившись в мокрый брус, Риан лишь усилием воли поборол страстное желание вскарабкаться на баржу. Потом большой белый цветок задел его щеку: судно проплывало сквозь заросли лотосов. Риан обозвал себя идиотом, стряхнул с ноги стебель и снова погрузился в воду.

Здания на берегу отступили назад, по короткому протоку баржа выплыла на широкий водный простор. Риан догадался, что это западный барай, большой квадратный водоем, наполовину — источник воды для городских нужд, наполовину — священный символ. Риан оттолкнулся от баржи и поплыл к берегу.

Когда баржа исчезла в темноте, он развязал шаль на шее и поставил шкатулку на камни набережной, потом сам вылез из воды — с трудом, потому что намокшая одежда стесняла движения и тянула вниз. Оказавшись на берегу, Риан первым делом проверил, не пострадала ли смазка сири владетеля. Ночной ветер был прохладным; Риан снял рубашку, выжал и снова надел.

Вокруг барая высились купы деревьев и несколько храмов — огромные темные каменные громады, освещенные лишь немногими лампами в дверях. Еще один храм располагался на круглом каменном острове посередине барая; его башни были увенчаны замысловатыми куполами. Темный храм казался завораживающе таинственным, отражение в воде удваивало его полукруглый портал. Риан решил, что как-нибудь тихой ночью придет сюда и все осмотрит. Несмотря на темную магию, с которой он столкнулся, на демонов, преодолевших древние защитные барьеры, на возможность быть схваченным за воровство, Риан все-таки радовался, что пришел в этот город вместе с Маскелль, — и в первую очередь именно тому, что пришел вместе с Маскелль.

Он взглянул на шкатулку, стоящую на мокром шелке шали, и подумал: есть ли надежда, что они заполучили ее не слишком поздно?

Через несколько часов Риан добрался до улицы, идущей параллельно рву, окружающему Марай с восточной стороны; до дома оставалось уже недалеко. До рассвета было еще больше часа. Риан из осторожности предпочел не приближаться к Баран Диру и главным воротам в Кушор-Ан — вдруг кто-то из слуг Марады видел его, когда он бежал через двор, и описал стражникам — и в результате заблудился. Маленькие ворота, которые он выбрал, вели в пригород, где жили ремесленники; дома здесь были маленькие и стояли ближе друг к другу, хотя почти у каждого находилось место для садика и хлебных деревьев или бананов. Строгая планировка других кварталов в этом бедном районе не соблюдалась, а идущий с севера на юг канал, который Риан использовал как ориентир, оказался дальше, чем он думал. Забравшись на дерево, Риан высмотрел вдалеке факелы, горящие на вершинах пяти башен Марай, и таким образом сумел определить нужное направление.

Обойдя большой дом на углу своей улицы, Риан резко остановился и нырнул в кусты у забора: трое воинов в кирасах и шлемах расспрашивали о чем-то привратника дома напротив. Тот протирал глаза спросонья и указывал им на другое здание.

«Наш дом! — подумал Риан. Появления городской стражи он ожидал, но тут было что-то не то. Гербы на шлемах воинов напоминали те, что носили незнакомцы, явившиеся на почтовую станцию после прибытия туда Посланника Небес со свитой. — Они пришли за чем-то еще!»

Повинуясь наитию, Риан нырнул в проход, ведущий между домами к каналу. На самом берегу находился маленький храм, посвященный какому-то странному духу с множеством рук и несколькими головами. Риан разглядел это накануне при дневном свете. Он счел бы статую изображением демона, но на всех лицах сияла дружелюбная улыбка. Сейчас Риан на ощупь нашел постамент и руками выкопал в мягкой земле у его подножия ямку. Засунув в нее шкатулку, все еще обернутую влажным шелком, он набросал сверху сухих листьев и травы.

Вытерев руки о штаны, Риан снова вышел на улицу. Он мог пройти вдоль канала и проникнуть в свой дом через задние ворота, но предпочел этого не делать: если Маскелль уже вернулась из Марай, а стражники явились за ним, негоже было привести их к ней. Риан также знал по своему маркандскому опыту, что попытка избежать встречи с преследователями, если уж они решили тебя схватить, только ухудшает дело. Единственный способ избавиться от всех неприятностей был спасаться бегством из города и не возвращаться обратно; однако у Риана было слишком много причин не хотеть этого.

Риан двинулся по улице, не прячась и обходя лужи, оставшиеся после недавнего дождя. Ночной воздух был полон влаги и пах мокрой зеленью. Воины ушли от ворот того дома, где Риан их видел, но седьмое чувство говорило ему, что они где-то поблизости. За заборами домов начиналась дневная жизнь: через открытые кое-где ворота были видны сонные повара, растапливающие высокие хлебные печи.

