Мартин Миллар МОЛОКО, СУЛЬФАТ И АЛБИ-ГОЛОДОВКА

Господь бог, я, блин, развалина с лицом столетнего чучела, выйди я на улицу – от меня люди станут шарахаться, у меня выпадают волосы, и эта тетка из Правления по Сбыту Молока пытается меня прикончить. Если она узнает мой адрес, мне конец.

Я сижу, записываю регги с радио на кассету – шоу Дэвида Родигана – и обдумываю, как бы продать свои комиксы и при этом остаться в живых. На деньги от комиксов можно купить студийного времени и записать просто потрясающую пластинку, или же купить пистолет, чтобы уже наконец избавиться от тетки, которой меня заказали. И еще с пистолетом я смогу защитить свою долю Брикстонского рынка сульфатов. Ну серьезно, даже если мужик, который меня разыскивает, – китаец, это ведь не значит, что он из Триады? Ну что за радость Триаде в мизерной прибыли от Брикстонского сульфата?

Тут по всей квартире зеркала, маленькие и большие. Я стараюсь их избегать.

По Сохо уверенно прогуливается китаец. Вообще-то он родом из Гонконга. Закупает продукты, любуется солнышком и лениво подумывает о делах в Южном Лондоне, хотя, по большому счету, просто гуляет, очень собой довольный.

Я могу просидеть тут всю ночь. Вечность.

У меня кишки болят.

Если я чего-нибудь съем, может, боль и исчезнет, но я боюсь растолстеть. Если кто забредет проведать, может, стрельну сигарету. Я бросил курить, и это до того тоскливо, что я и говорить об этом не желаю. Я не хотел злить Правление по Сбыту Молока – начнем с того, что я сам не желал огласки. Я только хотел помочь. Ну откуда мне было знать, что у них случится самый неприбыльный май месяц с момента появления бухгалтерии?

Некоторое время назад я был очень болен. Не подумайте, что сейчас я здоров, но тогда был еще хуже.

Мой врач меня ненавидит. Разговаривает со мной, не скрывая презрения, всячески дает понять, что считает меня ипохондриком, но ведь знает, что я по правде болен, и мои страдания его развлекают. Богатый подонок, какого лешего он практикует в этом районе, если ненавидит нас? Ублюдок.

Джун обучалась в бразильской тайной полиции, сейчас работает наемной убийцей в Великобритании. Она известна своей осмотрительностью и безукоризненными результатами. То есть никто никогда не видел, как она убивает, никто ничего не знает о ее работе, и никто ничего не находит, кроме трупа с пулей – ну, иногда с несколькими пулями, она ведь не педант и не против всадить несколько, если надо. Но в большинстве случаев она приканчивает жертву в тихом месте автоматическим с глушителем, и все довольны – и Джун, и клиент, и ее агент.

На кухонном столе зеркальце – Джун подрезает волосы. Она всегда сама себя стрижет, и весьма неплохо, но совсем не огорчится, даже если ошибется и сотворит у себя на голове ужасное кривое гнездо.

Ей не так уж часто приходится убивать людей, она не жадная, а платят хорошо. На Правление по Сбыту Молока она прежде никогда не работала.

Да, продажа этих комиксов – дело нелегкое: прежде всего, их тьма-тьмущая, и если не нанимать грузовик, на который, кстати, у меня денег нету, как я доставлю их в лавку? А если уж я их доставлю (может, этот недоделок из лавки сам придет и их оценит? Не то чтобы я вот просто так дал им свой адрес, эта тетка-убийца может и пытки применить, чтобы выведать мои координаты, но недоделок ведь в любом случае не придет), кто даст гарантии, что они меня не ограбят? Ублюдки.

Мои комиксы стоят тысячи фунтов, но если владелец лавки узнает, что я на мели, зуб даю, он предложит мне гроши – мол, так уж и быть, я по-дружески заберу у тебя эти комиксы, что-то вроде этого. Я бы мог попугать его пистолетом. А, нет – я же не могу купить пистолет, пока не продам комиксы.

Можно проверить цены по каталогу, но не уверен, что эта информация доступна обычным людям. Всегда есть шанс, что владелец лавки захочет приобрести только избранное, и я не уверен, что оно того стоит – нанять грузовик туда и обратно, чтобы потом какой-то ублюдок купил всего несколько штук. Я знаю, меня обманут, я такие вещи жопой чую. Владельцу лавки следует быть поосторожнее, а то у него в спине окажется пуля.

О – может, мне ограбить магазин комиксов и унести самые ценные? Будут тогда знать.

Я люблю комиксы, особенно «Конана» и «Человека-Паука».

Китаец – личность весьма загадочная, и не только потому, что он китаец. Когда-то он занимался инспекцией качества героина в Бирме, на юге Золотого Треугольника.

После конфликта, в котором его босс-наркобарон был подчистую выкошен вместе с верными телохранителями, китаец бежал через Таиланд, Кампучию и Вьетнам в Австралию, а оттуда уже в Америку. Безопасность он купил на безграничную прибыль, полученную в наркоиндустрии.

В Америке у него были друзья, но он не остался там, а по неизвестным причинам уехал в Великобританию.

Сейчас он делает вид, что зарабатывает на жизнь уроками китайского. На самом деле у него всего одна ученица, да и та его подчиненная. Деньги свои китаец зарабатывает нелегально. Преподавание китайского – это прикрытие от любознательных репортеров. Где-то между детством в Гонконге и работой в Бирме он выучился Вин Чун кунг-фу и до смерти эффективно им пользуется.

В Лондоне у него есть связи и друзья семьи. Он контролирует большой объем наркотиков – весьма прибыльный и важный бизнес.

Ему очень нужно связаться с мелким дилером сульфатов из Брикстона.

В магнитофоне барахлят динамики, или, может быть, это усилитель – в любом случае, басы недостаточно громкие, а как прикажете слушать регги, когда не слышно басов?

Эта нищета – сущее наказание, знаете ли, в квартире ничего не работает, и я выгляжу лет на сто пятьдесят. Будь я богат или хотя бы состоятелен, не выглядел бы таким стариком – богачи и в старости хороши собой. И вообще, как это мне оказалось двадцать шесть? Что случилось?

Представьте себе, что вас покалечили – разломали череп, – и вам нужно поддерживать его руками, пока не придет помощь, а если отпустите, башка разлетится на куски. Мне бы это ну совсем не понравилось.

В Лидсе на фармацевтической фабрике «Бутс» взорвались химикаты. Местному населению якобы ничего не угрожает, но полицейские в качестве меры предосторожности советуют вымыть машины, и я с интересом ожидаю, появятся ли в результате этого взрыва какие-нибудь отталкивающие уродства.

Некоторое время назад я был очень болен, начал слепнуть, и моя кожа выцвела до бледно-желтого оттенка давно окочурившегося овоща.

С каждым приступом глаза мои по чуть-чуть закрывались, кожа бледнела и сморщивалась, и я спотыкаясь полз к доктору, с болями там, где мои органы пытались выбраться наружу, а доктор смотрел в мое опухшее миксоматозное лицо и заявлял, что у меня все от нервов.

– Но, доктор, – хрипел я, – мои внутренности рвутся наружу, и кожа у меня – как вчерашняя газета, левый глаз совсем закрылся, а из правого сочится кровь, четыре дня я не могу удержать в желудке ни крошки и ощущаю себя больным, даже когда мне становится лучше.

– Все в порядке, это просто нервы, у меня много таких пациентов.

Он глядит на меня презрительно.

– Но ведь я слепну.

– Учитесь расслабляться.

Я возвращаюсь с очередным сильным приступом. Увидев меня, секретарша содрогается от ужаса. Я нетвердо захожу в кабинет врача, в изнеможении падаю на пол и начинаю всхлипывать и хныкать.

Он прописывает мне валиум с таким видом, будто никогда в жизни не тратил времени бездарнее.

Интересно, перевоплощусь ли я после того, как эта сумасшедшая тетка с пистолетом меня застрелит. Если бы не предупреждение, меня бы уже не было в живых. Хотелось бы перевоплотиться в полной памяти, тогда бы я, наверное, смог управлять своей жизнью, а не постоянно ее просвистывать. Сначала отлежусь пару лет в колыбельке, ничего не делая, буду планировать стратегию на будущее, когда научусь ходить.

Я снимаю полиэтилен с окон на случай, если придется быстро сматываться. Не уверен, что полиэтилен удерживает тепло, но шумит ужасно. Так или иначе, я не хочу, чтобы эта убийца ворвалась сюда, размахивая топором, или автоматом, или чем там она собирается работать, а я, отчаянно пытаясь удрать в окно и получить свободу, спружиню от прочной целлофановой пленки и отлечу назад.

Наверное, следовало бы опять переехать. Но что делать с комиксами?

В Брикстоне молодежь таскается по улицам в раздумьях, откуда возьмется следующая доза наркотиков. Светит солнце, никто никого не беспокоит, музыка пульсирует из многочисленных музыкальных лавок, и царит общая атмосфера места весьма приятного для жизни.

Фрэн и Джули здесь нравится, они делят нижний этаж вполне приемлемого сквота, входная дверь – как в Форт-Нокс[1], и миллион кошек, в округе хватает наркотиков и кое-какая еда, легче легкого раздобыть яркую краску для волос, есть музыка и кинотеатр, где показывают не только фильмы для тупоголовых, а еще уроки самозащиты для женщин, и офис социальной помощи совсем неподалеку – да, бедность, но ведь все бедны? Довольно неплохая жизнь. Фрэн берет гитару и думает, где сейчас Алби-Голодовка, пора бы ему уже прибыть со спилами.

Какой ужас, неужели мне сегодня выходить на сцену без спидов, я же не переживу, интересно, у кого-нибудь на улице есть еда?

В соседней комнате Джули упражняется в самозащите, целясь коленом в стул. Со всей дури садани кого-нибудь в колено, говорит тренер, и на некоторое время у них отпадет желание к тебе приставать.

Совет толковый, особенно если не промахнешься, потому что иначе они очень рассердятся и в запале тебя убьют.

Джули упражняется на стуле.

Ну вот, мне все хуже и хуже, а мой врач, скотина, бесстыдная пародия на профессию, нарочно отказывается меня лечить.

Я уже подозреваю, что у него есть какие-то скрытые мотивы, – может, он в сговоре с китайцем из Сохо. А может, рассчитывает на мои комиксы? Да, точно, он втайне мечтает о моем «Серебряном Серфере» N1 и надеется заграбастать его после моей смерти, рассказывая душеприказчику, мол, я заботился о нем долгие годы во время его ужасной болезни, не продавайте коллекцию «Серебряного Серфера», а передайте мне, как он обещал. Ублюдок.

Но вот какая штука: после этих приступов я всегда иду на поправку, чаще всего после потери сознания, очнувшись в собственной блевоте. Мне значительно лучше, я пью воду, немного отдыхаю, вытираю кровь с глаз и из ушей и потихоньку начинаю ощущать себя человеком. Я даже способен выдавить из себя улыбку хомячку, моему единственному другу.

Ремиссия надолго не задерживается, вскоре после улучшения становится хуже, каждый раз чуть хуже предыдущего. У людей не бывает кожи такого цвета, просто кошмар какой-то.

Время было ужасное. Я расстраиваюсь при одном воспоминании.

Сейчас я торчу тут в ужасе и относительном здравии. Завтра я собираюсь направить стопы в Брикстон и доставить сульфат кое-каким людям за смехотворно низкую цену, хотя и сам не понимаю, зачем это делаю, когда на меня ополчилось пол-Китая, один бог знает почему, да и большую часть сульфата принимаю я сам.

Китаец обратился к двум моим знакомым, предоставил им довольно точное описание меня, мое имя, был на удивление осведомлен о моих делах и поинтересовался, где меня найти. Оба, конечно, соврали, что не знают. А если он вернется и станет им угрожать?

Слушайте, почему все эти люди хотят меня убить? Чем я им навредил? Ну ладно, у меня нет доказательств, что этот дьявол всея Азии хочет меня прикончить, но в последнее время это, похоже, общая тенденция, поэтому я готов предполагать худшее.

Может быть, он все же член Триады. Может быть, я их как-то оскорбил, у меня есть комикс, в котором говорится, что этого не стоит делать. Я знаю, ему нужен мой сульфатный бизнес. Ублюдок, оставь же меня в покое со всеми моими бедами. Погодите, вот будет у меня пистолет, я им покажу.

Я устал. Сейчас сделаю бутерброд с ореховой пастой и мармайтом[2] и пойду спать. Я забаррикадируюсь, запрусь на замок и повешу капкан на дверь спальни – защита от тетки из Правления по Сбыту Молока, которая идет по следу.

У меня кишки болят.

Слушай, ну пусть уже врач положит тебя в больницу, в конце концов предложил один из моих друзей.

Неплохая идея, и во время следующего приступа я иду к доктору и немного орошаю кровью пол. У этого врача отвратительное лицо и голос старого диктора с «Би-би-си».

– Больница? Ну, вы впустую потратите время, это всего лишь нервы.

Я угрожаю убить его сию секунду, не сходя с места. Он соглашается дать мне направление в больницу.

Я с трудом туда волокусь. Прохожие на улицах неодобрительно косятся на мой чудовищно болезненный вид и переходят дорогу, чтобы со мной не сталкиваться, а дети, завидев меня, начинают плакать. Дует ветер, и кажется, что он унесет меня с собой.

Я сижу в приемном покое бесконечность, пока медсестры шепотом обсуждают меня за моей спиной. По-моему, они засунули мою карточку в самый низ стопки.

Потом у меня берут анализы, и у этих медиков хватает наглости заявить, что со мной все в порядке.

Ну конечно, я мог бы и раньше догадаться, все эти люди горой друг за друга, и мой врач в направлении, скорее всего, ни слова не написал о моих ужасных симптомах, только просил в записке позволить мне умереть, чтобы он добрался наконец до «Серебряного Серфера» N1.

Я уже почти совсем ослеп, у меня все внутри так сильно болит, что я почти не могу двигаться.

Ну и ладно, сдались вы мне, думаю я. Сам вылечусь.

Джун подрезала волосы, и ее мысли вернулись к текущему контракту. Она должна убить какого-то человека в Брикстоне. Его зовут Алби-Голодовка. Джун не знает его адреса, что весьма необычно для ее рода занятий, но он недавно переехал и, похоже, скрывается. Она уверена, что разыщет его без особых проблем.

Мимоходом достав из выдвижного ящика на кухне пистолет, она присаживается его почистить, пока завтракает кукурузными хлопьями. Завтра она рассчитывает закончить дело. На секунду ей вспоминается обучение в Бразилии.

Фрэн выбирается из дома, чтобы украсть какой-нибудь еды из магазина «Удачная Покупка».

Управляющий «Удачной Покупки» по натуре человек желчный. Его карьера забуксовала потому, что умер от рака его кот. Он знает, что старшие управляющие ему больше не доверяют и не переведут его в магазин покрупнее: имеет ли смысл повышать по службе человека, у которого умер от рака кот? Если он не смог толком ухаживать за котом, как же он будет управлять крупным магазином «Удачная Покупка»?

Фрэн рассовывает продукты по карманам и выходит из магазина. Улыбается охраннику. У того совсем другое на уме.

Фрэн, набив едой карманы, топает по улице, где-то играет регги. Черные, с редкими вкраплениями зелени, волосы Фрэн острижены под панка. Ей и в голову не приходит, что она может попасться на воровстве, и она никогда не попадается.

Сегодня ее группа играет в зальчике неподалеку, не бог весть что, но может получиться весело, хотя с другой стороны, может и не получиться. Фрэн играет на басу – не то чтобы здорово, но и не ужасно.

Она идет домой поделиться едой с Джули. Если дело касается раздобыть еды, Джули – полнейший ноль, хотя в драках она явно лучше.

Джон Пил[3] ставит композицию по чьей-то заявке. Композиция хорошая, но я не помню, что это такое. Ну и как случилось, что ко мне подослали убийцу?

Я болен и умираю (это происходило где-то полгода назад), дела явно серьезны, хомячок явно озабочен.

Потолок в квартире грязно-белый, исцарапанный и залатанный в трех местах – результаты предыдущих взломов. Грабители входят через общий чердак, который тянется над всем домом, и вламываются через потолки квартир на верхнем этаже. Я живу тут совсем недолго, ежеминутно ожидая налета банды головорезов через потолок, аккурат когда сплю. Может, они ворвутся, намереваясь только обворовать, но, увидев здесь меня, как-нибудь жестоко прихлопнут. Им придется меня убить, иначе я их потом опознаю. Даже если я пообещаю держать язык за зубами и не звонить в полицию, они все равно меня прикончат, потому что главарь – садист и монстр, и ему нравится причинять боль бедным овечкам. Ублюдки, оставьте меня в покое!

Моя болезнь дошла до заключительной стадии, когда в один прекрасный день ко мне заявляется посетитель – друг Стейси.

Я рассказываю ему о своем ужасном заболевании и, как ни удивительно, он выдает здравую идею:

– Наверное, у тебя аллергия на какой-то продукт. Я о таком где-то читал. Там говорилось, что у людей проявляются загадочные болезни, которые ставят в тупик медиков, а на самом деле все это время люди страдают от скрытых аллергий.

– Ну хорошо, а как это понять до того, как я окочурюсь? – спрашиваю я.

– Устрой голодовку, – говорит он. – Очищай систему пять дней, а потом начинай есть по одному продукту – например, только шелушеный рис, а через несколько дней добавь что-нибудь еще, типа латука, и если тебе не стало хуже, значит, эти продукты в порядке. А вот когда ты добавляешь что-то, и через несколько часов тебя рвет и идет кровь, – тогда ты понимаешь, в чем проблема.

Я благодарю его от всей души и начинаю пятидневную голодовку.

После Бразилии Джун через Мексику поехала в США. Люди ей там совсем не понравились.

Однажды вечером в баре ее клеит мужчина. Джун старается его отшить вежливо, но мужчина продолжает ее донимать, так что в конце концов ей приходится отправить его в пешее эротическое путешествие.

Позже вечером, на подходе к дому, тренированная интуиция Джун подсказывает: что-то не так. Она вставляет ключ в замок съемной квартиры, слышит какой-то шорох, резко разворачивается – и вот он, мужик из бара, да не один, а с другом.

На секунду Джун выбивает из колеи то, что перед ней два мужика, и они умудряются втолкнуть ее в дверь до того, как она приходит в себя. Посетители огромные, типа навеселе, с явно недобрыми намерениями.

Не говоря ни слова, первый мужик лапает ее за грудь, но бразильская выучка уже берет свое. Джун недовольна, что выдержка покинула ее даже на минуту. Джун блокирует нападающего и бьет его ребром ладони под дых. Почти одновременно она производит жесточайший удар ногой в колено. Мужик булькает и падает.

Джун разворачивается к другому мужику и бросается в атаку. Она столь быстра, что ее удары поразили бы любого, кроме тренированного в рукопашных боях американского морпеха, каковым и оказался второй нападающий. Двигаясь с нечеловеческой скоростью, он нейтрализует атаку. (Впоследствии Джун задумывается, не повлияло ли отчасти на ее скорость то, что это было первое настоящее сражение.)

Мужик достает нож и изображает нечто, сильно напоминающее стойку тренированного бойца. Джун умеет защищаться от ножа голыми руками.

Но вместо этого она достает пистолет и стреляет, потому что, в общем и целом, это самое разумное решение. Первый мужик ползет по полу, Джун убивает и его.

Она пакует чемодан и уезжает в Европу.

Я следую совету Стейси и начинаю пятидневную голодовку.

Если честно, уже через пару дней мне лучше. Ну да, я умираю от голода, но это – улучшение. Моя слепота почти прошла, и как это здорово – опять видеть. Боль отпускает кишки. Кожа все еще отвратительного цвета – но никто не ожидает чудес.

Ну вот, я пережил еще одну ночь, меня не убили в моей собственной постели взломщики, а сейчас грядет трудный момент – надо выйти из дома и отправляться в Брикстон, в то время как на мою дверь, несомненно, направлен оптический прицел, а под дверью ожидает орда китайцев с ножами, но мне в любом случае надо идти доставлять сульфат, и вдобавок в доме нет еды, а я ненавижу голодать.

Да, еще мне надо разузнать, где арендовать машину для перевозки моих комиксов в город на продажу и где бы раздобыть пистолет, я понятия не имею, как это делается. Ну а когда его купишь, сложно ли стрелять? И где обучаться? Вот если ты, например, в мафии и семья владеет несколькими тирами, тогда конечно, без проблем, идешь в тир с инструктором и стреляешь до потери пульса где-то в перерыве между тренировками по боевым искусствам, и таким образом оттачиваешь мастерство, ну а мне-то как научиться? Тренироваться в парке противозаконно, кроме того, я и подстрелить кого-нибудь могу – скорее всего, самого себя.

В Италии сейчас идет шумный процесс над мафиози. Когда становишься важным преступником, вовсе не нужно самому убивать людей и ты почти ничем не отличаешься от бухгалтера.

О, играет «Фол»[4]. Редкая группа звучит хотя бы примерно так же хорошо, как «Фол», а ну, покажи им, Марк.

Я иду в Брикстон.

Я упражняюсь в круговом обзоре.

Я вслушиваюсь: вдруг что-то выдаст убийцу.

Все чувства перегружены до предела.

Нервы в острейшем истощении.

Блин, какова черта?

Китаец только что закончил какие-то дела и сейчас в ресторане обедает стейком с картошкой. Машина и водитель-дефис-телохранитель ожидают его неподалеку. Водитель читает газету и мечтает о видеоигре. Он играет в галерее игровых автоматов, но постоянно проигрывает By, своему главному сопернику. Поэтому Чен, водитель, собирается купить игру и интенсивно тренироваться дома.

После тайных тренировок он в галерее разобьет By в пух и прах.

Эта давняя борьба за превосходство в видеоиграх началась в Сохо, одна победа не решает исхода, но Чен надеется, что благодаря одному внезапному ошеломительному рывку у него появится психологический перевес, и By сломается.

By и Чен когда-то были хорошими друзьями, но соперничество испортило их отношения. Сейчас при встрече они обмениваются фальшивыми улыбками и прямиком шагают к автоматам. Их узнают, люди толпятся рядом, чтобы посмотреть на битву – непрерывная практика сделала из бывших друзей грозных игроков, которые легко обыграют любого в галерее.

Соперники стоят или сидят, в зависимости от автомата, на их лицах застывают серьезные гримасы, а от мелькающих на экране цветных огоньков оба входят в состояние глубокой концентрации.

Они уже больше не играют удовольствия ради.

Китаец покидает ресторан и пешком идет к машине, запаркованной неподалеку. Машина на запрещенном месте, но китаец не получит ни штрафа, ни блокировки, потому что в паутине его интриг и преступлений найдется и подкуп местной полиции, а также инспекторов дорожного движения. Инспекторам не так уж часто дают взятки, но китаец очень досконален и, всякий раз паркуясь в Сохо, не желает обременять себя парковочными штрафами.

Китаец и телохранитель едут в Брикстон.

Маленький растаман тащит «грозу гетто», из которого пульсирует ритм, огромный переносной магнитофон размером почти с самого растамана. Низенький раста прячет дреды под огромной коричневой шляпой. Я иду прямо за ним, нарочно не обгоняя, чтобы послушать музыку.

После пятидневной голодовки исчезли практически все симптомы, кроме желтушного цвета кожи, но я надеюсь, что это лишь последствия недоедания.

Даже голод меня покинул, я прекрасно себя чувствую, мне давно не было так хорошо, похоже, я умею летать.

Единственная сложность в том, что пора начинать есть, и я не знаю, что попробовать первым. Йогурт? Я поедаю нечеловеческое количество йогурта. Я, блин, ем столько йогурта, что он уже течет из моих сраных ушей. Шелушеный рис? Морковка? Батончик «Марс»? Начинать надо с чего-то однородного, и я останавливаюсь на шелушеном рисе. Он ужасно безвкусный, зато его инь и янь пребывают в абсолютной гармонии.

С некоторым трепетом я варю рис и, когда он готов, осиливаю всего пару ложек – от пятидневной голодовки, оказывается, мой желудок сильно уменьшился. Я ожидаю приступа, весь день жду, что начнут слепнуть, опухать и закрываться глаза, органы пойдут в атаку друг на друга, но ничего не происходит. Ну вот, значит, рис безопасен. Мне уже кажется, что смерть, может, не так уж неминуема.

Я рассказываю всем друзьям о своих достижениях, друзья в восторге: «Мы все за тебя болеем».

Через неделю я ем салат-латук, морковку и рис, мне невыносимо пресно, однако я здоров.

Я отмечаю это событие покупкой музыки в «Десмонд Хип Сити» [5], возвращаюсь домой и танцую, совершенно не напрягаясь, что басов почти не слышно. Я бросаю курить и почти тут же срываюсь.

Хрен с ним.

Я иду к Фрэн и Джули.

По пути я вижу пожилую пару, которая, как обычно, сидит на балконе, они, как обычно, меня приветствуют. Я машу в ответ, громко здороваюсь – в лучшие времена я бы остановился и поболтал с ними: бедняжки, им, наверное, только с одним человеком в неделю и удается пообщаться. Вот они и высматривают людей, сидя на балконе.

Однако тут небезопасно, как и в любом другом месте Великобритании. Пребывание в Лондоне – полнейшее самоубийство, но если я исчезну, эти хищники наложат лапы на мои комиксы, а этого я не переживу.

Я иду мимо людей, бегущих по своим делам. Это меня больше всего подавляет.

Огромный самолет ревет и тарахтит в небе, он заглушает музыку, которая шагает передо мной. Я даже не поднимаю голову, потому что знаю – с таким грохотом над Лондоном может летать только «Конкорд». Они тут носятся уже много лет и все еще раздражают меня кошмарно. Мысль о том, что деловые ребята шустро добираются туда и обратно, смазывая шестеренки индустрии, и это в конечном счете идет на пользу таким, как я, должна бы согревать мне душу, но что-то не греет.

Каким образом я заработал черные круги под глазами? Ни у кого, даже у тех, кто сильно измывается над своим здоровьем, я не видел таких жутких кругов. Стоит мне хоть немножко устать, опа – под глазами магически появляются огромные синяки, и это еще один пример того, как жизнь надо мной постоянно измывается.

Над Брикстоном солнце.

Китаец добирается до Брикстона и, к своему величайшему удивлению, тотчас обнаруживает именно того, кого искал. Он велит Чену остановиться, и они медленно паркуются. Китаец опускает окно машины.

О господи, ко мне подъезжает машина, они меня нашли. Это китайцы, те, которые меня искали, я вижу двоих, один похож на монстра. В панике я пытаюсь бежать, но мое бедное напуганное тело не подчиняется. Окно опускается, и я ожидаю, что вылезет ствол, даст мне по ребрам, а потом разрежет меня надвое автоматной очередью.

Этого не происходит, и я понимаю, что меня возьмут в плен и станут пытать.

– Я тебя искал, – говорит китаец зловещим голосом, уступающим, возможно, только Лону Чейни[6].

Я хрипло выдавливаю из себя:

– Что такое?

– Мне нужно кое-что тебе сказать без посторонних. Мы можем где-нибудь потолковать?

Я оглядываюсь в поисках удобных путей к отступлению и проверяю, не прошел ли паралич ног. Не совсем. Я еще повоюю, особенно если потяну пару секунд, прежде чем они меня потащат. Китайские пытки беспощадны. Мой рот маловат для языка. Меня посещает очередная мрачная идея.

– Вы тоже из Правления по Сбыту Молока? – вопрошаю я. Китаец озадачен или очень хорошо притворяется. – А может, вам приглянулся мой сульфатный бизнес? У меня, знаете ли, связи, я на короткой ноге с британской Мафией, моя мама из Неаполя.

Только он собрался отвечать, как в поле зрения появляется полицейский, и я пользуюсь моментом для бравой попытки вырваться на свободу. Я лечу по улице, ожидая пули или, скажем, боевой звезды шурикен[7] в спину, но чудом добираюсь до поворота не продырявленным. Я закладываю вираж, как олимпийский спринтер, и сталкиваюсь с какой-то девочкой. Мы валимся на землю.

– Смотри куда прешь, – ору я в ужасе и гневе и отталкиваю девочку в сторону. Я отваживаюсь на быстрый взгляд через плечо: некоторые прохожие с интересом наблюдают за моим побегом, ни один из них вроде не китаец.

Подстегиваемый ужасом, я изо всех сил бегу к дому Фрэн и Джули. Я спотыкаюсь на входе и вламываюсь в дверь головой, завывая, мол, впустите, они хотят меня пытать.

Когда открывается дверь, я еще на коленях и благодарно заползаю внутрь.

– Фрэн, спрячь меня, этот китаец меня нашел.

– Что он сделал?

– Он попытался меня убить.

– Амфетамины принес?

Управляющий «Удачной Покупки» ужасно расстроен: он только что получил результаты последней инвентаризации, благодаря магазинным воришкам у него огромная недостача. Он срывает злость на начальнике охраны. Начальник охраны ненавидит управляющего и, если бы это не отражалось плохо на нем лично, был бы очень рад недостаче. В гневе управляющий устраивает ему нагоняй:

– Ты когда в последний раз застукал кого-нибудь, ты, бесполезный ублюдок? Ну ни в какие же ворота не лезет – воры взяли и вышли отсюда с двумя газовыми плитами и кухонным столом. Магазин кишмя кишит дегенератами, ты почему их не ловишь?

Во имя всех гребаных святых, думает начальник охраны, чего он на меня взъелся, я лишь стою тут в форме, управляю всеми, тут и без меня есть кому ловить.

Управляющий в глубоком унынии. Карьера рушится прямо на глазах, мало того что коллеги презирают из-за больного кота (Ну где это слыхано, чтобы у кота случился рак горла? Что он делал с животным?), так еще и в главной конторе страшно недовольны отчетами. Ну почему, Христа ради, все приходят и воруют именно из его магазина? Пусть бы устроили нашествие на кого-нибудь еще?

Он ненавидит этот Брикстон, кишащий лесбиянками-феминистками, панками, растаманами, коммунистами и всяческими другими отвратительными дегенератами, каких ни назови, все наряжаются в старые драные одежки из секонд-хэндов, носят страхолюдские прически, красятся в ненормальные цвета и проворно тратят государственные денежки.

