"Брызги зла" - читать интересную книгу автора (Мартынов Константин)

Глава 1 НЕОФИТ

Есть ли в мире звуки, которые вы не переносите? Скрип мела по школьной доске? Напильника по стеклу? Для меня самым ненавистным всегда был утренний звон будильника. Вот и сейчас хочется запустить по дребезжащему жестяному мучителю чем-нибудь тяжелым. Удерживают два фактора – первый: этот реликт – наследство, доставшееся от покойной бабки, и второй – все равно придется покупать новый, а таких монстров нынче не выпускают. Новомодные же электронные вякалки достучаться до меня, спящего, просто не в состоянии – проверено по нечастым ночевкам у приятелей.

Очередная победа бездушного железа – встаю и тащусь в ванную, привычно закуривая на ходу. Боги! Что за гадость добавляют нынче в курево? Не прокашляться! Не зря все-таки «Минздрав предупреждает…».

Единственный плюс моей «хрущобы» – возможность экономить время на переходах – при совмещенном санузле от унитаза до умывальника полшага. Выверенный маршрут! Сейчас умоюсь, побреюсь и на кухню – в холодильнике вчерашний кефир, в хлебнице – оставшаяся с вечера несъеденная булочка с маслом. Завтрак холостяка. Все по накатанной колее, автоматически, без участия все еще дремлющего мозга…

По крайней мере до этого злосчастного утра.

Отвернутый кран долго нутряно урчал и, смачно выплюнув шматок густой ржавой жижи, окончательно перестал подавать признаки жизни. Я растерянно повертел в руках зубную щетку и поднял взгляд к зеркалу. Отражался небритый русоволосый мужичок неполных тридцати лет, хиловатый, но с уже наметившимся животиком, оттопыривающим несвежую – надо бы поменять – майку. Не особо радующее зрелище. Гимнастикой заняться, что ли?

Досадливо поморщившись, я показал отражению язык.

В ответ оно ухмыльнулось, приподняв верхнюю губу и обнажив пару неприятного вида длинных и острых клыков…

Как ни странно, я не испугался. Не потому ли, что вспомнил соответствующий бородатый анекдот о необходимости закусывать? К сожалению, через секунду юмор ситуации перестал до меня доходить: я был сух, как пустыня Сахара, выпив последнюю стопку дня три тому назад. Неужели пора к психиатру? Ласковый врач и уютная палата, с обитыми матрасами стенками… И это перед сдачей квартального отчета! Да, наш главбух, лапочка-шеф, меня и там достанет… и сгрызет, тщательно обгладывая каждую косточку!

Может, поблазилось? Я опасливо повторил эксперимент с высунутым языком. Небритый тип в зеркале безучастно скопировал дурацкое выражение моей физиономии, как и тысячи раз до этого.

Изгруди вырвался облегченный вздох – таки почудилось! Я тут же нашел тривиальное объяснение – просто не участвовавший в механическом утреннем действе мозг досматривал последний сон. Помнится, в армии я даже в строю на марше ухитрялся спать, пристроившись к впереди идущему и уткнувшись лбом в колючий ворс влажной от росы солдатской шинели. Очень удобно… пока дорога не поворачивает.

Я улыбнулся воспоминаниям и принялся за бритье «на сухую», благо аэрозольная пена позволяла это сделать без лишних страданий. А умыться можно и на кухне, из чайника.

Более-менее приведя себя в порядок, я решил, что созрел для завтрака, и открыл холодильник. Навстречу мне вырвалось облако морозного пара. Похоже, разладился терморегулятор. То-то мой старичок «Розенлев» аж мотором трясет от усердия! Ладно, лишь бы кефир насмерть не заморозил. Сквозь пар я разглядел заветную чашку с положенной поперек ложечкой и извлек из промороженного пластикового чрева.

Достать-то я достал, но до стола донести не смог – вмиг онемевшие от холода пальцы пронзило резкой болью и чашка, ударившись об пол, вдребезги разлетелась. Вместе с ней хрустнула и распалась надвое стальная ложка… Интересно, при какой температуре сталь становится хрупкой? Если верить антарктическим историям Санина, то около минус семидесяти… Проверять по справочникам желания не было.

Кровообращение в обмороженных пальцах потихоньку восстанавливалось, и они нестерпимо ныли. Странновато начинается денек…

Тупо глядя на куски чашки и заледеневшего кефира, я опустился на табурет… и тут же взвился в воздух: то, что еще вчера служило надежной опорой моему седалищу, теперь напоминало большой ком розоватого желе, продолжавшего колыхаться от прикосновения.

Это был последний звонок – пытаясь сохранить остатки самообладания, я, пятясь, медленно удалился из кухни. Оставалось признать очевидный, хотя и малоприятный факт – я действительно сбрендил. Не вовремя! Ужасно не вовремя! Шеф обязательно решит, что я напортачил в отчете и пытаюсь избежать наказания. И это тогда, когда идеальный – «с иголочки» – отчет лежит в моем портфеле! Что делать, а? Что делать? Меня колотило. Мурашки волнами пробегали по телу, заставляя передергиваться. Я снова закурил, не обращая внимания на гадостный вкус во рту. Нет! Отчет обязан еще до обеда лежать на столе у главбуха! Невзирая на мое сумасшествие. Решено – иду на работу, что бы ни происходило вокруг. Главное – не обращать внимания на галлюцинации.

Одеться удалось без особых проблем, хотя меня не покидало ощущение, что из глубины платяного шкафа за мной кто-то злобно следит. Неприятности возникли позже, когда я подошел к входной двери: на полированном металлическом шаре дверной ручки вдруг проступило некое подобие лица с поросячьим рыльцем и маленькими глазками. Ручка тут же обрела самостоятельность и с пронзительным хихиканьем заметалась по дверному полотну, ловко уворачиваясь от моих рук. При каждом новом промахе хихиканье становилось все злораднее. Я прекратил бесплодные попытки поймать свинячью харю голыми руками и осмотрелся в поисках подходящего инструмента. Помогла обычная холостяцкая безалаберность: в углу валялась груда рыболовного снаряжения, брошенная после неудачной воскресной вылазки. Не торопясь, я достал из чехла складной подсак и повернулся к двери. Рыло на миг замерло, пытаясь сообразить, что за каверзу я сочинил.

Не дав ей времени на размышления, я резко выбросил подсак вперед, и обиженная таким коварством ручка жалобно завизжала. Игнорируя ее верещание и жалкие попытки укусить меня своим маленьким ротиком, я открыл дверь и выглянул на лестничную площадку.

Все было в норме.

– Ничего тут и быть не может, – убеждал я себя вполголоса, – а если что и произойдет, так исключительно в моей больной голове. И нечего бояться… кроме возможного опоздания!

Я глянул на дешевые китайские электронные часы. Полвосьмого! Все несуразности моего сегодняшнего бытия разом отошли на второй план: времени до начала рабочего дня оставалось катастрофически мало! Но все же еще был призрачным шанс успеть, и я, не надеясь на вечно сломанный лифт, сломя голову ринулся вниз по лестнице.

Когда дверь подъезда наконец соизволила захлопнуться за моей спиной, я был от нее уже метрах в пятидесяти. Впереди замаячила автобусная остановка. Теперь все надежда, что автобус не заставит себя ждать!

Улица была безлюдной. Слишком безлюдной для начала рабочего дня. Собственно, кроме меня никого вокруг не было, и тишину нарушало только гулкое эхо моих торопливых шагов, всполошенным зайцем метавшееся меж зловеще притихших домов. Кстати о домах – что-то я раньше не замечал всех этих вычурных излишеств: атланты с кариатидами, горгульи на водостоках… Откуда взяться подобному в маленьком, затерянном на севере России провинциальном городке? Очевидные галлюцинации, которые я условился не замечать.

Несмотря на успокоительную мантру о временно «съехавшей крыше», мне вновь стало не по себе. Затравленно озираясь, я домчался до остановки и забился в чуть затененный угол павильона, фантазией архитектора созданного из причудливо гнутых листов дымчатого стекла.

Минуты бежали, все больше увеличивая мое опоздание, а вожделенного автобуса по-прежнему не было. Словно страдающий агорафобией, я боялся высунуть нос за пределы павильона остановки: мало ли какой еще сюрпризец подкинет воспаленное воображение! Да и делать это было незачем – не только тротуары поражали своей пустынностью – за все время моего ожидания на дороге не появилось ни одного автомобиля. Только ржавые остовы, сиротливо приткнувшиеся к обочинам, напоминали о том, что на дворе конец двадцатого века.

Не сразу я заметил, что тени в павильоне начали сгущаться. Чувство защищенности, отгороженности от внешнего мира и неприятностей убаюкивало. Исподволь я смежил веки и долго стоял с закрытыми глазами, наслаждаясь безопасностью. Меж тем тени сменились тьмой, и любопытство, с трудом пробившись сквозь трясину заторможенного сознания, заставило меня бросить из-под чуть приоткрытых ресниц томный взгляд на окружающую действительность. Увиденное вмиг заставило очнуться от гипнотической неги: стеклянная будка тихо оплывала, создавая кокон, не внушающий веры в мое счастливое будущее. Роль перла меня не прельщала, как и роль закуски, а потому я рыбкой прыгнул в оставшийся от входа полуметровой высоты лаз.

Сзади что-то ухнуло, в спину дохнуло порывом зловонного ветра, и меня схватили за ногу. В панике я рванулся так, что выдрался бы и из «испанского сапога». Откатившись на несколько метров, я с грустью понял, что остался без правого, почти нового туфля, однако стоило оглянуться, как мысли о нем отступили на задний план: на месте павильона сидела огромная, покрытая стекающей с боков слизью зеленовато-коричневая бородавчатая жаба и смотрела мне вслед тоскливо-голодным взором. Туфель валялся в трех метрах от ее пасти.

В голове моей мелькнула мысль о его спасении, но вовремя исчезла: из приоткрывшейся черноты жабьей пасти молнией выскользнул длинный тонкий язык и тут же втянулся назад, унося предмет моих раздумий.

Идти полуразутым оказалось жутко неудобно, а ждать автобус рядом с жабой, пусть даже она всего лишь плод моего воспаленного воображения, казалось глупым. Я снял второй туфель, печально шмыгнул носом, прощаясь с любимой обувкой, и швырнул его в морду чудовища. А кто бы на моем месте поступил иначе?

С чавкающим звуком ботинок угодил прямо в выкаченный немигающий жабий глаз. Чудовище обиженно взбрыкнуло и неуклюже двинулось в мою сторону. Вот они, последствия необдуманных поступков! Заводить чересчур близкое знакомство с оскорбленной жабой почему-то не хотелось. Даже если это сплошная иллюзия.

«Пора уносить ноги!» – сообщил я самому себе и побежал к далекому проектному институту, где меня ждал не менее страшный монстр в образе огнедышащего главбуха. Счастье, что портфель с отчетом я по-прежнему не выпускал из рук: будет чем откупиться за опоздание.

Быстро набрав темп, я пролетел три квартала, как в юношеские годы – почти не касаясь ногами земли, но по­том возраст взял свое – все-таки почти тридцать – не пятнадцать – пришлось немного притормозить, чтобы избавиться от одышки и покалывания в боку. К тому же впереди виднелся вскрытый асфальт, окруженный кучами вынутого грунта. Через отрытую траншею кто-то заботливо перебросил пару досок, призванных служить ненадежным мостиком. Я вступил на хлипкое сооружение и, любопытствуя, бросил взгляд в раскоп.

В яме старым скелетом серел бетонный колодец канализации. Прогнившие стыки сочились грязью. Из открытого люка тошнотворно воняло, и странные скрежещущие звуки доносились оттуда. Я сделал еще один шаг по угрожающе потрескивающим и прогибающимся доскам. Конструкция заходила ходуном, я взмахнул руками, стараясь восстановить равновесие, и невольно скосил глаза вниз.

Из горловины люка, заполнив собой все отверстие, появилась огромная мерзкая крысиная морда. Кровавые шары глаз остановились на мне, и кошмарное создание заворочалось, стараясь побыстрей выдраться наружу. Показалась напряженно вытянутая шея, секундой позже рядом с ней протиснулась лапа, покрытая морщинистой грязно-розовой кожей, с засохшей коркой нечистот на когтях.

Я оценил расстояние до противоположной стороны канавы и понял, что перебраться не успею. Развернувшись, я прыгнул на близкую насыпь, упав на четвереньки и вцепившись пальцами в рыхлый грунт, не переводя духа, вскарабкался на вершину и замер: навстречу мне, переваливаясь, ковыляла обиженная жаба.

Завидев меня, она радостно булькнула и прибавила скорости. Я оглянулся: крыса, не спуская с меня жадного взгляда, заканчивала выбираться из тесноты бетонного колодца.

До жабы оставалось еще полтора квартала, но ползла она не многим быстрее неторопливого человеческого шага, и я бросился ей навстречу, надеясь свернуть в недалекий проулок. Чуть позже я понял, что просчитался – близость добычи добавила прыти проклятому земноводному. Добежать до поворота я не успевал. Сейчас мне было уже глубоко безразлично, насколько эфемерны создания, устроившие за мной охоту! Экспериментировать, как я уже отмечал, не хотелось. Я заметался в поисках спасительного выхода. Тщетно – все встреченные на пути парадные оказались запертыми на огромные висячие замки, а иные даже крест-накрест заколочены досками; окна первых этажей скрывались за толстыми металлическими решетками, и ни одной пожарной лестницы поблизости!

