"Этрусская сеть" - читать интересную книгу автора (Гилберт Майкл)

6. Четверг, вечер: У Зеччи

Подобно животным, которые, перебравшись в чужие края, быстро протаптывают собственную тропу к воде, устанавливают время еды, водопоя и определяют охотничьи угодья и места отдыха, руководствуясь отчасти инстинктом, отчасти опытом, оба приезжих приспособились к жизни во Флоренции, установили режим места и времени.

Поселившись в пансионе «Друзилла», вставали они поздно, заботливо занимались своим туалетом, не жалея масла для волос, лосьона после бритья и одеколона.

Одевшись и причесавшись, неторопливо шли в кафе у Понте Веккьо, где пили аперитив, а оттуда в другое кафе, где обедали. Потом отдыхали. В сумерках поднимались снова, и снова столь же заботливо занимались своей внешностью – бриться им приходилось дважды в день. Потом отправлялись в ресторан, где пили и ужинали допоздна. Перед ужином здоровяк скупал все газеты, которые были под руками, раскладывал на столе и подчеркивал текущие курсы на римской бирже, иногда их даже комментировал. Напарник тем временем изучал результаты скачек.

Их программа после ужина зависела от того, была ли назначена встреча с Марией или Диндони в кафе на Виа Торта, или были они свободны и могли поразвлечься.

У обоих уже были подружки. Выбрали они их из тех, что были в наличии в борделе на Виа Сантиссима Чара, который посетили сразу после приезда в Флоренцию. С их сутенером возникли разногласия о комиссионных, и произошел скандал. Одному из приезжих это не понравилось. Выйдя на улицу, где стоял новенький «Фиат 1200», принадлежавший сутенеру, он пинком открыл капот и перочинным ножом перерезал все шесть проводов, ведущих к свечам. Когда разъяренный хозяин хотел на него броситься, тот одним ударом выбил ему коленную чашечку, а когда альфонс упал, корчась от боли на тротуаре, присел возле него и неторопливо и отчетливо, словно разговаривая с ребенком, сказал:

– Машину можно починить, человека – нет. Капито? Понял?

И все было решено.

Когда небо начинало светлеть, мужчины возвращались в пансион, потихоньку и порознь, потому что у обоих были ключи от черного хода, и засыпали, когда Флоренция начинала пробуждаться.

Этим вечером в четверг они пришли в кафе на Виа Торта около одиннадцати.

Оказалось, что Диндони ещё нет. Сев за стол, они начали ждать.

Около получаса назад по Виа Торта шла Тина. Она провела вечер в гостях у дяди, жившего неподалеку от Римских ворот, племянники и племянницы пошли её провожать и простились с ней на углу, откуда было рукой подать до её переулка.

У тротуара стояла спортивная машина с поднятым тентом. Когда Тина шла мимо, дверца открылась и кто-то сказал:

– Привет, Тина!

– Добрый вечер, – ответила Тина, – и доброй ночи!

– Подожди, так не разговаривают со старыми друзьями! – сказал Меркурио. – Я жду тебя здесь целый час.

– Значит тебе нечего делать, вот и все.

– И да, и нет. Но я кое-что знаю, что может тебя заинтересовать.

– Сомневаюсь.

– Касается это не тебя, а твоего отца.

– Да? Тогда говори, только побыстрее.

– Ничего я тебе не скажу, пока не подойдешь ближе. Садись сюда, не бойся, никуда я тебя не увезу.

– Только попробуй, – сказала Тина. – Я тебе руль выверну и так и въеду твоей колымагою в стену.

– Верю, верю. Тогда тем более нечего бояться, иди садись, поговорим спокойно. – Он распахнул другую дверцу, и Тина, поколебавшись, села рядом с водителем.

Меркурио остался за рулем.

– Теперь ты своего добился, говори.

Меркурио, барабанивший пальцами по рулю, нервничал ещё больше, чем она. Наконец сказал:

– Твой отец несколько последних лет работал на моего. Как резчик и реставратор.

– Синьор профессор был к нему очень добр, – подтвердила Тина. – И к тебе тоже, насколько я слышала.

– Да, сердце у него доброе, – признал Меркурио, – но все имеет свои границы.

Неделю назад, когда твой отец занимался прекрасной этрусской чашей – кратером, которая нуждалась в починке, упустил её и она разбилась, да так, что теперь восстановить её невозможно. А потом он резал прекрасный кусок алебастра, резец соскочил и алебастр треснул, и теперь тоже ни на что не годен. Отец твой не виноват, это ясно. Но ясно и то, что глаза и рука у него уже не те.

– Зачем ты это мне говоришь? И какое тебе до этого дело?

– Бруно меня любит. Слушает меня, уважает мое мнение. Если я приду к нему и скажу, что Мило Зеччи работал на него многие годы, работал хорошо, и заслужил того, чтобы теперь выплачивать ему пенсию на уровне его бывшего заработка – он бы признал, что я прав, и согласился.

Тина подумала, что как ни странно, ситуацией владеет она. Сказала:

– Ты верно рассуждаешь. Я уже давно вижу, что отцу не по себе. Ему нужно бы бросить работу и отдохнуть.

– Я об этом и говорю.

– И ты мог бы это устроить?

– Наверняка.

– И что ты за это хочешь?

