"Разоблачение" - читать интересную книгу автора (Крайтон Майкл)

Часть первая ПОНЕДЕЛЬНИК

Том Сандерс и представить не мог, что опоздает на работу в этот понедельник, пятнадцатого июня. В 7.30 утра он встал под душ в своем доме на острове Бейн-бридж. Он посчитал, что если за десять минут успеет побриться, одеться и выйти из дома, то как раз успеет на паром, отходящий в 7.50, и будет на работе в 8.30, то есть как раз, чтобы еще раз утрясти все вопросы со Стефани Каплан перед тем, как идти на встречу с юрисконсультами фирмы «Конли-Уайт». День обещал быть заполненным делами, а факс, который он только что получил из Малайзии, только добавлял головной боли. Сандерс работал менеджером в отделе компании «Диджитал Комьюникейшнз Текнолоджи» в Сиэтле. Всю неделю компанию лихорадило — ее покупал «Конли-Уайт», нью-йоркский издательский концерн. Подобное слияние давало «Конли» возможность приобрести новейшую издательскую технологию, технологию следующего столетия.

А вот последние известия от Артура из Малайзии были неважными, и Артур неспроста послал факс Сандерсу прямо домой. У Тома, когда ему придется посвящать в суть дела людей из «Конли-Уайт», будут проблемы, потому что они просто не…

— Том? Ты где, Том?

Жена Сандерса, Сюзен, звала его из спальни. Он высунул голову из-под струй.

— Я в душе!

Сюзен что-то ответила, но Сандерс не расслышал. Он вышел из-под душа, потянулся за полотенцем:

— Что-что?

— Я спрашиваю, ты можешь покормить детей?

Его жена была адвокатом и работала четыре дня в неделю в какой-то фирме в деловой части города. По понедельникам она была свободна, чтобы побольше времени проводить с детьми, но, поскольку особой склонности к домашним делам у нее не было, утром каждого понедельника возникали какие-то сложности.

— Том! Так ты сможешь покормить их, ради меня?

— Нет, не могу, Сью, — откликнулся он. Часы на раковине показывали 7.34. — Я уже опаздываю.

Сандерс напустил воду для бритья в раковину и начал намыливать щеки.

Он был привлекателен внешне, легко, по-спортивному двигался. Он потрогал синяк на скуле, воспоминание о субботней игре в американский футбол между командами сотрудников компании. Быстрый, но неуклюжий Марк Ливайн в одном из эпизодов сбил его с ног. Да, староват уже Сандерс для футбола, хотя и поддерживает неплохую форму — его вес если и увеличился после окончания университета, то не более чем фунтов на пять, — зато, когда Сандерс ерошил себе волосы, в них отчетливо виднелись седые волоски. «Да, — подумал он, — кажется, пора вспомнить о возрасте и переключиться на теннис».

В ванную комнату вошла Сюзен в купальном халате. Его жена утром, встав после сна с постели, всегда выглядела великолепно. Она была красива той свежей красотой, которая не требует косметики.

— Ты точно не сможешь их покормить? — спросила она. — Ух, классный синяк! Страсти какие… — Она легонько чмокнула его и поставила на полку перед ним кофейник со свежесваренным кофе. — Мне нужно успеть с Мэттью к педиатру к четверти десятого, дети еще не завтракали, и я еще не одета. Может, ты все же успеешь их покормить? Ну, пожалуйста… — Поддразнивая, она потрепала его по волосам, и халат распахнулся. Она улыбнулась, запахивая халат. — А я буду должна тебе…

— Сью, я не могу, — он рассеянно поцеловал жену в лоб. — У меня важная встреча, и мне никак нельзя опоздать.

— Ну ладно. — Она вздохнула и, надувшись, отошла. Сандерс начал бриться.

Через минуту он услышал голос жены: «Быстрей, дети, быстрей! Элайза, надевай туфельки». За этим послышалось хныканье Элайзы, которой недавно исполнилось четыре года и которая не любила носить туфли. Сандерс уже почти закончил бриться, когда снова услышал: «Элайза, немедленно обувай туфли и сейчас же веди брата вниз». Ответа Элайзы не последовало, и тогда Сюзен крикнула: «Элайза Энн, я с тобой говорю!» После этого Сюзен начала сердито хлопать ящиками бельевого шкафа, стоявшего в холле. Дети хором разревелись.

Элайза, которую расстраивало малейшее проявление напряженности в доме, вошла в ванную, скривив лицо и роняя слезки.

— Папочка… — всхлипнула она. Сандерс обнял ее одной рукой, другой продолжая бриться.

— Она уже достаточно большая для того, чтобы немного мне помочь! — крикнула Сюзен из коридора.

— Мамочка! — еще сильней зарыдала девочка, вцепившись Сандерсу в ногу.

— Элайза, прекрати немедленно!

Элайза продолжала реветь. Сюзен в коридоре топнула ногой.

Сандерс не выносил слез дочери.

— Ладно, Сью, я покормлю их.

Он выпустил воду из раковины и сгреб дочку.

— Пойдем завтракать, Лиз, — сказал он, вытирая ей слезы, — съедим чего-нибудь.

Они вышли в коридор. Сюзен выглядела довольной.

— Мне нужно всего-навсего десять минут, — сказала она. — Консуэла снова опаздывает. Ума не приложу, что с ней происходит.

Сандерс не ответил. Его девятимесячный сын Мэтт сидел посреди коридора, колотил погремушкой и ревел. Сандерс подцепил его свободной рукой.

— Пошли, детки, — сказал он, — давайте-ка перекусим.

Когда он наклонился за Мэттом, полотенце, обмотанное вокруг бедер, соскользнуло, и он едва успел его придержать.

Элайза захихикала.

— Папуля, а я вижу твой член. — И, раскачивая ногой, попыталась лягнуть предмет своего особого интереса.

— Не надо бить папу по этому месту, — сказал Сандерс смущенно. И, снова закрепив полотенце на бедрах, потащил детей вниз по лестнице.

— Не забудь добавить в кашку Мэтту витамины, — крикнула ему Сюзен вдогонку. — Одну ложечку. Рисовую муку ему больше не разводи, он ее выплевывает. Он теперь любит пшеничную. — И она скрылась в ванной, захлопнув за собой дверь.

Элайза посмотрела на отца серьезными глазами.

— Похоже, что сегодня один из этих дней, папа?

— Да, похоже на то. — Сандерс пошел вниз, понимая, что на паро#769;м он уже не успеет, а следовательно, опоздает на первую назначенную на утро встречу. Ненамного, всего на несколько минут, но это значит, что он не успеет порепетировать со Стефани. Хотя ей можно позвонить с парома и тогда…

— А у меня есть член, папа?

— Нет, Лиз.

— Почему?

— Ну, так уж получается, милая.

— У мальчиков есть члены, а у девочек влагалища, — торжественно сообщила она.

— Это правда.

— Почему, папа?

— Потому, что кончается на «У». — Он свалил дочь на кухонный стол и, вытащив из угла детский стульчик на высоких ножках, усадил на него Мэтта. — Что будешь на завтрак, Лиз? Воздушный рис или кукурузные хлопья?

— Кукурузные хлопья.

Мэтт начал колотить по столу ложкой. Сандерс достал из буфета пачку хлопьев и кастрюльку, затем прихватил пачку детского питания и кастрюльку поменьше — для Мэтта. Элайза следила за тем, как он полез в холодильник за молоком.

— Пап?

— Что?

— Я хочу, чтобы мамочка была счастлива.

— Я тоже, миленькая.

Он размешал смесь для Мэтта и поставил перед ним тарелку. После этого он опустил кастрюльку Элайзы на стол, насыпал в нее кукурузные хлопья и вопросительно взглянул на дочь.

— Хватит?

— Угу.

Сандерс налил в кастрюльку молока.

— Не-е-ет, па-ап-ап! — заныла дочь. — Я сама хотела налить молоко!

— Извини, Лиз…

— Достань оттуда молоко… вынь молоко… — Она начала визжать почти в истерике.

— Ну прости, Лиз, но это…

— Я хотела наливать молоко!!! — Элайза сползла со стула на пол и лежала там, отчаянно молотя пятками по полу. — Убери его, убери молоко!

Элайза вытворяла подобные штуки по нескольку раз на день. Сандерсу говорили, что это возрастное явление. В таких ситуациях родителям рекомендовалось проявлять твердость.

— Мне очень жаль, — сказал Сандерс, — но тебе придется это съесть, Лиз.

Он присел к столу рядом с Мэттом, чтобы покормить мальчика. Мэтт залез пальцами в кашу и провел ими по глазам, отчего тоже начал плакать.

Сандерс схватил посудное полотенце, чтобы вытереть Мэтту мордашку. Мельком он заметил, что часы показывают уже без пяти восемь, и подумал, что было бы неплохо позвонить в офис и предупредить о своем опоздании. Но для начала следовало успокоить Элайзу, поскольку она продолжала валяться на полу, стучать ногами и вопить о молоке.

— Ладно, Лиз, успокойся. Не кричи. — Он взял чистую миску, насыпал еще одну порцию хлопьев и передал пакет молока дочери, чтобы она налила сама. — Давай.

Элайза скрестила руки и надула губки.

— Не хочу.

— Элайза, немедленно налей молоко!

Дочь проворно вскарабкалась на стул.

— Ладно, папочка!

Сандерс сел, вытер Мэтту личико и начал его кормить. Малыш тут же перестал плакать и принялся жадно глотать свою кашку. Бедный мальчик просто был голоден. Элайза встала ногами на стул, подняла пакет повыше и залила молоком всю столешницу.

— Ой-ой!..

— Пустяки. — Сандерс принялся вытирать стол, продолжая при этом кормить Мэтта.

Элайза поставила перед собой коробку с детским питанием и, глядя на этикетку с изображением пса Гуфи, начала есть. Мэтт, сидя напротив, тоже ел спокойно. На некоторое время в кухне установилась тишина.

Сандерс через плечо посмотрел на часы: почти восемь. Надо звонить в контору.

Вошла Сюзен, в джинсах и бежевом свитере. Ее лицо было умиротворенным.

— Жаль, я, видимо, пропустила самое интересное, — сказала она. — Спасибо за то, что задержался. — И она поцеловала мужа в щеку.

— Ты счастлива, ма? — поинтересовалась Элайза.

— Да, сладенькая. — Сюзен улыбнулась дочери и повернулась к Тому. — Я принимаю дежурство, ты ведь не хочешь опоздать, да? Нынче у тебя ведь важный день, так? Когда будет приказ о твоем повышении?

— Надеюсь, что сегодня.

— Как только узнаешь, позвони мне.

— Обязательно. — Сандерс вскочил, придерживая по — Обязательно. — Сандерс вскочил, придерживая полотенце у талии, и побежал наверх одеваться. Перед отходом парома в 8.20 улицы всегда забиты транспортом. Чтобы успеть, нужно пошевеливаться.

Том оставил машину на обычном месте, позади заправочной станции «Шелл», принадлежавшей Рики, и торопливо пошел по тротуару к парому. Он взбежал на борт за несколько секунд до того, как убрали трап. Ощущая под ногами мерный стук двигателей, он прошел на основную палубу.

— Привет, Том!

Сандерс посмотрел через плечо: к нему подходил Дэйв Бенедикт. Бенедикт работал юристом в фирме, которая обслуживала кучу компаний, специализирующихся на точных технологиях.

— Что, тоже опоздал на семь пятьдесят, да? — спросил Бенедикт.

— Ага. Сумасшедшее утро.

— Кому ты это говоришь! Я собирался быть в конторе еще час назад. Но сейчас начало каникул, и, пока дети не разъехались по лагерям, Дженни не знает, что с ними делать.

— Угу…

— У меня дома полный бедлам, — пожаловался Бенедикт, качая головой.

Они помолчали. Сандерс чувствовал, что у них с Бенедиктом было примерно одинаковое утро, но в дальнейшее обсуждение домашних проблем не вступал. Его всегда интересовало, почему женщины говорят между собой о самых интимных деталях семейной жизни, в то время как мужчины предпочитают об этом помалкивать.

— А, все равно уже, — наконец сказал Бенедикт. — Как Сюзен?

— Отлично. У нее все в порядке.

— А с чего ты тогда хромаешь? — ухмыльнулся Бенедикт.

— Матч по футболу среди сотрудников, в субботу. Слегка подковали…

— Не будешь в другой раз вязаться с детьми, — сказал Бенедикт: компания «ДиджиКом» была широко известна большим количеством молодежи среди сотрудников.

— Ха! — оскорбился Сандерс. — Я, между прочим, заработал очко.

— В самом деле?

— Еще бы! Чистый «тач-даун». Я пересек заднюю линию и, осиянный славой, пал на поле брани.

В кафетерии на основной палубе они встали в очередь за кофе.

— Вообще-то я думал, что ты побежишь на работу пораньше, — сказал Бенедикт. — Ведь сегодня для «ДиджиКом» большой день, а?

Сандерс получил свой кофе и начал размешивать сахар.

— В каком смысле?

— Ведь сегодня должны объявить о слиянии?

— Каком слиянии? — равнодушно поинтересовался Сандерс. Слияние было пока секретом, и о нем знали только немногие ответственные работники. Сандерс посмотрел на Бенедикта честными глазами.

— Да ладно, брось, — сказал Бенедикт. — Я в курсе, что это большая тайна. А Боб Гарвин сегодня объявит о структурных изменениях и о куче повышений. — Бенедикт отхлебнул кофе. — Похоже, что Гарвин уйдет из компании, а?

— Посмотрим, — пожал плечами Сандерс.

Бенедикт уже действовал ему на нервы, но Сюзен приходилось частенько иметь дело с его фирмой, и Сандерс не мог себе позволить быть невежливым. Вот вам еще одно осложнение в бизнесе. Оттого что супруга работает.

Они вышли на палубу и стали слева у поручней, наблюдая, как мимо проплывают дома Бейнбриджа. Сандерс кивнул в сторону дома на Уингпойнт, который долгое время служил летней резиденцией Уоррену Магнусону, когда тот был сенатором.

— Я слыхал, его опять продали, — сказал Сандерс.

— Ну? И кто его купил?

— Какой-то козел из Калифорнии.

Бейнбридж скрылся за кормой. Они стали смотреть на серую воду пролива. Над стаканчиками с кофе поднимался парок, отчетливо видный в лучах утреннего солнца.

— Да, — заговорил Бенедикт. — Как ты думаешь, может быть, Гарвин не уйдет?

— Кто его знает, — ответил Сандерс. — Боб создал компанию пятнадцать лет назад из ничего. Начинал он с того, что продавал дрянные модемы[1] из Кореи. Это тогда-то, когда никто толком не знал, что такое модем! А сейчас компании принадлежат три здания в центре города и заводы в Калифорнии, Техасе, в Ирландии и Малайзии. Он производит факс-модемы размером с десятицентовую монету и программы для электронной почты[2], он занялся изготовлением CD-ROM[3]. Наконец, он разработал и запатентовал алгоритмы, которые в следующем столетии сделают компанию ведущим поставщиком компьютерных программ в отраслях, связанных с образованием. Боб уже далеко не тот парень, что торговал тремя сотнями бракованных модемов… Не знаю, сможет ли он все это оставить.

— А что, условия слияния этого не предусматривают?

— Если ты что-то знаешь о слиянии, Дэйв, — улыбнулся Сандерс, — то, будь другом, поделись со мной, потому что я ничего об этом не слышал.

Вообще-то Сандерс и в самом деле ничего толком не знал об условиях слияния — он занимался развитием производства CD-ROM и электронных баз данных. Хотя эти проблемы и были жизненно важны для будущего компании — собственно, из-за них «Конли-Уайт» и покупали «ДиджиКом», — они все же касались только техники. И Сандерс, занимаясь своими делами, мало что знал о решениях, принимаемых на высшем уровне.

Сандерсу это даже казалось забавным. Дело в том, что в прежние годы, в Калифорнии, он имел отношение как раз к чисто управленческим вопросам, но с тех пор, как восемь лет назад он перебрался в Сиэтл, административные проблемы занимали его в гораздо меньшей степени.

Бенедикт глотнул кофе.

— Ну, я определенно слыхал, что Боб уходит и собирается ввести в состав правления женщину.

— Кто это тебе сказал? — поинтересовался Сандерс.

— Ну, он же уже назначил финдиректором женщину, не так ли?

— Да, конечно. И довольно давно.

Стефани Каплан была финансовым директором «ДиджиКом», но предположение, что она сможет руководить компанией, казалось весьма маловероятным. Молчаливую и настойчивую Каплан считали компетентной, но многие ее недолюбливали. Гарвин тоже не очень-то ей благоволил.

— Ну, — сказал Бенедикт, — слух идет, что он собирается на ближайшие пять лет назначить начальником женщину.

— А слух не сообщил тебе, как ее зовут?

— Я думал, ты знаешь, — покачал головой Бенедикт. — В конце концов, это твоя компания.

Продолжая стоять на освещенной лучами солнца палубе, он достал свой переносной телефон с памятью и набрал номер.

— Кабинет мистера Сандерса, — услышал он голос своей секретарши Синди Вулф.

— Привет. Это я.

— Привет, Том. Вы на пароме?

— Угу. Я буду на месте около девяти.

— Ладно, я им передам. — Она замялась, и Сандерс почувствовал, с какой осторожностью секретарша подбирает слова. — Сегодня довольно суматошное утро. Мистер Гарвин только что был здесь, искал вас.

— Искал меня? — нахмурился Сандерс.

— Да. — Снова пауза. — И, по-моему, он был сильно удивлен, что вас нет.

— А он не говорил, что ему нужно?

— Нет, но он обошел один за другим почти все кабинеты на нашем этаже. Разговаривал с людьми. Что-то происходит, Том.

— Что?

— Мне никто ничего не говорил, — ответила она.

— А что там Стефани?

— Она звонила, но я сказала, что вас пока нет.

— Еще что-нибудь есть?

— Артур Кан звонил из Куала-Лумпура и спрашивал, получили ли вы его факс.

— Получил. Я ему позвоню. Что еще?

— Да вроде все, Том.

— Спасибо, Синди. — Он нажал кнопку, прерывая связь.

Стоявший рядом с ним Бенедикт показал на телефон Сандерса.

— Забавная штуковина. По-моему, эти аппараты становятся все меньше и меньше, а? Этот не у вас ли сделали?

Сандерс кивнул.

— Я бы без него пропал, особенно в последнее время. Разве все телефонные номера запомнишь? А это не просто телефон — это телефон вместе с телефонным справочником. Вот смотри… — Он начал демонстрировать Бенедикту возможности аппарата. — У него память на двести номеров. Их можно зашифровать первыми тремя буквами имени.

Сандерс набрал «К-А-Н», чтобы вызвать из памяти прибора международный номер Артура Кана. Затем нажал кнопку «Пуск». Послышалась череда попискиваний: каждое соответствовало цифре номера. Для Малайзии, с учетом кода страны и кода городов, таких попискиваний получилось тринадцать.

— Господи, — поразился Бенедикт. — Ты что, на Марс звонишь?

— Почти. В Малайзию — у нас там завод.

Завод «ДиджиКом» в Малайзии находился в эксплуатации всего год. Там производили новые лазерные дисководы — аппараты, работавшие как проигрыватели компакт-дисков, но предназначавшиеся для компьютеров. Во всем деловом мире считалось признанным фактом, что вся информация будет в скором времени записываться цифровым способом и большая ее часть будет храниться на компакт-дисках. Компьютерные программы, базы данных, даже книги и журналы будут переводиться на диски.

Этого не случилось до сих пор только потому, что лазерные дисководы работали слишком медленно. Пользователи должны были сидеть перед погасшими дисплеями, пока дисководы неторопливо шелестели и пощелкивали. А пользователи компьютеров не любят долго ждать. Вообще-то, в мировой компьютерной индустрии все скорости удваивались приблизительно каждые восемнадцать месяцев; с лазерными дисководами такого прогресса не удалось добиться и за пять последних лет. В «ДиджиКом» была разработана новейшая технология, предусматривающая использование дисководов нового поколения, получивших кодовое название «Мерцалка» (по начальному слову детской рождественской песенки «Мерцай-мерцай, маленькая звездочка»). «Мерцалки» были в два раза быстрее, чем любые другие. С виду они напоминали обычные бытовые проигрыватели компакт-дисков, но имели экран. Их можно носить с собой в руке и пользоваться ими даже в автобусе или поезде. Новые дисководы обещали стать революцией в вычислительной технике. И вот теперь на заводе в Малайзии возникли проблемы с новинкой.

Бенедикт спросил, прихлебывая кофе:

— Это правда, что ты единственный начальник отдела — не инженер?

— Да, — улыбнулся Сандерс. — Я из маркетинговой службы.

— Кажется, это довольно необычно? — спросил Бенедикт.

— Не совсем. В нашей работе по маркетингу нам приходится тратить уйму времени, пытаясь выяснить свойства, характерные для нового продукта, и большинство из нас не может говорить с инженерами на равных. А я могу. Я и сам не знаю почему — у меня нет технического образования или опыта, но я нахожу общий язык с этими ребятами. В технике я понимаю ровно столько, сколько нужно, чтобы не давать им повода для шуток. А восемь лет назад Гарвин спросил у меня, не возьмусь ли я за руководство отделом. И вот я здесь.

В телефоне раздался сигнал, что звонок прошел. Сандерс посмотрел на свои часы: в Куала-Лумпуре была почти полночь. Оставалось надеяться, что Артур Кан еще не спит. В следующую секунду в трубке щелкнуло, и сонный голос произнес:

— Ау. Привет.

— Артур, это Том.

Артур Кан трескуче кашлянул.

— А, Том… Привет. — Еще кашлянул. — Ты мой факс получил?

— Получил.

— Тогда ты в курсе. Не могу понять, что происходит, — пожаловался Кан. — Хотя и провел весь день на сборочной линии. А куда денешься — Джафар сбежал.

Мохаммед Джафар, очень способный парень, был бригадиром на конвейере.

— Сбежал? Почему?

В трубке послышался треск электрических разрядов.

— Его сглазили.

— Не понял?

— Джафара сглазила его двоюродная сестра, и он ушел.

— Чего-о?

— Трудно поверить, да? Он сказал, что его сестра наняла в Джохоре колдуна, чтобы наслать на него порчу, и он тут же отправился к колдуну-лекарю в Оранг-Азли для контрпорчи. У местных здесь есть целая больница в Куа-ла-Тингите, в трех часах езды от Куала-Лумпура. Очень знаменитая. Многие здешние политики обращаются туда, когда чувствуют какое-то недомогание. Так что Джафар отправился в эту больницу за помощью.

— И как долго он там пробудет?

— Хоть убей, не знаю. Рабочие говорят, что около недели.

— А что случилось со сборочной линией, Артур?

— Не знаю, — ответил Кан. — Я вообще не уверен, что дело в линии, но те приборы, что с нее сходят, функционируют очень медленно. А когда мы производим начальную контрольную загрузку, время поиска постоянно получается на сто миллисекунд выше, чем у прототипа. Мы не знаем, почему они работают медленно и почему здесь такое отклонение. Наши инженеры полагают, что тут дело в совместимости чипа-контроллера[4], который ориентирует расщепляющую оптику, и драйвера.[5]

— Ты полагаешь, что чипы плохие? — Чипы-контроллеры производились в Сингапуре и доставлялись на автомобилях через границу в Малайзию.

— Не знаю. Или они плохие, или дефект в коде драйвера.

— А что там насчет мелькания на экране?

— Я думаю, что это проблема конструкторов, Том. — Кан кашлянул. — Мы сами справиться не можем. Шарнирные контакты, подводящие ток к экрану, заключены в пластмассовые кожухи. Они должны функционировать независимо от того, как повернуть экран. На деле каждый раз, когда шарниры поворачиваются, ток то включается, то выключается, и экран мигает. Сандерс нахмурился.

— Но это же стандартная конструкция, Артур: самый паршивый лэптоп[6] имеет такую же конструкцию шарнирных контактов. Их используют добрый десяток лет.

— Сам знаю, — сказал Кан. — А у нас они не работают. Меня это просто с ума сводит.

— Пошли мне несколько аппаратов.

— Уже послал, по Ди-Эйч-Эл FDHL — международная курьерская почта. Они будут у тебя сегодня вечером, самое позднее — завтра утром.

— Ладно, — сказал Сандерс. — И какие у тебя соображения?

— Насчет завода? Ну, в настоящее время мы не вышли на полную мощность и гоним продукцию, которая работает на тридцать-пятьдесят процентов медленнее, чем опытные образцы. Это никуда не годится. Мы ведь не бытовые проигрыватели производим, Том. Наши показатели лишь немного лучше, чем у продукции «Тошибы» или «Сони», уже занявших рынок, а японские аппараты еще и стоят намного дешевле. Так что все очень серьезно.

— И сколько времени уйдет на решение всех вопросов? Неделя? Месяц? Сколько?

— Месяц, если дефект не в конструкции. Если в конструкции, то клади четыре месяца… Ну а если дело в чипе, то, может быть, и год.

— Чудесно, — вздохнул Сандерс.

— Вот такая ситуация. Штука не работает, и мы не знаем почему.

— Кому ты об этом говорил? — спросил Сандерс.

— Никому, кроме тебя, мой друг.

— Спасибо, дорогой. Кан кашлянул.

— Ты не выпустишь наружу эту информацию до окончания слияния, или как?

— Не знаю еще. Не уверен, что получится.

— Ну, от меня они ничего не узнают, обещаю. Если кто-нибудь спросит — я ничего не знаю, тем более что так оно и есть.

— Ладно. Спасибо, Артур. Попозже еще позвоню.

Сандерс дал отбой. «Мерцалки» определенно превратятся в политическую проблему при предстоящем слиянии с «Конли-Уайт», и Сандерс понятия не имел, с какого бока за нее взяться. А решать предстоит скоро — паром прогудел, и впереди уже показались черные контуры Колмановских доков и небоскребов делового центра Сиэтла.