Последняя непроверенная парадная! Я врезался в нее со всего разгона, надеясь вышибить дверь, если она заперта. Безрезультатно. Массивные дубовые створки даже не дрогнули. Я оглянулся: крыса уже выбралась из люка и теперь семенила по мостовой, волоча голый, толщиной в человеческую ногу хвост. Приметив конкурента и не желая упускать добычу, жаба удвоила усилия. Отчаянно вжавшись в дверь, словно надеясь слиться с ней, я больно ударился виском о твердый лепесток вырезанного на филенке цветка. Что-то негромко щелкнуло, и лепесток втянулся в дверь. Пару секунд я недоуменно рассматривал скособочившийся цветок, пока не сообразил – секретный замок! Я лихорадочно забарабанил пальцами по резьбе, нажимая на все цветы и листики в надежде случайно попасть на нужные. Цокот когтей по тротуару и шлепанье жабьих лап доносились все отчетливее, но я не оборачивался, боясь отвлечься и потерять последние отведенные мне мгновения. Я уже чувствовал смрадное крысиное дыхание, когда наконец донесся желанный скрежет отодвинувшегося засова, и дверь приотворилась!

В один миг я оказался внутри и захлопнул за спиной тяжелую створку. С негромким клацаньем язычок замка встал на место, и одновременно с этим снаружи в дверь ударило грузное тело. Жутко скрежетнули когти, и раздался громкий разочарованный вопль: крыса выиграла гонку, но приз ускользнул. Экая несправедливость!

Впрочем, надежды мутант-переросток не терял – дверь продолжала сотрясаться, и крепления замка начали поддаваться неутомимому натиску осатаневшего от близости добычи монстра.

Галлюцинация это или нет, но дверь стоило чем-нибудь подпереть. Я осмотрел небольшой холл и обратил внимание на зашитую фанерой нишу под лестницей с маленьким навесным замочком на хлипкой дверце. То что надо! Замочек жалобно хрустнул под моим рывком, и дворницкая кладовочка явила миру свое содержимое: метелки и лопаты, сложенные друг в друга ведра, жестяная ванна с горкой песка и большой ржавый лом. Лом!!! Он-то мне и нужен!

Подперев дверь, я достал дрожащими пальцами папиросу, размял, роняя на пол табачные крошки, и закурил. Ноги, честно унеся меня от голодных бестий, объявили забастовку, и мне пришлось опуститься на лестничную ступеньку.

Клубы табачного дыма лениво расползались по лестнице. На полу валялась пара выкуренных до мундштука окурков. Я затягивался третьим, размышляя о судьбе моей тяжкой.

Сейчас, немного успокоившись, я уже не стал бы так категорично декларировать свое сумасшествие – никакая галлюцинация не может быть такой долгой, яркой и реалистичной. Или может? Для однозначного ответа не хватало медицинского образования. Кто же все-таки сошел с ума – я или окружающий мир? Постепенно я начал склоняться к последнему. И стало еще страшнее.

Лучше уж палата в психиатрической клинике, чем охотящиеся на городских улицах чудовища. Я ведь бухгалтер, а не Конан-варвар! С ностальгической нежностью я погладил портфель с квартальным отчетом и поднялся на ноги – слушать непрекращающуюся возню за дверями становилось невмоготу. Единственный свободный путь вел наверх, и я зашагал по мраморным ступеням в поисках если не помощи, то ответов.

На площадке второго этажа оказалось четыре квартирные двери, украшенные старинными ручными звонками-вертушками. Я покрутил все по очереди, слушая раздававшееся в квартирах треньканье, но ответа не дождался. Как и этажом выше.

Все уехали в отпуск? Включая вездесущих бабок-пенсионерок? Заколотив наглухо парадные во всех домах? Я недоверчиво хмыкнул и поднялся на следующий этаж. Сколько их в этом доме? Шесть? Семь? На улице было не до счета.

На этот раз мне звонить не понадобилось: все двери оказались распахнутыми настежь, а одна из них, сорванная с одной из петель, косо свисала в разгромленную прихожую. Поколебавшись, я выбрал именно ее и прошел до порога комнаты. Дальше разгром становился непроходимым, словно под полом взорвалась фаната. Обломки половых досок торчали вкривь и вкось, белея измочаленными концами. На одном из обломков недоеденным шашлыком повис старинный радиоприемник; замызганным городским снегом серели клочья ваты, вывалившись из вспоротых матрацев; повсюду блестели лужицы разбитых стекол; рваные полосы полуоторванных обоев свисали со стен, чуть слышно шурша на сквозняке.

Ясно было, что ответов на мои вопросы здесь давать некому, и, суда по слою пыли, довольно давно. Странно, конечно, для столь респектабельного внешне здания. Неестественно. Я недоуменно пожал плечами и покинул растерзанную квартиру.

На удивление просторный холл, служивший прихожей в соседней, казался чистым до стерильности. От больницы его отличала только отделка – в лечебницах не любят помпезные, красные с обилием золота тона, здесь же в них было выдержано все, начиная с настенных бра и заканчивая массивными рамами затянутых почти непрозрачной патиной старинных портретов. Тишина давила, и хотелось заорать, чтобы нарушить ее нестерпимый гнет.

Вопреки желанию я тихо, на цыпочках, прошел через холл, миновал огромную гостиную, уставленную заботливо укрытой полотняными чехлами мебелью. Из огромного тканевого шара, висящего под потолком, потерянно высовывался запыленный рожок хрустальной люстры, украшенный потерявшими блеск подвесками. Неужели здесь когда-то веселились люди? Пили вино, шутили, танцевали? Верилось с трудом – такая атмосфера должна царить в – затерянных храмах забытых богов. Мрачная, таинственная и жутковатая.

В дальнем конце зала, полускрытый в тени тяжелых драпировок, виднелся проем в следующую комнату. Все так же, стараясь не шуметь, я приблизился, заглянул внутрь, и дыхание замерло в груди: посреди лишенной окон, обшитой алым шелком комнаты, на застеленном черным бархатом столе стоял массивный открытый гроб, поблескивая полированными боками в свете горевших вокруг него свечей, укрепленных в высоких медных шандалах. В гробу лежал иссохший мертвец в черном костюме и ослепительно белой манишке. Глаза покойника были открыты, а рот искажала кривая усмешка, обнажая неприятного вида желтые зубы.

Внезапно до моего слуха донесся тихий скрип, и голова покойного повернулась ко входу, ища глазами дерзнувшего нарушить его покой. Взгляд мертвеца неумолимо приближался к моей вмиг побледневшей физиономии, торчавшей из-за портьеры. В последнюю секунду я все же сумел сбросить накатившее оцепенение и беззвучно, не дыша, вышел из квартиры, аккуратно затворив за собой дверь.

Только на лестничной площадке я позволил себе перевести дух и мгновенно взлетел на следующий этаж, подальше от неумершего и его логова.

Я, как и многие, люблю «ужастики», но на экране телевизора, в сочетании с мягким диваном под задницей и баночкой холодного пивка в руках. Кстати, на экране подобная мизансцена кроме иронии ничего бы не вызвала: слишком уж все отдавало дешевыми голливудскими клише. Теперь же я обливался холодным потом, стоя на полутемной лестничной площадке верхнего этажа, не решаясь продолжить поиски. Но и стоять здесь тоже не казалось безопасным: разыгравшееся воображение услужливо рисовало то вставшего из гроба мертвеца, то сумевшую наконец справиться с преградой крысу-переростка… В конечном счете терять было нечего, и я робко тронул вертушку ближайшего звонка, готовый бежать прочь в случае опасности…

Ничего не произошло, и я, исполнившись нахальства, требовательно крутнул беззащитный звонок, отозвавшийся из-за двери переполошенной трелью.

– Сейчас, подождите секунду!

Высокий девичий голос прозвучал по-неземному прекрасной музыкой, и я готов был упасть на колени перед моей будущей спасительницей, даже если сама она страшна, как всадники Апокалипсиса, но возникшая в дверях девушка повергла мой замученный безумными событиями разум в состояние полного ступора.

Она была прекрасна. Я созерцал виденье, посещающее юношескую часть населения только в самых горячечных снах. Она смотрела на меня дивными лучистыми глазами, затенить которые не могло даже очаровательное опахало длинных изогнутых ресниц. На ней был только почти прозрачный пеньюар, и локон черных, как южная ночь, волос стекал на высокую девичью грудь, оттеняя нежно просвечивающий розовый бутон соска…

Я глупо улыбнулся и икнул, пытаясь издать хоть один членораздельный звук, но безуспешно. Девушка терпеливо ждала результатов моих усилий. Похоже, она знала, какое впечатление может произвести на мужскую половину человечества, и теперь наслаждалась произведенным эффек­том.

– Что же, мы так и будем смотреть друг на друга? – сжалилась она наконец. – Заходите, мне кажется, вам все-таки есть что сказать, мой молчаливый гость!

Я шагнул, тут же зацепившись за порог. Большой палец босой ноги взорвался неистовой болью, вмиг вернув мне способность говорить… Лучше бы я оставался немым: вырвавшееся выражение к разряду интеллигентных отнести было нельзя даже с большой натяжкой. Я покраснел и опустил взгляд, уставившись на изодранные в лохмотья носки и перепачканный костюм. Совсем не то, что требуется для хорошего первого впечатления…

Меж тем девушка, тактично не заметив ни моих грязных ног, ни соленой рулады, успела пройти вглубь коридора, сделав мне приглашающий жест. Я, памятуя об оставшихся позади монстрах, тщательно запер дверь, попутно убедившись в надежности запоров, и двинулся следом. Коридор привел в гостиную.

Девушка уже сидела в кресле у не по сезону жарко пылающего камина, поджав под себя ножки в похожих на пушистые облачка домашних туфельках. Пока я возился с замками, она успела переодеться в платьице, глубокое декольте которого скорее подчеркивало, чем прятало девичьи прелести. Будь это в прежней жизни, я бы решил, что впечатление, не смотря ни на что, произвести удалось, но сейчас только слегка удивился тому, как мало времени ей понадобилось на переодевание. Или я приходил в себя достаточно долго?

Гостиная была под стать хозяйке – изящно и со вкусом обставленная, выдержанная в нежных пастельных тонах – не гостиная, а уголок, созданный для любовных признаний.

– Вам нравится? – спросила она, заметив мой интерес к обстановке. – Квартиру, еще для моей покойной матери, обустраивала моя тетя в соответствии с собственными вкусами. Когда я осталась одна, то не стала ничего менять. Уютно, не правда ли?

Девушка плавно повела рукой к стоящему напротив нее креслу, и я послушно сел. Теперь нас разделал только легкий стеклянный столик, на котором призывно расположились фигурные бутылочки с разноцветными ликерами и пузатый высокогорлый сосуд с темно-янтарным содержимым, подозрительно напоминающим коньяк. На блюдечках и вазочках присутствовало достаточно деликатесов, чтобы удовлетворить самый взыскательный вкус. Получается, что я проторчал в прихожей не менее получаса, если девушка успела не только переодеться, но и приготовить угощение. Не заметил, как прошли полчаса? Ну-ну.

Наверное, шок еще не прошел, иначе я бы не смог по-хозяйски уверенным жестом налить себе полный фужер коньяка – а в пузатой бутылке таки оказался именно он, – только затем сообразив спросить:

– Вы позволите?

Девушка утвердительно кивнула, но я, не дожидаясь одобрения, опрокинул бокал в глотку. По пищеводу прокатилась огненная волна, вернув дар речи и некоторую толику былой самоуверенности.

– Простите меня за потрепанный вид и проявленное самовольство, – сделал я слабую попытку оправдаться, – но, поверьте, этому есть некоторые причины…

– Ничего, ничего, – успокоила мена девушка, – для того и коньяк, чтобы его кто-то пил, а вашу историю я с удовольствием послушаю. Вы не первый, кто обратился ко мне за помощью.

– Не знаю, как насчет удовольствия для вас, – протянул я с сомнением, – но для меня наша встреча – единственное светлое пятно в моей жизни за весь сегодняшний день…

Я старался излагать свои злоключения в извечной мужской манере: выпячивая их анекдотические стороны, но и в таком пересказе все выглядело настолько мрачно, что девушка лишь сочувственно кивала, ни разу так и не улыбнувшись, несмотря на все мои потуги.

– Вы удивительно везучий человек, – заметила она, когда я умолк, – раз ухитрились остаться в живых. Многим, чтобы умереть, хватило бы и одной жабы.. только я не понимаю, почему же вы оказались настолько беспечны и вышли из дома, не имея и минимальной защиты?

– Какой защиты? – Меня удивило то, как обыденно девушка восприняла сопровождавшие меня фантасмагории. – Я же просто хотел попасть на работу!

– О какой работе вы говорите? – настала ее очередь удивляться. – Разве кто-то из местных еще нанимает работников?

Словно мы говорили на разных языках!

– Я бухгалтер в проектном институте, – терпеливо пояснил я, – институт маленький, скорее его можно назвать конструкторским бюро, занимаемся модернизацией рыбопромысловых судов. Сегодня срок сдачи отчета за три месяца, называется такой отчет квартальным, и главбух с меня шкуру спустит, если не получит его к обеду…

Я посмотрел на настенные часы – они показывали два часа пополудни.

– Впрочем, это уже неважно, – добавил я обескураженно.

– Не знаю… – девушка выглядела расстроенной, – но мне кажется, что в нашем городе никогда не было никаких проектных институтов… не считая университета, но вы говорите явно не о нем…

– Как называется город? – спросил я вдруг по наитию.

– Гринхилл, – сказала она и пояснила, заметив мое недоумение: – Говорят, его основали ангелы, отсюда и название… Вы все-таки не местный, не так ли?

– Похоже, что так, – растерянно согласился я.

Куда же меня занесло из родного Северозаводска? И как мне вернуться назад?

– Что происходит с миром? – спросил я совсем не то, что хотел. – И мой ли это мир?

Вряд ли девушка поняла мой вопрос, но ответить она все же попыталась:

– Все ваши сегодняшние приключения, как я уже сказала, гремучая смесь невежества и потрясающего везения, но институт, отчет и эта – как вы назвали свою работу? – бухгалтерия? Такого, я уверена, и старожилы не припомнят!