Ну почему он не работает в славном пригороде, как его двоюродный брат, который тоже управляет магазином, но на него не случается набегов нищей саранчи.

Китаец разъезжает по улицам, по-прежнему ищет.

Вот уже несколько дней я провожу тест на аллергию, уже ем семь разных продуктов, от которых не умираю, и решаю попробовать восьмой – стакан молока.

Через полчаса начинает кружиться голова и мутнеет в глазах. Я смотрюсь в зеркало: из-под века сочится кровь. У меня бурчит в кишках, и начинается рвота, которая не отпускает, даже когда желудок уже совсем пуст. Я судорожно ловлю воздух, стараясь не раздражать красные, опухшие глаза, и тут до меня доходит – по крайней мере, я знаю, в чем дело.

У меня аллергия на молоко.

Могло быть хуже. Ну да, кукурузным хлопьям с молоком на завтрак придется сказать «нет», неудивительно, что я постоянно болел, но теперь все будет хорошо.

Меня волнует недостаток кальция. Наверное, придется закупить каких-нибудь таблеток.

Но самое главное – я все сделал сам, без помощи негодного врача, я не умру, а он не сможет прибрать к рукам мои комиксы.

Через несколько часов приступ утихает, самочувствие в порядке.

Молоко? Да кому оно нужно?

Существует всего восемнадцать выпусков «Серебряного Серфера». Хорошие были комиксы. Лучшие комиксы «Марвела» вешаются на стену, потому что не продаются. Где ты сейчас, Утенок Говард? Что случилось с Варлоком? Истребителем воронов? Капитаном Марвелом?

Капитан Марвел был воином Кри, он любил Уну, единственную непохожую на Барби главную героиню американских комиксов с короткими волосами. Командир космического корабля Капитана Марвела тоже любил Уну и убил ее путем злодейских махинаций.

Потом ее тело оккупировал отвратительный космический паразит. После жестокой атаки на Кэрол Дэнверс (которая впоследствии стала Миссис Марвел, по ней начали рисовать отдельную серию комиксов, которую вскоре отменили) она/оно схватывается с Капитаном Марвелом. Воину Кри нелегко воевать с Уной, хотя перед ним лишь ее тело, оккупированное паразитом. Он побеждает, паразит при смерти, глаза Уны на секунду светлеют, и в ее теле на мгновенье словно бы появляется она сама. А вскоре Уна мертва и холодна.

Китаец прекратил на сегодня поиски, он больше не собирается ничего делать сам. Завтра он наймет кого-нибудь, чтоб нашли Алби-Голодовку.

Чен везет босса обратно в центр, высаживает и отправляется в свой любимый видеомагазин. Он тщательно проверяет, нет ли поблизости By или еще кого из знакомых. Если его застанут за покупкой игры для тренировок, это очень плохо отразится на его репутации. Он удовлетворен результатом, горизонт чист. Чен заходит в магазин и покупает игру, которая в последнее время не выходит у него из головы. Называется «Убей еще одного».

Он спешит домой, чтобы начать тренироваться не на шутку.

Я отдаю сульфат, Фрэн и Джули платят и благодарят меня. Они уже знают о китайце и о том, что китаец меня ищет. Они говорят, об этом уже все знают. Чего ему надо?

Я отвечаю, что не уверен, но он явно хочет меня угробить. Вы бы видели этого злобного типа его охранника наверное китаец хочет прибрать к рукам мой бизнес вы же знаете этих гангстеров помните Пола Муни[8] в «Лице со шрамом».

Фрэн в сомнении трясет стриженой головой:

– Ну кому нужна твоя торговля, Алби? Это же совсем по мелочи.

– Мания величия?

Меня это бесит, они усомнились, что мне угрожает китайский демон, когда на моих ушах более-менее остались шрамы от его шурикена.

Возможно, он связан с убийцей из Правления по Сбыту Молока. Я подумываю разбомбить их территорию, поделом будет ублюдкам, но не знаю, с чего начать. Ясное дело, население этой страны рассчитывает, что взрывов больше не будет, а то вот случится как в прошлый раз – поблизости окажется лошадь, ее ранят, газетные страницы будут пестреть этим событием еще минимум месяц, интервью, книги, и если такое повторится, нам грозит как минимум телевизионный сериал.

Я сижу и распиваю чай с Фрэн, Джули рассеянно молотит по стенам, стульям и другим предметам, Фрэн включает музыку, но домашний уют не отвлекает меня от мыслей о том, что у меня на хвосте висит практически весь преступный мир Лондона.

Я спрашиваю, не знают ли они, где можно раздобыть пистолет, но в ответ на меня только глядят с сожалением. Может быть, они тоже в доле? Фрэн, конечно, никогда открыто не интересовалась моими комиксами, но кто ж знает правду? В наши дни никому нельзя доверять. Последний раз в «Удачной Покупке» охранник так гадко на меня посмотрел.

После излечения я, разумеется, делюсь с окружающими и, как ни странно, нахожу еще одну беднягу, страдающую от похожих омерзительных симптомов. Она пробует мой способ лечения и случайно выясняется, что у нее тоже аллергия на молоко. Она идет на поправку.

Однажды я опять ее встречаю. Она рассказывает, что познакомилась еще с кем-то, человек страдает от такой же напасти, от него вовсю отбиваются доктора и не мог бы я пойти и растолковать все про голодовку и как тестироваться на аллергии, потому что она не уверена, что сможет все толково объяснить.

Я соглашаюсь. У того человека обнаруживается жуткая аллергия на молоко. Он тоже идет на поправку. Его зовут Иэн, и он работает журналистом в небольшой местной газетке. Иэн пишет статью, редактор почему-то ее принимает, и теперь выходит, что я – автор методики распознавания аллергии, хотя на самом деле авторство принадлежит Стейси.

С этого момента события нарастают как снежный ком. Все бы ничего, если б не выяснилось, что от аллергии на молоко страдают очень многие.

Меня предупредили, что за мной охотится убийца и что она работает по чьему-то заказу. Мне повезло, я предупрежден.

Но я не могу совсем бежать из Брикстона, потому что хомяк боится других мест, я сменил квартиру и затаился, надеясь, что, когда меня найдут, я уже смогу себя защитить. Я рассчитывал, что постепенно ситуация рассосется. Позже из разных источников я узнал, что за мной охотится еще и Китаец. Интересно, возможно ли умереть от стресса и ужаса? Если да, то я скоро отброшу коньки, еще совсем недавно я жил простой жизнью – да, нездоровой, но простой. Внезапно я стал номером один из британского списка «В розыске».

В Великобритании есть список «В розыске»? Интересно, а в Америке есть такой список, или это все выдумки для кино?

О, идея для рассказа. Десятый из американского списка «В розыске» недоволен своей позицией в рейтинге, он считает, что очень опасен и заслуживает более высокой позиции. Он находит восьмого и его убивает. Этот поступок делает его номером восемь, но девятого не устраивают такие перемещения, и он начинает охотиться за восьмым.

Новости просачиваются в газеты. Это вынуждает задуматься остальных, находящихся в розыске, номер три объявляет, что, по его мнению, он в Америке самый опасный, и всем это докажет, как только доберется до номера первого.

Люди делают ставки на исход этих стычек, газеты публикуют список самых разыскиваемых ежедневно, как спортивные новости. Конкуренция обостряется с арестами и ликвидацией людей из списка, приходится вводить дополнительный список, с ужесточенными условиями продвижения. Полиция бы не возражала, чтобы преступники изничтожали друг друга, но в надежде продвинуться по лестнице они начали совершать жуткие преступления против обычных людей; теперь новая поросль ежедневно истребляет мирных жителей, а ветераны отравляют водопроводы в больших городах.

Я не знаю, чем закончится эта история. (Может быть, президент пошлет их всех в Центральную Америку политическими советниками?)

Мне нравятся Фрэн и Джули, хоть я и не получаю от них и десятой доли надлежащего сочувствия. Фрэн интересуется, покажусь ли я сегодня на концерте, я отвечаю да, потому что там, или где-нибудь еще – везде небезопасно. Джули лукаво замечает, что давненько не видела моего имени в газетах, а я сердито на нее гляжу, потому что предпочитаю об этом не думать.

– Ты почему постоянно колотишь предметы? – спрашиваю я, хотя знаю ответ.

– Воображаю, что они мужчины.

– Ну как ты можешь ненавидеть всех мужчин, когда я такой замечательный? – Ни одна из них не отвечает.

Волосы Джули окрашены во все цвета радуги и еще несколько оттенков. Она занимается в женской секции кунг-фу в сквоте неподалеку, иногда помогает обучать новичков.

Я никогда не занимался восточными единоборствами, потому что боюсь боли и увечий.

Фрэн меняет музыку. Она ставит «Джимслипс» – что-то вроде женского панк-рока не совсем панки но вроде того черт забудьте я не музыкальный критик она ставит «Джимслипс». В этом доме недолюбливают регги, потому что частенько в нем сквозит откровенный сексизм, хотя иногда девицы все ж терпят эту музыку, особенно когда обдолбаны по самое не могу.

Они спрашивают, как поживает хомяк, я отвечаю, что он в порядке, часто ходит гулять и интересовался, как у них дела.

Я ничего не упустил? Вам пока все ясно?

By, смертельный враг Чена по игровым автоматам, никогда не тренируется. Он медитирует. Он один из немногих, кто практикует дзэн в видеоиграх. By медитирует до абсолютной пустоты сознания, после чего сливается с автоматом. Когда на него снисходит, что он – часть автомата, автомат – часть его, а нереальность игры – это всего лишь иллюзия, игра начинает жить своей жизнью. By играет вне объективного сознания.

Глупцы скажут, что видеоигры – не самая подходящая сфера для дзэна, однако у By другое мнение. Все сферы одинаковы.

Чен пытается добиться личной славы, By алчет духовного развития. Он настолько органично вливается в мир игр, что способен обменяться сознаниями с машиной и начать управлять человеком снаружи.

Благодаря постоянной медитации By – на редкость спокойный человек. Он умудряется источать спокойствие и невозмутимость даже во время стычек в галерее. Это положительно влияет на большинство людей, с которыми By приходится сталкиваться, и людям он нравится.

Иногда, чтобы набраться позитивных вибраций, одинокие люди в галерее становятся поближе к нему.

Если бы By случайно узнал, что Чен, вопреки духу противоборства, тренируется дома, он бы не имел ничего против.

By хорошо готовит, но ест очень простую пишу, даже иногда постится. В данный момент он варит рис, а потом снова будет медитировать.

Когда у меня водились деньги, я купил себе драм-машину. Машина – это здорово, ей можно указывать, что и как делать, а вот с известными мне барабанщиками так не получится.

Сейчас я уже больше не национальный герой и нуждаюсь просто чудовищно. Я не могу позволить себе даже газету, поэтому никогда не знаю ни дня недели, ни положения на Ближнем Востоке. Я пытался смотреть телевизор, но не выдержал. Когда телик сломался, я был просто счастлив, одной головной болью меньше – меня не арестуют за ворованное кабельное ТВ. Все подряд утверждают, что кабельной полиции не существует, но было бы очень символично, если бы один из их фургонов чудом материализовался прямо у меня под дверью.

Все мои знакомые бедны как церковные мыши, у всех постоянно нет денег, за исключением небольшого пика во время выплаты пособия, когда все спускают жалкие двухнедельные гроши в пабе и, может быть, даже кутят и закупают какой-нибудь еды.

Фрэн предлагает мне поесть, я ей за это глубоко признателен.

– Мне бы у тебя научиться красть в магазинах, – сетую я. – Но я боюсь влипнуть.

– Ну и что, если влипнешь? – спрашивает Фрэн. – Не конец же света, правда?

– Нет, но выйдет безумно неловко.

Мы едим, и это необычное событие на время отвлекает мои мысли от напастей. По радио министр предупреждает борцов за мир о том, что, заберись они на военную базу, дело может кончиться стрельбой.

Городской совет Мертона сообщает, что упраздняются школьные обеды.

Через две недели после статьи Иэна два человека одновременно рапортуют в местную газетку, что благодаря публикации вылечились от затяжных болезней. Эти люди выражают мне личную признательность.

Еще четыре письма, и ко мне присылают журналиста.

– Как вы обнаружили, – спрашивает он, – что молоко потенциально ядовито?

Я отвечаю, что не имел об этом ни малейшего понятия, а выяснил методом проб и ошибок. На следующий день в газете появляется статья под заголовком ВДОХНОВИТЕЛЬ АНТИМОЛОЧНОЙ КАМПАНИИ ИДЕТ В НАСТУПЛЕНИЕ.

Джун получила этот заказ благодаря своей осмотрительности. Ее наниматели – очень уважаемые люди, им не нужна огласка. Их постоянное агентство безнадежно провалило заказ на убийство антимолочника, поэтому они наняли Джун. Она требует запредельной оплаты, но ее результативность и осмотрительность того стоят – лучше не найдешь.

Но Джун уже поняла, что ее жертва залегла на дно и не живет по адресу, который указали клиенты. К счастью, ей под силу не только уничтожение, но и обнаружение, поэтому она предлагает выследить антимолочника. Разумеется, за это она требует отдельной, тоже запредельной, оплаты, но заказчикам не хочется задействовать лишних людей в таком незамысловатом, на первый взгляд, деле, и они соглашаются.

Ситуация немного осложнена тем, что на публике жертва пользуется вымышленным именем. Джун не известна настоящая причина этого явления: пронюхай департамент социального обеспечения о каком-нибудь доходе, немедленно прекратится выплата пособия.

Джун понимает, что затруднительно найти человека, залегшего на дно, однако на жертву уже собрано досье, дело явно пойдет быстрее.

Джун отправляется за наживкой в центр города, в лавку комиксов.

Она покупает редкие и дорогущие выпуски «Фантастической Четверки» и «Халка» N1.

Аккуратно упаковав их в сумку, она идет домой.

Над Брикстоном сияет солнце и измывается над работниками душных, людных и шумных магазинчиков. Чтобы пережить скуку рабочего дня, кассирши «Удачной Покупки» усилием воли подавляют мысли, превращаясь в роботов.

Иногда за их спинами появляется начальник охраны и отпускает непристойные шуточки. Начальник уверен, что форма поднимает его на недосягаемую высоту в глазах этих девиц, которые восхищаются и уважают его положение.

Девицы, в свою очередь, считают его козлом и довольно часто озвучивают эту мысль.

На начальнике синяя форма с белым кантом. Другие охранники прячутся среди стеллажей. Эти магазинные сыщики одеты в штатское и с подозрением ходят за всеми, кто им с виду не приглянулся. Им нравится воображать, что они находят воришек благодаря сильной интуиции, хотя на деле они таскаются по пятам за теми, кто выглядит бедно. Завсегдатаи-воришки знают сыщиков в лицо и часто предостерегают друг друга.

«Вон та, в коричневом пальто», – или: «Тот мужик, который с нас уже десять минут глаз не сводит».

Но внимательнее всего следят за самими сотрудниками.

Я бреду к дому и маниакально разглядываю себя в витринах. Это впадаю в уныние. Я бы хотел натянуть на голову бумажный пакет.

Дома я говорю с хомяком – это немного меня подбадривает. Хомяк рассказывает о жизни, я делюсь с ним своими проблемами. Он сильно сочувствует, но ничем не может помочь. Мы переводим разговор на регги и танцы.

Если я перевоплощусь, я хотел бы вернуться хомяком. На самом деле я думаю, что должен был родиться им в этот раз, случайно попал в человеческую оболочку и от этого страдаю. К сожалению, никак не выйдет опротестовать нынешнее воплощение, поэтому я оставляю хомячка в покое и отправляюсь инспектировать полки на кухне.

Во внезапном приливе оптимизма я решаю испечь песочный яблочный пирог и по этому поводу слегка протираю кухонный стол. Я вытаскиваю ингредиенты и роюсь в поисках большой миски. Я, как обычно, позабыл рецепт напрочь, да и мерных стаканов у меня нет, я просто на глазок бросаю муки и маргарина и перемешиваю. Слишком жидко, надо добавить муки, а теперь слишком сухо – надо добавить маргарина, в конце концов у меня этой смеси полная миска, даже сахара добавить некуда. Этим можно заполнить мою единственную форму для выпечки раза четыре.

Тем временем духовка греется, а в кастрюле томятся яблоки. В духовке сломан термометр, она не отключается при определенной температуре, а греется себе до бесконечности. Все это очень похоже на кашеварство в топке и возможно только благодаря моей высокоразвитой интуиции, отточенной годами пользования изношенным кухонным оборудованием.

Пирог получается вполне съедобный, я угощаю хомяка и сажусь доедать остальное. Моя маленькая победа радует меня несказанно.

Теперь мне до вечернего концерта Фрэн нечем заняться, только нервничать, что кто-нибудь из моих врагов ворвется в дверь, размахивая мачете или пистолетом.

Может, мне перевезти комиксы в чемодане на автобусе? По грубым подсчетам, это займет несколько дней и придется сделать двенадцать поездок.

Кто-то стучится в дверь, и я застываю в панике.

Даже в лучшие из времен я ненавижу стук в дверь, а сейчас времена не лучшие. Глубоко в подсознании начинает тикать молитва, на случай, если эта все еще широко распространенная вера в бога имеет подсобой хоть сколько-нибудь правдивую основу.

Стук повторяется. Я падаю на пол и червяком ползу по коридору, змеей перетекаю к дверному глазку. Снаружи стоит мой друг Стейси. Если он меня не предал и не заманивает отворить дверь, чтобы изрешетить пулями, – я пока в безопасности.

Стейси входит и рассказывает: только что в букинистическом магазине он познакомился с женщиной, которая искала покупателя на ее ценные комиксы. Он сказал, что знает такого человека, и дал мой номер.

Я рыдаю.

Чен как сумасшедший тренируется в «Убей еще одного». Сидя в темноте перед телевизором, к которому подключена игра, Чен становится убийственно искусным, бум-бум-бум.

Чен курит без остановки, хотя чаще всего у него заняты руки, и столбики пепла падают на ковер. В конце игры он затягивается бычком и прикуривает очередную сигарету. Концентрация нарастает, Чен покрывается потом, брови сдвигаются домиком, но пальцы и запястья остаются гибкими и мягкими.

By, ублюдок, думает он, теперь-то я тебе покажу.

Мне сложно объяснить Стейси, почему я рыдаю. Между всхлипами я в общих чертах описываю свою ситуацию и пытаюсь доходчиво объяснить, что, скорее всего, он дал номер телефона моей потенциальной убийце. Стейси предлагает немедленный побег из страны, и у меня закрадывается подозрение, что он тоже не прочь заполучить мои комиксы – как только я исчезну, он взломает дверь и под завязку нагрузится ранними выпусками «Конана».

Я стараюсь его выпроводить. Выставляю за дверь, предварительно стреляя сигарету.

Так вот, следующий этап в моем головокружительном прыжке к славе – интервью на независимой радиостанции, а уже после этого мне звонят из журнала, чтобы услышать мое мнение о рациональном питании и как избежать болезней.

Внезапно выясняется, что половина страны страдает латентными аллергиями, большинство из них – на молоко.

Правление по Сбыту Молока реагирует довольно шустро, объявляя все это ложью и массовой истерией, но страна этому заявлению ничуть не верит. Меня показывают по телевизору, я излагаю свою историю, и люди начинают присылать денежные пожертвования в помощь антимолочной кампании – так теперь стали называть происходящее.

До сего момента вся эта возня меня порядком раздражала и почему бы им не оставить меня в покое я ни черта не знаю о медицине и здоровой пище, но когда начинают поступать деньги, ситуация несколько меняет окраску.

На телевидении я публично обличаю молочные власти, поскольку они скрывают факты.

Приблизительно в это же время Правление по Сбыту Молока ведет кампанию под лозунгом «Бутылка Молока – Напиток Мужика».

Это просто какое-то издевательство над интеллектом публики. Тот, кто родил подобное творение, должен усиленно скрывать этот факт, но вот нет же, они рекламируют изо всех сил – дескать, молоко не для слабаков, а ровно то, что доктор прописал для бравых ребят: ковбоев и альпинистов. Правление спонсирует соревнования по футболу, налаживает продажу молока в пабах и покрывает всю страну рекламными плакатами, демонстрирующими новый лик молока – напитка для крутых парней.

В Главном Молочном Управлении начинают бить тревогу в апреле, когда становится известно о неблагоприятных влияниях. Продажи не достигли планируемых высот, хотя еще рано судить, в чем истинная причина – в антирекламе или каких-нибудь глобальных явлениях в стране, вроде того, что у населения нет денег на кукурузные хлопья.

О ситуации извещен отдел грязных штучек Главного Молочного Управления. Этот отдел смоделирован по образу одноименного отдела ЦРУ и тесно контачит с отделами продаж и рекламы.

Задача сотрудников отдела грязных штучек – подавление любой оппозиции молоку. Всякий, кто представляет малейшую угрозу продажам, будет оболган, запуган и оклеветан – и так до тех пор, пока опасность не испарится.

Отделом руководит беспощадный человек по имени Кросби, бывший продажник. Его правую руку, бывшего правительственного психолога, зовут Уизерс. Они развивают бурную деятельность, потому что дела совсем плохи. Кросби посылает Уизерса за компроматом на новоявленного психопата от здоровой пищи, который перебежал Управлению дорогу, и Уизерс со своей командой шпионов и компьютерщиков приступает к работе.

Джун не сильно любит людей и совсем не переживает, что благодаря ее работе их количество уменьшается. За всю жизнь ей слегка приглянулись всего трое.

Джун не любит людей не из принципа, ей просто не по душе их слова и поступки.

Она ни с кем не спит, хотя вовсе не возражала бы. Если уж спать, то с кем-нибудь симпатичным. Она проживает в квартире в Челси среди растений и книг по философии и разговаривать ей случается очень редко. Растения посажены в горшки разной величины, а самые крупные любимцы поселены в желобе в гостиной, похожем на траншею. Растительность почти целиком покрывает стены и пол. Не то чтобы Джун без ума от растений, ей просто в массе своей не нравятся украшения, сделанные человеческими руками.

У Джун обширная и читаная-перечитаная библиотека книг по философии. Недавно Джун поняла, что книжная философия ничего не может ей предложить, и весьма опечалилась, потому что любой намек на смысл жизни пришелся бы очень кстати.

Еще одна причина, из-за которой была заброшена философская библиотека: авторы – все как один мужчины. Не без основания Джун решила, что половая принадлежность окрашивает авторский взгляд на жизнь и тем самым обесценивает их труды в ее глазах.

Убивая, Джун не ощущает реальности действия, это не тоже самое, что купить кофе в магазине или выскочить на светофоре из автобуса. Постфактум ей кажется, что она ровным счетом ничего и не делала.

Несмотря на отсутствие записей, она припоминает четырнадцать убийств. Почти всякий раз, когда у нее заканчиваются деньги, посредник находит ей новый заказ. Время от времени он объявляется со срочным заказом. Порой Джун соглашается. Но может и отказаться.

Хомяк удовлетворенно переворачивается в своем домике и возвращается ко сну.

Природа устроила его так, что он способен удобно засыпать в любом положении.

Весь день он только спит и ест.

Хомяк мог бы делать гораздо больше, но зачем?

By закончил медитировать.

Он с улыбкой озирается. Он живет в одной комнате, где нет ничего, кроме футона. Кухню он делит с соседями снизу. В комнате нет часов, потому что By имеет представление о времени в общих чертах, да и не очень-то это важно. Стула тоже нет, потому что он всегда сидит на подушке. Есть только простой деревянный ящичек, где By хранит принадлежности для рисования.

Иногда By рисует. Он пишет дзэн-картины, которые значат что-то для By и не обязательно для окружающих. Он изображает пространство в движении. Некоторые его картины действительно великолепны, они поражают окружающих. By не выставляется, но если кто-то хочет посмотреть на его работы, он не возражает. Бывает, кто-нибудь хочет купить картину, и By с радостью продает ее задешево.

За окном жуткий шум. Я в ужасе, на какую-то секунду мне кажется, что там кто-то запускает ракету, милостивый Иисус, кого же они наняли меня убить, спецназ?

Но это всего лишь дорожный рабочий. Я некоторое время за ним наблюдаю, решаю, что он безобиден, и возвращаюсь к волнениям о том, что же делать, когда позвонит убийца. Вот какого хрена у нее не может случиться инфаркта, ей тогда придется от меня отцепиться, слушайте, не я же это начал!

Может быть, я изменю голос, скажусь, например, доктором из Уэльса или кем-нибудь еще, подниму трубку и объясню, что меня вызвали засвидетельствовать смерть, да, тихо отошел десять минут назад, да, сердце уже не то, не выдержало нагрузок, всему виной лестницы. Долгие годы мы сражались с муниципальными властями за первый этаж. О, еще я могу притвориться человеком из похоронного бюро, да, цветочный магазин доставил несколько дешевых венков, да, в конце концов оказалось, что у него были какие-то друзья, тут ими весь дом кишмя кишит, вон, копаются в его комиксах.

На улице выбивается из сил дорожный рабочий. Он совсем один, даже без помощника из общества «Дорогу молодым». Разместив предупредительные огни, навес от дождя, похожий на палатку, и ограждения, он жутко устал. Сейчас он сражается со строптивой бурильной машиной, рискуя лишиться ноги.

Ему приходится все делать в одиночку, потому что он вовсе не настоящий дорожный рабочий, а самозванец. Последние месяцы этот человек методично воровал все необходимое для обустройства дорожных работ – оттуда фонарик, отсюда спецовку, ежевечерне вышагивая по улицам в поисках оборудования, с которым раскопки будут похожи на настоящие дорожные работы. Заключительный акт – кража бурава – начался со взлома отдела капитального строительства, продолжился перетаскиванием тяжеленных инструментов в муниципальный фургон, который он украл загодя, соединив провода (этой методике он обучился, просматривая американские полицейские телепередачи на предмет преступных подсказок) и закончился хладнокровным отъездом в ночь. Несколько недель ушло на то, чтобы хитро видоизменить фургон: пусть не кажется краденым, но все еще будет похож на муниципальную машину.

Бурная криминальная деятельность развернута потому, что профессор Уинг – а это он, – изучая документы Британской библиотеки, обнаружил, что именно здесь захоронена древняя корона, последний раз виденная во времена короля Этельреда Нерешительного. Профессору Уингу очень не хочется, чтобы кто-то заполучил корону до него. Несмотря на физические данные, не лучшим образом адаптированные для выкапывания дыр в дорогах, профессор готов страдать за науку.

Если доверять профессорской оценке человеческой натуры – довольно нелицеприятной, – после начала ремонтных работ, даже если он будет выглядеть совершенно неумелым, его никто не потревожит.

Страну охватывает массовая истерия.

Опасаясь рецидивов, от молока отказывается всякий человек, болевший чем-либо в последние пять лет. Газеты публикуют истории о неизлечимых больных, которые уходят из больниц в новую, здоровую, безмолочную жизнь. Родители собираются у молочных магазинов и под лозунгами ПРЕКРАТИТЕ ТРАВИТЬ НАШИХ ДЕТЕЙ жгут пустые молочные пакеты.

У меня все чаще берут интервью.

Правление по Сбыту Молока фиксирует рекордно низкие прибыли за май месяц, такого не случалось со дня основания.

У меня заводятся деньги, и я провожу время, покупая ценные комиксы в магазинчиках и на выставках. Иногда я ошиваюсь в регги-лавках, компрометируя себя некрутым поведением – по уши затариваясь дисками и тратя на это бешеные деньги. Дома я слушаю новую музыку и с трепетом каталогизирую новые комиксы, на люди я выхожу только ради совещаний или очередного интервью.

Издательство предлагает мне стать соавтором первого издания в серии о здоровом питании, плюс мое имя может оказаться и на продолжении, – знаете, покупаешь первый выпуск – продолжение бесплатно? Голодовка – путь к здоровому питанию? Ну не звучит. И вообще, зачем люди покупают эти идиотские продолжения? Неужели они читают больше пары выпусков, кому на белом свете может понадобиться гора глянцевых журналов с советами по рукоделию?

Газетчики хотят знать, не найдется ли у меня пары советов о питании для наших солдат за границей.

Чтобы отвлечься от всех напастей, я программирую новый убийственный ритм для своей драм-машины. Сначала я воспроизвожу его в голове, потом записываю условными знаками собственного изобретения на старом счете за газ, а потом уже программирую. Драм-машина подсоединена к усилителю в спальне. Я нажимаю кнопку и понимаю, что да, ритм вышел правильный, именно как я хотел. Я добавляю громкости, и ритм сотрясает всю квартиру. Довольный, я пританцовываю в такт и, когда звонит телефон, отвечаю, совершенно не подумав.

Незнакомый женский голос просит позвать меня, я знаю – это убийца, но не вешаю трубку: до меня доходит, что от этой угрозы можно освободиться только одним способом – жестоко ее изничтожив.

Памела Паттерсон, представляется женщина и сообщает, что желала бы продать редкие комиксы и кто-то в Брикстоне посоветовал обратиться ко мне.

Я веду себя естественно, насколько это возможно, когда твой собеседник желает стереть тебя с лица земли; я отвечаю ей, да, я хотел бы посмотреть на комиксы, она в ответ предлагает заехать ко мне, где вы живете?

– Сейчас не самый удобный момент, – говорю я и сползаю на пол, у меня подкашиваются ноги. – Давайте пересечемся где-нибудь?

– Может, завтра? – спрашивает она.

– Может, на следующей неделе? – Я перекрикиваю драм-машину.

Она отказывается, она очень хотела бы увидеться раньше. В голове молнией проносится: если я переборщу с задержками, она выследит и убьет меня в моей же квартире.

Я предлагаю:

– Понедельник? – У меня остается два дня на раздумья. По крайней мере сегодня об этом беспокоиться не надо. Я вешаю трубку и засовываю голову в громкоговоритель.

Пока Уизерс расследует темное (будем надеяться) прошлое объекта, Кросби, глава отдела грязных штучек, вызван на совещание с главным молочным руководством. Последняя бухгалтерская сводка за май повергла всех в глубочайшую тоску, изредка прерываемую спазмами бешенства и ужаса.