Офисы «ДиджиКом» располагались в трех отдельных зданиях, примыкающих к исторической Пайонир-сквер в центре Сиэтла. Пайонир-сквер в плане имела треугольную форму, а в центре этого треугольника был разбит маленький парк, в котором возвышалась беседка кованого железа со старинными часами наверху. По периметру площади стояли невысокие здания из красного кирпича, выстроенные в начале века и украшенные лепными фасадами с вырезанными на них датами; сейчас эти здания занимали фирмы, занимающиеся современной архитектурой, графическим дизайном, а также и целое созвездие компаний, специализирующихся на высоких технологиях, среди которых были «Алдус», «Эдванс Гологрэфикс» и «ДиджиКом». Поначалу «ДиджиКом» помещалась в одном здании — «Хаззард Билдинг» на южной стороне площади. По мере роста компания заняла три этажа в прилегающем к этому дому «Уэстерн Билдинге», а позднее и в «Горам Тауэре» на Джеймс-стрит. Но кабинеты руководства так и остались на верхних трех этажах «Хаззард Билдинга», прямо над площадью. Кабинет Сандерса располагался на четвертом этаже, хотя он очень рассчитывал не позже конца недели перебраться на пятый.

Он поднялся на свой этаж ровно в девять утра и сразу почувствовал, что что-то не так. В коридорах слышалось шушуканье, в воздухе разлилось какое-то напряжение. Персонал кучковался у лазерных принтеров и перешептывался у кофеварок; когда Сандерс проходил мимо, люди замолкали или отворачивались.

«Ой-ой», — подумал он.

Как заведующий отделом, он не мог просто остановиться и выспросить у первого попавшегося ассистента, что стряслось. Мысленно ругаясь, он шел по коридору, кляня себя за то, что умудрился опоздать в такой важный день.

Сквозь стеклянную дверь конференц-зала он увидел Марка Ливайна, тридцатитрехлетнего заведующего конструкторским отделом, рассказывающего что-то людям из «Конли-Уайт». Это было забавное зрелище: молодой, симпатичный и целеустремленный Ливайн, одетый в черные джинсы и черную же футболку от Армани, расхаживал взад-вперед и вовсю распинался перед группой одетых в синие костюмы чиновников из «Конли-Уайт», неподвижно сидевших перед макетами приборов, производимых компанией, и чиркавших что-то в своих блокнотах.

Когда Ливайн заметил проходящего мимо Сандерса, он помахал ему рукой и, подойдя, высунул голову из двери конференц-зала.

— Привет, старик, — поздоровался Ливайн.

— Привет, Марк. Послушай…

— Я могу тебе сказать только одно, — перебил его Ливайн, — в задницу их всех; в задницу Гарвина, в задницу Фила. В гробу я видел ихнее слияние и их всех с ихней реорганизацией. Тут я на твоей стороне, старик.

— Слушай, Марк, ты не можешь?..

— У меня тут дела в самом разгаре, — Ливайн кивнул в сторону людей из «Конли-Уайт», — но я хочу, чтобы ты знал, как я ко всему этому отношусь. Они поступают неправильно. Поговорим попозже, ладно? Держи хвост пистолетом, старик, — сказал Ливайн, — а порох — сухим. — С этими словами он нырнул обратно в конференц-зал.

Чиновники из «Конли-Уайт» дружно уставились на Сандерса через стекло. Тот отвернулся и быстро пошел к своему кабинету, все больше проникаясь чувством тревоги. Ливайн всегда отличался склонностью к преувеличениям, но даже учитывая это…

«Они поступают неправильно…» — не выходили у него из головы слова Ливайна. Это могло означать только одно — Сандерс не получит повышения.

Он почувствовал, как его бросило в жар. Голова закружилась, и он на минутку прислонился к стене. Вытерев лоб рукой, быстро поморгав глазами, он глубоко вздохнул и потряс головой.

«Повышения не будет. О Господи!..» — Он снова глубоко вздохнул и пошел дальше.

Вместо ожидаемого повышения, похоже, предвидится что-то вроде реорганизации, которая наверняка связана со слиянием.

Всего каких-то девять месяцев назад техническому отделу уже пришлось пройти через радикальную реорганизацию, целью которой был пересмотр всех степеней подчиненности и ответственности и которая всех сбила с толку. Персонал не знал, кому теперь надо подавать заявки на бумагу для лазерного принтера и кто обязан размагничивать экраны мониторов. Последствия этой реорганизации сказывались на работе отдела долгие месяцы; только в последние несколько недель группам удалось наладить более или менее нормальное взаимодействие. И что же, проходить через все это еще раз? Какой в этом смысл?..

А ведь была еще прошлогодняя реорганизация, из-за которой, собственно, Сандерс и стал начальником отдела. Эта реорганизация предусматривала разделение Группы новой продукции на четыре подгруппы — конструкторской, программирования, телекоммуникаций данных и производственно-технической, — все это под руководством генерального менеджера, которого до сих пор не назначили. В последние месяцы таковым неофициально считали Тома Сандерса, поскольку как глава технического отдела он был наиболее заинтересован в скоординированной работе всех отделов.

Теперь, после очередной реорганизации… кто его знает, что еще может измениться? Сандерса могут понизить и сделать ответственным за все производственные мощности «ДиджиКом». А ведь может получиться и хуже — в последние недели поползли слухи, что штаб-квартира компании в Купертино собирается прикрыть филиал в Сиэтле, передав его функции отдельным менеджерам в Калифорнии. Сандерс на эти слухи особо не обращал внимания, поскольку смысла в них было маловато: у менеджеров хватало забот с проталкиванием продукции на рынок и без того, чтобы еще заботиться о производстве.

Но теперь приходилось смотреть на сплетни в другом свете. Если они верны, то для Сандерса разговор идет даже не о понижении в должности. Он может остаться без работы.

О Боже! Без работы?

Он невольно вспомнил свой разговор с Дэйвом Бенедиктом по дороге на работу. Бенедикт коллекционировал сплетни и, кажется, знал многое. Может даже, больше, чем говорил.

«Это правда, что ты единственный начальник отдела — не инженер? — пришли на память слова Дэйва. А дальше: — Кажется, это довольно необычно?..»

«Господи Иисусе», — подумал Том. Его снова прошиб пот. Стараясь дышать глубже, Сандерс наконец дошел до конца коридора к вошел в свой кабинет, ожидая увидеть здесь поджидающую его Стефани Каплан, финансового директора компании. Она-то и расскажет ему, что происходит. Но кабинет оказался пуст. Сандерс обратился к своей секретарше Синди Вулф, рывшейся в картотеке:

— А где Стефани?

— Она не пришла.

— Почему?

— Вашу встречу, назначенную на девять тридцать, отменили из-за изменений в расписании, — ответила Синди.

— Каких изменений? — спросил Сандерс. — Что происходит?

— Ожидается какая-то реорганизация, — ответила Синди и, стараясь не встретиться с начальником взглядом, опустила глаза на телефонный справочник, лежавший у нее на столе. — Они назначили на 12.30 дружеский ленч в главном конференц-зале с руководителями всех отделов, а к вам сейчас идет Фил Блэкберн. Он должен быть с минуты на минуту. Так, что еще? Ах да, Ди-Эйч-Эл во второй половине дня доставит дисководы из Куала-Лумпура, а в десять тридцать с вами хотел встретиться Гэри Босак. — Синди пробежала пальцем по записям в своем блокноте. — Дон Черри дважды звонил насчет «Коридора», и буквально минуту назад был срочный звонок от Эдди, из Остина.

— Перезвони ему.

Эдди Ларсон был контролером на заводе в Остине, производящем переносные радиотелефоны. Синди набрала номер, и почти сразу же Сандерс услыхал знакомый голос с гнусавым техасским акцентом.

— Здорово, Томми.

— Привет, Эдди. Что стряслось?

— Так, небольшие осложнения с конвейером. У тебя найдется пара минут?

— Да, конечно.

— Поздравления с новой должностью уже принимаешь?

— Пока ничего о ней не слышал, Эдди, — ответил Сандерс.

— А-а. Но дело-то на мази?

— Ничего не знаю.

— Правда, что завод в Остине остановят? От неожиданности Сандерс захохотал.

— Чего-о?

— Слушай, Томми, но здесь об этом только и говорят. «Конли-Уайт» купит фирму, а потом нас прикроют.

— Черт возьми, — сказал Сандерс. — Никто еще ничего не купил, и никто ничего не продает, Эдди. Конвейер в Остине — образец для всей индустрии. К тому же он очень выгоден.

Эдди помолчал.

— Но ты ведь скажешь мне, Томми, если что-нибудь узнаешь?

— Скажу, — пообещал Сандерс. — Но это просто сплетни, Эдди, так что забудь об этом. Ну а что у тебя там за проблемы на конвейере?

— С жиру бесятся. Девицы из сборочного потребовали, чтобы мы содрали все картинки с девками со стен мужского туалета. Говорят, что это пример сексуального преследования. Если хочешь знать мое мнение, это блажь, — заявил Ларсон, — потому что женщины все равно не заходят в мужской сортир.

— А откуда они тогда знают о картинках?

— В бригаде, которая убирается по вечерам, работают и женщины. И теперь работницы с конвейера хотят, чтобы картинки содрали.

Сандерс вздохнул.

— Не хватало нам еще неприятностей, связанных со взаимоотношениями полов. Уберите все картинки.

— Несмотря на то что их туалет весь обвешан картинками?

— Да, Эдди.

— Если хочешь знать мое мнение, это значит сдаться на милость всякого феминистского дерьма.

В дверь постучали. Сандерс поднял глаза и увидел, что в дверях стоит юрисконсульт компании Фил Блэкберн.

— Эдди, мне нужно идти.

— Ладно, — сказал Эдди, — но я хочу тебе сказать…

— Извини, Эдди, но мне срочно нужно идти. Позвони мне, если будет необходимо.

Сандерс положил трубку, и Блэкберн вошел в комнату. Сандерс сразу почувствовал, что адвокат улыбается слишком лучезарно и вообще имеет чересчур приветливый вид.

Это был дурной знак.

Главный юридический советник «ДиджиКом» Филип Блэкберн был стройным человеком сорока шести лет, одетым сейчас в темно-зеленый костюм от Хуго Босса. Как и Сандерс, Блэкберн работал на фирму более десяти лет, и это давало ему право принадлежать к «старой гвардии», к «тем, кто был у истоков». Когда Сандерс увидел его впервые, Блэкберн был молодым нахальным бородатым адвокатом по гражданскому праву из Беркли. Правда, с тех пор он пообтесался, перестал бороться за ограничение прибылей, сторонником которых он теперь стал, настойчиво, но осторожно проталкивал идеи проникновения в другие отрасли и равных возможностей. А корректность и следование последней моде в одежде сделали «тайного советника Фила» предметом насмешек в некоторых подразделениях компании. Как сказал один сотрудник: «От постоянного облизывания и держания на ветру палец у Фила уже покрылся цыпками». Он был первым, надевшим брюки-клеш, первым, срезавшим бачки, и первым сторонником разнообразия.

Много шутили о его манерах. Тщеславный, слишком заботящийся о своей внешности, Блэкберн всегда что-то на себе поправлял: приглаживал волосы, трогал лицо, детали костюма, ласкательными движениями расправлял складки на пиджаке… Все это, вкупе с его несчастной привычкой подергивать, поглаживать и теребить кончик носа, было неисчерпаемым источником шуточек. Но шутники здорово рисковали — Блэкберн был злопамятен и считался воинствующим моралистом.

В разговорах Блэкберн мог быть авторитетным и в частных беседах на короткий период мог показаться примером интеллектуальной честности, но в компании его считали тем, кем он был на самом деле: человеком без убеждений, ревностным исполнителем чужой воли и — благодаря таким качествам — идеальным человеком для претворения в жизнь карательных распоряжений Гарвина. В прежние годы Сандерс и Блэкберн были близкими приятелями, и не только потому, что росли вместе с компанией, но и потому, что их жизненные пути постоянно пересекались: когда Блэкберн в восемьдесят втором году прошел через мучительный развод, он некоторое время жил на холостяцкой квартире Сандерса в Саннивейле. А несколько лет спустя Блэкберн был свидетелем на свадьбе Сандерса и молоденькой сиэтлской адвокатессы Сюзен Хэндлер.

Но когда Блэкберн в восемьдесят девятом женился во второй раз, Сандерса даже не пригласили на свадьбу — настолько натянутыми стали их отношения. Многие сотрудники компании считали это естественным и неизбежным, поскольку Блэкберн остался частью правящей верхушки в Купертино, к которой живший в Сиэтле Сандерс больше не принадлежал. Кроме всего прочего, между двумя бывшими друзьями существовали острые разногласия по поводу заводов в Ирландии и Малайзии. Сандерс чувствовал, что Блэкберн игнорирует важные реалии, связанные с производством продукции за границей.

В качестве примера можно было бы привести категорическое требование Блэкберна, чтобы женщины составляли не меньше половины от списочного состава работников, занятых на конвейере в Куала-Лумпуре, причем; работать они должны на тех же должностях, что и мужчины. Местные же управляющие проводили политику половой сегрегации, разрешая женщинам работать только на определенных рабочих местах, да еще и отдельно от мужчин. Блэкберн страстно протестовал, а Сандерс тщетно объяснял ему: «Это же мусульманская страна, Фил!»

— Это меня не волнует, — отвечал Фил. — «Диджи-Ком» стоит за равноправие.

— Фил, это же их страна, и они мусульмане.

— Ну и что? Завод-то наш!

В другой раз разногласие возникло, по сути, по противоположному поводу: малайзийские чиновники не хотели принимать на работу в качестве бригадиров местных китайцев, хотя они и были намного более квалифицированны — политика правительства состояла в том, чтобы предоставлять руководящие должности только малайцам. Сандерс оспаривал такую дискриминацию, поскольку хотел иметь на заводе грамотный персонал. Но Фил, будучи непреклонным обличителем дискриминации в Америке, немедленно и безоговорочно согласился с политикой местных властей, обвиняя Сандерса, что тот не хочет следовать курсу «ДиджиКом», направленному на охват всех реалий межнациональной политики. И в последнюю минуту Сандерс полетел в Куала-Лумпур на встречу с султанами Селангора и Паханга, чтобы согласиться на их условия. Фил тогда заявил, что Сандерс «потакает экстремистам».

Подобным разногласиям за период руководства Томом новым заводом в Малайзии не было конца.

Сейчас Сандерс и Блэкберн приветствовали друг друга с осторожностью бывших друзей, давно забывших о своей дружбе, но преувеличенно сердечно.

— Как жизнь, Фил? — спросил Сандерс, пожимая руку Блэкберну.

— Великий день, — сказал Блэкберн, скользнув на стул перед столом Сандерса. — Куча новостей. Не знаю, какие ты уже слышал.

— Я слышал, что у Гарвина созрело решение провести Реорганизацию.

— Точно. Даже несколько решений.

Пауза, Блэкберн пошевелился в кресле и уставился на свои руки.

— Насколько я знаю, Боб сам хотел ввести тебя в курс дела. Он еще утром прошел по этажу и переговорил со всеми.

— Меня не было.

— Угу. Мы были слегка удивлены, что ты именно сегодня опоздал.

Том не стал оправдываться и продолжал выжидательно смотреть на Блэкберна.

— Ну, в любом случае, Том, — сказал Блэкберн, — дело вот в чем: в соответствии с планом общего слияния Боб решил поставить во главе отдела человека, не работающего в Группе новой продукции.

Вот и все. Теперь все понятно. Сандерс вдохнул поглубже, чувствуя, как стеснило грудь. Все его тело напряглось, но он постарался не показать этого.

— Я понимаю, что это для тебя удар, — сказал Блэкберн.

— Ну, — пожал плечами Сандерс, — я уже слышал что-то…

Когда он говорил, мысли его разбегались. Ясное дело — теперь не будет повышения, и он не будет иметь возможности для…

— Ну да. Так вот, — продолжал Блэкберн, прочистив горло, — Боб решил поставить начальником всего отдела Мередит Джонсон.

— Мередит Джонсон? — нахмурился Сандерс.

— Ну да. Она работает в головной конторе в Купертино. Я думаю, ты ее знаешь.

— Знаю, но… — Сандерс помотал головой. Бессмыслица какая-то. — Мередит занималась торговлей. И только торговлей.

— Ну, вообще-то, да. Но, как ты знаешь, Мередит последние года два работала в управлении.

— А если и так, Фил? ГНП — отдел инженерный.

— Ну, вот ты же не инженер, а справляешься прекрасно.

— Я был с этим связан много лет, еще когда занимался маркетингом. Слушай, ГНП в основном занимается линиями по производству вычислительной техники и программированием. Как она с этим справится?

— Боб и не рассчитывает, что она непосредственно будет всем заправлять, — она будет координировать работу начальников отделов, входящих в ГНП. Официально ее должность будет называться так: вице-президент по передовым технологиям и планированию. Это новая структура, которая будет включать в себя ГНП, маркетинговую службу и отдел телекоммуникаций.

— Господи, — сказал Сандерс, откинувшись на спинку кресла. — Как много всего.

Блэкберн медленно кивнул. Сандерс помолчал, задумавшись.

— Похоже на то, — сказал он, наконец, — что Мередит Джонсон будет управлять всей фирмой.

— Я бы так далеко не заходил, — сказал Блэкберн. — Она не будет непосредственно управлять сбытом, или финансами, или развитием новых проектов. Но я полагаю, что, вне всякого сомнения, Боб сделает ее своей преемницей, когда уйдет в отставку, а это случится в ближайшие два года. — Блэкберн переменил позу. — Но это все в будущем, А сейчас…

— Подожди минуту. Она будет принимать доклады от четырех начальников отделов?

— А кто будет этими начальниками? Это уже решено?

— Ну… — Фил кашлянул. Затем он пробежал руками по груди и подергал платочек в нагрудном кармане. — Окончательное решение будет принимать Мередит.

— Значит, я могу остаться без работы.

— Черт возьми, Том! — воскликнул Блэкберн. — Да ничего подобного! Боб хочет, чтобы все остались на своих местах, включая тебя. Он очень не хочет тебя терять.

— Но это дело Мередит Джонсон — оставить меня на работе или нет.

— Номинально, — развел руками Блэкберн, — это так. Но лично я думаю, что это чистая проформа. Сандерс так не считал. Если бы Гарвин захотел, он назвал бы имена руководителей одновременно с назначением Мередит Джонсон руководителем ГНП. Если Гарвин решил передать фирму в руки какой-то дамочки из отдела сбыта, это его дело, но он мог бы, по крайней мере, дать всем понять, что он не собирается расставаться с прежними начальниками отделов — людьми, которые так долго служили ему и компании верой и правдой.

— Боже, — сказал Сандерс. — Я отдал этой фирме двенадцать лет.

— Я думаю, ты будешь с нами и дальше, — успокаивающе сказал Блэкберн. — Суди сам: все заинтересованы в том, чтобы команда работала без срывов, — я же сказал, она не сможет управлять ею сама.

— Ну да, ну да…

Блэкберн поправил манжеты сорочки и пригладил волосы.

— Слушай, Том. Я понимаю, тебе неприятно, что начальником поставили не тебя. Но не думай, что Мередит будет производить какие-либо перемещения по службе — у нее нет таких намерений вообще. Так что твое положение незыблемо. — Он сделал паузу. — Ну, ты же знаешь Мередит, Том.

— Знаю, — кивнул Сандерс. — Мы с ней некоторое время жили вместе, но я ее не видел черт знает сколько лет. Блэкберн выглядел удивленным.

— И вы даже не поддерживали контактов?

— Практически нет. Когда Мередит пришла на работу в компанию, я как раз переехал в Сиэтл, а она осталась Купертино. Я как-то наткнулся на нее во время командировки. Поздоровались, и все.

— Ну, значит, ты знаешь ее уже столько времени, — сказал Блэкберн, будто это имело какое-то значение. — Лет шесть-семь.

— Даже больше, — ответил Сандерс. — Я уже восемь лет в Сиэтле. Так что… — стал вспоминать Сандерс. — Когда мы познакомились, она работала в фирме «Новелл» в Маунтин-вью. Продавала компьютерные сети мелким местным бизнесменам. Когда же это было?

Хотя Сандерс хорошо помнил все события их с Мередит совместной жизни, даты он припомнить не мог. Он пытался нашарить в памяти какое-нибудь значительное событие — день рождения, продвижение по службе, переезд на новую квартиру — чтобы, отталкиваясь от него, точнее определить время. Наконец он припомнил, как они вместе смотрели по телевизору результаты выборов: воздушные шарики, летящие к потолку, радостные крики людей. Мередит пила пиво. Их знакомство тогда только состоялось.

— Боже, Фил. Это было десять лет назад!

— Да, давно, — сказал Блэкберн.

Когда Сандерс впервые встретил Мередит Джонсон, она была одной из тысяч хорошеньких девушек, работавших в Сан-Хосе в отделах сбыта компаний, — двадцатилетних красоток, только что окончивших колледж и начинавших с того, что демонстрировали на экране возможности компьютера, в то время как кто-нибудь более влиятельный вел переговоры с потенциальными покупателями, стоя рядом. Со временем многие девушки стали достаточно компетентны, чтобы продавать и сами. Когда Сандерс познакомился с Мередит, она знала достаточно, чтобы на техническом жаргоне поболтать о топологических сетях и базовых адресах. Серьезных знаний у нее не было, да она в них и не нуждалась. Она была симпатичная, сексуальная и умненькая; к тому же имела какое-то сверхъестественное самообладание, которое помогало ей выпутываться из самых неудобных ситуаций. В то время Сандерс был от нее без ума, но у него и в мыслях не было, что она имеет способности для того, чтобы когда-то занять высокий административный пост в крупной фирме. Блэкберн пожал плечами.

— За десять лет много воды утекло, Том. Мередит не просто администратор по сбыту. Она училась, получила степень, работала в «СиманТеке», затем в «Конраде» и только после пришла к нам. Последние два года она работает в тесном контакте с Гарвином. Она вроде как его протеже. Он ею доволен.

— И вот теперь она — мой босс, — качнул головой Сандерс.

— Это тебя беспокоит?

— Нет, просто забавно: бывшая подружка — мой босс.

— Так карты легли, — сказал Блэкберн. Он улыбался, но Сандерс чувствовал, как Фил исподволь исследует его реакцию. — Я вижу, тебе это не нравится, Том.

— Есть немного.

— Ну и что тебя смущает? Необходимость ходить на доклад к женщине?

— Ничего подобного. Я работал на Эйлин, когда она возглавляла HRI, и мы отлично сотрудничали. Не в этом дело. Мне странно думать, что именно Мередит Джонсон — мой босс.

— Она отличный, внушающий доверие работник, — сказал Фил, вставая и разглаживая галстук. — Я думаю, что, когда у вас будет возможность возобновить знакомство, она произведет на тебя хорошее впечатление. Дай ей шанс, Том.

— Конечно, — сказал Сандерс.

— Я верю, что все пойдет, как надо. Смотри в будущее: как бы там ни было, через годик или около того ты будешь богат.

— Следует понимать, что мы по-прежнему собираемся выделить Группу новой продукций?

— Ну да, точно так.

Это была вызывавшая самые ожесточенные споры часть плана слияния: после того как «Конли-Уайт» купит «ДиджиКом», Группа новой продукции отделяется и ее заявляют как самостоятельную фирму. Для всех, кто в ней работает, это означает огромную прибыль, потому что каждый будет иметь возможность приобрести задешево акции еще до того, как они появятся на рынке.

— Сейчас мы прорабатываем последние детали, — продолжал Блэкберн, — Но я думаю, что начальники отделов, как ты, например, получат бесплатно двадцать тысяч акций и возможность купить пятьдесят тысяч акций по цене двадцать пять центов за штуку, а кроме того, право ежегодно приобретать еще по пятьдесят тысяч акций в течение пяти лет.

— И это решенное дело, даже если Мередит будет управляющим?

— Поверь мне. Отделение произойдет в ближайшие восемнадцать месяцев — это формальная часть плана слияния.

— А нет опасности, что она может передумать?

— Ни малейшей, — улыбнулся Блэкберн. — Открою тебе маленький секрет: с самого начала акционирование было идеей Мередит.

Выйдя от Сандерса, Блэкберн завернул в приемную пустого кабинета и позвонил Гарвину. В трубке послышалось знакомое рявканье:

— Гарвин слушает.

— Я говорил с Томом Сандерсом.

— Ну и?..

— Я бы сказал, что он принял новость хорошо. Конечно, он разочарован. Думаю, что до него уже дошли какие-то слухи. Но в общем реакция нормальная.

— А насчет новой структуры? — спросил Гарвин. — Что он сказал?

— Он озабочен, — ответил Блэкберн. — Говорил сдержанно.

— Почему?

— Боится, что у нее нет достаточного инженерного опыта для управления отделом.

— Инженерного опыта? — фыркнул Гарвин. — Это менее всего меня заботит. Инженерный опыт тут не нужен вообще.

— Конечно, не нужен. Но я полагаю, что тут еще кое-что личное. Они, знаете ли, были близко знакомы раньше.

— Да, — сказал Гарвин, — я знаю. Они встречались после того?

— Нет, по его словам, они не виделись уже несколько лет.

— Вражда?

— Не похоже.

— Тогда что его беспокоит?

— Я думаю, он просто не успел все это переварить.

— Свыкнется.

— Я тоже так думаю.

— Сообщи мне, если услышишь еще что-нибудь, — сказал Гарвин и повесил трубку.

Сидя один в чужом кабинете, Блэкберн нахмурился. Разговор с Сандерсом оставил у него смутное чувство беспокойства. Все, казалось, шло как по маслу, а тут… Сандерс, понял он, не примет идею реорганизации легко, а поскольку в сиэтлском филиале он пользуется большой популярностью, при желании он сможет доставить немало неприятностей. Сандерс слишком независим; он не человек команды, а сейчас нужны были только люди команды. Чем больше Блэкберн об этом думал, тем лучше понимал, что от Сандерса следует ждать неприятностей.