Все же мы говорили на разных языках.

– Я с удовольствием расскажу о своей прежней жизни, – перебил я девушку, – но давайте для начала считать, что у меня полная амнезия, то бишь потеря памяти. Расскажите мне о жизни, как рассказали бы приезжему из дальних краев.

– С удовольствием! – рассмеялась она, то ли приняв сказанное за игру, то ли обрадовавшись хоть какой-то определенности. – Но сначала, мой таинственный пришелец, вам не мешало бы представиться!

Я смущенно покраснел, вскочил, чуть не опрокинув столик, но поклонился с некоторой претензией на светский лоск:

– Горицкий Дмитрий Сергеевич, к вашим услугам! Нижайше прошу прощения за допущенную неучтивость!

– Айлин, – девушка чуть склонила голову в ответ и улыбнулась, – только, боюсь, услуги потребуются не от вас, а от меня… начиная с лекции о нашей жизни.

Она примолкла, решая, с чего начать. Я ждал.

– Наш мир… – все еще задумчиво произнесла она, – я провинциальная девчонка и мало знаю о мире… Говорят, где-то до сих пор люди знают о Битве только понаслышке. Про нас такого не скажешь. Здесь до развалин рукой подать. А что до всяких страшилок, так в нашем городе последнее время и впрямь немного неуютно. Большинство жителей переехало в деревни, подальше от разрухи, хотя на моей памяти мало что изменилось: разве что упыри стали хитрее, но это естественно – живой крови поубавилось… магия стала какой-то изощренно жестокой… Но это, наверное, обычный прогресс…

– Упыри? Магия? – я ошарашенно воззрился на Айлин: – Вы хотите сказать, что это нормально?!

– А чего особенного? Или в ваших краях нет ни того, ни другого? – Девушка недоверчиво выгнула бровь. – Говорят, есть где-то и такие.

– Только в литературе… – начал было я, но осекся, вспомнив, с чего начался день.

– Значит, и у вас колдуют, – удовлетворенно констатировала она, – разве что не все и не так часто. У нас колдуют все, кому удается… а если не удается, то мир их праху. – На миг в ее лице проступило нечто диковато-жестокое, но тут же исчезло. – Весь город пропитан заклинаниями: ты изобретаешь защиту, а сосед тут же начинает думать, как ее расколоть. Так и живем.

Я молча переваривал услышанное: неизвестный город с английским названием, магия вместо науки… или параллельно ей; заклинания, как наш привычный городской смог… Где я? И не надо говорить о сумасшествии – это пройденный этап рассуждений! Другая планета? Почему тогда мы понимаем друг друга? Альтернативный мир, параллельная вселенная? По крайней мере, это неоднократно обсуждавшаяся тема. И не только фантастами. Ну я и влип, если это другой мир! Не думаю, что в кассах продадут билет до Северозаводска… ВЫПУСТИТЕ МЕНЯ ОТСЮДА!!

Паника захлестнула мозг, требуя немедленных действий, но я закрыл глаза, глубоко вздохнул и медленно досчитал до десяти, подавляя бунт на борту, и затем вновь поднял взгляд на Айлин. Она продолжала что-то рассказывать, и мне пришлось ее перебить:

– Прости, я отвлекся – слишком много неожиданного свалилось на мою бедную голову. Ты говорила о защите и нападении, а какая необходимость? В чем смысл? Не только же в удовольствии нагадить ближнему?

– Ну, смысл изрядный, хотя и нагадить многим тоже хочется – человек завистлив от природы. Но главное – энергия. Победив в магическом поединке, ты поглощаешь мощь и умения противника. В старину, говорят, подобное считалось дурным тоном, но времена меняются, этика отступает на второй план… Кроме того, из побежденного получается великолепный «зомби», куда лучше, чем из протухшего мертвеца…

Она рассуждала так спокойно, явно считая сказанное совершенно банальными вещами, что мне вновь стало не по себе: из ее слов вырастала стандартная картина общественной жизни, только помноженная на сверхъестественное. Принцип курятника – «клюнь ближнего, обгадь нижнего» – не правда ли, насквозь знакомо? Захотелось выматериться, но я сдержался.

– А тот, этажом ниже, тоже жертва поединка? – Вид освещенного пламенем свечей гроба все еще стоял перед глазами.

– Вульф? Нет, здесь все еще проще – когда-то он был неплохим колдуном, по слухам, даже Старшим Адептом, но постарел, понял, что скоро сам станет чьей-нибудь добычей, и нашел-таки выход, став арахноидом. – В этом месте я не удержался и хохотнул, переведя латынь на английский: выходит, на меня охотился Спайдермен, человек-паук! Однако Айлин продолжала: – Теперь он практически лишен собственной энергии, и нападать на него смысла нет, а приворожить и высосать случайного неофита он пока в состоянии. Тебе изрядно повезло: видно, он недавно нажрался и не ждал нового посетителя. Встреться с ним взглядом – и не принимала бы я сегодня гостей, уж прости за прямоту!

– Конечно, конечно, – поспешно заверил я Айлин, не желая акцентировать внимание девушки на то, что я и о неофитах только читал в литературе, посвященной эзотерике, – а жабка с крысой, они-то откуда? Или у вас это обычная городская фауна?

– Ты меня разыгрываешь? – Она даже рассмеялась от неожиданности моего предположения. – Это же обычные проигравшие дуэлянты! Любители повыпендриваться своей мощью. Победитель оказался, к их несчастью, зол или слуги ему были без необходимости, только устроил он им невозвратную трансформацию, вот и все дела. Такие неумехи никому не страшны. Только и могут, что выяснять отношения друг с другом! Вот после Битвы по развалинам настоящие монстры бегали! Куда там этим задохликам!

Тут, заметив мой несчастный вид – а как еще выглядеть, если вдруг узнаешь, что еле спасся от пары дешевых недо­учек? – она утешающе добавила:

– Не переживай! Не владеющему магией с ними не тягаться – таких они сжирают в момент! Злости у них на весь мир хватит. Я же говорила, что ты просто везунчик: обставил двух оборотней и вампира впридачу! Можешь гордиться! Или ты не так прост, как хочешь казаться?

Для авторитетности я напустил на себя загадочный вид и тяпнул еще одну рюмочку коньяку. В голове тем временем пронеслось: «Дуракам – счастье». В следующую секунду я подумал о будущем – не век же в гостях сидеть? – и страх навалился на меня с новой силой.

– Что же мне делать? – уныло спросил я у девушки. – Боюсь, везение может скоро закончиться…

– Надо подумать… – Айлин забавно наморщила лобик. – Началам магии тебя поучить? Смотришь, память вернется, и выяснится, что ты – великий Мастер!

Воодушевленная открывшейся перспективой, она кокетливо стрельнула глазками:

– Может, и меня потом возьмешь под крылышко: жить в одиночестве ужасно тяжело!

Я тоже подключил воображение и на мгновение гордо расправил плечи… Но только на мгновение: на лестнице раздался ужасающий грохот, и входная дверь вылетела, сорванная с петель исполинской силы ударом.

Айлин вскочила и, зло сузив глаза, принялась вычерчивать руками сложные фигуры. За ее кистями потянулись светящиеся следы, а между нами и входом в воздухе появилась зеленоватая дымка, на глазах уплотняясь и превращаясь в изумрудно сверкающую полупрозрачную каменную стену.

Нечто, нарочито медленно приближающееся из коридора, отбросило на созданную стену черную тень. Я невольно вздрогнул и прикусил губу. Во рту почувствовался солоноватый вкус крови.

По мере приближения к нашей защите тень приобретала все более четкие очертания, и через несколько секунд я смог рассмотреть ворвавшегося в квартиру девушки монстра и мгновенно покрылся холодным потом! Нынешний гость не был тривиально увеличенной копией мелкого грызуна или жабы. Из-за стены на нас смотрел настоящий демон: перепончатые крылья летучей мыши плотно окутывали уродливо бесформенное тело, оканчиваясь стальными когтями, чертившими по полу извилистые линии; из углов оскаленной пасти, усеянной кинжалами острых зубов, стекала вязкая слюна; по изогнутым надо лбом рогам змеились электрические разряды; из-под выступающих зубчатых наростов тусклым кровавым светом горели злобные узкие глаза

Я обернулся к девушке и увидел, как стремительно она побледнела, Значит, наши дела были действительно плохи. Я почувствовал, как дробно застучали мои зубы.

– Посланник Тьмы! – пролепетала Айлин. – Моя защита для него – ничтожная помеха! Что ему нужно?

Ответ не заставил себя ждать – по квартире громовым рыком раскатился чудовищный голос:

– Повелитель требует смертного! Неподчинение – смерть!

Мой череп, словно попав в резонанс, загудел как коло­кол. Судя по взметнувшимся к вискам ладоням, девушка испытывала то же самое. Но она не сдавалась, продолжая свои жалкие попытки избавиться от инфернального визитера!

– Твой Повелитель давно сгинул! – яростно бросила она в ответ. – По любым законам, как гость или как добыча, но этот человек мой! Я приказываю тебе, именем Адоная, Перая, – она добавила еще пяток труднопроизносимых имен, которые, как я позже узнал, считались каббалистами семью тайными именами Бога, – убирайся прочь! Тебе здесь нет места!

Произнося заклинание, она выбросила вперед руку с невесть откуда возникшим в них коротким жезлом, и Посланец вздрогнул, как от сильного удара, но устоял. В следующую секунду по квартире рассыпался зловещий сатанинский смех.

– Я доволен! – прогрохотал он между раскатами хохота. – Неподчинение – смерть; сопротивление – мучительная смерть!

Глаза демона вспыхнули и выбросили пучки багрового света. Там, где свет падал на защитную стену, она мутнела и облетала тонкими чешуйками. Через полминуты, поняв малоэффективность примененного оружия, демон взревел, и электрические разряды заметались по его рогам с утроенной скоростью. Вскоре меж остриями рогов возник и начал стремительно распухать клубящийся огненный шар. Монстр резко тряхнул головой, и пылающий снаряд обрушился на изумруд стены. Жалобно зазвенев, полетели осколки, а сам монолит покрылся зигзагами трещин.

Я замер, тихонько заскулив в ожидании близкой смерти, и не сразу пришел в себя, когда Айлин дернула меня за руку.

– Уходим, пока еще не поздно! – прокричала она мне прямо в ухо, видимо, посчитав, что я просто оглох.

Я растерянно обернулся и увидел, что в дальней стене разгораются тонкие линии, очерчивая высокий прямо­угольник. Свечение пробежало все оттенки – от темно-вишневого до ослепительно белого, и раздался басовитый гул. Прямоугольник дрогнул и повернулся, как на шарнирах, открыв вход в пылающие недра огромной топки. Налетевшая волна жара опалила мои ресницы.

– Поспешила, – сердито сплюнула девушка и повторно дернула меня за рукав. – Не отставай!

С этими словами она бросилась прямо в пламя. Я задохнулся от испуга, но в этот момент позади раздался грохот падающих камней. Я растерянно оглянулся – защитная стена разваливалась. Расшвыривая в стороны дымящиеся обломки в комнату протискивался разъяренный демон.

На миг промелькнула мыслишка о том, что я ему нужен живым, но тут же я вспомнил, кто его послал. Сгинул он, как заявила Айлин, или нет, но сгореть было не так страшно, как попасться. Я всхлипнул, натянул на голову полу пиджака и прыгнул вслед за Айлин.

Уже в прыжке я заметил, что пылающая щель в стене быстро смыкается, но остановиться уже не мог. Раскаленный край стены с шипением пробороздил мне щеку и защемил полу пиджака. Я было рванулся, но мгновенно истлевшая ткань не оказала сопротивления, и, потеряв равновесие, я покатился куда-то вниз по холодной осклизлой каменной лестнице, тщетно пытаясь затормозить. Тело мое билось о ребра ступеней, задевая на поворотах за шершавые стены. Как я ни прикрывал голову, но очередной удар пришелся на висок, в голове взорвался ослепительный фейерверк, и сознание милосердно погасло.

Чернота. Непроницаемая чернота вокруг. Тело онемело и потеряло чувствительность. Я попробовал шевельнуть рукой, и движение отозвалось мучительной болью, но и она была лучше, чем состояние полного паралича. Я облегченно вздохнул и услышал свое дыхание. Это меня подбодрило, и я сумел поднять руку и осторожно дотронуться до глаз. Легкая резь дала понять, что они открыты. Я несколько раз моргнул, но темнота не исчезла. Неужели ослеп? Я начал тихо подвывать от подступившего к горлу страха, быстро перераставшего в неконтролируемую панику, когда вдали появился призрачный отблеск. Я притих, боясь вспугнуть видение, но огонек приближался, превращаясь в колеблющееся пламя факела.

Факел чадил, и тени метались по мрачным, вырубленным в скале стенам, но я радовался, вспомнив свой побег, и надеялся, что помощь близка.

В неверном свете факела смутно белело чье-то лицо, до моих ушей донесся шаркающий звук шагов, и я потянулся навстречу спасителю. Конечно же, Айлин вернулась, она просто не могла меня бросить!

Когда обладатель факела подошел ближе, я, забыв о боли, чуть не бросился прочь, пытаясь спастись от нового кошмара, но понял, что мои шансы убежать равны нулю, и обреченно остался на месте, почти безразлично следя за приближающимся страшилищем.

По коридору, хромая, ковыляло нечто, кое-как слепленное по вертикали из двух разных существ. Правая сторона принадлежала худосочному подростку с длинной рыжей шевелюрой и глуповато-наивным выражением лица, зато левая, поросшая клочковатой шерстью, была гораздо массивней и весьма походила на неухоженного медведя. Особенно гротескно стыковались человеческое лицо и звериная морда.