Прибыль от продаж катастрофически упала, и кампания «Бутылка Молока – Напиток Мужика» потерпела сокрушительное фиаско.

– У нас нет времени, – говорят Кросби, – на замысловатую клевету. Избавьтесь от него.

– Непременно, – отвечает Кросби.

При помощи драм-машины я заставил себя повиноваться и теперь успокаиваюсь под радио.

Сейчас там рекламируют замок Лидс в Суссексе (Лидс разве в Суссексе? Я не силен в британской географии, но мне кажется, что нет), самом красивом в мире замке, где к тому же находится единственный в мире музей собачьих ошейников.

Сногсшибательная информация. Музей собачьих ошейников. Ну сколько на свете видов ошейников? Сотни фасонов? Музей забит ошейниками исторической важности, вот этот носил царский пудель в 1917-м, экспонат вывезен из СССР верноподданным белогвардейским генералом, а этот носила Бесси – первая собака на орбите, а этот нашли на развалинах Помпеи, а этот носил кто-то из «Секс Пистолз»?

Непременно поделюсь этой информацией с окружающими, а если мне в руки попадет интересный ошейник, я вышлю его прямиком в музей.

На сборы у меня уходит вечность. В конце никто не заметит отличий, но мне важна каждая мелочь. Целый час, не меньше, я провожу перед зеркалом, в тоске из-за своей внешности. Как же это я так постарел?

А можно ли все развернуть назад? Войдут ли когда-нибудь в моду морщины? Ну почему я не могу выглядеть лучше? Улицы битком набиты красивыми людьми, молодыми лицами с чудесной кожей. Почему я выгляжу как облученный мутант?

Глубоко в душе я убежден, что выгляжу неплохо, но окружающие сговорились от меня это тщательно скрывать. Ублюдки. Оставьте меня в покое.

Я вытаскиваю содержимое всего гардероба – ну ладно, шкафчика, – и примеряю на себя все возможные комбинации. По радио сообщают, что норвежцы охотятся за подозрительной советской подводной лодкой у побережья. Кажется, в последнее время это происходит сплошь и рядом, но отчего – я не в курсе.

Я примеряю одежду по второму кругу и ужасно злюсь: все выглядит омерзительно, и какого черта у меня нет хорошей одежды, хотя какая разница, меня все равно сегодня вечером не впустят, несмотря на то, что концерт играют в мерзком притоне, где по полу катаются пивные стаканы и бегают крысы.

Для храбрости я закидываюсь спидами.

В конце концов я откапываю драную одежку из любимых секонд-хэндов, она сидит на мне более-менее удовлетворительно, хотя и напоминает обноски большой викторианской семьи. Наконец-то одетый, я безысходно таскаюсь по квартире в поисках всего, что перед выходом надо распихать по карманам. Разыскивая ключи, я уже дошел до той черты, за которой начинают поднимать мебель, но в последний момент все-таки наткнулся на них за такой пластиковой штуковиной, из которой поливают цветы. Теперь я готов.

– Пока, Счастливец, – прощаюсь я с хомяком. – Пойдешь гулять – желаю хорошо провести время.

Я обследую темные углы на наличие убийц и, не найдя ни одного, топаю вниз по улице. Ветер треплет мне волосы, я его обругиваю.

Ветер всегда дует в мою сторону – по-моему, это что-то личное.

На сегодня работа профессора Уинга закончена. Он рад почину, только волнуется, не просчитался ли. Если он ошибся хоть на йоту, быть беде. Раскопки дороги в Брикстоне сильно отличаются от раскопок в пустыне какой-нибудь, нельзя просто переместиться на несколько ярдов в сторону и снова начать, особенно когда работаешь в одиночестве при помощи ворованного бурава.

Вечером он штудирует рукописи, украденные из Британской библиотеки. Профессор вернет их, когда в них отпадет необходимость. Когда профессор добудет корону – пожалуйста, ими сможет пользоваться любой, а сейчас рукописи нужнее ему самому.

Корона была очень известна во времена Этельреда. Считалось, что она волшебная. Злой колдун украл ее, чтобы она послужила оружием в продолжительной войне с сеятелем добра из соседней страны.

В «Удачной Покупке» затишье. Единственный человек в магазине – управляющий, он одиноко сидит в полутемном кабинете. Уныние стекает с потолка управляющему в голову, по позвоночнику и прямо в модные ботинки.

Управляющий расстроен из-за низкой прибыли и ворованных товаров; а может, их незаконно присваивают нечистые на руку сотрудники в сговоре с воришками, которые свободно таскаются по магазину?

Он живо представляет себе какое-нибудь место для встреч в Брикстоне, где охранники, кассиры и огромная толпа воров делят дневную выручку.

Управляющий в особенности подавлен из-за низких прибылей, которые означают отсутствие премии, а это, в свою очередь, – невозможность купить швейцарский бассейн из сосны «Альпийское Шале». Управляющий перечитывает рекламу.

«Кто сказал, что нельзя купить счастье и здоровье? С покупкой нашего бассейна вы сможете чудесно расслабиться, снять мышечные боли и отпраздновать возвращение к доброму здравию, а заодно и получить удовольствие.

Погрузитесь в великолепие водных процедур и укачивайте себя на волнах мощных струй или же, без излишних сложностей, научитесь плавать прямо здесь же – это возможно в случае покупки дополнительного модуля «Реактивная Струя».

Вам не придется перекапывать палисадник под бассейн длиной в восемнадцать футов. Конфигурация может быть изменена по вашему заказу. За отдельную плату вы получите сауну, солярий, бар, душевую и туалет.

Работа от начала до конца обойдется вам всего в 15 000 фунтов, в большинстве случаев вам не понадобится разрешение на строительство. Чтобы получить иллюстрированный буклет с полной информацией, заполните, вырежьте и отправьте приложенную карточку в компанию «Сосновая продукция лимитед»».

Уже давно управляющий хочет привести себя в достойную физическую форму, но вечно не хватает времени и сил на упражнения и на то, чтобы бросить пить и курить. Полежать в восемнадцатифутовом бассейне и таким образом приобрести хорошую физическую форму – гораздо более здравая идея.

В сопровождении болельщиков Чен и By направляются в галерею «Золотое сияние» на сегодняшний раунд нескончаемой битвы. Хозяин галереи ужасно рад этим визитам: благодаря им и игровые автоматы заняты, и у мальчиков-проститутов появляются клиенты.

Хозяин прикарманивает большую часть заработка мальчишек-проститутов, которые болтаются в галерее. Те, в свою очередь, отстегивают не только хозяину, но и полиции, за что их арестовывают значительно реже. Полиция также накладывает лапу на часть денег, отдаваемых проститутами хозяину, вдобавок к обычной таксе за галерею. У мальчиков остается совсем немного, но им некуда податься, да и нет другого способа заработать. Большинство из них – беглецы из Шотландии и Северной Англии. Они боятся хозяина и отправки домой. Сам хозяин – жулик, помощники его отвратительны. В последний побег одного из мальчиков полиция арестовала его за приставание на улицах и, чтобы проучить, на несколько дней упекла за решетку. После этого его отправили назад в галерею.

Чен и By в курсе, что галерея – не самое приятное место, но понятия не имеют о фактическом рабстве мальчиков.

Заметив появление Чена и By, играющие в «Убей еще одного» немедленно закругляются, даже если только что заплатили и начали игру. Это происходит отчасти из уважения, а отчасти из-за того, что играть в присутствии Чена и By в «Убей еще одного» стыдно.

Сбившись в плотную кучу у автоматов, посетители орут, подбадривая своего игрока. Соперники здороваются. Чен откровенно лицемерит, и даже By с трудом дается радостное приветствие человеку, который так неприкрыто его ненавидит.

Когда-то они были друзьями.

Уизерс с легкостью нашел убийцу.

Его отдел сотрудничает с агентством, специализирующимся на подобных делах. Несмотря на то что до сих пор не было заказано ни одного убийства, какому-то количеству людей уже причинен ущерб, который довел их до самоубийства. На личном счету Кросби и Уизерса сотни таких людей.

Агентство принимает заказ и обращается к одному из наемных убийц по имени Алтон. Тот получает аванс и приступает к делу.

По дороге в Брикстон женщина среднего возраста умудряется всучить Алтону листовку, где написано: «К тебе уже пришел Иисус?» До того как Алтон успевает выбросить бумажку, в голове его мелькает ослепительная вспышка. Ему слышится могущественный голос.

Алтон смотрит на листовку:

«Знаете ли вы, что две тысячи лет назад в Иерусалиме родился человек по имени Иисус Христос?

Он никогда не занимал официальных должностей.

Он никогда не учился в школе.

Он никогда не получал диплома.

Он был рожден скромным плотником.

Он никогда не уезжал дальше пятидесяти миль от места рождения.

Он никогда не выезжал из страны.

Его распяли вместе с преступниками.

И все же этот человек, сын Бога, – самая важная в истории личность. Вы знаете его?

За дополнительной информацией обращайтесь в Мировое Христианское Движение, отделение Мирового Движения за Свободу».

Слова листовки производят на Алтона неизгладимое впечатление, и он мгновенно обращается. Глубоко сожалея о содеянных ранее преступлениях, он мчится к дому намеченной жертвы, дабы предупредить его о грозящей опасности. Затем Алтон мчится обратно в Брикстон раздавать листовки.

В самом расцвете моей славы и известности ко мне является абсолютно сумасшедший, минут десять шумно кликушествует и чего-то пророчит прямо на пороге, и лишь затем подходит к сути дела.

– Вы знаете Иисуса? – рявкает он.

– Лично – нет.

Он смотрит на меня укоризненно:

– Ну, наверное, у вас на это осталось не так уж много времени.

– Вы это о чем?

Он зудит об Откровениях Иоанна Богослова, абортах и еще о чем-то таком, пока до меня не доходит, что он предупреждает лично меня, а не витийствует о мире в целом.

Он говорит, что меня заказали. Я предполагаю, что церковный язык развивается в ногу со временем, и это означает, что дьявол жаждет моей души или типа того, я уже готов захлопнуть дверь, ее и открывать-то не следовало, потому что ко мне стучатся только психопаты и электрики.

Я уже почти закрыл дверь, когда услышал слова «Правление по Сбыту Молока».

На секунду я задумываюсь и смотрю на листовку, которую он мне всучил. Я и не знал, что Иисус родился в Иерусалиме.

Безумец снаружи распевает «Иесу, награда за молитвы наши». Мне интересно, кто такой Иесу, но я не стану открывать дверь и переспрашивать.

Китаец, работодатель Чена, без особого удовольствия торчит в дорогом ночном клубе. Место забито мужчинами среднего возраста в костюмах и молодыми людьми, тоже в костюмах и на вид – тоже среднего возраста. Большинство уже слегка под градусом, они становятся все шумнее и шумнее, и танцуют так, что любой другой со стыда бы сквозь землю провалился, но им, пьяным богачам, море по колено.

Вокруг увиваются девицы. Некоторые из них богаты и ходят по клубам потому, что снисходят до общения только с себе подобными, но многие далеко не богаты и крутятся рядом с денежными мешками. Это вовсе не претит мужчинам, внимание девиц им скорее льстит, ведь они же, в конце концов, не проститутки, чье внимание, в свою очередь, никого бы не обрадовало.

Китаец владеет этим клубом на паях и время от времени должен здесь появляться. Какой-то лорд на ходу похлопывает Китайца по спине. Чен, наблюдая, улыбается и про себя думает, насколько же этот лорд безнадежная человеческая особь.

– Лорд Уэйнрайт, вам здесь нравится?

– Чрезвычайно! – отвечает лорд и спотыкаясь уходит.

Мало кто в Великобритании еще использует слово «чрезвычайно».

Ну вот, сумасшедший, певший у меня на пороге о Иесу, рассказал, что меня заказало Правление по Сбыту Молока.

Это ни в какие рамки не лезет, ведь серьезная же организация. Они финансируются государством и функционируют благодаря моим налогам. Ну ладно, это если б у меня была работа. А Правление в самом деле функционирует на общественные деньги? Теперь я уже не уверен. В любом случае, они не имеют права убивать всех, кто им не по душе.

Теперь в новом свете предстает загадочная смерть очень популярной телезвезды, ролики с его участием, рекламирующие пиво, были просто хитами сезона.

Я тут же начинаю безумно нервничать и обхожу стороной окна в квартире, я видел по телевизору этих людей, как они наводят оптические прицелы из соседних многоэтажек. Ублюдки, навинчивают прицелы и другие навороты на снайперские винтовки руками, затянутыми в тонкие кожаные перчатки, у этих убийц лица богачей, они не старятся раньше времени, как мы, страдальцы, это, наверное, самая непыльная работенка на свете – пристрелить случайного человечка и вернуться на яхту или в отпуск на дорогой курорт.

В бедности есть свое утешение – омерзительное отсутствие вкуса у богатых слоев населения, они прячут свои дряблые тела в дорогую одежду и торчат в фантастически дорогих местах, как стадо манекенов.

Кто-то собирается меня пристрелить.

Дома профессор Уинг сидит за громадным столом, заваленным картами, книгами и манускриптами, среди которых есть и его личные работы. На пол время от времени скатываются то карандаши, то ручки. Под столом проживают кое-какие рабочие инструменты, не имеющие постоянного места в доме профессора.

Профессор в сотый раз перепроверяет свои расчеты. Он понимает, что поздновато искать промахи, когда уже начал ломать мостовую, но, с другой стороны, профессор слишком практичен, чтобы продолжать работу, если в расчеты закралась ошибка.

Впервые о существовании короны он узнал из манускрипта в Британской библиотеке. Манускрипт при этом ни намеком не указывал на ее местоположение, и ничего не двигалось с места, пока он не нашел древний пергамент в ежегоднике «Бино» за 1959 год, купленном для коллеги, который их собирает.

Профессор знал, что у коллеги были все, за исключением 1948-го и 1959-го годов, совершенно случайно забрел в лавку старьевщика, обнаружил там выпуск 1959-го и немедленно купил, чтобы порадовать человека.

Добравшись домой, он, конечно, сначала сам просматривает ежегодник. Внутри обнаруживается старинный пергамент, написанный каким-то малопонятным языком. Беглое знакомство с документом – и профессор понимает, что пергамент имеет отношение к интересующей его короне. Профессор дрожит от радости и отказывается думать, как нелепа находка такого важного документа в старом детском ежегоднике «Бино».

Документу многие сотни лет, в основном он пролежал в шкатулке, сделанной в 800-м году. Все это время шкатулка покоилась под руинами замка, разрушенного одним из редких для Англии землетрясений.

Таким образом, спустя века, рукопись в полной сохранности обнаружена компанией, перекапывающей местность под новую канализационную систему. Когда начинают появляться старинная мебель и обломки замка, компания вызывает специалистов, но пергамент случайно улетает незамеченным.

Он приземляется рядом с рабочим, который случайно подбирает его вместе с бумагой от бутербродов и в сумке для завтраков уносит домой.

Впоследствии рабочий обнаруживает пергамент, принимает его за письмо от любовницы и быстро прячет под диван. Позже его находит дочь рабочего, складывает самолетик, некоторое время его запускает, а потом превращает в закладку.

Вот так пергамент оказался в «Бино».

Меня немного беспокоят эти разговоры о наемных убийцах, но по здравом размышлении я успокаиваюсь – серьезно, не станет же Правление по Сбыту Молока нанимать убийцу? Как они скроют эти затраты от налоговой инспекции?

А может, им не придется ничего скрывать. Может, при консерваторах это легально. Может, за такие дела даже предоставляют налоговые льготы?

Тот человек говорил убедительно, да и карман его сильно чем-то оттопыривался – вполне может быть, оружием. Ну да ладно, религиозные фанатики – известные хитрецы, и он, наверное, выдумал всю историю, чтобы продать мне книгу или еще чего-нибудь.

Я решаю поотжиматься. Ох как тяжко, у меня болят и дрожат руки, и как это люди тягают гантели? Наверное, соревнования штангистов аккуратно сфабрикованы, чтобы у населения появилось чувство неполноценности. Каждый божий день я вижу, как жалкие людишки в дорогих кроссовках бегают по округе, и нечеловечески раздражаюсь. Даже при крайней необходимости я не пробегу больше двенадцати ярдов, и как же я ненавижу, когда кто-нибудь делает то, на что я не способен. Я решаю или привести себя в форму, или понаезжать на бегунов.

Когда раздается стук в дверь, я раздумываю, куда мог засунуть часы. Я терпеть не могу неожиданных стуков в дверь, от них никакого толка, может, до всех в конце концов дойдет, что хорошо бы от меня на время отцепиться?

Я рычу и открываю дверь маленькому человечку, на первый взгляд – очевидному маньяку, сбежавшему из сумасшедшего дома. Тот машет документом, оповещающим, что передо мной Джон Примроуз.

– Я из Правления по Сбыту Молока, – сообщает он.

У меня дрожат колени, я ожидаю пули. Тот продолжает:

– Если они узнают, что я здесь, меня убьют, но я хочу вам помочь, потому что ваша кампания спасла моего сына. Он всю жизнь болел, его лечили врачи из шести стран. Теперь мы не даем ему молока, еще кое-каких продуктов, и он – самый здоровый мальчик во дворе.

Я прерываю эту речь, чтобы поинтересоваться, зачем же все-таки он сюда притащился.

– Они нашли новую убийцу, – говорит он. – Женщину, обученную бразильской тайной полицией. Они считают, что ее сложнее сбить с пути. Спасибо, что спасли моего сына. – И он убегает прочь.

Вот тогда-то я и принимаю решение переехать.

В борьбе за улучшение условий и зарплаты ныряльщики устраивают сидячую забастовку на дне Северного моря.

Подобный способ протеста, несомненно, впечатляет. Не погубят ли они себя сидением на дне морском? Ныряние и без того – поступок смелый на грани идиотизма, неужели есть достаточно серьезные причины, чтобы там задерживаться? Мне кажется, морское дно кишмя кишит акулами, осьминогами, ядовитыми водорослями, не говоря уже о вражеских подводных лодках, глубоководных пиратах с гарпунными пушками – в общем и целом, отнюдь не место моей мечты.

Управляющий «Удачной Покупки» наконец идет домой. Он не позвонил, чтобы сказать жене, где он есть и что задерживается, поэтому она волнуется. Управляющий очень привязан к жене и жалеет, что так поступил. Но он вечно ужасно озабочен проблемами на работе и все никак не может начать вести себя хорошо или хотя бы заботливо, что очень расстраивает жену, которая к нему тоже очень привязана.

На ее приветствие управляющий отвечает:

– Эти ублюдки обворовывают меня подчистую.

Жена думает, что же они будут есть. Приготовленный ею ужин уже давно почернел и умер в духовке. Чтобы не расстраивать мужа еще больше, она об этом даже не заикается.

– Подонок Уилкинс, чтоб он сдох. – Они оба винят областного менеджера Уилкинса за то, что управляющий до сих пор не переведен в «Удачную Покупку» получше.

Жена управляющего мечтает о новом коте, чтобы скрасить одиночество. Она ведет замкнутую жизнь и выбирается только за покупками, да и то по мелочи, потому что практически всеми продуктами их обеспечивает муж из своего магазина. Но, памятуя о том, как история с предыдущим котом отразилась на мужниной карьере, она боится заводить разговор о новом коте.

Муж ее до сих пор не уверен, действительно ли у кота был рак горла, или ветеринар, находясь в сговоре с Уилкинсом, поставил ложный диагноз, чтобы дискредитировать управляющего. Ветеринар этот – просто жулик, и практикует на животных, потому что к людям Медицинский совет его и близко не подпустит. Муж не удивился бы, узнав, что Уилкинс подкупил ветеринара.

Перед тем как я попадаю под железнодорожную арку, в душный зальчик в несколько квадратных ярдов, где состоится концерт и куда каждую пятницу и субботу втискиваются тощие безработные тела, чтобы послушать трэшевые группы, я встречаю Джока.

Джок живет неподалеку от меня со своим другом Санни, оба они из Глазго.

Джок прихрамывает. Я знаю почему – несколько месяцев назад он жутко порезал ногу, в приступе алкогольной депрессии проломив магазинную витрину. Прибывшая полиция отследила его по кровавому следу до телефона-автомата за углом, где он стоял с огромной дырой в ноге и пытался вызвать «скорую».

Джока допросили, хотя что можно сказать об этом преступлении? Они даже не сразу отпустили его в прибывшую «скорую», а еще немного подопрашивали. Джок им всем отомстил, заляпал машину кровью. В конце концов «скорой» разрешают увезти его в больницу, где врач зашивает раненую ногу с заботой и вниманием, которое уделил бы рваной сумке почтальона.

Пока врач спустя рукава штопает ногу этого пьяницы, полиция продолжает допрос. Несмотря на шок и потерю крови, Джока не лечат, не дают лекарств или плазмы. Кровь из раны сочится еще несколько дней и ощущения в ногу так до конца и не возвращаются.

В полицейском участке Джока опять немного допрашивают. По пути в туалет у него кружится голова и случается обморок. Прибывший полицейский врач сообщает, что Джок не может ночевать в камере, как было задумано, а должен отправиться домой.

За несколько дней до этого происшествия третий сосед по квартире пырнул Санни ножом. Удар застал Санни врасплох в собственной постели. Нож попал в левый бок и проколол легкое. Санни зашивают в больнице, он не сознается, кто виноват, и Джок делает вид, что всему виной какой-то незнакомец на улице. Некоторое время Санни не может наклоняться, а Джок не может вытягиваться, и они ходят по квартире парой, чтобы добираться до вещей на полках и в шкафчиках.

By спокоен, Чен безумствует перед игровыми автоматами.

Чен выигрывает.

Они играют на разных автоматах. На самом деле они могли бы управиться и с одним, но это потребовало бы постоянных рокировок и отняло бы кучу времени. Чен набирает очки, и By за ним не угнаться.

By глубже и глубже погружается в медитативный транс, чтобы слиться с автоматом, но никак не может тягаться с феерической техничностью Чена.

Чен натренировался в «Убей еще одного» до неподражаемого мастерства и, наверное, в данный момент является сильнейшим игроком в мире. Он неумолимо отрывается все дальше от By. Зрители, обычно зачарованные мастерством обоих, сегодня с трепетом и благоговением наблюдают за Ченом, взрываясь аплодисментами при каждой его победе.

Чен и By играют по десять минут, каждый раунд засчитывается как одна игра, о количестве игр они договорились в начале состязания.

Чен, немного отстающий в общем счете, сегодня выигрывает шесть-ноль. Новости распространяются шустро, в галерею набивается все больше зрителей.

By не очень расстраивает поражение, но он сомневается в духовной стороне дела, подозревая, что недостаточно медитировал. Он пытается игнорировать такие мысли, но понимает, что окончательно растерял концентрацию и не способен опустошить мозги. В следующей игре он разбит в пух и прах.

Концерт оказался хорошим, мрачным и депрессивным. Я встретился с Джули в зале, Фрэн сперва торчала там, а потом ей пришлось идти переодеваться. Ее группа выходит первой, потому что они еще менее известны, чем неизвестная группа – венец сегодняшней программы.

Прежде всего я оглядываюсь, выискивая безобразников, способных затеять потасовку. Вокруг все относительно безопасно. Если меня должен прикончить профессиональный убийца, зачем лезть под нож какому-то любителю?

Группа Фрэн выкладывается полностью. Их песни звучат так, будто написаны были только вчера. Никто не танцует – ну, на таких концертах в принципе не танцуют, а с другой стороны, никто не безобразничает, так что в общем и целом выступление проходит хорошо. Никто даже не дерется, во всяком случае, пока выступает Фрэн.

Все покупают в углу нелегальный алкоголь. Начинается новая песня – «бум звяк бум звяк бум». Где-то в середине они забывают слова.

– Это была неудачная версия, – сообщает со сцены Фрэн. – Сейчас мы сыграем правильно.

Они продираются через эту версию, заканчивают и убираются со сцены, чтобы почти сразу же вернуться и спеть на бис, несмотря на то, что их не вызывали, хотя, с другой стороны, никто особо и не возражает.

Песня заканчивается, и вскоре Фрэн появляется рядом со мной и Джули. Между выступлениями кто-то пытается поставить музыку, но та кашляет и бессвязно фырчит, полностью затихает, потом внезапно усиливается до жуткого скрежета и воя, от которого все вскидывают руки и прикрывают охваченные болью уши. Через несколько секунд музыка умолкает, тихонько вздохнув электричеством. Никто по этому поводу не горюет.

Наемная убийца Джун слушает радио. Она скучает. В мире есть очень мало вещей, которые ее интересуют, и еще меньше людей, с которыми ей бы хотелось их делать, поэтому она часто скучает.

Когда Джун больше не может найти мало-мальски терпимую станцию, она выключает радио, надевает пальто, сует в карман какие-то деньги и выходит из дома, направляясь куда глаза глядят.

Джун живет в Челси, это дорогой район, но ей вполне по карману, она любит свою маленькую тихую улочку. Снаружи холодно, и, добравшись до большого перекрестка, Джун оглядывается в поисках автобуса и садится в первый попавшийся – она и раньше так делала, когда жизнь становилась слишком уж нудной. Неизвестно, по какому маршруту идет этот автобус, Джун оплачивает его до конечной и некоторое время сидит спереди на втором этаже.

Вскоре она начинает узнавать местность. Автобус привез ее в Брикстон. Джун собирается сидеть в автобусе, она хочет посмотреть, куда они дальше поедут, но мигает свет и кондуктор велит всем выходить – автобус дальше не идет.

Джун не очень-то хочется выходить, потому что раньше тут жил предводитель антимолочной кампании, которого она скоро убьет, и инстинкты подсказывают ей, что далеко он не уехал. Шатание по району, где она случайно может наткнуться на свою жертву, не очень вписывается в профессиональный кодекс, но Джун все ужасно надоело, да и вряд ли это важно. Джун с таким же успехом может побродить и по этим улицам, они ничуть не хуже любых других, особенно когда абсолютно нечего делать.

Джун бродит, разглядывая кинотеатр «Ритци» и закрытый универсам. Вскоре она слышит музыку: на улице холодает, но Джун совершенно не хочется домой, она шагает на звук и заходит внутрь. Джун совсем не нравится одиночество, но что же делать, если мир кишит полнейшими уродами?

Она платит и заходит в тесный зал. Под ногами хрустит стекло. На сцене четыре девушки вроде бы наугад бренчат на гитарах.

Джун отходит и опирается на стену, чтобы оглядеться.

В галерее закончилась игра. Чен разбил By в пух и прах с наилучшим счетом за всю историю их противостояния, болельщики сгрудились вокруг с поздравлениями.

By несколько недоумевает по поводу своего решительного провала, и хотя возбужденная толпа из противоположного лагеря лично его не волнует, она плохо влияет на его ужасно расстроенных болельщиков. Многие одинокие люди, скрашивающие свое время в Сохо, считают себя друзьями By, черпая поддержку и утешение в его спокойствии. Болельщики переживают его поражение значительно сильнее, чем сам By, он их жалеет. Он понимает, что нелепо так сильно переживать из-за какой-то игры, но, с другой стороны, они переживают из личной к нему симпатии. By сам не до конца понимает почему, но болельщики нуждаются в его успехе, и, не смотря на собственное спокойствие, он не знает, как их утешить.

By направляется домой, болельщики постепенно разбредаются по другим галереям или в поисках клиентов. Чен прощается довольно злобно, он и впрямь злобен. Их соперничество настолько глубоко проникло под кожу Чена, что теперь, даже выиграв все до одной игры, он все равно не сможет дружить с By.

– Завтра в то же время, By?

By оборачивается, улыбается, кивает и идет домой.

Я стою на концерте, болтаю с Фрэн и Джули, вскоре они убредают пообщаться с кем-то еще.

Бесцельно озираясь, я ощущаю себя полнейшим идиотом, поскольку торчу в центре зала сам по себе. Ну да, тут полно людей и никто не разберет, что я тут сам по себе, но все равно неуютно, поэтому я пытаюсь пробиться к стенке, чтобы удобно опереться и постоять под ее защитой. Одиночество переносить гораздо легче, если есть стена, на которую можно опереться. Я нахожу местечко напротив бара – если, конечно, два сдвинутых ящика можно считать баром, – и выворачиваю шею, стараясь незаметно разглядеть свое отражение в окне. Сейчас темно, это немного спасает ситуацию, но мне кажется, я ужасно выгляжу, ноша обреченного человека оттеняет последствия всех моих болезней и уродует меня окончательно. Хотя уже некоторое время я более-менее здоров, молочная болячка оставила в наследство омерзительный цвет лица, а ужасные страдания непоправимо разрушили мою внешность. Всему виной болезнь, а не старение.

Крутясь и изгибаясь, чтобы получше себя рассмотреть, я проливаю пиво на соседа.

Джун на концерте совсем неплохо. На таком сборище она впервые. Джун девушка одинокая, часто вынуждена пресекать нахальные взгляды и иногда попытки познакомиться – это достигается концентрацией на образах двух застреленных в Америке мужиков и проекцией этих образов на тех, кто в надежде поглядывает на нее. Вроде бы срабатывает. В крайнем случае Джун всегда может поколотить обидчиков, поэтому обычно не сильно беспокоится.

Какой-то тип стоит рядом у стены, но к ней не цепляется – может, потому, что так занят разглядыванием своего отражения, что не обращает внимания на Джун. Внезапно, по причине разве что полного идиотизма, он проливает на нее пиво.

Джун совсем не в восторге от пива, текущего по ноге.

– Кретин, ты зачем это сделал? – спрашивает она.

Тип расстраивается так жалобно и даже непроизвольно отшатывается, лицо странного цвета бледнеет, он усиленно извиняется, предлагая купить ей еще пива, пока до него не доходит, что он пролил свое. «Какой идиот», – думает Джун.

Китаец ложится в постель и, скучая, размышляет о своем бизнесе: о его расцвете, о конкурентах, о возможных неприятностях и тому подобном. Завтра он свяжется с приятелем, у которого свое детективное агентство, и попросит его разыскать Алби-Голодовку.