Том Сандерс, погруженный в свои мысли, сидел за столом, глядя прямо перед собой. Он пытался соединить свои воспоминания о молоденькой девчонке из Силиконовой долины[7] с образом крупного администратора, координирующего работу огромного отдела, но этому мешали шальные воспоминания: улыбающаяся Мередит в одной из его рубашек на голое тело… Белые чулки на белом поясе. Банка с воздушной кукурузой на голубой кушетке в столовой. Телевизор с отключенным звуком…

И почему-то образ цветка — витраж с изображением пурпурного ириса. Это был один из избитых символов хиппи Северной Калифорнии. Сандерс знал, откуда это воспоминание: цветок был нарисован на стекле входной двери дома в Саннивейле, в котором он жил в те дни, когда знал Мередит.

Он не был уверен, что стоит об этом вспоминать сейчас, и он…

— Том?

Он поднял глаза. В дверях стояла озабоченная чем-то Синди.

— Хотите кофе, Том?

— Нет, спасибо.

— Пока у вас был Фил, опять звонил Дон Черри. Он хочет, чтобы вы зашли к ним посмотреть на «Коридор».

— У них проблемы?

— Не знаю, но он, по-моему, возбужден. Вы ему перезвоните?

— Не сейчас. Я иду вниз и по пути заскочу к нему.

Синди помялась в дверях.

— Может, что-нибудь нужно? Вы сегодня завтракали?

— Все в порядке.

— Да?

— Со мной все в порядке, Синди. Правда.

Синди вышла. Сандерс повернулся к своему компьютеру и заметил, что на экране мигает индикатор электронной почты, но все его мысли были заняты Мередит Джонсон.

Их связь длилась около шести месяцев. В какое-то время отношения были весьма тесными. А сейчас, хотя некоторые образы всплывали в памяти необыкновенно ярко, Сандерс заметил, что в целом события того времени отпечатались в мозгу очень смутно. В самом ли деле он жил с Мередит шесть месяцев? Когда точно они встретились и когда расстались? Сандерс подивился тому, как трудно ему восстановить точное время событий. Надеясь привязать хронологию к каким-то ориентирам, он стал припоминать, какой пост в «ДиджиКом» он занимал в те дни. Работал ли он еще в службе маркетинга или уже перешел в техотдел? Этого он тоже не мог сказать точно — придется посмотреть в картотеке.

Он подумал о Блэкберне. Тот ушел от жены и жил у Сандерса приблизительно в то время, когда Сандерс крутил с Мередит. Или это было позже, когда отношения с девушкой стали прохладнее? Наверное, Фил переехал к нему как раз после разрыва с Мередит. А там, кто его знает. Сандерс обнаружил, что не может толком вспомнить ничего из происходившего в то время. Прошло уже десять лет, он жил в другом городе, это была совсем другая жизнь, и в памяти оставались только какие-то обрывки воспоминаний. Сандерс опять удивился тому, как это было ему неприятно.

Он нажал кнопку интеркома.

— Синди? Я хочу кое о чем тебя спросить.

— Слушаю вас, Том.

— Сейчас третья неделя июня. Что ты делала в это время десять лет назад?

Синди не колебалась ни секунды.

— Очень просто — сдавала выпускные экзамены в колледже.

Несомненно, это было правдой.

— Ладно, — сказал он. — А девять лет назад?

— Девять лет назад? — Ее голос стал менее уверенным. — Подождите минуту… Так, июнь… Девять лет, говорите?.. Июнь… М-м-м… Я думаю, что ездила с приятелем в Европу.

— С тем, что у тебя сейчас?

— Не-ет, тот был полным козлом.

— И сколько у вас это продолжалось? — спросил Сандерс.

— Да где-то с месяц мы там провели.

— Я про ваши отношения.

— С тем? Так. Давайте прикинем, когда я с ним порвала… Ага, декабрь… Да, я думаю, что это был декабрь. Или, может, январь, после каникул… А что?

— Да просто прикидываю кое-что, — ответил Сандерс, с облегчением заметивший в голосе секретарши нотки неуверенности, когда та припоминала дела девятилетней давности. — Кстати, с какого времени у вас ведутся архивные записи? Ну, там, отметки о получении писем, телефонных звонков?..

— Надо посмотреть. У меня все отмечено за последние три года.

— А раньше?

— Раньше? Насколько?

— За последние десять лет, — сказал он.

— А, ну так это когда вы еще были в Купертино? Не знаю, хранят ли там архивы? Может, их переписывают на микрофиши или просто выбрасывают?

— И я не знаю.

— Мне проверить?

— Не надо, — сказал он и отключил интерком. Он не хотел, чтобы Синди о чем-либо запрашивала Купертино. Во всяком случае, не сейчас.

Сандерс потер кончиками пальцев глаза. Его мысли опять поплыли в прошлое. Опять этот цветок на стекле — яркий, слишком большой, вульгарный. Сандерсу он всегда не нравился. Он жил тогда в многоквартирном комплексе на Меранодрайв. Двадцать домиков вокруг маленького холодного бассейна. Все жильцы комплекса работали в компаниях, специализировавшихся на высоких технологиях. А в бассейне никто никогда не плавал. Сам Сандерс дома бывал редко. Это было время, когда он летал с Гарвином в Корею по два раза в месяц. В те дни они не могли себе позволить даже бизнес-класс и летали туристским.

И Сандерс вспомнил, что, возвращаясь из изматывающего путешествия, он всегда первым делом видел у себя дома этот чертов цветок на стекле.

И Мередит, в белых чулках, белом поясе — таком маленьком, с белыми цветочками на резинках с…

— Том? — Он поднял глаза. В дверях стояла Синди. — Том, если вы хотите успеть повидать Дона Черри, то лучше это сделать сейчас, потому что на десять тридцать у вас назначена встреча с Гэри Босаком.

У Сандерса появилось такое чувство, что она разговаривает с ним, как с тяжелобольным.

— Синди, у меня все в порядке.

— Да, конечно, я просто напомнила.

— Хорошо, я сейчас иду.

Уже сбегая по лестнице на третий этаж, Сандерс почувствовал облегчение оттого, что получил возможность отвлечься от прежних мыслей. Молодец Синди, что выдернула его из кабинетного кресла. Да и интересно было, что там Черри и его команда наколдовали с «Коридором».

«Коридором» в «ДиджиКом» неофициально называли систему виртуальной[8] информационной среды (ВИС). ВИС была сопутствующей «Мерцалке» разработкой, вторым жизненно важным элементом в будущей сети цифровой передачи и записи информации, которую развивала; «ДиджиКом». В скором будущем информация будет записываться на дисках или заноситься в крупные базы данных, доступ к которым можно будет получить по телефон; ну. Сейчас информация для пользователей выводилась на телевизионные или компьютерные экраны. Этот способ использовался последние тридцать лет без особых изменений. Но скоро появятся принципиально новые методы отображения информации. И самым новым, самым необычным и многообещающим был метод виртуальной среды. Пользователи надевали специальные очки, с помощью которых видели создаваемую компьютером трехмерную картинку, которая вызывала эффект присутствия в некоем фантастическом мире.

Десятки компьютерных фирм отчаянно старались обогнать друг друга и первыми выбросить на рынок подобные системы. Эта технология должна была стать самой многообещающей, хотя и очень трудоемкой. В «ДиджиКом» ВИС была любимым детищем Гарвина; он вбухал в этот проект уйму денег, он заставил программистов Дона Черри работать круглосуточно в течение последних двух лет.

Пока это не принесло ничего, кроме постоянной головной боли.

На двери было написано: «ВИС», и пониже: «Когда реальности недостаточно». Сандерс сунул свою карточку в щель кодового замка, и дверь, щелкнув, отворилась. Он прошел в приемную, слыша, как в лаборатории перекрикиваются несколько человек. Уже здесь, в приемной, стоял запах, доказывающий, что там, внутри, кого-то стошнило.

В лаборатории перед ним предстала картина полного хаоса. Даже сквозняк из широко распахнутых окон не мог развеять вяжущего запаха жидкости для протирки аппаратуры. Большинство программистов сидело на полу, среди разобранных приборов. Агрегаты ВИС лежали раскуроченными до винтика, ощетинившись разноцветными проводами. Даже роликовая беговая дорожка была разобрана; каждый ролик промывался отдельно. Еще больше проводов тянулось с потолка к лазерным сканерам, стоявшим со снятыми кожухами, обнажая их начинку, состоящую из множества печатных плат. Все присутствующие говорили одновременно. Посреди комнаты стоял начальник Группы программирования Дон Черри, похожий на несовершеннолетнего Будду, в футболке цвета электрик с надписью: «Реальность обманчива». Дону было двадцать два года, он сознавал свою незаменимость и славился своим нахальством.

Увидев Сандерса, Черри завопил:

— Вон! Вон! Чертовы администраторы! Вон!

— Ты чего? — спросил Сандерс. — Я думал, ты хочешь меня видеть.

— Опоздал! У тебя была возможность! — крикнул Черри. — А сейчас уже поздно.

Сандерс подумал было, что Черри имеет в виду его несостоявшееся повышение, но Дон был известен как самый аполитичный руководитель в «ДиджиКом»; к тому же он двинулся навстречу Сандерсу, приветливо улыбаясь. Переступая через своих поверженных ниц программистов, он сказал:

— Не сердись, Том, ты действительно опоздал. Мы сейчас производим точную настройку.

— Это ты называешь точной настройкой? Это больше смахивает на нулевой цикл. А откуда здесь этот кошмарный запах?

— Что поделаешь! — Черри картинно поднял к небу руки. — Я каждый день заставляю ребят мыться, но это выше моих сил. Это же программисты! Хуже шелудивых псов, ей-богу.

— Синди мне передала, что ты звонил несколько раз.

— Было дело, — подтвердил Черри. — Мы собрали «Коридор» и запустили его. Я хотел, чтобы ты это видел. Но сейчас я думаю, что твое опоздание только к лучшему.

Сандерс окинул взглядом разбросанное оборудование.

— И это ты называешь «собрать»?

— Ну, это когда было… А сейчас вот… Занимаемся точной настройкой. — Черри кивнул на ползающих программистов, которые мыли разобранную беговую дорожку. — Как раз прошлой ночью нам удалось выловить последнего «жучка» в основной цепи. Коэффициент восстановления удвоен. Система прет как танк! Осталось только отрегулировать дорожку и сервоприводы обратной связи. А это, между прочим, механическая проблема! — с негодованием пожаловался он. — Но мы и это взяли на себя.

Программисты всегда ныли, когда им приходилось иметь дело с «железом». Живя в мире компьютерных абстракций, они считали все механические приспособления низменными.

— А в чем все-таки загвоздка? — спросил Сандерс.

— Ну, смотри, — сказал Черри. — Это наша последняя задумка. Пользователь надевает вот это, — он указал на приспособление, напоминающее серебристые солнцезащитные очки с толстыми стеклами, — и становится на беговую дорожку.

Беговая дорожка была одним из последних «бзиков» Черри. Ее вогнутая поверхность состояла из плотно подогнанных друг к другу резиновых шариков, вращающихся во всех направлениях. Пользователь мог идти по шарикам, мог поворачиваться в любую сторону.

— Встав на дорожку, — продолжал Черри, — клиент входит в банк данных. После этого компьютер, вон тот, — он показал на штабель металлических ящиков, стоявших в углу, — выбирает информацию из банка данных и конструирует аудиовизуальную среду, которую проецирует в эти очки. Так что, когда пользователь идет по дорожке, изображение меняется, и он видит, как идет по коридору, стены которого состоят из ящичков картотеки. Пользователь может остановиться в любом месте, своей рукой открыть нужный ящик и собственными пальцами перебрать листочки, якобы содержащиеся в нем. Ощущение абсолютной реальности.

— И сколько пользователей могут работать одновременно?

— На сегодняшний день система может обслуживать пять человек сразу.

— И как «Коридор» выглядит? — спросил Сандерс. — Как проволочный каркас? — В ранних своих версиях «Коридор» рисовался черно-белыми контурными линиями, поскольку подобная примитивность образа давала компьютеру возможность работать быстрее.

— Каркас! — фыркнул Черри. — Я тебя умоляю! Мы через это прошли еще две недели назад. Сейчас разговор идет о произвольной формы трехмерных поверхностях, смоделированных в двадцатичетырехцветном варианте с реалистичной текстурой. И никаких конечных элементов-многоугольников — мы работаем только с подлинными поверхностями. Смотрится идеально.

— А зачем вам лазерные сканеры? Я думал, вы определяете положение пользователя инфракрасными лучами. — Вверху в очки были вмонтированы инфракрасные сенсоры, с помощью которых компьютер определял, в какую сторону смотрит пользователь, и соответственно проецировал изображение.

— Так оно и есть, — подтвердил Черри. — А сканеры нужны для изображения тела.

— Какого тела?

— Такого. Когда ты идешь по «Коридору» не один, то в любой момент можешь повернуть голову и увидеть своего спутника. С помощью сканера считываются очертания тела и выражение лица; в реальном времени[9] составляется трехмерная карта, и компьютер рисует лицо реально существующего человека, идущего рядом с тобой. В реальности ты не смог бы увидеть его глаз, поскольку они скрыты за очками, а с помощью карты лицо проецируется точно. Здорово, а?

— Ты хочешь сказать, что можно будет видеть других пользователей?

— Ну да. Видеть лица и даже их выражение. И это еще не все. Если другие пользователи не надели очков, их все равно можно будет видеть: компьютер их идентифицирует, считывает их портрет из памяти и соединяет его с изображением тела. Немного грубовато, но в общем неплохо. — Черри помахал рукой. — Однако и это еще не все! Мы разработали «помощника».

— Помощника?

— Ну, пользователи всегда нуждаются в указаниях. Так что мы смоделировали ангела, который будет летать рядом и отвечать на вопросы. — Черри улыбнулся. — Мы собирались сделать его голубым[10], но потом решили, что не стоит никого оскорблять.

Сандерс задумчиво осмотрел комнату. Черри рассказал ему об успехах, но что-то было нечисто: трудно было не заметить какой-то напряженной атмосферы, суеты в работе людей.

— Эй, Дон, — крикнул один из программистов. — Какой должен быть Z-счет?

— Больше пяти, — ответил Черри.

— А у меня где-то порядка трех-четырех.

— Я тебе дам — трех-четырех! Ставь больше пяти, а то уволю. — Он повернулся к Сандерсу. — Ты воодушевляешь войска.

Сандерс посмотрел на Черри.

— Ну ладно, — сказал он наконец, — а теперь говори правду: что стряслось?

— Ничего, — пожал плечами Черри. — Я же тебе сказал — тонкая настройка.

— Дон!..

Черри вздохнул.

— Ну, когда мы резко увеличили коэффициент восстановления, полетел модуль настройки. Видишь ли, комната построена в реальном времени как коробка. Быстро считывая показания с сенсоров, мы должны так же быстро воспроизводить отдельные объекты, а не то комната начинает плавать вокруг тебя. Будешь как пьяный: голову повернешь, а комната закачается.

— И что?

— Пользователей укачивает.

— Прелестно, — вздохнул Сандерс.

— Так что нам пришлось разбирать беговую дорожку и мыть все внутри — Тедди заблевал всю комнату.

— Отменно, Дон.

— А что тут такого? Подумаешь, все уже почистили. — Он покачал головой. — Хотя было бы лучше, если бы Тедди не ел на завтрак мексиканских блюд. Такая невезуха! Все подшипники были забиты маленькими кусочками тортильи.

— Ты знаешь, что на завтра назначен демонстрационный сеанс для людей из «Конли-Уайт»?

— Ну и что? Мы будем готовы.

— Дон, мне не хотелось бы, чтобы их начальство показывало, что съело на завтрак.

— Ты мне поверь, — пообещал Черри. — Мы будем готовы. Им все понравится. Если у фирмы и будут осложнения, то только не с «Коридором».

— Точно?

— Полная гарантия, — ответил Черри.

Сандерс вернулся в свой кабинет к 10.20 и уже сидел за столом, когда, пришел Гэри Босак. Босак был высоким парнем лет двадцати пяти. На нем были джинсы, кроссовки и футболка с изображением Терминатора. В руке он нес большой, перепоясанный ремнем, кожаный портфель, наподобие тех, что носят в суде адвокаты.

— Вы что-то бледны, — сказал Босак. — Правда, сегодня в этом здании все бледные. Чертовски напряженная атмосфера, да?

— Я тоже заметил.

— Еще бы. Ну что, начнем?

— Конечно.

— Синди! На несколько минут мистер Сандерс занят. Для всех, без исключения.

Босак подошел к двери и запер ее. Затем, весело насвистывая, он выдернул из розетки провод настольного телефона и отключил телефон, стоявший у диванчика в углу. После этого подошел к окну и опустил жалюзи. В углу комнаты стоял маленький телевизор. Босак включил его, затем, раскрыв портфель, достал небольшую пластмассовую коробочку и щелкнул переключателем. На крышке коробочки замигала лампочка, и раздался монотонный шипящий звук. Босак поставил коробку на стол Сандерса. Он никогда не начинал говорить, пока не включал генератор «белого шума», чтобы обезопасить себя от возможности быть подслушанным — большая часть из того, что он собирался сообщить, была добыта нелегальным путем.

— У меня для вас хорошие новости, — сказал Босак. — Ваш парень чист. — Он вытащил манильский конверт, открыл его и начал передавать Сандерсу листки бумаги. — Питер Джон Нили, двадцать три года, в «ДиджиКом» работает шестнадцать месяцев. Сейчас занимает должность программиста в Группе новой продукции. Так, теперь здесь… Его отметки в средней школе и колледже… Анкета из «Дейта-Дженерал», места последней работы. Все в порядке. Теперь последние данные… Справка о кредите из Ти-Эр-Даблью… Телефонные счета с квартиры… Счета за переносной телефон… Банковское подтверждение… Расходы по кредитным карточка за двенадцать месяцев — «ВИЗА» и «Мастер»… Поездки… Послания по электронной почте компании и через сеть Интернет… Билеты за парковку… Самое важное… Гостиница «Рамада Инн» в Саннивейле, последние три визита, телефонные переговоры… Номера, по которым разговаривал… Три автомобиля напрокат, показания спидометров… Радиотелефон в машине, номера телефонов, по которым звонил… Это все.

— И что?

— Я проверил номера, по которым он звонил. Здесь тоже ничего. Много звонков в «Сиэтл Силикон», но у Нили там девушка. Она секретарь, работает в отделе сбыта, жалоб нет. Еще звонил своему брату, программисту из «Боинга». Тот занимается параллельной обработкой данных при разработке профиля крыла. Жалоб нет. Другие звонки — снабженцам и продавцам, все проверено. Никаких звонков в неурочное время. Никаких звонков из таксофонов. Никаких звонков за границу. Никаких сомнительных разговоров. Никаких необъяснимых банковских переводов, никаких дорогостоящих покупок. Нет причин думать, что он собирается поменять место работы. Я бы сказал, что он не разговаривал ни с кем, кто мог бы вызвать ваши подозрения.

— Отлично, — сказал Сандерс. Он посмотрел на лежащие перед ним листы бумаги и замялся. — Гэри… Кое-какие из этих бумаг получены в нашей компании. Вот из этих.

— Ага. И что?

— Откуда вы их взяли?

— Эй! — улыбнулся Гэри. — Вы не спрашивали, я не отвечал.

— Как вы проникли в картотеку «Дейта-Дженерал»?

— Разве не за это вы мне платите? — покачал головой Босак.

— Да, но…

— Все-все! Вы хотели проверить сотрудника, вы его проверили. Ваш парнишка чист, он работает только на вас. Вы хотите узнать о нем еще что-нибудь?

— Нет, — покачал головой Сандерс.

— Вот и хорошо. А теперь мне нужно идти и немного поспать. — Босак засунул бумаги обратно в конверт. — Между прочим, вам, наверное, позвонит контролер.

— И что?

— Я могу на вас рассчитывать?

— Конечно, Гэри.

— Я ему сказал, что провожу для вас консультации. По безопасности телекоммуникаций.

— А так оно и есть.

Босак выключил мигающую коробочку, затолкал ее в портфель и включил телефоны.

— Приятно с вами работать. Счет оставить вам или передать Синди?

— Оставьте мне. Ну, еще увидимся.

— Конечно, всегда пожалуйста. Если что-нибудь будет нужно, вы знаете, где меня искать.

Сандерс посмотрел на счет. Он был выписан от «НЗ — профессиональные услуги инкорпорэйтед» — фирмы из Белльвью, штат Вашингтон. Название было личной шуточкой Босака — аббревиатура «НЗ» расшифровывалась как «неизбежное зло». Как правило, технологические компании нанимали для различных негласных проверок отставных полицейских или частных детективов, но время от времени они прибегали в услугам хакеров[11] — таких, как Босак, — которые могли проникнуть в электронные базы данных и получить информацию на подозреваемых сотрудников. Преимущество работы с ними состояло в том, что они могли получить нужные данные в течение нескольких часов или за одну ночь. Конечно, методы Босака не были легальными; просто нанимая его, сам Сандерс нарушал с полдюжины законов. Но подобные проверки сотрудников давно стали привычной практикой в технологических фирмах, для которых потеря или огласка одного-единственного документа порой могла стоить сотни тысяч долларов.

А в случае Пита Нили проверка была необходима.. Нили работал над новейшими алгоритмами сжатия для сжатия-развертывания видеоизображения на лазерных дисках. Результаты его работы имели жизненно важное значение для новой технологии «Мерцалка». Высокоскоростные цифровые образы, передаваемые с дисков, должны были в корне изменить технологию, в частности в существующих системах образования. Но если алгоритмы станут известны конкурентам, преимущество «Диджи-Ком» будет под вопросом, а это значит… Зажужжал интерком.

— Том, — обратилась Синди, — уже одиннадцать часов. Сейчас должно состояться совещание руководства ГНП. Дать вам почитать повестку дня?

— Не стоит, — отказался Том. — Думаю, я знаю, о чем мы будем сегодня говорить.

Совещания руководства ГНП всегда проводились в конференц-зале на третьем этаже. Сегодня должно было состояться еженедельное совещание, на котором руководители отделов обсуждали производственные проблемы и информировали друг друга о ходе дел. Обычно председательствовал Сандерс. Сейчас вокруг стола сидели: Дон Черри, начальник Группы программирования, темпераментный начальник конструкторского отдела Марк Ливайн — все еще в черной «Армани» — и Мери Энн Хантер — руководитель отдела телекоммуникации данных. Маленькая, но энергичная Хантер была одета в шерстяную рубашку, шорты и беговые лосины «Найк»; она никогда не употребляла ленч, но, как правило, делала пятимильную пробежку после каждого совещания.

Ливайн, как это нередко случалось, произносил одну из своих бунтарских речей:

— …Оскорбление нанесено каждому сотруднику нашего отдела. Я не знаю, за какие заслуги она назначена руководителем. Я понятия не имею, соответствует ли ее квалификация той должности, которую она будет занимать, и…

Тут в конференц-зал вошел Сандерс, и Ливайн замолк. Произошла неловкая заминка: все молча смотрели на Сандерса, затем отвели глаза.

— У меня такое чувство, — улыбаясь, сказал Сандерс, — что вы говорили об этом.

Все промолчали.

— Ладно, — сказал Сандерс, опускаясь на стул, — вы не на моих похоронах. Поехали дальше.

Марк Ливайн прокашлялся.

— Мне очень жаль, Том. Я думаю, что это отвратительно.

— Все знают, что на ее месте должен быть ты, — подхватила Мери Энн.

— Это для нас всех большой удар, Том, — сказал Ливайн.

— Ага, — улыбаясь, сказал Черри. — Мы из сил выбивались, чтобы тебя прищучить, но никогда не думали, что это получится на самом деле.

— Спасибо за добрые слова, — ответил Сандерс, — но это компания Гарвина, и он может делать в ней все, что захочет. Он бывает чаще прав, чем не прав. А я уже большой мальчик, и к тому же мне никто ничего не обещал.

— Ты и в самом деле не переживаешь? — спросил Ливайн.

— Можешь мне поверить — со мной все в порядке.

— Ты говорил с Гарвином?

— Я говорил с Филом.

— С этой задницей? — покачал головой Ливайн.

— Постой-ка, — сказал Черри, — а Фил говорил что-нибудь насчет отделения?

— Говорил, — ответил Сандерс. — Планы, касающиеся отделения, остаются в силе. Через одиннадцать месяцев после слияния они определят IPO и объявят об отделении официально.

Сидевшие вокруг стола администраторы оживились. Сандерс видел, что они рады услышанному. Акционирование предприятия означало, что присутствующие огребут кучу денег.

— А что Фил говорил о мисс Джонсон?

— Да почти ничего. Только то, что сам Гарвин выбрал ее для руководства техническим отделом.

В эту минуту в конференц-зал вошла Стефани Каплан, финансовый директор «ДиджиКом». Эта высокая, очень молчаливая, рано поседевшая женщина была известна как «Стефани Стелс», или просто «бомбардировщик Стелс»[12], — это прозвище было дано ей за привычку тихо гробить проекты, которые, по ее мнению, были недостаточно выгодны, Вообще-то Каплан работала в Купертино, но, как правило, раз в месяц она присутствовала на заседаниях сиэтлского филиала. В последнее время она приезжала даже чаще.

— Вот, пробуем подбодрить Тома, Стефани, — сказал Ливайн.

Каплан присела на стул и сочувственно улыбнулась Сандерсу, не говоря ни слова.

— Вы заранее знали, что нашим начальником собираются назначить Мередит Джонсон? — спросил Ливайн.

— Нет, — ответила Каплан, — это для всех стало сюрпризом. И не все этому рады. — Будто спохватившись, что сказала лишнее, она открыла свой портфель и начала копаться в бумагах. Как всегда, она старалась держаться на заднем плане, и все почти сразу перестали обращать на нее внимание.

— Ну, — заговорил Черри, — а я слыхал, что она — протеже Гарвина. Джонсон работает в компании всего четыре года, и нельзя сказать, чтобы она хватала звезды с неба. Но Гарвин держит ее у себя под крылышком. Года два назад он начал толкать ее вверх. Бог знает почему, он считает, что лучше Мередит Джонсон никого нет.

— Гарвин ее потрахивает? — поинтересовался Ливайн.

— Нет, она ему просто нравится.