Глядя на эту несуразную голову, я вдруг подумал, что ему невероятно тяжело разговаривать, если он вообще на это способен. Страх ушел – этот мутант определенно был достоин только жалости, но сейчас жалеть я мог только себя и потому изучал уродца с полубрезгливым любопыт­ством.

Низ живота это убожество прикрывало засаленным кожаным передником, но, судя по плоской груди, это все же был именно мужчина. Или самец? Я хмыкнул. Какая разница, если его наверняка послали вытащить меня отсюда?

Приблизившись, несчастное создание некоторое время рассматривало меня поочередно человеческим и звериным глазами. Видимо, осмотр его удовлетворил, поскольку он сделал приглашающий жест и неторопливо двинулся в обратном направлении. Но я же просто не мог идти! Я попытался встать, однако мышцы свела жуткая судорога, свалив меня на прежнее место. Я застонал от боли и жалости к самому себе.

Очевидно, слух у мутанта был отменный: он оглянулся и, помедлив, вновь приблизился. Теперь осмотр продлился гораздо дольше. Я испугался, что он вновь развернется и уйдет – теперь уже окончательно, и взмолился, стараясь выговаривать слова до невозможности громко и разборчиво – так, как разговаривают с дефективными:

– Я болен, понимаешь? Не могу идти! Ты должен меня нести! Понимаешь? Взять на руки и нести!

Получеловек наклонился, но, вопреки моим ожиданиям, поднимать меня не торопился, а начал водить над моим телом правой, человеческой рукой. От нее струилось приятное тепло, и онемение вскоре прошло, освободив место для вновь проснувшейся боли. Я не сдержался и застонал, но боль быстро утихла, возвращая способность двигаться.

Я осторожно встал и сделал пару шагов. Меня немного пошатывало, но идти было можно. По губам получеловека пробежала довольная улыбка. Слева обнажились изрядно сточенные пожелтевшие клыки. Он повторил приглашающий жест и опять заковылял по коридору. Я держался чуть позади, чувствуя, как постепенно прихожу в себя.

Шли долго, и я, убаюканный тишиной и неторопливостью, перенесся мыслями в прошлое, столь недавнее, но уже кажущееся далеким и безоблачным, как детство. Даже вечно хмурый главбух казался сейчас милейшим, как Санта-Клаус, человеком, а зачуханная холостяцкая квартирка – символом уюта и безопасности…

За сладостными воспоминаниями я не заметил, как каменные плиты пола сменились поскрипывающим под ногами деревянным настилом. Стали попадаться боковые проходы, из одного из них пахнуло горячим машинным маслом. Стало быть, здесь не чураются и обычной техники! Я очнулся от грез – мы явно приближались к конечному пункту нашего похода и вскоре вошли в огромный сумрачный зал. Впереди, освещая поверхность заваленного огромными инкунабулами стола, неярко мерцали свечи в похожем на висящий в воздухе пентакль канделябре. Позади стола, опираясь локтем на резной подлокотник троноподобного кресла, сидел некий субъект неопределенного возраста – от сорока до семидесяти – изборожденное морщинами и шрамами лицо и серые, словно посыпанные пеплом волосы не позволяли определить точнее. Из-под нахмуренных бровей смотрели холодные безжалостные глаза профессионального убийцы. Окутывавший тело темно-серый плащ придавал его облику неуловимое сходство с нахохлившимся вороном.

– Угадал, парень, – коротко хохотнул, как каркнул, незнакомец, – именно так меня и зовут в народе!

– Вы телепат? – робко спросил я, только бы не стоять перед ним безмолвным истуканом.

– И это тоже, – безразлично согласился он, чем вызвал у меня волну озноба, – только у тебя все на лице написано. Никакой телепатии не надо.

Я промолчал, не зная что ответить. Хотелось узнать о судьбе Айлин, но приставать с расспросами к этому колдуну я опасался.

– Молчишь? – Пронзительный взгляд светлых глаз вонзился в мою голову, нащупывая незаданные вопросы. – Это правильно. Начинаешь понимать, куда попал и как себя вести.

Я сжался, ожидая чего-нибудь ужасного, но назвавшийся Вороном только брезгливо скривил верхнюю губу.

– Как же ты мелок и скучен… Так и быть, кое-что я те бе сообщу… – Его дальнейший монолог звучал холодным речитативом скучающего лектора. – Айлин молода и неопытна, ей пока трудно тебя понять, меж тем все просто: пробой потенциального барьера между мирами – а то, что наши миры существуют параллельно, ты уже сообразил самостоятельно – организовать вовсе не трудно, нужна лишь достаточно большая энергия. Образовавшийся в районе пробоя водоворот захватывает все что попадется. На этот раз попался ты. Скорее всего случайно – кому могло понадобиться такое убожество – ума не приложу, хотя не раз думал об этом… Впрочем, раз возможна флюктуация временной фазы… За этим стоит Повелитель Тьмы… Посланник, опять же… – Ворон задумался, видимо, открыв для себя нечто новое. – Похоже, Черный ждал тебя не сегодня и такого поворота событий не предусмотрел, – подытожил он свои мысли и посмотрел на меня с новым интересом.

Туманные рассуждения Ворона лежали за пределами моего понимания, и я пропустил их мимо ушей – о параллельных мирах он не сказал ничего нового. Меня душила обида на нескрываемое пренебрежение. Она требовала высказаться, но страх перед возможными последствиями заставлял молчать. Поразмыслив, я выбрал последнее.

– Айлйн хотела, чтобы ты начал учиться магии, – добавил Ворон, игнорируя мой обиженный вид, – значит, будешь учиться… если сможешь.

Похоже, моя судьба устраивалась наилучшим из возможных образом. Я осмелел и решил задать встречный вопрос:

– Значит, Повелитель Тьмы будет моим противником? Кто он?

– Видно, тебе мало досталось, – язык слишком длинен! – оборвал меня Ворон и, поостыв, нехотя прибавил: – Повелитель Тьмы не Посланец, которого уложить – чуть-чуть напрячься. Если ты назовешь его Сатаной, то ошибешься ненамного.

Я побледнел и судорожно сглотнул слюну.

– Я буду учиться, – пролепетал я, когда вновь смог заговорить, – надеюсь, у меня получится…

– Я тоже, – сварливо отозвался Ворон и кивнул на моего провожатого, – вон, пример неудачи: хотел стать оборотнем, а стал балаганным уродцем… на три года, не меньше. Отсюда первая заповедь: не телепай языком, если не уверен в последствиях….. ни в заклинаниях, ни в жизни. А теперь ступай отсюда, надоел. Он тебя проводит.

Ворон вновь указал на горе-оборотня и вычеркнул меня из памяти, уткнувшись в лежащий на столе пыльный ману­скрипт. Оборотень с готовностью поднялся и поковылял к выходу. Мне ничего не оставалось, кроме как догонять.

На этот раз путь оказался недолог, но окончился в совершенно темном помещении – факела с собой оборотень не захватил. Провожатый легонько подтолкнул меня в спину и заковылял обратно. Я прислонился к стене и машинально пошарил в поисках выключателя. И он нашелся!

Зажегся мягкий зеленоватый свет, льющийся сквозь заполненные водой двойные стеклянные стены-аквариумы. Внутри их кишел сонм ярко раскрашенных рыбок. Я осмотрелся. Комната оказалась небольшой и стилизованной под подводный грот, но не убранство приковало мое внимание! На кожаном диванчике, притулившимся в дальнем углу, свернувшись калачиком, лежала Айлин и обиженно сопела во сне, оттопырив нижнюю губу. Я тихо шагнул вперед, стараясь не потревожить ее сон, но, очевидно, она все же услышала и вскинулась, готовая схватиться с опасностью, но тут же расслабилась, хотя хмурое выражение так и не сошло с ее лица.

– Айлин, милая! Как я рад снова тебя увидеть! – Я перестал осторожничать и бросился к ней, не замечая повисший в воздухе холодок отчуждения.

Радость переполняла меня – в этой девушке, выросшей среди ужасов и не знавшей в жизни ничего, кроме науки выживания – ни театров, ни дансингов, ни романтических прогулок при Луне – воплотился дивный синтез ума, красоты и благородства. В конце концов спасать незадачливого растяпу, рискуя собственной жизнью, могла только благородная душа; ум просто светился в ее глазах, а прелесть не нуждалась в дополнительных восторженных описаниях. Я стремился к ней, не чуя ног под собой… лишь для того, чтобы заполучить ушат холодной воды на голову.

– Не уверена, что должна радоваться повторной встрече – слишком дорого мне обошлась первая! Даже вспомнить страшно! С Посланцем сцепилась! Кому рассказать – не поверят!

– Ты не только с ним сцепилась, – я нашел в себе силы напомнить суть, – ты его оставила с носом! Можно сказать, послала Посланца прямо к его чертовой бабушке!

– Послала Посланца? – повторила она случайно возникший каламбурчик, прислушиваясь к его звучанию. – А ведь действительно мы его сделали!

Она звонко расхохоталась. Я упал к ее ногам, схватил изящную ручку и принялся покрывать поцелуями. Мы!

Она думала обо мне, не считая обузой! Свободной рукою она задумчиво ерошила мне волосы.

– Не повезло нам, мой милый неудачливый пришелец! Теперь мы оба стали дичью для гончих Тьмы, и возврат в город для нас надолго закрыт. Мой дом, наверное, сожгли, кстати, вместе с Вульфом. Помнишь его?

Я невольно усмехнулся. Трудно забыть того, кто сегодняшним утром собирался тобой позавтракать. Всего один день, даже не сутки, а кажется, что кошмары сопровождают меня полжизни, и впереди, как я понимаю, тоже немало увлекательного… чтоб им пусто было: и миру этому, и его реалиям! Вслух я, конечно, не сказал ничего.

– Единственная наша удача – это непонятная заинтересованность Ворона… – продолжала Айлин все так же задумчиво. – Никогда раньше он не вмешивался в судьбы таких, как мы, а тут вдруг взял под свою опеку!

– А кто он – Ворон? – поинтересовался я и тут же прикусил язык, вспомнив недавний ляп с вопросом о Повелителе Тьмы.

– Ворон? – Девушка осталась спокойной, и я перевел дух. – Никто не даст толкового ответа на твой вопрос. Никто даже не знает, человек ли он… В День Битвы Ворон изгнал Повелителя Тьмы из нашего мира. Правда, кое-кто утверждает, что это временно, а Ворон и сам не лучше. Только такие долго не живут… Впрочем, когда ты выучишься магии, – Айлин неожиданно сменила тему, тихонько хихикнув при этом, – у Повелителя добавится непобедимых противников, он испугается и окончательно забудет сюда дорогу, а ты станешь Императором Всея Земли, со мной и Вороном в качестве советников! Ты в курсе, что Ворон назначил меня твоим первым учителем? Теперь мы подолгу будем вместе, будь готов – я ментор строгий!

Я не верил собственному счастью! Айлин будет со мной; мы оба в безопасности, и Ворон, явно не последний местный колдун, знаком с переходами между мирами и наверняка найдет способ вернуть меня вместе с девушкой в мой мир, к нормальной жизни! Почему бы в таком случае и не поучиться так называемой магии? Особенно если учителем будет Айлин!

Облегчение, пришедшее вместе с этими рассуждениями словно вынуло из меня некий поддерживающий стержень – я понял, что смертельно устал и зверски хочу спать. Айлин почувствовала мое состояние и легко поднялась на ноги.

– Твоя спальня за этой стеной, – сказала она, указав на один из аквариумов.

– Наверное, мне действительно лучше прилечь, – согласился я и пошел к выходу.

– Да не туда, Дмитрий! – досадливо воскликнула девушка и, взяв меня за руку, двинулась напрямую к стене.

Пробивать лбом толстенное стекло я не собирался и в последний момент решил затормозить, но тут же выяснилось, что у моей спасительницы сил гораздо больше, чем может поместиться в таком нежном и изящном теле: она поволокла меня за собой как непослушного малыша. Не успел я открыть рот, как девушка коснулась стены и исчезла в ней, не разбив стекла и не появившись внутри аквариума. Держащая меня рука казалась висящим в воздухе об­рубком. Я раскрыл рот, чтобы пискнуть от неожиданности, но мощный рывок увлек меня за собой. Я втянул голову в плечи и зажмурился, ожидая звона разбитого стекла, режущих осколков и потоков ледяной воды… Ничего подобного не случилось. Я нерешительно приоткрыл веки: небольшая, аскетично обставленная спаленка – ни одной двери, только маленький платяной шкаф, прикроватная тумбочка и сама кровать. Уголок лежащего на ней одеяла был приглашающе отогнут. Пара кресел дополняла обстановку, и я незамедлительно плюхнулся в одно из них. Оч-чень удобное кресло, особенно после сегодняшних злоключений!

– Умывальная и туалет за левой стеной, – сообщила так и не присевшая спутница, – привыкай ходить сквозь стену, туда за руку я тебя водить не буду!

Легко ей говорить! Я представил, как буду терпеть, пока не опозорюсь, и покраснел.

– От тебя ничего не требуется, – пояснила Айлин, сжалившись, – заклинания наложены на стены, просто не обращай на них внимания.

Она помахала рукой на прощание и исчезла в стене, оставив меня одного. Я вылез из кресла, подошел туда, где, по словам Айлин, прятался сортир, и опасливо вытянул перед собой руку. К моему удивлению, она совершенно не встретила сопротивления, погрузившись в аквариум по локоть. Воодушевленный успехом, я сунулся следом, споткнулся и больно ударился о смывной бачок. Пришлось взять на шаг в сторону.