Мысли китайца перескакивают с бизнеса на личную жизнь. Ему кажется, что она отсутствует как класс. Почему-то работа не позволяет знакомиться с девушками его мечты, в последнее время его это сильно беспокоит. Китаец не отказался бы уже остепениться с милой девушкой из хорошей семьи. Он хотел бы выстроить собственную хорошую семью, хотя понимает, что его работа, наверное, не понравится родителям девушки, но он обязательно что-нибудь придумает.

В клубе, которым он владеет на паях, китаец знакомится с девушками из богатых семей, но абсолютно не хочет жениться на завсегдатае ночных клубов.

Он подумывает, не разместить ли объявление в газете, но это невероятно трудное решение, да к тому же сильный удар по самолюбию. Каждую неделю китаец просматривает страницу одиноких сердец в нескольких газетах и журналах, в надежде, что там появится девушка его мечты, но она не спешит. Кроме того, он вовсе не уверен, что хотел бы знакомиться с девушкой, которая размещает объявления в журнале. А еще ему кажется, что правильная девушка не ответит на объявление.

Поэтому до поры до времени он оставляет эту идею и подумывает завести новые интересы, чтобы расширить круг общения. Поставленная на широкую ногу торговля наркотиками создаст некоторые препятствия, наверное, придется лгать о работе. Проблема крутится в его голове, решение никак не приходит, и он засыпает несчастным.

Роль Фрэн и Джули в сегодняшнем Действе сыграна, и они принимаются за наркотики. Уже сильно, благодаря Алби, наглотавшись спидов, они спускают все деньги на алкоголь в баре и пристают к знакомым с просьбами пыхнуть. К моменту появления на сцене следующей группы девицы уже совершенно улетели. Остекленевшие глаза дополняются речью, совершенно неразборчивой для тех, кто не находится в таком же состоянии, – для таких же эти слова наполнены высшим смыслом.

Сегодня вечер оставит их без пенса в кармане, но если не развлекаться, зачем вообще человеку деньги? Им абсолютно, абсолютно наплевать, потому что они выживут, в каком бы состоянии ни оказались завтра утром, зато сегодня у них будет чудесный вечер.

Фрэн желает наехать на группу на сцене за то, что она сама не в их рядах, но передумывает и идет за Джули в бар. Там продают баночное пиво и чай, кипятящийся на старой плите в огромной кастрюле, что очень неуместно на концерте, но по крайней мере этот напиток легален.

Я пролил пиво на злобного орущего монстра, такая ведь может и избить, я готов умолять ее угомониться. Я убежал бы отсюда с превеликим удовольствием, но внезапно люди зажали меня так, что не вырваться. Извинения путаются и теряются в общем шуме, я полнейший идиот, какого черта мне надо было проливать на нее пиво и почему она устраивает из этого такую трагедию? Или это я устраиваю трагедию? Я знаю, что все смотрят и смеются надо мной, кто этот безнадежный неумеха, обливающий зал пивом, немудрено, что он один, кто ж захочет показаться на людях с таким чучелом?

– Я болен, я не виноват, – говорю я вроде как примирительно, однако приходится орать, и это разрушает эффект. Она все еще взбешена и просто излучает жестокость. В моей голове возникают образы мертвецов, лежашлх вокруг нее, и я совершенно бесплатно предлагаю спидов – мол, вот какой я славный человек.

Она не знает, что такое спиды, но уже не так раздражена. Я растолковываю ей, что это наркотик, она спрашивает, что он делает, и я пытаюсь объяснить, но, видимо, как-то не очень успешно. Я бросаю еще один взгляд на свое отражение и тяжко вздыхаю про себя. Очень трудно объяснять кому-то про ощущения другого человека, говорю я, как раз вчера я читал об этом книгу.

– Спинозу? – спрашивает она.

Я озадачен.

– Или, может, Кьеркегора?

Она что, смеется надо мной? Нет, не похоже, потому что она пускается в разглагольствования о том, как сложно объяснить кому-то субъективное впечатление и еще что-то в том же духе.

Очень здорово: меня забросили Фрэн и Джули, Джока на горизонте не видно, зато теперь можно с кем-то поговорить.

Эта женщина на философии собаку съела.

Джун слегка озадачена тем, как ведет себя человек, который ее облил. Он ужасно долго извиняется и, похоже, волнуется за свою жизнь.

Зачем-то он предлагает ей наркотиков. Джун отказывается, она ничего не знает о веществах, но готова с ним поговорить, ей одиноко, и он, как ни удивительно, несмотря на странный цвет кожи и постоянные косые взгляды через плечо, вовсе не противный.

Завязывается не очень бурная, но все же беседа о философии, которая сама по себе гораздо интереснее группы на сцене. Они разговаривают, потом беседа затухает, этот человек растворяется в толпе, и Джун опять остается сама по себе. Почему-то сегодня ей это не в радость, хотя обычно она любит одиночество.

By больше не заботит его поражение, он смеется над собой за то, что на секунду расстроился из-за сенсационной победы Чена. Умиротворенный медитацией, он сидит перед чистым листом бумаги, у ног аккуратно разложены краски и кисти. Как только By почувствует единение с инструментами, он напишет картину.

Концерт. Я сбегаю от своей собеседницы. После моих извинений выяснилось, что она вполне приличный, вовсе не агрессивный человек, и ко всему прочему знает о философах все на свете. Я бы поговорил с ней подольше, но сдается – мне, что я ей быстро наскучу, а я ох как ненавижу беседовать с людьми, которым со мной скучно.

На самом деле я боюсь, что она уже сочла меня занудой, поэтому смываюсь и вяло ищу у кого бы стрельнуть сигарету. Я, конечно, мог бы и свои купить, но это означало бы, что я потерпел фиаско и не бросил курить.

На сцене скучная группа, я оглядываюсь в поисках Фрэн и Джули. Ах, вот они, рядом, хотя в этом зале всё рядом. По их виду понятно, что они уже за гранью общения, и кроме того, они целуются, а я не хочу им мешать. Фергом тут тоже не пахнет – видимо, нашел занятие поинтереснее, и я вдруг явственно ощущаю, что снова торчу в одиночестве посреди зала. Это помещение слишком маленькое, тут не побродишь – все время сталкиваешься с одними и теми же людьми, и кто-нибудь непременно выйдет из себя, когда я наступлю на него в четвертый раз.

Музыка стихает, и люди начинают расходится. Мимо Джун бредет ее собеседник.

Надо же с чего-то начинать, решает она и приглашает его домой. Собеседник озадачен.

Ночь напролет Чен, пребывая в экстазе по поводу своей невероятной победы над By, празднует ее с друзьями и болельщиками. Его совершенно не смущает, что тренировки дома противоречат духу соревнований, он, кстати, планирует купить другие игры и в них тоже потренироваться. При мысли о бедняжке By, который медитирует в одиночестве в своей жалкой малюсенькой комнатке, Чен хохочет.

Чен с друзьями празднуют в ночном клубе в Сохо, потом перемещаются к огромным запасам алкоголя в его квартиру, где и фестивалят до утра.

Девушка, на которую я пролил пиво, приглашает меня домой. Это наистраннейшее событие практически вытесняет из моей головы постоянные мысли об опасности.

Она милая, но я все равно прикидываю, в какие неприятности могу вляпаться, если пойду к ней. Например, она может меня чем-нибудь заразить. В частности, я могу подхватить СПИД, у меня иммунка и так ни к черту, так что шансов выжить мало.

С другой стороны, девушка мне нравится, и у нее дома мне не угрожает убийца.

Я соглашаюсь и размышляю, как бы спросить, нет ли у нее случайно СПИДа. В конце концов я решаю, что этого делать не стоит, и спрашиваю, как ее зовут. Девушка отвечает «Джун», но не спрашивает моего имени.

На улице она ловит такси, которое чудом появляется в ту же секунду. При одной мысли о цене у меня сердце уходит в пятки, Джун, будто почувствовав, говорит, что заплатит сама. Она живет в Челси и ей это, похоже, вовсе не дорого.

Пока управляющий «Удачной Покупки» спит, его жена размышляет.

Она не расстраивается из-за того, что им не по карману швейцарский бассейн в стиле «Альпийское Шале» – эта затея была ей не по душе с самого начала. Она не хотела бы огорчать мужа, но садик за домом нравится ей таким как есть. Не нужна ей там деревянная махина, да и вообще – зачем им восемнадцатифутовое корыто, в нем и не поплаваешь толком, гораздо лучше пойти в нормальный бассейн. Но муж решил купить улучшенную модель с баром и жаждет приглашать коллег на вечеринки. «Вот это произведет на них впечатление, – думает он, – бассейн, сауна и коктейли, этот человек умеет жить на широкую ногу».

Жена от всего этого приходит в ужас – она о его коллегах очень невысокого мнения и живо себе представляет, как они напиваются, блюют в бассейн и, вполне вероятно, там же и тонут.

Ей горько оттого, что ее муж так несчастен, но все-таки хорошо, что не выйдет приобрести швейцарский бассейн.

Незнакомые люди обычно не приглашают меня к себе. Мы заходим в квартиру Джун в Челси – славное место, полно книг по философии и растений. Я незаметно оглядываюсь в поисках зеркала, но ни одного не вижу.

– Зеркало в ванной, – говорит Джун. Интересно, она издевается?

Джун заваривает чай, что очень мило, но я выпиваю его залпом, потому что не знаю, о чем говорить, обжигаю язык и вспоминаю, как всего несколько дней назад обжегся, готовя соевые котлеты и бобы.

В кухне имеется всего одна чистая вилка, остальные приборы плавают в раковине, в мерзкой, вонючей коричневой воде, поэтому я по очереди помешиваю вилкой бобы и переворачиваю котлеты.

Я засовываю вилку в рот, чтобы попробовать бобы, но напрочь забываю, что только что ею же колупался в горячей сковороде. Как только металл дотрагивается до языка, раздается шипение, изо рта идет дым, по кухне плывет запах жареного мяса, а я скачу на одной ноге и вою от боли.

Доктора советуют долго держать ожоги под холодной водой, но это несколько затруднительно, если ожог во рту, и после пируэтов под краном мне кажется, что я тону. С тоской я осматриваю в зеркале разрушения. Выжженные коричневые следы вилки украшают мой рот изнутри.

На все это уходит куча времени, соевые котлеты загораются, ну и пофиг, я уже все равно совершенно не хочу этих котлет.

Джун немножко странноватая, хочет поговорить, но все больше про эзотерику, а вовсе не о музыке, своем прошлом или еще о чем необременительном.

В итоге мы оказываемся в постели.

By рано просыпается и разглядывает картину, написанную накануне вечером. Он доволен, нарисованное для него что-то значит. By не знает, стоит ли дальше играть в галереях, потому что в последнее время это вызывает только отрицательные эмоции. Раньше они с Ченом были друзьями, а теперь не перебрасываются ни одним человеческим словом. Несмотря на то что антипатия исходит в основном от Чена, By должен признать, что и сам испытывает некоторую неприязнь.

Надо сегодня побеседовать с учителем. Тот посоветует, как быть.

Я беспокоюсь за ныряльщиков на морском дне.

Профессор Уинг наряжается в одежду рабочего, слушает по радио серьезную передачу и пытается позавтракать настолько плотно, насколько позволяет желудок, чтобы подготовиться к целому дню размахивания лопатой. После этого он загружает снаряжение и карты в фургон и отправляется в Брикстон. Палатка, для предупреждения водителей очерченная полукругом оранжевых огоньков, стоит там, где он ее оставил, красно-белые столбики выглядят вполне официально. Может быть, их нужно расставлять каким-то Особенным образом, а он не в курсе? Профессор решает, что, даже если расставил их неправильно, все равно никто не обратит внимания. Столбики окружают палатку, подобно камням в Стоунхендже. Если вдруг заявится проверяющий, всегда можно отговориться, что их передвинули вандалы из какой-то местной секты.

Кто-то написал на палатке «В7 спать». Профессора коробит от употребления «7» вместо «сем», но ему нравится, что теперь его площадка на вид подлинная.

После предупреждения Джона Примроза я поверил в правдивость угроз от Правления по Сбыту Молока, они и впрямь собираются от меня избавиться, мне, наверное, осталось жить всего несколько часов, это что, шаги за дверью? Они меня убьют.

Я не представляю мира без меня. Во всем виноват этот журналист. Вот и прикончили бы они его, а? Ублюдки.

Женщина, обученная бразильской тайной полицией? По коже бегают мурашки, а голова втягивается в плечи, как в мультике, когда персонажа бьют по башке чем-то тяжелым. Чтобы успокоиться, я хочу съесть чего-нибудь, но в доме обнаруживается только салат-латук.

Я терпеть не могу латук. Всякий раз, отдирая листики, чтобы их вымыть, я внутренне содрогаюсь, ожидая найти внутри что-нибудь омерзительное, типа дохлой осы, слизняка, отрубленного пальца, ну, или просто ногтя. После травматического промывания латука его еще и высушить невозможно – чертов салат удерживает воду, как гигантская овощная губка, тряси его, швыряй по кухне – эта дрянь выпустит воду только тебе на тарелку. Вдобавок ко всему он абсолютно безвкусный, и болтается во рту так, что проглотить его можно только с боем.

Я покупаю латук, потому что уверен – зеленая гадость в нем полезна, и если бы кто-нибудь производил эту зелень в таблетках, я бы, конечно, с превеликим удовольствием употреблял именно их.

На следующий день после битвы в галерее китаец хочет куда-то поехать, но его шофер Чен не является на работу. Раздраженный китаец звонит Чену, однако тот не подходит к телефону. Китаец не кладет трубку, и в конце концов ее поднимает какой-то незнакомец с утомленным голосом. Голос советует китайцу валить ко всем чертям, ты хоть понимаешь, который час?

Китаец вешает трубку и отмечает про себя, что, если бы он все еще работал контролером качества героина в Золотом Треугольнике, приказал бы Чена застрелить.

По телефону он назначает встречу со своим приятелем, частным детективом.

С омерзением я выбрасываю латук. Он не попадает ведро, плюхается на пол, пол у меня наклонный, латук источает воду, которая стекает вниз, по пути подхватывая грязь, и собирается в пыльную лужу у ножек стола. Мама утверждала, что опрятной кухне требуется ежедневное мытье полов, но кому нужно мыть пол на кухне каждый день, по нему же постоянно ходят?

Ну вот, теперь я голоден, но за едой не пойду. Единственный ресторанчик в округе – дешевая забегаловка, она закупает партии сальмонеллы и добавляет ее во фритюр, и даже если я доберусь туда, не схлопотав пулю в лоб, меня к утру все равно отвезут в больницу, а это не лучшее место для тех, за кем гоняется убийца. Я, знаете ли, читал «Крестного отца». Я уж лучше поголодаю.

Я серьезно обдумываю, как остаться в живых. Если эта особа знает мой адрес, нужно переезжать немедленно. Я звоню приятелю с грузовичком и требую сейчас же приехать, но бессердечный ублюдок отвечает, что очень занят и никак не может аж до завтрашнего утра.

– Когда меня убьют, ты, блин, сильно пожалеешь, – говорю я. Он не реагирует.

– А куда ты собрался? – интересуется он.

– Не знаю, – отвечаю я. – Ты, главное, появись завтра, и мы туда поедем.

В магазин устало прибывает управляющий «Удачной Покупки» – очередной рабочий день. Раньше даже по выходным он появлялся засветло, но в последнее время дух его надломлен неутешительными результатами. Управляющий не здоровается больше с кассиршами, что для последних – просто камень с плеч, теперь здоровается только охранник.

Начальник охраны совещается с подчиненными, одетыми в форму и замаскированными под покупателей.

– Сейчас самое время начать брать людей с поличным, – говорит он. – Наша работа под угрозой. Управляющий мне вчера ныл и жаловался. – Все отвечают, что да, они сделают все, чтобы поймать воришек.

Заходит Фрэн. Она еще не спала, потому что накануне вечером перебрала спидов и не смогла расслабиться, несмотря на все остальные наркотики в организме. Фрэн говорит Джули, которая тоже еще не ложилась, что пойдет и раздобудет чего-нибудь на завтрак.

Она берет корзинку и осматривает полки.

На самом деле я знаю, куда перееду, – моя знакомая только что съехала из муниципального сквота. Остаток вечера я пакуюсь под радио, настроенное на АДР. АДР расшифровывается как Ассоциация Дредовского Радиовещания, это пиратская регги-радиостанция.

АДР сотрясает ваш мир, да.

Они транслируют регги, африканскую музыку, старые ритм-энд-блюзы – очень хорошая станция. Там не только музыку ставят, но и объявляют о концертах, тусовках, и где продаются головные уборы самых модных стилей – «Большое Яблоко» на Акрлейн под потолок заполнен новомодными шапками. Порой АДР пропадает из эфира начисто – риск всякой нелегальной радиостанции.

Мои пожитки пакуются довольно быстро, у меня до слез мало вещей, если не считать, конечно, груды комиксов, которую я любовно раскладываю по картонным коробкам – коробки я храню как раз на такой вот непредвиденный случай. Ну я, если честно, не ожидал оказаться в списке намеченных к ликвидации, но внезапный переезд всегда возможен. Не стоит забывать, что многие меня не любят – по той или иной идиотской причине я регулярно становлюсь кому-нибудь поперек горла, а в плохом настроении я просто уверен, что являюсь самым ненавидимым человеком в мире. В хорошем настроении мне наплевать. Со мной разговаривают только потому, что я доставляю амфетамины.

Я сообщаю о переезде хомячку и заверяю его, что лично проконтролирую: его домик перенесут с максимальной осторожностью, хомяк почти ничего не заметит. Я обещаю купить ему конфет, дабы компенсировать причиненные неудобства.

АДР заканчивает трансляцию около часа ночи, я переключаюсь на новости и узнаю, что ныряльщики сидят не на дне морском, а на нефтяной вышке. Мне становится за них чуточку спокойнее, хотя мне бы не понравилось сидеть на нефтяной вышке, эти штуки падают и тонут по поводу и без повода.

Профессор Уинг сосредоточенно роет, сверяясь иногда с картами, которые рассовал по карманам краденой спецовки. Он уверен, что место правильное, но не имеет ни малейшего понятия, насколько глубоко захоронена корона, – об этом не заикался ни один из документов, даже самый важный, из ежегодника «Бино».

Коллега глубоко признателен за ежегодник «Бино». Теперь до полной коллекции ему не хватает только одного выпуска.

Профессор чувствует, что кто-то стоит за спиной, и немедленно пугается: вдруг это муниципальный инспектор. Профессор изо всех сил старается копать как профессионал и в уме оттачивает объяснение, почему копает в одиночестве. В стране экономический спад, растолкует он интересующимся, в наше время на дыру полагается только один человек.

Подняв глаза, он видит не муниципального инспектора, а негритянку лет сорока. Сорокалетняя негритянка, полагает профессор, не может быть муниципальным дорожным инспектором – по крайней мере, не в Великобритании.

Женщина радостно здоровается с профессором и советует копать осторожнее, тут может попасться что-нибудь необычное.

– По-моему, где-то здесь захоронена очень ценная старинная корона, – говорит она. – Реликвия времен короля Этельреда Нерешительного.

Приятель, как и договорено, прибывает на следующее утро. Я незамедлительно вою на него за десятиминутное опоздание.

– Да какая разница?

В ответ я мерзко гляжу на него и приступаю к погрузке.

– Я вынесу комиксы, а ты снеси остальное, – командую я. На самом деле это вполне справедливо, потому что коллекция комиксов значительно больше моего остального имущества.

После некоторого количества ходок вверх и вниз моя одежда, пластинки, кассеты и все остальные вещи загружены, а в квартире еще куча комиксов. С неохотой я позволяю приятелю помочь мне в интересах экономии времени, но глаз не спускаю – не дай бог что-нибудь утащит.

Практически сразу же без должного внимания и аккуратности он цапает ящик. Я ору:

– Не тряси их!

– Святой хрен и его служители, это всего лишь ящик комиксов.

– Ну, для тебя, идиот недоделанный, это, может быть, всего лишь ящик комиксов, а мне они очень дороги, будь с ними поосторожнее.

Раздосадованные, мы продолжаем работу.

Я в непреходящем страхе, что за ближайшим углом меня поджидает убийца и это конец, страх только усиливает злость на моего помощника, осла, которому просто наплевать.

У меня болят кишки.

Я спускаюсь к грузовичку и замечаю, что помощник сует что-то в карман.

– Ублюдок, я все видел! – ору я. – Ты стянул комиксы. А ну положи на место, пока я тебя не прибил. – В гневе я ужасен.

Он ошеломлен, но меня не проведешь. Я прыгаю к нему и вырываю его руку из кармана.

Там нет никаких комиксов. Наверное, он успел засунуть их обратно.

Профессор Уинг потрясен. Он теряет дар речи. Откуда этой женщине знать о короне? Кто она такая, чтобы просто так приходить и заявлять, что ей кажется, будто здесь зарыто что-то ценное?

– Корона? – бормочет он. – Корона?

– Да, – отвечает она. – Старинная корона, пропавшая во времена Этельреда Нерешительного, хотя, если честно, я не знаю, когда жил Этельред Нерешительный. Интересно, почему его звали Нерешительным?

Профессор Уинг знает почему, но не выдаст себя ответом. Эта женщина, похоже, принимает его за самого настоящего дорожного рабочего, так что все еще вполне может обойтись. Даже во времена Этельреда эта корона уже была старинной и ценной, и что касается лично профессора, никто не сможет помешать ему ее обнаружить.

– Откуда вы знаете о короне? – дрожащим голосом спрашивает он. – Местная брикстонская легенда?

– Нет, я в публичной библиотеке прочитала… На самом деле там не говорилось, где именно корона захоронена, только я медиум и немного прорицательница, я уверена, что корона где-то здесь.

На мгновение профессор Уинг потрясен удивительным свидетельством в пользу существования сверхъестественных явлений, но быстро приходит в себя.

– Мне надо копать, – говорит он женщине, напуская на себя скучающий вид. – Я здесь в одиночку, ох уж эти сокращения бюджета.

– Конечно, – отвечает она, – Я тут немного постою и попытаюсь уточнить место захоронения.

Профессор несчастен, но продолжает копать.

Фрэн не отдает себе отчета, что действует не в полную силу. В ее организме все еще буйствуют наркотики. Вера в собственную неуязвимость обычно защищает Фрэн, но сегодня за ней ходит магазинная охранница, решившая обязательно кого-нибудь словить, чтобы не потерять работу.

В нормальные дни Фрэн чувствует присутствие охраны, но сегодня ее восприятие ослаблено, она даже не может решить, что именно украсть, В конце концов она определяется и бредет к кассе. Фрэн собирается оплатить маленькую консервную банку бобов. Изнутри ее одежда топорщится от ворованных продуктов.

За Фрэн идет сыщица.

Фрэн платит за бобы и выходит. На плечо опускается рука – сыщица из магазина просит Фрэн вернуться.

«Ох, блин», – проносится в голове у Фрэн.

Китаец берет дело в свои руки и связывается с сыщиком. Он знает, сыщик легко найдет Алби-Голодовку. Еще китаец хотел бы знать, что стряслось с Ченом, но, гуляя по Сохо, слышит о вчерашней победе Чена над By. Вокруг только об этом и говорят, люди еще никогда не видели беднягу By и его болельщиков такими убитыми.

Китаец полагает, что Чен отсыпается после бурного празднования. Он совершенно не понимает причины столь дикой радости, но знает, что для Чена это очень важно. Довольный Чен – эффективный Чен, поэтому китаец особо не возражает.

Я обвиняю кретина, что он нарочно уронил ящик с комиксами, и мы чуть не доходим до драки. Похоже, он хочет изгадить комиксы, я его просто убью, если увижу в радиусе десяти футов от «Серебряного Серфера».

В конце концов все загружено, я сажусь охранять комиксы. Кретин хлопает дверцей и заводит машину.

Я прошу его не гнать и рассказываю, как проехать к новому месту жительства девушки, в чьем бывшем сквоте я намерен отсидеться. Мы приехали, он хочет остаться на улице, но я боюсь, что он удерет, и заставляю идти со мной.

Я выпрашиваю у девушки ключ. Она собиралась отдать его еще одному другу, которому требуется жилище, но я очень долго распространяюсь обо всех, кто жаждет меня убить, и в конце концов она сдается и вручает мне ключ. И к тому же, говорю я, если ты не дашь мне ключи, я поеду и выбью дверь.

Мы добираемся до сквота, начинаем разгружаться и ругаться. Он хочет денег за бензин – злобный ублюдок, думаю я и отдаю ему мелочь из карманов, мы еще немного спорим по поводу разгрузки комиксов и вещей в новую квартиру, в окна уже выглядывают соседи. О господи, думают они, только не новые сквоттеры, почему муниципальный совет не закроет уже этот рассадник и не даст нам вздохнуть спокойно?

Водитель грузовичка заявляет, что надеется больше никогда в жизни меня не видеть. Я не возражаю, говорю я и ощупываю переднее сиденье – не спрятал ли он там чего. Он сваливает. Я запираю двери и иду покупать сладости для Счастливца.

Сыщица уже почти втянула Фрэн обратно в магазин, и тут внезапно у них за спиной раздался дикий шум, и из двери, брыкаясь и осыпая друг друга тумаками, с криками вываливаются двое. Один в синей форме с белым кантом, второй в сером костюме. Пролетев сквозь груду выброшенных картонных ящиков, они ныряют в гору проволочных корзинок, которая на глазах разваливается, и врезаются в расставленные вдоль тротуара овощные прилавки. Картофель, морковь и лук лавиной низвергаются под ноги толпе зрителей, которая быстро собирается вокруг.

Охраннику в этой драке приходится тяжко. Кассирши выбегают поболеть за его противника.

Сыщица отпускает Фрэн и спешит на помощь к охраннику. Она не без причины опасается случайного удара ногой. Фрэн, все еще нагруженная краденым, пользуется моментом, чтобы улизнуть, когда слышит выкрик из заварухи:

– Отпустите меня, я из Правления по Сбыту Молока!

Переехав в новую квартиру, я прекратил все контакты с газетами, телевидением, радио и большинством знакомых.

Я залег на дно и нервничаю.

Может, мне стоит запросить полицейской охраны или разоблачить Правление по Сбыту Молока на «Би-би-си»? К сожалению, я отклоняю обе идеи: мне никто не поверит. С другой стороны, я ведь не могу прятаться до бесконечности, а если уж совсем честно, я вообще не смогу долго скрываться.

Я склоняюсь к воинствующей обороне и разыскиваю копию «Крестного отца» в качестве пособия по обучению. У меня нет времени на созыв большого семейства, поэтому я решаю раздобыть оружие. Это, конечно, дорого обойдется, а единственная моя ценность – коллекция комиксов. Я могу защитить себя только продажей коллекции.

Кто-нибудь в мире так же страдал?

By заявляется в почти не меблированную, как и его собственная, квартиру учителя. Тот уже осведомлен о событиях вчерашнего вечера и по глазам By понимает, что тот нуждается в совете.

– Продолжай играть, – говорит учитель. – Как твои картины?

Они пьют чай и обсуждают живопись.

На следующий день после секса с Джун я возвращаюсь в Брикстон. Она сказала, что я самый оборванный из всех ее знакомых, и выдала мне свои ненужные армейские штаны. Похоже, я все еще ей нравлюсь.

С одной стороны, мне лучше – я кому-то симпатичен, но с другой, мне гораздо хуже – мне уже завтра встречаться с этой Памелой Паттерсон, дамой с комиксами на продажу, а на самом деле убийцей, которая собирается стереть меня с лица земли во имя повышения прибылей от продажи молока.

Я должен придумать, как спастись. Вот был бы у меня пистолет, но его нету… да и убеги я от нее – все равно за мной по пятам ходит китаец. Несколько минут размышлений обо всем этом – и у меня начинается припадок жуткой неуверенности, я дорогу не могу перейти. Некоторые люди одной левой справляются с любыми опасностями, но я не из их числа. Еще какое-то время я болтаюсь по городу, не зная, то ли отправиться домой, то ли сесть на самолет и улететь в Марокко. Но у меня нет денег, я боюсь самолетов, да и вообще эти люди все равно пустятся по моему следу, садисты ублюдочные.

Я начинаю дергаться – вдруг кто-то вынесет мои комиксы через дыру в потолке, – и спешу домой. Хомяк – верный друг, но он слишком мал, чтобы защитить квартиру от грабителей.

Фрэн и Джули рассеянно завтракают. Они потеряли аппетит, как только в доме появилась еда, это довольно часто случается, они обе уже совсем тощие. Если бы наркотики были покалорийнее, это бы все упростило.

Фрэн рассказывает Джули, как почти попалась.

– Все висело на волоске, – говорит она. – Эту сыщицу явно натаскали применять силу. Если бы не драка, эта тетка сейчас скрутила бы меня и держала до приезда полиции.

– Значит, мы больше не можем ходить за едой в «Удачную Покупку»?

Фрэн не уверена. А вдруг в следующий раз сыщица ее узнает и станет за ней следить? Все это безумно ее раздражает, за многие годы еще ни разу не было проблем с незаконной реквизицией товаров, а «Удачная Покупка» – самое подходящее место. Ну да ладно, в Брикстоне полно магазинов.

«Мы обеспечиваем Брикстон», – гласит рекламная кампания «Удачной Покупки», и Фрэн с ними полностью согласна, если только ей не приходится тратить там деньги.

В это время в магазине в каморку охраны запихнули связанного человека в сером костюме. Это Уизерс из отдела грязных штучек Правления по Сбыту Молока. Он заявляет, что невиновен и не собирался выходить из магазина с консервной банкой клубники в руках. Это его не спасает: «Мы всегда наказываем», – гласят таблички на стенах, и это не шутки, не надо нам сказок о том, что это случайность, у нас таких историй по десять в день.

Уизерс совершенно не собирался воровать. От нервозности и прессинга на работе он страдает припадками рассеянности, которые уходят корнями в низкие прибыли по всей стране.

Почти никто больше не пьет молока.

Профессор Уинг яростно копает, эта женщина наконец-то убралась за угол. Что делать? Чтобы не выдать себя, профессору никоим образом нельзя ей препятствовать.

Остается только быстренько найти корону, прежде чем негритянка еще больше все усложнит.