— Тогда ее трахает еще кто-нибудь.

— Помолчи-ка минутку, — выпрямившись, потребовала Мери Энн Хантер. — Что это ты? Интересно, если Гарвин на пост руководителя переманит какого-нибудь парня из «Майкрософт», никто не будет говорить, что он с кем-нибудь трахается!

— Это уж зависит от того, что это за парень, — захохотал Черри.

— Я серьезно: почему, если повышение получает женщина, то это потому, что она с кем-то трахается?

— Послушай, — ответил Ливайн, — если бы они пригласили Элен Ховард из «Майкрософт», то этого разговора никто бы не заводил — мы все знаем, что Элен отличный специалист. Нам бы это не понравилось, но мы бы ее приняли. Но Мередит Джонсон никто даже не знает! Ну, кто из присутствующих здесь ее знал?

— Честно говоря, — признался Сандерс, — я ее знаю.

Все притихли.

— В свое время мы с ней были довольно близки.

— Так она с тобой трахается? — опять захохотал Черри.

— Да это сто лет назад было, — помотал головой Сандерс.

— Ну и как она? — спросил Ливайн.

— Ага, — чуть не облизываясь, подхватил Черри, — как она?

— Заткнись, Дон!

— Не принимай это близко к сердцу, Мери Энн!

— Когда мы познакомились, она работала в «Новелл», — сказал Сандерс. — Ей было около двадцати пяти лет. Умная и честолюбивая.

— Умная и честолюбивая! — повторил Ливайн. — Прелестно! Да в этом мире полным-полно умных и честолюбивых! Ты мне скажи, способна она руководить техническим подразделением или мы будем иметь еще одного «Крикуна» Фрилинга?

Два года назад Гарвин назначил менеджера по сбыту, по имени Ховард Фрилинг, руководить их подразделением. Главе фирмы пришла в голову идея приблизить развитие новых разработок к потребителю, чтобы быстрее реагировать на изменения рынка. Фрилинг организовал фокус-группы, которые тратили уйму времени на то, чтобы подглядывать за потенциальными покупателями, играющими с образцами новых приборов, через полупрозрачное зеркало.

Однако с техникой Фрилинг был совершенно незнаком, поэтому, когда он сталкивался с какой-нибудь проблемой, он начинал кричать. Так поступают туристы, попавшие в страну, в которой говорят на незнакомом языке, и которые считают, что их начнут понимать лучше, если они будут кричать погромче. Пребывание Фрилинга на должности руководителя ГНП было просто опасным: программисты терпеть его не могли; конструкторы взбунтовались против его идеи окрашивать коробки для готовых приборов люминесцентными красками; производственные вопросы на заводах в Ирландии и Техасе не решались. В конце концов, когда конвейер в Корке встал на одиннадцать дней и срочно прилетевший Фрилинг начал по обыкновению вопить, ирландские менеджеры, как один, ушли с работы, после чего Гарвин уволил Фрилинга.

— …Ну так что? Мы получили нового Фрилинга?

Стефани Каплан прокашлялась.

— Я думаю, Гарвин сделал правильные выводы и не повторит одну ошибку дважды.

— Значит, вы думаете, что Мередит Джонсон подходит для этой работы?

— Я не говорю — наверняка, — осторожно ответила Каплан.

— Не очень-то категорическое утверждение, — хмыкнул Ливайн.

— Но все же, полагаю, что она получше, чем Фрилинг, — сказала Каплан.

— Это что же — как премия для тех, кто выше Микки Руни[13]? — фыркнул Ливайн.

— Нет, — сказала Каплан, — я думаю, что она лучше.

— Лучше выглядит, во всяком случае — я так слышал, — вставил Черри.

— Ты сексуальный маньяк, — сказала Мери Энн Хантер.

— Что, я уж не могу сказать, что она симпатичная?

— Мы говорим о ее компетентности, а не о ее внешности.

— Нет, погоди, — разгорячился Черри. — Когда я шел на это совещание, я проходил мимо женщин в экспресс-баре, и о чем же они говорили? О том, кто лучше — Ричард Гир или Мэл Гибсон, о разной ерунде. Не понимаю, как они могут…

— Мы отвлеклись, — остановил его Сандерс.

— Что бы вы, ребята, ни говорили, — сказала Хантер, — но факт остается фактом, и в этой компании доминируют мужчины. Кроме Стефани, здесь нет ни одной женщины, которая бы занимала высокий административный пост. Я считаю, что Боб здорово поступил, назначив женщину управлять отделом, и думаю, что мы должны поддержать ее. — Мери Энн посмотрела на Сандерса. — Мы все очень любим тебя, Том, но ты понимаешь, что я имею в виду.

— Ага, мы все тебя любим, — съязвил Черри. — Во всяком случае, любили, пока к нам не прислали такого симпатичного нового босса.

— Я первый поддержу Джонсон, если она подойдет, — сказал Ливайн.

— Не поддержишь, — сказала Хантер. — Ты будешь ее подсиживать. Ты найдешь повод от нее избавиться.

— Погоди минуту…

— Не погожу. Чего ради вы вообще завели этот разговор? Вы кипятитесь, потому что отныне вам придется ходить с докладами к женщине.

— Мери Энн…

— Я так считаю.

— Я думаю, — сказал Ливайн, — Том кипятится оттого, что сам не получил эту работу.

— Я не кипячусь, — возразил Сандерс.

— А вот я кипячусь, — вставил Черри, — оттого, что Мередит в свое время была подружкой Тома, так что теперь он имеет интересные отношения со своим новым боссом.

— Как сказать, — нахмурился Сандерс.

— А с другой стороны, — сказал Ливайн, — может, она тебя ненавидит. Меня, например, все старые подружки ненавидят.

— Надо полагать, есть основания, — сказал, смеясь, Черри.

— Давайте-ка вернемся к повестке дня, хорошо? — напомнил Сандерс.

— А что у нас на повестке?

— «Мерцалки».

Вдоль стола прокатился стон:

— Ох, только не это…

— Чертовы «мерцалки»…

— Что там с ними? — спросил Черри.

— Они все еще не решили проблему запаздывания и ничего пока не решили с шарнирами. Конвейер загружен на двадцать девять процентов.

— Пусть пришлют нам несколько аппаратов, — предложил Ливайн.

— Сегодня мы должны их получить.

— Хорошо. Тогда и будем разбираться, ладно?

— Ладно. — Сандерс обвел всех взглядом. — У кого еще есть затруднения? Как у тебя, Мери Энн?

— У нас все в порядке: мы рассчитываем, что в течение двух месяцев опытные образцы карточек-телефонов пройдут испытания.

Образцы радиотелефонов нового поколения размером были немногим больше, чем кредитная карточка. При употреблении они открывались, как книжка.

— А как с весом?

— На сегодняшний день они весят четыре унции — это не высший класс, но в общем неплохо. Есть сложности с питанием. В режиме разговора батареек хватает только на сто восемьдесят минут. И кнопки западают при наборе. Но это пусть у Марка голова болит. Мы идем по графику.

— Хорошо. — Он повернулся к Дону Черри. — А как «Коридор»?

Черри откинулся на спинку стула, сияя, и скрестил руки на животе.

— Рад вам сообщить, — сказал он, — что уже тридцать минут, как «Коридор» работает фантастически!

— Ну да?

— Отличная новость!

— Больше никто не блевал?

— Слушай, я тебя умоляю — не надо вспоминать древние истории.

— Погоди-погоди! — встрепенулся Марк Ливайн. — Кто это там блевал?

— Мерзкая сплетня. Тогда — это тогда, а сейчас — это сейчас. Главное — это то, что полчаса назад мы вычислили причину запаздывания, и вся система функционирует прекрасно. Мы можем войти в любую базу данных и развернуть ее в трехмерное двадцатичетырехцветное пространство в реальном времени. Можно работать с любой базой данных в мире.

— И работает стабильно?

— Как скала!

— А вы рассчитывали на эксплуатацию дураком?

— Пуленепробиваемая система.

— И вы готовы провести демонстрацию для «Конли»?

— Они обалдеют, — сказал Черри. — Глазам своим не поверят, так их распротак.

Выходя из конференц-зала, Сандерс наткнулся на группу чиновников из «Конли-Уайт», сопровождаемых Бобом Гарвином.

Роберт Т. Гарвин выглядел так, как мечтает выглядеть на обложке журнала «Форчун» любой начальник. Ему было пятьдесят девять лет. Он имел приятную внешность, черты его лица были резкими и волевыми, а волосы всегда выглядели, будто растрепанные ветром, как если бы обладатель только что вернулся с рыбалки в Монтане или с воскресной парусной прогулки на Сан-Хуане. В былые времена он, как и все, даже в офисе носил джинсы и грубые рабочие рубашки, но сейчас он предпочитал темно-синие костюмы от Карачени. Это была только одна из многих перемен, которые его сотрудники начинали замечать за ним в течение последних трех лет — со времени смерти его дочери.

Грубый и бесцеремонный в беседе с глазу на глаз, Гарвин был само очарование на публике. Сопровождая чиновников из «Конли-Уайт», он любезно объяснял:

— Здесь, на третьем этаже, у нас расположены производственно-технические подразделения и лаборатории новой продукции. А, Том! Отлично. — Полуобняв Сандерса одной рукой, он представил его: — А это Том Сандерс, наш менеджер по перспективным изделиям. Один из тех блестящих молодых парней, которые сделали нашу фирму тем, чем она стала сейчас. Том, познакомься, — это Эд Николс, финансовый директор «Конли-Уайт»… Николс, худощавый, с орлиным профилем, человек лет сорока восьми, держал голову откинутой назад так, что создавалось впечатление, будто он отшатнулся от чего-то скверно пахнущего. Он посмотрел на Сандерса вдоль своего носа через очки с низким фокусом и с некоторым неодобрением официально пожал ему руку.

— Мистер Сандерс!

— Мистер Николс!

— …Это — Джон Конли, племянник основателя фирмы, ее вице-президент…

Сандерс повернулся к коренастому, атлетически сложенному человеку лет под тридцать. Очки в стальной оправе. Костюм от Армани. Твердое рукопожатие. Серьезное лицо. На Сандерса Конли произвел впечатление богатого и решительного человека.

— Привет, Том.

— Привет, Джон.

— …Джим Дейли из «Голдмен и Сахс»… Лысеющий, худой, смахивающий на аиста и одетый в костюм в тоненькую полоску, Дейли производил впечатление рассеянного, заторможенного человека. Рукопожатие он сопроводил коротким кивком.

— …Ну и, конечно, Мередит Джонсон, из Купертино.

Она была намного красивее, чем представлялась в воспоминаниях. И какая-то неуловимо другая. Старше, конечно, — «гусиные лапки» в уголках глаз, морщинки на лбу… Зато сейчас она стояла прямее, и в ней была та уверенность, что ассоциировалась для Сандерса с близостью к власти. Темно-синий костюм, светлые волосы, большие глаза. И невероятно длинные ресницы. Все это ушло почему-то из памяти.

— Здравствуй, Том, рада тебя видеть снова. — Теплая улыбка. И ее духи…

— И я рад тебя видеть, Мередит.

Она отпустила его руку, и группа, во главе с Гарвином, отправилась дальше.

— Так, а прямо впереди у нас ВИС. Ее работу мы посмотрим завтра.

Марк Ливайн вышел из конференц-зала и спросил у Сандерса: — Что, посмотрел альбом «Их разыскивает полиция»?

— Вроде того.

Ливайн посмотрел им вслед.

— Трудно поверить, что эти ребята станут заправлять в фирме, — пожаловался он. — Я сегодня проводил для них брифинг, так, веришь, они ничегошеньки не знают. Жуть! Когда группа дошла до конца холла, Мередит Джонсон обернулась и, глядя на Сандерса, прошевелила губами:

— Я тебе позвоню.

Затем она лучезарно улыбнулась и вышла. Ливайн вздохнул.

— А я бы сказал, Том, что у тебя очень тесные отношения с начальством.

— Может, и так.

— Вот только понять не могу, что же в ней нашел Гарвин.

— Ну, надо отдать ей должное, она здорово выглядит, — сказал Сандерс.

Ливайн отвернулся.

— Посмотрим, — сказал он, — посмотрим…

В двадцать минут первого Сандерс вышел из своего кабинета на четвертом этаже и направился к лестнице, чтобы спуститься в главный конференц-зал на ленч. По коридору, заглядывая в один кабинет за другим, шла медсестра в накрахмаленном халате.

— Да где же он? — спрашивала она про себя, качая головой. — Ну только что был здесь.

— Кто? — поинтересовался Сандерс.;

— Профессор, — ответила она, сдувая упавшую на глаза прядь волос. — Его ни на минуту невозможно оставить!

— Какой профессор? — спросил Сандерс, но, когда услышал женское хихиканье из дальней комнаты, сам ответил на свой вопрос: — Профессор Дорфман?

— Ну да, профессор Дорфман, — подтвердила медсестра, гневно кивнув, и заторопилась в сторону источника хихиканья.

Сандерс пристроился за ней. Макс Дорфман был немецким консультантом по менеджменту и сейчас находился в весьма преклонном возрасте. Время от времени он читал лекции во всех мало-мальски значительных бизнес-школах Америки и заработал репутацию гуру[14] среди персонала технологических фирм. На протяжении большей части восьмидесятых годов он работал с членами совета директоров «ДиджиКом», придавал престиж вновь образованной компании Гарвина. Все это время он был ментором Сандерса. Фактически это Дорфман восемь лет назад убедил Сандерса уехать из Купертино и перебраться в Сиэтл.

— А я и не предполагал, что он еще жив, — сказал Сандерс.

— «Жив» — не то слово, — ответила медсестра.

— Ему должно быть уже девяносто?

— Ну, он ведет себя так, будто ему ни на день не больше восьмидесяти пяти.

Когда они подошли к комнате, оттуда, навстречу им, вышла Мери Энн Хантер. Она успела переодеться в блузку и юбку и широко улыбалась с таким видом, будто только что вышла от любовника.

— Том, — сказала она, — ты ни за что не угадаешь, кто здесь!

— Макс, — сказал Сандерс.

— Точно! Ой, Том, его нужно видеть — он все такой же.

— Не сомневаюсь, что это так, — сказал Сандерс. Даже не входя в комнату, он почувствовал запах табачного дыма.

— Ну же, профессор, — сурово сказала сиделка и вошла в комнату. Сандерс заглянул внутрь — в одну из комнат отдыха для персонала. Кресло-каталка Дорфмана было придвинуто к столу, стоявшему в центре комнаты, и окружено хорошенькими женщинами. Они наперебой щебетали, а сидевший в середине Дорфман счастливо улыбался, куря сигарету, вставленную в длинный мундштук.

— Что он здесь делает? — спросил Сандерс.

— Гарвин привез его для консультаций по поводу слияния, — ответила Хантер. — Ты что, не зайдешь поздороваться?

— О Боже, — сказал Сандерс. — Ты же знаешь Макса! Он кого угодно с ума сведет.

Профессор любил бросать вызов традиционному мышлению, но не в лоб. У него была ироничная манера разговора — вызывающая и шутливая одновременно. Он не чурался противоречий и не стеснялся приврать. Когда же его ловили на лжи, он тут же соглашался: «А и правда. О чем я только думал?» — и продолжал говорить в своей раздражающе уклончивой манере. Он никогда не говорил прямо, что имеет в виду: делать выводы он предоставлял собеседнику. Его, сумбурные семинары оставляли администраторов в смущении и изнеможении.

— Но вы же были такими друзьями, — удивилась Хантер, глядя на Сандерса. — Я уверена, что он захочет с тобой поздороваться.

— Сейчас он занят. Может быть, попозже. — Сандерс посмотрел на часы. — Тем более, мы опаздываем на ленч.

Он пошел по коридору дальше. Хантер, нахмурившись, пошла с ним.

— Он всегда доводил тебя до белого каления, да?

— Он кого угодно доведет до белого каления. Это как раз то, что он умеет делать лучше всего.

Мери Энн озадаченно посмотрела на Сандерса, собралась было что-то добавить, но передумала.

— А по мне, он — ничего.

— У меня просто не то настроение, чтобы разговаривать с ним, — сказал Сандерс. — Может, позже, но не сейчас.

И они стали спускаться по лестнице на первый этаж.

В соответствии с принципами сугубой функциональности, принятыми большинством технологических фирм, в «ДиджиКом» не было обшей столовой. Обеденный перерыв сотрудники проводили в местных ресторанах, чаще всего в ближайшем, под названием «Иль Терраццо». Но сейчас необходимость хранить в секрете факт слияния вынудила руководство организовать ленч в большом, отделанном деревом, конференц-зале на первом этаже. В двенадцать тридцать, когда сюда собрались главные управляющие техническо-инженерными подразделениями «ДиджиКом», чиновники из «Конли-Уайт» и банкиры из «Голдмен и Сахс», зал был переполнен. Демократичные нравы фирмы не предусматривали закрепленных за сотрудниками в соответствии с занимаемой должностью мест, но верхушка администрации «Конли-Уайт» сгруппировалась вокруг Гарвина у одного конца стола в передней части зала. Могущественного конца стола.

Сандерс присел на противоположном конце и был удивлен, когда справа от него села Стефани Каплан. Она обычно садилась ближе к Гарвину, Сандерс явно находился ниже по табели о рангах. Слева от Сандерса пристроился начальник кадровой службы Билл Эвертс — неплохой парень, хотя и несколько скучноватый. Пока официанты, одетые в белые куртки, сервировали стол, Сандерс поговорил о рыбной ловле на Оркас-Айленд, что было страстью Эвертса. Каплан, как обычно, большую часть ленча просидела молча, погрузившись, казалось, в свои мысли.

Сандерс решил, что не уделяет достаточно внимания Стефани. Ближе к концу ленча он повернулся к ней и спросил:

— Стефани, я заметил, что в последние месяцы вы стали бывать в Сиэтле почаще. Это из-за слияния?

— Нет, — улыбнулась она. — Мой сын недавно поступил здесь в университет, и мне хочется чаще видеться с ним.

— А что он изучает?

— Химию. Хочет специализироваться в области прикладной химии. Похоже, это многообещающая отрасль.

— Да, я тоже слышал.

— Я не понимаю больше половины из того, что он говорит. Забавно, когда твой ребенок знает больше, чем ты.

Сандерс кивнул, соображая, о чем еще спросить. Это было нелегко: хотя он многие годы сидел вместе с Каплан на совещаниях, о ее личной жизни он почти ничего не знал. Она была замужем за профессором государственного университета Сан-Хосе, читавшем курс экономики, — круглолицым усатым человеком веселого нрава. Когда они ходили куда-нибудь вместе, профессор говорил за двоих, в то время как Стефани предпочитала молчать. Она была высокой, костлявой и неуклюжей женщиной, которая, казалось, смирилась со своей малой общительностью. О ней говорили как об очень незаурядном игроке в гольф, — во всяком случае, достаточно искусном, чтобы Гарвин никогда не играл против нее. Для хорошо знавших ее сотрудников неудивительно было, что она часто обыгрывает Гарвина; злые языки даже говорили, что она слишком мало проигрывает для того, чтобы получать повышения.

Хотя Гарвин и недолюбливал Стефани, у него и в мыслях не было ее уволить. Преданность компании этой бесцветной, не знающей усталости и не понимающей юмора женщины уже стала легендой: она каждый вечер засиживалась допоздна и проводила на работе многие выходные. Даже когда она несколько лет назад заболела раком, она отказалась взять отпуск хотя бы на один день. С опухолью она, по-видимому, справилась; во всяком случае, Сандерсу больше ничего об этом не слышал. Но этот эпизод, казалось, еще более усилил зацикленность Каплан на ее обезличенном труде, привязал ее к цифрам и таблицам и подчеркнул ее природную склонность трудиться где-нибудь на заднем плане. Не один менеджер, приходя утром на работу, обнаруживал, что выпестованный им проект беспощадно зарезан «бомбардировщиком Стеле» безо всяких объяснений причин. Так что ее склонность держаться в тени была не только следствием ее нелюдимости, но и напоминанием о власти, которую Каплан имела в фирме, и о том, какими методами она этой власти добилась. Она была по-своему таинственной — и потенциально опасной.

Пока Сандерс мучительно подыскивал тему для разговора, Каплан сама наклонилась к нему и, конфиденциально понизив голос, сказала:

— На утреннем совещании, Том, я просто не знала, как вас подбодрить. Но я надеюсь, что с вами все в порядке. Я имею в виду эту новую реорганизацию.

Сандерс с трудом скрыл свое удивление: за двенадцать лет Каплан впервые так доверительно говорила с ним. Ему стало интересно, почему она сделала это сейчас. На всякий случай он насторожился, не зная, как реагировать.

— Да, это было полной неожиданностью, — сказал он. Каплан посмотрела ему в глаза.

— Это было неожиданно для многих из нас, — негромко сказала она. — В Купертино был большой шум. Очень многие оспаривают решение Гарвина.

Сандерс нахмурился — никогда еще Каплан не высказывалась критически в адрес Гарвина. Никогда. А сейчас? Она что, проверяет его? Сандерс промолчал и уткнулся в тарелку.

— Могу себе представить, как вам не по себе из-за такой перестановки кадров.

— Это только оттого, что все произошло как гром с ясного неба.

Каплан посмотрела на него со странным выражением лица, как будто он ее чем-то разочаровал. Затем кивнула.

— Это всегда бывает при слияниях. — Теперь ее голос уже не был таким доверительным. — Я работала в «КомпьюСофт». когда они соединились с «СиманТек», и все было точно так же: объявления в последнюю минуту, изменения в штатном расписании. Работу то обещают, то отнимают. Все несколько недель чувствовали себя подвешенными в воздухе… Нелегко объединить две большие организации — особенно такие, как наши. Да и разница в принципах управления слишком велика. Гарвин хочет как-то к ним приноровиться. — Она махнула рукой в сторону конца стола, где сидел Гарвин. — Вы только посмотрите на них! Все люди из «Конли» носят костюмы. У нас костюмов не носит никто, если не считать юрисконсультов.

— Так они с Восточного побережья, — напомнил Сандерс.

— Не так все просто. «Конли-Уайт» любит представлять себя как многоотраслевую компанию, хотя на самом; деле не такие они значительные. Начинали они с учебников. Дело это выгодное, но приходится продавать книги и в Техасе, и в Огайо, и в Теннесси. Во многих штатах сильны консервативные традиции. Так что, в соответствии с опытом и инстинктом, «Конли» тоже консервативна. Они идут на это слияние только потому, что нуждаются в обладании высокими технологиями, которые помогут им во всеоружии войти в следующее столетие. Но вместе с тем им не импонирует идея работы с молодой компанией, в которой сотрудники ходят в джинсах и футболках и обращаются друг к другу на «ты». Они просто в шоке. Кроме того, — снова понизила голос Каплан, — Гарвину приходится считаться и с течениями внутри самой «Конли-Уайт».

— Какими течениями?

Каплан снова кивнула головой в сторону другого конца стола.

— Как вы могли заметить, здесь нет их президента. «Великий человек» не почтил нас своим присутствием. Он не покажется до конца недели, а пока прислал своих любимчиков. Самый главный из них — Эд Николс, финансовый директор.

Сандерс взглянул на настороженно поглядывающего по сторонам остролицего человека, с которым он уже виделся.

— Николс не хочет покупать нашу компанию, — продолжала Каплан. — Он считает, что нас переоценивают и что у нас маловато силенок. В прошлом году он пробовал создать стратегический альянс с «Майкрософт», но Гейтс ему отказал. Тогда Николс попробовал было купить «ИнтерДиск», но тоже промахнулся: слишком много проблем, да и «ИнтерДиск» оскандалился, когда в прессе появились материалы о несправедливо уволенном сотруднике. И вот они остановились на нас, хотя Эд и не в восторге.

— Да, восторженным он определенно не выглядит, — согласился Сандерс.

— В основном это оттого, что он терпеть не может мальчишку Конли.

Джон Конли, очкастый молодой юрист, сидел рядом с Николсом. Заметно моложе всех окружающих, он энергично что-то говорил, тыча вилкой в воздух так, будто указывал на Николса.

— Эд Николс думает, что Конли полный кретин.

— Но ведь Конли всего-навсего вице-президент, — возразил Сандерс, — и не имеет особой власти.

Каплан покачала головой.

— Не забывайте, что он еще и наследник.

— Ну? И что из этого? Фотография его дедушки висит на стене зала заседаний?

— Конли обладает четырьмя процентами акций «Конли-Уайт» и контролирует еще двадцать шесть процентов, которые держит его семья или которые вложены в трастовые банки, контролируемые компанией. Джон Конли имеет большинство голосов по количеству акций.

— А он хочет слияния?

— Да, — кивнула Каплан. — Это Конли выбрал для покупки нашу компанию. И он быстро идет вперед с помощью своих друзей — таких, как Джим Дейли из «Голдмен и Сахс». Дейли очень умен, да и банкиры, специализирующиеся на инвестициях, всегда имеют на слияниях фирм большие гонорары. Нет, они честно выполняют свою работу, не буду зря злословить. Но, бросив начатое дело, они очень много теряют. — Так что Николс понимает, что теряет контроль над процессом покупки, и что его затянули в дело, которое обходится дороже, чем он рассчитывал. Николс не понимает, чего ради их компании делать нас богаче. Если бы они мог, он бы вышел из этого дела — хотя бы для того, чтобы напакостить Конли.

— Но Конли заправляет всей работой.

— Ну да. К тому же Конли зубаст. Он большой любитель произносить речи о конфликте нового и старого, наступлении эры цифровой записи, о взгляде в будущее. Николса это бесит. Он, понимаете, удвоил чистую стоимость компании за десять лет, а этот маленький хам ему лекции читает!

— А как сюда вписалась Мередит?

Каплан заколебалась:

— Она им подходит.

— В каком смысле?

— Она с Востока. Она выросла в Коннектикуте и училась в Вассаре. В «Конли» таких любят. Им с такими спокойнее.

— И это все? Только оттого, что у нее подходящий акцент?

— Считайте, что я вам ничего не говорила, но я думаю, что причина еще и в том, что они считают ее слабой и надеются, что после слияния смогут вертеть ей, как захотят.