Уже лежа в постели и чувствуя, как ощущение наконец обретенной безопасности наполняет меня покоем и погружает в сон, я с иронией подумал, как все же влияет на человека посещение теплого отхожего места: вот, посидел немного с голым задом в тишине – и чувствуешь себя как дома, забавно… Я уснул.

Разбудило меня знакомое шарканье, сопровождавшееся поскрипыванием. Я открыл глаза: мои приятель полуоборотень подкатил к кровати столик с одним из вариантов типичного английского завтрака – яичница с беконом, чай и тосты. Неплохое начало для первого учебного дня. Я шмыгнул в потайной, по-хрущевски совмещенный санузел, наскоро привел себя в порядок, нашел в платяном шкафу домашний халат и быстренько вернулся к еде. Впрочем, посибаритствовать мне так и не удалось. Вихрем влетевшая в спальню Айлин наэлектризовала атмосферу одним своим присутствием.

– Послушай, лежебока! – прямо с порога заявила моя обожаемая спасительница, грозно сверкнув очами, – если через пять минут тебя не будет в тренировочном зале, клянусь – лично превращу в отвратительного паука и отправлю ловить мух до конца жизни!

Выпалив это, она нетерпеливо взмахнула рукой и вновь скрылась в стене. Я ошеломленно разинул рот, выронив на халат непрожеванный кусок яичницы, затем с сожалением отодвинул завтрак и принялся торопливо переодеваться: что-то в тоне девушки заставляло думать, что она не шутит.

Недвижно стоявший в углу оборотень начал было убиратьопбъедки, но я его прервал, приказав срочно проводить меня в учебный зал. Оборотень воровато подхватил тарелку и торопливо заковылял к стене, на ходу запихивая в пасть остатки моего несостоявшегося завтрака. Я решительно двинулся следом.

Вместо ожидаемой спортплощадки меня встретила заставленная книжными стеллажами библиотека. За одним из многочисленных столов сидела Айлин и хмуро наблюдала за миганием светящихся в воздухе цифр – секундомер отсчитывал, сколько мне оставалось быть человеком – от паучиного существования меня отделяли всего пятнадцать секунд.

– Успел-таки, – констатировала она с явным сожалением, и цифры погасли.

Неужели это милое создание действительно собиралось выполнить угрозу? На мой взгляд, нельзя так серьезно относиться к своим обязанностям – даже мой главбух был менее строг. Придется быть начеку.

Учеба началась с древних языков: латыни, арабского, арамейского, причем переходы от одного к другому следовали так непредсказуемо, что растерялся бы и опытный лингвист. Однако к моему удивлению урок давался мне сравнительно легко, будто я не учил, а вспоминал слегка забытое. Даже моя преподавательница нехотя отметила этот успех, заметив:

– Ладно, даже с учетом наложенных на зал заклятий памяти, все равно ты ухитрился выучить больше, чем я рассчитывала, и заслужил возможность пообедать… после чего займемся основами магии.

Я облегченно вытер со лба трудовой пот и предвкушающе потер ладони: лишенный завтрака желудок все более настойчиво требовал выдать ему положенную пайку. Даже мысль о неминуемом испытании магией не могла подавить его гневное бурчание, и перерыв оказался как нельзя более кстати.

Обедали мы в огромной пещере с низкими сводами, сплошь заставленной длинными грубыми деревянными столами и оттого похожей на солдатскую столовую. В столовой было пусто, и только шарканье нашего оборотня, которого определили нам во временное услужение, нарушало ее мрачную тишину.

Затягивать трапезу мне показалось небезопасным, так как Айлин наскоро перекусила вегетарианским содержимым своей миниатюрной тарелочки и теперь нетерпеливо наблюдала за тем, как я запихивал в себя куски тушеного мяса со специями, поданного в здоровенном глубоком блюде, заедая их хлебом и запивая пивом прямо из пятилитрового кувшина. Почувствовав, что ее терпению приходит конец, я с сожалением отвалился от стола и благодушно сообщил, что готов к очередным мучениям.

– Твои мучения, господин чревоугодник, еще не начинались, – злорадно сообщила она и зашагала к выходу.

Я поспешил следом, радуясь, что проходить сквозь стену не понадобится – Айлин целеустремленно пронеслась по коридору и свернула к двери моей собственной гостиной. Я вошел следом за ней, лишь затем сообразив, что выхода за моей спиной нет и дверь существует только снаружи

А сейчас со всех сторон на меня смотрели удивленные морды разноцветных рыбок, лениво шевелящих длинными лоскутьями плавников.

– Эти стены не обычное украшение интерьера, – отозвалась Айлин на незаданный вопрос, – и плавают там не простые рыбки, а материализованные заклинания, образуя защитный комплекс, заодно обеспечивающий барьер для выбросов магической энергии, что для такого новичка, как ты, совсем не пустая формальность.

Я еще раз огляделся: рыбок было много, и окружающие могли спать спокойно.

Магия… Одно звучание этого слова способно заставить вздрогнуть впечатлительного человека, что уж говорить о практических занятиях!

«… И то, что наверху, подобно тому, что внизу, а то, что внизу, подобно тому, что наверху. Так достигаются чудеса единства!» Замысловатая фраза, принадлежащая Гермесу Трисмегисту, как нельзя более точно отражает суть процесса: человек и Вселенная подобны своей организацией, и посредством приемов, эмпирически открытых поколениями колдунов и магов, стало возможно сравнять их и по воздействию. Знаете ли вы, как работает ваша бытовая техника? Вот и я не знаю, как взаимодействуют с миром мои пассы и заклинания, но вы нажимаете кнопку, и на экране телевизора возникает изображение, а я нараспев декламирую бессмысленную на первый взгляд фразу на латыни, машу рукой… и в ответ получаю замызганный веник вместо предполагаемого букета цветов для любимого преподавателя.

Наверное, досада слишком явственно проступила на моей физиономии, раз уж Айлин сочла нужным меня утешить.

– Не расстраивайся! – сказала она, небрежно отправив в небытие продукт моего колдовства. – У меня самой на первое заклинание ушло гораздо больше времени, а результаты оказались не лучше твоих: как сейчас помню – вместо кинжала на пояс я заполучила шило в задницу, чем несказанно рассмешила своего учителя… Ты, можно сказать, преуспеваешь, а потому имеешь право заказать хороший ужин… и даже пригласить на него девушку.

Айлин деланно потупила глазки и присела в книксене, словно не она целый день выбивала из меня пыль, как армейский сержант из новобранца! Глупо было бы сомневаться: я тут же растаял и, как верный пес, был готов целовать ее руки.

Пенилось шампанское в высоких фужерах; на столе буквально по волшебству появлялись все деликатесы, о каких я когда-либо читал: начиная от черепахового супа до пельменей с медвежатиной по-сибирски и огромного омара на серебряном блюде. Вообще-то заказывать омара не стоило: когда он возник в сопровождении целого арсенала щипчиков, крючочков и ножиков для добывания мяса, пришлось пожалеть об отсутствии соответствующего образования. К счастью, обедали мы все в той же гостиной, без свидетелей, и я решил плюнуть на этикет и, брызгая горячим ароматным соком, разорвал его руками. Да и не это было главным – впервые мы никуда не спешили и просто могли немного побыть наедине друг с другом. Я отчаянно старался произвести впечатление и плел невесть что о своей жизни, перемежая правду с горами небылиц; Айлин смотрела восхищенными глазами, и нам обоим было хорошо. Мы искали общее в наших душах и радовались находкам. Я понял, что влюбился.

Влюбился, как влюбляются в шестнадцать: чисто и безоглядно, когда даже час, даже минута, проведенные вдали от возлюбленной, кажутся бесконечно долгими; когда один ее вскользь брошенный взгляд способен воспламенить кровь, а нахмуренная бровь бросить в пучину терзаний. Все во мне – каждая частичка сердца, каждый его порыв – принадлежало ей, моей Айлин! О, если б я мог, как Фауст, задержать, продлить эти мгновенья! Но все заканчивается, закончился и этот вечер. Мы расстались, но дыхание мое еще долго счастливо замирало, когда я перебирал в памяти жемчуга ее мимолетных прикосновений…

Шли дни, складываясь в недели, а я все так же, никуда за исключением библиотеки и спортзала не выходя, жил в своем двухкомнатной квартирке, затерявшейся в глубине подземелий Ворона.

Айлин по-прежнему была моим наставником в магических экспериментах, но начали появляться и другие преподаватели: так учитель начальной школы, привив первоклашкам общие навыки учебы, передает их более узким специалистам. Вопрос о моей способности выжить уже не стоял так остро, как по прибытии, но считать себя далеко продвинувшимся от среднеобывательского уровня я пока не мог – то есть был способен отгородиться от любителей подглядывать в душевой, но не защититься от гамма-излучения. Да-да! Здесь, к сожалению, оказалось достаточно профессионалов, способных соорудить водородную бомбу из кипящего чайника. Эти, конечно, подглядыванием не занимались и порнофильмов с натуры не снимали, но и укрыться от проявления их неудовольствия было гораздо сложнее, нежели от старушечьей манеры сквашивать соседское молоко.

Мои занятия быстро прибавили в интенсивности, а наши с Айлин вечерние встречи стали редкими и скоротечными, зато сэр Мастер Битвы стал моим постоянным гостем и собеседником.

Кстати, об этом потрясающем господине надо рассказать особо: начиная с того, что ни один из встреченных мною слуг или гостей Ворона не упоминал его иначе, как полным титулом – сэр Мастер Битвы. Среднего роста и совсем не перекачанный, как голливудские красавчики, он обладал невероятной пластичностью и умением взрываться неотразимой атакой из самых невозможных положений. Полимерная кольчуга и глухой зеркальный шлем казались приросшими к его коже с самого рождения. Я долгое время гадал, мужчина ли он, пока Мастер Битвы не посчитал возможным пообедать в моей компании. Тогда-то я и увидел впервые это неулыбчивое, будто высеченное из потемневшего древесного корня лицо. Признаться, я немного удивился: в сражении ему, как и женщинам, было совершенно незнакомо понятие «удар ниже пояса». Не единожды, хотя и в разных формах, он внушал мне мысль, что после боя противник не должен иметь возможности подняться и воткнуть кинжал в твою спину. Враг должен быть уничтожен, а вопросы этичности или неэтичности удара важны лишь только в ритуальных поединках или на театральных подмостках. Не правда ли, очаровательная философия? Но сражаться этот тип умел. Расчетливо, без затемняющей рассудок ярости и без жалости. Как хороший солдат.

Другой инструктор, Мастер Воплощений, напротив, была настоящим образчиком чувственной женственности. Искусство Воплощений, или в переводе на общедоступный – оборотничество, было куда тоньше, нежели наука рубаки в зеркальном шлеме. Трансформация полная или частичная, в живое или неживое, композиция объектов с возможностью разделения и без оной, изменение массы и объема, формы и содержания – все оказалось возможным без утраты сущности… если делом занимается настоящий Мастер, а не дилетант какой-нибудь… вроде меня. Или я себя недооцениваю? Может быть, может быть…

Самые сложные занятия – против этих Мастеров, работающих дуэтом: жуткие паучьи тенета оплетали мои руки, предотвращая пассы, вязким болотом растекался каменный пол, воздух темнел от налетающих внезапно песчаных бурь, и все это под непрерывным градом ударов – мечи, копья, пули, сгустки солнечной плазмы, лазерные импульсы или просто закованные в шипастую сталь кулаки не давали возможности передохнуть и расслабиться – уже на второй месяц таких занятий я крутился, как шальная петарда, запущенная в тесной комнате, находя ответ на любой выпад: я становился прозрачным для лазера, газом для меча и камнем для рукопашной, вплоть до самых невообразимых сочетаний – газовый шнур руки с каменным кулаком, стеклянный череп на заземленном металлическом туловище, и все трансформации – за доли секунды, на рефлексах, с компенсацией энергии за счет поглощения части ударов! Я ужасно хотел победить, доказать, что зашуганный бухгалтер давно исчез, уступив место настоящему бойцу, но Мастер Битвы неизменно заканчивал бой тем, что возвращал мне человеческую плоть и швырял меня под танковые гусеницы, не забывая напомнить о необходимости холодного рассудка. Умирал я по-настоящему! Но каждый раз Мастер Воплощений вытаскивала меня из тусклого водоворота смерти, по кусочкам собирая, перестраивая и сращивая мое разорванное тело. А депрессии лечила моя возлюбленная Айлин. Если бы не она, я сошел бы с ума только от одних невыносимых стрессов. В ней, как яркий солнечный блик в капле росы, отражалось все светлое, что еще осталось в этом провонявшим черной магией мире.

Мы никогда не говорили о любви: я робел, Айлин игриво уходила в сторону, стоило приблизиться к заветной теме, но она все равно была рядом, спасала от меланхолии, рассказывала о мире за пределами подземелья и, к сожалению изредка, одаривала мимолетной лаской. И тогда проходила заработанная на тренировках боль, окружающее дольше не казалось чересчур угрюмым, и я был счастлив… Но счастье никогда не длится долго.

А выходных не было. В этот день с утра в зале появился относительно редкий гость – Мастер Странствий. Мне уже не казалось необычным, что специализация влияет на внешний облик, но краснощекий парень в выгоревшей до белизны штормовке, брюках цвета хаки и туристских ботинках на толстенной рифленой подошве – все-таки это был явный перебор. К тому же «странствовать» мы могли только в пределах подземелья – выходить мне никто не запрещал, но как-то заметили, что самовольный уход означает конец учебы и полную самостоятельность, а это пугало, несмотря на всю мою подготовку.

Главным способом «странствий» была телепортация – по запомнившимся ориентирам, или короткими «прыжками» в пределах видимости, если местность была незнакома. Все это не исключало и обычных навыков альпиниста, аквалангиста и еще десятка методик свернуть себе шею или задохнуться. Занятия с ним мне нравились – противостоять природе не в пример легче, чем злонамеренному разуму, хотя телепортация и требовала предельного внимания – влипнуть в стену можно не только в романах Энн Маккефри. В бою же телепортация была просто незаменима.

