"Тесей" - читать интересную книгу автора (Жид Андре)

V

Я так устал, что уже не мог удивляться ни просторному двору замка, ни монументальной лестнице с балюстрадой, ни извилистым коридорам, по которым проворные слуги-факелоносцы провели меня на второй этаж в отведенную мне опочивальню, ярко освещенную множеством ламп, которые они тут же потушили, оставив гореть только одну. Когда они ушли, я погрузился в глубокий сон на мягком душистом ложе и проспал до самого вечера этого второго дня, несмотря на то что мне удалось поспать во время долгого пути: ведь мы прибыли в Кноссос рано утром, проведя в дороге всю ночь.

Я отнюдь не космополит. При дворе Миноса я впервые почувствовал, что я эллин, и ощутил себя в чужой стране. Меня очень удивляли непонятные вещи, костюмы, обычаи, манера вести себя, мебель (у моего отца была небогатая обстановка), приборы и навык обращения с ними. Среди всеобщей утонченности я производил впечатление дикаря, и моя неловкость еще более усиливалась, оттого что вызывала улыбки. Я привык поедать снедь просто, отправляя ее в рот руками, а обращаться с этими легкими виками из металла и отшлифованной кости, с этими ножами, которыми они пользуются, чтобы резать мясо, было для меня труднее, чем с самым тяжелым боевым оружием. Я ловил на себе удивленные взгляды и, вынужденный поддерживать беседу, становился все более и более неуклюжим. Боже! Как неуютно я чувствовал себя! Я всегда чего-то стоил только один, и вот я впервые оказался в обществе. И здесь речь шла не о борьбе и победе в ней с помощью силы, но о том, чтобы нравиться другим, а мне страшно не хватало опыта.

За ужином я сидел между обеими царскими дочерьми. Скромная семейная трапеза, безо всяких церемоний, сказали мне. И действительно, кроме Миноса и царицы, брата царя Радаманта, Ариадны, Федры и их юного брата Главка никто больше приглашен не был, если не считать грека — наставника маленького наследника, выходца из Коринфа, которого мне даже не представили.

Меня попросили рассказать о своем языке (который все придворные очень хорошо понимали и на котором довольно бегло говорили, хотя и с легким акцентом) о своих, как они называли, подвигах, и мне радостно было видеть, как юные Федра и Главк покатываются со смеху, слушая, как Прокруст обходился с прохожими и как я заставил его в свою очередь испытать то же самое, отрубив ему все, что не помещалось в его ложе. Все кругом тактично избегали любого намека на обстоятельства, приведшие меня на Крит, подчеркнуто видя во мне лишь путешественника.

В продолжение всей трапезы Ариадна прижималась ко мне под столом коленом, но в моей груди уже пылал огонь, зажженный Федрой. Царица Пасифая, сидевшая напротив, тем временем прямо-таки пожирала меня глазами, а восседавший рядом с нею Минос рассеянно улыбался. Только Радамант с длинной светлой бородой казался несколько хмурым. Оба они покинули залу после четвертой перемены блюд, чтобы, как они сказали, пойти посовещаться. Я только потом понял, что они имели в виду.

Еще не вполне оправившись от морской болезни, я много ел, еще больше пил различных вин и ликеров, подносимых мне в изобилии, так что вскоре уже не понимал, где нахожусь, ибо привык пить лишь воду и разбавленное вино. Почти совсем потеряв голову, я, пока еще мог встать, попросил позволения выйти из-за стола. Царица тотчас повела меня в небольшую туалетную комнату, примыкавшую к ее личным апартаментам. После того как меня основательно вырвало, я подсел к ней на диван в ее спальне, и тут она начала обрабатывать меня.

«Мой юный друг… вы позволите мне так называть вас? — сказала она. — Воспользуемся же скорее тем, что мы здесь одни. Я совсем не такая, как вы думаете, и отнюдь не питаю неприязни к вашей особе, к тому же столь очаровательной. — И, продолжая утверждать, что взывает лишь к моей душе, или я уж не знаю к чему-то там во мне, она то и дело прикасалась ладонями к моему лбу, а затем, просунув руки под мои кожаные одежды, стала ощупывать мои мышцы на груди, как будто хотела убедиться в реальности моего существования. — Я знаю, что привело вас сюда, и хочу предотвратить ошибку. Ваши намерения убийственны. Вы собираетесь сразиться с моим сыном. Не знаю, что вам наговорили о нем, и не хочу знать. О! Не останьтесь глухи к мольбам моего сердца! Даже если тот, кто зовется Минотавром, в самом деле чудовище, каким вам его, конечно, расписали, это — мой сын».

При этих словах я не преминул ей заметить, что как раз чудовища и вызывают у меня особый интерес, но она, не слушая меня, продолжала: «Поймите меня, прошу вас: я обладаю мистическим темпераментом. У меня возникает любовь исключительно к божественному. Но все неудобство, видите ли, в том, что никогда не знаешь, где начинается и где кончается бог. Я очень часто навещала Леду, мою родственницу. Для нее бог воплотился в Лебеде. Кстати, Минос вполне понял мое желание дать ему наследника — Диоскура. Но как распознать, что может остаться от животного даже в семени богов? Если бы потом мне пришлось сожалеть о своей ошибке — о, я прекрасно понимаю, что, говоря так, снимаю ореол величия с этого события, — но уверяю вас, о Тесей, что это было божественно! Ибо знайте, что мой бык был необычным животным. Его прислал Посейдон. Его должны были отдать на заклание, однако он был так красив, что Минос не решился принести его в жертву. И это позволило мне потом изобразить охватившее меня желание как месть бога. Вам, должно быть, известно, что мать моего мужа, Европа, была похищена быком. В его обличье скрывался Зевс. От их брака и родился Минос. Этим объясняется то, что быки всегда были в его семье в большом почете. И когда после рождения Минотавра я увидела, что царь нахмурил брови, мне достаточно было сказать ему: „А как же твоя мать?“ Ему пришлось смириться с тем, что я ошиблась. Он — умница. Он верит, что Зевс назначит его судьей вместе с братом Радамантом. Он считает, что надо сначала, чтобы судить как следует, все понять, и думает, что станет хорошим судьей, лишь когда испытает все сам лично или через кого-то в своей семье. Это большое удобство для домочадцев. Его дети, я сама каждый на свой лад способствует своими выходками успеху его карьеры. И Минотавр тоже, сам того не зная. Вот почему я прошу вас, Тесей, я просто умоляю вас постараться не делать ему зла, а еще лучше — подружиться с ним, чтобы устранить непонимание, разделяющее Крит и Грецию, к великому несчастью для обеих наших стран».

Говоря это, она становилась все настойчивей, так что я ощутил некоторое волнение, да еще винные пары ударили мне в голову, смешавшись с сильнейшим ароматом, источаемым ее выступающей из корсажа грудью.

«Обратимся к божественному, — продолжала она. — К этому всегда следует обращаться. Вы сами, Тесей, неужели вы не чувствуете, что в вас пребывает бог?..»

Что усугубило мои терзания, так это то, что старшая дочь Ариадна, красивая необыкновенно, хотя волновавшая меня меньше, чем младшая, так вот, Ариадна дала мне понять знаками и шепотом еще до того, как мне стало плохо, что, когда я приду в себя, она будет ждать меня на террасе.