— И Гарвина это устраивает?

Каплан пожала плечами:

— Боб реалист. Ему нужны инвестиции. Он с огромным мастерством создал свою фирму, но на следующем этапе, когда нам придется идти ноздря в ноздрю с «Сони» и «Филипсом» в борьбе за передовые позиции в производстве, нам понадобятся большие денежные вливания. А «Конли-Уайт» с их учебниками — это дойная корова. Боб смотрит на них, а видит «капусту», и он согласен делать все, что им нужно, лишь бы добраться до их денег.

— Ну и, конечно, Бобу Мередит нравится.

— Да, это верно. Она ему нравится.

Некоторое время Каплан молча ела. Сандерс ждал. Потом спросил:

— А вы, Стефани? Что вы о ней думаете?

— Она способная, — пожала плечами Каплан.

— Способная, но слабая?

— Нет, — отрицательно покачала головой Каплан. — У нее хорошие задатки — это бесспорно. Но я озабочена недостатком у нее опыта. Она не так закалена, как должен быть закален руководитель четырех главных технических подразделений, которые к тому же будут быстро разрастаться. Я могу только надеяться, что она потянет.

Внезапно раздался звон ложки по стеклу, и Гарвин вышел на середину зала.

— Хотя вы и не доели десерт, давайте начнем, чтобы к двум часам закончить, — сказал он. — Позвольте мне напомнить о новом расписании на эту неделю. Если все будет идти по плану, мы формально объявим о продаже компании на пресс-конференции в пятницу. А сейчас я хочу представить наших новых партнеров из «Конли-Уайт»…

Пока Гарвин называл имена чиновников из «Конли» и они вставали со своих мест, Каплан наклонилась к Тому и прошептала:

— Все это камуфляж. Настоящая причина ленча — знакомство сами знаете с кем.

— …И, наконец, — провозгласил Гарвин, — позвольте мне представить вам того, с кем многие из вас знакомы, но некоторые еще нет — нового вице-президента, руководителя объединенного отдела новой продукции и планирования Мередит Джонсон.

Кое-где раздались короткие аплодисменты. Джонсон встала со своего места и подошла к подиуму в передней части зала. В темно-синем костюме она выглядела официально и скромно, но все же была потрясающе хороша. Поднявшись на подиум, она надела очки в роговой оправе и притушила освещение конференц-зала.

— Боб попросил меня кратко обрисовать будущую деятельность новой структуры, — начала она, — и сказать что-нибудь о перспективах на ближайшие месяцы.

Она наклонилась над компьютером, установленным здесь специально для презентаций.

— Если я только смогу справиться с этой штукой…

Сейчас посмотрим…

В затемненной комнате Дон Черри поймал взгляд Сандерса и медленно покачал головой.

— О, кажется, все в порядке, — сказала с подиума Джонсон.

Дисплей компьютера ожил, и на экране появились мультипликационные изображения, проецируемые компьютером. Сначала все увидели четыре красных сектора.

— Сердцем «ДиджиКом» всегда была Группа новой продукции, которая, как вы можете здесь видеть, состоит из четырех отделов. Но, поскольку информация во всем мире переводится в цифровые коды, все четыре отдела должны неизбежно соединиться.

Сектора на экране скользнули друг к другу и приняли форму сердца, которое трансформировалось во вращающийся глобус, а из него, в свою очередь, начали вылетать производимые фирмой приборы.

— В ближайшем будущем для пользователя, вооруженного радиотелефоном со встроенным факс-модемом и переносным компьютером или периферийным контроллером, будет абсолютно неважно, в каком конце света он находится, откуда к нему приходит информация. Сейчас мы говорим о полной глобализации информации, что подразумевает разработку принципиально новой продукции для наших рынков в бизнесе и образовании.

Глобус разросся и растворился, превратившись в лекционные залы с сидящими за столами студентами.

— Надо сказать, что наше внимание будет все более сосредоточиваться на образовании по мере того, как технология движется от письма через цифровые дисплеи к погружению в информационную среду. Давайте же посмотрим, что это значит и куда, по моему мнению, это должно нас вести…

И Мередит рассказала обо всем и все показала — здесь были новые средства массовой информации, задействование видео, авторизованные системы, структура рабочих групп, теоретическое обеспечение, реакция потребителей. Затем перешла к распределению затрат: расходы на проектные изыскания и доходы от них, пятилетние планы, офшорные варианты.[15] Затем — к главным реформациям производства — контроль за качеством, обратная связь с потребителем, сокращение подготовительного цикла.

Мередит Джонсон вела презентацию безукоризненно; картинки на экране сменяли друг друга в нужной последовательности, а в ее доверительно звучащем голосе не было слышно ни сомнений, ни колебаний. По мере того как она продвигалась дальше, в зале становилось тише, и присутствующие слушали, проникаясь к выступавшей все большим уважением.

— Хотя сейчас неподходящее время, чтобы вдаваться в технические детали, — говорила она, — я не могу не сказать о том, что новые лазерные дисководы со временем поиска менее ста миллисекунд в комбинации с новыми алгоритмами сжатия должны изменить промышленные стандарты и для цифровых видеодисков с высокой разрешающей способностью и частотой шестьдесят кадров в секунду. Я имею в виду процессоры RISC[16], поддерживающие цветные дисплеи на тридцатидвухбитовых активных матрицах, и портативные принтеры с разрешением тысячи двухсот точек на дюйм, и беспроводные локальные и, глобальные компьютерные сети. Соедините все это с независимой виртуальной базой данных — особенно если для определения и классификации объекта использовать средства программного обеспечения с ROM, — и я думаю, что вы согласитесь со мной, если я скажу, что перед нами открываются захватывающие перспективы.

Сандерс заметил, как у Дона Черри отвисла челюсть. Том наклонился к Каплан.

— Похоже, она свое дело знает.

— Да, — согласилась Каплан, кивнув, — она просто королева презентаций. Показуха всегда была ее сильной стороной.

Сандерс посмотрел на Каплан, но та уже отвернулась.

Тут речь подошла к концу. В зале вспыхнул свет, и Мередит Джонсон, сопровождаемая аплодисментами, пошла к своему стулу. Люди начали расходиться по рабочим местам. Джонсон оставила Гарвина и, подойдя к Дону Черри, сказала ему несколько слов. Очарованный Черри улыбнулся. Мередит прошла через весь зал к Мери Энн, коротко с ней переговорила и направилась к Марку Ливайну.

— Хитрая, — наблюдая за ней, сказала Каплан. — Ищет контакты с начальниками отделов — тем более что она не обмолвилась о них в своей речи.

— Вы думаете, — нахмурился Сандерс, — что это имеет большое значение?

— Только в том случае, если она планирует что-либо менять.

— А Фил сказал, что она ничего менять не будет.

— Ну кто же может знать наверняка? — ответила Каплан, вставая и роняя салфетку на стол. — Я, пожалуй, пойду, — похоже, вы следующий в ее списке.

И Каплан благоразумно отошла. Подошедшая Мередит улыбалась.

— Я хочу извиниться, Том, — сказала она, — за то, что не упомянула твоего имени и имен остальных начальников отделов в моем выступлении. Не хотелось бы, чтобы я была ложно понята — просто Боб попросил меня говорить покороче.

— Ну, — сказал Сандерс, — похоже, ты покорила всех. Реакция была очень благожелательная.

— Надеюсь, что так. Послушай, — она положила руку ему на локоть, — завтра у нас уйма разных деловых встреч. Я попросила всех руководителей отделов встретиться со мной сегодня — если у них есть время. Не сможешь ли ты забежать ко мне в кабинет вечером? Выпьем по капельке, поговорим о делах, может быть, вспомним старые времена?

— Конечно, — ответил Сандерс, чувствуя тепло ее ладони на своей руке. Мередит руку не убирала.

— Мне предоставили кабинет на пятом этаже, и, если повезет, обстановку завезут уже сегодня к вечеру. Шесть часов тебя устроит?

— Отлично, — согласился он.

— Ты все еще неравнодушен к сухому «шардонне»? — улыбнулась она.

Против своей воли Сандерс был тронут тем, что она это помнит.

— Да, по-прежнему, — улыбнулся он в ответ.

— Посмотрю, может, раздобуду бутылочку. И сразу обговорим неотложные вопросы — например, насчет этого скоростного дисковода.

— Отлично. А насчет дисковода…

— Я все знаю, — перебила она, понизив голос. — Управимся и с этим.

За ее спиной чиновники из «Конли-Уайт» начали вставать.

— Вечером поговорим.

— Хорошо.

— Ну, пока, Том.

— Пока.

На выходе Сандерса перехватил Марк Ливайн.

— Ну-ка, говори, о чем вы беседовали?

— С Мередит?

— Нет, с Бомбардировщиком! Каплан дышала тебе в ухо весь ленч. Чего ради?

— Да знаешь, — пожал плечами Сандерс, — просто болтали.

— Брось. Стефани просто так болтать не станет. Она даже не знает, как это делается. И она наговорила тебе больше, чем кому бы то ни было за несколько лет.

Сандерс был удивлен волнением Ливайна.

— В основном, — сказал он, — мы говорили о ее сыне. Он поступил в университет.

Но Ливайн на это не купился. Нахмурившись, он сказал:

— Она что-то нащупала. Без причины она никогда не разговаривает. Это из-за меня? Я знаю, она критиковала разработчиков. Она считает, что мы расточительны. Я ей сто раз пытался доказать, что это не так…

— Марк, — перебил Сандерс, — честное слово, твоего имени даже не упоминали. — И чтобы сменить тему разговора, Сандерс поинтересовался: — А что ты думаешь о Джонсон? По-моему, сильное было выступление.

— Да, впечатляюще. Меня только одна вещь беспокоит, — сказал Ливайн, по-прежнему хмурый и расстроенный, — не является ли ее назначение маневром, навязанным нашему руководству компанией «Конли»?

— Я тоже об этом слышал. А почему ты так считаешь?

— Из-за этой презентации. Чтобы подготовить такой материал, нужно никак не меньше двух недель, — объяснил Ливайн. — У себя в отделе я предупредил бы ребят за месяц — на подготовку уйдет две недели, затем неделя на проверку и переделки и еще неделя, пока все переведут на носители. И это, обрати внимание, в моей собственной группе. А работая на другого заказчика, ребята потратили бы еще больше времени. Как-то раз такую работу взвалили на одного ассистента — и потом пришлось переделывать ее заново. Так что, если это была презентация Джонсон, то она знала о ней давно. По крайней мере, за несколько месяцев.

Сандерс нахмурился.

— Как всегда, — вздохнул Ливайн, — до бедолаг в окопах все доходит в последнюю очередь. Интересно, что еще нам предстоит узнать.

Сандерс вернулся к себе в кабинет в пятнадцать минут третьего и сразу позвонил жене предупредить, что в шесть у него деловая встреча и дома он будет поздно.

— Что там у вас происходит? — спросила Сюзен. — Мне звонила Адель Ливайн. Сказала, что Гарвин всех вздрючил и всю контору полностью реорганизует.

— Точно еще не знаю, — осторожно ответил Сандерс. В кабинет неожиданно вошла Синди.

— Тебе все еще обещают повышение?

— В основном, — ответил он, — нет.

— Не может быть! — воскликнула Сюзен. — Том, бедненький! Ты очень расстроен?

— Я бы сказал — да.

— Не можешь говорить?

— Точно.

— Ладно. Я оставлю суп теплым. Поговорим, когда приедешь.

Синди положила на его стол стопку папок. Когда Сандерс положил трубку, она спросила:

— Уже знает?

— Она так и подозревала. Синди кивнула.

— Она звонила в перерыв, и я сразу почувствовала. Думаю, чья-то жена ей рассказала.

— Я уверен, что все говорят.

Синди задержалась в дверях и осторожно спросила:

— А как прошла презентация за ленчем?

— Мередит представили как нового начальника инженерных отделов. Она произнесла речь. Сказала, что оставит на местах всех прежних руководителей, и все будут держать ее в курсе дел.

— Значит, для нас никаких перемен не будет? Просто очередная передвижка наверху?

— Вроде того. Так мне, во всяком случае, сказали. А что? Ты что-нибудь слышала?

— То же самое.

— Тогда это должно быть правдой, — улыбнулся он.

— Значит, я могу оформлять дела по покупке недвижимости? — Она уже давно планировала приобрести участок в Куин Энн Хилл для себя и дочери.

— А когда ты должна дать ответ?

— У меня еще пятнадцать дней, до конца месяца.

— Тогда лучше погоди. Знаешь, просто для страховки.

Она кивнула и вышла было, но спохватилась и вернулась:

— Ой, я чуть не забыла: только что звонили из кабинета Марка Ливайна. Прибыли дисководы из Куала-Лумпура. Конструкторы сейчас в них ковыряются. Хотите на них взглянуть?

— Уже иду.

Конструкторская группа занимала весь второй этаж «Вестерн Билдинг». Как всегда, здесь царил полный кавардак: все телефоны звонили одновременно, а в небольшой приемной рядом с лифтами не было и намека на секретаря. Стены холла были увешаны выцветшими плакатами, рекламирующими Берлинскую выставку «Баухаус» двадцать девятого года и старый фантастический фильм под названием «Форбин Проджект». За угловым столиком, рядом с облупленными автоматами для продажи кока-колы и бутербродов, сидели два посетителя-японца и что-то быстро лопотали друг другу. Кивнув им, Сандерс сунул пропуск в щель, отпер дверь и прошел внутрь.

Весь этаж представлял собой обширное пространство, разделенное в самых неожиданных местах косыми перегородками, окрашенными под отделочный камень. Там и сям были в беспорядке расставлены неудобные на вид столы и стулья с металлическим каркасом. Ревела рок-музыка. Конструкторы были одеты как попало — в основном в футболки и шорты. В общем, царила подлинно творческая атмосфера.

Сандерс прошел к Фоумленду[17] — маленькой экспозиции последней продукции отдела. Здесь стояли модели крошечных лазерных дисководов и миниатюрных радиотелефонов. Команда Ливайна сейчас уже занималась разработкой будущих приборов, и многие из них были малы до абсурда: одна модель радиотелефона была не больше карандаша, другая выглядела как постмодерновая версия научного радиоприемника Дика Трейси, выполненная в бледно-зеленых и серых тонах; были здесь и пейджер размером с зажигалку, и микропроигрыватель компакт-дисков с откидным экраном, легко помещающийся на ладони.

Хотя эти устройства и были невероятно миниатюризированы, Сандерс давно уже свыкся с тем, что дизайнеры опережали время от силы на пару лет. Приборы уменьшались в размерах очень быстро: сейчас Сандерс уже не мог поверить себе, что, когда он пришел в «ДиджиКом», компьютеры весили килограммов пятнадцать и были размером с большой чемодан, а переносных радиотелефонов не было и в помине. Первая модель, разработанная «ДиджиКом», весила семь с половиной килограммов, и носить ее надлежало на наплечном ремне. Тем не менее люди смотрели на нее как на чудо. А сейчас потребитель был недоволен, если его телефон весил больше нескольких унций. Сандерс прошел мимо большой машины для резки пенопласта, поблескивающей из-под плексигласовых щитков ножами и месивом разных трубок, и обнаружил Марка Ливайна и его ребят, склонившихся над темно-синими дисководами, присланными из Малайзии. Один из них уже разобранный, лежал на столе. Под ярким светом галогеновых ламп конструкторы ковырялись в его внутренности крошечными отверточками, время от времени поглядывая вверх, на экраны диагностических приборов.

— Ну, и что вы нашли? — спросил Сандерс.

— Ах, черт! — воскликнул Ливайн, картинно подняв руки. — Ничего хорошего, Том, ничего хорошего.

— Давай подробнее. Ливайн показал на стол:

— Здесь, внутри шарнира, находится металлический стержень; вот эти хомутики прижимаются к нему, когда откидывается крышка, и через них идет питание на дисплей.

— Ясно…

— Но питание идет с перебоями. Похоже, что стержень коротковат. Он должен быть сорок четыре миллиметра длиной, а этот сорок два, ну от силы сорок три.

Ливайн выглядел очень расстроенным, весь его вид говорил о том, что он предвидит кошмарные последствия. Стержень оказался короче на миллиметр, и мир катился от этого ко всем чертям. Сандерс понял, что сейчас ему придется Ливайна успокаивать, что он и делал уже неоднократно.

— Мы с этим справимся, Марк, — сказал он. — Конечно, для этого придется вскрыть все готовые изделия и заменить детали, но мы это сделаем.

— Разумеется, — согласился Ливайн, — но это еще не все. По спецификации хомутики должны быть сделаны из нержавейки марки 16/10, которая достаточно гибка, чтобы хомутик пружинил и прижимался к стержню. А в этом аппарате хомутики сделаны из какой-то другой стали — вроде бы 16/14. Они слишком жесткие. Когда раскрываешь корпус, они сгибаются, но в прежнее положение уже не возвращаются.

— Значит, поменяем и хомутики. Тогда же, когда будем менять прутки.

— Не так все просто, к сожалению. Хомутики запрессованы в корпус намертво.

— Вот зараза…

— Вот-вот. Они являются неотъемлемой частью корпуса.

— Ты хочешь сказать, что из-за поганых хомутиков нам придется менять все корпуса?

— Точно.

Сандерс покачал головой.

— Мы их уже кучу настрогали. Что-то около четырех тысяч…

— Значит, еще настрогать придется.

— А что с самим дисководом?

— Работает с запаздыванием, — ответил Ливайн. — Это несомненно. А вот почему, я точно сказать не могу. Может быть, что-то с питанием, а может быть, проблема в управляющем чипе.

— Если это чип…

— …То мы сидим по уши в дерьме. Если дело в дефекте конструкции, придется вернуться к чертежным доскам. Если дефект производственный — будем переделывать сборочную линию и, возможно, менять фотошаблоны. В любом случае на это уйдут месяцы.

— А когда мы будем знать точно?

— Я передам дисковод и источник питания диагностикам, — сказал Ливайн. — К пяти они приготовят отчет. Я тебе его занесу. Мередит уже знает об этом?

— Я встречаюсь с ней в шесть и все расскажу.

— Хорошо. Позвонишь мне после вашей встречи?

— О чем речь!

— Это даже к лучшему, — заявил Ливайн.

— Ты о чем?

— Мы с самого начала подбросим ей серьезную задачку, — объяснил Ливайн, — и посмотрим, как она с ней справится.

Сандерс повернулся к выходу. Ливайн пошел его провожать.

— Между прочим, — спросил Марк, — ты сильно психуешь оттого, что не получил эту должность?

— Я разочарован, — ответил Сандерс, — но не психую. Не от чего здесь психовать.

— Если хочешь знать мое мнение, то Гарвин с тобой поступил по-свински. Ты давно работаешь и доказал, что можешь руководить отделом, а он назначает кого-то другого.

— Это его компания, — пожал плечами Сандерс. Ливайн грубовато обнял Сандерса за плечи.

— Знаешь, Том, временами ты бываешь рассудителен настолько, что это идет тебе во вред.

— Вот уж не думал, что быть рассудительным плохо, — ответил Сандерс.

— Плохо быть слишком рассудительным, — объяснил Ливайн. — Вот и будут тебя шпынять.

— Я просто пытаюсь пережить все это, — сказал Сандерс. — Потому что хочу быть здесь, когда группу выделят, в самостоятельную фирму.

— Да, конечно. Ты здесь останешься. Они вышли к лифту.

— Ты думаешь, она получила эту должность, потому что она женщина? — спросил Ливайн.

— Кто ее знает, — покачал головой Сандерс.

— За что же нам, мужикам, такое? Мне иногда становится тошно, когда меня заставляют брать на работу обязательно женщин, — пожаловался Ливайн. — Вот возьми, к примеру, моих конструкторов: среди них сорок процентов — женщины; это больше, чем в любом другом отделе. Тем не менее они все время жалуются, что их так мало. Еще больше женщин…

— Марк, — утешил его Сандерс, — мир изменился.

— Не в лучшую сторону, — согласился Ливайн. — Это всех задевает. Суди сам: когда я начинал в «ДиджиКом», при оформлении на работу руководствовались одним критерием — подходишь ли ты? Если ты подходил, тебя принимали. Если ты справлялся со своей работой, ты оставался. Вот и все. А сейчас способности играют далеко не первую роль. Надо еще посмотреть, того ли ты пола и подходишь ли ты по цвету кожи, чтобы соответствовать принципам, принятым в компании. Если ты показываешь себя некомпетентным, мы уже не можем выгнать тебя. Очень скоро мы начнем сплошняком гнать халтуру вроде этих бракованных «мерцалок». Ни на кого нельзя рассчитывать. Никто ни за что не отвечает. А ведь из одной только теории прибор не сделаешь. Производство — это штука практическая. И если товар с душком, никто его покупать не станет.

Возвращаясь в свой кабинет, Сандерс с помощью своего электронного пропуска открыл дверь, ведущую на четвертый этаж. Опустив затем пропуск в карман брюк, он вошел в коридор. Быстро шагая, Том думал о своем разговоре с Ливайном. Особенно его беспокоил намек на то, что его, Сандерса, «шпыняет» Гарвин, пользуясь его пассивностью, его рассудительностью.

Сандерс так не считал. И, когда он говорил, что компания принадлежит Гарвину, он не кривил душой. Боб был боссом и мог поступать, как считает нужным. Сандерс был разочарован тем, что не получил повышения, но ему никто этого и не обещал. Это он и сотрудники сиэтлского отделения сами решили после нескольких недель, что должность получит он, Сандерс. Но Гарвин и словом не обмолвился. Как, кстати, и Фил Блэкберн.

Так что жаловаться Сандерсу было не на кого. Если его постигло разочарование, то только по его же вине! Как в пословице — не дели шкуру неубитого медведя.

Что касается его пассивности — то чего, собственно, Ливайн от него ждал? Скандала? Воплей и плача? А какой смысл? Мередит Джонсон получит эту работу независимо от того, нравится это Сандерсу или нет. Уволиться? Совсем глупо. Если он оставит работу, то потеряет право на все привилегии, связанные с акционированием. Вот это было бы настоящей катастрофой.

Так что все, что он может сделать, — это принять факт назначения Мередит Джонсон и смириться с этим. И Сандерс чувствовал, что, окажись Ливайн со всей его пылкостью на его, Сандерса, месте, он бы вел себя точно так же: улыбался и помалкивал.

Куда более важной, по его мнению, была проблема с «мерцалками». Команда Ливайна раскурочила сегодня уже три аппарата, но по-прежнему не могла определить причину брака. Конечно, они нашли в шарнире детали, не соответствующие спецификации, и очень скоро Сандерс выяснит, кто и почему использовал некондиционные материалы. Но главный вопрос — почему аппараты работают с запаздыванием — оставался нерешенным, и не было никакого ключа для его решения, а это значит, что Сандерс…

— Том! Вы уронили свой пропуск!

— Что? — отрешенно поднял глаза Сандерс. Дежурная по этажу нахмурилась, показывая на что-то, лежавшее на полу внизу за его спиной.

— Вы уронили свой пропуск.

— Ох, — наконец разглядел он белеющий на сером ковре пропуск, — спасибо большое.

Он пошел по коридору назад. Надо полагать, он был расстроен сильнее, чем думал. Без пропуска в «Диджи-Ком» двух шагов нельзя сделать. Сандерс наклонился и, подняв пропуск, опустил его в карман.

К своему удивлению, он обнаружил, что в кармане лежит еще один пропуск. Нахмурившись, Сандерс вытащил обе карточки и посмотрел на них.

Поднятый с полу пропуск был явно не его. На минуту он остановился, пытаясь сообразить, кому он мог принадлежать. Снаружи все пропуска были одинаковы: синяя эмблема «ДиджиКом», серийный номер и магнитная полоска на обороте.

Сандерсу полагалось помнить номер своего пропуска, но он не помнил. Он заторопился к своему кабинету, чтобы свериться с записью в компьютере. По дороге взглянул на часы: было уже четыре — до встречи с Мередит Джонсон оставалось два часа, а материалов для этого свидания нужно было подготовить много. Глядя на ковер перед собой, Сандерс решил захватить доклады с заводов и, может быть, спецификации на опытные образцы. Он не был уверен, что она сможет в них разобраться, но лучше иметь их при себе. Что еще? Ему не хотелось бы явиться на первое совещание с новым начальником, что-нибудь забыв.

И снова деловой ход его мыслей был нарушен образами из прошлого. Открытый чемодан. Коробка воздушной кукурузы. Разрисованное стекло…

— Вот как? — услышал Том знакомый голос. — Ты уже не здороваешься со старыми друзьями?

Сандерс поднял глаза. Он стоял напротив стеклянной стены конференц-зала. За стеклом он разглядел ссутулившегося в кресле-каталке человека, сидевшего к нему спиной и, по-видимому, любовавшегося панорамой Сиэтла.

— Привет, Макс, — поздоровался Сандерс.

Макс Дорфман ответил, продолжая смотреть в окно:

— Привет, Томас.

— Как вы узнали, что это я?

— Волшебство, надо полагать, — хмыкнул Дорфман. — А ты как думал? — саркастически спросил он. — Томас! Я же тебя вижу.

— Как? У вас глаза на затылке?

— Нет; Томас. Твое отражение у меня прямо перед глазами. Конечно, я вижу твое отражение в оконном стекле. Идешь, размякнув, как старый поц.

Дорфман опять хмыкнул и развернул кресло. Глаза его были яркими, проницательными и насмешливыми. — Ты был таким перспективным молодым человеком. А теперь скис?

Сандерс был не в подходящем настроении.

— Ну, сегодня не самый лучший для меня день, Макс.

— И ты хочешь, чтобы об этом все знали? Сочувствия хочешь?

— Нет, Макс. — Он припомнил, что Дорфман не признавал сочувствия. Он говорил, что администратор, ищущий сочувствия, — не администратор, а мочалка, истекающая кое-чем бесполезным. — Нет, Макс, — повторим Сандерс. — Я просто задумался.

— Ах, задумался? Я люблю, когда задумываются. Думать полезно. И о чем же ты думал, Томас? О разрисованной стеклянной двери в твоей квартире?