Эта мысль всегда приходила в голову перед началом очередной учебной схватки, но сегодняшний бой с самого начала потек совершенно непредсказуемо: уже на первых секундах я засек незримое присутствие третьего участника, сначала приняв его за Мастера Воплощений, но она никогда не лезла в атаку, предпочитая затруднять мне условия боя, этот же пассивной ролью ограничиваться не хотел, и мне пришлось по-настоящему туго.

Воздух сгустился, не давая шевельнуться, что вовсе не мешало моему противнику. Не принесла удачи и попытка левитировать – с высотой вязкость только увеличивалась, доходя до каменного состояния. Приглашение к борьбе в «партере». Ладно, согласен.

Я растекся лужей расплавленной магмы и перелился под ноги ближайшего соперника. Элементарный прием – элементарный ответ: он создал паровую подушку и устроил мне криогенный душ. Тратить энергию на разогрев жидкого гелия? Я охладился и воспользовался сверхтекучестью, скользнув в сторону, но тут же ощутил наведенную индукцию – меня гнали в электромагнитную ловушку. Пришлось телепортироваться под потолок.

Плотность и вязкость уже пришли в норму, но прозрачность упала до нуля. Я пробежался по всему диапазону и остановился на жестком рентгене. Внизу четко обрисовалась сложная многофункциональная конструкция. Одной из функций была пресловутая ловушка, куда сейчас успешно загоняли наспех созданного мной двойника. Тот извивался и пытался вырваться. Аккумулировав хороший заряд, я всадил линейную молнию в один из подвижных силуэтов.

Еще гремело эхо разряда, когда я переместился на место пристенного поручня, послав оригинал в неизвестном направлении. Вообще-то такое запрещено: мало ли где его угораздит возникнуть, но у меня не было времени «на четкое определение координат проявления», зато исчез я вовремя – из дальнего угла зала полыхнул ответный разряд, превратив шершавую скалу в медленно остывающее зеркало. Тягучие капли неохотно срывались вниз рукотворными тектитами.

На такие энергии дубли не способны, и, увидев в редеющей мгле противника, я ринулся наперехват. Противник моментально раздвоился, и двойники контратаковали с флангов, вооружившись моноатомными клинками. Лезвие толщиной в один атом не испытывает сопротивления при ударе, и я рассеялся газовым облаком, надеясь, что они по инерции достанут друг друга. В этот момент уцелевшая часть конструкции загудела и по залу пронесся ветерок. В отчаянной попытке спастись я попробовал сконцентрироваться в дальнем конце зала, но опоздал. Мощный компрессор вогнал меня в покрытый руническими символами стальной баллон.

Выхода не было. Конец боя. Оценив объем камеры, я восстановил привычный человеческий облик и улегся на пол: в подобных ситуациях дергаться бессмысленно, а отдых необходим, особенно если меня снова сунут под танк.

Стены камеры обрели прозрачность, но не исчезли. Значит, кое-что еще впереди. Я сел в обманчиво-расслабленной позе и приготовился к новым неожиданностям. Двойники убрали оружие, слившись в знакомую фигуру сэра Мастера Битвы. Свой зеркальный шлем он держал в руках, что было крайне непривычно. Я осмотрелся и застал компрессор в процессе трансформации: его очертания медленно перетекали в облик полузабытого кресла, больше похожего на трон. Небрежно опираясь на подлокотник, на троне развалился Ворон, закутанный в неизменную серую хламиду.

– И это боец? – спросил он саркастически. – Ни одной толковой атаки! Воистину, ты воспитал Мастера Удирания!

– А что вы хотели? – не выдержал и обиженно возразил я. – Трех месяцев не прошло с момента начала занятий!

Только высказавшись, я понял, как по-детски это прозвучало, тем более что драка действительно доставляла мне гораздо меньше удовольствия, чем трансформации или занятия с Мастером Странствий. Все равно, выглядеть законченным хлюпиком в глазах Ворона почему-то казалось постыдным.

– На большее он не способен, – угрюмо согласился Мастер Битвы, но по его тону трудно было понять, огорчен ли он этим фактом или просто констатирует положение вещей.

– Защищаться Дмитрий все же научился неплохо, – продолжил он после небольшой паузы, – и партнера прикрыть сумеет…

Ворон оборвал его слабым движением руки.

– Не о чем говорить – я заранее знал, что ничего толкового не получится, но и я иногда надеюсь на чудо, – губы Ворона скривила усмешка, – которых все-таки не бывает – колдовство не в счет.

Небрежно кивнув, он отправил прочь моего инструктора, и через мгновение мы остались наедине. Ворон молчал, рассматривая меня, как энтомолог очередную букашку: стою ли я места в коллекции или проще спустить в унитаз.

– Мне нужен человек для доставки письма, гонец нужен, – наконец промолвил он. – Идти недалеко, но путь опасен…

Он продолжил осмотр, словно все еще надеясь открыть во мне что-то новое.

Страх перед неизвестностью и желание вырваться из пусть добровольного, но оттого не менее осточертевшего заточения столкнулись во мне, стараясь склонить разум к одному из решений, но, вспомнив о телепатических способностях моего визави, я старательно погасил эмоции, изобразив невозмутимость, достойную Ситтинг Булла на переговорах с бледнолицыми.

– Ты не подойдешь, – вынес Ворон свой вердикт, и я понял, что зря старался. – Гонцом пойдет Айлин.

Моя невозмутимость дала трещину, но Ворон уже принял решение, и никакие возражения его не интересовали.

– Ты будешь сопровождать, – добавил он и усмехнулся, – в тебе достаточно трусости, чтобы оба остались живы. Она молода и слишком горяча и порывиста. Послужишь проти­вовесом.

Да плевать я хотел на его мотивировки, если мы с Айлин будем вместе! Я позволил себе усмехнуться в ответ.

– Выступаете с рассветом, – сообщил он и исчез, прихватив с собой любимый трон.

Воздух с мягким хлопком заполнил образовавшуюся пустоту.

К выходу нас проводил все тот же горе-оборотень. Каменные своды полутемных коридоров носили следы давнего пожара. Кое-где кладка обрушилась, и сквозь завалы проложили новые пути, наспех укрепив деревянными брусьями.

Когда впереди замаячило светлое пятно выхода, проводник остановился и отказался идти дальше. На прощание я ласково потрепал его по мохнатому медвежьему плечу и шагнул вслед за успевшей уйти вперед девушкой.

В сумеречном свете пасмурного утра на стенах поблескивали радужные пятна, и я машинально коснулся ближайшего. Пальцы натолкнулись на зеркальную поверхность – камень оказался оплавлен до стекловидности.

– Это район Последнего Сражения, – сказала Айлин, обернувшись и заметив мой жест, – наверху все разрушено, и, кроме нечисти, никто не рискует здесь появляться.

Я поежился, но спросил о другом:

– Почему же Ворон не отправил Мастера Странствий? Уж ему-то в таких делах и карты в руки!

– Наверное, не хочет, чтобы его связь с теми, к кому мы идем, была заметна, – пожала плечами Айлин. – Мастера у нас наперечет, их все знают. Зато мы не привлечем особого внимания, а если нечисть сунется, то отобьемся – не зря же ты тренировался столько времени!

– Будем надеяться, – пробормотал я, выходя на открытое пространство.

Уже совсем рассвело, но низкие тучи съедали половину света. Мир вокруг был мрачен и окрашен в черно-серые тона, напоминая кадры военной хроники: повсюду громоздились испятнанные сажей бетонные обломки; сквозь оконные проемы уцелевших стен виднелось хмурое небо; ржавые прутья арматуры нелепо изломанным кустарником вкривь и вкось выбивались из перепаханной и вздыбленной мостовой. Бывшей мостовой.

Я представил мощь бушевавших здесь энергий и рефлекторно подключил наработанную в тренировках сенсорику – развалины заметно «фонили», как в обычном, так и в магическом диапазонах.

Колдовали здесь всерьез и на уровнях, мне совершенно не доступных. Не удивлюсь, если часть ловушек и проклятий до сих пор не протухли. Я опробовал было один из плохоизученных мной приемов – выход в астрал, но тут же перекрыл канал наглухо: слишком много смертей видела эта земля, и миллионы неупокоенных душ бродили вокруг, заполняя астральный эфир леденящими кровь стонами.

– Жутковатое местечко, – сообщил я спутнице результат своих исследований.

Айлин, успевшая вырваться вперед, слегка замедлила свой размашистый беспечный шаг и оглянулась.

– Не отставай и ничего не бойся! – покровительственно скомандовала она, демонстрируя недовольство моей неторопливостью. – Тут все давно иструхлявело! Или ты заметил что-нибудь?

Я отрицательно покачал головой, не желая вдаваться в подробности своих наблюдений.

– Тогда двигайся пошустрей, – нетерпеливо бросила Айлин и заспешила дальше.

Впервые я осознал правоту замечания Ворона о ее молодости и неопытности. Зачатки магии, которыми она владела, годились разве что против тех самых оборотней, что встретили меня при появлении в этом мире, а спасительный путь бегства был заранее изготовлен кем-то из благоволивших к девушке опытных чародеев, да и тот она с трудом сумела открыть… но это совсем не уменьшило того восторга, которым наполнял меня каждый взгляд, брошенный на мою спутницу. Что за девушка!

Пусть я сейчас гораздо сильнее ее как маг, но осознание своей силы лишь расширило спектр моих чувств, добавив к ним желание защищать и опекать.

Я умиленно следил, как грациозно, совмещая шаг с левитацией, Айлин скользила над завалами, но не забывал одновременно сканировать окружающее пространство. Потому некий магический всплеск впереди заставил меня мгновенно возникнуть на пути девушки.

Айлин, не удержавшись, ткнулась мне в спину. Я пошатнулся, но с места не сдвинулся – земля впереди парила магической дымкой. Было непонятно: или это остатки отработанного заклинания, или ловушка дала течь от долгого ожидания жертвы.

– Не путайся под ногами! – Айлин пыталась захватить инициативу, определенно не замечая опасности.

Не дождавшись ответа, она двинулась в обход, но я машинально удлинил руку и снова перенес девушку себе за спину.

Нужно было что-то предпринимать, пока недовольство не заставило Айлин выкинуть более крутой фортель. Тем более что мощность утечки неуклонно возрастала, а само пятно излучения сдвинулось в нашу сторону. В последнюю секунду я решил сформировать двойника.

На тренировках все получалось куда быстрее и лучше – получившийся монстр заставил вздрогнуть даже Айлин, навидавшуюся всяких уродов, но моя аура излучалась им вполне уверенно.

Магический Голем шагнул вперед, и пятно радостно рванулось ему навстречу. Не ожидая развязки, я схватил Айлин в охапку и упал за ближайший бетонный обломок.

Ловушка оказалась бесхитростной, как противопехотная мина, но куда более эффективной – столб огня взмыл метров на пятьдесят, затем его верхушка брызнула вниз лучами и медленно закружилась подобно цепной карусели. Лучи, с каждым витком отдаляясь от основания, чертили спирали, сжигая все, что еще могло гореть.

Нависающая бетонная плита должна была нас прикрыть, но для страховки я трансформировался в ее продолжение, надежно защитив девушку от возможного поражения. Самому мне ничего не грозило – на тренировках мы пользовались энергиями помощнее, но сам факт боевого воздействия неприятно щекотал нервную систему. Я задумался, все ли сделал правильно…

– Молодец! – Сердитый голос Айлин вернул меня к реальности. – Мало того что швырнул меня на камни – синяки теперь месяц не сойдут! – так еще и оповестил всю округу, что здесь недоучка-маг бродить изволит!

И это вместо благодарности! Возбуждение от пережитого еще не угасло, и я впервые осмелился ей возразить:

– Надо было позволить тебе влезть прямо в ловушку, да? Ты ведь у нас любишь фейерверки! Не швырнуть тебя, а отшлепать стоило, чтоб не лезла поперед батьки в пекло! По мягкому месту отшлепать!

Айлин ошеломленно открывала и закрывала рот, не в силах найти подходящего ответа, потом густо покраснела и улыбнулась.

– А что, может быть, стоит как-нибудь попробовать, – промурлыкала она мягким грудным голосом и на миг прижалась к моей груди, – вдруг мне понравится?

Клянусь, когда также быстро она отстранилась, я успел ощутить на щеке легкое прикосновение ее прелестных губок! Было отчего воспарить к небесам – первый поцелуй! И я воспарил…

Айлин вернула меня на землю, дернув за брючину, когда я поднялся метра на полтора.

– Потом полетаешь, милый, – проворковала она, – когда с делами закончим.

«И если дойдем», – подумал я, но вслух не сказал, а на­против, выпятил грудь и принялся усиленно излучать оп­тимизм. Может, почувствует?

Путешествие продолжалось, напоминая соревнования по пожарно-прикладному спорту – ни приличных тротуаров, ни троп, ничего, куда можно было бы поставить ногу без риска ее сломать. Через несколько часов изуродованный пейзаж окончательно утомил меня своей монотонностью, если так можно выразиться о сплошном хаосе. Вверх-вниз, вверх-вниз, словно брошенная игрушка с неистраченным заводом. Цель и смысл похода терялись в отупляющем карабканье по каменным костям мертвого города.

Я упал, ободрав руку до крови, но залечить волевым усилием не сумел – сказывалась усталость. Воспользоваться магическими навыками значило нарваться на еще один выговор от Айлин. Я предпочел терпеть ноющую боль.