Меркурио повернулся к ней, не пытаясь придвинуться. Голос его зазвучал почти просительно.

– Я хотел бы как-нибудь вечером пойти куда-нибудь с тобой.

– Куда?

– В кино. В ресторан, поужинать, потанцевать. Куда захочешь.

– А чем это кино, или ужин, или что-то кончится? – В её голосе ясно звучала ирония.

– Я отвезу тебя обратно.

– Куда?

– Домой, куда же еще.

– Рассчитываешь ли ты, что мы займемся любовью?

– Если ты этого захочешь, – покорно согласился Меркурио.

Тина расхохоталась.

– Если ты этого захочешь… – наконец выговорила она. – Вот это здорово! Я ещё не слышала, чтобы девушке принадлежало решающее слово. Просто необычайно здорово! – Выходя из машины, она ещё смеялась. – Я об этом подумаю, уважаемый синьор Меркурио!

Услышав, как за её спиной рванула с места машина, она снова тихонько рассмеялась.

Дома скандал был в разгаре. Тина попыталась ускользнуть, но мать повелительным жестом призвала её обратно.

– Может быть тебе удастся уговорить отца взяться за ум! Попытайся!

– Если он тебя не слушает, то меня тем более.

– А ты попробуй! Может быть и справимся общими усилиями. Он просто зациклился на двух мыслях. Во-первых, ему ужасно хочется, чтобы синьор Брук помог ему советом.

Тина удивилась.

– Как это? – спросила она. – Он же вчера здесь был?

– Верно. Синьор Брук пришел к нам, согласился поговорить с отцом. Это было очень мило с его стороны, видно сразу, он джентльмен, и к тому же, сразу видно, у него столько работы, – головы не поднять. Он выказал большую любезность, что пришел.

– Ну так…

– Подожди. Синьор Брук отправился с отцом в мастерскую, помнишь? Они были там вместе, чуть ли не весь вечер. И о чем говорили? – Аннунциата сделала паузу, чтобы достичь большего эффекта, потом победоносно взмахнула рукой и процедила два слова: – Ни о чем.

Мило открыл рот, словно хотел что-то сказать, но закрыл его снова.

– Они торчали там битый час и не поговорили ни о чем, ни о чем существенном.

Только о гробницах, и керамике, и бронзе, о вине и о погоде, и о том, что все дорожает.

Тина повернулась к отцу.

– Но почему, папа?

Мать перебила её.

– Почему? Потому что он вбил себе в голову кое-что еще, псих ненормальный. Что лучше ничего не говорить, чтобы Диндони сверху не услышал.

Тина мысленно вернулась в тот вечер и сказала:

– Это невозможно. Мы же видели, как он ушел.

– Мог вернуться через двор и черным ходом пройти в свою комнату.

– Виден был бы свет.

– Не обязательно, он мог войти на ощупь.

– Да, – заметила Тина, – на Диндони это было бы похоже, такая гнусная крыса! Но почему ты думаешь, что он там был? Есть причина?

– Я его слышал, – сказал Мило. – Я ещё не оглох. Точно, он так и присох ухом к полу.

– Ну, если ты хочешь поговорить с синьором Бруком, приведи его в кухню.

– Не могу же я утруждать его ещё раз.

– Нет, – сказала Тина, – тут ты прав. Теперь, если ты хочешь его видеть, нужно идти к нему.

– Ты попросишь его меня принять?

– Конечно. Прямо завтра утром.

– Согласится?

– Откуда я знаю? Спрошу. Придешь после ужина к нему домой.

– К нему домой я не пойду.

Аннунциата не выдержала.

– И вот это он тоже вбил себе в голову. Что за ним следят.

– Следят?

– Якобы двое мужчин. Он их всюду видит.

– Не призраки, нет? – пошутила Тина.

– Это не шутки, – рассердился Мило. – Они здесь. Я их видел. Непрерывно наблюдают за мной. Пойди я к синьору Бруку домой, устроят так, что не дойду, я знаю.

Женщины переглянулись. Аннунциата беспомощно вздохнула.

– Видишь, как обстоят дела, дитя мое.

– Но все-таки устроить это можно, – сказал Мило. – Разумеется, если синьор Брук согласится. Я понимаю, что хочу от него слишком многого. Завтра я иду к доктору, Это на Виа Марцеллина, и я вечером последний пациент. К тому времени стемнеет.

Там есть черный ход через сад в переулок, за ним наверняка следить не будут.

– До тебя так и не дошло, что эти типы – плод твоей фантазии, – Аннунцита рассердилась не на шутку.

– Я ещё не слепой.

– Зато старый, а старикам вечно кажется, что за ними следят, подслушивают и все в таком духе.

– Это не фантазия! – Мило затрясло от гнева. – Я их видел десятки раз.

Положив руку ему на плечо, Тина, успокаивая, погладила его и сказала:

– Продолжай, пожалуйста, – и так взглянула на мать, что та умолкла. – Что дальше?

Ты выйдешь от доктора Гольдони через сад. А потом?

– Пойду дальше по Виа Канина до кладбища, там есть небольшая площадка, чтобы машины могли развернуться. В десять вечера там будет пусто. Не мог бы синьор Брук приехать туда? От Виале Микельанджело это не больше пяти минут. Сидя в машине, могли бы поговорить начистоту.

– Хорошо, папа, я его попрошу, – сказала Тина.