Против своей воли Сандерс вздрогнул.

— Откуда вы знаете?

— Волшебство, надо полагать, — рассмеялся Дорфман дребезжащим смехом. — А может, я могу читать мысли. Ты думаешь, я умею читать мысли, Томас? Ты достаточно глуп, чтобы в это поверить?

— Макс, у меня не то настроение.

— А-а, тогда я должен прекратить. Если у тебя не то настроение, я прекращаю. Мы должны любой ценой заботиться о твоем настроении. — Старик раздраженно хлопнул ладонью по подлокотнику каталки. — Ты мне сам говорил, Томас, — вот как я догадался, о чем ты задумался.

— Я сам говорил? Когда?

— Лет девять или десять назад.

— И что я вам сказал?

— О, ты не помнишь? Неудивительно, что у тебя возникают проблемы! А ты больше в пол смотри, Томас. Это тебе очень поможет. Да, я так думаю. Продолжай смотреть в пол.

— Макс, ради Бога!

— Я раздражаю тебя? — улыбнулся Дорфман.

— Вы меня всегда раздражаете.

— Ага. Хорошо. Значит, еще есть надежда. Не для тебя, конечно, — для меня. Я стар, Томас. Надежда для меня имеет другой смысл. Тебе все равно не понять. Последнее время я не могу даже сам передвигаться. Кто-то меня должен толкать. Лучше, когда это делает хорошенькая женщина, но, как правило, подобные занятия не про них. Вот я и сижу здесь, и рядом нет хорошенькой женщины, которая бы меня толкала. В отличие от тебя.

Сандерс вздохнул.

— Макс, как вы полагаете, мы не могли бы поговорить по-человечески?

— Отличная идея, — согласился Дорфман. — Буду очень рад. А что значит поговорить «по-человечески»?

— Я хотел сказать, поговорить как нормальные люди.

— Да, Том, если только тебе это не наскучит. Я очень волнуюсь. Знаешь, как старые люди беспокоятся, чтобы не быть скучными?

— Макс, что вы имели в виду, когда говорили и о стекле?

— Я говорил о Мередит, конечно, — пожал плечами Дорфман. — О ком же еще?

— Так что же Мередит?

— Да почем я знаю? — с раздражением спросил Дорфман. — Все, что мне известно, ты же сам мне и сказал. А все, что ты мне сказал, так это лишь, что ты постоянно мотался в Корею и Японию, а когда возвращался, Мередит всегда…

— Простите, что перебиваю, Том, — извинилась Синди, заглядывая в двери конференц-зала.

— О, не извиняйтесь, — запротестовал Макс. — Что это за прелестное создание, Томас?

— Я — Синди Вольф, профессор Дорфман, — ответила Синди. — Я работаю у Тома.

— Ох и счастливчик же он!

Синди повернулась к Сандерсу.

— Том, мне и правда не хочется вас отвлекать, но в вашем кабинете сидит один из администраторов «Конли-Уайт», я решила, что вы захотите…

— Да-да! — моментально подхватил Дорфман. — Ему нужно идти. «Конли-Уайт», о, это важно!

— Одну минуту, — сказал Сандерс, поворачиваясь к Синди. — Макс и я как раз говорили об одном интересном деле…

— Нет-нет, Томас, — сказал Дорфман, — мы просто вспоминали ушедшие годы. Ты лучше ступай, Томас.

— Макс…

— Если захочешь поговорить и решишь, что это важно, выкрой минутку и заезжай ко мне в «Четыре времени года». Ты знаешь этот отель — в нем прекрасный вестибюль, с такими высоченными потолками. Это замечательно, особенно для стариков. А сейчас иди, Томас. — Профессор прищурил глаза. — А прелестную Синди оставь со мной.

Сандерс поколебался секунду.

— Ты с ним поосторожнее, — предупредил он Синди. — Он грязный старикашка.

— Грязный, насколько могу, — хихикнул Дорфман. Сандерс вышел и направился к своему кабинету. В дверях он еще успел услышать, как Дорфман обратился к Синди:

— А теперь, очаровательная Синди, помогите мне, пожалуйста, добраться до вестибюля, меня давно уже должен ждать автомобиль. А по дороге, если уж вы найдете возможным простить старику его любопытство, я хотел бы задать вам несколько вопросов. В этой компании происходит так много интересного, а кто знает о текущих событиях больше секретарш, а?

— Мистер Сандерс! — воскликнул Джим Дейли, вскакивая со стула при появлении Сандерса. — Я очень рад, что вас удалось найти.

Они пожали друг другу руки. Сандерс жестом пригласил Дейли садиться и сел в свое кресло. Он не был удивлен визитом Дейли: он уже несколько дней ждал его или еще кого-нибудь из банкиров. Сотрудники инвестиционного банка «Голдмен и Сакс» проводили индивидуальные беседы с сотрудниками разных отделов, прорабатывая различные аспекты слияния. В основном они старались получить дополнительную информацию о производстве; хотя высокие технологии интересовали их в первую очередь, никто из банкиров толком ничего в них не понимал. Так что Сандерс ожидал, что Дейли начнет расспрашивать его о ходе работ над «мерцалками» и, возможно, над «Коридором».

— Благодарю вас, что нашли для меня время, — сказал Дейли, ощупывая свою лысину. Очень высокий и тощий, сидя, он казался еще выше — сплошные локти и колени. — Я бы хотел задать вам несколько вопросов… э-э-э… не для протокола.

— Прошу вас, — ответил Сандерс.

— Это касается Мередит Джонсон, — извиняющимся голосом начал Дейли, — и, если вы не имеете ничего против, я хотел бы, чтобы этот разговор остался между нами.

— Конечно, — согласился Сандерс.

— Насколько я знаю, вы вплотную занялись работами по вводу мощностей в Ирландии и Малайзии. А в компании возникали некоторые дискуссии насчет методов руководства тамошними заводами.

— Ну, — пожал плечами Сандерс, — мы с Филом Блэкберном не всегда понимали друг друга с полуслова.

— Что, на мой взгляд, говорит о наличии у вас здравого смысла, — суховато сказал Дейли. — Но я пришел к выводу, что в этих спорах вы выступали как специалист в технике, тогда как другие руководствовались, скажем так, иными соображениями. Верно ли это?

— Да, я бы с этим согласился. — «Куда это он гнет?» — мелькнуло в голове Сандерса.

— И вот в какой связи я бы хотел выслушать ваши соображения. Боб Гарвин только что назначил мисс Джонсон на весьма значительную должность, и многие в «Конли-Уайт» это приветствуют. Разумеется, было бы опрометчиво предполагать заранее, как она справится со своими обязанностями. Но, с другой стороны, я нарушу свой долг, если не предприму шагов, чтобы получить информацию о том, как мисс Джонсон работала до своего нового назначения. Вы улавливаете мою мысль?

— Не совсем, — ответил Сандерс.

— Я хотел бы знать, — объяснил Дейли, — ваше мнение о той части выступления мисс Джонсон, где она касается производственных проблем. Особенно о ее участии в деятельности «ДиджиКом» в других странах.

Сандерс нахмурился, раздумывая.

— Я не могу сказать точно, насколько глубоко она занималась вопросами связей с зарубежными филиалами, — наконец сказал он. — Пару лет назад у нас прошла рабочая дискуссия в Корке. Она была в команде, готовившей проект соглашения. Она проталкивала в Вашингтоне проект о ценах на новые мониторы с плоским экраном, а еще, насколько я знаю, она руководила группой «One Revew» в Купертино, которая утвердила проект нового завода в Куала-Лумпуре.

— Совершенно верно.

— Вот, пожалуй, и все, что я знаю о ее работе.

— Угу. Тогда, возможно, меня неверно информировали, — сказал Дейли, тщетно пытаясь удобно устроиться на стуле.

— А что вам рассказывали?

— Не вдаваясь в детали, могу сказать, что вопрос о ее компетентности уже поднимался.

— Понятно, — сказал Сандерс. Интересно, кто информировал Дейли о Мередит? Конечно, не Гарвин и не Блэкберн. Может быть, Каплан. Наверняка сказать невозможно. Но Дейли скорей всего говорил с кем-то из высокопоставленных чиновников.

— Вот мне и стало интересно, — продолжал Дейли, — что думаете вы о ее технической квалификации. Это, разумеется, останется между нами.

В эту секунду компьютер Сандерса трижды пискнул, а на экране высветилась надпись:

— Что-нибудь случилось? — поинтересовался Дейли.

— Нет, — ответил Сандерс. — Похоже, что меня вызывают по видеосвязи из Малайзии.

— Тогда я буду краток, — заторопился Дейли. — С вашего позволения поставлю вопрос ребром: есть ли у сотрудников вашего отдела сомнения в квалификации Мередит Джонсон?

— Она новый начальник, — пожал плечами Сандерс. — Вы уже знаете наши нравы — новое начальство всегда вызывает сомнения.

— А вы большой дипломат. Я имел в виду сомнения в ее опытности. Она ведь относительно молода. Переезд на новое место жительства, отрыв от старых корней. Новые лица, новые сотрудники, новые сложности. И ведь здесь она уже не будет работать прямо, извините, под крылышком Боба Гарвина.

— Не знаю, что и сказать, — проговорил Сандерс. — Поживем — увидим.

— Кажется, у вас уже были в прошлом неприятности с руководителем, не имевшим технического опыта… звали его… э-э-э… «Крикун» Фрилинг?

— Да. Он не прижился здесь.

— А нет ли подобных опасений насчет Джонсон?

— Я слыхал, что такие предположения высказывались, — осторожно сказал Сандерс.

— А ее финансовые планы? Все эти дорогостоящие, проекты? Они вас не настораживают, нет?

«Что еще за дорогостоящие проекты?» — подумал Сандерс.

Компьютер снова запищал:

— Опять ваша машинка заработала, — прокомментировал Дейли и встал со стула, переставляя руки и ноги, как кузнечик. — Не буду вас более отвлекать. Спасибо, что нашли для меня время, мистер Сандерс.

— Не за что.

Они пожали друг другу руки. Дейли повернулся и вышел из кабинета. Компьютер Сандерса пропищал еще три раза с короткими промежутками между сигналами:

Сандерс сел перед монитором и повернул настольную лампу так, чтобы свет падал на его лицо. Цифры на компьютере отщелкивали секунды в обратном порядке. Сандерс бросил взгляд на часы: было пять часов, стало быть, Малайзии восемь часов утра. Артур, наверное, звонил с завода.

В центре экрана появился маленький прямоугольник и начал увеличиваться шажками через равные промежутки времени. Когда прямоугольник занял экран, Сандерс увидел лицо Артура, а за ним — ярко освещенный сборочный конвейер. Новенькая, с иголочки, линия была образцом современного производства: чистая и тихая; работающие по обе стороны зеленой конвейерной ленты одеты в обычное платье. Возле каждого рабочего места — ряд люминесцентных ламп, свет которых частично падал на камеру.

Кан прокашлялся и потер подбородок.

— Привет, Том. Как ты там?

Когда он говорил, изображение слегка подрагивало. Голос не совсем совпадал с изображением, поскольку при передаче через спутник видеосигнал отставал, в то время как голос передавался без запаздывания. В первые секунды разговора это всегда смущало собеседников, придавая диалогу ощущение нереальности. Как будто разговор шел под водой. Но это ощущение быстро проходило.

— У меня все отлично, Артур, — ответил Сандерс.

— Ну и хорошо. Жаль, что так получилось с этой реорганизацией. Ты ведь знаешь, как я к тебе отношусь.

— Спасибо, Артур, — ответил Сандерс, пытаясь сообразить, каким образом, находясь в Малайзии, Кан был уже в курсе дела. Впрочем, во всех компаниях слухи распространяются быстро.

— Ага. Ну ладно. Так вот, Том, я стою прямо здесь, — Кан махнул рукой за спину, — и, как ты сам можешь видеть, мы никак не выйдем на запланированный темп. Выборочные проверки показывают те же неутешительные результаты. Что говорят конструкторы? Они уже получили высланные образцы?

— Да, их получили сегодня. Но новостей пока нет: над образцами еще работают.

— Угу… Ладно. А передали ли образцы диагностикам? — спросил Кан.

— Думаю, что да. Недавно.

— Ага. Ладно. Понимаешь, мы тут получили от диагностиков запрос еще на десять дисководов, причем упакованных в запаянные пластиковые пакеты. И они настаивают, чтобы пакеты были запечатаны на фабрике, сразу после конвейера. Ты что-нибудь об этом знаешь?

— Впервые слышу. Дай мне время разобраться, и я с тобой свяжусь.

— Хорошо, потому что, должен тебе сказать, мне все это кажется странным. Десять аппаратов — это немало. Если мы отправим их все сразу, таможенники поднимут шум. И зачем это запечатывание? Мы все равно заворачиваем готовые аппараты в пластик, правда, не запечатывая. Чего ради их понадобилось запечатывать, Том? — обеспокоенно спросил Кан.

— Не знаю, — ответил Сандерс. — Надо будет спросить. Наверное, подстраховываются — тут все повздрюченные, уже начальство в курсе и хочет знать, какого черта эти дисководы не работают.

— А мы что, не хотим? — спросил Кан. — Мы здесь с ума сходим, можешь мне поверить.

— Когда пошлете дисководы?

— Ну, мне еще нужно раздобыть термоаппарат для запечатывания. Надеюсь, что смогу выслать их в среду чтобы вы их получили в четверг.

— Не пойдет, — сказал Сандерс. — Ты должен выслать их сегодня, в крайнем случае завтра. Раздобыть тебе термоаппарат? Я могу попросить в «Эппл» дать вам один на время.

У фирмы «Эппл» тоже был завод в Куала-Лумпуре.

— Не надо, но идея хорошая, — ответил Кан. — Я сам туда позвоню и узнаю, не сможет ли Рон мне одолжить один.

— Отлично. Как там с Джафаром?

— Погано. Я только что связывался с больницей, и мне сказали, что у него судорогии и сильная рвота. Ничего не может есть. Местные доктора говорят, что не могут найти ничего, кроме порчи.

— Они верят в порчу?

— Еще как, — подтвердил Кан. — У них есть даже законы против колдовства. По ним можно и под суд попасть.

— Значит, ты не знаешь, когда Джафар вернется?

— Никто не знает. По-видимому, он на самом деле плох.

— Ладно, Артур. Что-нибудь еще?

— Нет. Термоаппарат я раздобуду, а ты дай мне знать, когда что-нибудь узнаешь.

— Ладно, — пообещал Сандерс, и на этом разговор закончился. Кан напоследок помахал рукой, и экран монитора потемнел.

Сандерс выбрал «ДАТ», и разговор был записан на магнитную ленту цифровым способом. Он встал из-за стола. Что бы там ни было, ему нужно быть хорошо информированным перед встречей с Джонсон. Он вышел в приемную и направился к столу Синди.

Синди сидела, отвернувшись, и смеялась в телефонную трубку. Заметив Сандерса, она прекратила хихикать и торопливо сказала:

— Я тебе потом перезвоню.

— Не будешь ли ты так любезна поднять отчеты по «мерцалкам» за последние два месяца? Или нет, подними-ка все отчеты со времени ввода в действие новой линии.

— О, конечно!

— И позвони за меня Дону Черри. Я хочу знать, что там его диагностики делают с дисководами.

Сандерс вернулся в кабинет. Уже на пороге он заметил, что на экране монитора мигает курсор электронной почты, показывая, что на его имя поступило сообщение. Он нажал клавишу, чтобы прочитать текст. Ожидая появления информации на экране, он просмотрел присланные факсы. Их было три — два были рутинными производственными отчетами из Ирландии, а третий был заявкой на ремонт крыши на заводе в Остине; в Купертино эту заявку наверняка положат под сукно, и Эдди направил ее Сандерсу, надеясь, что тот ускорит ее выполнение.

Экран замигал. Сандерс поднял глаза и прочитал первое сообщение:

Сандерс не колебался ни секунды — он не мог сказать Эдди, как идут дела, и быстро напечатал ответ:

Нажав клавишу «Пуск», он отправил сообщение в Остин.

— Ты звонил? — В кабинет без стука ввалился Дон Черри и плюхнулся на стул. Заложив руки за голову, он потянулся: — Ну и денек! Только тем и занимался, что тушил пожары.

— Расскажи.

— Ко мне явились какие-то хмыри из «Конли», выспрашивая у моих ребят, в чем разница между ROM и RAM[18]. Можно подумать, у них есть на это время. А тут еще один из хмырей где-то слыхал про «Flash memory» и спрашивает: «А как часто она вспыхивает?» Думал, что это что-то вроде маяка. И с такими типами мои ребята вынуждены находить общий язык. А наше время стоит дорого, у нас нет возможности устраивать ликбез для юристов. Ты не можешь как-нибудь это прекратить?

— Никто не может это прекратить, — ответил Сандерс.

— Может, Мередит? — ухмыльнулся Черри.

— Она начальник, — пожал плечами Сандерс.

— Ага. Кстати, а тебе-то что нужно было?

— Твои диагностики работают с образцами «мерцалок»?

— Точно. Или, правильнее будет сказать, мы работаем над обломками и ошметками, которые нам остались после того, как над аппаратами повозились косорукие клоуны Ливайна. Какого черта машинки сначала отдали конструкторам? Никогда, повторяю, никогда не допускай конструкторов до электронных приборов, Том. Пусть они рисуют картинки на листочках бумаги. И смотри, не давай им больше одного листочка за раз!

— Что ты там нашел? — нетерпеливо спросил Сандерс. — В дисководах?

— Ничего пока, — ответил Черри, — но у нас есть идеи, которые нужно обмозговать.

— И поэтому вы потребовали у Артура Кана, чтобы он прислал вам десять аппаратов, запечатанных на фабрике?

— Ты прав, как всегда.

— Кан ломает голову, зачем тебе это нужно.

— Да ну? — равнодушно спросил Черри. — И пусть себе ломает. Это ему на пользу: меньше будет времени на разные неприличные вещи.

— Меня это тоже интересует.

— Заметно, — сказал Черри. — Возможно, наши идеи и окажутся мыльным пузырем. В настоящее время у нас нет ничего, кроме одного подозрительного чипа. Это все, что нам оставили клоуны Ливайна. Не от чего отталкиваться.

— Чип плохой?

— Нет, чип прекрасный.

— Что же в нем подозрительного?

— Слушай, — сказал Черри, — вокруг этой работы уже полно слухов. Я могу единственное сказать: мы над этой проблемой работаем, но результат пока нулевой. Это все. Завтра или в среду мы получим новые дисководы и будешь знать ответ через час. Устроит?

— Но проблема-то хоть большая или маленькая? — взмолился Сандерс. — Нужно же что-то говорить на завтрашнем совещании.

— Так и придется ответить: «Не знаем». Это может означать все, что угодно. Мы над этим работаем.

— Артур считает, что проблема может оказаться очень серьезной.

— Может, Артур и прав. Разберемся. Это все, что могу тебе сейчас сказать.

— Дон…

— Я понимаю, тебе нужен ответ, — сказал Черри. — А вот ты можешь понять, что у меня его нет?

— Тогда бы ты мог мне просто позвонить, — посмотрел на него Сандерс. — Почему же ты пришел сюда сам?

— Раз уж ты спросил… — ответил Черри. — У меня тоже маленькая неприятность. Довольно деликатная ситуация — случай сексуального преследования.

— Еще один? Похоже, у нас этим только и занимаются.

— И не только у нас, — подтвердил Черри. — Я слыхал, что прямо сейчас в «ЮниКом» разбирается четырнадцать таких дел. В «Диджитал Грэфикс» и того больше, и в «МикроСайм»… Они там все свиньи. Но я бы хотел, чтобы ты с этим разобрался.

— Ладно, давай, — вздохнул Сандерс.

— Одна из моих групп занимается доступом к удаленным базам данных. Персонал уже в возрасте — от двадцати пяти до двадцати девяти лет. Инспектор подразделения факс-модемов, женщина, положила глаз на одного парня и захотела с ним встретиться; думала, он от нее тащится. Он ее продинамил. Сегодня во время ленча она перехватила его на автостоянке: он опять сказал «нет». Так она села в свою машину, разогналась, вмазалась в его тачку и уехала. Никто не пострадал, и парень не собирается подавать жалобу. Но он, ясное дело, беспокоится, не пойдет ли она дальше. Пришел ко мне посоветоваться. Что мне делать?

— Ты думаешь, все так и было? — нахмурился Сандерс. — Она начала беситься оттого, что он ее отверг? А может, он ее чем-то спровоцировал?

— Вряд ли. У него фантазии не хватит выдумать. Такой, знаешь ли, простачок, просто шут гороховый.

— А женщина?

— Дамочка с характером, это без вопросов. Она и в группе иногда шороху задает. Я с ней уже проводил беседы по этому поводу.

— А что она говорит по поводу инцидента на автостоянке?

— Не знаю. Тот парень просил с ней об этом не говорить. Говорит, что и без того расстроен и не хочет усугублять.

— Ну и что ты можешь сделать? — задумался Сандерс. — Люди обижены, выносить на люди сор не хотят… Не знаю, Дон. Все же я думаю, что если женщина разбила автомобиль парня, то он должен был бы что-то предпринять. Может быть, он, скажем, переспал с ней разок, а потом дал отбой, и она распсиховалась. Мне это так видится.

— Мне тоже, — согласился Черри, — хотя, возможно, мы не правы.

— А что с автомобилем?

— Да ничего серьезного. Стоп-сигнал разбит. Парень просто боится, как бы чего похуже не произошло. Итак, я, дело замну?

— Если он не зарегистрирует жалобу, я бы замял.

— Поговорить с ней по душам?

— Не стоит. Ты ее обвинишь — пусть и неформально — в нарушении приличий и сам напросишься на неприятности. И никто тебя не поддержит, потому что, возможно, этот парень все-таки чем-то ее спровоцировал.

— Даже если он утверждает обратное?

Сандерс вздохнул.

— Дон, они всегда говорят, что ничего не делали. Я никогда не слышал о таком оригинале, который бы честно сказал: «Я сам это заслужил». Не бывало такого.

— Значит, спустить на тормозах?

— Напиши на всякий случай справку о том, что парень тебе рассказывал, охарактеризуй ее как безосновательную и забудь.

Черри кивнул и пошел к двери. Уже у выхода он обернулся:

— Ты мне вот только что скажи: с чего это мы оба убеждены в том, что парень сам нарвался?

— Просто прикинули вероятность, — ответил Сандерс. — А теперь иди и займись этим чертовым дисководом.

В шесть часов вечера Сандерс попрощался с Синди и, собрав папки с материалами по «мерцалкам», отправился на пятый этаж на встречу с Мередит. Солнце еще висело высоко в небе, бросая свет через стекла окон, и казалось, вечер еще не наступил.

Мередит заняла большой угловой кабинет, который прежде занимал Рон Голдмен. Секретарша у Мередит была новая, и Сандерс решил, что она приехала вместе со своей шефиней из Купертино.

— Я Том Сандерс, — представился он. — У меня назначена встреча с мисс Джонсон.

— Я Бетти Росс из Купертино, мистер Сандерс, — ответила секретарша и посмотрела на Сандерса. — Не нужно комментариев.

— Хорошо.

— А то все что-нибудь говорят. Что-нибудь насчет флага. Меня тошнит от всего этого.

— Ладно.

— И так всю жизнь.

— Хорошо. Прекрасно.

— Я доложу мисс Джонсон, что вы пришли.

— Том! — приветственно помахала рукой Мередит, продолжая держать в другой руке телефонную трубку. — Входи, присаживайся.

Окна ее кабинета выходили на центральную часть Сиэтла: вышка космической связи, башни Эрлай, здание СОДО. В лучах заходящего солнца город выглядел восхитительно.

— Я сейчас закончу. — Мередит вернулась к прерванному приходом Сандерса телефонному разговору. — Да, Эд, ко мне как раз пришел Том, и мы с ним все это проработаем. Да. Он принес с собой все документы.

Сандерс держал в руке манильский конверт с данными по дисководам. Мередит показала ему рукой на открытым чемоданчик, лежавший на углу ее стола, предлагая положить конверт туда.

— Да, Эд, я думаю, что совещание пройдет гладко, — продолжала Мередит. — И я определенно не вижу никаких признаков того, что у кого-то есть желание отыграть назад… Нет-нет… Ну это мы можем сделать сразу же с утра, если вас это устроит.

Сандерс положил свой конверт в чемоданчик.

— …Правильно, Эд, правильно. Абсолютно верно, — продолжая говорить, Мередит подошла к Сандерсу и боком присела на краешек стола так, что ее юбка цвета морской волны скользнула вверх, открывая бедро. Чулок на ногах не было. — …Все согласны, Эд, что это очень важно. Да.

Она поболтала ногой, раскачивая туфлю на высоком каблуке, повисшую на кончиках пальцев, и улыбнулась Сандерсу. Тот, чувствуя себя весьма неудобно, слегка отодвинулся.

— …Это я вам обещаю, Эд. Да. На сто процентов. — Мередит положила трубку на рычажки аппарата, стоявшего за ней, для чего ей пришлось откинуться назад, развернувшись таким образом, что ее груди отчетливо обозначились под шелковой блузкой.

— Так, с этим все. — Она села прямо и вздохнула. — До людей из «Конли» дошли слухи, что у нас проблемы «мерцалками». Это звонил Эд Николс — он вне себя. Это уже третий после ленча звонок насчет «мерцалок». Можно подумать, это все, чем занимается фирма. Как тебе мой кабинет?

— Очень неплохо, — ответил Сандерс. — Вид из окна прекрасный.

— Да, город очень красив. — Мередит оперлась на один подлокотник и скрестила ноги. Проследив за взглядом Сандерса, она сказала: — Летом я обычно чулок не ношу. Мне нравится чувствовать воздух обнаженной кожей. Это так приятно в жаркий день…

— До конца лета ты еще успеешь много раз испытать это удовольствие, — сказал Сандерс.

— Должна тебе сказать, погода здесь ужасная, — пожаловалась Мередит. — После Калифорнии, конечно… — Она снова поставила ноги ровно и улыбнулась. — А вот тебе здесь нравится, не так ли? Ты выглядишь просто счастливым.