Вечерело. Мы остановились, выбрав для ночлега закуток, образованный двумя уцелевшими стенами когда-то пятиэтажного здания. Поужинали скромно: тушенка, хлеб и термосок с кофе, извлеченные из рюкзачка, предусмотрительно захваченного Айлин, полностью исчерпывали наше меню. Сам я, уверовав в слова Ворона о краткости пути, не взял с собой ничего. В результате девушка шла налегке, а рюкзачок всю дорогу болтался за моими плечами. Спасибо ежедневным тренировкам – о его существовании я вспомнил, только когда пришло время в нем порыться. Что ж, в крайнем случае карьера грузчика теперь мне обеспечена.

Спать устроились тоже без магических ухищрений с матрасами, палатками и нагревателями: я уселся, привалившись спиной к стене, Айлин прилегла ко мне на колени и моментально уснула. Я немного полюбовался ее лицом, обретшим во сне какую-то детскую невинность, и решил позаботиться об охранной сигнализации. Как назло, ничего путного в голову не приходило, и пришлось на первых порах ограничиться блокировкой излучения ауры и усилением слуха. Дремота навалилась раньше, чем я изобрел что-нибудь посолиднее.

Разбудило меня тихое бормотание. Я не шевельнулся, но постарался усилить слух до максимума. Двое спорили приглушенными писклявыми голосами. Манера говорить выдавала умственную неполноценность:

– Живые, живы-ые! Целых двое! Кр-ровь!… Съедим! – жалобно подвывал один.

– Не светят ведь! – испуганно сомневался второй. – Почему не светят?

– Плевать! Есть хочу! Живая кр-ровь! Съедим! – настаивал первый, раскатисто акцентируя любимое словечко. Впрочем, может быть, он просто картавил.

– Непонятно… – продолжал скулить второй. – Не све­тят… Боюсь!… – и после короткой паузы, с надеждой: – Съедим?

– Съедим, съедим! – радостно подхватил первый. – Есть хочу!

Метрах в семи от нас кто-то завозился. Я приоткрыл глаза, настроившись на ночное зрение. Ну и уроды! Бесформенные тела, едва прикрытые обрывками истлевшей одежды; облезлые пятнистые черепа, острые уши, далеко выпирающие клыки, влажно поблескивающие в лунном свете… Упыри!

Ожили забытые детские страхи, и я на миг позволил им завладеть сознанием. Очевидно, что-то просочилось наружу, и упыри это почувствовали.

– Боится! Боится! – забормотали довольные голоса. – Съедим! Живая кр-ровь!

Они уже не скрывались, но семь метров разбитого кирпича и бетонных блоков не способствовали быстроте передвижения. Я успел взять себя в руки – в конце концов эта нежить ничего не стоила против самого завалящего мага: соорудить им по осиновому колу да засунуть лицом вниз на два метра под землю! Жаль, выплеск энергии в таком варианте засветит нас не хуже маяка, и можно будет ставить крест на скрытности… Вот трансформация со стороны почти незаметна!

Я удлинил руки, вырастив на ладонях зазубренные шипы, и, схватив упырей за тощие морщинистые шеи, с размаху столкнул лбами.

– Магия! Боюсь! – успел пискнуть второй перед тем, как его череп раскололся, и во все стороны брызнула гнойно-зеленая жижа.

Я сложил их подальше и брезгливо вытер руки о камни. К следующей ночи упыри залечат полученные раны и даже восстановят то, что заменяет им мозги, но память о нашем существовании я из них выбил. Донести своему хозяину, если таковой объявится, им будет не о чем.

Немного подташнивало, и я решил, что больше не засну, однако Айлин так умиротворенно посапывала, что я разлепил глаза только поздним утром, к готовому завтраку.

– У нас были гости? – Хотя вопрос был задан небрежным тоном, но мне сразу стало понятно, что девушка успела найти ночных визитеров.

– Не порть мне аппетит, ладно? – промычал я с набитым ртом. – Они того не стоят!

– Ты справился с двумя упырями, сумев меня не разбудить? – В голосе Айлин недоверие смешалось с восхищением примерно в равных пропорциях.

– Да с этими задохликами и ребенок бы справился! – Я не знал, радоваться ли мне ее восхищению или обидеться за недооценку моих возможностей.

В конечном итоге пришлось отложить решение этого вопроса на отдаленное будущее – пора было трогаться с места.

– К обеду должны дойти, – заметила Айлин.

Я поискал деревяшку, чтобы постучать, но все вокруг давно сгорело.

Через пару часов стала заметна граница разрушений: мостовая постепенно обретала пристойный вид и дома по обочинам казались почти уцелевшими. Иногда я даже улавливал блики чудом сохранившихся в рамах стекол. Нетрудно было представить этот рай до катастрофы: лепные балконы старинных домов, ухоженные газоны вдоль фасадов, чопорные гувернантки с детьми на прогулке и солидные господа, вежливо приподнимающие шляпы при встрече… Идиллия в стиле девятнадцатого века…

Сердце неожиданно защемила нахлынувшая тоска по дому, по реальности, в которой нет места упырям и магии… Очутиться вместе с Айлин у нас, сходить в кино, поесть мороженого в придорожном кафе… И сделать предложение. А почему нет?!

Я уже видел, как, потупив взор, она скажет «да», и оркестр заиграет марш Мендельсона… когда грезы оборвал неистовый грохот… Слишком я замечтался. До такой степени, что утратил всяческую осторожность. Непростительная ошибка.

С громовым ударом в тридцати метрах от нас возник черный смерч, распространяя вокруг запах гари. Он вращался все быстрее и быстрее, поднимая в воздух песок и мелкий щебень. Гул, издаваемый смерчем, повышался, переходя сначала в вой, а затем в невыносимый визг, и одновременно контуры вихря уплотнялись, теряя размытость. Внезапно визг оборвался, и вихрь замер, обрисовав незабываемо жуткую фигуру адского Посланца!

Я почувствовал, как холодеет тело, и хотел шевельнуться, но с ужасом понял, что страх парализовал меня, лишая возможности спастись. Оставалась только телепортация, и я уже сконцентрировался на образе подземелий, когда мой отстраненный взгляд упал на Айлин. Я забыл про девушку! Ей не спастись в одиночку, а телепортацией она не владеет! Я растерянно замер и тут же понял, что упустил момент для побега. Наученный прошлой неудачей, демон произнес первое заклинание, и это была ловушка для желающих сбежать – теперь любой прыжок мог перенести меня только в объятья Посланца. Отступать было поздно, но вся моя уверенность в собственной мощи вдруг растаяла, как сигаретный дымок! Кто я такой перед ликом по-настояшему сверхъестественного существа? Жалкий школяр с раздутым самомнением! В отчаянии я умоляюще посмотрел на Айлин – она же местная, ей все обычаи знакомы! Может, еще есть шанс договориться, разойтись миром?

Девушка перехватила мой взгляд и кивнула. В ее глазах не промелькнуло ни мольбы, ни презрения, ни осуждения. Моя неспособность изменить события не вызвала в ней никаких эмоций. Просто она приняла это к сведению и молча шагнула вперед навстречу монстру.

– Я не могу! Я не создан для этого ужаса! – пролепетал я ей вслед в жалкой попытке оправдаться.

Она меня уже не слышала. Я стоял и безнадежно плакал, смотря, как неумолимо быстро сокращается расстояние, отделявшее ее от воплощения Смерти.

«Она знает, что сказать, она обязательно договорится!» – бормотал я сквозь рыдания, когда впереди раздался знакомый грохот дьявольского голоса, сопровождаемый гулким замогильным хохотом:

– Сопротивление? Мучительная смерть!

Сопротивление? Но я же не шевелился! Я сморгнул слезу и прищурился. Боги! Айлин на ходу плела замысловатые пассы, пытаясь отвлечь демона и дать мне возможность скрыться!

На рогах Посланца заизвивались, набирая мощь, высоковольтные разряды. Я зажмурился, и как наяву, в сознании возникло видение обугленного скорченного девичьего трупа! Откуда-то из глубин всплыл едкий голос Ворона: «Я знал, что из него ничего не получится… чудес не бывает…»

Я стиснул зубы так, что захрустела эмаль. Во рту появился солоноватый привкус: кровь сочилась из прокушенной губы. По щекам одна за одной ползли слезы, прокладывая извилистые дорожки. В груди родился и ширился, заполняя собой все мое естество, комок невыразимой боли. Что же это?! За что это мне?!

Боль росла, и кроме нее, уже ни для чего не оставалось места. Даже для страха. Я сжал кулаки, краем сознания заметив, как легко прорезали кожу давно не стриженные ногти. Но эта мелочь не могла пробиться к моему мозгу. И когда я полностью превратился в кипящий сгусток боли, Вселенная взорвалась, принося освобождение.

– Будь ты проклят! – вскричал я остервенело и бросился наперерез уже сорвавшемуся с места косматому огненному шару, на ходу принимая форму вогнутого зеркального щита.

Удар был чудовищно силен. Отбросив большую часть энергии в ее хозяина, я попытался в последний миг ассимилировать остатки, но ее шквал захлестнул приемные каналы. Я почувствовал, как горит моя плоть, и отключил болевые центры.

Демон взревел и начал осторожно смещаться в сторону, одновременно создавая новый заряд. Из раны на его уродливом теле, вязко пульсируя, текла желтоватая, тускло светящаяся жидкость.

«Сейчас попробует вызвать подмогу». – Знание пришло извне, но я не интересовался автором послания.

«Надо блокировать», – пронеслось в моей голове, и это была последняя мысль.

Пользуясь тем, что монстр двигался, я бритвенным лезвиемскользнул ему под ноги и тут же вытянулся вверх, свернув из своего тела кокон вокруг адской твари.

Алмазной твердости когти оставили на мне рваные борозды, не в силах пропороть насквозь. Разряд величиной с голову ребенка начисто выжег мои рецепторы, но боль нашла кружной путь, превысив пороговое значение, за которым лежала смерть. Раскаленная игла пронзила мозг. Но и она оказалась слабее тех мук, что жгли мою душу. Они не давали мне отступить, ослабить натиск. Я сжимал кокон.

Следующий разряд срикошетил от спекшейся внутренней поверхности кокона и поразил самого Посланца. Чудовище завизжало и впервые за время боя утратило самообладание, бесцельно задергавшись в тесном внутреннем пространстве.

Бездумно, на одних рефлексах я поставил барьер, не дающий возможности телепортироваться, и продолжал сжимать кокон.

Демон больше не мог двигаться, его кости трещали, тело сминалось под моим напором, и он взревел, осознав, что его бессмертию пришел конец. Уже в агонии он разом выплеснул всю накопленную энергию в надежде сжечь меня вместе с собой, превратившись в пылающий сгусток звездной плазмы… но меня уже не было. Был ослепительный комок, стремительно уменьшающийся в размерах. В ту же секунду сожженная внутренняя поверхность стянулась в точку, и я слился в единый обугленный ком.

Долгожданное небытие…

Боль… Боль!!! Все пылает! Боги! Неужели еще не конец?! Невыносимо! Сознание вернулось лишь затем, чтобы продлить мою агонию. Я же хотел только одного – умереть. Мизерикордия. Милосердие. Так называли кинжал, которым добивали поверженных рыцарей. Неужели я не заслужил даже такого милосердия? Я разлепил веки.

Белизна вокруг. Мелькают чьи-то тени… Зрение не фокусировалось.

– Приходит в себя, – донеслось из неимоверной дали. Я вновь отключился.

Стерильно-белые потолок и стены. Капельница рядом с изголовьем. Конец иглы уходит в обмазанную чем-то блестящим колоду. Это моя рука? На что же похоже все остальное?

В поле зрения показался хмурый субъект в халате и белом врачебном колпаке. Из-под колпака выбивались черные вьющиеся волосы.

– Дайте мне спокойно умереть! – Губы и язык онемели и не подчинялись; чтобы меня поняли, пришлось повторить это дважды.

– А больше ты ничего не попросишь? – неожиданно вспылил врач. – Пивка холодного, например? Два месяца трудов псу под хвост? И не мечтай! Нет, мужик, я заставлю тебя жить! Хотя бы для того, чтобы мог рассказывать своим внукам, как из тлеющей головешки сделал человека!

Мне бы послать его к чертям, но спорить не было сил. Подошла медсестра и сделала укол прямо в трубку капельницы. Боль чуть-чуть отступила, и я уснул…

Поправлялся я долго и скучно: сон – кормление – уколы – сон. Двигаться я не мог, и ежеутренне две молоденькие медсестры обтирали меня влажной марлей. Тонкая розовая кожица, блестящей пленкой обтягивавшая мое тело, прикосновениям не радовалась. Кормили меня сначала внутривенно, потом из фаянсового чайничка с носиком-воронкой то ли киселем, то ли густым бульоном – вкуса я не чувствовал совершенно. Два раза в день появлялся врач, сопровождаемый свитой ординаторов и интернов, изучал мое недвижное тело, объясняя его состояние почтительно внимающей аудитории, и величественно удалялся, не забывая сделать фотографию, Я даже не гадал, зачем ему это нужно – наверняка для рекламного ролика или для тех самых пресловутых внуков. Лично я этот ролик смотреть бы не стал.

Содержание речей из-за обилия медицинской терминологии до меня не доходило совершенно. Гораздо позже, когда сознание достаточно прояснилось, я понял, что шевелиться мешало наложенное кем-то заклинание. Элементарное, рассчитанное чуть ли не на младенца, но справиться с ним мне было не под силу.

Я уже потерял счет дням, когда заклинание сняли, и в палате появился здоровенный детина, с великим энтузиазмом принявшийся разминать мои иссохшие мускулы. Кости хрустели и взрывались болью, но это не шло ни в какое сравнение с пережитым, наоборот – приносило в мое растительное существование хоть какое-то разнообразие.