Риан дошел до своего дома и стал переходить улицу, когда вышедший из-за угла человек загородил ему дорогу. Риан остановился и потянулся к рукояти меча, потом просто засунул руку за пояс, притворившись, что только теперь рассмотрел: перед ним не уличный грабитель. Одновременно он услышал, как еще двое подошли к нему сзади.

Тот, что появился первым, медленно сделал несколько шагов вперед, с подозрением щуря глаза. Это был не обычный стражник. Он был одет в узкие шелковые штаны и короткую вышитую куртку, какие Риан видел на богатых горожанах, но на поясе у него висел меч, украшенный золотыми накладками, а свет фонаря, который он держал в руке, отражался от драгоценных камней в перстнях и на браслете лучника, надетом на левую руку. Риан оценил сочетание роскоши и надежности оружия и понял, что перед ним представитель военной аристократии, из которой набирались офицеры для имперской гвардии.

— Ты тот самый синтанец, который прибыл сюда с Голосом Карающего? Офицер выговаривал кушоритские слова медленно и отчетливо, явно ожидая, что варвар может его не понять.

— Угу. Какое тебе до того дело? — Риан сложил руки на груди, не желая получить удар сзади от какого-нибудь слишком старательного служаки.

— Пойдешь с нами, — сказал офицер.

Риан уловил движение одного из стоящих позади стражников: тот потянулся к его правой руке. Риан сделал шаг в сторону, заставив солдата потерять равновесие и выругаться.

— Почему это? — удивленно спросил Риан. — Что я сделал? — Слишком часто бедные глупцы, которых ему приходилось ловить, выдавали себя, потому что сразу начинали вести себя как пойманные заговорщики. Риан и правда был немного удивлен. Он не верил, что его узнали у дома госпожи Марады.

«Ты унес доказательство того, что она — колдунья, идиот. Так что такого развития событий следовало ожидать».

Воины двинулись к нему, и Риан попятился. Шансов у него не было никаких. В конце улицы появились два конных стражника; они ехали медленно, но убежать от них Риану не удалось бы. Офицер поднял фонарь и проговорил:

— Пойдем по-хорошему, и никто тебе ничего не сделает. — Что-то в его голосе сказало Риану, что тот сам в это не очень верит. К тому же один из воинов снял с плеча лук и положил стрелу на тетиву.

Это сделало положение еще более отчаянным. Риан прикинул: если он кинется бежать по улице, то получит три стрелы в спину, если попытается перелезть через забор — то две. Медленным движением он снял с пояса ножны с сири. Один из стражников из осторожности отскочил назад, другой натянул тетиву. Бросив на них презрительный взгляд, Риан бросил меч офицеру. Тот поймал его одной рукой и кивнул:

— Правильное решение.

«В этом есть сомнения», — подумал Риан, без сопротивления позволяя себя обыскать. Он понимал, что воинов слишком много, что они могут просто избить его до беспамятства, перекинуть через седло и увезти, а потому не хотел ухудшать свое и без того незавидное положение только ради того, чтобы показать им, как хорошо умеет драться.

Когда Маскелль вышла из башни, двор Марай был пуст. Она смертельно устала, ее плечи и спина болели из-за необходимости все время наклоняться. Поиски в других храмах ничего не дали — ни подозрительной суеты, ни чего-то похожего на столь необычное сооружение, как Колесо, обнаружить не удалось. После долгих размышлений Вигар и другие Голоса решили еще раз убрать незнакомые символы и продолжать работу. Маскелль по-прежнему видела в этом ошибку, но у нее не нашлось доводов, которые убедили бы остальных.

«Да ведь у них и нет оснований прислушиваться к моим советам, подумала Маскелль, устало вздохнув. Глядя из темноты на мерцающие огни ламп в окнах храма, она даже подумала, что могла бы солгать и сказать им, будто Карающий открыл ей всю пагубность таких действий. — Нет, это не сработает». — Посланник Небес знал бы, если бы Карающий заговорил с ней снова, а надеяться на то, что он ее не выдаст, не приходилось.

Только была бы это ложь или нет?

Маскелль двинулась прочь от Марай, прошла по длинной лестнице и внешнему двору, потом по мосту над черной водой; лишь луна и каменные львы составляли ей компанию. Выйдя на площадь, она повернула прочь от дома и по улице Встающей Луны направилась к Илсат Сидару, храму Карающего.