Как она могла провидеть наличие короны? После профессорских исследований и адской работы она запросто является и угадывает место захоронения? Эта женщина ведь даже не знает, когда жил Этельред Нерешительный, господи спаси и помилуй, какое право она имеет так бесцеремонно вмешиваться? Проклятие, думает он и продолжает копать, натыкается на какой-то землистый бетон и устанавливает бурав. Профессор ненавидит бурав, тот вибрирует в руках, вибрация отдается во всем теле и постоянно кажется, что вот-вот инструмент выйдет из-под контроля.

Профессор Уинг включает бурав и вгрызается в землю. Раздается хруст, в лицо летят ошметки какого-то красного материала и бьет струя воды. Господи, думает профессор, я пропорол трубу.

Вода выбулькивает и заливает его краденые рабочие ботинки.

Перебравшись в новый сквот, я довольно долго печалился.

Реггей отвлекает, но лишь чуть-чуть – я брожу по квартире и разглядываю еле заштукатуренные дыры в потолке. Из них в любой момент, размахивая ножами и бритвами, может ввалиться банда преступников, она ограбит меня и оставит лежать в луже крови на полу, а я буду поддерживать руками две половинки раскроенного черепа, чтоб не развалился. Будь у меня деньги, я бы куда-нибудь переехал, не важно куда. Я покрыл бы весь дом металлическими пластинами, оставил бы одну дверь, которая открывалась бы только по отпечаткам моих пальцев и по голосу – вот тогда бы я чувствовал себя в безопасности. С другой стороны, такой дом может спровоцировать жуткие приступы клаустрофобии, может быть, единственный выход – переезд на необитаемый остров и жалкое существование в окружении пальм. Но я где-то читал, что людей, сидящих под пальмами, часто убивают падающие кокосы. Богословские книги умалчивают о подобных фактах, сложно признать, что творец великого ума сотворит мир и совершенно не позаботится о предохранении от смертоносных кокосов.

Мне нужен совет. Я бы хотел повидаться со своим другом Стейси, но он в больнице, сильно хворает, подхватил столбняк от грязной таблетки витамина С, впадает в кому и выпадает обратно, и бредит об опасностях, что подстерегают в магазинах здоровой пищи.

Даже если меня чудом не убьют взломщики, убийца уж точно доберется, беспокойством я довожу себя до безумия, единственное облегчение – разговор с хомяком, но и он не видит выхода.

Примерно в это же время я узнаю, что меня разыскивает китаец.

В своем кабинете китаец по телефону проворачивает серьезные сделки – на одной линии у него Бирма, на второй Нью-Йорк, китаец организует поставку героина, которая принесет фантастические деньги ему и кое-каким заинтересованным лицам.

К сожалению, эти деньги не помогут заполучить женщину его мечты, он совершенно не продвигается в направлении своего заветного желания – брака с английской аристократкой. Таким образом китаец мог бы стать графом, лордом или еще кем, его знания об английской аристократии весьма поверхностны, а единственные известные ему представители этого племени – пьяные негодяи, которые посещают его ночной клуб. Не могут же они все быть такими, стрелять куропатку в таком подпитии по меньшей мере опасно. Или правильнее сказать – куропаток? Ну не важно, их можно стрелять в пьяном виде?

Вот откуда нормальным людям знать такие подробности?

После ночи с Джун я возвращаюсь домой. Завтра свидание с Памелой Паттерсон. Я так и не раздобыл пистолет, я даже не разузнал, где его найти, вот в Америке проще – зашел на ближайшую почту или в скобяную лавку и купил себе пистолет за наличные. M16? Разумеется, сэр, вам завернуть или вы им прямо сейчас и воспользуетесь?

Я ставлю кассету регги, которую записал с радио.

Самоуверенный индюк, думаю я, но музыка все равно хорошая. В поисках вдохновения я рассеянно танцую по дому. Встреча с этой женщиной состоится в пабе во время обеда, по крайней мере, она не сможет застрелить меня на месте, но, с другой стороны, я тоже не смогу забить ее до смерти прямо там. Единственное мое преимущество – она не знает, что я в курсе, кто она такая на самом деле.

Танцуя и совсем не глядя под ноги, я делаю необдуманный поворот на выходе из спальни и врезаюсь в кресло, какого лешего тут делает кресло, нормальные люди в коридоре не сидят, правда?

Я присаживаюсь постонать: расшибленная о внезапное кресло голень – это ужасно больно.

Управляющий «Удачной Покупки» рад оказаться лицом к лицу с одним из воришек, мародерствующих в его магазине.

– Ты, ублюдок, – кричит он Уизерсу. – Вы обираете меня до нитки, и сейчас ты за это заплатишь. – Он бьет Уизерса по лицу. – Что ты сделал с краденой газовой плитой?

Уизерс ошеломлен и шокирован. Управляющий бьет его снова.

– Сколько банок консервированной клубники ты стянул?

Уизерс пытается объяснить, что ни разу ничего не украл ни из этого, ни из любого другого магазина, однако столпившиеся вокруг охранники выглядят в высшей степени угрожающе.

– Мы хотим чистосердечного признания до того, как вызовем полицию, – заявляет управляющий. – И ты отсюда не выйдешь, пока не расколешься. – Он бьет Уизерса в третий раз. – Как ты сбываешь краденое?

После не-завтрака Джули выбирается на урок женской самообороны. Она еще нетвердо стоит на ногах после вчерашнего, но к моменту прибытия лучше бы ей оклематься – тренер не любит тех, кто не выкладывается.

Урок проводится в огромном подвале сквота неподалеку. Раньше здесь была призывная военная контора, огромный подвал был предназначен под ядерное бомбоубежище, но контору закрыли из-за региональных военных перетасовок – здание слишком старое, в нем не хватает витрин, чтобы выставлять модели танков, фото солдат и плакаты «заходи и смотри».

Джун приходит последней и начинает разминаться вместе со всеми. После первой же растяжки она понимает, что сейчас ее вырвет, – вот такого, насколько она помнит, на уроках еще никогда не случалось.

Стейси в больнице, он опасно болен. Ему полагается лежать в реанимации, но она сейчас переполнена, и он лежит на кровати в закутке, который раньше был частью кладовки канцтоваров, расположенной неподалеку. Стейси заработал столбняк и еще какую-то неведомую болячку, о которой ничего не знают врачи. Он заразился от грязной таблетки витамина С, хранившейся рядом с органически выращенной морковью в магазине здоровой пищи, эта морковка извозила грязью всю полку.

Сейчас Стейси впадает в кому и выпадает обратно, бессвязно бормоча в пространство. Стейси совершенно невменяем.

Однажды в субботу я выбираюсь из подполья в парк через дорогу. Движение за ядерное разоружение организовало там фестиваль, я должен их поддержать, да и, кроме того, я хочу послушать группы и думаю, что в многотысячной толпе буду в относительной безопасности.

Ну вот, я выбираюсь в парк, битком набитый миллионами молодых людей, которые пользуются моментом, чтобы продемонстрировать всему миру, включая расположившихся на крышах с биноклями полицейских, новый цвет волос и совершенно не обращают внимания на плохую погоду, грозящую смыть нас с лица земли.

На фестивале полно киосков с едой, эмблем, детских развлечений, старой одежды, книжек, крошечных политических партий, все, казалось бы, не так уж и плохо, но я чувствую себя стариком среди этой молодежи – я уверен, некоторые тихо посмеиваются, на меня глядя.

Я постоянно верчу головой, будто кого-то ищу, чтобы никто не разглядел мои морщины. Когда диджей играет старые записи моего детства, я так убедительно, что сам себе верю, делаю вид, будто в жизни ничего подобного не слышал, с каждой новой записью я нарочито все более и более озадачиваюсь, пусть окружающие видят – я понятия не имею, что же это такое.

Профессор Уинг стремительно реагирует на катастрофу, обматывает трубу спецовкой, чтобы сдержать струю, а сам бежит к фургону в поисках чего-нибудь понадежнее для починки. В глубине фургона лежит коробка, маркированная «аварийные припасы», но в ней обнаруживаются только бинты и ничего пригодного для починки прорванных водопроводных труб. Профессор не знает, чем ремонтируют трубы.

В отчаянии он хватает бинты и мчится обратно, вода уже пробивается сквозь спецовку и течет на землю, хорошо хоть раскоп прикрыт палаткой и никто не видит, что творится – ну хотя бы до того, как затопит всю улицу.

Профессору надо опустить руки под ледяную воду, чтобы достать низ трубы. Он туго перевязывает трубу всеми бинтами, и это вроде бы останавливает воду. Будь у него смола или что-то в этом роде, он покрыл бы ею бинты и вышла бы действенная починка, но у него нет ни смолы, ни перспектив ее приобрести – это не тот товар, что можно запросто купить в магазине.

Профессор ужасно взбудоражен происшествием, которое показало, что он абсолютно не подготовлен к подобным занятиям, и его тревожит негритянка, угрожающая его личному открытию. Он продолжает копать. По крайней мере вода размягчила землю.

Негритянку зовут Мюриэл.

Читая книгу об исторических ценностях Великобритании, она доходит до информации о короне. Внезапно у Мюриэл появляется невероятно сильное чувство, что корона где-то поблизости. Книга ограничивается комментарием, что эта фантастически старинная и ценная корона пропала во времена короля Этельреда Нерешительного где-то на юге Англии. Книга не содержит больше никаких данных, но Мюриэл и этого достаточно. Она медиум, и частенько у нее появляются странные идеи, которые впоследствии подкрепляются фактами.

Она надевает пальто и выходит на улицу, ведомая ощущениями. Прибыв к источнику сигнала, она обнаруживает дорожного рабочего. Тот и сам подает странные сигналы, но в данный момент Мюриэл не обращает на них внимания. Она перекидывается с ним несколькими фразами, пытаясь уточнить место захоронения короны. Мюриэл не знает, что делать, если корона окажется под многоэтажкой.

Черт, уже почти наступило завтра и, вполне вероятно, последний день моей жизни, да, мне все больше кажется, что это правда. Ну какие у меня шансы против убийцы? Никаких, я считаю. Я не рассказал хомяку о встрече с так называемой Памелой Паттерсон, зачем его волновать, но распорядился, чтобы за ним ухаживали, если со мной что-нибудь случится. Я попросил свою бывшую, с которой мы дружим, – ну ладно, не дружим, но она меня терпит, корми его помногу, не жалей шоколада, и он будет в полном порядке, сказал я. Она справится, я знаю, потому что она опытная хомячья нянька.

Я беспокойно брожу по комнатам, не могу заснуть и все никак не пойму, почему все так сложилось, это что, в порядке вещей, когда за тобой гоняются со всевозможным оружием? Да нет, вроде не в порядке, во всяком случае, ни с одним из моих знакомых такого не происходит. Я дико таращусь на свои комиксы и думаю, что они будут страдать без присмотра. Кто сотрет с них пыль и любовно переложит с места на место? Кто докупит последние выпуски? Что будет с моей полной коллекцией «Тора»?

Тут я начинаю злиться на них за то, что их так сложно продать. Коллекция комиксов – не самая легкая для продажи вещь. Если бы этот приятель с грузовичком был нормальным человеком, он помог бы мне еще раз, но он оказался полнейшим идиотом, и я вовсе не стану плакать, если больше никогда в жизни его не увижу.

В мире, знаете ли, не так уж много нормальных людей.

Усилием воли Джули не позволяет себе блевать. Некоторое время она разминается сама, потом становится в шеренгу с остальными напротив тренера, повторяя ее движения и следуя указаниям.

Тренер гаркает на нерадивых. Она из Гонконга и бежала в Великобританию всего год назад, скрываясь от бирманских властей после того, как босс-наркобарон, у которого она служила телохранительницей, был убит военными во время ликвидации производителей и торговцев героина. Сейчас она преподает кунг-фу женщинам южного Лондона.

Уизерса, второго человека в отделе грязных штучек; все еще допрашивает управляющий «Удачной Покупки».

– Ублюдок, – рычит Уизерс после очередного удара управляющего. – Я тебе за это отомщу, мой отдел над тобой поработает, и считай, что тебе улыбнулась удача, если останешься в живых.

Управляющий не слушает, у него на уме только то, что он не сможет купить в свой садик швейцарский бассейн из сосны «Альпийское Шале», и не сможет проводить важные вечеринки, и что ему не светит повышение из этой дыры, так как большинство товаров растворяется в воздухе.

Охранники снимают пиджаки.

– Солнце, в нашем распоряжении целый день, – сообщают они. – Ты подпишешь признание или нам тебя еще поуговаривать?

Нанятый Китайцем детектив моментально разыскивает мелкого сульфатного дилера из Брикстона. Он звонит китайцу и сообщает ему новый адрес Алби, спасибо, отвечает китаец и выписывает чек.

В какое время лучше всего с ним связаться? Китаец занят до вечера, в страну все время прибывают наркотики, нужно давать взятки властям, да и припугнуть того-другого не помешает, и ох какая это нелегкая доля – быть крупным криминальным авторитетом в чужой стране, порой Китайцу кажется, что, если бы не правительственные льготы для владельцев малых коммерческих предприятий, он бы все бросил и преподавал бы языки.

В промежутке между тогда и сейчас я практически ничем не занимался, только прятался. Я совсем отошел от общественной жизни.

– Куда делся вдохновитель антимолочной кампании? – вопрошают газеты, но я остаюсь в подполье, только изредка доставляя жалкий грамм-другой сульфата, исключительно для того, чтобы не растерять друзей.

Я страдаю от изоляции, потому что в воздухе зависло несколько больших сделок. На последней комиксовой ярмарке я через знакомого посредника договорился насчет некоторых дел. Он должен был представить меня другому коллекционеру, который жаждет обменять старые выпуски «Железного Человека» на мои схороненные редкие дубликаты «Человека-Паука». Ну да ладно.

Я знаю, в конце концов дела достигнут пика. Я только очень надеюсь не заболеть, потому что мой врач, без сомнения, в деле, один визит – и он тут же названивает в Правление по Сбыту Молока, вот он, приезжайте и берите его тепленьким, но уж, будьте добры, не повредите. «Серебряного Серфера», он мне обещан.

Я ненавижу своего врача.

Мюриэл возвращается, чтобы обрадовать рабочего новостями, она почти уверена, что корона прямо под его площадкой. Мюриэл надеется, что рабочий обрадуется и не переборщит с бурением, чтобы случайно не разломать реликвию пополам, но она не уверена, что рабочий послушает – предыдущий разговор его не заинтересовал. Мюриэл думает, что ему тяжко работать из-за сокращений бюджета, не часто увидишь рабочего, копающего дорогу в одиночестве.

– Привет, – кричит она в бело-оранжевую полосатую палатку, откуда показывается встревоженное лицо. Мюриэл делится с ним своими подозрениями, что прямо подними находится корона. Рабочий бормочет и, не сказав ни слова, исчезает.

Мюриэл ощущает: что-то тут не чисто.

В конце концов Чен просыпается в сильнейшем похмелье. Он так плохо видит, что поначалу даже не уверен, открылись ли глаза. Чувствует он себя омерзительно и пытается понять, чье тело валяется рядом с ним в коридоре. Пока Чен пытается встать на ноги, тело ворчит и трясется. Обрадовавшись, что это не труп, Чен тащится дальше, не обращая внимания на тело и остальные следы вчерашнего празднования.

В кухне обнаруживается еще один незнакомец, но Чен слишком болен, чтобы возмущаться, глаза болят, потому что в окно бьет солнце, – да, они определенно открыты, отмечает он.

Чен раздумывает что делать. Раздумья тоже сильно болят, поэтому он присаживается на табуретку рядом с незнакомцем. До неприличия переполненная пепельница абсолютно тошнотворным образом маячит перед носом, Чен сбрасывает ее со стола на пол. Он сидит и ждет, когда отпустит похмелье.

Отсиживаясь дома, в перерывах между регги я слушаю радио и постепенно обрастаю знаниями в разнообразных областях – например, о говорящих автобусных остановках в помощь слепым, замечательная идея; сидячая забастовка на нефтяной вышке продолжается, мои симпатии целиком на стороне рабочих, и я вовсе не удивлюсь, если нефтяная компания подорвет вышку торпедой; ужасный дикий зверь терроризирует Дартмур, атакуя овец, ягнят, свиней и других несчастных животных, попадающихся ему на пути во время обеда; полк морских пехотинцев охотится за зверем с приказом стрелять на поражение, это повысит процент смертности среди гуляющих по болотам, но меня не беспокоит, особенно если зверя убьют до того, как он сменит место охоты на Брикстон, у меня хватает проблем и без дикого животного, которое хочет мной позавтракать.

У меня выпадают волосы, и каждый день я старею почти на год.

В одну из редких вылазок я захожу к Фрэн и Джули и вполне резонно сетую на свои беды, и тут Фрэн заявляет, что я слишком много жалуюсь. Невероятно.

– Кто, я?

– Да, – отвечает она. – Ты все время ноешь и весь такой несчастный, почему бы немножко не побыть оптимистом и не попытаться чуть-чуть осчастливить мир?

Я обдумываю ее слова и понимаю, что не могу не согласиться. Я все время несчастен. Я буду меняться. С этого момента никто не услышит жалоб от Алби.

За мной охотится наемная убийца! За мной охотится китайский гангстер! Я постоянно болею и старюсь!

Как это здорово! Как в этом душном солнечном Брикстоне клево, я больше не жалуюсь!

Я ухожу, бесповоротно решив стать жизнерадостнее.

Стейси просыпается и стонет.

– Мюриэл, – зовет он.

Медсестру, которая хорошо к нему относится и заботится о нем, когда у нее есть время (что случается не часто), зовут Мюриэл. Стейси впадает обратно в кому, тихо лежа в своей кровати там, где раньше была кладовка канцтоваров.

После урока Джули становится лучше, по венам снова циркулирует кровь, что пробуждает аппетит и направляет Джули в сторону дома – позавтракать со второй попытки.

– Фрэн, привет, есть хочешь?

Они готовят завтрак и, поев, обсуждают, чем займутся вечером и как это осуществить.

– У нас осталось хоть чуть-чуть сульфата?

– Нет.

– А травы?

– Нет.

– А чего-нибудь?

– Нет.

– Деньги?

– Нет.

– Интересно, мы сможем обменять ворованную еду на наркотики?

Они рассматривают этот вариант. Где можно обменять ворованную еду на наркотики? Они не знают, но идея хорошая. В конце концов, нельзя же отправиться в клуб или на вечеринку, сжимая в руках буханку хлеба.

Иногда я программирую драм-машину и подыгрываю ей на гитаре. Я хотел бы играть в группе, но всякая попытка играть с другими, показывает, что они – полнейшие кретины без малейшего проблеска таланта или ума, и из тупости или зависти губят на корню все мои начинания. Ублюдки. Все было бы не так плохо, будь они разумны, однако такого не бывает, по моему опыту, все музыканты – выродки рода человеческого, одно сплошное самомнение и ничего больше, если бы у меня были деньги, я бы снял студию и записал все сам, вышло бы просто замечательно. Я вам говорю.

У профессора Уинга неприятности. Вода сочится из трубы, и он ничего не может с этим поделать. Чтобы не получить удар током, профессор не пользуется буравом, кстати, тут столько воды, и электропроводка наверняка где-то в окрестностях, удар током в ближайшем будущем обеспечен, бури не бури. Но профессор не собирается сдаваться, он убежден, что, едва отойдет, тотчас появится эта женщина и обнаружит корону в паре дюймов от того места, где он прекратил работу.

Ну что за невезуха? Почему эта женщина появилась тут именно сегодня?

А появилась она именно сегодня потому, что волшебная корона подает сигналы, которые усиливаются профессорскими эмоциями.

В мою последнюю ночь на земле я сижу и смотрю в окно.

Ужасное место, но куда еще податься? За окном мерзкая погода, и без того унылый пейзаж от нее еще унылее. Я представляю себе, как где-то там, в темноте, праздношатается загадочный зверь-убийца, уставший от жизни в Дартмуре и направившийся в Брикстон, дабы терроризировать муниципальные многоэтажки. Я беспокоюсь, что обронил на улице какую-нибудь перчатку, зверь нашел ее, решил, что мой запах особенно аппетитен, и в данный момент разыскивает меня, чтобы сожрать.

Где находится Дартмур? Далеко от Брикстона? Я беспокоюсь, что морские пехотинцы, которые охотятся за зверем, убьют меня шальной пулей в окно. Иногда я волнуюсь из-за шальных пуль в окно – мне кажется, это многих беспокоит.

Завтра я преподнесу мою голову на блюдечке с голубой каемочкой дьяволу в человеческом обличье по имени Памела Паттерсон, фальшивой продавщице комиксов, в миру – обученной в Бразилии убийце, способной разорвать меня на куски голыми руками.

Я мрачно забредаю в спальню и размышляю о побеге. Но мне придется оставить свои комиксы на милость хищных лондонских воришек, эта мысль просто невыносима, да и в любом случае, мои враги меня разыщут. Мне кажется, Правление по Сбыту Молока следит за станциями, он в поезде на Манчестер, отбывающем в 9:23, высылайте взвод, минируйте пути.

А что будет, если я одолею Памелу Паттерсон? Меня оставят в покое – ведь я давно уже не мелькал в газетах?

Ну да, может, и оставят, но по моим венам не струится буйный оптимизм.

Из Уизерса выбили признание, сейчас он прозябает в маленькой тюремной камере Брикстонского участка еще с двумя типами.

– Джок, ты сколько раз сидел? – спрашивает Санни.

Джок трясет головой:

– Не сосчитать. А ты?

– Тоже не сосчитать.

Уизерс старается их не слушать. Он признался в создании огромной криминальной организации, ответственной за широкомасштабные кражи в «Удачной Покупке», его заставили подтвердить – да, это моя вина, я главарь банды, мы воровали с ваших полок и через лондонских скупщиков краденого перепродавали нечистым на руку владельцам магазинов, у меня на зарплате двадцать пять человек, мы промышляем уже два года. Стресс от работы в Правлении по Сбыту Молока довел меня до такой жизни.

Сейчас мысли Уизерса предельно ясны, он планирует ужасную месть управляющему «Удачной Покупки»: эта месть по меньшей мере сломает тому карьеру, а может, и приведет к увечьям. Никто не пойдет против сотрудника отдела грязных штучек, думает Уизерс, по крайней мере в здравом уме.

By гуляет по окрестностям. Он подходит к центральной площади Сохо, которая представляет из себя маленький островок травы, и присаживается понаблюдать за обедающими людьми.

Те, кто приходят сюда пообедать, очень рады свободному от работы времени, за ними приятно наблюдать. Немного дальше находится Оксфорд-стрит, где довольный человек – редкое явление, там толкаются локтями, пробиваясь по забитым тротуарам мимо забитых хламом магазинов, травятся выхлопом от невероятного количества такси, волокутся по улице мимо витрин больших универмагов, заполненных майками с лозунгами – так магазины демонстрируют, что шагают в ногу с современной культурой.

Оксфорд-стрит, думает By, это более или менее закат европейской цивилизации.

В это время Чен, будучи здоровым человеком, быстро выкарабкивается из похмелья, к нему возвращается бодрость духа. Он все еще бурно радуется вчерашней победе, сознавая, что поздравления от друзей еще не иссякли.

Чен собирается наведаться в видеомагазин и купить очередную игру. Надо только разобраться, какая из них станет следующей популярной, и начинать тренироваться. Как только он очистит квартиру от вчерашней вечеринки, он потренируется в «Убей еще одного». Некоторое время они в нее поиграют, и Чен смакует мысль о победах над ненавистным By, так мучительно ненавистным By.

Потом Чен вспоминает, что сегодня рабочий день, он уже страшно опоздал, а работодатель очень нетерпим. Чен стонет. Он пытается собраться, но спотыкается о тела, в беспорядке лежащие по всей квартире, не может же он отправиться на работу, оставив в квартире этих незнакомцев, поэтому Чен их будит и выпроваживает.

Иисус Христос, я выгляжу все хуже, какого лешего человек, обставивший эту жалкую квартирку, насовал зеркала во все, блин, возможные места? Они что, нарочно мне настроение портят?

Я безнадежно подсел на зеркала, не могу пройти мимо, не поглядевшись, а потом жутко расстраиваюсь. Зеркала – это злобные объекты, созданные, чтобы портить мне настроение. Я не верю, что они честно отображают действительность.

Я даже не пытаюсь заснуть, лучше провести ночь, нервничая в постели, радио накачивает новостями, я изумлен тем, как на самом деле мало всего происходит. Они повторяют одно и тоже, и если на шоссе А4 перевернулся грузовик с овсянкой, об этом будут вещать полтора дня по четыре раза в час.

Ночь так длинна, что не поддается описанию.

Памела Паттерсон ложится в постель дома, в северном Лондоне. У кровати лежит кипа комиксов, которые она завтра собирается продать какому-то человеку в Брикстоне. Памела совсем не хочет с ними расставаться, хотя это лишние копии, и они принесут ей много денег. Настоящие ценители комиксов ни при каких обстоятельствах не желают расставаться со своими любимцами.

Джун в смешанных чувствах из-за того, что переспала с тем человеком с концерта.

С одной стороны, он вполне сносен и излечил ее временный приступ одиночества, а с другой – Джун пришлось пожертвовать своим уединением, о чем она сожалеет. Нельзя сказать, что ей было здорово, но, с другой стороны, и ужасно тоже не было. Немного шумнее книги, и не так интересно.

Джун не знает, как его зовут и не собирается больше с ним встречаться. Он вроде не отказался бы продолжить знакомство, но Джун его не поощрила.

Временами ей казалось, будто он на что-то отвлекался.

Ее мысли перескакивают на человека из Брикстона, ее контракт на убийство, она думает об этом в ванне. Потом Джун бродит по квартире и поливает цветы, которые расставлены на полу и развешаны на стенах, так они создают умиротворяющий эффект висящих садов. Она не разговаривает с цветами, ее опыт показывает, что это бесполезное занятие.

Слегка потрепанный Чен прибывает в дом своего босса. Он очень опоздал, и, как и предполагалось, босс недоволен. Тот читает Чену нотацию: мол, если бы не обстоятельства, Чен сейчас уже подыскивал бы себе другое место. На самом деле китаец только делает вид, что раздражен, он знает, почему Чен опоздал, и вовсе его не осуждает – он мельком знаком с By и тоже его не любит. У китайца сложилось четкое впечатление, что By его не одобряет, а кто он такой, маленький псевдомистик, чтобы не одобрять человека, заправлявшего проверкой качества героина у босса-наркобарона в Золотом Треугольнике?

Китаец сообщает Чену, что нашел Алби-Голодовку и они скоро нанесут ему визит, только, наверное, не сегодня, потому что слишком много дел.

Журнал на столе открыт на странице объявлений. Чен интересуется, не подыскивает ли босс новое жилье, потому что Чен знает хорошего маклера. Босс в ответ хмурится и закрывает журнал.

Профессор Уинг побежден. Вода течет из трубы и выживает его на поверхность. Он в недоумении, академическое образование не готовит к подобным ситуациям. Вне всякого сомнения, настоящий дорожный рабочий незамедлительно и навсегда починил бы трубу, но настоящий дорожный рабочий ее бы и не пропорол.

Что же делать? Профессор не может заявить о происшествии в отдел водоснабжения, потому что ему станут задавать идиотские вопросы, типа: «Почему это вы, самозванец, копаете государственные дороги?» Они потребуют сообщить, кто он такой, сдадут полиции и выставят на посмешище перед всем научным миром. Серьезная и бульварная пресса будет пестреть заголовками, публиковать издевательские статьи о тайне открытия, профессорских потугах на физический труд и многозначительные шуточки об утечке мозгов.

Да еще материалы, которые он позаимствовал в Британской библиотеке: те, кто не сочувствуют его делу, могут истолковать это как воровство.

Во временном замешательстве профессор стоит в палатке и наблюдает за подступающей водой.

Даже если бы я и смог продать коллекцию комиксов, сейчас уже слишком поздно купить пневматическое ружье, этот план рухнул. Памела Паттерсон.

Я застываю от страха. Вот было бы здорово, если б меня чудесным образом перебросили в альтернативную реальность.

Памела Паттерсон.

Внезапно к восходу вялотекущая ночь выглядит все лучше, но она как-то ускорилась, и вопреки моим усилиям наступает утро.

Меня охватил смертельный ужас и симпатия к тем, кто проводит в камере приговоренных последнюю ночь перед казнью. Как же не потерять разум, когда знаешь, что наутро придут, заберут тебя и привяжут к электрическому стулу или проводят к виселице, а может, поставят к стенке. Хотя это нелепо и безрассудно, и ты безумно хочешь, чтобы ситуация просто рассосалась и оставила тебя в покое, она не рассасывается, и к восходу ты трясешься в ужасе – конечно, должен быть отсюда какой-то выход, в жизни всегда находится выход, только не в этот раз, ты можешь разве что слиться со стенкой, когда за тобой придут, в эту последнюю прогулку у тебя подкашиваются ноги, и ты начинаешь рыдать, потому что это единственная форма протеста, на которую способно твое тело, осознавшее, что с ним собираются делать.

Управляющий «Удачной Покупки» пишет отчет в главный офис. Он сообщает, что стараниями его и охраны была нейтрализована организованная банда магазинных воров. Сейчас ими занимаются полицейские, пишет управляющий, они уверены, что смогут отловить и обезвредить остальных членов банды и положить конец сети организованной преступности, раскинувшейся от Брикстона до юга Франции. С энтузиазмом управляющий пишет, что прибыли пойдут вверх, и в приливе радости звонит жене, чтобы поделиться новостями.

– Может быть, теперь я и получу премию, – ликует он. – Тогда мы купим швейцарский бассейн.

Его жена в ужасе, но хорошо это скрывает. Управляющий говорит, что сегодня они отпразднуют это событие ужином в ресторане, она делает вид, что рада и этому, хотя на самом деле уже готовит ужин.

Жена ждет не дождется новой жизни, чтобы начать готовить закуски для сотрудников, пока те торчат возле бассейна и напиваются.