— Да, — Сандерс пожал плечами, — к дождю тоже можно привыкнуть. — Он указал на чемоданчик: — Не хочешь заняться «мерцалками»?

— Еще как, — ответила она, поднимаясь из-за стола и подходя к Сандерсу вплотную. Она взглянула ему прямо в глаза. — Но, надеюсь, ты не будешь возражать, если я тебя для начала немного поэксплуатирую? Совсем чуть-чуть?

— Конечно.

Она шагнула в сторону.

— Налей нам вина.

— Хорошо.

— Проверь, достаточно ли оно охладилось. — Сандерс направился за бутылкой, стоявшей на угловом столике. — Помнится, ты всегда любил пить его холодным.

— Это точно, — согласился Сандерс, поворачивая бутылку в ведерке со льдом. Сейчас он уже предпочитал не сильно охлажденные напитки, но в те времена действительно любил.

— Здорово нам было когда-то, — мечтательно сказала Мередит.

— Да, — согласился Сандерс, — здорово.

— Иногда я думаю, — продолжала она, — что тогда, когда мы были такими юными и только начинали этим заниматься, было самое лучшее время нашей жизни.

Сандерс замялся, не зная, как ей ответить и какого тона придерживаться, и, так ничего и не сказав, стал разливать вино.

— Да, — сказала Мередит, — это было волшебное время. Я часто о нем вспоминаю.

«А вот я ни разу», — подумал Сандерс.

— А ты, Том? — спросила она. — Ты думаешь когда-нибудь о нас?

— Конечно. — Взяв наполненные стаканы, он подошел к Мередит, передал ей один стакан и звякнул стеклом о стекло. — Еще бы! Все женатые мужчины вспоминают добрые старые времена. Ты ведь, наверное, знаешь, что я женат.

— Да, — кивнула Мередит. — И, как я слышала, весьма удачно. Сколько у вас детей? Трое?

— Нет, всего двое, — Сандерс улыбнулся, — но временами кажется, что больше.

— И твоя жена — адвокат?

— Да. — Теперь Сандерс чувствовал себя спокойнее, Разговор о жене и детях предполагал более безопасное направление беседы.

— Не представляю, как люди могут жить семьей, — сказала Мередит. — Я однажды попробовала и до сих пор вырваться не могу. Еще четыре месяца алименты выплатить, и все — свободна!

— А кто был твоим мужем?

— Да один бухгалтер из «КоСтар». Такой милый был поначалу, забавный. А потом выяснилось, что он обычный охотник за деньгами. Я ему заплатила отступного за три года. Сачок паршивый. — Мередит махнула рукой, как бы предлагая сменить тему, и посмотрела на часы. — А теперь давай-ка присядем, и расскажи мне, насколько плохи дела с этими дисководами.

— Хочешь посмотреть документы? Они у тебя в чемоданчике.

— Нет. — Она похлопала по кушетке рядом с собой: — Расскажи мне все сам.

Сандерс сел рядом с ней.

— Ты прекрасно выглядишь, Том. — Мередит откинулась назад и, сбросив туфли, пошевелила пальцами ног. — Боже, ну и денек!

— Напряженный?

Она пригубила вина и сдула со лба прядку волос.

— За многим нужно проследить. Я очень рада, что мы будем работать вместе, Том. Мне кажется, что ты у меня единственный друг здесь и я могу рассчитывать только на тебя.

— Спасибо. Постараюсь оправдать твое доверие.

— Итак, насколько плохи дела?

— Ну, это трудно сейчас сказать определенно.

— Ничего, попробуй.

Сандерс понял, что у него нет другого выхода, как обрушить на нее все сразу.

— Мы создали отличные прототипы, но те аппараты, что сходят с конвейера завода в Куала-Лумпуре, работают медленно — запаздывание на сотню миллисекунд.

Мередит вздохнула и печально покачала головой.

— И мы не знаем отчего?

— Пока нет. Отрабатываем, правда, некоторые догадки.

— Эта линия недавно запущена, не так ли?

— Всего два месяца назад.

— Тогда можно сказать, что это сложности пускового периода. Обычное дело.

— Но дело обстоит так, — возразил Сандерс, — что «Конли-Уайт» приобретают нашу компанию как раз за наши новые технологии, особенно за новые дисководы CD-ROM, которые мы сегодня представить практически не можем.

— И ты хочешь им это сказать?

— Боюсь, что они и сами до этого завтра докопаются.

— Может, докопаются, а может, и нет. — Мередит откинулась на спинку кушетки. — Давай посмотрим на положение дел спокойно. Том, эти производственные проблемы на первый взгляд кажутся неразрешимыми, ней только на первый взгляд. А если разобраться, то ничего страшного. Я думаю, что сейчас как раз одна из таких ситуаций. Перетрясем всю сборочную линию. Никаких проблем.

— Возможно, и так. Но точно мы не знаем. На деле это может оказаться дефектом контроллерного чипа, и значит, нам придется поменять нашего сингапурского поставщика. Или хуже того — конструкторская недоработка, допущенная здесь.

— Возможно, — парировала Мередит, — но как ты только что сам сказал, наверняка мы не знаем. И я не вижу причин гадать в такое критическое время на кофейной гуще.

— Но, если говорить честно…

— Не в честности здесь дело, — перебила она, — а в глубинной сути происходящего. Ну ладно, давай посмотрим все пункт за пунктом. Мы сказали им, что у нас есть дисковод «Мерцалка»?

— Да.

— Мы собрали прототип и проверили его по всем параметрам?

— Да.

— Прототип работал как часы. Вдвое быстрее, чем лучшие японские аналоги?

— Да.

— Мы им сказали, что «мерцалки» поставлены на поток?

— Да.

— Вот и ладно, — заявила Мередит. — Мы им сообщили то, что кто угодно может подтвердить. Я бы сказала, что все — святая правда.

— Ну, в общем-то все так, но я не знаю, как мы сможем…

— Том, — Мередит положила руку ему на рукав, — мне всегда нравилась твоя прямота. Я хочу, чтобы ты знал, как я ценю твой опыт и честный подход к делу. Это еще одна причина верить в то, что «мерцалки» будут работать как надо… В принципе мы знаем, что это добротная разработка и что в конце концов дисководы заработают в соответствии с расчетами. Лично я в этом абсолютно уверена, так же как и в твоей способности вернуть работу в нужное русло. И я, не задумываясь, подтвержу это завтра на утреннем совещании. — Она сделала паузу и пристально посмотрела на Сандерса. Ее лицо находилось рядом с его, губы были полураскрыты. — А ты?

— Что — я?

Ее лицо было очень близко к нему, губы были полуоткрыты.

— Ты скажешь это на совещании?

Ее глаза были светло-голубыми, почти серыми. Он забыл об этом, так же как и о том, какие длинные у нее ресницы. Волосы, свободно падающие на плечи, полные губы, мечтательный взгляд…

— Да, — сказал он наконец, — конечно.

— Вот и прекрасно. Тогда будем считать, что с этим все. — Мередит улыбнулась и приподняла стакан. — Не будешь ли так добр?..

— Конечно.

Он встал с кушетки и направился за вином. Мередит, не вставая, следила за ним.

— А я рада, что ты себя держишь в форме, Том. Подкачиваешься?

— Дважды в неделю. А ты?

— У тебя всегда был прелестный петушок. Прелестный крепкий петушок…

Сандерс обернулся.

— Мередит…

Она хихикнула.

— Ну извини. Не смогла удержаться. Ну, мы же старые друзья. — Внезапно она озабоченно нахмурилась. — Надеюсь, я не обидела тебя?

— Нет.

— Не могу представить, что ты стал таким стеснительным, Том.

— Да нет, отчего же…

— Да уж. — Она засмеялась. — А помнишь ту ночь, когда мы сломали кровать?

Сандерс налил вино.

— Ну, не то чтобы сломали…

— Конечно, сломали. Ты перегнул меня через спинку в ногах и…

— Помню, помню…

— …и доска отломилась, а затем вылетело дно кровати, а ты все не мог остановиться, и мы продолжали, а когда я ухватилась за спинку в головах, это все…

— Я помню, — сказал он, мучительно пытаясь прекратить этот разговор и остановить Мередит. — Хорошие я были деньки. Слушай, Мередит…

— И та женщина снизу начала на нас вопить. Помнишь ее? Старую даму из Литвы? Она «тока хатела снать, тама хто-то умирать или как?»

— Ага. Слушай. Я хотел сказать о дисководах…

Мередит подняла стакан.

— Я тебя смущаю. Ты думаешь, я буду к тебе приставать?

— Нет-нет. И в мыслях не было.

— Вот и хорошо, я и не собираюсь, честное слово. — Она насмешливо посмотрела на Сандерса и, откинув голову назад и показав длинную шею, сделала глотом вина. — Фактически я — ой! ой! — Мередит внезапно вздрогнула.

— Что такое? — испуганно спросил Сандерс, подавшись вперед.

— Ой, судорога мышцу свела… Вот здесь, — зажмурив от боли глаза, она показала на плечо у основания шеи.

— Чем я могу тебе…

— Просто потри ее… здесь…

Сандерс поставил свой стакан и начал массировать Мередит плечо.

— Здесь?

— Да, ох, сильнее… сожми…

Он ощутил, как ее мышцы расслабились, и она вздохнула с облегчением. Осторожно покачав головой взад-вперед, Мередит открыла глаза.

— Ох… Намного лучше… Нет, не останавливайся.

Сандерс продолжал массировать плечо.

— Ох, спасибо. Как хорошо… У меня что-то там с нервом. Пустяк, но уж когда вступит. — Она снова покачала головой, проверяя, не вернется ли боль. — Ты все сделал прекрасно, Том. Руки у тебя всегда были волшебными…

Сандерс продолжал тереть Мередит шею. Он хотел бы остановиться, он чувствовал, что все идет не так, как надо, что он слишком близко к ней сидит, что он не хочет к ней прикасаться, но в то же время ему было очень приятно, и он смутно дивился этому ощущению.

— Чудесные руки, — простонала она. — Боже, когда я была замужем, я так часто тебя вспоминала.

— В самом деле?

— Конечно, — подтвердила она. — Говорю тебе, он в постели был ужасен. Ненавижу мужчин, которые не знают, что делают. — Она опять закрыла глаза. — Но с тобой подобных проблем никогда не было.

Она вздохнула, еще сильнее расслабилась и, показалось, потянулась к нему, обмякая, потянулась к его телу, к его рукам. Сразу все поняв, Сандерс в последний раз по-дружески сжал плечо и убрал руки прочь.

Мередит открыла глаза и понимающе улыбнулась.

— Слушай, — сказала она, — не беспокойся. Он отвернулся и отхлебнул вина.

— А я и не беспокоюсь.

— Я имею в виду дисководы. Если у нас возникнут осложнения и понадобится согласие высшего руководства для их устранения, мы его получим. А раньше времени под танки бросаться не надо.

— Ладно, согласен. Думаю, в этом есть смысл. — Втайне Сандерс был обрадован, что разговор вернулся к «мерцалкам», на безопасную почву. — К кому ты обратишься? Прямо к Гарвину?

— Думаю, что да. Предпочитаю действовать неофициально. — Она посмотрела на Сандерса. — А ты изменился.

— Нет, я все тот же.

— А я думаю, ты изменился. — Она улыбнулась. — Раньше ты ни за что не прекратил бы меня массировать.

— Мередит, — сказал он, — сейчас другое дело. Ты руководишь отделом, и я — твой подчиненный.

— Ой, не будь таким глупеньким.

— Но это правда.

— Мы — коллеги, — надула губки Мередит. — На самом деле никто здесь не думает, что я главнее тебя. Мне просто поручили чисто административную работу. Мы коллеги, Том. И я хочу, чтобы у нас были открытые, дружеские взаимоотношения.

— Я тоже.

— Отлично. Я рада, что в этом мы солидарны… — Мередит быстро наклонилась и поцеловала Сандерса в губы. — Вот. Что, это было так уж страшно?

— Мне вовсе не было страшно!

— Как знать? Может, нам в скором времени придется вместе лететь в Малайзию, разбираться со сборочной линией. Там такие чудесные пляжи… Ты когда-нибудь был на Куантане?

— Нет.

— Тебе понравится.

— Думаю, да.

— Я тебе все покажу. Мы свободно сможем прихватить там денек-другой для себя. Расслабимся, погреемся на солнышке.

— Мередит…

— И нет никому нужды об этом знать, Том.

— Я женат.

— Но ты же мужчина.

— Ну и что?

— Ох, Том! — воскликнула она с притворной суровостью. — Только не пытайся заставить меня поверить, что у тебя до сих пор не было даже маленькой интрижки. Помни, я ведь тебя знаю!

— Ты знала меня очень давно, Мередит.

— Люди не меняются. Во всяком случае, в этом отношении.

— Ну, а я думаю, что меняются.

— Ой, брось! Нам еще вместе работать, так давай будем получать удовольствие друг от друга.

Сандерсу очень не нравился этот разговор. Он чувствовал себя страшно неудобно.

— Я сейчас женат, — сказал наконец он, чувствуя себя твердолобым пуританином.

— Ну, твоя личная жизнь меня не заботит, — легко указала Мередит. — Я несу ответственность только за твои производственные показатели. Вот ты все время работаешь и ни на минуту не расслабляешься, а это опасно для здоровья. Так что будь веселым. — Она наклонилась вперед. — Ну давай — один маленький поцелуй…

Зажужжал интерком. Из него донесся голос секретарши:

— Мередит…

Мередит с раздражением посмотрела на аппарат:

— Я же сказала — никаких звонков!

— Прошу прощения, Мередит, но это мистер Гарвин.

— А, ладно. — Мередит соскочила с кушетки и прошла через всю комнату к столу, говоря на ходу:

— Но чтобы больше никаких звонков, Бетси!

— Хорошо, Мередит. Я хотела спросить вас, вы не будете против, если я минут через десять уйду? Я должна поговорить с домовладельцем насчет моей новой квартиры.

— Иди. Ты принесла мне пакетик, который я просила?

— Да, он у меня.

— Занеси его мне и можешь быть свободна.

— Спасибо, Мередит. Мистер Гарвин на втором аппарате.

Мередит сняла трубку и налила еще вина.

— Привет, Боб, — сказала она. — Что новенького? — Было невозможно не обратить внимания на легкий оттенок фамильярности в ее голосе.

Мередит говорила с Гарвином, повернувшись к Сандерсу спиной. Он сидел на кушетке, чувствуя себя опустошенным, безвольным и бесполезным. Секретарша вошла в кабинет, неся в руке пакетик из коричневой упаковочной бумаги, и передала пакет Мередит.

— …Конечно, Боб, — продолжала Мередит. — Я не могла бы более определенно высказать свое согласие. Мы обязательно этим займемся.

Секретарша, поджидая, когда Мередит отпустит ее, улыбнулась Сандерсу. Тот чувствовал себя неуютно, сидя без дела на кушетке; он встал, прошел к окну и, достав из кармана свой радиотелефон, набрал код Марка Ливайна. Он ему и на самом деле обещал позвонить.

— …Очень хорошая мысль, Боб, — слышал он за спиной Мередит. — Думаю, мы должны на этом сыграть.

Сандерс послушал, как телефон отщелкивает цифры набранного им номера. Затем в трубке раздался щелчок включившегося автоответчика, и мужской голос предложил: «Продиктуйте ваше сообщение после сигнала».

— Марк, — заговорил Сандерс, — это Том Сандерс. Я говорил с Мередит насчет «мерцалок». Она полагает, что для только что введенной в действие производственной линии все находится в пределах допустимого: надо просто перетрясти всю цепочку. Она предполагает занять следующую позицию: мы не можем наверняка сказать, что возникшая проблема настолько серьезна, что о ней стоит информировать всех. Мы должны на завтрашнем совещании представить банкирам и людям из «Конли» всю ситуацию как вполне обычную и предсказуемую…

Секретарша вышла из кабинета и, проходя мимо Сандерса, улыбнулась ему.

— …и что, если проблемы с дисководами на самом деле не удастся решить так просто, мы, с согласия руководства, поставим их в известность позже… Я ей передал наши соображения, и сейчас она разговаривает с Бобом, так что предположительно на завтрашнем совещании нам нужно будет придерживаться этой линии…

Секретарша подошла к двери и, дважды повернув головку замка, захлопнула за собой дверь.

Сандерс нахмурился: она заперла за собой дверь. Его беспокоил не сам факт, что она сделала, а то ощущение, будто он участвует в каком-то спланированном заранее спектакле, где все знают свои роли и дальнейшее развитие сюжета, а он — нет.

— …Ладно, Марк, в любом случае, если будут какие-либо изменения, я свяжусь с тобой перед началом совещания и…

— Брось ты свой телефон, — сказала внезапно подошедшая сзади Мередит, обнимая его и прижимаясь к нему всем телом. Ее губы впились в его рот. Сандерс, уже едва осознавая свои действия, уронил телефон на подоконник, и они повалились на кушетку.

— Подожди, Мередит…

— О Боже, я весь день тебя хочу! — страстно шептала она. Затем, поцеловав его еще раз, перекатилась на него, перекинув ногу и прижав его к кушетке. Сандерс лежал в неудобной позе, но тем не менее понимал, что отвечает на ее ласки. Его первой мыслью было, что кто-нибудь может застукать их в таком виде. Он еще успел представить себя со стороны, оседланного собственной начальницей, одетой в деловой костюм цвета морской волны, и подумать, как может отреагировать нечаянно вошедший свидетель, когда ощутил, что его естество тоже не осталось равнодушным к ласкам Мередит.

Она тоже это заметила, и это воодушевило ее еще больше. Она откинулась, чтобы перевести дыхание.

— О, как здорово чувствовать тебя всего… Я не могу спокойно терпеть, когда тот тип касается меня… Эти идиотские очки… Ох, я вся горю, я так давно толком не трахалась… — И она снова навалилась на Сандерса, целуя его так, что ее губы расплющивались об его рот. Ее язык вонзился в его рот, и он подумал: «Боже, она его раздавит!» Он почувствовал знакомый запах ее духов, и это пробудило в нем воспоминания о прошлом.

Мередит пошевельнулась и повернулась так, чтобы просунуть свою руку вниз. Нащупав его через ткань брюк, она страстно застонала и стала искать «молнию». В голове у Сандерса все перемешалось — Мередит, его жена и дети, сломанная кровать, квартирка в Саннивейле… Лицо жены.

— Мередит…

— О-о-о!.. Не говори ничего… Нет! Нет! — Она лежала, хватая воздух мелкими глотками; рот ритмично открывался и смыкался, как у аквариумной рыбки. Тут же он вспомнил, что она всегда так дышала, и удивился, что напрочь об этом забыл. Видя рядом со своим лицом ее пылающие щеки и ощущая на лице ее горячее дыхание, он осознал, что ей наконец удалось справиться с «молнией» и ее рука скользнула к нему в брюки.

— О, наконец-то, — простонала она, сжав свою добычу, и соскользнула вдоль его тела вниз.

— Послушай, Мередит…

— Разреши мне, — хрипло сказала она, — только одну минуточку… — И ее рот накрыл его.

У нее это всегда получалось хорошо. Воспоминания снова нахлынули на него. Она предпочитала делать это в рискованных местах: сидя рядом с ним на переднем сиденье движущегося автомобиля, в мужском туалете на конференции по сбыту, ночью на пляже Напили. Скрытая импульсивная натура, потаенный жар… Когда его с ней знакомили, приятель из «КонТека» по секрету сказал: «Она отсасывает лучше всех в мире».

Ощущая ее губы, выгибая спину от наслаждения, он испытывал смешанное чувство страха и удовольствия. У него был такой напряженный день, наполненный неожиданными событиями, и сейчас он оказался управляемым, подчиненным чужой воле и вовлеченным в опасную авантюру. Лежа здесь на спине, он понимал, что каким-то образом он попал в ситуацию, которой толком не понимал. Позже это может обернуться неприятностями. Он не хотел ехать в Малайзию с Мередит. Он не хотел заводить шашни со своим начальником. Он не хотел проводить с ней даже одной ночи. Это, в конце концов, всегда оборачивалось сплетнями у кофеварки и многозначительными взглядами в коридоре. Супруги тоже рано или поздно узнают. Всегда. А потом хлопанье дверями, адвокаты, опекунство над собственными детьми.

Ничего этого Сандерс не хотел. Его жизнь была налажена, все на своих местах. У него были определенные обязательства, а эта женщина из его прошлого ничего этого не имела. Она была свободна, а он нет. Сандерс приподнялся на локтях.

— Мередит…

— Господи, какой он вкусный…

— Мередит…

Она протянула руку и прижала пальцы к его губам:

— Тсс… Я знаю, ты это любишь.

— Люблю, — согласился он, — но я…

— Тогда не мешай.

Не отрываясь от своего занятия, она расстегнула на нем рубашку, и гладила грудь, пощипывая его соски. Сандерс посмотрел вниз, на оседлавшую его ноги Мередит, на ее голову, склонившуюся над ним; ее блузка распахнулась, и груди свободно покачивались. Мередит протянула руки и, нащупав его ладони, прижала их к своей груди.

Груди были великолепны, соски мгновенно напряглись под его руками. Мередит застонала, ее тело стало извиваться над Сандерсом. В ушах у Сандерса зазвенело, к лицу прилила кровь, и внезапно весь мир куда-то уплыл; звуки доносились будто издалека, остались только эта женщина, ее тело и его желание.

В этот момент он ощутил, как в нем вспыхивает и разгорается злость, ярость самца, подчиненного женщине, ведомого ею, и он немедленно возжелал утвердиться, овладеть инициативой. Он рывком сел и, схватив женщину за волосы, резко поднял ей голову, сильно перегнув ее в спине. Мередит заглянула ему в глаза и все поняла.

— Да! — прошептала она и отодвинулась в сторону так, чтобы Сандерс мог сесть рядом с ней. Его рука соскользнула между ее ног и, нащупав в потаенном тепле кружевные трусики, потянула их вниз. Мередит приподняла бедра, чтобы помочь ему, и он спустил трусики до колен; взмахнув ногами, она сбросила их совсем. Продолжая гладить его волосы, она продолжала страстно шептать ему прямо в ухо: «Да… Да!»

Юбка сбилась валиком у нее на талии. Сандерс крепко поцеловал Мередит и широко распахнул блузку, сильнее прижимая ее к своей голой груди и всем телом чувствуя ее тепло. Пошевелив пальцами, он добрался до ее лона. Задохнувшись от поцелуя, она смогла только кивнуть: «Да!»

В первую секунду он был почти ошеломлен: она была почти сухая, но почти сразу вспомнил, что, несмотря на ее страстные слова и темпераментные телодвижения, самая сокровенная часть ее тела не торопилась реагировать, перенимая его возбуждение. Мередит всегда возбуждалась в основном от его желания и всегда кончала практически одновременно с ним — ну разве что на несколько секунд позже; но иногда Сандерсу приходилось изо всех сил имитировать свою страсть, пока Мередит, увлеченная своими ощущениями и погруженная в свой собственный мир, продолжала двигаться под ним, в то время как Сандерс уже миновал пик наслаждения. И он всегда чувствовал себя как-то одиноко, как будто она просто использовала его как вещь. Это воспоминание заставило Сандерса на секунду остановиться, и она, почувствовав его колебания, страстно обняла его и, постанывая, стала нащупывать пряжку его ремня, лаская горячим языком его ухо.

Но неприятное воспоминание сделало свое дело, его яростный порыв становился все слабее, и где-то в глубине сознания промелькнула мысль: «Все это ни к чему».

Его чувства перевернулись, и мысли потекли по знакомому руслу: встретиться с давней любовницей, быть очарованным ею еще во время обеда, почувствовать страстное желание и внезапно в самый пиковый момент вспомнить все разногласия, все старые конфликты и обиды, ощутить давно забытое раздражение — всего этого было достаточно для того, чтобы пожалеть о случившемся, но раз уж что-то произошло, то как-нибудь выкрутиться из ситуации, остановить все. Но, как правило, из подобных ситуаций выхода не бывает.

Его пальцы оставались в ней, и она начала потихоньку ерзать, стараясь отыскать их самым своим чувствительным местечком. Вход стал горячим и влажным. Тяжело дыша и продолжая ласкать Сандерса, она раздвинула ноги пошире и простонала:

— О, как я люблю твои ласки…

«Как правило, из подобных ситуаций выхода не бывает».

Тело Сандерса напряглось: твердые соски Мередит скользили вверх-вниз по его груди, ее руки ласкали его, и, когда она острым кончиком своего языка лизнула ему мочку уха, он опять забыл обо всем, кроме своего желания, горячего и злого, и настолько сильного, что оно полностью глушило трезвую мысль, что он находится здесь против своей воли и что Мередит манипулирует им как вещью. Он просто хотел ее. Хотел ее. Ужасно хотел…

Женщина опять почувствовала смену его настроения и, перестав его целовать, откинулась на кушетку в ожидании, следя за ним из-под опущенных век и кивая головой. Его пальцы продолжали шевелиться в ней, заставляя ее судорожно хватать ртом воздух; Сандерс повернулся и опрокинул Мередит на спину. Она задрала юбку повыше и раздвинула ноги. Сандерс склонился над ней, и она улыбнулась всепонимающей победной улыбкой. Он пришел в ярость от ее торжества, от ее выжидательной отрешенности, и ему захотелось схватить ее, заставить почувствовать то униженное состояние, в котором сейчас находился он сам, заставить ее стать частью происходящего, а не снисходительным наблюдателем, стереть с ее лица эту самодовольную отстраненность. Он раздвинул ее ноги пошире, но, не входя в нее, откинулся назад, терзая ее пальцами.

Она выгнула спину, ожидая его.

— Не надо, нет… пожалуйста!..

Он по-прежнему мешкал, глядя на нее. Его злость испарилась так же быстро, как и пришла, мысли потекли более упорядочение. Внезапно на него нашло озарение, и он увидел себя со стороны, запыхавшегося женатого мужчину средних лет со штанами, спущенными до колен, наклонившегося над женщиной, распростертой на слишком маленькой для них кабинетной кушетке. Какого дьявола он здесь делает?