На площади все еще были люди — некоторые торопились домой, освещая себе путь фонарями, другие шныряли по темным углам. Маскелль подумала, что Дизара могла снова послать кого-то — если, конечно, Дизара была виновницей неудавшегося покушения, — но решила, что не станет беспокоиться об этом. Луна убывала, а Карающий был могуч. Маскелль ощущала город вокруг себя; он казался ей живым существом, сердце которого бьется в камне под ее тонкими подошвами, дыхание ветерком пролетает над водой, а теплая кровь струится по каналам.

Улица вела прочь от площади, мимо маленьких храмов, построенных там, где проявлялась связь с Бесконечностью. Маскелль в темноте чувствовала их все — и те, что стояли в глубине, отделенные от улицы символическими священными рвами, и крошечные часовни, что располагались прямо на земле и выходили на улицу, чтобы прохожие могли сделать подношение цветами и фруктами или привязать к колонне цветной лоскуток. Здесь не было ни жилых домов, ни рынков — только лужайки и купы дикого тутовника, падуба и красного жасмина. Жилые помещения для жрецов, странствующих монахов и храмовых слуг, конечно, имелись, но они располагались в глубине и с улицы видны не были.

Последним храмом в этом ряду был Илсат Сидар. Вокруг него не тянулся церемониальный ров. Улица сужалась и становилась дорожкой, идущей между двумя длинными низкими строениями — храмовыми библиотеками, за которыми располагались обнесенные колоннадой дворы. В освещенных окнах библиотеки были видны поздние читатели, но Маскелль молча прошла мимо. Дорожка привела ее к широкой каменной лестнице, ведущей на холм — частично естественный, частично насыпанный древними строителями города. Маскелль поднялась на широкую террасу, окаймленную резными фигурами кобр — еще одной инкарнации Карающего — высотой по колено. Справа и слева темнели два небольших святилища, а в центре крутая лестница вела к центральному храму, имеющему, если смотреть на него сверху, форму лотоса.

Маскелль остановилась у входа, вдыхая знакомый запах — влажного камня и курений, потом прошла вглубь, через дворик, открытый небу, в святилище.

Здесь горело несколько каменных ламп, и в их золотом свете птицы гаруда и другие высеченные из камня страшилища казались удивительно живыми. Они напомнили Маскелль ариаденский театр теней. В центре помещения в пол была вделана круглая золотая пластина; выгравированные на ней древние символы Бесконечности почти стерлись с мягкого металла.

Маскелль ощущала пульс города, силу Марай, Баран Дира и других храмов, но святилище Карающего было для нее пусто. Здесь все было так же, как в Илсат Кео: пустая комната, недавно покинутая. Настолько недавно, что Маскелль почти чувствовала тепло тела того, кто отсюда ушел. Может быть, иного и не следовало ожидать…

«Но ведь послал же он тот сон!»

Сон, видение, предостережение… Обычно послания Карающего было не так уж трудно понять. Если, конечно, знать, что это именно его послание… Маскелль поежилась.

«Я не совершу той же ошибки снова!»

Неправильно понятое пророчество втравило ее в беду. Все остальное было ее собственной виной, присоединившейся к той изначальной ошибке.

«Я не совершу той же ошибки, но как же я устала сожалеть о содеянном», — с горечью подумала Маскелль.

Из темноты в дальнем углу святилища появилась чья-то фигура — сгусток тьмы, превратившийся в человека; свет заиграл на темном шелке и золоте украшений.

«Ах, — подумала Маскелль, слишком привычная к странностям Предков, чтобы удивиться, — так вот что привело меня сюда!»

— Сирот, ты пришел приветствовать мое возвращение? — сказала она.

Человек двинулся ей навстречу и остановился на некотором расстоянии. На камнях пола не было пыли, которую могли бы потревожить — или не потревожить — его шаги; Маскелль знала, что от этого тела не исходит тепла, а дыхание не колышет воздух, несмотря на то что человек казался вполне материальным.

— Так ты все-таки вернулась, — сказал Сирот.

Он был точно таким же, как при жизни; время сохранило образ, не полагаясь на неточность памяти. Длинные черные волосы были заколоты золотой пряжкой, резкие черты казались в свете ламп особенно резкими. Его штаны и куртка были черными и совсем сливались бы с тенями, если бы не блеск ткани и сверкание золотых украшений.

— Со временем это было неизбежно, — ответила Маскелль.

— Ты пришла осмотреть поле боя, который проиграла? — Сирот улыбнулся, не разжимая губ.