Когда я только родился, со мной произошел несчастный случай. Врач уронил меня головой вниз. Ну вот, сказал он, здоровенький мальчик, и тут я выскользнул у него из пальцев и грохнулся на пол. Врач держал меня вниз головой, что, казалось бы, опасно, но довольно часто происходит с младенцами. Мое первое знакомство с миром произошло посредством удара по голове, и я до сих пор не могу этого забыть. Вот я счастлив в мирном, теплом окружении, а вот через секунду бухаюсь на пол.

Я уверен, что это было сделано нарочно. Люди меня не любили уже в таком нежном возрасте. Я судил бы их за преступную халатность, но тогда я не умел говорить, а сейчас, наверное, уже поздно.

Может быть, благодаря этому происшествию у меня такой могучий интеллект, но мне кажется, что из-за него же у меня вечно эмоциональные проблемы. Зачем быть умнее всех, если ты постоянно несчастен?

Временно побежденный профессор Уинг тактически отступает. Невозмутимо, насколько позволяют обстоятельства, он уносит инструменты в фургон, чтобы уехать домой и поразмыслить над ситуацией. Профессор хочет раздобыть материалы и произвести ремонт – наверное, в публичной библиотеке есть книги с инструкциями, – но, учитывая тот факт, что очень скоро кто-нибудь заметит потоп, профессор слегка побаивается возвращения.

Приехав домой, он паркует фургон в гараже, заходит внутрь, бродит туда-сюда и волнуется. Совсем недавно корона почти была у него в руках, а теперь она недостижима. Мрачным взглядом профессор окидывает стопки карт, пергаментов и старинных манускриптов и начинает сожалеть, что не стал делать все надлежащим образом. Если бы он правильно все обустроил, он не смог бы держать в тайне открытие короны, но ему и не пришлось бы спасаться бегством, когда все пошло наперекосяк.

Вот в Долине Фараонов таких проблем не было. Там рубили и копали сколько душе угодно, зная, что при любых обстоятельствах их не затопит из бездумно проложенной трубы.

Мюриэл в третий раз возвращается к палатке. Она хочет попрощаться с рабочим, но, прибыв на место, замечает, что из-под клапана палатки течет вода.

Никто не отзывается на ее окрик.

Она волнуется, что произошел несчастный случай, заходит за оградительные столбики и предупредительные огни и поднимает клапан палатки. Вода уже заполнила яму и быстро поднимается, угрожая вылиться на улицу. Мюриэл подходит к краю ямы, не обнаруживает плавающего там мертвого тела и вздыхает с облегчением. Наверное, рабочий отправился за подмогой. Что-то легонько толкает Мюриэл в ногу. Это маленькая деревянная шкатулка, явно кем-то сдвинутая и всплывшая на поверхность. Она очень древняя, и, когда Мюриэл ее поднимает, дерево крошится в руках. Внутри лежит старинная на вид корона.

Уизерс задумчив, он уже дома, а не в камере.

Он звонит своему начальнику Кросби, чтобы поделиться нехорошими новостями:

– В Брикстоне я обнаружил магазин, где сильно агитируют против молока! Они развесили плакаты с рекламой соевого заменителя, они гласят: «Не рискуйте здоровьем, лучше пейте сою». Я пытался переубедить управляющего, но тот грозил пришить мне магазинную кражу.

– Даже так? – говорит Кросби. – Ну посмотрим. Завтра приходи ко мне в кабинет, и мы подумаем, как с этим бороться. Соевое молоко?

– Именно.

– С этим тоже разберемся.

Я иду на встречу с Памелой Паттерсон.

У меня отказывают ноги, только благодаря жестокой концентрации я заставляю их двигаться, а это означает, что направление вторично. Я иду то вперед, то назад, через дорогу, сворачиваю не туда, иногда пытаюсь сделать два шага одной ногой и, не зная, что дальше делать, окончательно запутываюсь. Пожилая пара машет мне с балкона, я что-то невнятно бормочу в ответ и двигаю дальше. Похоже, мой двигательный аппарат окончательно меня покинул, и я не доберусь до места живым.

В конце концов я таки дохожу до паба, где назначена встреча с этой женщиной. Я пришел заранее, поэтому решаю немного постоять на улице. Сам бы я никогда не смог зайти внутрь, но кто-то проходит в дверь и слегка задевает меня. Я теряю равновесие и вваливаюсь за ним. Люди внутри смотрят на меня пренебрежительно, уже напился, думают они, когда я, несколько раз машинально обойдя паб кругом, наконец добираюсь до барной стойки.

Апельсиновый сок, говорю я и забиваюсь в темный угол.

By и Чен сегодня опять встречаются в галерее.

By медитирует – готовится.

Рабочий день Чена тянется, он ожидает вечера и грядущей тренировки, он, конечно, уже первый в мире по «Убей еще одного», но зачем рисковать? Сегодня в галерее соберется большая толпа его болельщиков, Чен не хочет их разочаровывать. Он также знает, что болельщики By надеются на его поражение, и страстно желает показать им, что поддерживать этого медитирующего мошенника бесполезно.

Бедный старина By, смеется на светофоре Чен, интересно, отважится ли он сегодня показаться?

Памела Паттерсон заходит в паб.

Я сразу же узнаю ее по зажатой в руках сумке, из которой виднеются комиксы. Я осматриваю Памелу в поисках оружия, но ничего не вижу – наверное, оно запрятано в наплечную кобуру.

Памела замечает меня, подходит, спрашивает, не я ли заинтересован в покупке комиксов, и присаживается рядом.

Какая гадина, думаю я, сидит тут бесстыдно, расточает улыбки, а сама только и выжидает момента, чтобы всадить мне пулю между глаз. На вид абсолютно нормальная, совсем не похожа на наемную убийцу, но так, наверное, и положено.

– Вот это – редкое собрание «Мстителей», – говорит Памела и выкладывает на стол номера с третьего по двенадцатый. Несмотря на серьезность ситуации, я глубоко поражен. А если застать ее врасплох, убить и забрать комиксы?

Она прекрасно играет свою роль. Памела великолепно разбирается в вопросе и пытается втянуть меня в разговор о ранней художественной стилистике «Марвела». Я стараюсь вести себя как ни в чем не бывало. Я не могу выдать, что знаю, зачем она пришла на самом деле. Несомненно, она отлично подготовилась, а о других своих жертвах она столько же знает?

Внешне я стараюсь вести себя как нормальный человек, внутри я скручен в пружину и еле дышу, легкие разбегаются в разные стороны, а кровь пульсирует так, что со стороны наверняка заметно, как я вибрирую.

Памела заговаривает о ценах, какая актриса, но я говорю, что мне этот паб не по душе, переберемся в кафе за углом?

Мюриэл несет корону домой в сумке.

Когда она рассказала рабочему о короне, его не заинтересовал старинный артефакт, она лучше заберет корону домой от греха подальше. Утром она занесет ее в музей, но сейчас пора бежать на работу. Мюризл работает медсестрой в больнице, из-за недостатка персонала ей приходится перерабатывать. Мюриэл думает, как там больной, который лежит в бывшей кладовке канцтоваров? У него столбняк и еще какое-то неизвестное заболевание; кладовка – не лучшее место, но больше его некуда положить.

Мюриэл, конечно, не антиквар, но понимает, что корона старинная и наверняка ценная. Мюриэл это, конечно, не обогатит, государственное имущество как-никак, но надо сохранить корону в целости и сохранности, до того как она попадет в руки специалистов.

От короны у Мюриэл слегла покалывает подушечки пальцев.

Мы идем по переулку, ведущему к кафе.

Ну вот, или я немедленно что-то предпринимаю, или она меня убивает. Памела поднимает сумку, кажется, у меня остается одна секунда.

Я без предупреждения бью ее изо всех сил. Не вскрикнув, она влетает в стену, я снова бью. Памела падает на землю и неподвижно лежит. Я дико оглядываюсь, не бегут ли свидетели, но переулок пуст. Она лежит, но она жива, и я не знаю, что делать. Будь у меня пистолет, я бы ее, наверное, пристрелил, она ведь собиралась прикончить меня за деньги, но не могу же я забить незнакомку до смерти?

Я ее обыскиваю. Может быть, я найду улики, связывающие Правление по Сбыту Молока с покушением на мою жизнь, и тогда, вероятно, смогу заставить Правление от меня отцепиться. Ничего. То была слабая надежда, но мой единственный шанс. Мне хочется забрать комиксы, но я сдерживаю себя и скрываюсь.

Я бегу, ноги вроде функционируют нормально, мелькают мысли о том, что делают наемные убийцы, когда их избивают жертвы. На минутку мне хочется бежать в полицию, но я представляю себе их реакцию – офицер, там в переулке без сознания лежит женщина, я не мог поступить иначе, она делала вид, что хочет продать мне комиксы, а на самом деле она убийца, нанятая Правлением по Сбыту Молока, – и передумал. Домой идти страшно, я направляюсь к Фрэн и Джули.

На пороге я спотыкаюсь и вламываюсь в дверь головой. Тело отказывает мне полностью, Джули отворяет дверь, а там лежу я и тщетно пытаюсь открыть рот, оказавшийся в сговоре со всем телом.

– Зачем ты проламываешь башкой дверь? – спрашивает Джули и помогает мне забраться внутрь. – Ты бы не хотел обменять буханку хлеба на сульфат? – интересуется она, когда я падаю в кресло.

Китаец на сегодня закончил работу и собирается провести вечер в своем ночном клубе.

Тоскливая перспектива, богатые козлы, их идиотские улыбки, кретинская одежда, загар, стареющие предприниматели, их тряски под попсу и невероятные траты на выпивку, а все затем, чтобы повеселиться с девками, пришедшими сюда облегчить кошельки состоятельных людей.

Впервые увидев клуб, китаец решил, что это специальное место для циничного обирания иностранных дельцов, но потом, к величайшему своему удивлению, узнал, что нет, тут все серьезно, всех всё устраивает, потертые лорды общаются с богатыми и скрывающимися от налогов поп-звездами, у которых напрочь отсутствует воображение, и со звездами экрана, которых иногда фотографируют на входе и выходе, а потом публикуют в бульварной прессе. Даже пресса всерьез рекомендует этот клуб как наилучшее место для увеселения, если ты богат и знаменит.

Джун едет в Брикстон.

В последнее время что-то она туда зачастила. Она надеется, что не встретит парня, с которым переспала, но если это вдруг случится, она переживет. Джун прихватывает наживку – комиксы.

Сегодня Джун взяла напрокат машину: она любит ездить на автобусах, но для отступления автобусы не подходят. Приехав, Джун находит многоэтажную парковку, оставляет машину и проверяет, есть ли в сумке пистолет и стопка комиксов.

Она немного загримировалась – только прикрыла волосы шапкой и немного подкрасилась. Джун находит нужный букинистический и спрашивает продавца, не хочет ли он купить ее комиксы. Она уверена, продавец откажется, эти комиксы ему явно не по карману.

– Мне бы продать, и как можно скорее. Я когда-то встречалась с коллекционером по имени Алби, он жил тут неподалеку, – бойко щебечет она. – Вы его случайно не знаете?

– Забавно, вы уже вторая, несколько дней назад какая-то девушка тоже Алби искала. Тут был парень, который знает номер Алби, он дал его другой девушке.

– А вы этого номера не знаете?

– Нет, но я знаю, где он живет.

– Не подскажете, где?

– А мой адрес не хотите? Нет? Ну ладно, я вам и так расскажу.

Джун – профессионал на задании, она реагирует на все это лишь улыбкой, хотя убила бы продавца к чертовой матери, если б могла. Продавец дает адрес, Джун благодарит и уходит из магазина.

Стейси при смерти.

Загадочная болезнь крепко в него вцепилась, и Стейси идет ко дну, он почти не приходит в сознание, в редкие просветы у него нет сил даже бормотать. Врачи его осматривают, но сделать ничего не могут. Что сделаешь с таинственным заболеванием, которое не поддается лечению?

Мюриэл приезжает на работу. Во время обхода она смотрит на Стейси, и, хотя ничем не может ему помочь, из сострадания просто касается его руки: она очень хорошая медсестра и не боится подхватить загадочную болячку.

Едва Мюриэл дотрагивается до Стейси, тот приходит в себя, садится на кровати и улыбается.

– О господи, как я голоден! – восклицает он. – Где это я?

Неподалеку от галереи к By подходит мальчик лет пятнадцати. By вспоминает, что когда-то перекинулся с ним парой фраз, и улыбается. Этот мальчик-проститут работает в галерее.

Мальчик здоровается и говорит, что сожалеет о вчерашнем поражении и надеется, что сегодня все будет по-другому.

– Если у меня не будет клиентов, я приду за тебя поболеть.

By благодарит мальчика, тот уходит, ситуация немедленно повторяется.

Чем ближе к галерее, тем больше людей сожалеют о вчерашнем и желают сегодня удачи. Люди верят, что сегодняшнее сражение будет лучше вчерашнего и обещают прийти и поддержать By.

Зайдя в галерею, он обнаруживает, что Чен и его окружение уже там, и их окружает неприятная аура. By твердо отказывается попадать под влияние дурных эмоций, поэтому в ответ на обычную ядовитую ухмылочку Чена улыбается настолько искренне, насколько может в данной ситуации (а это много искреннее того, что смогло бы выдавить из себя большинство людей), и идет к автоматам. Хозяин галереи поставил автоматы на помосты, чтобы больше людей могли наблюдать за игрой. Еще он без ведома игроков берет сегодня деньги за вход.

В «Удачной Покупке» царит жизнерадостная атмосфера, сотрудники довольны, что управляющий в хорошем настроении – может быть, теперь он перестанет на них рычать.

– Ну какого лешего, – периодически сетуют кассиры, – почему, блин, он все время рычит? – Все уже слышали о задержании интернациональной банды магазинных воров, как считает местная газета – самая шумная история с начала антимолочной кампании, репортер сегодня брал интервью у управляющего и шефа охраны. Репортер задавал вопросы и плотоядно косился на девиц, а сопровождающий его фотограф время от времени делал снимки и пялился в том же направлении.

Управляющий в неведении, что очень скоро им займется отдел грязных штучек, и радостно позирует фотографу у плаката, призывающего пить соевое молоко, да, мы в «Удачной Покупке» – в авангарде кампании за здоровье нации, а также мы усердно предотвращаем и разоблачаем преступность.

Я медленно, хотя отнюдь не до конца прихожу в себя у Фрэн и Джули. Сначала они интересуются, что случилось, но, услышав, как меня пыталась убить женщина, не просто не верят, а полностью теряют интерес. Кретинки, мало того, что половина Великобритании пытается меня убить, так другая половина отказывается в это верить, где в наши дни найти сочувствие?

Но я и в самом деле чувствую себя не лучшим образом и что-то в моем поведении – вероятно, выражение крайнего ужаса на лице, – в конце концов привлекает внимание этих толстокожих, потому что они соизволяют заметить, что я не в лучшем состоянии. Фрэн и Джули предлагают мне поесть, но я слишком взвинчен, а когда они спрашивают о хомяке, мои глаза наполняются слезами: я думал, что больше никогда его не увижу.

Я боюсь идти домой. Я не могу остаться тут, потому что Фрэн и Джули не позволяют мужчинам ночевать под их крышей, они не делают исключения даже для меня. А может, не делают именно для меня, я не в курсе. Я даже не представляю, где можно переночевать, меня все ненавидят, никто не приютит, свиньи, не получите у меня больше сульфата.

Я прошу их отвести меня домой, мне страшно идти одному, они потешаются, но согласны меня проводить в обмен на наркотики.

– Хочешь буханку хлеба? – спрашивает Джули.

By и Чен начинают игру.

Джун стучится в дверь, никто не отвечает.

Если дома никого нет, ей придется вернуться завтра. Не то чтобы наниматели оговорили сроки, хотя в какой-то момент им непременно надоест, и они начнут шуметь: ты его еще не убила, что тебя останавливает, ему уже пора бы отдыхать в могиле.

Однако никого нет дома, и Джун не собирается тут торчать, чтобы ее запомнили под дверью предполагаемой жертвы. Подвергать себя риску и прятаться неподалеку она тоже не станет, а лучше вернется завтра, постучит в дверь, он откроет, бах, она несколько раз стреляет из автоматического с глушителем, клиент замертво падает на пол в коридоре, она запирает дверь и исчезает, ничего особенного: дверь выходит на лестницу блочного дома и просматривается только из соседней квартиры.

Джун возвращается к машине и уезжает домой, чтобы провести вечер в одиночестве. Сейчас она предвкушает это с удовольствием.

Доктора сбегаются посмотреть на сидящего Стейси, который требует еды. Они не понимают, как это он неожиданно выздоровел, и слегка недоумевают – может быть, все это время он симулировал кому?

– Ты симулировал кому? – вопрошает один из них.

Стейси обижен:

– Конечно, нет. – Он смотрит на свои руки и грудь, опутанные проводами и трубками, которыми он подключен к разнообразной аппаратуре, окружающей его кровать. – Мне бы не удалось надуть всю эту технику, правда?

Доктор вовсе не уверен. Некоторые люди виртуозно симулируют, и хотя он еще никогда не видел людей, симулирующих клиническую смерть и обманывающих энцефаллограф, все с чего-то начинали.

– Почему я лежу в кладовке?

Стейси никто не отвечает.

– Что со мной?

Тишина.

Стейси хочет спросить, не оглох ли доктор часом, но решает не раздражать человека, в чьей полной власти сейчас находится. Чем быстрее он выберется из больницы, тем здоровее будет, я думаю, мне пора, не могли бы вы снять с меня эти трубки и, может, дадите чуть-чуть поесть, только заморить червячка?

– Тебя еще не выписывают, мы должны за тобой понаблюдать, в нашей больнице никто не излечивается от неизвестных заболеваний без нашего ведома.

Мюриэл подходит к Стейси, привет, говорит, я рада, что ты здоров.

Стейси мрачно замечает:

– Ну хоть кто-то рад.

У меня в квартире я ставлю чайник, а Фрэн и Джули идут пообщаться с хомяком. Хомяк им всегда рад.

– Гляди, что я тебе принесла, – говорит Фрэн и протягивает ему печенье, которое с радостью принято и немедленно распихано по щекам, вы не поверите, сколько всего может запихнуть хомяк за щеки, мне кажется, это что-то из другого измерения.

Они всё болтают, я, немного успокоившись, раз никто не убил меня на лестнице, завариваю чай, да, кстати, и дверь не взорвалась при открытии, недавно до меня дошло, что эта женщина может оказаться экспертом по оружию и прикончить меня на расстоянии – например, заминировать дом, выпустить самонаводящуюся ракету или воспользоваться еще чем-нибудь из своего арсенала.

Я стараюсь выбросить из головы эти мысли и сосредоточиться на чае. Обычно я завариваю офигительный чай, знакомые подтвердят – безнадежный человек, да, но чай заваривает отлично.

Почему-то мне кажется, что мои беды еще не закончились. Что, если эта женщина опять заявится? Или Правление по Сбыту Молока решит, что меня надо в любом случае прикончить, даже если не получилось сразу и тихо? Может быть, они наймут другого убийцу? А как же китаец, спускающий на меня Триаду? А как же дождь, который каждый раз поливает меня и безнадежно поганит прическу? А ветер, немедленно раздувающий волосы, на которые я только что потратил перед зеркалом битый час? А постоянные синяки под глазами? Как-то по радио выступал врач, отвечал на вопросы слушателей. Я позвонил, попал на оператора, и презренный лакей сказал мне, что у врача еле хватает времени на серьезные вопросы о раке и тому подобном, ему некогда отвечать о синяках под глазами. А с чего ты взял, что рак серьезнее синяков, начал я, но тот повесил трубку, ублюдок. А сухая кожа? Почему грузовики шумят и назло переключают скорости прямо под моим окном? Или вот кассир, который пытался обсчитать меня на прошлой неделе?

У меня такая тяжкая жизнь, что я впадаю в депрессию.

Профессор Уинг глубоко, непомерно страдает.

Всю свою жизнь он провел над книгами по истории древней Британии. Не найдется человека, знающего о предмете больше. Но когда появился реальный шанс самому отыскать реликвию того времени, профессор его упустил. Он не может вернуться к месту работ, ну уж никак не в одежде рабочего, его немедленно разоблачат и арестуют.

Может быть, когда починят дорогу, он поделится с миром своим открытием. Дорогу раскопает нормальная группа археологов, она обнаружит корону, и Уингу достанется доля славы. Надо было с самого начала так и поступить.

Он смотрит на свои ноги, все еще сырые после сегодняшних напастей. Профессор их пока не высушил – подсознательное наказание самому себе.

Профессор раздумывает, возвращать ли краденые одежду и оборудование в муниципалитет или просто где-нибудь выкинуть. Изнуренный, он включает радио, чтобы послушать классическую музыку, он любит классическую музыку. Профессор попадает на блок новостей, ныряльщики по-прежнему сидят на нефтяной вышке, а судебные приставы пытаются доставить в открытое море повестки, наказывающие ныряльщикам убираться. Новости перекликаются с парой эпизодов из истории Британии. Практически всё на свете перекликается с парой эпизодов из истории Британии.

Чен со скрипом выиграл первую игру, только что началась вторая.

Давным-давно два друга веселья ради играли в галерее напротив общей квартиры в Сохо. Они набирались опыта, игры становились все серьезнее, и в конце концов, незаметно даже для самих себя, они превратились в соперников, чье мастерство привлекало внимание посетителей галереи – так у них начали появляться зрители, и чем лучше играли соперники, тем больше появлялось болельщиков: сначала они окружали автоматы тихими группками, дружелюбно беседовали в перерывах, конкуренция усиливалась, Чен невзлюбил By, под каким-то предлогом выехал из квартиры и почти сразу же они стали врагами, их общение сузилось, теперь сплошь где и когда играем, и все больше людей приходило поболеть, толпа из тихой и дружественной превратилась в шумную, агрессивную и враждебную.

Чен выигрывает вторую игру. Болельщики By мрачнеют. Похоже, сегодня повторится вчерашняя история.

Забавно, как одинокие люди, которым нечего делать и не с кем словом перекинуться, приняли сторону By. Они громко поддерживают By, но тот не слышит их, он в трансе.

Корона, которую нашла Мюриэл, обладает магической силой. Эта сила проявляется только в правильных руках. Мюриэл, сама того не желая, переняла эту силу, потому что она медиум. Поэтому, когда она дотронулась до Стейси и пожелала, чтобы он излечился, он немедленно излечился.

Исполняя обязанности медсестры, она, конечно же, все время трогает своих пациентов. Корона пробудила в Мюриэл ее собственные, прежде дремавшие силы, и кроме того, передала свои. Все пациенты Мюриэл излечиваются от ее прикосновения. В больнице теперь множество довольных пациентов и безумно подозрительных врачей, которые сходят с ума из-за накатившей эпидемии здоровья.

В конце концов Мюриэл обратит внимание на взаимосвязь событий и поймет, что может исцелять людей. Она станет известной целительницей.

Но это случится в будущем, а пока она бегает по больнице, пытаясь нормально сделать всю свою работу. Как и прочие сотрудники, она устала, сбилась с ног и у нее ни на что не хватает времени.

В больнице постоянная нехватка персонала. В особенно тяжкие дни, когда кто-то из сотрудников на больничном, на остальных сваливаются почти суточные смены. Очень быстро сотрудники впадают в транс и бродят в полусне по коридорам, пытаясь припомнить, куда же все-таки должны попасть.

Фрэн и Джули остаются у меня послушать музыку и выпить чаю.

– Вы придете завтра, проверите, что я еще жив?

Джули отвечает, что завтра к ним в гости приходит ее тренер по кунг-фу.

Я не знаком с их тренером – наверное, какое-нибудь грубое животное. Ну приводите и ее, говорю я, убедитесь, что я жив, если я помру, вам никто спидов не принесет.

Этот довод оказывается решающим, они соглашаются, да, зайдем, если выдастся свободная минутка. Да, большое спасибо, смотрите не перетрудитесь, думаю я, речь идет всего лишь о моей жизни. Развивать эту тему мне, однако, не хочется.

Они притащили какой-то ворованной еды и оставили ее у меня, потому что в преддверье вечера не могут беспокоиться о таких мелочах, как еда. Я выдаю им обещанный сульфат в больших количествах.

Они уходят, а я баррикадирую дверь и сажусь нервничать, но так, чтобы меня не было видно из окон. Хотя сквозь эти грязные окна сложно что-нибудь разглядеть, тут не поймешь, где стена переходит в стекло, но все равно увольте, я не рискую.

Я опять задумываюсь, как бы продать комиксы и заполучить денег, но свежих мыслей в голову не приходит. Я интересуюсь у Счастливца, не появилось ли у него новых блестящих идей, но тот прилег поспать и переварить печенье, я не стану его беспокоить, он отдыхает перед ночной прогулкой.

У меня дико болят легкие, и если уж и стоит волноваться по поводу боли в каком-нибудь органе, то начинать надо с легких. Я задумываюсь, как бы убить себя безболезненнее на случай рака легких, я не хочу страдать, от одной мысли об этом я покрываюсь холодным потом. Я прощупываю пальцами больное место, стараясь убедить себя, что у меня всего лишь мышечная боль, но без толку, у меня больны легкие. Я боюсь кашлянуть, а вдруг пойдет кровь, бегу к зеркалу, но рассмотреть состояние легких в зеркале несколько затруднительно, может, что-нибудь видно по глазам?

Мои глаза выглядят омерзительно.

Чен уверенно выиграл третью игру, счет 3:0. Болельщики Чена веселятся и распевают песни, лагерь By охвачен глубочайшей тоской.

В обеденный перерыв управляющий «Удачной Покупки» разговаривает по телефону с «Сосновой продукцией лимитед», выясняя подробности о швейцарском бассейне из сосны «Альпийское Шале». Он очень хотел бы заказать прямо сейчас, но сдерживается – никогда не знаешь, вдруг какой-нибудь злобный начальник возьмет да и откажет в премии.

Придя домой от Алби, Фрэн и Джули закидываются спидами.

Они удивляются причудливым фантазиям и страхам Алби – он сам не свой в последнее время, вся эта история с молоком сделала его параноиком, ему кажется, что весь мир против него.

– Ему бы наркотиков побольше.

В один прекрасный день по дороге домой после доставки сульфатов меня преследуют неприятности.

Я в автобусе, он подъезжает к Брикстону. Останавливается в пробке, я сижу на втором этаже, оглядываюсь вокруг и замечаю слепого с большой белой палкой, он хочет перейти дорогу.

С ним двое – высокий и маленький, я не знаю, друзья они или незнакомцы, но вместо того чтобы перейти дорогу в тридцати ярдах на светофоре, они выжидают бреши в потоке машин, чтобы перебежать. С другой стороны автобуса, которую мне не видно, раздается крик. Я боюсь, что слепой погибнет, спутники то пихают его на дорогу, то снова затаскивают на тротуар, не решаясь перейти. В конце концов в потоке появляется брешь, и они бегут, вот, они почти на другой стороне, я готов вздохнуть с облегчением, но вдруг шум становится громче и какой-то голос орет: «Убери нож!» Едрена мать, думаю я и съеживаюсь за газетой. Что происходит на свете и когда же меня оставят в покое?

Автобус трогается. Я не вижу, что произошло со слепым. Тот, кто размахивал ножом, не напрыгивает и не убивает меня, как я боялся. Снова удачно спасся.

Через проход от меня очень толстый подросток болтает с двумя девицами. Он помешанный экстраверт, в перерывах между фразами напевает старую песню «Ах, что за ночь». Группа выходит из автобуса раньше меня, мальчишка ужасно толстый, я выглядываю в окно – он идет по тротуару, бьет себя кулаком по ладони, потом делает выпад вверх, запевает «Приступай» и возвращается к разговору. Поет он ужасно.

Я выхожу из автобуса на ближайшей к дому остановке. Бредя по дороге, я замечаю двух детей, которые, на первый взгляд, играют, а на самом деле подбрасывают бутылки под колеса проходящих машин. Я, конечно, как и все вокруг, не могу не радоваться проколотым шинам, но живо представляю, как поврежденный автомобиль на всей скорости слетит с дороги и врежется – возможно, в детей, а в меня уж точно, – поэтому я перехожу дорогу и подбираю бутылку. Потом я бросаю на детей строгий взгляд, обзываю их идиотскими ублюдками, мимоходом выбрасываю бутылку за забор, но кидаю, видимо, слишком мимоходом, потому что бутылка ударяется о край забора и вдребезги разбивается прямо над моей головой. Дети катаются по земле от хохота. Сейчас я им хорошенько вмажу по физиономиям, но они быстро удирают.

Посрамленный, я ретируюсь под громкие раскаты смеха.

Домой, домой от этого кошмара, прятаться и дуться.

Я рассматриваю свои легкие в зеркале. Боль распространяется.

Дышать все труднее, из последних сил я принимаю витамин С и, кажется, это помогает. Витамином С можно излечить многие хвори, знаете ли, мне говорили, что витамин Е задерживает старение, теперь я живу на этом витамине, когда я захожу в магазин здоровой пищи, мне выставляют несколько банок, не спрашивая.

Фрэн и Джули куда-то отправились, я сижу дома один. Под нажимом они пообещали завтра проверить, в порядке ли я. До того, наверное, со мной ничего не случится. В данный момент я не уверен, стоит ли сильно нервничать. Я включаю запись Капитана Синбада на проигрывателе, да, я знаю, что проигрыватель – слово старомодное, но так уж отложилось у меня в голове с детства.

Мой взгляд задерживается на кухонном полу – он усыпан грязью, чахлыми листьями салата и чипсами, так кухня выглядит обжитой и приветливой. Я достаю кастрюльку, чтобы вскипятить воду для чая – недавно я спалил чайник, отвлекшись на драм-машину, а новый так и не купил. Выбор чайника – дело нелегкое, знаете, какое разнообразие, я хочу новомодную модель, а они дорогущие, поэтому в конце концов я приобрету какую-нибудь дешевку.

By проигрывает 5:0, его болельщики подавлены и посрамлены. Чен достиг нового поразительного пика мастерства. Никто в жизни так виртуозно не играл в «Убей еще одного».

Они останавливаются после пятой игры, после каждых пяти игр – перерыв. Чен беседует с болельщиками, By молчит. В толпу затесалось несколько полицейских из Сохо. Полицейские за Чена. В полиции не ценят медитацию.