Еще через месяц я встал на ноги, но от этого мало что изменилось: окон в палате не было, за порог меня не пускали, а редкие попытки воспользоваться магическими навыками успеха не приносили. Разговаривать со мной явно не рекомендовалось: на все мои вопросы сестры только мило улыбались, а врач их вовсе не замечал. Зато в палате появился гимнастический тренажер, на котором я проводил все свободное время: занятия помогали отвлечься от мыслей об Айлин.

Она так ни разу у меня не появилась, и я не знал, что и думать: либо посещения запрещены, либо она не имела возможности. Ни в ее смерть, ни в нежелание появляться верить не хотелось.

А дни тянулись и тянулись, сливаясь в своей однообразности, пока на очередной утренний осмотр доктор не появился с низеньким пухленьким толстячком. Толстячок, благожелательно улыбаясь, держался на втором плане, не рискуя высовываться, из чего я заключил, что личность он малозначительная.

Очередная моя ошибка.

Осмотр затянулся вдвое против обычного, закончившись, как всегда, фотографированием.

– Что ж, – глубокомысленно изрек он напоследок, – полагаю, что вы достаточно здоровы, чтобы освободить палату для следующего уникума.

Самомнения ему было не занимать, и он явно готовился продолжить свое торжественное самовосхваление, но здесь вперед-таки высунулся забытый всеми толстячок:

– Позвольте, позвольте! Вы так и не представили меня этому молодому человеку! А для меня этот случай не менее интересен, чем для вас!

Эскулап некоторое время пожевал губами, словно пробуя предложенное на вкус. Вкус с его точки зрения был отвратительным – физиономия врача недовольно сморщилась.

– Этот господин… – Врач небрежно кивнул в сторону пухлячка и переспросил, не повернув головы, – простите, не помню вашего имени…

– фон Штольц! Генрик фон Штольц, к вашим услугам! – Толстяк попытался прищелкнуть каблуками, но помешали надетые на обувь больничные бахилы.

– Так вот, этот самый Штольц…

– Фон Штольц! – обиженно подскочил толстяк.

– …этот самый Штольц, – невозмутимо повторил местный светоч медицины, чем вызвал мои мысленные аплодисменты, – уверяет, что может отправить вас обратно, в тот мир, откуда, по слухам, вы прибыли. Мы здесь ерундой не занимаемся, и надеюсь, что эту животрепещущую тему вы обсудите за пределами клиники.

– Непременно! Непременно за пределами! – Толстяку очень хотелось продемонстрировать свою обиду, но дверь уже захлопнулась за удалившимся госпитальным само­держцем.

Появилась сестра, доставив простенький серый кос­тюм, рубашку и туфли. Принесенное изрядно напоминало гуманитарный набор подержанных вещей, но я не стал привередничать: мне было не до того! Домой! Этот пузан говорит, что может отправить меня ДОМОЙ!!! Я моментально переоделся, зацепил фон Штольца под руку и вылетел из палаты.

На секунду я замер, не зная, куда идти дальше, но фон Штольд перехватил инициативу и поволок меня по направлению к лифту.

Мне так и не довелось выяснить, на каком уровне от поверхности располагалась клиника: указателей этажей не было, однако украшенная зеркалами и резными золочеными завитушками кабина лифта, скрипя и погромыхивая, спускалась все глубже и глубже, а когда она остановилась и фон Штольц открыл дверь, мы вышли прямо в суетливо спешащий людской поток.

Более всего это походило на перрон старинного метрополитена, а через минуту я убедился в истинности догадки – из невидимого за толпой туннеля выползла обшарпанная, антикварного вида электричка.

Головной вагон остановился в нескольких метрах от нас, и фон Штольц заспешил к открывающимся вручную дверям, по-прежнему таща меня за собой и бухтя на ходу что-то успокоительно-неразборчивое.

Станций не объявляли, но мы вышли на третьей остановке и в том же стремительном темпе ринулись наперерез толпе, спешащей к ведущей на поверхность широкой каменной лестнице. Не отпуская моей руки, фон Штольц юркнул в узкий боковой проход, где обнаружился вход в очередную лифтовую кабину.

Покинув лифт, мы продолжили марафон по длинному полупустому коридору, ярко освещенному торчащими из стен газовыми рожками; свернули в приоткрытую дверь и промчались по длинной анфиладе комнат, закончив пробежку в вычислительном комплексе. По крайней мере именно так я определил окружающее меня скопище мониторов, терминалов и небритых молодых людей с фанатично-голодным блеском в глазах.

Впервые за долгое время я очутился в более-менее знакомом окружении – мелькание таблиц и графиков на светящихся зеленоватым светом экранах казалось не в пример роднее, нежели магические заморочки. Оставалось только гадать, откуда здесь возник этот заповедник высоких технологий – до сих пор мне казалось, что магия и наука – суть вещи почти несовместимые, поскольку являются разными путями достижения одинаковых эффектов. Или проще: зачем рассчитывать, если легче наколдовать такое, какое надо? Кстати, на это же указывал и технологический уровень всех виденных доселе машин и механиз­мов. На их фоне вычислительный комплекс выглядел ана­хронизмом.

Я собрался разговорить на эту тему фон Штольца, когда понял, что меня временно оставили в одиночестве: толстяк, собрав вокруг себя небольшую толпу, увлеченно размахивал руками и что-то взахлеб объяснял, время от времени непочтительно тыкая в мою сторону пухлым пальцем. Молодежь рассматривала мою фигуру откровенно оцениваюше.

– Хиловат кролик! – заявил один из оценщиков, чем вызвал одобрительный гул среди собравшихся.

Похоже, весь этот проклятый мир в грош меня не ставит! А для этих вивисекторов я и вовсе обычный подопытный! Разве что устроить им здесь маленький магический погром, в целях самоутверждения? Ну нет, пусть молотят языками что угодно, но выполнят обещанное. Главное – найти Айлин и забрать с собой!

Фон Штольц наконец закончил вводный инструктаж и, поманив меня взмахом руки, скользнул в неприметную боковую дверь. Я последовал за ним, оказавшись в небольшом кабинетике, заставленном железными картотечными шкафами. Половину кабинета занимал письменный стол, заваленный горами распечаток. Фон Штольц облегченно рухнул в хозяйское кресло, достал носовой платок и промокнул потный лоб.

Я отыскал наименее захламленный стул, перекинул бумаги на соседний и уселся верхом, положив локти на спинку.

– Уважаемый фон Штольц, – начал я, заметив, что собеседник не спешит приступать к разговору, хотя только что мчался как оглашенный, – у меня есть подруга по имени Айлин, и в момент отбытия я бы хотел видеть ее рядом с собой. Собственно, это непременное условие!

– Ах, господин Горицкий, господин Горицкий! – в тон мне отозвался толстяк. – Я бы с удовольствием выполнил ваше условие, но есть рад факторов… Вы не вполне понимаете суть проблемы.

– Не тяни, милейший, – процедил я, быстро теряя терпение и вместе с ним светскую витиеватость речи, – что еще за проблемы?

– Ну… даже если только оценить энергию, потребную для переноса одного килограмма массы – господин Горицкий, вы бы просто ужаснулись! Поверьте, учиненное вами побоище не потянуло бы и на стограммовый перенос!

Видимо, он сообразил, что сунулся куда не просили, потому как сразу стушевался и нервно затеребил пуговицу на пиджаке. Я скрипнул зубами и подавил ярость, кинув:

– Продолжай!

– Основная сложность состоит в том, – зачастил вмиг побледневший толстяк, – что это не просто перенос тела из одного мира в другой, а эквивалентный обмен масс. Правда, в вашем случае произошел так называемый масс-энергетический обмен, то есть в тот мир попало большое количество магической энергии, и мы просто вынуждены отправить вас обратно для восстановления нормального баланса…

Фон Штольц продолжал плести псевдонаучную ахинею, но я его уже не слушал: идеи равновесия далеко не новы, и было понятно, что он доказывает необходимость возвращения в одиночестве.

– Значит, переправить Айлин вместе со мной вы отказываетесь? – спросил я, чтобы прекратить фонштольцевы виляния.

– Поймите! – главное было произнесено, и толстяк отбросил словесную эквилибристику. – Мы не в состоянии сделать это по трем причинам: нехватка энергии – раз, непрогнозируемые последствия – два, и, в конце концов, прямой запрет Ворона – три! Лично для меня хватает и первого пункта, но поскольку неудовольствие Ворона может вышибить из этого мира и меня, и мою лабораторию обратно в… – Тут он запнулся, и я сообразил, откуда примерно взялся этот фон Штольц и его манера щелкать каблуками. И какого сорта контора финансировала его разработки в том мире.

Как ситуация, так и личные качества собеседника укладывались в хорошо знакомую схему! Дядечке очень не хотелось расставаться с уютной норкой. Становилась понятней брезгливая отстраненность Эскулапа.

– … И вообще, разговор этот беспредметен, – продолжал фон Штольц, словно и не было досадной для него оговорки, – девушка в подземельях Ворона, а перенос, если вы на него согласны, должен состояться… – он взглянул на часы – в течение ближайшего получаса. Решайте, слово за вами!

Я оперся подбородком о стиснутые кулаки и закрыл глаза, чувствуя запредельную опустошенность.

Выбор между моим миром и моей любовью… Разве это выбор? Почему все так устроено? Уйти? Забыть? На секунду все пережитое за последние месяцы показалось мне затянувшимся фильмом ужасов. Вот включен свет и зрители расходятся, оставив в зале пакеты с недоеденным попкорном и обертки от жевательной резинки. Что их ждет за порогом кинотеатра – престижный особняк или орущий младенец за стеной дешевой тесной квартирки – неважно! Они идут ДОМОЙ, а магия и любовь остались где-то в жестяной коробке, дожидаться следующего сеанса…

Вернуться? Но ведь это не фильм! И Айлин, живая, яркая, желанная, останется здесь, среди упырей и разрухи! Но ведь это ее мир, привычный, обжитой! Как ей, такой неукротимой и своевольной, вписаться в жестко регламентированную и скучную жизнь городского обывателя? Я же обычный, никому не интересный клерк. Даже отправься она со мной – наверняка бы быстро нашла кого-то более удачливого, богатого… Так надо ли стараться ради счастья чужого дяди? Впрочем, о чем это я? Она же все равно не сможет отправиться со мной! Значит, остаться?

Я вздрогнул от одной мысли о пережитом. Пальцы до хруста вцепились в спинку стула. Посланцы, упыри, Ворон этот клятый, бросивший неопытного новобранца в неравную схватку!… Вечно жить в этом нескончаемом кошмаре?! Ни за что!… Но Айлин, Айлин!

Я вспомнил нашу первую встречу, девушку в прозрачном пеньюаре, такую нежную, беззащитную и желанную!… К черту все, лишь бы снова оказаться рядом с ней! Кому нужно одинокое сытосвинячье будущее? Уедем вдвоем на край света, не весь же мир под властью колдунов – вон, даже метро в наличии! Забудем все, как кошмарный сон… Сон? СОН?! Полгода в клинике – это сон? Боль сожженного в уголь тела – сон?! Странно, что я до сих пор в своем уме! Что же делать? Вернуться домой? Бросить ее здесь одну? Предать? Но она не одна – ее опекает Ворон, а кому нужен я? И все равно это воняет предательством…

– Осталось пятнадцать минут на перенос и не больше двух – на раздумья! – подал голос фон Штольц. – Потом будет поздно, навсегда поздно!

Пара минут, и выбор между спокойной жизнью и, вернее всего, скорой и страшной смертью. Пусть даже последние минуты скрасит любовь – разве это окупит все муки? Да и была ли она, взаимная любовь, или мой влюбленный разум по-своему трактовал легкий девичий флирт? А если и была, то не лучше ли ей остаться красивой грустной сказкой, из тех, что вечерами рассказывают детям? Ведь не всю же жизнь я проживу холостяком?

Я поднял глаза и, встретившись с напряженно ожидающим взглядом фон Штольца, устало произнес:

– Согласен. Что надо делать?

– А, почти ничего, – толстяк тут же вскочил и засуетился, – пройдите вот сюда…

Он нажал кнопку на невидимом с моего места пульте, и часть стены отъехала в сторону, открыв внутренность маленькой – полтора на полтора метра – абсолютно пустой камеры.

Боясь передумать, я в три шага пересек кабинет и переступил высокий стальной комингс. Входная панель бесшумно захлопнулась за моей спиной.

– До переноса осталось тридцать секунд, – донесся из динамика голос фон Штольца, и вслед за ним электронный речитатив начал обратный отсчет.

– Я хочу все-таки сказать, что очень рад вашему добровольному согласию. – Фон Штольц повысил голос, стараясь перекричать компьютер. – У меня был категорический приказ Ворона отправить вас обратно, а запихивать вас в камеру насильно, конфликтовать с пусть ослабленным, но все же настоящим магом? Нет! Это не для меня! Это, знаете ли, чревато!… Ну, прощайте господин Горицкий! Время!

Значит, никакого выбора не было? Зачем тогда весь этот фарс? Зачем заставили предать любовь? Мерзавцы!

Я вскочил и ударил кулаком по двери в надежде, что меня услышат; хотел что-то доказать, исправить… но мир помутнел, закружился, и я замер.

Когда в глазах прояснилось, я увидел себя стоящим на оживленной улице. Рядом проносились автомобили. Воняло разогретым асфальтом, выхлопными газами и канализацией.

Кто-то сильно толкнул меня в спину, и я растерянно оглянулся: дородная баба тащила две туго набитые сетки с овощами.

– Чего раскорячился, раззява? – вызверилась она. – Выпрыгнул черт его знает откуда и врос, как пень посреди дороги! Обходи его!

Я оторопело посторонился. Не переставая бурчать, тетка вклинилась в толпу прохожих и исчезла из виду. Больше мое появление никого не заинтересовало. Значит, я был дома.

Мне бы радоваться, только почему так муторно на душе?