— Может быть, я и потерпела поражение, но я не мертва. Жаль, что ты не можешь сказать того же о себе. — Призраки были бессильны и не могли причинить вреда живым, да Маскелль никогда и не боялась Сирота, даже пока тот был жив. Когда-то она его любила — когда была слишком молода, чтобы судить здраво, и слишком нетерпелива, чтобы отличить желаемое от действительного.

Сирот рассмеялся — звук его смеха был странно пустым и тихим, словно предназначенным только для ее ушей; в отличие от голоса самой Маскелль он не рождал эха.

— Мой сын взошел на трон, — сказал Сирот, — Это единственное, что когда-либо имело для меня значение.

— Да, не сомневаюсь, — согласилась Маскелль. По крайней мере в этом призрак не лгал. Сирот никогда не стремился ни к чему, кроме трона Небесной Империи для своего сына. Если он когда-то и желал Маскелль, страсть уступила место амбициям задолго до того обманчивого видения, которое сделало их врагами. Только много позже она убила его — когда стала старше, но не мудрее. Убила его, ничего этим не добившись: его сын все равно взошел на трон, а предсказанные видением несчастья не свершились.

— И в чем же заключается та мудрость, которую ты обрела со временем? Просвети меня. — Сирот говорил с легким презрением, которое когда-то обращенное на других — так забавляло Маскелль. Он был достаточно умен и ловок, чтобы скрывать свое презрение к Маскелль до самого их разрыва.

Плечи Маскелль болели, и внезапно она почувствовала ужасную усталость; хватит с нее призраков и воспоминаний!

— Для этого ты и пришел? — спросила она. — Чтобы услышать мое признание? Я покаялась перед всем миром, Сирот. Меня обманули, мне солгали, я попалась в ловушку. Видение было ложным. Ты был прав, а я ошибалась. Сказать это мертвому облику человека, душа которого давно ушла в Бесконечность, ничего не стоило.

Улыбка Сирота погасла, глаза стали мутными и тусклыми.

— Так я был прав? — сказал он. Маскелль ожидала не такого ответа.

— Что ты имеешь в виду? — спросила она, прежде чем успела остановить себя. Никогда не следует задавать вопросы теням умерших.

Если только перед ней была тень… Маскелль почувствовала какое-то движение в храме, всплеск беспокойной силы. Карающий…

Сирот снова повторил без всякого выражения:

— Так я был прав?

В следующий момент он исчез. Маскелль застонала, закрыв лицо руками: с ним вместе исчезло и ощущение присутствия Карающего.

«Нет, это был вовсе не Карающий! Это был Сирот, пришедший, чтобы лишить меня остатков покоя, — ничего больше!»

Маскелль подняла голову и вздохнула. В храме снова стало тепло; тепло и пусто. Она посмотрела на золотой диск в полу. Он отмечал точку, в которой молящийся был ближе всего к Карающему, тщательно вычисленное место, где мир теснее всего соприкасался с Бесконечностью. Даже человек, совсем незнакомый с Путем, встав на диск, полупил бы видение.

«Что ж, испытаем друг друга…»

Если Карающий не заговорит с ней и здесь, Маскелль будет знать, что он никогда больше с ней не заговорит. Прежде чем размышления успели поколебать ее решимость, она встала на диск.

Образы обрушились на нее с сокрушительной силой. Она снова видела огромные каменные здания, мерцающий в их окнах свет, необъятную серую равнину. Но на этот раз прохладный воздух казался удушливым от чувства острого страха и безнадежного отчаяния.

«Скоро, скоро, скоро, — прошептал ее собственный голос. — Они скоро придут. Они не могут позволить себе ждать».

Маскелль открыла глаза. Она лежала на спине на холодном камне пола, над ней высились арки храма. Маскелль села и схватилась за голову.

— Ох…

Едва ли она долго была без сознания. Все еще было темно, масло в лампах не выгорело.

«Ни один ответ не был бы достаточным…» Все, что она получила здесь, еще одна загадка…

Когда Маскелль добралась до дому, сквозь кроны деревьев сочился серый утренний свет. Она пересекла покрытый лужами двор и подошла к старой Мали, которая сидела на скамье перед очагом, с подозрением разглядывая кухонную утварь. Маскелль подняла с углей глиняный чайник, но тот оказался пустым.

— Чай будет? И какая-нибудь еда? — с надеждой спросила Маскелль.

— В свое время, — проворчала старая Мали. — У меня всего две руки. Слезящийся глаз искоса взглянул на Маскелль. — Тебе нужно помыться.

— Спасибо, да, я знаю. — Маскелль двинулась к ведущей на второй этаж лестнице. Старая Мали рявкнула что-то ей вслед, и Маскелль, вздохнув, сняла грязные сандалии и пошла наверх босиком.