Джун в постели.

Она проверила пистолет – тот в хорошем рабочем состоянии. Завтра она вернется в Брикстон и убьет Алби.

Я дома, жду наступления завтрашнего дня.

Я никогда не мог написать «завтра» и «автора» без ошибок – это, наверное, самые мерзкие слова, которые никто не способен точно воспроизвести.

Я разглядываю найденный в подъезде журнал. Он изобилует статьями с потугами на юмор, но смешного там настолько мало, что с таким же успехом эти статьи могли быть на любом иностранном языке. Еще там есть реклама литературного конкурса, премия Синклера [9] или что-то в этом роде. «Присылайте ваши общественно-сознательные книги», – гласит реклама, вы долбоебы, рекламировать общественно-сознательные книги в этой глянцевой пародии – что вы знаете про общественное сознание и что вы под этим понимаете, видимо, тему, которую можно обсуждать в гуманитарных телепрограммах и не выставлять себя на посмешище?

Я швыряю журнал в окно и читаю комиксы. Завтра почти наступило, что я с ним буду делать?

Стейси по-прежнему прикован к больничной койке. Он пестует иллюзию, что его заточение добровольно хотя бы отчасти, но, по-видимому, нет, никто не выпустит его лишь потому, что он пошел на поправку.

Иногда между врачебными обходами он ускользает из кровати. Однажды он замечает новую пациентку, в которой с изумлением узнаёт Памелу Паттерсон – Стейси познакомился с ней в букинистическом и дал ей телефон Алби. Похоже, ее избили. Медсестра сказала, что девушку обнаружили в переулке в Брикстоне уже в таком состоянии.

– Полиция подозревает банду черных.

Памела сжимает в руках сумку с комиксами.

Джун забирается в машину и выезжает на дело. Она размышляет о нехватке женщин-философов, или скорее о том, что их мало публикуют.

Китаец мается в своем ночном клубе.

Он улыбается посетителям, которые спотыкаются и шумят как слоны, и про себя думает: «Вы это серьезно?» К нему подходит какой-то мужчина, может, вы и владелец этого заведения, но вы всего лишь китаец, а я англичанин, а самое главное, я лорд, поэтому вопроса о том, кто лучше, даже не стоит.

Китаец отвечает лорду приветливо. Он подозревает, что родственники женщины, на которой он в конце концов женится, не отличаются от посетителей этого клуба, она же будет аристократкой. К счастью, не придется общаться с ними в клубах – китайцу видятся приемы в саду под огромным шатром или званые обеды в роскошных домах, у него есть деньги, а окружающие могут предоставить стиль и класс. Однако оглядываясь вокруг, он в этом сомневается.

Тренера Джули по кунг-фу зовут Чи. Ей повезло остаться в живых и бежать из Бирмы, когда ее босс-наркобарон погиб в серьезной перестрелке. Будучи одним из его телохранителей, Чи честно сражалась как лев, но была вынуждена бежать, когда ситуация стала безнадежной и босса убили. Насколько ей известно, все остальные телохранители погибли. Чи бежала через Кампучию и Вьетнам вместе с другим человеком, работавшим на наркобарона.

Некоторое время дела шли неплохо, они захватили с собой приличное количество золота. По пути из Вьетнама ее спутник надурил ее и оставил на мели. Абсолютно одна, без денег, Чи с трудом выбралась из страны, несколько раз чудом избежав смерти.

Сейчас она довольна жизнью. В общем-то ей больше по душе преподавать кунг-фу в Брикстоне, чем служить вооруженной телохранительницей в Бирме, – не так увлекательно, зато гораздо безопаснее.

Мюриэл сидит дома и рассматривает корону. Корона сделана очень просто – гравированный рунами золотой ободок, от прикосновения к ней у Мюриэл покалывает в пальцах.

Подобрав корону, Мюриэл не знает, что с ней делать. Как обычно поступают со старинными археологическими ценностями, всплывшими в деревянной шкатулке из затопленной дыры в дороге? Наверное, надо отдать ее специалистам.

Мюриэл кладет корону обратно в ветхую шкатулку, засовывает ее на полку и отправляется спать.

Она устала, она всегда переутомлена, она очень много работает.

Аварийная команда дорожных рабочих, присланная муниципалитетом, изучает таинственную дыру, затопленную водой.

Каким образом тут появилась несанкционированная брешь? В муниципалитете нет документов, что сюда кого-то высылали, и никаких записей, что здесь требовались дорожные работы. Ситуация в высшей мере странная. Чем больше раздумывают в муниципалитете, тем страннее выглядит ситуация, пока не разрастается до масштабов Бермудского треугольника.

Газетчики упиваются этой историей. ИЗ-ЗА ТАИНСТВЕННОЙ ДЫРЫ В БРИКСТОНЕ ЗАТОПЛЕНА ДОРОГА, МОЖЕТ БЫТЬ, ЭТО МЕТЕОРИТ? «Ученые и муниципальные рабочие-ремонтники озадачены странной дырой, возникшей в дороге на юге Лондона».

Я лежу в кровати и беспокоюсь обо всем понемножку, что-то у меня не так с кровью, наверное, я подхватил СПИД.

Даже если почти достоверно известно, что у тебя ужасное неизлечимое заболевание, все равно трудно сделать анализ крови – надо идти в больницу разумно объяснить как надеешься что на тебя поработает наука и не могли бы вы срочно проверить мою кровь пока я здесь подожду а в ответ – иди к черту. Ублюдки.

Как-то раз в отчаянии я пошел сдавать кровь, решив, что, если со мной что-то не в порядке, это заметят, по идее, они проверяют кровь, прежде чем залить ее больным. Я, конечно, не верю, что сдача крови – занятие альтруистическое, мне кажется, у нас берут кровь и продают ее в США.

Сдавать кровь было не очень жутко, я себе казался смелым и полезным для общества, мне не было больно, но пока из меня лилась кровь, с полчаса пришлось лежать на столе. Я-то думал, они пропорют в вене дырку, и пинта крови выльется за двадцать секунд, но это занимает уйму времени. Кровь вытекает в прозрачный мешок, и если ты не совсем здоров на голову, на него даже можно посмотреть. А вот случись пожар, эвакуация, а ты тут валяешься с трубкой в руке – тогда как?

Отдохнув после сдачи крови, я иду за обещанной чашкой чая. Медсестра мне отказывает, вы что, совсем свихнулись, стал бы я сдавать кровь, если б знал, что в конце мне и чашки чаю не дадут? Она пытается запудрить мне мозги жалкими объяснениями – мол, это у вас первый раз, вам нельзя чая, что-то там про температуру тела, и выдает мне апельсиновый сок, но это совсем не то.

Печеньем они там кормили – я съедаю сколько влезает, но таблетки железа мне тоже не дают, дрянное обращение с национальными героями, вам не кажется?

Китаец отсиживается в кабинете ночного клуба. Он хочет поместить в журнал объявление о знакомстве и раздумывает над формулировкой. «Красивый, богатый азиатский коммерсант в сфере наркобизнеса ищет жену из аристократической семьи». Не звучит. Надо будет слегка доработать.

By немного собирается и выигрывает. Он уже полностью ушел в медитативное состояние, его сознание переплывает из тела в игральный автомат. Став машиной, By смотрит на себя снаружи и управляет своим телом.

Заполнившая галерею толпа излучает жар, в помещении душно, шумно и пахнет сигаретным дымом. Обстановка весьма способствует видеоиграм, Чен ею наслаждается и черпает силы из нездорового воздуха.

С деньгами на полтора пива Фрэн и Джули отправляются в паб неподалеку. Они в полной уверенности, что раздобудут еще – в пабе дружелюбная публика, девицы знакомы со многими завсегдатаями, и даже если денег нет почти у всех, у кого-то найдутся обязательно. Ну а если нет, Фрэн и Джули выживут, у них с собой столько сульфата, что и гиппопотам взлетит – сульфат точно не даст умереть со скуки.

Брикстонский паб вполне сносен для паба, его часто посещают люди, озабоченные правильным оттенком краски для волос и как прожить до следующего пособия, не умерев от голода. Социальное обеспечение наводнено сотрудниками, которые наслаждаются тем, что другие голодают, да, сообщают они по телефону, мы выслали вам деньги, когда на самом деле они давно уже утеряли твой запрос, понятия не имеют, где он находится, и им абсолютно наплевать.

Спиды вставляют недалеко от паба, девицы заходят туда счастливыми, спускают все деньги на полтора пива, уговаривают его за несколько секунд и с энтузиазмом разглядывают посетителей в поисках кого-нибудь, готового угостить их алкоголем. Джули ерошит руками свои густые волосы цвета радуги и делает то же самое с коротким ежиком Фрэн.

Ну, кто купит нам еще выпить, совещаются они, может, та женщина, мы вроде с ней как-то встречались?

Я просыпаюсь с головой под одеялом.

Это знамение – я сегодня из постели не выберусь. Какое-то время я нежусь, обожаю просыпаться и не вылезать из кровати – конечно, если я не просыпаюсь больным.

Ну вот, я лежу и совершенно не собираюсь в ближайшем будущем шевелиться, а тут раздается стук в дверь.

Иесу, кому я понадобился в такую рань? Я высовываю руку и нашариваю часы, каким-то чудом они оказываются неподалеку – четверть двенадцатого. Какое хамство, теребить людей в четверть двенадцатого, думаю я, не желаю вставать и, кроме того, я все еще пугаюсь стуков в дверь, вдруг это Памела Паттерсон или китаец меня нашел.

Я решаю не открывать, но стук настойчивее, и я вспоминаю, что просил Фрэн и Джули зайти. Они будут с тренером кунг-фу, которая, конечно же, пропагандарует здоровый образ жизни и начинает носиться но улицам еще до восхода солнца. Я выбираюсь из кровати, смотрюсь в зеркало, нащупываю на полу какие-то штаны, натягиваю их, опять смотрюсь в зеркало, пытаюсь привести волосы в порядок, застегиваю штаны, смотрюсь в зеркало и иду к двери.

Прижавшись к глазку, я, к невероятному своему удивлению, обнаруживаю за дверью Джун – девушку, с которой однажды переспал после концерта. Смотрите-ка, наверное, я ей сильно понравился, если она разузнала, где я живу, и пришла навестить.

Я радостно отворяю дверь, она достает из сумки пистолет и наводит его мне в грудь.

Кросби и Уизерс совещаются в Главном Молочном Управлении.

– Алби-Голодовка все еще жив, – недовольно замечает Кросби.

– Ну, ситуация вышла из-под контроля, – отвечает Уизерс. – Агентство же не знало, что их убийца обратится к религии прямо по пути на задание.

– А как он сейчас?

– Все раздает листовки. А незадолго до прибытия следующего убийцы мистера Голодовку кто-то предупредил, и он залег на дно. Ну да ладно, его убьют с минуты на минуту.

– Хорошо, – говорит Кросби. – Теперь об отделении «Удачной Покупки», фабрикующем на тебя дело. Крупные сети магазинов не могут рекламировать соевое молоко, это не в наших интересах. Мы должны опозорить управляющего и очернить этот товар. И то и другое – плевое дело, он, наверное, и так мошенник, а соевое молоко, скорее всего, на вкус омерзительно – как и остальные соевые продукты.

Они обсуждают детали. Когда план выработан, Уизерс уходит с работы. Он направляется в управление Ассоциации Директоров и заходит в комнату на первом этаже с табличкой «Отдел Аннулирования Уголовных Преследований».

Управляющий «Удачной Покупки» празднует с женой.

Сейчас они едят в ресторане, затем пойдут в клуб. Жена управляющего с нетерпением ожидает этого события, она очень редко выходит в свет. Обед в ресторане обходится совсем не дешево. Жена недоумевает – как люди могут брать столько за еду, что бы они там с ней ни делали? Однако это совсем не много для человека, которому скоро выплатят премию, поэтому она старается не думать о затратах. Выдавай мне столько денег в день, и мне не будет совсем уж тоскливо, думает она.

А еще жене кажется, что она слишком стара для ночного клуба, но муж уверяет, что знает правильное место в Сохо, куда ходят повеселиться его начальники.

Шпинат ничем не лучше латука – покупаешь его, кладешь в кастрюлю, варишь, достаешь и думаешь: господи, спаси и помилуй, ты надо мной издеваешься, неужели кто-то поглощает это с удовольствием? Эта дрянь в тарелке похожа на экзотическую зеленую плесень, говорят, в ней много железа, но лично я лучше пожевал бы разделочные ножи.

Собравшись с силами, я обнаруживаю, что на вкус шпинат чуть приятнее, чем с виду, но это совсем не достижение. Я пытаюсь скормить его хомяку, но тот к нему даже не прикасается, я уже и так здоров, говорит он.

Между полезностью еды и ее вкусовыми характеристиками существует какая-то сложная зависимость, но, боюсь, постичь ее моим мозгам не под силу. Похоже, кто-то пытается меня проучить – если хочешь жить, Алби, придется тебе временами жевать шпинат.

Фрэн и Джули пьяны в дым.

Они уходят из закрывающегося паба довольные и направляются в крысятник за углом, где начинается концерт. Какой-то добрый человек доводит их до места и показывает вход. У девиц нет денег, но они знакомы с охранником, который пропускает их, зная, что в противном случае поднимется дикий шум.

– Пока у нас ничего вечерок, – говорит Джули. Фрэн согласно мычит.

Этот поворот событий мне решительно непонятен. Почему эта женщина тычет в меня пистолетом? Я оплошал в постели? Ну неужели все было так плохо?

Может быть, она хочет забрать свои военные штаны – так ведь надо только попросить. Я безуспешно пытаюсь что-нибудь сказать. По-моему, Джун слегка озадачена.

– Ты что, Алби-Голодовка? – спрашивает она. Я киваю.

– Я пришла тебя убить, – сообщает Джун. – Я работаю на Правление по Сбыту Молока.

Это в голове не укладывается, у меня подкашиваются ноги.

Джун входит и закрывает за собой дверь, не отводя пистолета от моей груди.

Джун стучится в дверь, никто не отвечает, она стучит опять и слышит шаги. Дверь открывается, Джун достает пистолет, целится и уже почти спускает курок, когда в изумлении понимает, что перед ней стоит не кто иной, как парень, с которым она переспала буквально на днях.

– Ты что, Алби-Голодовка? – спрашивает она, и тот кивает, он очень испуган.

Джун глазам своим не верит. Она входит в квартиру и закрывает за собой дверь. Джун не совсем понимает, как себя вести, раньше с ней такого никогда не случалось. Убивать знакомого – не совсем то же самое, что убивать незнакомцев, и уж совсем странно, когда с ним переспала.

Джун хотела бы выстрелить и дело с концом – она понимает, что это лучшая линия поведения, но почему-то не может себя заставить.

Все это не укладывается у меня в голове. Сколько убийц наняло Правление по Сбыту Молока?

– Но ты же не Памела Паттерсон, – говорю я.

Она не отвечает. Как-то туго идет этот разговор – может, потому, что в грудь нацелено дуло? Я совсем недавно переспал с этим человеком. Об этом даже подумать страшно. А кто такая Памела Паттерсон? Почему она делала вид, что убийца и выслеживает меня? У меня нет времени об этом думать, может, у меня разыгралось воображение, а может, обострилось чувство самосохранения, но мне кажется, что палец Джун слегка сильнее надавил на курок.

– Не убивай меня, – канючу я, не зная, что еще сказать.

– Боюсь, у меня нет выбора, я подписала контракт.

– Но ведь мы только-только переспали. Мы друг другу нравимся.

– Из первого не следует второе.

– Ну ладно, ты же все равно не можешь меня убить?

Наверняка существуют более убедительные доводы, но в данный момент я не нахожу ни одного. В арсенале остается только нытье. Как все это случилось? Так было запланировано? Может быть, она с самого начала знала, кто я такой, и хотела переспать до убийства из каких-нибудь извращенных соображений? Мир наводнен уродами, и меня совсем не удивляет, что у наемных убийц особенно замысловатые отклонения. От ужаса по мне течет пот.

– Тебе на днях было одиноко, я тебя развлек, ты что, правда хочешь меня убить? – Да, вот так, по-моему, уже лучше.

Я ощущаю, как кровь испаряется из моих вен.

Джун раздумывает над словами Алби.

С точки зрения профессионала, у нее недостаточно причин его не убивать. Если она преднамеренно саботирует контракт, агентство перестанет ее нанимать и ей нечем будет зарабатывать на жизнь. При нормальном стечении обстоятельств все уже было бы сделано, она выстрелила бы до того, как жертва открыла бы рот. Обычно они ее даже не видят. Тот факт, что Алби говорит, заставляет видеть в нем живого человека, и это сбивает Джун с толку.

Она не знает, как поступить.

Управляющий «Удачной Покупки» танцует с женой в ночном клубе, совладельцем которого является китаец. Жена считает, что это самое мерзкое в мире место. Еще не пора домой?

Корона, которую нашла Мюриэл, очень могущественна.

Во времена Этельреда Нерешительного волшебник обнаружил ее в Египте – уже тогда она была древней, – выменял у владельца и пользовался ею в войне с соседом. Немногие из британцев добирались до Египта в те времена, и волшебника приняли там как диковину. В Египте, конечно, понимали, что это злой волшебник, но чувствовали, что он недостаточно силен и вреда не причинит – в Египте волшебством занимались с незапамятных времен. Волшебник привез каких-то северных травок, которых самим египтянам никак иначе не раздобыть, и осколок метеорита в придачу, поэтому ему отдали корону, которую он так хотел, и велели передать привет всем в Англии.

Волшебник использовал корону, чтобы победить соседа – тоже волшебника, но не расположенного пакостить окружающим. Может быть, он пошел бы и дальше, покорив всю страну, но отчего-то передумал и вместо волшебства с головой ушел в математику и науки.

Он засунул корону в шкатулку и занялся расчетами орбит планет и всяких других премудростей, о которых узнал в Египте.

Однажды в автобусе я потерял игрушечного робота в коробке для печенья.

Мое сердце разбито. И то и другое – подарки. Робот просто великолепен, я спешу домой с ним поиграть, забегаю в пекарню за печеньем для моей новой коробки и сажусь в автобус. Я собираюсь провести день, играя с роботом и жуя печенье, и забываю их в автобусе.

Какое ужасное происшествие, я жутко расстроен, какой-то тип подберет моего робота и унесет его домой. На следующий день я иду в бюро находок Транспортного правления Лондона, но там заявляют, что ни о чем подобном не слышали.

Я подозреваю, работники что-то скрывают. Когда я спрашиваю, не находил ли кто-нибудь игрушечного робота в коробке для печенья, кое-кто начинает хохотать. Ублюдки.

Бедный робот.

Фрэн и Джули набрались в хлам.

Они почти уже дошли до дома, но у последнего поворота забыли дорогу. В процессе обсуждения они забыли, куда направляются, поэтому сели на тротуар и булькают в ночи. Они просидели бы так довольно долго, но добрая соседка по пути домой с позднего киносеанса подбирает их и ведет домой. У сквота соседка находит ключ Фрэн, открывает дверь, спокойной ночи, говорит она девицам, заползающим в квартиру.

Найдя первое же место, где можно улечься, они хлопаются на пол и засыпают.

By набирает силы. Его измененное состояние берет верх над сознательной концентрацией Чена.

В личном кабинете, в дальнем углу галереи, хозяин считает деньги. Ему нравится его положение отчасти потому, что удается считать деньги. Физическое наличие банкнот и монет доставляет ему непередаваемое удовольствие, хозяин сомневается, что ему бы понравилось мошенничать в компьютерной сфере.

По всему Лондону разбросаны галереи, которые ему принадлежат. Некоторые вполне честные, другие – всего лишь прикрытие для нелегального бизнеса. Когда ему хочется расширить сферу своей криминальной деятельности, он просто звонит инспектору полиции и просит разрешения, а инспектор отвечает, да, конечно, секундочку, я только взгляну на прейскурант.

Пересчитывая деньги, хозяин откладывает одну долю в сторону. Это плата полицейскому инспектору. Обычно инспектор заходит: добрый день, как дела, говорит он очень приветливо, никаких проблем, передает деньги пришедшему с ним констеблю и велит ему подождать в машине, пока сам выпивает и сплетничает с хозяином, а через пару минут направляется к следующей точке.

Констебль, который возит инспектора, доволен, он с энтузиазмом изучает секреты мастерства и рассчитывает подняться по должностной лестнице.

Управляющий «Удачной Покупки» приезжает домой из ночного клуба слегка навеселе. Он что-то бормочет об интернациональной банде магазинных воров и социалистических газетах, которые каждую субботу продают возле магазина.

– Наверное, они отравили кота.

Его жена задумывается, как дошла до такой жизни. Нельзя сказать, что она ненавидит или даже недолюбливает мужа, просто их совместное существование превратилось в одно сплошное болото. Он ползет в кровать, она сидит на кухне на деревянном стуле, желая что-нибудь почитать, но не находит книги, куда подевались все мои книги? Жена глядит в стену. Почему же мы оклеили стены такими мерзкими обоями? Ах да, вспоминает она, мы их увидели в рекламной газете.

Если подумать, в этой квартире очень мало вещей, которые жене действительно нравятся. Все вокруг не то чтобы совсем безвкусно, а очень невыразительно. Почему, думает она, я трачу жизнь в окружении скучных обоев?

Черт побери, ну кто еще ложится в постель с девицей, а практически на следующий же день она размахивает оружием на лестнице и интересуется, нет ли у тебя последнего желания?

Я никак не уговорю себя, что все это просто плохой сон, поэтому стою, ною и думаю об избитой в Брикстоне девушке – прости, Памела Паттерсон, видишь ли, за мной носится убийца, я думал, что ты – это она, очень понятная ошибка, не правда ли? Да, теперь я понимаю, что ты хотела только продать комиксы, а мне казалось, это прикрытие. Ты еще хочешь их продать?

Ну да, это при условии, что я через минуту-другую буду жив, в чем я не особо уверен. Да, я почти всегда не уверен, что буду жив через минуту-другую, но сейчас все гораздо хуже обычного.

Я делаю последний шаг отчаявшегося человека и предлагаю Джун чашку чая.

Визерс все уладил в Отделе Аннулирования Уголовных Преследований в управлении Ассоциации Директоров.

Ему пришлось показать членскую карточку, рассказать, в чем его обвиняют и где это произошло – те связываются с полицией и все улаживают, дело закрыто. Мы заботимся о своих членах, утверждает Ассоциация, поэтому мы им нужны.

Визерс начинает планировать месть управляющему «Удачной Покупки», чтобы разрушить тому карьеру и одновременно покончить с соевым заменителем молока. Не так уж трудно, обычно это плевые дела, его отдел постоянно таким занимается.

Волшебник потерял интерес к короне и забросил ее. Он разрабатывал концепцию математической войны и больше не нуждался в волшебном оснащении. С другой стороны, волшебник понимал, что кто-нибудь может попытаться украсть корону, поэтому хорошенько ее запрятал и велел секретарше позапутаннее все записать. Вот корона и валялась, забытая и заброшенная на века, пока описание, погребенное землетрясением, случайно не попало в руки профессору.

Когда Мюриэл открыла шкатулку, сильнейшая волна мистической энергии пронеслась над округой. Люди, склонные к мистике, почувствовали эти волны. Некоторые сейчас пытаются найти источник энергии.

В свой выходной Мюриэл относит корону в университет неподалеку. Она передает шкатулку секретарше исторического факультета, которая обещает передать реликвию эксперту. Секретарша думает, что чокнутая Мюриэл подобрала железку на какой-нибудь свалке, и старается побыстрее избавиться от посетительницы.

Стейси, абсолютно исцеленный, но все еще запертый в больнице, разыскивает Памелу Паттерсон. Та лежит в койке, голова обмотана бинтами. Памела узнает Стейси, но совершенно ему не рада.

– Ну спасибо вам за тот телефон, – говорит она. – Всегда приятно иметь дело с агрессивным маньяком.

– Что вы имеете в виду? – недоумевает Стейси. Памела разъясняет, что человек, с которым Стейси ее свел, ну, тот, который интересуется комиксами, напал на нее в переулке. Без всякой на то причины, очень жестоко.

Стейси изумлен:

– Это совершенно не похоже на Алби.

– Да неужели?

– Он украл комиксы?

– Нет.

Стейси озадачен. Нападение на человека совсем не в стиле Алби, разве что он озверел, увидев комиксы, на которые у него нет денег.

– Вы сообщили полиции о том, кто это сделал?

– Нет.

– Почему?

– А они не спрашивали.

Чашка чая, предложенная жертвой, окончательно сбивает Джун с толку, она сдается. Ладно, я, наверное, смогу найти другое агентство, думает она, ну, или устроюсь в какую-нибудь контору. Она отводит пистолет:

– Ну ладно, Алби, похоже, я не могу тебя застрелить, потому что мы знакомы. Но ты, надеюсь, понимаешь, что, разрывая контракт, я поступаю очень неэтично?

– Вероятно, неэтично убивать человека, с которым недавно переспала? – с облегчением спрашивает Алби. – Например, как хирургу оперировать свою любовницу.

Они заходят в кухню, Алби заваривает чай, Джун разглядывает беспорядок – да, выходя из этого дома, следует вытирать ноги. Сначала Джун изумилась, узнав, кого именно ей заказали, но теперь уже отошла: в этом необъятном мире случается всякое, знаете ли, вот сейчас она сидит и распивает с жертвой чай.

Она не имеет ничего против Алби, он может занять четвертое место в списке людей, которых она терпит.

Профессор Уинг в крайне угнетенном состоянии приезжает на работу в Университет. Он здоровается с секретаршей, и она отвечает: доброе утро, только что кто-то притащил на кафедру штуку, напоминающую старый кусок железа, но я уважила посетительницу, обещала показать специалисту, не хотите взглянуть? Она выносит корону.

Профессор берет корону, осматривает и по форме видит, что это очень старинная вещь. Увидев руны, он понимает, что именно оказалось у него в руках.

Профессор холодеет. Несомненно, корона попала сюда не случайно, а значит, в игру вмешались какие-то сторонние силы. Сейчас его либо пронзит ударом молния господня, либо арестует полиция.

Не происходит ни того ни другого, и профессор через силу спрашивает секретаршу, кто принес корону. По описанию он узнает негритянку и, после некоторого замешательства, понимает, что произошло. Видимо, она вернулась к раскопу и каким-то образом нашла корону. Все же как она догадалась принести ее именно сюда? Может, все-таки случайность?

– Она обещала вернуться?

– Да, – отвечает секретарша, – она обещала как-нибудь наведаться, узнать, редкая ли эта штуковина.

By идет ноздря в ноздрю с Ченом.

Толпа зрителей заворожена мастерством обоих игроков, Чен потеет и ругается, By ко всему безучастен.

Сознание By расширилось настолько, что накладывается на сознания окружающих. Глазами хозяина он видит, как приходит и уходит полицейский. By понимает, что хозяин делает деньги на нем и на Чене. By видит экран глазами Чена и чувствует, как важна для Чена победа. Он чувствует, как сосредоточены болельщики. Находясь в полной гармонии с галереей, автоматами и людьми, By знает, что сегодня способен победить.

Бодрая после утренней зарядки Чи стучится в дверь сквота Фрэн и Джули. Они пригласили ее в гости, но не отворяют дверь, и Чи стучит снова. К величайшему ее удивлению, дверь открывается сама. Слегка встревожившись. Чи заходит внутрь.

За первым поворотом длинного мрачного коридора Чи натыкается на Фрэн, которая распласталась на Джули, лежащей на полу. Чи пугается, но с облегчением видит, что тело стонет и переворачивается. По крайней мере они живы – Чи тычет Фрэн носком ботинка, что вызывает очередной стон. Чи понимает, что они не убиты, не застрелены и не отравлены, а страдают от издевательства над собственным организмом.

– С добрым утром, Джули! – говорит она все еще бессознательному телу. – Вы пригласили, я пришла. Хотите чаю?

Фрэн и Джули хором стонут. Джули открывает глаза:

– Я еще не спала. Который час?

– Уже за полдень, вы обещали накормить меня обедом, но это не важно, вставайте, пошли прогуляемся.

Фрэн неожиданно резво встает.

– Простите, – говорит она. – Мне просто необходимо проблеваться.

Назавтра перед открытием магазина управляющий, все еще в легком похмелье, сидит в кабинете. Одна из его подчиненных собирается открывать заведение – новый рабочий день, – и вдруг замечает здоровых лбов, которые приближаются к стеклянной двери. Те стучат.

– Погодите секундочку, – кричит она, – я открываю.

От удара ногой дверь взрывается летящими осколками, один амбал отметает ногой мусор и входит в «Удачную Покупку». Остальные вламываются за ним.

– Доброе утро, мисс, – говорит он и показывает удостоверение. – Мы из полиции, хотели бы побеседовать с управляющим. Где он?

Подчиненная в шоке:

– Почему вы не дождались открытия? – спрашивает она, все еще сжимая в руках ключи. Осколки стекла застряли в ее волосах.

– Птичка, мы никогда не ждем. И кстати, вопросы тут задаем мы. Где он?

Я распиваю чай с Джун, которая, к моему облегчению, убрала пистолет.

Я не знаю, что сказать, беседа слегка неестественна, я не хочу ее злить – а вдруг передумает?

– Как поживают твои растения?

– Ты не любишь растения.

– Как тебе чай?

– Нормально.

Как-то все неловко. Мне трудно быть непосредственным с человеком, который совсем недавно готов был отправить меня к праотцам. Я размышляю, сообщить ли Джун о Памеле Паттерсон, и передумываю, господи, я же полураздет, волосы у меня, наверное, в полнейшем беспорядке, прости, пойду оденусь, бормочу я и ретируюсь в спальню.

Какая неловкая ситуация, просто королева неловких ситуаций, думаю я, роясь на полу в поисках одежды. Когда я смотрюсь в зеркало, заходит Джун.

– Ты почему такой самовлюбленный? – спрашивает она.

– Я? По-моему, я не слишком самовлюбленный, с чего ты так решила, я только проверяю, не хворый ли с виду, я, знаешь ли, болею.

Она озирается и что-то говорит про ужасный беспорядок:

– Я не понимаю, как ты находишь кровать.