Глядя ей в лицо, он заметил, как макияж потрескался в уголках ее глаз и вокруг рта.

Мередит обхватила его за плечи и потянула к себе.

— Пожалуйста… нет… не надо. — Внезапно она отвернулась и закашлялась.

Сандерс почувствовал, как в нем что-то оборвалось. Он сел и холодно сказал:

— Ты права. — Затем вскочил с кушетки и натянул брюки. — Нам не стоит этого делать.

Мередит села и озадаченно спросила:

— Что ты делаешь? Ты же хочешь этого так же, как и я! Я же знаю!

— Нет, — упрямо ответил он, — мы не должны этого делать, Мередит. — И, щелкнув пряжкой ремня, шагнул назад.

Женщина смотрела на него недоверчиво и ошеломленно, как будто ее резко разбудили.

— Ты шутишь?..

— Это была неподходящая идея. Мне это все не нравится.

В ее глазах колыхнулось бешенство:

— Ах ты смердячий сукин сын!..

Она взлетела с кушетки и с разбегу изо всех сил ударила его сжатыми кулаками.

— Ублюдок! Тварь! Свинья траханая! — Уворачиваясь от ее ударов, Сандерс попытался застегнуть рубашку. — Дерьмо! Подонок!

Обежав вокруг него, Мередит схватила его за руки, не давая застегнуть пуговицы.

— Ты не можешь!.. Ты не смеешь так поступать со мной!

Пуговицы отлетели. Женщина хватила Сандерса ногтями поперек груди, оставив длинные алые полосы. Он снова отвернулся, уворачиваясь и мечтая только об одном: выбраться отсюда. Одеться и поскорее смотаться. Она заколотила его по спине.

— Нет, недоносок, так просто ты не уйдешь!

— Прекрати, Мередит, — сказал он. — Хватит уже.

— Драть тебя распротак! — Она вцепилась ему в волосы и, с неожиданной силой притянув его голову вниз, вцепилась зубами в ухо. Сандерс скривился от резкой боли и отшвырнул женщину от себя. Теряя равновесие, Мередит отлетела в угол и, налетев на стеклянный кофейный столик, растянулась на полу.

— Ты вонючий сукин сын, — задыхаясь, сказала она, сев на ковре.

— Мередит, оставь меня в покое! — Сандерс снова застегнул рубашку. В голове крутилась одна мысль: бежать отсюда, собрать свои шмотки и немедленно бежать. Потянувшись за пиджаком, он заметил на подоконнике свой портативный телефон.

Обойдя кушетку, он поднял аппарат, и в ту же секунду стакан из-под вина, пролетев, ударился в оконное стекло и разлетелся вдребезги. Обернувшись, он увидел, что Мередит стоит посреди комнаты, высматривая, чем бы еще в него запустить.

— Я тебя убью, — крикнула она. — Я убью тебя к разэтакой матери!

— Ну хватит, Мередит! — попросил он.

— Черта с два! — И она швырнула в него коричневым бумажным пакетиком. Тот лопнул, ударившись о стекло, и из него вывалилась на пол пачка презервативов.

— Я ухожу домой, — предупредил Сандерс, направляясь к двери.

— Ага, — подтвердила она, — ты идешь домой к своей бабе и своей поганой семейке.

В голове Сандерса зазвучал сигнал тревоги. Он на секунду остановился.

— Давай-давай! — сказала она, видя его замешательство. — Я все про тебя знаю, козел! Твоя жена тебе не дает, ты пришел сюда и стал ко мне приставать, а когда я тебя отшила, ты напал на меня, гнусный вонючий козел! Ты думаешь, тебе сойдет с рук подобное обращение с женщиной, тварь?

Сандерс потянулся к дверной ручке.

— Ты пытался меня изнасиловать, ты — покойник!

Обернувшись, он увидел, как Мередит, неуверенно стоя на ногах, ухватилась за краешек стола. «Она пьяна!» — понял он.

— Спокойной ночи, Мередит, — сказал он, поворачивая ручку, но вспомнил, что дверь заперта на замок. Он отпер ее и, не оглядываясь, вышел.

В приемной работала уборщица, выгребая бумаги из корзины, стоявшей под столом секретарши.

— Я тебя урою к такой матери за такие штучки! — крикнула Мередит вдогонку.

Уборщица услышала этот вопль и посмотрела на Сандерса. Тот, стараясь не встречаться с ней глазами, прошмыгнул к лифту. Нажав кнопку вызова, он передумал и пробежал вниз по лестнице.

Стоя на палубе парома, возвращавшегося в Уинслоу, Сандерс смотрел на заходящее солнце. Вечер был спокойным, почти безветренным; поверхность воды была темной и гладкой. Он обернулся и, посмотрев на городские огни, попытался понять, что же произошло. С парома он мог видеть верхние этажи зданий, которые занимал «ДиджиКом», возвышающиеся над горизонтальной серой бетонной полосой набережной. Сандерс попробовал было найти окно кабинета Мередит, но было уже слишком далеко.

Здесь, над водой, по дороге домой, к семье, к знакомому, установившемуся распорядку, события предыдущих двух часов казались уже нереальными. Было трудно поверить, что все случившееся произошло на самом деле. Сандерс снова и снова прокручивал в мыслях ситуацию, пытаясь понять, где и как он сделал ошибку, после которой все пошло наперекосяк. Он чувствовал, что он сам был виноват во всем, что он каким-то образом обманул Мередит. Иначе она ни за что не стала бы к нему приставать. Весь эпизод очень смущал его, да и ее, наверное, тоже. Сандерс чувствовал себя виноватым и жалким и был глубоко озабочен своим будущим. Что теперь будет? Что сделает Мередит?

Он не мог себе этого представить даже приблизительно. Он понимал, что совсем на знает Мередит; когда-то они были любовниками, но это было так давно… Теперь она совсем другой человек, по-другому относящийся к жизни, и этот человек совершенно незнаком ему.

Хотя вечер был теплым, Сандерс почувствовал озноб и, чтобы согреться, вошел в надстройку парома. Присев, он достал свой телефон, чтобы позвонить Сюзен, и попытался включить его, но сигнальный огонек не загорелся — батарейка села. Сандерс удивился — заряда в батарейках обычно хватало на целый день.

А впрочем, это был подходящий конец для такого дня…

Ощущая под ногами дрожь от работы двигателей, Сандерс стоял в умывальной комнате и смотрел на себя в зеркало. Волосы были взъерошены; пятно губной помады отчетливо виднелось на губах, другое — на шее; две пуговицы на рубашке были оторваны напрочь, костюм помят. Он повернул голову, чтобы взглянуть на ухо: на месте укуса виднелись мелкие пятнышки, оставленные зубами. Сандерс расстегнул рубашку и уставился на глубокие красные царапины, протянувшиеся двумя параллельными рядами вниз по груди.

О Боже!..

Как он скроет все это от Сюзен?

Намочив бумажную салфетку, он стер следы помады, кое-как пригладил волосы и доверху застегнул короткий плащ, закрыв распахнутую рубашку. Приведя себя в приличный вид, он прошел в каюту и сел у окна, уставившись в пространство.

— Привет, Том!

Сандерс поднял глаза и увидел своего бейнбриджского соседа Джона Перри. Перри работал юристом в «Мерлин и Ховард», одной из старейших юридических фирм Сиэтла. Это был чрезвычайно жизнерадостный и общительный человек, и именно поэтому Сандерс вовсе не горел желанием вступать с ним в разговор. Но Перри без особого приглашения опустился в кресло напротив.

— Как живется? — бодро поинтересовался он.

— Довольно неплохо, — ответил Сандерс.

— А у меня был потрясающий денек!

— Рад слышать.

— Просто потрясающий, — повторил Перри. — Мы выиграли трудное дело, и как выиграли!

— Чудесно, — старательно глядя в окно и надеясь, что Перри поймет намек, сказал Сандерс. Для Перри намек оказался слишком тонок.

— Ага, дело было чертовски трудным. Все висело на волоске, — продолжал он. — Глава семь Федерального уложения. Клиентка — она работает в «МикроТек» — пожаловалась, что ее зажимают по службе из-за того, что она женщина. Говоря по правде, оснований для возбуждения дела было маловато, кроме того, она выпивала, ну и еще кое-что там… Были осложнения. Но в нашей фирме работает одна телка, Луиза Фернандес, испанка. У нее на такие случаи мертвая хватка. Мертвая, говорю тебе! Заставила присяжных присудить клиентке около полумиллиона зеленых. Эта Фернандес раскручивает дела, основанные на прецедентах так, как никто не может. Из шестнадцати дел она выиграла четырнадцать. Снаружи такая миленькая и скромная, а внутри — гранит! Говорю тебе, бабы меня иногда просто пугают!..

Сандерс промолчал.

Когда он вошел в дом, дети уже спали. Сюзен всегда их укладывала рано. Он поднялся наверх; его жена, сидя на кровати, просматривала бумаги из папок и скоросшивателей, разбросанных по покрывалу. Увидев Сандерса, она вскочила и, подбежав, обняла его. Тело Сандерса непроизвольно напряглось.

— Мне так жаль, Том, — сказала она. — Прости меня За сегодняшнее утро. Как плохо получилось с твоей работой… — Она подняла лицо и легонько поцеловала мужа в губы. Сандерс неловко отстранился, опасаясь, что Сюзен почует запах духов Мередит или…

— Ты сердит за сегодняшнее утро? — виновато спросила она.

— Нет, — ответил он. — Честно, нет. Просто был тяжелый день.

— Куча совещаний по слиянию?

— Да, — подтвердил он. — А завтра еще больше. С ума можно сойти.

Сюзен кивнула.

— Могу себе представить. Тебе только что звонили из конторы. От Мередит Джонсон.

— Да? — спросил он, стараясь казаться невозмутимым.

— Ага, минут десять назад. — Сюзен вернулась на кровать. — А кто она, между прочим? — Сюзен всегда настораживалась, когда Сандерсу с работы звонили женщины.

— Новая начальница, — ответил Сандерс. — Ее только что перетащили из Купертино.

— Мне показалось… она разговаривала со мной так, будто знала меня.

— Не думаю, что вы когда-либо могли видеться. — Он умолк, надеясь, что разговор закончился.

— Ну, — сказала Сюзен, — разговаривала она вполне дружелюбно. Просила тебе передать, что все отлично, и что официальное совещание начнется завтра в восемь тридцать, и что она сама тебя найдет.

— Вот и отлично.

Сандерс сбросил туфли и начал было расстегивать рубашку, но вовремя спохватился. Наклонившись, он подобрал туфли.

— А сколько ей лет? — поинтересовалась Сюзен.

— Мередит? Не знаю. Тридцать пять или что-то около этого. А что?

— Просто интересно.

— Я пошел в душ, — сказал он.

— Давай. — Она подобрала листки со своими заметками, устроилась на кровати поудобнее и включила лампу для чтения.

Сандерс направился к двери.

— Ты ее знал? — спросила Сюзен.

— Я встречал ее раньше. В Купертино.

— А чем она занимается здесь?

— Она мой новый босс.

— Так это она?

— Ага, — подтвердил он, — она.

— Та самая женщина, близкая к Гарвину?

— Ага. А тебе кто сказал? Адель? — Адель Ливайн, Жена Марка, была одной из лучших подруг Сюзен.

— И Мери Энн тоже звонила, — кивнула Сюзен. — Телефон весь день не умолкал, аж раскалился.

— Могу себе представить.

— Гарвин, что же, спит с ней или как?

— Никто точно не знает, — ответил Сандерс. — Нобольшинство считает, что нет.

— Чего ради тогда он притащил ее сюда, вместо того чтобы отдать эту работу тебе?

— Не знаю, Сью.

— Ты не говорил с Гарвином?

— Он хотел встретиться со мной утром, но меня не было.

Сюзен кивнула.

— Ты, должно быть, кипел. Или, как обычно, принял все как должное?

— Ну, — он пожал плечами. — А что я могу сделать?

— Подать заявление об уходе.

— Ни за что.

— Они над тобой издеваются! Почему ты не уйдешь?

— Поиски новой работы — это не лучший выход из положения. Мне уже сорок один год. И мне не улыбается начинать все сначала. К тому же Фил утверждает, что они собираются выделить инженерные подразделения и провести акционирование в течение года. Даже если я не буду главой новой фирмы, я останусь одним из ее руководителей.

— И ты уже знаешь детали?

Сандерс кивнул.

— Они дадут каждому по двадцать тысяч акций и право на льготное приобретение еще пятидесяти тысяч акций в год.

— Почем?

— Как правило, они отдают акции по двадцать пять центов за штуку.

— А в свободной продаже они будут идти за сколько? За пять долларов?

— Не меньше, ведь спрос на них растет. Думаю, что они пойдут по десяти, а если попадем в струю, то и по двадцати долларов за акцию.

Несколько секунд стояла тишина. Сандерс знал, что его жена всегда была сильна в устном счете.

— Нет, — прервала молчание Сюзен, — тебе не надо увольняться.

Он тоже производил расчеты много раз. Сандерс знал, что на доход от этих пятидесяти тысяч акций он сразу выкупит закладную на дом. А уж если акции по-настоящему пойдут в гору, то прибыль его будет фантастической — что-то между пятью и четырнадцатью миллионами долларов в год. Именно поэтому акционирование было заветной мечтой сотрудников любой технологической компании.

— Так что я проработаю еще по меньшей мере два года, даже если они поставят во главе этого отдела Годзиллу,[19] — сказал он.

— А разве они не это самое и сделали? Поставили во главе Годзиллу?

— Еще не знаю, — пожал плечами Сандерс.

— Ты с ней сработаешься?

Сандерс заколебался.

— Не уверен. Пойду я сегодня в душ или нет?

— Иди, — разрешила Сюзен. В дверях Сандерс обернулся: она уже опять углубилась в свои бумаги.

Приняв душ, Сандерс подсоединил свой карманный телефон к зарядному устройству около раковины и натянул футболку и боксерские трусы. Глянув в зеркало, он убедился, что царапин не видно. Правда, мог остаться еще запах духов и, чтобы перестраховаться, Сандерс поплескал на щеки одеколоном, которым пользовался после бритья.

Затем он заглянул в комнату сына, чтобы посмотреть на него. Мэттью громко посапывал, засунув большой палец в рот. Одеяльце он во сне сбросил ножками. Сандерс осторожно накрыл его и поцеловал в лобик.

Затем он прошел в комнату Элайзы и не сразу нашел свою дочь: в последнее время у нее появилась привычка спать, соорудив над собой баррикаду из подушек и одеял. Войдя в комнату на цыпочках, Сандерс увидел, как из-под баррикады высунулась маленькая ручка и помахала ему. Он подошел ближе.

— Ты почему не спишь, Лиз? — шепотом спросил он.

— Страшный сон приснился, — ответила она, не выглядя, однако, испуганной.

Сандерс присел на краешек кровати и погладил дочь по головке.

— Какой сон?

— Про чудовище.

— Ой-ой…

— На самом деле это был принц, но могучая злая колдунья наслала на него проклятье.

— Это верно… — Он пригладил девочке волосики.

— …И превратила его в ужасное чудовище.

Девочка цитировала текст кинофильма почти дословно.

— Верно, — повторил он.

— А зачем?

— Не знаю, Лиз. Такая сказка.

— Потому что он не пустил ее укрыться от непогоды? — снова процитировала девочка. — А кстати, почему он не пустил, папа?

— Не знаю, — повторил он.

— Потому что в его сердце не было любви, — объяснила дочь.

— Лиз, пора спать.

— Сначала подскажи мне сон, папа.

— Ладно. Над твоей постелькой повисла прелестная серебряная тучка и…

— Это плохой сон, папа, — нахмурилась дочка.

— Хорошо, а какой сон ты хочешь?

— С Кермитом.

— Пожалуйста. Кермит сидит вот здесь, прямо у твоего изголовья, и будет дежурить здесь всю ночь.

— И ты тоже!

— Хорошо, я тоже. — Он поцеловал Элайзу в лоб, и она перекатилась на бочок лицом к стене. Выходя из комнаты, Сандерс слышал, как она зачмокала, засунув в рот палец.

Вернувшись в спальню, он сдвинул в сторону бумаги жены, расчищая себе место для сна.

— Она еще не спит? — спросила Сюзен.

— Наверное, засыпает. Сон попросила. Про Кермита.

— Да, Кермит — ее новое увлечение, — кивнула жена.

Похоже, что она не обратила внимания на его футболку. Сандерс нырнул под одеяло и внезапно почувствовал себя совершенно вымотанным. Откинувшись на подушку, он закрыл глаза. Почти засыпая, он услышал, как Сюзен сгребла свои папки с постели и щелкнула выключателем.

— М-м-м, — пробормотала она, — как от тебя приятно пахнет…

Сюзен прижалась к Сандерсу, уткнувшись лицом в его шею, и закинула на него ногу. Это была ее стандартная увертюра, которая неизменно раздражала его. Он чувствовал себя, будто прикнопленным ее тяжелой ногой. В Сюзен потрепала его по щеке.

— Это ты для меня надушился?

— Ох, Сюзен, — вздохнул Сандерс, преувеличивая свою усталость.

— Считай, что это сработало, — хихикнула жена и, запустив руку под одеяло, засунула ее под футболку.

Сандерс неожиданно разозлился. Да что это с ней? У нее никогда недоставало такта в таких вещах. Вечно на нее накатывало в неподходящее время и в неподходящем месте! Он потянулся вниз и перехватил руку жены.

— Что-нибудь не так?

— Сью, я и вправду устал.

Сюзен остановилась.

— Тяжелый день, да? — сочувственно спросила она.

— Само собой. Очень тяжелый.

Жена приподнялась на локте и наклонилась над ним, теребя пальцем его нижнюю губу.

— А ты не хочешь, чтобы я тебя повеселила?

— Нет, спасибо.

— Ни капельки?

Сандерс опять вздохнул.

— Ты уверен? — поддразнивая, спросила она. — Ты совершенно уверен? — И она нырнула под одеяло.

Засунув обе руки под одеяло, он успел удержать ее голову.

— Сюзен, ну пожалуйста! Оставь!

— Еще только половина девятого, — хихикнула она. — Не мог же ты настолько устать!

— Мог.

— А я готова поспорить, что нет…

— Да брось ты! У меня нет настроения!

— Ну ладно, ладно! — Она отодвинулась от Сандерса. — Я вот только не могу понять, зачем ты тогда надушился?

— Ради Бога…

— Мы уже скоро совсем не будем заниматься любовью!

— Это из-за того, что ты постоянно в разъездах.

Это был неверный ход.

— Я не «постоянно в разъездах»!

— Тебя нет дома минимум две ночи в неделю.

— Это не значит, что я «постоянно в разъездах»! И, между прочим, это моя работа.

— Я-то рассчитывала, что ты меня будешь поддерживать!..

— Я поддерживаю.

— Жаловаться — это не значит поддерживать.

— Сама посуди, — огрызнулся он. — Когда тебя нет в городе, я прибегаю домой пораньше, кормлю детей и все делаю для того, чтобы ты не беспокоилась!..

— Иногда, — сказала она. — А иногда ты допоздна сидишь в конторе, и дети остаются с Консуэлой, пока все…

— Но я же тоже работаю…

— Ну и нечего мне болтать насчет «все делаю». Ты в тысячу раз меньше проводишь дома, чем я, и это я разрываюсь на двух работах сразу, а ты, как правило, делаешь только то, что тебе нравится. Так же как и все остальные мужики в этом мире!..

— Сюзен…

— Господи, в кои-то веки ты что-то сделаешь по дому и тут же начинаешь изображать из себя мученика! — Она села на постели и включила торшер. — Все женщины, которых я знаю, работают больше любого мужчины.

— Сюзен, я не хочу ссориться.

— Ну, конечно, я еще и виновата. Все из-за меня! Вы же не мужики, а говнюки!..

Сандерс на самом деле очень устал, но злость придала ему сил. С неожиданной энергией он вскочил с кровати и заходил взад-вперед.

— А при чем здесь все мужчины? Теперь мне придется «выслушать лекцию о том, как вас, бедняжек, угнетают?

— Вот что, — сказала Сюзен, сев в постели, — женщин и в самом деле угнетают, и это факт.

— В самом деле? И как же это выражается в твоем лично случае? Ты никогда не стираешь, ты никогда не готовишь, ты даже пола не подметаешь — все это кто-то за тебя делает! Детей в школу отводишь, а забираешь их из школы тоже не ты. Боже мой, наконец, ты компаньон в юридической фирме! Так что ты из себя сиротку строишь?

Сюзен изумленно смотрела на него. Сандерс знал почему: Сюзен уже сто раз закатывала речь об угнетении женщин и ни разу не слышала, чтобы он ей противоречил. Со временем это стало принятой обоими идеей брака. А на этот раз он не согласился с основными тезисами, нарушив этим установленные правила.

— Я не верю своим ушам! Я всегда думала, что ты другой… — Сюзен понимающе прищурилась. — А, это потому, что женщина получила твою работу?

— Так, теперь мы пройдемся насчет уязвленной гордости самца?

— Но это же правда? Ты просто напуган!

— Ничего подобного! Ерунда. Что там насчет уязвленной гордости? Твою гордость задеть еще проще — настолько просто, что, получив отказ в постели, ты не можешь удержаться от того, чтобы не затеять ссору!

Это ее остановило. Сандерс сразу увидел: крыть ей нечем. Она просто сидела с каменным лицом.

— О Господи, — сказал он и повернулся, чтобы выйти из комнаты.

— Это ты затеял ссору, — наконец заговорила она.

Сандерс повернулся:

— Нет, не я.

— Ты. Ты первый заговорил о моих командировках.

— Нет, это ты первая начала жаловаться, что мы перестали заниматься любовью.

— Я только констатировала факт.

— Боже, никогда не женитесь на юристах.

— Вот! Твоя гордость уязвлена!

— Сюзен, что ты там толкуешь о гордости? А кто утром, черт побери, устроил дома бедлам только из-за того, что хотел расфуфыриться перед детским врачом?

— Вот оно! Наконец-то! Ты распсиховался оттого, что из-за меня опоздал на работу. Ну и что? Ты считаешь, что не получил работу из-за того, что опоздал сегодня?

— Нет, — ответил он. — Я не…

— Ты не получил работу, — продолжала она, — потому что Гарвин ее тебе не дал. Ты недостаточно хорошо зарекомендовал себя, и начальником сделали кого-то получше тебя. Вот почему! Женщина работает лучше тебя.

Трясясь от ярости, потеряв дар речи, Сандерс повернулся на пятках и вылетел из спальни.

— Правильно, иди, — крикнула она ему в спину. — Топай! Ты всегда так поступаешь. Ты даже за себя постоять не можешь. Что, неприятно это слышать, Том? Но это правда! И если ты не получил работу, то вини в этом только себя.

Сандерс хлопнул дверью.

Сандерс сидел на кухне, не зажигая света. Было очень тихо, только негромко гудел холодильник. Через кухонное окно он видел верхушки елей на фоне залитого лунным светом залива.

Некоторое время он гадал, спустится ли к нему Сюзен. Она не спустилась. Встав, он прошелся по кухне и вспомнил, что после ленча на работе ничего не ел. Присев, он заглянул в холодильник, прищурившись от яркого света лампочки. Холодильник был забит детским питанием, пакетами сока, баночками витаминов и бутылочками патентованных снадобий. Сандерс порылся внутри, надеясь найти завалящий кусок сыра или банку пива. Все, что ему удалось отыскать, — это банку диетической кока-колы, которую покупала Сюзен.

Эх, подумал он, где они, ушедшие деньки, когда его холодильник был битком набит едой и огромным количеством пива. Его холостяцкие деньки…

Он достал кока-колу. Элайза тоже начала ее пить.

А ведь он сто раз говорил Сюзен, что не хочет, чтобы дети употребляли диетические напитки. Они должны получать полноценное питание. Настоящую еду. Но Сюзен всегда занята, Консуэле все до лампочки, и дети едят всякую дрянь. Ему это не нравилось.

Есть было нечего. В его собственном проклятом холодильнике было пусто. Он с надеждой поднял крышку морозилки и нашел недоеденный бутерброд с ореховым маслом и желе. На бутерброде отпечатались маленькие зубки Элайзы. Сандерс повертел сандвич в руках, пытаясь определить, сколько тот лежал в холодильнике, и, не найдя, по крайней мере, следов плесени, счел его съедобным.

Вот зараза, думал он, стоя в футболке у открытого, освещенного изнутри холодильника и доедая остаток бутерброда. Заметив свое отражение в стеклянной дверце микроволновой печи, он вздрогнул. «Еще один почетный представитель патриархата, повелевающий своим поместьем».

Господи, подумал он, и что только женщины делают со всем этим хламом?

Доев бутерброд, он стряхнул с рук крошки. Настенные часы показывали пятнадцать минут десятого. Сюзен ложилась спать рано. Очевидно, она не собиралась идти мириться, как и всегда. Мириться — это была его обязанность. Он был штатным миротворцем. Сандерс распечатал пакет молока и, отпив из него, поставил обратно на проволочную полку. Закрыв дверцу, он снова очутился в темноте.

Добравшись до раковины, он вымыл руки и вытер их посудным полотенцем. Слегка утолив голод, он уже не чувствовал озлобления, только усталость. Выглянув в окно, он увидел сквозь ветви деревьев огни парома, плывущего на запад, в сторону Бремертона. Одной из причин, почему Сандерс любил этот дом, была его относительная изолированность. Участок вокруг дома был незастроенный. Это хорошо для детей — они должны иметь место для игр и беготни.

Сандерс зевнул. Нет, она не придет, хоть до утра здесь торчи. Он знал, как все будет происходить: он встанет первым, сварит ей кофе и принесет ей в постель. Потом попросит прощения, она тоже, они обнимутся, и он побежит одеваться. Вот так.

Он поднялся по темной лестнице на второй этаж и открыл дверь в спальню. Было слышно спокойное дыхание Сюзен.

Сандерс нырнул под одеяло и лег на бок.

И заснул.