В общей комнате на полу как попало спали ариаденцы, и Маскелль прошла в коридор, ведущий к спальням, осторожно переступая через тела. Она постояла в дверях своей комнаты, глядя на пустую постель, пока наконец ее ум, все еще занятый символами и узорами Колеса, не сообщил ей о странности: Риана в спальне не было.

«Ему бы уже следовало вернуться. До кварталов к западу от дворца не так уж далеко. Если, конечно, с ним не случилось ничего плохого…»

Маскелль осмотрела остальные комнаты — просто чтобы удостовериться, что Риан не нашел себе компанию в одной из них, — но в одной спали Дория и Тераза, а в другой Киллия свернулась в клубочек на одной постели со своей маленькой дочкой.

«Недостойная мысль!» — упрекнула себя Маскелль. Может быть, встреча с призраком Сирота потрясла ее сильнее, чем она думала? Маскелль вновь спустилась на первый этаж и обошла его тоже, но кладовки были пусты, а плитки пола в ванной сухи. Старая Мали раскладывала куски теста на каменном полу печи.

— Воды для мытья достаточно, — снова прозрачно намекнула она Маскелль.

Маскелль не обратила на ее слова внимания.

— Риан возвращался домой этой ночью?

— Нет. — Старая Мали бросила на нее недовольный взгляд. — Он же с тобой.

— Со мной его нет.

— Что же ты с ним тогда сделала?

У Маскелль на языке вертелся резкий ответ, но она только закусила губу и спокойно сказала:

— Я позволила ему обыскать дом женщины, которая, возможно, с помощью магии убила двоих жрецов.

Старая Мали подняла глаза к небу и покачала головой.

— Да, да, теперь я понимаю свою ошибку, — бросила Маскелль. Она откинула волосы с лица. — Может быть, он вернулся в Марай и там уснул, дожидаясь меня. — Предпринять ничего было нельзя, пока она не выяснит этого.

По лестнице, спотыкаясь, спустился Растим; он сжимал голову руками, словно пытаясь не дать ей развалиться на части.

— Что за шум?

Маскелль двинулась к воротам.

— Жаль, что я тебя разбудила. Иди спать дальше, — сказала она Растиму, но в этот момент заметила, что калитка, ведущая к берегу канала, распахнулась. Маскелль неохотно остановилась.

«У меня нет времени на гостей!»

У ступеней ведущей к воде лестницы покачивалась барка Посланника Небес, и молодой жрец помогал старику выйти на берег. Маскелль выругалась себе под нос, но ведь нельзя же не обратить внимания на главу ордена Кошана, когда он наносит тебе визит, — каковы бы ни были обстоятельства. Она пересекла грязный двор и поклонилась.

Молодой жрец поставил старика на ноги, и тот двинулся к Маскелль. Растим кинулся ему навстречу, стараясь держаться прямо и не выглядеть полумертвым; старая Мали достала циновку и держала ее наготове: вдруг Посланник Небес пожелает сесть.

— Я спешу… — начала Маскелль, приблизившись к старому жрецу.

— Послушай меня! — поднял руку старый жрец.

Маскелль неожиданно обнаружила, что знает, в чем дело. То ли интуиция, то ли Предки подсказали — значения это не имело. Горло ее внезапно пересохло.

— Всем будет лучше, если он жив, — выдавила она из себя.

Растим и старая Мали с изумлением вытаращили на нее глаза.

Посланник Небес отчетливо произнес:

— Я только что получил известие от Хираны, жрицы Баран Дира. Твоего друга стражники отвели в Небесный Чертог в час утренней медитации.

Маскелль кивнула и отвела глаза.

«Риан был прав», — подумала она. Она видела теперь все ясно — так же ясно, как раньше чужие символы на Колесе.

— Это мне и нужно было знать. — Маскелль вдруг осознала, что говорить ей больно: так сильно она стискивала зубы.

Растим растерянно посмотрел на старую Мали.

— Это все из-за синтанца, — прошипела та.

— Позволь мне во всем разобраться, — обратился к Маскелль Посланник Небес.

— О нет, — улыбнулась Маскелль. — Он приложил столько усилий, чтобы завладеть Рианом, только ради того, чтобы привлечь мое внимание. Так разве могу я не исполнить его желание?

Глаза Посланника Небес сузились.

— Ты оставишь это дело мне.

Гнев Маскелль превратился в твердый колючий кристалл в ее груди. Она повернулась и двинулась к воротам. Позади раздался крик: это Посланник Небес отдавал спешные распоряжения своему молодому помощнику и лодочникам.