– А мне так нравится. Добавляет приключений в жизни.

Джун бросает взгляд на комиксы, аккуратными стопками разложенные вдоль стен.

– Как-то по-дурацки они выглядят, – замечает она.

Я в шоке. В возмущении. По-дурацки? Мои комиксы? По-дурацки? Ей повезло, что у нее с собой пистолет. Тот, кто смеет называть дурацкими комиксы Алби-Голодовки, не уходит живым.

Голова к голове, начинается последняя игра. By не беспокоится и не спешит, его движения, довольно быстрые на взгляд окружающих, осторожны и выверены. Время замедлилось для By.

Когда By уже уверен в победе, перед ним неожиданно встает дилемма. Он заглядывал в мысли Чена и его болельщиков и теперь размышляет, так ли ему нужна победа, доставляющая его оппонентам боль и расстройства. Он понимает, что неожиданное поражение будет для Чена катастрофой, сопровождаемой страданиями и неприятностями.

С другой стороны, от By зависят его болельщики, хотя трудно понять, отчего они так сильно реагируют на его успехи и поражения. Рядом с By стоит молодой человек и отчаянно желает ему победы, By читает его мысли и знает, что даже не знаком с этим юношей. Он ощущает безумное одиночество молодого человека и что в присутствии By тот находит утешение.

– Прошу прощения, Фрэн, – говорит Джули, – если ты уже отблевалась, не могла бы ты пустить меня за тем же?

– А чем тебя не устраивает раковина?

– Она все еще засорена.

Тренер заваривает им чай. Некоторое время спустя обе появляются, выглядят они преужасно.

– Вы вчера чего-то перепили?

Джули глядит ангельским взглядом. Она не собирается рассказывать своему тренеру по кунг-фу о потреблении жуткого количества алкоголя и наркотиков.

– Ничего, совершенно ничего.

– А почему тогда вас тошнит и очень похоже, что вы сейчас концы отдадите?

– Может, съели что-нибудь не то? – подсказывает Фрэн.

– Да, – соглашается Джули, – Наверное, не то съели.

– Наверное, страшно ядовитое, иначе бы вы обе не плюхнулись на пол в коридоре.

– Наверное, оно просто очень быстро подействовало. Сальмонелла беспощадна.

By нарочно проигрывает последнюю игру, и Чен побеждает по общим итогам.

Профессор Уинг с любовью оглядывает корону. Он читает руны, подносит корону к свету, сдувает пылинку с ободка.

Что, раздумывает он, поведать миру об открытии? Правду или ложь? Звонит секретарша.

– Вернулась. женщина, которая доставила шкатулку. Впустить?

Профессор совсем не хочет с ней встречаться, но не в силах отказать. Что, если она узнает в нем того, кто раскопал дорогу? Ну, авось пронесет, в костюме он выглядит совсем иначе.

Женщина входит в кабинет.

– Ах, вот и тот, кто раскопал дорогу, – говорит она.

Чен празднует с болельщиками. By разыскивает юношу, стоявшего рядом во время игры. By хочет его подбодрить. Вокруг собираются другие болельщики, By и им пытается поднять настроение. Ах, как же это нелегко.

Обычно By не тусуется, но сегодня со своими болельщиками отправляется в паб.

Чтобы заполнить паузы в разговоре, я включаю на кухне радио.

Там вещают о новой выставке в Британском музее естествознания. Естествознание подразумевает животных и растения, мне это название всегда казалось странным. Для естественности им полагается быть живыми, мертвыми, или это не имеет значения?

Журналист и хранитель музея от сорняков переходят к букашкам.

– Мне бы не хотелось, – говорит журналист, – встретиться где-нибудь с таким существом. Это создание живет в помещениях?

– Да, – отвечает хранитель. – Это паук из семейства воронковых, длиной в четыре дюйма, но встречаются и крупнее.

У меня мурашки по коже. Представьте себе паука длиной в четыре дюйма в вашем доме?

– Господи, если бы обнаружил у себя такого паука, помер бы от страха. Почему еще не развернута общенациональная кампании по их истреблению? Почему бездействует правительство?

– У тебя есть некоторое преимущество в размере, – говорит Джун. – Наверное, в сложной ситуации ты бы его победил.

– А если их целая банда?

Ну да, тебе-то не страшно, если тебя атакует полк огромных пауков, ты легко отстреляешься, но не всем же доступна такая защита. Вслух я, конечно, этого не говорю, чтобы ее не злить.

Репортаж переходит к длинноногим домашним сороконожкам, я лично никогда не видел живой экземпляр, говорит хранитель музея, но очень хотел бы посмотреть. Какой кретин, думаю я, некоторые люди рождаются идиотами. Заведись у меня в доме длинноногая сороконожка, чтобы от нее избавиться, пришлось бы вызывать пожарных.

Разговор оживляется, сдается мне, что Джун растеряна не меньше моего: наверное, не существует правил этикета для распития чая с жертвой, которую ты передумала убивать.

Полицейские окружили управляющего в его собственном кабинете в «Удачной Покупке».

Управляющий сбит с толку и напуган. Ему предъявили письма, которые свидетельствуют о его связи с производителями соевого молока и демонстрируют, что продукт разбавлялся водой. Производители пишут, что разведут молоко и задешево продадут его магазину, а управляющий соглашается, но на условии, что в этот раз получит больший процент, чем обычно. Также среди бумаг встречаются письма, в которых управляющий дает поставщикам советы, как избегать уплаты налогов при поставках.

Управляющий впервые в жизни видит эти документы, однако под ними стоит его подпись. Еще полицейские проигрывают запись разговора, в котором окончательно подтверждается сделка по соевому молоку, – вне всякого сомнения, это голос управляющего.

Он ничего не понимает. Он отстаивает свою невиновность. Его забирают в участок для предъявления обвинений.

Мюриэл совсем не дура, да к тому же медиум. Она сразу поняла, в чем дело, – ответственный человек, профессор Уинг, изображает муниципального дорожного рабочего только для того, чтобы лично откопать корону. Мюриэл стыдит профессора. Тот в тоске ожидает разоблачения.

– Сегодня нас ожидает день, полный событий, – говорит Чи оползающим телам.

Волосы Джули, обычно довольно пышные, прилипли к голове. Ни одна из девиц не может держать глаза открытыми и, хоть и хорошо относятся к Чи, были бы очень рады, если б она исчезла.

– Вам нужно выбраться на свежий воздух, – говорит Чи. – Пойдемте прогуляемся.

Девицы слабо протестуют, но какой смысл в сопротивлении бывшему телохранителю наркобарона, поэтому очень скоро они уже стоят у двери и щурятся от дневного света.

– Идемте, от прогулки вам станет лучше, – подбадривает Чи.

Ну да, это ты так считаешь, думают девицы, но все равно следуют за тренером.

– Куда хотите пойти? – спрашивает Чи.

Фрэн вспоминает, что Алби мечтал об их визите. Учитывая обстоятельства, это не худший вариант, – по крайней мере известно, сколько идти, а там они смогут присесть. Иначе тренер потащит их в парк и станет выгуливать до бесконечности.

– Мы обещали проведать Алби. Пошли туда.

– Хорошо, в какую нам сторону?

Фрэн и Джули силятся вспомнить.

– Туда, – определяются они в конце концов.

By пьет с болельщиками апельсиновый сок.

– Мы думали, ты сегодня победишь.

– Я мог бы, – честно отвечает By. – Я просто решил, что победа не стоит тех огорчений, которые она принесет Чену. Для него это очень важно.

Болельщики недоверчиво смотрят на By. Он нарочно проиграл?

– Поражение меня не огорчает. Но мне жаль, что это расстраивает вас.

Болельщики недоверчиво переглядываются.

Чен потерял голову от счастья, хотя на сей раз он веселится не так буйно – завтра на работу, и Чен не хочет опаздывать. Надо отвезти босса в Брикстон, на встречу с человеком, за которым босс давно охотится. Чен не в курсе, зачем боссу так сильно занадобился этот тип, босс никогда не обсуждает с Ченом дела.

Чен празднует с друзьями и, радуясь победе, отправляется спать.

Жена управляющего «Удачной Покупки» сидит дома и ничего не делает. Раздается телефонный звонок, который вносит в рутину хоть какое-то разнообразие. На линии адвокат ее мужа, он советует не волноваться, но ее муж находится под арестом.

Адвокат уклончиво отвечает на вопрос, за что арестовали мужа, – что-то связанное со сговором. Сам адвокат в данный момент в участке и слышал от других адвокатов, что группа мошенников произвела несколько арестов в главном управлении какого-то пищевого производителя. Но вы не беспокойтесь, все будет хорошо. Ах, как это успокаивает, думает она и назначает встречу с адвокатом.

– Почему вы не поделились открытием с университетом, там организовали бы нормальный поиск? – спрашивает Мюриэл.

Профессор Уинг ерзает на стуле и пытается выдумать причину. Было бы время подумать, какая-нибудь здравая мысль пришла бы в голову, но в данный момент профессор непроходимо туп. Заметьте, причина должна быть очень уважительной, чтобы оправдать кражу муниципальных инструментов, фургона и «одолженные» старинные манускрипты.

– Вы хотели владеть короной единолично? – помогает Мюриэл. – Вы хотели присвоить себе славу первооткрывателя? Может, хотели проверить, сработает ли волшебство? Я думаю, это понятные причины. А что вы теперь скажете?

Эта женщина задает сложные вопросы, думает профессор. Как я теперь все объясню? Если бы она не узнала во мне рабочего, не было бы никаких проблем.

Но если бы она не распознала в нем рабочего, профессор не смог бы приписать себе никаких заслуг в нахождении короны, кто-то принес находку на кафедру – вот и все, что он мог бы сказать. Теперь эта женщина знает, что он сам проводил раскопки, он был сильно неправ, но, вероятно, они придут к какому-нибудь соглашению и он будет немного причастен к находке?

Я бы представил Джун хомяку Счастливцу, но, мне кажется, они не сойдутся. Она для тренировки, наверное, расстреливает маленьких зверюшек.

Я думаю, ей пора бы уйти, но она так и сидит. Меня это нервирует. Что, если она из этических соображений передумает? Алби, благодарю за чай, но я решила, что тебя все-таки стоит убить. К тому же ей не интересны комиксы и музыка, а о чем еще можно поговорить? Джун не из тех, на кого можно излить чуток интеллектуального философствования, потому что, как выяснилось ранее, она перечитала кучу книг и способна цитировать из них страницами.

Интересно, она понимает, что я вдохновитель антимолочной кампании, или я для нее анонимный гражданин? Я не поднимаю темы, но думаю об этом непрерывно: Правление по Сбыту Молока, грязные свиньи, наняли убийцу, чтобы от меня избавиться. Я отомщу вам, жалкие придурки, отравители страны, в вашей продукции полно стронция-90, не удивлюсь, если его колют прямо коровам.

Чен вовремя появляется на работе.

Сначала босс отправляет его по мелким делам, потом Чен отвозит его на совещание, а сам забегает в видеомагазин за новой игрой.

Он теряет бдительность и натыкается в магазине на болельщика из галереи.

– Здоров, решил дома потренироваться? Я не знал, что это по правилам…

Чен бранится про себя, внешне стараясь казаться независимым. Он платит и спешит к машине.

– Брикстон, – командует босс.

Чен мрачно рулит. Как жаль, что его застукали за покупкой игры.

Стейси наконец-то выпускают из больницы.

Врачи жутко раздражены, они до сих пор не знают, что излечило пациента, но им надоело за ним наблюдать, и Стейси выписывают.

– Не доставай нас больше своими вымышленными болячками, – говорит главврач.

Стейси заходит попрощаться с Памелой Паттерсон и обещает разузнать, почему Алби ее избил. Как выяснилось, у Памелы нет серьезных повреждений, но имеются очень болезненные синяки, она теряла сознание, поэтому врачи хотят за ней понаблюдать профилактически. Ужасная история, Памела в негодовании. Пытаешься продать кому-то комиксы, и что получается? Покупатель – полоумный маньяк с дурацкой кожей, дергается и трясется во время разговора и при первой же возможности на тебя нападает. Жизнь – вечный бой, не правда ли? – думает Памела.

– Боюсь у вашего мужа серьезные проблемы, – говорит адвокат. – Судя по всему, он влез в какую-то крупную аферу, и у полиции против него куча улик.

Жена изводится, ей трудно поверить в происходящее. Ее муж – аферист? На него это совсем не похоже – прежде всего, насколько она знает, он не любит риска.

– Что с ним будет?

– Зависит от обстоятельств. Он член Ассоциации Директоров?

– По-моему, нет.

– Гмм. Жаль. Это бы здорово помогло. Иначе ему грозит тюрьма.

Ожидая свидания с мужем, она проводит в участке семь часов, и когда ее наконец допускают, жена в шоке: управляющий ужасно выглядит.

– Я невиновен, – говорит он, – меня подставили.

Она знает мужа вдоль и поперек, она знает, что он говорит правду.

В этот раз, думает китаец, сидя на заднем сиденье своей машины на пути в Брикстон, мне не придется слоняться по улицам. Он взвешивает, не англизировать ли свое имя в поисках аристократической жены. Может, это лучше, чем роль загадочного азиата? Или вот – суперэффективный восточный бизнесмен? Или декадентствующий повеса? Одержимый исследователь отношений между Западом и Востоком?

В надежде на подсказки об аристократическом мире он тайно покупает журнал «Харперс-энд-Куин», но постольку при внимательном изучении журнал не демонстрирует ни лоска, ни ума, китаец уверен, что как-то не так читает.

Может быть, надо стать полнейшим хамом, как аристократы, которых он ежевечерне наблюдает? Нет, он никогда не сможет убедительно им подражать.

По Лондону лучше всего перемещаться на автобусах, а в сравнении с метро это просто роскошно: метро – гиблое и жутко опасное для здоровья место, а если там еще и пожар начнется, никогда не выберешься живым. Хотя и в автобусах таятся некоторые опасности. Возле тебя может сесть какой-нибудь кошмар, например, толстяк, который впечатает тебя в стену, или живчик, возжелавший с тобой поболтать. Хуже всего, конечно, когда рядом кто-то садится, а в автобусе полно свободных мест, почему этот урод плюхнулся рядом со мной, он что, не в курсе, что в этой стране так не положено?

Или вот рядом с тобой садится очень непривлекательный человек, ты все косишься на него и замечаешь, что он на тебя тоже смотрит. Какого лешего он на меня пялится, думаешь ты, интересно, а если это существо внезапно атакует, оно способно меня избить? Или у него тут рядом друзья, готовые к бою при первой же возможности?

А еще омерзительны чужие разговоры, послушаешь – и с тоской понимаешь, что мир наводнен уродами.

Сегодня я сидел за двумя скинхедами, комбинацией из нескольких вышеперечисленных опасностей, хотя, если честно, бывает и хуже.

– Почему ты декламируешь монолог пассажира? – спрашивает Джун.

– Ой, прости, я долго бухтел?

Не то чтобы Мюриэл не сочувствовала профессору. Он хочет захоронить корону неподалеку от места находки и найти ее еще раз, тем самым заработав славу первооткрывателя. Конечно, за молчание секретарши ему придется заплатить.

– Для вас ведь это не очень важно, правда? – спрашивает он Мюриэл.

Ну вот, думает она, если бы я рассказала правду, открытие приписали бы мне, а это хоть что-то.

Но наверняка мелочь какая-нибудь, например, заметка в газете и фотокорреспондент, вертящийся под ногами, как раз когда времени совсем нету и она опаздывает на работу. Профессорское мошенничество не затрагивает ее никоим образом. В голове мелькает мысль попросить что-нибудь взамен, но Мюриэл не имеет представления, что этот человек может ей дать или для нее сделать.

– Ну ладно, – говорит она. – Забирайте ее и хороните обратно. Я ничего не скажу.

Мюриэл уходит. Если не поторопится, она опоздает на работу.

К многоэтажке подъезжает автомобиль. Строение напоминает исправительно-трудовую колонию для малолетних. Китаец выбирается из машины, за ним выходит Чен. Они направляются к карте на углу дома. Разыскав подъезд, они заходят и поднимаются по лестнице. Чен стучится в дверь.

Кто-то стучится в дверь.

Я содрогаюсь, вашу мать, который из моих врагов на этот раз? Кто из злодеев явился по мою душу? Или за моими комиксами?

– Ты почему не открываешь? – спрашивает Джун.

Да, эта девушка полна гениальных идей, она совсем не понимает, из какого ужаса и бардака состоит моя жизнь. Она-то в полном порядке, никто не припрется изводить ее дурацкие цветы, а мне надо защищать комиксы, не говоря уже о собственной персоне, настраивающей против себя наихудших из злодеев.

Если честно, после бывшей любовницы, нарисовавшейся на пороге в полном вооружении, я не хочу открывать двери больше никогда. И вот Джун, добрая девочка, идет и делает это за меня.

– Это к тебе, – кричит она.

Господи, ну что она несет? Конечно, ко мне, иначе зачем им стучаться в мою дверь, но это вовсе не означает, что я хочу их видеть. Может быть, это Памела Паттерсон явилась с подкреплением, чтобы поквитаться, у меня сердце выскакивает из груди, на моем пороге в один день появляются два человека с дурными намерениями – это уже слишком!

– Здравствуйте, – раздается мужской голос. Я поднимаю глаза и вижу китайца, который меня преследовал. И с ним его кошмарный телохранитель.

Ах, как все запущено.

Мюриэл возвращается к медицине, оставив корону профессору Уингу, который самым нечестным образом опять ее откроет, а Мюриэл не получит ничего.

Добравшись до больницы и зайдя в свое отделение, она первым делом натыкается на Памелу Паттерсон.

Девушка стонет и мучается больной головой от удара об стену. Бедняжка, думает Мюриэл и сочувственно до нее дотрагивается. Памела тут же улыбается и садится в кровати.

– Как странно, – говорит она, – внезапно я чувствую себя совершенно здоровой. Мне, пожалуй, никогда в жизни не было так хорошо.

Еще немного, и Мюриэл станет целительницей с мировым именем.

By обучает своих болельщиков медитации:

– Когда вы научитесь медитировать, – говорит By, – мир покажется много лучше. Не прекрасным, нет, но лучше. – Он организовал группу, станет обучать своих болельщиков из галереи.

By обсудил происшедшее со своим учителем. Учитель полностью поддерживает его решения.

Я ору.

Это случается непроизвольно, но некоторое время я продолжаю орать, поскольку мне кажется, что это единственно правильная реакция. Ужасный китаец нашел меня, перед глазами пролетает вся моя жизнь, особенно самые мерзкие моменты. О боже, какая короткая и ужасная жизнь, чем он меня убьет, каким-нибудь дьявольским азиатским приспособлением, типа вибрирующей ладони, карающей длани господней или обычного автомата. Кстати, чего ему от меня надо, если ему так нужны мои клиенты, стоит только попросить.

– Не убивайте меня! – ору я.

Джун.

Я совсем забыл о Джун. Услышав мои жалобные вопли, она врывается в комнату, ее появление отвлекает китайца и его гороподобного телохранителя. Я не пропущу своего единственного шанса выжить: я бросаюсь на китайца, намереваясь убить его на месте, но телохранитель слишком шустр, реагирует молниеносно, сгребает меня в охапку и держит.

Я опять воплю. Я видел такое в кино, он переломит мне позвоночник – какая ужасная смерть, я за свой позвоночник всегда переживал.

Джун приходит на выручку. Она врезает грубому животному. Неплохо, думаю я, отползая в угол, хотя я бы предпочел, чтоб она его застрелила. Амбал раздражен и удивлен, он надвигается на Джун. Может быть, она его еще застрелит.

К моему величайшему расстройству, она все равно не стреляет, но производит удивительной силы удар ногой – телохранитель стонет и падает на пол. Из угла я указываю на китайца:

– И его двинь!

Его рука в кармане, сейчас явно вытащит оружие.

Но Джун, уже вознесенная в моем представлении до звания могущественнейшего из людей, первой выхватывает пистолет.

– Медленно доставай руку, – приказывает она.

Китаец слушается. Вытаскивает на свет руку, которая сжимает не пистолет, а визитку. Наверное, это смертельное оружие, острое как бритва, я, знаете ли, тоже видел «Касание Дзэн»[10].

Джун берет карточку и не истекает при этом кровью. Я чуть высовываюсь из угла, она передает мне карточку – да, это всего лишь визитка, она гласит: «В. Питерс, Импорт – Экспорт». Как-то не верится, что этого потомка Фу Манчу[11] действительно зовут В. Питерс.

– Почему вы пытались меня убить? – агрессивно спрашиваю я.

Он изображает удивление:

– Я не пытался вас убивать.

– Вы ходили за мной по пятам, выспрашивали моих друзей, где я есть.

– Да, но только чтобы заплатить долг чести. Вы ведь Алби-Голодовка? Я очень болел, пока не прекратил пить молоко.

Джун смотрит на меня. Я смотрю на Джун. Мы все смотрим на телохранителя, который без сознания лежит на полу.

Управляющему «Удачной Покупки» грозит серьезное обвинение в мошенничестве.

В настоящее время он находится под арестом, потому что после предварительных слушаний полицейские рекомендовали не выпускать под залог такого матерого рэкетира. Что, если друзья из преступного мира помогут ему выбраться из страны до суда?

Навестив его, жена уходит домой, не зная что делать. Обвинения бесспорны. Он надолго сядет за решетку. Что с ней дальше будет?

В первую очередь она решает поменять обои в доме на другие, посимпатичнее.

У меня голова идет кругом.

– Мать вашу, – говорю я, – откуда ж мне было знать, что вы приволоклись из-за этого?

Джун излучает недоверие. Она оказывает первую помощь телохранителю, который пришел в себя и тихонько подвывает. Я думаю, она раздражена, что ее без надобности заставили применить силу – ну, это же не моя вина. Откуда мне было знать, что китаец хотел всего лишь отблагодарить меня за излечение, с этой молочной бодягой всю дорогу одни проблемы, лучше бы его никогда не изобрели. Любой корове, попавшейся мне на пути, мало не покажется!

От дальнейших препирательств меня спасает очередной стук в дверь.

Не то чтобы я радовался посетителям, но сейчас ничто не предвещает опасности, все мои потенциальные убийцы на время под контролем.

Я открываю дверь, там стоят Фрэн, Джули и, как я понимаю, Чи – тренер по кунг-фу. Фрэн и Джули ужасно выглядят, я думаю, не отправить ли их под каким-нибудь предлогом домой, дабы не объясняться по поводу разрухи в моей гостиной, но мне действительно не до того.

Кроме того, в их состоянии можно и не заметить тела.

– Приветствую тебя, о Алби-Голодовка, друг всех хомячков, – говорит Фрэн. – Туалет не занят? – И она проносится мимо.

Джули и Чи идут за мной в гостиную.

Чи и В. Питерс замечают друг друга – вопль, молниеносный бросок – и разгорается жесточайший поединок кунг-фу. В последнее время в моем доме это уже нормальное состояние вещей. Те из нас, кто не принимает участия в битве, ошеломленно ретируются к стенам во избежание случайных ударов. Что же это, блин, творится?

Памела Паттерсон выписывается из больницы, врачи не волнуются по поводу ее быстрого излечения. Побои – явление широко распространенное, это вам не какая-нибудь загадочная болезнь. Если Памела желает быстро излечиться от побоев – вперед, ее дело.

Покидая больницу, Памела проверяет, не затерялся ли клочок бумаги, на котором Стейси записал адрес Алби.

Памела ждет автобуса на остановке.

– Почему эти люди пытаются друг друга убить? – Джун перекрикивает шум битвы. Мы прячемся за креслом.

– Не имею ни малейшего понятия, – честно отвечаю я. Джули прячется за нами и тоже не знает, что происходит.

В дверях появляется Фрэн и удивленно замирает, увидев тело Чи, которое пролетело мимо нее и приземлилось в боевой стойке. И китаец, и Чи – явно мастера боевых искусств, более того, они, похоже, достойные соперники. В сражении затишье.

При других обстоятельствах я был бы рад за ними понаблюдать, но сейчас действие разворачивается в моей гостиной, и я боюсь, что домик Счастливца вместе с обитателем попадут под шальной удар, поэтому пытаюсь воззвать к разуму:

– Вы почему деретесь?

Они на меня не смотрят, но Чи, неподвижно застыв, отвечает:

– Он украл наши деньги и оставил меня пропадать в Кампучии.

– Какая интересная у людей жизнь. Я и не знал, что вы были в Кампучии.

Мои попытки завязать разговор кончаются провалом, и сражение продолжается.

– Ты можешь их остановить? – спрашиваю я Джун.

Та качает головой.

Я не в обиде, пусть не вмешивается, вон на диване все еще валяется результат ее деятельности. Фрэн добралась до дальнего угла комнаты, где они с Джули вроде бы заснули.

В битве наблюдается очередное затишье, во время которого китаец по имени В. Питерс (во что мне по-прежнему верится с трудом), говорит, что не бежал от Чи. Китаец утверждает, что Чи собиралась сдать его правительству в обмен на собственную свободу. Чи все отрицает, и схватка возобновляется. От этой жестокости мне уже нехорошо, они орут и вопят, я не знаю, пугают ли они друг друга, но меня, вне всякого сомнения, пугают.

Ну вот – снова стук в дверь. Я надеюсь, что полиция или армия прибыли разобраться с шумом, но вообще-то, если полиция придет и устроит обыск, у меня будут проблемы. Ну, не важно, я рискую жизнью и совершаю прорыв из гостиной в коридор – за дверью стоит мой друг Стейси.

– Ты выздоровел, – ору я.

Судя по последним новостям, Стейси умирал в больнице, – как здорово, что он стоит у меня на пороге.

– Что здесь происходит? – спрашивает он, когда из комнаты раздается особенно пронзительный вопль.

– Не знаю. Какие-то посторонние личности ссорятся у меня в гостиной. Ты когда пошел на поправку?

– Вчера, – отвечает он и рассказывает о своем магическом излечении. – Ты зачем девушку избил?

Жену управляющего зовут Джез. Она клеит обои и слушает радио, на нефтяном промысле в Северном море проходит широкомасштабная забастовка ныряльщиков, Джез уже знает об этом, она с утра слышала несколько выпусков новостей.

Джез самостоятельно клеит обои, это нелегкое занятие, поэтому, когда получается хорошо, Джез радуется, и эта радость слегка компенсирует бедствия.

Она выглядывает в окно и видит девушку на автобусной остановке. Девушкино внимание отвлеклось от ожидания, сейчас она пытается выломать огромную планку из забора.

Зачем она ломает мой забор, думает Джез и идет к двери.

– Вы зачем ломаете забор?

Девушка прерывается.

– Прошу прощения, – говорит она, – я еду к одному человеку, он меня избил, и я хотела бы взять планку вместо оружия.

– А, ну тогда все в порядке. Выламывайте сколько душе угодно планок.

– Спасибо. А почему вы вся в какой-то пасте?

– Я клею обои. В первый раз. Это довольно сложно, знаете ли.

– Я умею клеить обои, это не так сложно, если понимаешь что к чему.

– Может, когда вы разберетесь с этим вашим человеком, вы в благодарность за планку мне поможете?

– Да, – отвечает Памела Паттерсон, – помогу.

На горизонте появляется автобус, и Памела бежит к остановке, сжимая в руках огромную планку.

Откуда Стейси знать о моем нападении на девушку? Может, моими портретами «в розыске» оклеены все столбы в городе? Я не успеваю его расспросить потому что он уходит, заинтригованный шумом.

В комнате сейчас многовато народу: я, Фрэн, Джули, Стейси, Чи, китаец и его телохранитель, и всем нужно место. Сражение ведется в тяжелых условиях. Мы наблюдаем невероятное мастерство. Чи атакует, подняв руки на уровень глаз, китаец уходит по диагонали и, оттесняя Чи, контратакует в ту же секунду.

Похоже, это надолго. У вас в гостиной когда-нибудь дрались незнакомцы? Это не очень приятно, однако приносит некоторое облегчение, потому что все люди, угрожавшие мне в последнее время, собрались в одном месте.

– Может, пора уже завязывать и оставить нас в покое? – кричит Фрэн, на секундочку открыв глаза. Джули одобрительно кивает, хотя слишком уважает своего тренера, чтобы на нее орать.

Воюющие стороны неохотно прерываются. Мы переглядываемся. Внезапно моя квартира превратилась в сборище эксцентричных типов – криминальных авторитетов, торговцев наркотиками, наемных убийц, не знаю, можно ли считать Фрэн и Джули экзотичными, но они довольно необычны. Стейси, полагаю, вполне зауряден.

А я – да я просто герой. Ну, по крайней мере, в собственном воображении. В дверь опять стучат.

Меня больше ничем не удивишь, наверное, это крестный отец нью-йоркской мафии или посол Аргентины заглянули на огонек. Я жду, когда кто-нибудь из собравшейся толпы откроет дверь, я целый день только и делаю, что открываю эту дверь, и каждый раз случается какая-нибудь неприятность, ну, за исключением Стейси, конечно, это замечательно, что он выздоровел, пусть только держит свои шаловливые ручки подальше от моих комиксов. Я замечаю, что Фрэн и Джули беседуют с хомяком, – он, наверное, спрашивает, кто все эти люди и принесли ли ему сегодня печенья.

Никто не собирается открывать дверь, но это не важно: похоже, я ее толком не закрыл, в коридоре раздаются шаги. В дверях появляется лицо.

Ебаный в рот, это Памела Паттерсон.

Она заходит в комнату, лицо у нее злобное, ненавижу злобных людей, хотя в этот раз мог бы и пережить, но в руках у нее огромная планка. Я быстренько соображаю и прячусь за Джун.

– Меня в детстве на голову уронили, – выпаливаю я. Памела приближается, похоже, ей совсем меня не жалко. – Ты лучше держись подальше, у меня серьезные связи!

– Типа кого? – некстати спрашивает Джун.

– Ну, например, тут дальше по улице – Джок и Санни. Вполне серьезные ребята. – Я еще дальше прячусь за Джун. – Ты до сих пор хочешь продать комиксы?

Я замечаю свое отражение в зеркале. Что-то я неважно выгляжу.